Смит Уилбур. Охота за слоновой костью

   Когда он выбрался, Гомо радостно сказал:
   – Нет кости. Я тебе говорил, нет кости. Ты напал на правительственного служащего. Ты побил меня. У тебя будет много неприятностей, белый.
   – Мы еще не закончили, – обнадежил Дэниэл. – И не закончим, пока ты не споешь мне маленькую песню – песню о том, куда вы с китайцем дели кость.
   – Нет кости, – повторил Гомо, но Дэниэл схватил его за плечо и развернул лицом к борту грузовика. Одним ловким движением он отцепил наручники от стойки, завел руки Гомо за спину и защелкнул там замок.
   – Ладно, братец, – мрачно сказал он. – Пойдем туда, где немного светлее.
   Он поднял скованные руки Гомо выше лопаток и так отвел его к капоту грузовика. Приковал к переднему бамперу между фарами. Обе руки Гомо были скованы за спиной. Он был беспомощен.
   – Джонни Нзу был моим другом, – тихо сказал ему Дэниэл. – Ты изнасиловал его жену и маленьких дочерей. Ты разбил голову его сыну, ударив его о стену. Ты застрелил Джонни…
   – Это не я! Я ничего не знаю! – закричал Гомо. – Я никого не убивал. Нет кости, нет убийств.
   Дэниэл негромко продолжал, словно Гомо его не перебивал:
   – Поверь, то, что я сейчас буду делать, я буду делать с удовольствием. Всякий раз как ты закричишь, я буду думать о Джонни Нзу и радоваться.
   – Я ничего не знаю. Ты рехнулся.
   Дэниэл сунул нож за пояс брюк Гомо и разрезал его. Форменные оливково-зеленые брюки повисли на бедрах. Дэниэл выдернул пояс и сунул нож под верхнюю часть брюк.
   – Сколько у тебя жен, Гомо? – спросил он. – Четыре? Пять? Сколько? – Он разрезал брюки Гомо, и те съехали на лодыжки. – Я думаю, твои жены хотели бы, чтобы ты рассказал мне о слоновой кости. Чтобы рассказал о Джонни Нзу и о том, как он умер.
   Дэниэл потянул вниз эластичную резинку трусов Гомо.
   – Посмотрим, что у тебя там. – Он холодно улыбнулся. – Пожалуй, твои жены будут очень недовольны, Гомо. – Он взялся за полы рубашки и рванул их в стороны с такой силой, что пуговицы отлетели и брызнули в темноту, куда не доставали лучи фар. Полы рубашки Дэниэл забросил Гомо на плечи, обнажив его от горла до колен. Грудь и живот Гомо густо поросли черными волосами.
   Внизу живота, в гнезде пушистых волос висели массивные гениталии.
   – Спой мне песенку про кость и мистера Ниня, – потребовал Дэниэл, острием ножа подцепил член Гомо и вытащил его из волос.
   Гомо ахнул и попытался отстраниться от холодного металла, но спиной уперся в решетку радиатора и замер.
   – Говори, Гомо, пусть только для того, чтобы попрощаться со своим матондо.
   – Ты сумасшедший, – ахнул Гомо. – Я не знаю, чего ты хочешь.
   – Хочу отрезать этот твой корень, – ответил Дэниэл. Толстый ствол плоти лежал на сверкающем лезвии. В складках, с головкой, закрытой колпачком, он походил на хобот новорожденного слоненка. – Я хочу отрезать это, Гомо, и чтобы ты на прощание поцеловал его.
   – Я не убивал Джонни Нзу. – Голос Гомо дрожал. – Это не я.
   – А жена и дочери, Гомо? Ты играл с ними этим своим толстым, уродливым стержнем?
   – Нет, нет! Сумасшедший, я этого не делал!
   – Давай, Гомо. Мне достаточно только повернуть нож, вот так.
   Дэниэл медленно повернул запястье, поставив лезвие острием вверх. Член свесился с него, тонкая кожа разошлась. Всего-навсего царапина, но Гомо закричал.
   – Стой! – взмолился он. – Я скажу. Да, я все скажу. Я знаю. Стой, пожалуйста, остановись!
   – Это хорошо, – подбодрил его Дэниэл. – Расскажи о Четти Синге…
   Он уверенно произнес это имя. Конечно, блеф, но Гомо повелся.
   – Да, я расскажу тебе о нем, если ты меня не порежешь. Не режь меня!
   – Армстронг!
   Голос заставил Дэниэла вздрогнуть. Он не слышал, как подъехал «лендкрузер». Должно быть, это произошло, когда он обыскивал фургон грузовика, но теперь Джок стоял у границы пространства, освещенного фарами.
   – Оставь его, Армстронг. – Голос Джока звучал резко и решительно. – Отойди от этого человека, – приказал он.
   – Не вмешивайся! – рявкнул Дэниэл, но Джок подошел ближе, и Дэниэл с удивлением увидел, что он вооружен автоматом. И держит оружие уверенно и привычно.
   – Оставь его, – приказал Джок. – Перебор.
   – Этот человек преступник и убийца, – возразил Дэниэл, но под угрозой автомата вынужден был сделать шаг назад. Джок целился ему в живот.
   – У тебя нет доказательств. Слоновой кости нет, – сказал он. – У тебя ничего нет.
   – Этот человек признается, – сердито сказал Дэниэл. – Если ты не будешь встревать…
   – Ты пытаешь его, – так же сердито ответил Джок. – Конечно, он признается, раз ты держишь нож у его яиц. У него есть права, и ты не можешь их нарушать. Сними с него наручники и отпусти.
   – Слабак! – огрызнулся Дэниэл. – Эта скотина…
   – Это человек, – возразил Джок. – И я обязан остановить тебя, иначе вина будет не только твоя, но и моя. А я не хочу провести следующие десять лет в тюрьме. Отпусти его.
   – Сначала он признается, или я отрежу ему яйца.
   Дэниэл схватил в руку гениталии Гомо и потянул. Кожа и плоть натянулись, как черная резина, и Дэниэл угрожающе поднес к ним нож.
   Гомо закричал, а Джок поднял автомат и выстрелил. Он целился на фут выше головы Дэниэла. Залп взъерошил черные, пропитанные потом волосы Дэниэла и заставил его отшатнуться, зажав уши.
   – Я тебя предупредил, Дэниэл. – Джок мрачно улыбнулся. – Дай ключи от наручников.
   Дэниэл был ошеломлен выстрелом, и Джок выстрелил снова. Пуля вспахала гравий между ног Дэниэла.
   – Я говорю серьезно, Дэнни. Клянусь. Я убью тебя раньше, чем ты окончательно втянешь меня в это дело.
   – Ты видел Джонни…
   Дэниэл покачал головой, держась за уши: выстрел оглушил его.
   – А еще видел, как ты угрожал кастрировать этого человека. Хватит. Давай ключи, или следующую пулю получишь в коленную чашечку. – Дэниэл видел, что он говорит серьезно, и неохотно бросил ему ключи. – Хорошо, теперь отойди.
   Продолжая целиться Дэниэлу в живот, он расстегнул наручники на запястьях Гомо и протянул ему ключи.
   – Чертов идиот! – раздраженно бранился Дэниэл. – Еще минута, и я бы его дожал. Узнал бы, кто убил Джонни и куда делась слоновая кость.
   Гомо расстегнул второй наручник и быстро подтянул брюки и запахнул рубашку. Теперь, когда он был без наручников и одет, к нему вернулась храбрость.
   – Он порет чушь! – Говорил он громко и вызывающе. – Я ничего не знаю о Нзу. Он был жив, когда мы выехали из Чивеве…
   – Хорошо, хорошо. Расскажешь все это полиции, – остановил Гомо Джок. – Я отвезу тебя на грузовике в Хараре. Принеси из «лендкрузера» мою камеру и сумку. Они на переднем сиденье.
   Гомо побежал туда, где стоял «лендкрузер».
   – Послушай, Джок, дай мне еще пять минут, – взмолился Дэниэл, но Джок наставил на него автомат.
   – Первое, что я сделаю, добравшись в Хараре, – напишу полный отчет для полиции. Сообщу им все версии.
   Вернулся Гомо с камерой «Сони» и холщовой походной сумкой Джока.
   – Да, расскажи полиции, что видел, как этот спятивший дерьмоед отпиливал мне член! – кричал Гомо. – Расскажи, что кости нет!
   – Забирайся в грузовик, – приказал ему Джок. – И заводи мотор.
   Когда Гомо послушался, Джок повернулся к Дэниэлу.
   – Прости, Дэнни. Ты теперь сам по себе. От меня помощи больше не жди. Если меня попросят, я дам показания против тебя. Мне нужно прикрывать собственную задницу, парень.
   – Да, ты безнадежный слюнтяй, – кивнул Дэниэл. – Но если тебя так заботит справедливость, как насчет Джонни и Мевис?
   – То, что ты делал, не имеет ничего общего со справедливостью. – Джок повысил голос, перекрикивая рев двигателя. – Ты пытаешься быть и шерифом, и полицейским, и палачом, Дэнни. Это не правосудие, а месть. И я не хочу иметь к этому отношения. Ты знаешь мой адрес. Можешь отправить туда деньги, которые мне должен. Пока, Дэнни. Жаль, что это закончилось так. – Он забрался на пассажирское место в кабине. – Не пытайся остановить нас. – Он помахал автоматом. – Я умею им пользоваться.
   Джок захлопнул дверцу, и Гомо вывел машину на шоссе.
   Дэниэл остался стоять в темноте, глядя на яркие самоцветы – хвостовые огни грузовика, – пока их не скрыл поворот дороги.
   В ушах у него еще звенело от близкого выстрела. Его тошнило, голова кружилась. Слегка пошатываясь, пошел он туда, где Джок оставил «лендкрузер», и упал на водительское сиденье.
   Очень долго его поддерживал гнев, злоба на Чэнгуна и его соучастников, на Гомо и больше всего – на Джока и его вмешательство. Но вот гнев медленно рассеялся, и Дэниэл начинал осознавать серьезность собственного положения. Он выдвинул обвинения, которые не может доказать; он повредил чужую собственность; он угрожал жизни правительственного служащего и оскорбил его, пусть и не причинил ему серьезного ущерба. Ему могут предъявить с полдюжины обвинений.
   Потом он снова подумал о Джонни и его семье, и личная опасность потеряла всякое значение.
   «Я был так близок к раскрытию аферы, – с горечью думал он. – Еще несколько минут с Гомо, и они были бы у меня в руках. Я почти взял их, Джонни».
   Нужно было решить, что делать дальше, но голова болела и трудно было размышлять логично. Нет смысла гнаться за Гомо. Он теперь настороженный, и ему каким-то образом удалось избавиться от слоновой кости.
   Но в каком еще направлении действовать? Конечно, остается Нинь Чэнгун. Он ключ ко всему заговору. Однако единственная нить, ведущая к нему, теперь, когда кость исчезла, – это загадочная записка Джонни и отпечаток, оставленный на месте убийства.
   Есть еще Четти Синг. Гомо признался, что знаком с сикхом. Что он сказал, когда Дэниэл назвал это имя? «Да, я расскажу тебе о нем, если ты меня не порежешь».
   И банда браконьеров. Дэниэл гадал, успел ли Исаак перехватить банду на реке Замбези и смог ли взять пленных. Таких угрызений совести, как у Джока, у Исаака не будет. Джонни был и его другом. Он сумеет заставить пленных говорить.
   «Позвоню на пруды Маны с полицейского поста в Чирунду», – решил Дэниэл, и «лендкрузер» тронулся. Он повернул на сто восемьдесят градусов и поехал назад, к откосу. Полицейский пост на мосту Чирунду ближе, чем в Карои. Нужно как можно быстрее заявить в полицию и убедиться, что следственная группа будет выслана немедленно. Следует предупредить полицию о записке Джонни и о следах в крови.
   У Дэниэла по-прежнему болела голова. Он на несколько минут остановил «лендкрузер», отыскал в аптечке флакон с таблетками панадола и запил их кофе из термоса.
   И пока ехал, боль стихла и мысли начали приходить в порядок.
 
   Было почти четыре утра, когда он доехал до моста Чирунду. На полицейском посту дежурил только один капрал. Сложив руки перед собой на столе, опустив на них голову, он спал так крепко, что Дэниэлу пришлось сильно его трясти. Когда капрал поднял голову, он не понимая смотрел на Дэниэла налитыми кровью глазами.
   – Хочу сообщить об убийстве. О нескольких убийствах.
   Дэниэл с трудом начал запуск официальной машины.
   Капрал не знал, что делать, и Дэниэл послал его за начальником поста, который спал в рондавеле за полицейским участком. Наконец появился сержант в полной форме – ремень, портупея, кепи, – но тоже полусонный.
   – Позвоните в Хараре, в отдел расследования убийств, – понукивал Дэниэл. – Пусть вышлют группу в Чивеве.
   – Сначала напишите заявление, – настаивал сержант.
   В участке в далекой провинции не было даже пишущей машинки. Сержант стал корявым почерком записывать его показания. Каждую букву он произносил отдельно, шевеля губами. Дэниэлу хотелось отобрать у него ручку и писать самому.
   – Черт возьми, сержант. Там лежат мертвые. И пока мы здесь сидим, убийцы уходят.
   Сержант продолжал невозмутимо записывать его показания; Дэниэл исправлял ошибки и раздраженно ерзал.
   Однако темп диктовки позволил ему тщательно сформулировать, что он хочет сказать. Он составил расписание событий предыдущего дня: время, когда он выехал из Чивеве и попрощался с Джонни Нзу; время, когда он нашел на дороге следы банды грабителей и решил повернуть в лагерь и предупредить; время, когда он встретил на дороге рефрижераторы и «мерседес» посла.
   Он пересказал свой разговор с послом Нинем и задумался, упоминать ли о пятнах крови, которые он заметил на синих брюках. Это прозвучит как обвинение.
   «К дьяволу протокол!» – решил он и подробно описал синие спортивные брюки и спортивную обувь с подошвой с рисунком рыбьей чешуи. Теперь им придется это расследовать. Он испытывал мрачное удовлетворение, описывая возвращение в Чивеве и обнаруженную там бойню.
   Он обратил особое внимание на записку в руке Джонни и рисунок следа подошвы в крови на полу кабинета, не указывая на связь с тайваньским послом. Пусть выводы делают сами.
   Но он столкнулся с большими трудностями, описывая преследование «мерседеса» и грузовиков-холодильников. Нужно было указать причину, не создавая почвы для обвинений в свой адрес или не выразив свои подозрения относительно Ниня Чэнгуна слишком определенно.
   – Я поехал за колонной, чтобы спросить, не знают ли там чего-нибудь об исчезнувшей слоновой кости, – продиктовал он. – Хотя догнать посла Ниня и первый грузовик я не смог, я разговаривал с лесничим Гомо, которого встретил на дороге в Карои и который вел второй грузовик. Он сказал, что ничего не знает об этих событиях, и позволил осмотреть его машину. Слоновую кость я не нашел.
   Ему очень не хотелось признавать это, но нужно было как-то защититься от обвинений, которые может выдвинуть против него Гомо.
   – Потом я решил, что мой долг – связаться с ближайшим полицейским участком и сообщить о гибели хранителя Чивеве, его семьи и сотрудников, а также о сожженных домах и другой уничтоженной собственности.
   Много позже рассвета Дэниэл наконец смог подписать свои записанные от руки показания, и только тогда сержант позвонил по телефону в отдел расследования убийств в Хараре.
   Последовал ряд длительных переговоров сержанта со все более старшими чинами полиции в Хараре: один отсылал его к другому. Африка, что поделаешь, и Дэниэл стиснул зубы.
   «АСП», – сказал он себе. «Африка снова побеждает».
   Наконец было решено, что сержант отправится в Чивеве на «лендровере» полицейского участка, а группа детективов вылетит из Хараре и приземлится на посадочной полосе парка.
   – Мне вернуться с вами в Чивеве? – спросил Дэниэл, когда сержант завершил переговоры и начал готовиться к выезду.
   Вопрос озадачил сержанта. Он не получил указаний, что делать со свидетелем.
   – Оставьте адрес и номер телефона, чтобы мы могли с вами связаться, если потребуется, – решил он после долгих раздумий.
   Освободившись, Дэниэл испытал облегчение. Со времени прибытия в полицейский участок в Чирунду у него было много часов, чтобы обдумать положение и составить планы действия на все возможные случаи.
   Если Исаак Мтветве задержал хотя бы одного браконьера, это кратчайший путь к Ниню Чэнгуну… но нужно поговорить с Исааком до того, как тот передаст пленника полиции.
   – Разрешите воспользоваться вашим телефоном, – попросил он полицейского капрала, как только начальник участка и группа вооруженных полицейских в зеленом «лендровере» выехали в Чивеве.
   – Это служебный телефон, – покачал головой капрал. – Никаких посторонних звонков.
   Дэниэл достал голубую банкноту – десять зимбабвийских долларов – и положил перед ним на стол.
   – Всего один местный звонок, – объяснил он, и банкнота чудесным образом исчезла. Капрал улыбнулся и махнул рукой в сторону аппарата. У Дэниэла появился новый друг.
   Исаак Мтветве ответил на звонок почти сразу, как только была установлена связь с прудами Маны.
   – Исаак! – облегченно воскликнул Дэниэл. – Когда вы вернулись?
   – Только что зашел в офис, – ответил Исаак. – Мы вернулись десять минут назад. У меня один раненый. Нужно отправить его в больницу.
   – Была драчка?
   – Да, была. Ты верно, Дэнни, сказал – большая банда, плохие парни.
   – Пленных взяли, Исаак? – нетерпеливо спросил Дэниэл. – Если захватили хотя бы парочку, все отлично.

* * *

   Исаак Мтветве стоял у руля двадцатифутового катера; катер в ночи шел вниз по течению.
   Его лесничие сидели на палубе ниже планширя, кутаясь в куртки из козьей шкуры: на воде было холодно. Ветер раздувал речной туман.
   Мотор катера время от времени чихал. Дважды Исааку приходилось ложиться в дрейф, прежде чем мотор оживал. Двигатель отчаянно нуждался в ремонте, а валюты на запасные части вечно не хватало. Но вот мотор снова заработал, и Исаак опять направил нос катера вниз по течению.
   Над темными деревьями на берегу Замбези висел толстый лунный серп. Его света хватало, чтобы Исаак вел катер самым полным ходом. Хотя он прекрасно знал каждый поворот и каждый участок течения вплоть до Тете и границы с Мозамбиком, мели и каменные выступы даже ему не позволяли плыть в полной темноте. Лунный свет превращал полосы речного тумана в радужную жемчужную пыль и придавал открытой воде блеск полированного обсидиана. Мотор шумел приглушенно, шли они быстро, так что появиться должны внезапно. Мимо гиппопотамов, пасущихся у берега, они проплывали прежде, чем чудовищные животные обнаруживали их присутствие.
   В панике бегемоты бросались по крутым, скользким берегам в воду и в фонтанах брызг уходили на глубину. Стаи диких уток, сидевших в заводях на спокойной воде, вели себя бдительнее.
   Приближение катера вспугивало их и, поднявшись в воздух, они силуэтом рисовались на фоне луны.
   Исаак точно знал, куда направляется. В свое время он воевал на стороне борцов за независимость и много раз пересекал эту реку, нападая на фермы белых и силы безопасности незаконного режима Яна Смита. Он знал все уловки браконьеров. Кое-кто из этих браконьеров прежде был его товарищем по оружию, но теперь они его новые враги. Он ненавидел их не меньше, чем когда-то «скаутов Селуса»^[6] или родезийскую легкую пехоту.
   На участке между Чирунду и прудами Маны ширина Замбези составляет почти полмили. Чтобы пересечь могучий зеленый поток, грабителям нужны лодки. И они добывают их так же, как когда-то партизаны, – отбирают у местных рыбаков.
   Странствующие рыбаки Замбези строят по ее берегам свои многочисленные деревни. Это деревни непостоянные: их жизнью управляют разливы Замбези. Когда река затопляет берега и заливает обширные равнины, люди вынуждены переселяться на более высокие места.
   К тому же люди следуют за косяками тиляпии, тигровой рыбы и колючей зубатки – это их основной источник питания, поэтому каждые несколько месяцев они бросают примитивные хижины со стойками для копчения и кострами под ними и уходят, оставляя брошенное имущество гнить.
   Одной из обязанностей Исаака было следить за этими перемещениями рыбаков, потому что их деятельность чрезвычайно сильно сказывалась на экологии реки. Он почуял в воздухе дым и зловоние гниющей рыбы и сбросил скорость. Катер медленно приближался к северному берегу. Если браконьеры пришли из Замбии, именно здесь они будут возвращаться.
   Запах рыбы усилился, и по реке, смешиваясь с туманом, поплыли клочья дыма. На излучине берега показались четыре ветхие хижины с тростниковыми крышами, рядом с ними, вытянутые из воды, лежали четыре длинных каноэ.
   Исаак направил катер к берегу и выпрыгнул, оставив одного из лесничих на берегу держать трос. На порог хижины выбралась старуха. На ней была только набедренная повязка из шкуры антилопы, пустые груди свешивались мешками.
   – Я вижу тебя, старая матушка, – уважительно поздоровался Исаак. Он всегда старался поддерживать хорошие отношения с речными жителями.
   – И я тебя вижу, сын мой, – ответила старуха; она засмеялась, и Исаак ощутил острый запах конопли. Люди племени батонка разминают коноплю, превращая ее в пасту, добавляют свежий коровий помет, скатывают шарики, высушивают на солнце и курят, закладывая в глиняные трубки с тростниковыми мундштуками.
   Правительство выдает им на это специальное разрешение, чтобы поддержать традицию. Особенно распространена такая привычка среди старух племени.
   – Все ли ваши мужчины в хижинах? – негромко спросил Исаак. – Все ли каноэ на берегу?
   Прежде чем ответить, старуха высморкалась. Большим пальцем она зажала одну ноздрю, а из другой в огонь вылетел комок слизи. Остатки слизи с верхней губы она вытерла ладонью.
   – Все мои сыновья и их жены спят в хижинах, и их дети с ними, – захихикала она.
   – А ты не видела незнакомых людей с ружьями, которые хотели бы, чтобы вы переправили их на другой берег?
   Женщина отрицательно покачала головой и почесалась.
   – Мы не видели чужаков.
   – Я тебя уважаю, старая матушка, – традиционно сказал Исаак и вложил в сморщенную руку пакетик сахару. – Оставайся с миром.
   Он побежал к катеру. Как только он вскочил на борт, лесничий бросил трос и тоже сел в катер. Исаак включил двигатель.
   Следующая деревня находилась в трех милях ниже по течению. Исаак снова сошел на берег. Он знал старосту этой деревни и нашел его сидящим в одиночестве у дымного костра, на котором сушили рыбу и который отгонял тучи жужжащих москитов.
   Двадцать лет назад крокодил откусил старосте ногу, но все равно этот человек оставался одним из самых искусных лодочников на реке.
   Исаак поздоровался с ним, дал пачку сигарет и сел рядом с ним в облаке дыма.
   – Ты сидишь один, Бабо? А почему не спишь? Тебя что-то тревожит?
   Старика могли тревожить многие воспоминания. Он не торопился отвечать прямо.
   – Вроде чужаков с ружьями, которые потребовали проезда в ваших каноэ? – спросил Исаак. – Вы дали им то, что они просили, Бабо?
   Староста покачал головой.
   – Один из детей увидел, как они идут по заливной равнине, прибежал и предупредил деревню. У нас было время спрятать каноэ в тростниках и убежать в буш.
   – Сколько было людей? – подбадривал Исаак старика.
   Тот дважды согнул пальцы на обеих руках.
   – Это жестокие люди, с лицами львов, с ружьями, – прошептал он. – Мы испугались.
   – Когда это было, Бабо?
   – Вчера ночью, – ответил староста. – Не найдя на этой реке ни людей, ни каноэ, они рассердились. Они кричали друг на друга и размахивали ружьями, но потом ушли. – Он показал подбородком. – Ушли на восток, вниз по реке. А теперь я боюсь, что они вернутся. Поэтому и сижу один, когда вся деревня спит.
   – А племя Мбепуры все еще живет в месте Красных Птиц? – спросил Исаак, и староста кивнул.
   – Думаю, что эти жестокие люди пошли отсюда к деревне Мбепуры.
   – Спасибо, дедушка.
   Место Красных Птиц получило свое название из-за стай пчелоедов с карминной грудкой, которые именно там строили гнезда в крутом речном берегу. Деревня Мбепуры на северном берегу, напротив глиняного берега с колонией птиц.
   Исаак приближался к Месту Красных Птиц бесшумно, позволив течению Замбези нести катер. Все лесничие были начеку. Они сбросили куртки из козьих шкур и сидели под планширем, держа оружие наготове.
   Негромко кашлянул двигатель, Исаак подвел катер ближе к берегу.
   Деревня Мбепуры представляла собой еще одно скопление жалких хижин у самого края воды. Хижины казались пустыми, костры для вяленья рыбы догорали. Исаак в свете луны заметил, что на мелком месте по-прежнему стоят причальные столбы для каноэ, однако самих каноэ не видно. Рыбаки не расстаются с лодками, это их самое ценное имущество.
   Исаак позволил катеру спуститься по течению намного ниже по реке, прежде чем включил мотор и направился через полмили воды к противоположному, южному берегу Замбези. Если банда пересекла реку здесь, здесь же она и будет возвращаться.
   Исаак проверил время, поворачивая светящийся циферблат своих часов, чтобы поймать лунный свет. Он подсчитал время пути до Чивеве, сопоставил с возможным маршрутом контрабандистов и сделал поправку на то, что они, вероятно, несут тяжелый груз награбленной слоновой кости.
   Потом посмотрел на луну. Она уже бледнела, что предвещало скорый рассвет.
   В течение следующих двух-трех часов можно в любую минуту ожидать возвращения бандитов из набега.
   – Если бы найти, где они захватили каноэ, – прошептал он.
   Он предполагал, что браконьеры конфисковали всю флотилию каноэ в деревне Мбепуры. Ему припомнилось, что, когда он был в этой деревне в прошлый раз, хрупких суденышек здесь было семь или восемь. Все они выдолблены из массивных стволов деревьев кугелия. Каждое каноэ способно перевезти на противоположный берег шесть-семь пассажиров.
   Банда, вероятно, заставила местных рыбаков стать перевозчиками. Управление каноэ требует мастерства и опыта, ведь эти лодки хрупки и неустойчивы, особенно с тяжелым грузом. Исаак предполагал, что перевозчиков бандиты оставили под охраной на южном берегу, а сами ушли в Чивеве.
   «Если найду каноэ, захвачу их всех», – решил Исаак.
   Он повернул катер к южному берегу чуть ниже по течению от того места, где, по его представлениям, переправлялась банда.
   Увидев вход в лагуну, Исаак направил острый нос катера в заросли папируса, которые перегораживали вход. Мотор он выключил; хватаясь за длинные, прочные стебли, лесничие подтягивали катер в гущу зарослей, а Исаак стоял на носу и веслом проверял глубину.