Страница:
— Действительно, хорошее вино… Спасибо… Теперь я должен идти.
Не успел он договорить, как почувствовал, что блаженное тепло от алкоголя и специй растекается по всему телу. Пьеру показалось, что его голос звучит как-то неестественно и откуда-то сверху. Раньше он ничего подобного не испытывал. Его словно окатило волшебной горячей волной, отчего кровь стала пульсировать с невиданной силой. В ушах стоял приятный нежный звон, а перед глазами качалась манящая розовая пелена. Внезапно ему показалось, что комната стала больше и все вокруг изменилось. В причудливом свете свечей он с трудом узнавал убогую обстановку и зловещие колдовские предметы. Вдруг огоньки на свечах загорелись ярче и веселее и слились в едином мягком розовом сиянии. Сердце юноши стало биться в одном ритме с язычками пламени.
На миг он осознал, что ведьма что-то подсыпала в вино и околдовала его. Страх сковал его душу. Ему захотелось бежать без оглядки, но тут прямо перед собой он увидел мать Антуанетту. Она стояла перед Пьером нагая, сбросив засаленную юбку к его ногам. Юношу поразило, как она изменилась. Тотчас же из души его исчезли и страх, и прежнее отвращение к колдунье. Волшебный жар разгорался в нем все с большей силой, и юноша знал, какое неземное блаженство уготовано ему судьбой… Бесформенное тело колдуньи приобрело пышные формы; бесцветные тонкие губы манили жаркими поцелуями. Короткие толстые руки, тяжелая отвислая грудь, жирные складки дряблого живота и бедер — все казалось соблазнительным и предвещало райское наслаждение.
— А теперь я тебе нравлюсь, мой мальчик? — спросила Антуанетта, прижимаясь к нему. Юноша обнял ее со всей страстью юности. Его руки были горячими и ненасытными, ее — влажными и холодными. Тело женщины казалось послушным и податливым, как болотная кочка, когда на нее наступаешь ногой. Оно было белым и полностью лишенным волос, местами шероховатым, как у лягушки, однако это не отталкивало, а возбуждало еще сильнее. Антуанетта была такой толстой, что Пьеру не удавалось обнять ее, но любовный жар, рожденный вином, уже кипел в его крови.
Колдунья увлекла юношу на деревянную лавку, служившую ей постелью. Там не было ни подушки, ни белья, но тело женщины было мягче и желанней самой дорогой подушки. Рядом с постелью пылал очаг, там кипел странный огромный котел, и его испарения сплетались в неясные причудливые образы, в которых можно было угадать человеческие фигуры, сплетенные в непристойных позах.
Когда Пьер проснулся, за окном царила серая предрассветная мгла. Свечи уже догорели, и в комнате царил полумрак. У него кружилась голова, и он тщетно пытался вспомнить, где он и что он тут делает. Затем он повернул голову и увидел прямо рядом с собой нечто, что могло привидеться только в самом кошмарном сне, — огромную мерзкую жабу, размером с тучную женщину. Ее конечности чем-то напоминали женские руки и ноги. Рука юноши лежала на чем-то круглом и мягком, отдаленно похожем на женскую грудь, и гадкая тварь прижималась к нему своим склизким пупырчатым телом.
Воспоминания о безумной ночи тотчас вернулись, и юноша с трудом сдержал тошноту. Коварная ведьма околдовала его, и он поддался ее злым чарам. Пьер попытался пошевелиться, но отвращение и ужас, казалось, парализовали его. Несчастный закрыл глаза, он не мог больше выносить вида отвратительной твари, которой на самом деле оказалась мать Антуанетта в ее истинном обличий. Но, потом собравшись с силами, Пьер медленно отодвинулся от неподвижной уродливой туши. Колдунья не подавала никаких признаков пробуждения, и юноша осторожно поднялся с лавки. Однако, словно повинуясь какой-то неведомой силе, он обернулся, чтобы вновь взглянуть на постель — и увидел только тучную пожилую женщину. Может быть, огромная жаба всего лишь померещилась или приснилась ему? Пьер постепенно приходил в себя, ему уже не было так страшно, но при мысли о ночи, проведенной с развратной старухой, тошнота подступала к горлу.
Опасаясь, что ведьма может в любой момент проснуться и попытается вновь задержать его, Пьер бесшумно выскользнул из хижины. Уже совсем рассвело, но над болотом висел холодный белый туман. Он скрыл тростники и призрачным пологом висел над тропинкой, по которой предстояло идти. Пьер решительно вошел в белое облако, и оно оплело его своими холодными влажными щупальцами, пытаясь проникнуть под одежду.
Юноша плотнее закутался в накидку и ускорил шаг. Туман становился все гуще и холоднее, он клубился и принимал причудливые формы, словно создавая непреодолимую преграду на пути Пьера. Узкая извилистая тропинка была уже еле видна, он с трудом узнавал ориентиры, ивы и осины появлялись перед ним, как привидения, и тотчас же исчезали в молочной пустоте. Никогда он не видел такого странного тумана: казалось, сотни ведьм варят колдовское зелье в огромных котлах, и туман — его удушливые испарения.
Пьер не был уверен, что идет в нужном направлении, но он уже должен был пройти полдороги до деревни. Внезапно на его пути стали попадаться жабы. Они сидели на тропинке или выскакивали из тумана и шлепались прямо перед ним с противным хлюпающим звуком. Огромные и уродливые, они смотрели на юношу выпуклыми немигающими глазами и скалили беззубые рты. Некоторые твари прыгали ему прямо под ноги, на одну он нечаянно наступил и поскользнулся на омерзительном месиве, которое от нее осталось. Беглец чуть не упал в болото: зловонная мутная жижа была уже совсем близко, когда юноша схватился за куст.
Выбираясь на тропинку, Пьер раздавил еще несколько жаб — болото просто кишело ими. Холодные и липкие, они прыгали ему на ноги, на голову, на грудь. Их были тысячи, и казалось, в их поведении таился какой-то дьявольский умысел. Юноша уже не мог идти по тропинке. Он шатался, ступая наугад, закрывая лицо руками, отмахиваясь от противных скользких тварей, которые атаковали его со всех сторон. Его охватил панический ужас, кошмарное пробуждение в постели ведьмы казалось всего лишь далеким сном.
Жабы преграждали ему путь к деревне, словно загоняли его обратно, в логово ведьмы. Их количество все увеличивалось, они становились все агрессивнее, больно били по голове, лезли за шиворот. Они были везде: на земле, в воздухе, под одеждой. В отчаянии Пьер побежал наугад, не разбирая дороги. С единственным желанием спрятаться от этих безжалостных тварей он метался в зарослях осоки и тростника, не замечая, что давно потерял тропинку, и зыбкая болотная почва опасно хлюпает у него под ногами. Полчища жаб следовали за ним по пятам, но иногда они оказывались впереди, образуя непреодолимую стену, чтобы направить Пьера в нужную сторону. Несколько раз они отгоняли его от края бездонной болотной топи, в которую юноша неминуемо упал бы. Казалось, они намеренно и согласованно гонят его к какой-то предначертанной ему цели.
И вдруг, как по мановению руки волшебника, туман исчез. В ласковых лучах утреннего солнца Пьер увидел зеленую ивовую рощу, окружавшую хижину матери Антуанетты. Жабы тоже исчезли, хотя Пьер мог поклясться, что еще мгновение назад они были повсюду. Значит, он все еще в сетях злой колдуньи, и люди недаром говорят, что жабы ей повинуются. Вонючие твари не дали ему уйти, привели его назад к своей повелительнице. Так кто же она такая? Женщина? Жаба? Исчадье ада? Пьеру стало жутко, словно он с головой провалился в бездонную, черную трясину.
Из хижины вышла Антуанетта и направилась к нему. В руках, больше похожих на лягушачьи лапы, она несла большую дымящуюся кружку. Внезапный порыв ветра, налетевший неизвестно откуда, высоко задрал ее рваную юбку, обнажив уродливые ноги. Пьер почувствовал знакомый аромат горячих специй.
— Почему ты так рано ушел от меня, мой малыш? — сладким голосом ворковала колдунья, не спуская с него вожделенных глаз. — Я бы не позволила тебе уйти без доброй кружки хорошего красного вина, сваренного на арабских специях. Посмотри, я знала, что ты вернешься, и приготовила тебе глинтвейн.
Она подошла вплотную и поднесла кружку к губам несчастного. От запаха вина у Пьера закружилась голова, и он отвернулся. Парализующая сила сковала все его мышцы: даже легкое движение требовало неимоверных усилий. Однако голова оставалась ясной, и он снова пережил кошмарную сцену своего пробуждения рядом с огромной отвратительной жабой.
— Я не буду пить твое вино, — твердо объявил Пьер. — Ты подлая ведьма, и я тебя ненавижу. Отпусти меня.
— Почему ты меня ненавидишь? — голос Антуанетты все больше напоминал кваканье лягушки. — Вчера ты любил меня. Я могу дать тебе все, что и любая другая женщина… и даже больше.
— Ты — не женщина, — ответил Пьер, — Ты — огромная мерзкая жаба. Я видел тебя в твоем истинном обличье сегодня утром. Я скорее утону в болоте, чем буду спать с тобой.
При этих словах Пьера подобострастная улыбка исчезла с лица колдуньи, и оно на секунду потеряло человеческий облик: ее выпуклые глаза, казалось, вот-вот вылезут из орбит, тело раздулось, как будто сейчас из него закапает яд.
— Что ж, иди, — злобно прошипела старуха и сплюнула. — Но очень скоро ты об этом пожалеешь!
Странное оцепенение тут же прошло, как будто ведьма сняла свое проклятие. Не проронив ни слова, Пьер повернулся и решительно направился в сторону деревни. Он шел очень быстро, почти бежал, не останавливаясь и не оборачиваясь. Но не успел он сделать и сотни шагов, как снова появился туман.
Густые клубы поднимались из болота и наползали на тропинку. Голубое небо побледнело, солнце превратилось в тусклый серебряный диск и скрылось в бескрайней белой пустоте у него над головой. Тропинку уже невозможно было разглядеть, и Пьеру казалось, что земля дымится у него под ногами и он идет по краю белой пропасти, которая движется вместе с ним. Клубы тумана уплотнялись, складываясь в причудливые образы, похожие на призраки, которые окружали его плотным кольцом, прикасались к нему, хватали ледяными пальцами, пытаясь залезть в горло и в нос, душили его зловонием болотных вод. Одежда Пьера насквозь промокла. Запах плесени и тины становился все сильнее и наконец стал невыносимым, как будто сотни разлагающихся трупов поднялись откуда-то со дна болотной топи на поверхность.
Внезапно огромная склизкая волна накрыла Пьера с головой. Юноша упал в затхлую болотную воду, которая кишела противными липкими жабами, вероломно напавшими на него из белой пустоты. Его рот и нос забились густой слизью, болотная тина запуталась в волосах. К счастью, яма оказалась неглубокой, всего лишь по колено, и скользкое илистое дно не проваливалось под ногами. Сквозь туман Пьеру удалось разглядеть спасительную кочку, с которой он упал, но живое квакающее месиво мешало ему идти. Жабы то вертелись под ногами, образуя головокружительный водоворот, то запрыгивали на спину и потом скатывались холодным липким потоком. Шаг за шагом, по колено в воде Пьер пробивался к краю болота. Однако дьявольские отродья не уступали, и чувство полной безысходности овладевало юношей все больше и больше. Казалось, еще чуть-чуть, и смертоносная карусель завлечет его в свои объятия.
Медленно, но верно Пьер приближался к берегу, он уже ясно различал росший вдоль тропинки тростник, гибкий и крепкий, как проволока. И в тот момент, когда его руки уже были готовы ухватиться за спасительную болотную растительность, второй, еще более сильный поток болотной воды и жаб хлынул на него с окутанного туманом берега. Мощная волна мерзких квакающих тварей отбросила юношу далеко от желанной тропинки, и зловонная черная жижа сомкнулась над его головой.
Пьер еще пытался бороться, барахтаясь и хватая слабеющими руками скользкие холодные тела. На мгновение его голова вновь оказалась над водой, и в кишащей жабами болотной жиже его рука наткнулась на что-то массивное и упругое. Тварь имела форму жабы, но была большой и тяжелой, словно тучная женщина. Прежде чем черная пучина забвения навеки поглотила его, Пьер почувствовал, как две чудовищные округлые массы, словно огромный уродливый бюст, надвигаются на лицо, сдавливают виски и смыкаются над головой.
СВИДАНИЕ В АВЕРУАНСКОМ ЛЕСУ
Жерар де Л'Отом торопливо шагал по лесной дороге через дремучий Аверуанский лес, сочиняя на ходу новую балладу в честь Флоретты. А поскольку молодой человек спешил на свидание со своей возлюбленной, которая назначила ему встречу среди дубов и буков, как какая-нибудь деревенская девчонка, то думал он сейчас больше о любви, чем о стихосложении. Чувство Жерара скорее рассеивало внимание, чем вызывало вдохновение, и он, все время отвлекаясь, никак не мог сосредоточиться на рифмах.
Трава и листья блестели на майском солнце, словно покрытые эмалью. Голубые, белые и желтые цветочки украшали дерн, как вышитый орнамент. Рядом с дорогой журчал ручей, и струйки воды, катясь по усыпанному галькой дну, издавали звуки, похожие на голоса ундин. Пронизанный солнечными лучами воздух навевал романтические мечты, и страстное желание, охватившее Жерара, казалось, становилось еще сильнее от наполнявших лес ароматов.
Жерар был странствующим трубадуром и, несмотря на свою молодость, уже снискал некоторую известность и славу, благодаря постоянным скитаниям от замка к замку, от двора к двору. Сейчас он пользовался гостеприимством герцога де ла Френе, чей огромный замок гордо возвышался над окрестными лесами. Посетив однажды большой соборный город Вийон, стоявший на краю древнего Аверуанского леса, Жерар встретил Флоретту, дочь преуспевающего торговца по имени Гийом Коше, и был очарован ее красотой. Влюбленность его оказалась сильнее, чем можно было ожидать от того, кто так часто увлекался женской красотой. Он сумел устроить так, что она узнала о его чувствах. Не прошло и месяца, наполненного любовными записками, балладами и тайными встречами, которые им устраивала одна услужливая вдовушка, как Флоретта, воспользовавшись отъездом отца, назначила ему свидание в лесу. В сопровождении горничной и слуги она должна была сразу же после полудня выехать из города и встретиться с Жераром под огромным древним буком. Предполагалось, что слуги затем благоразумно удалятся, чтобы оставить влюбленных наедине. А поскольку среди окрестных крестьян Аверуанский лес пользовался дурной славой, никто не должен был помешать их любовным ласкам. Где-то здесь находился разрушенный и заброшенный замок Фосефлам, а также гробница, в которой покоились Хью дю Малинбуа и его жена, в свое время подозреваемые в колдовстве и похороненные без отпевания двести лет тому назад. О владельцах замка, так же как и об их привидениях, рассказывали страшные истории. Среди местных жителей ходило множество легенд о гоблинах, феях, дьяволах и вампирах, которыми, как они считали, кишел Аверуанский лес. Но Жерар не опасался нечисти, считая, что такие создания вряд ли могут появиться при дневном свете. Сумасбродная Флоретта заявила, что тоже ничего не боится, однако слугам пришлось пообещать существенное вознаграждение, поскольку они разделяли эти суеверия.
Жерар, спешивший по освещенной солнцем дороге, напрочь забыл о легендах Аверуана. Он уже почти достиг заветного бука. Сердце трубадура учащенно забилось, когда он представил, что Флоретта уже ждет его в условленном месте. Жерар оставил все попытки продолжить балладу, которая уже на третьей миле от Ла Френэ не продвигалась дальше середины первой строфы.
Как всякий пылкий и нетерпеливый любовник, Жерар Думал только о предстоящей встрече. Но неожиданно его мысли прервал пронзительный крик, донесшийся из-за сосен, которые густой зеленой каймой обрамляли дорогу. Вздрогнув от неожиданности, Жерар уставился на заросли. Когда крик затих, трубадур услышал приглушенный топот и шарканье множества ног. Крик повторился. Кричала женщина, которой явно угрожала опасность. Вытащив кинжал из ножен и посильнее сжав длинную дубину, которую трубадур взял с собой для защиты от кабанов, влюбленный, не раздумывая, нырнул под низко висящие ветви, откуда доносился голос.
На маленькой поляне Жерар увидел женщину, отбивавшуюся от троих необычайно свирепых на вид злодеев. Даже в спешке Жерар отметил, что ему никогда прежде не приходилось видеть таких людей. Изумрудно-зеленое платье женщины удивительно подходило к цвету ее зеленых глаз, а мертвенная бледность словно подчеркивала ее удивительную волшебную красоту. Губы на бледном лице красавицы казались алыми, как только что пролитая кровь. Красные глаза негодяев, чернокожих, словно мавры, злобно горели под сенью густых бровей. Их ноги показались трубадуру какими-то странными. И только много позже, восстанавливая в памяти подробности, Жерар вспомнил, что вместо ступней у них были копыта, хотя двигались злодеи на удивление проворно. Как они были одеты, ему так и не удалось припомнить.
Как только Жерар показался из-за сосен, женщина устремила на него умоляющий взгляд. Однако мужчины, казалось, не замечали его появления, хотя один из них все же ослабил хватку волосатых рук. Тут несчастная попыталась броситься навстречу своему спасителю.
Подняв дубину, Жерар кинулся на негодяев. Он обрушил сокрушительный удар на голову ближайшего головореза — удар, который мог бы вбить того по пояс в землю. Но дубина рассекла пустоту, и Жерар чуть не упал, с трудом сохранив равновесие. Выпрямившись, он с удивлением оглядел поляну. Клубок сплетенных в борьбе тел неожиданно исчез. По крайней мере, трое мужчин исчезли бесследно, а мертвенно-бледное лицо женщины с неизъяснимо коварной улыбкой на кроваво-красных губах постепенно таяло в глубине ветвей высоких сосен.
Теперь только Жерар понял, в чем дело, и, дрожа от страха, перекрестился. Его ввели в заблуждение привидения или демоны. Без сомнения, это не к добру. Он попал под чары какого-то колдовства, совсем как в легендах об Аверуанском лесе, где, по поверьям, этой нечисти было не счесть.
Жерар решил вернуться на дорогу. Но когда он достиг места, где, по его мнению, должна была находиться дорога, то был сильно удивлен. Дороги там не оказалось, а лес вокруг изменился до неузнаваемости. Листва уже больше не сверкала молодой зеленью; увядшая, сухая, она уныло висела на поникших ветвях. Да и сами деревья были не те, что прежде. Вместо сосен теперь его окружали темные кипарисы с корявыми стволами, подпорченными гнилью. Вместо звонко журчащего ручья перед ним раскинулось круглое озеро, воды которого, темные и тусклые, как свернувшаяся кровь, не отражали ничего, что росло на его унылых берегах: ни бурой осоки, которая стелилась по воде, как волосы утопленников, ни скелетов гниющих ветел.
Теперь Жерар окончательно убедился, что стал жертвой дьявольского наваждения. Отозвавшись на крик, он поддался колдовству и оказался под действием его чар. Трубадур не знал, под влияние каких сил — волшебных или демонических — он попал, но не сомневался, что ему угрожает опасность. Всматриваясь в открывшийся перед ним мрачный пейзаж, Жерар покрепче сжал дубину и принялся молиться про себя всем святым, каких только смог вспомнить.
Местность выглядела необычайно унылой и безжизненной; ведьмы могли бы здесь назначать свидание демонам. Ни малейшего движения на озере или в лесу, ни шороха сухой травы, ни трепета листвы, ни пения птиц, ни жужжания пчел, ни плеска воды. Серые небеса, казалось, никогда не посещало солнце, и тусклый рассеянный свет лился неизвестно откуда, не создавая теней.
Жерар настороженно оглядывался кругом; и чем больше он смотрел, тем меньше ему нравилось то, что он видел. Постепенно он стал замечать новые, ранее ускользнувшие от его внимания подробности: мелькавшие в лесу огни, пропадавшие, как только он останавливал на них взгляд; туманные тени в водах озера, то всплывавшие, то снова исчезавшие в глубине, прежде чем он успевал рассмотреть их. Вглядевшись пристальней в другой берег, Жерар с удивлением заметил башни замка, чьи стены из серого камня нависали над мертвыми водами озера. Замок выглядел таким замшелым, спокойным и величественным, что казалось, будто он стоит у недвижного озера под такими же недвижными небесами бессчетное множество веков. Строение казалось более древним, чем миф, более старым, чем свет: оно было ровесником страха и тьмы; и ужас навис над ним, крался, невидимый, но явственно ощутимый, вдоль его бастионов.
Вокруг замка не видно было каких-либо признаков жизни; ни один флаг не реял над его башнями. Но Жерар уверился, как если бы ему об этом сказали, что именно здесь средоточие колдовства, под влияние которого он попал. Его охватил панический страх. Вдруг совсем близко послышался зловещий шорох и страшное угрожающее бормотанье. Резко повернувшись, трубадур бросился бежать прочь от озера.
Несмотря на охватившие его ужас и замешательство, Жерар не переставал думать о Флоретте, гадая, ожидает ли она его в условленном месте или вместе со своими спутниками также оказалась под властью колдовства и завлечена в царство нечисти. Он снова стал молиться, взывая к святым о спасении и своей, и ее души.
Лес, через который он бежал, походил на запутанный и мрачный лабиринт. В нем не было ни звериных троп, ни тропинок, проложенных человеком. Заросли кипарисов становились все гуще, как будто какая-то злая сила делала лес непроходимым. Сучья тянулись к Жерару, как враждебные руки, преграждая ему путь, и он чувствовал, что они обвиваются вокруг него с силой и гибкостью живых существ. Трубадур, как безумный, упорно продирался вперед и, казалось, слышал в треске ветвей раскаты дьявольского хохота Наконец со вздохом облегчения он выбрался на некое подобие тропы и побежал по ней в безумной надежде на спасение. Но вскоре вновь очутился на берегу озера, над недвижными водами которого все также высились древние башни замка, И снова он повернулся и побежал; и снова после блужданий по лесу и бесплодной борьбы с зарослями вернулся к неизменному озеру.
С замиранием сердца, отчаянием и ужасом Жерар понял, что все попытки спастись бессмысленны. Его воля притупилась, подавленная какой-то высшей силой, которая окончательно сломила его слабое упорство. Он больше не способен был сопротивляться и покорно подчинился чьей-то злой воле, заставившей его отправиться вдоль берега озера к замку, очертания которого неясно вырисовывались впереди.
Подойдя ближе, он увидел, что массивное сооружение окружено рвом, наполненным водой, такой же безжизненной, как и воды озера, и покрытой переливчатой тиной разложения. Подвесной мост был опущен и ворота открыты, словно в ожидании гостя. Но по-прежнему в замке не ощущалось ни малейшего присутствия человека, стены огромного серого здания высились молчаливо, как стены гробницы.
Подчиняясь той же силе, которая вела его вдоль озера, Жерар прошел по мосту и под навесной башней во внутренний двор. Пустые окна тускло смотрели вниз; в другом конце двора за таинственно приоткрытой дверью виднелся темный коридор. Направившись к дверному проему, он вдруг увидел на пороге какого-то человека, хотя за мгновение до этого там было пусто.
Жерар крепче сжал дубину, понимая, что бессилен против колдовства. Какой-то смутный инстинкт заставлял его сжимать свое единственное оружие, когда он приближался к маячившей в дверях фигуре.
Ожидавший его человек, необычайно высокий и мертвенно-бледный, был одет в черное одеяние старинного покроя. Его обрамленные густой бородой губы казались удивительно яркими на бледном лице, такими же алыми, как губы женщины, той, что вместе со своими сообщниками исчезла, стоило Жерару к ним приблизиться. Глаза незнакомца светились тускло, как болотные огни. Трубадур вздрогнул встретившись с ним взглядом. Холодная ироничная улыбка играла на кроваво-красных губах незнакомца. Казалось, этот человек знает все отвратительные и ужасные тайны мира.
— Я сьер дю Малинбуа, — объявил человек глухим тягучим голосом, вызвавшим у трубадура необъяснимое отвращение. Когда губы незнакомца приоткрылись, Жерар заметил, что зубы у него неестественно мелкие и острые, как клыки дикого зверя.
— Волей провидения вы оказались моим гостем, — продолжал тот. — Мое гостеприимство, может быть, покажется вам не вполне отвечающим требованиям хорошего тона, и возможно, вы найдете мое жилище несколько унылым. Тем не менее, примите мои уверения в том, что я окажу вам любезный прием.
— Благодарю вас за приглашение, — ответил Жерар, — однако у меня назначена встреча с другом, а я сбился с дороги. Буду вам необычайно признателен, если вы покажете мне направление к Вийону. Где-то здесь поблизости дорога, а я по собственной дурости сошел с нее и заблудился.
Произнося эти слова, Жерар сам понимал, как беспомощно они звучат. Имя, которым представился странный хозяин замка, — сьер дю Малинбуа, — прозвучало для него, как похоронный звон, хотя в тот момент он никак не мог припомнить, откуда знал его.
— К сожалению, от моего замка нет дороги к Вийону, — заметил дю Малинбуа. — Что касается вашего свидания, то оно пройдет несколько иначе и в другом месте. Я вынужден настаивать, чтобы вы воспользовались моим гостеприимством. Входите, прошу вас. И оставьте вашу дубинку у двери: здесь она вам не понадобится.
Не успел он договорить, как почувствовал, что блаженное тепло от алкоголя и специй растекается по всему телу. Пьеру показалось, что его голос звучит как-то неестественно и откуда-то сверху. Раньше он ничего подобного не испытывал. Его словно окатило волшебной горячей волной, отчего кровь стала пульсировать с невиданной силой. В ушах стоял приятный нежный звон, а перед глазами качалась манящая розовая пелена. Внезапно ему показалось, что комната стала больше и все вокруг изменилось. В причудливом свете свечей он с трудом узнавал убогую обстановку и зловещие колдовские предметы. Вдруг огоньки на свечах загорелись ярче и веселее и слились в едином мягком розовом сиянии. Сердце юноши стало биться в одном ритме с язычками пламени.
На миг он осознал, что ведьма что-то подсыпала в вино и околдовала его. Страх сковал его душу. Ему захотелось бежать без оглядки, но тут прямо перед собой он увидел мать Антуанетту. Она стояла перед Пьером нагая, сбросив засаленную юбку к его ногам. Юношу поразило, как она изменилась. Тотчас же из души его исчезли и страх, и прежнее отвращение к колдунье. Волшебный жар разгорался в нем все с большей силой, и юноша знал, какое неземное блаженство уготовано ему судьбой… Бесформенное тело колдуньи приобрело пышные формы; бесцветные тонкие губы манили жаркими поцелуями. Короткие толстые руки, тяжелая отвислая грудь, жирные складки дряблого живота и бедер — все казалось соблазнительным и предвещало райское наслаждение.
— А теперь я тебе нравлюсь, мой мальчик? — спросила Антуанетта, прижимаясь к нему. Юноша обнял ее со всей страстью юности. Его руки были горячими и ненасытными, ее — влажными и холодными. Тело женщины казалось послушным и податливым, как болотная кочка, когда на нее наступаешь ногой. Оно было белым и полностью лишенным волос, местами шероховатым, как у лягушки, однако это не отталкивало, а возбуждало еще сильнее. Антуанетта была такой толстой, что Пьеру не удавалось обнять ее, но любовный жар, рожденный вином, уже кипел в его крови.
Колдунья увлекла юношу на деревянную лавку, служившую ей постелью. Там не было ни подушки, ни белья, но тело женщины было мягче и желанней самой дорогой подушки. Рядом с постелью пылал очаг, там кипел странный огромный котел, и его испарения сплетались в неясные причудливые образы, в которых можно было угадать человеческие фигуры, сплетенные в непристойных позах.
* * *
Когда Пьер проснулся, за окном царила серая предрассветная мгла. Свечи уже догорели, и в комнате царил полумрак. У него кружилась голова, и он тщетно пытался вспомнить, где он и что он тут делает. Затем он повернул голову и увидел прямо рядом с собой нечто, что могло привидеться только в самом кошмарном сне, — огромную мерзкую жабу, размером с тучную женщину. Ее конечности чем-то напоминали женские руки и ноги. Рука юноши лежала на чем-то круглом и мягком, отдаленно похожем на женскую грудь, и гадкая тварь прижималась к нему своим склизким пупырчатым телом.
Воспоминания о безумной ночи тотчас вернулись, и юноша с трудом сдержал тошноту. Коварная ведьма околдовала его, и он поддался ее злым чарам. Пьер попытался пошевелиться, но отвращение и ужас, казалось, парализовали его. Несчастный закрыл глаза, он не мог больше выносить вида отвратительной твари, которой на самом деле оказалась мать Антуанетта в ее истинном обличий. Но, потом собравшись с силами, Пьер медленно отодвинулся от неподвижной уродливой туши. Колдунья не подавала никаких признаков пробуждения, и юноша осторожно поднялся с лавки. Однако, словно повинуясь какой-то неведомой силе, он обернулся, чтобы вновь взглянуть на постель — и увидел только тучную пожилую женщину. Может быть, огромная жаба всего лишь померещилась или приснилась ему? Пьер постепенно приходил в себя, ему уже не было так страшно, но при мысли о ночи, проведенной с развратной старухой, тошнота подступала к горлу.
Опасаясь, что ведьма может в любой момент проснуться и попытается вновь задержать его, Пьер бесшумно выскользнул из хижины. Уже совсем рассвело, но над болотом висел холодный белый туман. Он скрыл тростники и призрачным пологом висел над тропинкой, по которой предстояло идти. Пьер решительно вошел в белое облако, и оно оплело его своими холодными влажными щупальцами, пытаясь проникнуть под одежду.
Юноша плотнее закутался в накидку и ускорил шаг. Туман становился все гуще и холоднее, он клубился и принимал причудливые формы, словно создавая непреодолимую преграду на пути Пьера. Узкая извилистая тропинка была уже еле видна, он с трудом узнавал ориентиры, ивы и осины появлялись перед ним, как привидения, и тотчас же исчезали в молочной пустоте. Никогда он не видел такого странного тумана: казалось, сотни ведьм варят колдовское зелье в огромных котлах, и туман — его удушливые испарения.
Пьер не был уверен, что идет в нужном направлении, но он уже должен был пройти полдороги до деревни. Внезапно на его пути стали попадаться жабы. Они сидели на тропинке или выскакивали из тумана и шлепались прямо перед ним с противным хлюпающим звуком. Огромные и уродливые, они смотрели на юношу выпуклыми немигающими глазами и скалили беззубые рты. Некоторые твари прыгали ему прямо под ноги, на одну он нечаянно наступил и поскользнулся на омерзительном месиве, которое от нее осталось. Беглец чуть не упал в болото: зловонная мутная жижа была уже совсем близко, когда юноша схватился за куст.
Выбираясь на тропинку, Пьер раздавил еще несколько жаб — болото просто кишело ими. Холодные и липкие, они прыгали ему на ноги, на голову, на грудь. Их были тысячи, и казалось, в их поведении таился какой-то дьявольский умысел. Юноша уже не мог идти по тропинке. Он шатался, ступая наугад, закрывая лицо руками, отмахиваясь от противных скользких тварей, которые атаковали его со всех сторон. Его охватил панический ужас, кошмарное пробуждение в постели ведьмы казалось всего лишь далеким сном.
Жабы преграждали ему путь к деревне, словно загоняли его обратно, в логово ведьмы. Их количество все увеличивалось, они становились все агрессивнее, больно били по голове, лезли за шиворот. Они были везде: на земле, в воздухе, под одеждой. В отчаянии Пьер побежал наугад, не разбирая дороги. С единственным желанием спрятаться от этих безжалостных тварей он метался в зарослях осоки и тростника, не замечая, что давно потерял тропинку, и зыбкая болотная почва опасно хлюпает у него под ногами. Полчища жаб следовали за ним по пятам, но иногда они оказывались впереди, образуя непреодолимую стену, чтобы направить Пьера в нужную сторону. Несколько раз они отгоняли его от края бездонной болотной топи, в которую юноша неминуемо упал бы. Казалось, они намеренно и согласованно гонят его к какой-то предначертанной ему цели.
И вдруг, как по мановению руки волшебника, туман исчез. В ласковых лучах утреннего солнца Пьер увидел зеленую ивовую рощу, окружавшую хижину матери Антуанетты. Жабы тоже исчезли, хотя Пьер мог поклясться, что еще мгновение назад они были повсюду. Значит, он все еще в сетях злой колдуньи, и люди недаром говорят, что жабы ей повинуются. Вонючие твари не дали ему уйти, привели его назад к своей повелительнице. Так кто же она такая? Женщина? Жаба? Исчадье ада? Пьеру стало жутко, словно он с головой провалился в бездонную, черную трясину.
Из хижины вышла Антуанетта и направилась к нему. В руках, больше похожих на лягушачьи лапы, она несла большую дымящуюся кружку. Внезапный порыв ветра, налетевший неизвестно откуда, высоко задрал ее рваную юбку, обнажив уродливые ноги. Пьер почувствовал знакомый аромат горячих специй.
— Почему ты так рано ушел от меня, мой малыш? — сладким голосом ворковала колдунья, не спуская с него вожделенных глаз. — Я бы не позволила тебе уйти без доброй кружки хорошего красного вина, сваренного на арабских специях. Посмотри, я знала, что ты вернешься, и приготовила тебе глинтвейн.
Она подошла вплотную и поднесла кружку к губам несчастного. От запаха вина у Пьера закружилась голова, и он отвернулся. Парализующая сила сковала все его мышцы: даже легкое движение требовало неимоверных усилий. Однако голова оставалась ясной, и он снова пережил кошмарную сцену своего пробуждения рядом с огромной отвратительной жабой.
— Я не буду пить твое вино, — твердо объявил Пьер. — Ты подлая ведьма, и я тебя ненавижу. Отпусти меня.
— Почему ты меня ненавидишь? — голос Антуанетты все больше напоминал кваканье лягушки. — Вчера ты любил меня. Я могу дать тебе все, что и любая другая женщина… и даже больше.
— Ты — не женщина, — ответил Пьер, — Ты — огромная мерзкая жаба. Я видел тебя в твоем истинном обличье сегодня утром. Я скорее утону в болоте, чем буду спать с тобой.
При этих словах Пьера подобострастная улыбка исчезла с лица колдуньи, и оно на секунду потеряло человеческий облик: ее выпуклые глаза, казалось, вот-вот вылезут из орбит, тело раздулось, как будто сейчас из него закапает яд.
— Что ж, иди, — злобно прошипела старуха и сплюнула. — Но очень скоро ты об этом пожалеешь!
Странное оцепенение тут же прошло, как будто ведьма сняла свое проклятие. Не проронив ни слова, Пьер повернулся и решительно направился в сторону деревни. Он шел очень быстро, почти бежал, не останавливаясь и не оборачиваясь. Но не успел он сделать и сотни шагов, как снова появился туман.
Густые клубы поднимались из болота и наползали на тропинку. Голубое небо побледнело, солнце превратилось в тусклый серебряный диск и скрылось в бескрайней белой пустоте у него над головой. Тропинку уже невозможно было разглядеть, и Пьеру казалось, что земля дымится у него под ногами и он идет по краю белой пропасти, которая движется вместе с ним. Клубы тумана уплотнялись, складываясь в причудливые образы, похожие на призраки, которые окружали его плотным кольцом, прикасались к нему, хватали ледяными пальцами, пытаясь залезть в горло и в нос, душили его зловонием болотных вод. Одежда Пьера насквозь промокла. Запах плесени и тины становился все сильнее и наконец стал невыносимым, как будто сотни разлагающихся трупов поднялись откуда-то со дна болотной топи на поверхность.
Внезапно огромная склизкая волна накрыла Пьера с головой. Юноша упал в затхлую болотную воду, которая кишела противными липкими жабами, вероломно напавшими на него из белой пустоты. Его рот и нос забились густой слизью, болотная тина запуталась в волосах. К счастью, яма оказалась неглубокой, всего лишь по колено, и скользкое илистое дно не проваливалось под ногами. Сквозь туман Пьеру удалось разглядеть спасительную кочку, с которой он упал, но живое квакающее месиво мешало ему идти. Жабы то вертелись под ногами, образуя головокружительный водоворот, то запрыгивали на спину и потом скатывались холодным липким потоком. Шаг за шагом, по колено в воде Пьер пробивался к краю болота. Однако дьявольские отродья не уступали, и чувство полной безысходности овладевало юношей все больше и больше. Казалось, еще чуть-чуть, и смертоносная карусель завлечет его в свои объятия.
Медленно, но верно Пьер приближался к берегу, он уже ясно различал росший вдоль тропинки тростник, гибкий и крепкий, как проволока. И в тот момент, когда его руки уже были готовы ухватиться за спасительную болотную растительность, второй, еще более сильный поток болотной воды и жаб хлынул на него с окутанного туманом берега. Мощная волна мерзких квакающих тварей отбросила юношу далеко от желанной тропинки, и зловонная черная жижа сомкнулась над его головой.
Пьер еще пытался бороться, барахтаясь и хватая слабеющими руками скользкие холодные тела. На мгновение его голова вновь оказалась над водой, и в кишащей жабами болотной жиже его рука наткнулась на что-то массивное и упругое. Тварь имела форму жабы, но была большой и тяжелой, словно тучная женщина. Прежде чем черная пучина забвения навеки поглотила его, Пьер почувствовал, как две чудовищные округлые массы, словно огромный уродливый бюст, надвигаются на лицо, сдавливают виски и смыкаются над головой.
СВИДАНИЕ В АВЕРУАНСКОМ ЛЕСУ
A Rendezvous in Averoigne (1931)
Жерар де Л'Отом торопливо шагал по лесной дороге через дремучий Аверуанский лес, сочиняя на ходу новую балладу в честь Флоретты. А поскольку молодой человек спешил на свидание со своей возлюбленной, которая назначила ему встречу среди дубов и буков, как какая-нибудь деревенская девчонка, то думал он сейчас больше о любви, чем о стихосложении. Чувство Жерара скорее рассеивало внимание, чем вызывало вдохновение, и он, все время отвлекаясь, никак не мог сосредоточиться на рифмах.
Трава и листья блестели на майском солнце, словно покрытые эмалью. Голубые, белые и желтые цветочки украшали дерн, как вышитый орнамент. Рядом с дорогой журчал ручей, и струйки воды, катясь по усыпанному галькой дну, издавали звуки, похожие на голоса ундин. Пронизанный солнечными лучами воздух навевал романтические мечты, и страстное желание, охватившее Жерара, казалось, становилось еще сильнее от наполнявших лес ароматов.
Жерар был странствующим трубадуром и, несмотря на свою молодость, уже снискал некоторую известность и славу, благодаря постоянным скитаниям от замка к замку, от двора к двору. Сейчас он пользовался гостеприимством герцога де ла Френе, чей огромный замок гордо возвышался над окрестными лесами. Посетив однажды большой соборный город Вийон, стоявший на краю древнего Аверуанского леса, Жерар встретил Флоретту, дочь преуспевающего торговца по имени Гийом Коше, и был очарован ее красотой. Влюбленность его оказалась сильнее, чем можно было ожидать от того, кто так часто увлекался женской красотой. Он сумел устроить так, что она узнала о его чувствах. Не прошло и месяца, наполненного любовными записками, балладами и тайными встречами, которые им устраивала одна услужливая вдовушка, как Флоретта, воспользовавшись отъездом отца, назначила ему свидание в лесу. В сопровождении горничной и слуги она должна была сразу же после полудня выехать из города и встретиться с Жераром под огромным древним буком. Предполагалось, что слуги затем благоразумно удалятся, чтобы оставить влюбленных наедине. А поскольку среди окрестных крестьян Аверуанский лес пользовался дурной славой, никто не должен был помешать их любовным ласкам. Где-то здесь находился разрушенный и заброшенный замок Фосефлам, а также гробница, в которой покоились Хью дю Малинбуа и его жена, в свое время подозреваемые в колдовстве и похороненные без отпевания двести лет тому назад. О владельцах замка, так же как и об их привидениях, рассказывали страшные истории. Среди местных жителей ходило множество легенд о гоблинах, феях, дьяволах и вампирах, которыми, как они считали, кишел Аверуанский лес. Но Жерар не опасался нечисти, считая, что такие создания вряд ли могут появиться при дневном свете. Сумасбродная Флоретта заявила, что тоже ничего не боится, однако слугам пришлось пообещать существенное вознаграждение, поскольку они разделяли эти суеверия.
Жерар, спешивший по освещенной солнцем дороге, напрочь забыл о легендах Аверуана. Он уже почти достиг заветного бука. Сердце трубадура учащенно забилось, когда он представил, что Флоретта уже ждет его в условленном месте. Жерар оставил все попытки продолжить балладу, которая уже на третьей миле от Ла Френэ не продвигалась дальше середины первой строфы.
Как всякий пылкий и нетерпеливый любовник, Жерар Думал только о предстоящей встрече. Но неожиданно его мысли прервал пронзительный крик, донесшийся из-за сосен, которые густой зеленой каймой обрамляли дорогу. Вздрогнув от неожиданности, Жерар уставился на заросли. Когда крик затих, трубадур услышал приглушенный топот и шарканье множества ног. Крик повторился. Кричала женщина, которой явно угрожала опасность. Вытащив кинжал из ножен и посильнее сжав длинную дубину, которую трубадур взял с собой для защиты от кабанов, влюбленный, не раздумывая, нырнул под низко висящие ветви, откуда доносился голос.
На маленькой поляне Жерар увидел женщину, отбивавшуюся от троих необычайно свирепых на вид злодеев. Даже в спешке Жерар отметил, что ему никогда прежде не приходилось видеть таких людей. Изумрудно-зеленое платье женщины удивительно подходило к цвету ее зеленых глаз, а мертвенная бледность словно подчеркивала ее удивительную волшебную красоту. Губы на бледном лице красавицы казались алыми, как только что пролитая кровь. Красные глаза негодяев, чернокожих, словно мавры, злобно горели под сенью густых бровей. Их ноги показались трубадуру какими-то странными. И только много позже, восстанавливая в памяти подробности, Жерар вспомнил, что вместо ступней у них были копыта, хотя двигались злодеи на удивление проворно. Как они были одеты, ему так и не удалось припомнить.
Как только Жерар показался из-за сосен, женщина устремила на него умоляющий взгляд. Однако мужчины, казалось, не замечали его появления, хотя один из них все же ослабил хватку волосатых рук. Тут несчастная попыталась броситься навстречу своему спасителю.
Подняв дубину, Жерар кинулся на негодяев. Он обрушил сокрушительный удар на голову ближайшего головореза — удар, который мог бы вбить того по пояс в землю. Но дубина рассекла пустоту, и Жерар чуть не упал, с трудом сохранив равновесие. Выпрямившись, он с удивлением оглядел поляну. Клубок сплетенных в борьбе тел неожиданно исчез. По крайней мере, трое мужчин исчезли бесследно, а мертвенно-бледное лицо женщины с неизъяснимо коварной улыбкой на кроваво-красных губах постепенно таяло в глубине ветвей высоких сосен.
Теперь только Жерар понял, в чем дело, и, дрожа от страха, перекрестился. Его ввели в заблуждение привидения или демоны. Без сомнения, это не к добру. Он попал под чары какого-то колдовства, совсем как в легендах об Аверуанском лесе, где, по поверьям, этой нечисти было не счесть.
Жерар решил вернуться на дорогу. Но когда он достиг места, где, по его мнению, должна была находиться дорога, то был сильно удивлен. Дороги там не оказалось, а лес вокруг изменился до неузнаваемости. Листва уже больше не сверкала молодой зеленью; увядшая, сухая, она уныло висела на поникших ветвях. Да и сами деревья были не те, что прежде. Вместо сосен теперь его окружали темные кипарисы с корявыми стволами, подпорченными гнилью. Вместо звонко журчащего ручья перед ним раскинулось круглое озеро, воды которого, темные и тусклые, как свернувшаяся кровь, не отражали ничего, что росло на его унылых берегах: ни бурой осоки, которая стелилась по воде, как волосы утопленников, ни скелетов гниющих ветел.
Теперь Жерар окончательно убедился, что стал жертвой дьявольского наваждения. Отозвавшись на крик, он поддался колдовству и оказался под действием его чар. Трубадур не знал, под влияние каких сил — волшебных или демонических — он попал, но не сомневался, что ему угрожает опасность. Всматриваясь в открывшийся перед ним мрачный пейзаж, Жерар покрепче сжал дубину и принялся молиться про себя всем святым, каких только смог вспомнить.
Местность выглядела необычайно унылой и безжизненной; ведьмы могли бы здесь назначать свидание демонам. Ни малейшего движения на озере или в лесу, ни шороха сухой травы, ни трепета листвы, ни пения птиц, ни жужжания пчел, ни плеска воды. Серые небеса, казалось, никогда не посещало солнце, и тусклый рассеянный свет лился неизвестно откуда, не создавая теней.
Жерар настороженно оглядывался кругом; и чем больше он смотрел, тем меньше ему нравилось то, что он видел. Постепенно он стал замечать новые, ранее ускользнувшие от его внимания подробности: мелькавшие в лесу огни, пропадавшие, как только он останавливал на них взгляд; туманные тени в водах озера, то всплывавшие, то снова исчезавшие в глубине, прежде чем он успевал рассмотреть их. Вглядевшись пристальней в другой берег, Жерар с удивлением заметил башни замка, чьи стены из серого камня нависали над мертвыми водами озера. Замок выглядел таким замшелым, спокойным и величественным, что казалось, будто он стоит у недвижного озера под такими же недвижными небесами бессчетное множество веков. Строение казалось более древним, чем миф, более старым, чем свет: оно было ровесником страха и тьмы; и ужас навис над ним, крался, невидимый, но явственно ощутимый, вдоль его бастионов.
Вокруг замка не видно было каких-либо признаков жизни; ни один флаг не реял над его башнями. Но Жерар уверился, как если бы ему об этом сказали, что именно здесь средоточие колдовства, под влияние которого он попал. Его охватил панический страх. Вдруг совсем близко послышался зловещий шорох и страшное угрожающее бормотанье. Резко повернувшись, трубадур бросился бежать прочь от озера.
Несмотря на охватившие его ужас и замешательство, Жерар не переставал думать о Флоретте, гадая, ожидает ли она его в условленном месте или вместе со своими спутниками также оказалась под властью колдовства и завлечена в царство нечисти. Он снова стал молиться, взывая к святым о спасении и своей, и ее души.
Лес, через который он бежал, походил на запутанный и мрачный лабиринт. В нем не было ни звериных троп, ни тропинок, проложенных человеком. Заросли кипарисов становились все гуще, как будто какая-то злая сила делала лес непроходимым. Сучья тянулись к Жерару, как враждебные руки, преграждая ему путь, и он чувствовал, что они обвиваются вокруг него с силой и гибкостью живых существ. Трубадур, как безумный, упорно продирался вперед и, казалось, слышал в треске ветвей раскаты дьявольского хохота Наконец со вздохом облегчения он выбрался на некое подобие тропы и побежал по ней в безумной надежде на спасение. Но вскоре вновь очутился на берегу озера, над недвижными водами которого все также высились древние башни замка, И снова он повернулся и побежал; и снова после блужданий по лесу и бесплодной борьбы с зарослями вернулся к неизменному озеру.
С замиранием сердца, отчаянием и ужасом Жерар понял, что все попытки спастись бессмысленны. Его воля притупилась, подавленная какой-то высшей силой, которая окончательно сломила его слабое упорство. Он больше не способен был сопротивляться и покорно подчинился чьей-то злой воле, заставившей его отправиться вдоль берега озера к замку, очертания которого неясно вырисовывались впереди.
Подойдя ближе, он увидел, что массивное сооружение окружено рвом, наполненным водой, такой же безжизненной, как и воды озера, и покрытой переливчатой тиной разложения. Подвесной мост был опущен и ворота открыты, словно в ожидании гостя. Но по-прежнему в замке не ощущалось ни малейшего присутствия человека, стены огромного серого здания высились молчаливо, как стены гробницы.
Подчиняясь той же силе, которая вела его вдоль озера, Жерар прошел по мосту и под навесной башней во внутренний двор. Пустые окна тускло смотрели вниз; в другом конце двора за таинственно приоткрытой дверью виднелся темный коридор. Направившись к дверному проему, он вдруг увидел на пороге какого-то человека, хотя за мгновение до этого там было пусто.
Жерар крепче сжал дубину, понимая, что бессилен против колдовства. Какой-то смутный инстинкт заставлял его сжимать свое единственное оружие, когда он приближался к маячившей в дверях фигуре.
Ожидавший его человек, необычайно высокий и мертвенно-бледный, был одет в черное одеяние старинного покроя. Его обрамленные густой бородой губы казались удивительно яркими на бледном лице, такими же алыми, как губы женщины, той, что вместе со своими сообщниками исчезла, стоило Жерару к ним приблизиться. Глаза незнакомца светились тускло, как болотные огни. Трубадур вздрогнул встретившись с ним взглядом. Холодная ироничная улыбка играла на кроваво-красных губах незнакомца. Казалось, этот человек знает все отвратительные и ужасные тайны мира.
— Я сьер дю Малинбуа, — объявил человек глухим тягучим голосом, вызвавшим у трубадура необъяснимое отвращение. Когда губы незнакомца приоткрылись, Жерар заметил, что зубы у него неестественно мелкие и острые, как клыки дикого зверя.
— Волей провидения вы оказались моим гостем, — продолжал тот. — Мое гостеприимство, может быть, покажется вам не вполне отвечающим требованиям хорошего тона, и возможно, вы найдете мое жилище несколько унылым. Тем не менее, примите мои уверения в том, что я окажу вам любезный прием.
— Благодарю вас за приглашение, — ответил Жерар, — однако у меня назначена встреча с другом, а я сбился с дороги. Буду вам необычайно признателен, если вы покажете мне направление к Вийону. Где-то здесь поблизости дорога, а я по собственной дурости сошел с нее и заблудился.
Произнося эти слова, Жерар сам понимал, как беспомощно они звучат. Имя, которым представился странный хозяин замка, — сьер дю Малинбуа, — прозвучало для него, как похоронный звон, хотя в тот момент он никак не мог припомнить, откуда знал его.
— К сожалению, от моего замка нет дороги к Вийону, — заметил дю Малинбуа. — Что касается вашего свидания, то оно пройдет несколько иначе и в другом месте. Я вынужден настаивать, чтобы вы воспользовались моим гостеприимством. Входите, прошу вас. И оставьте вашу дубинку у двери: здесь она вам не понадобится.