Смит Уилбур. Триумф солнца

   Сэр Эвелин Беринг весьма детально описал ему план спасательной операции. В этом месте река как бы раздваивалась, уходя обеими рукавами на юг. Пароходная флотилия готовилась к длительному переходу вдоль западного побережья реки. На этом пути ей предстояло преодолеть три сложных и весьма опасных участка, и все это время пароходы должны продвигаться с максимальной осторожностью, чтобы не напороться на острые скалы в бурлящем потоке мутной воды.
   А по берегу Нила до Метеммы должна двигаться воинская колонна, где ее посадят на четыре небольших парохода Китайца Гордона и доставят в Хартум, чтобы усилить оборону города до подхода основных спасательных сил.
   Грузовое судно протиснулось к берегу, и портовые грузчики сразу же спустились вниз, чтобы приступить к разгрузке. Пенрод сошел на берег одним из первых и в очередной раз удивился, когда офицер охраны незамедлительно пропустил его, бросив быстрый взгляд на пропуск. Он пересек лагерь и вскоре оказался перед контрольно-пропускным пунктом на военную базу спасательного отряда.
   Четыре подразделения под командованием генерала сэра Герберта Стюарта уже вовсю занимались военными упражнениями, готовясь на плацу к весьма длительной экспедиции в глубь страны. Но до окончательного решения из Лондона о сроках отправки могло пройти несколько недель, а то и месяцев.
   Вероятно, сержант охранного отряда уже был надлежащим образом проинформирован о прибытии Пенрода, поскольку ничуть не удивился, когда к нему обратился араб в грязной одежде портового грузчика и на понятном армейской жаргоне потребовал немедленно препроводить его в палатку адъютанта.
   – А, Баллантайн! – радостно воскликнул майор Кенвик, пожимая ему руку, но при этом стараясь не прикасаться к грязному арабскому облачению. – Я получил телеграмму от майора Адамса из Каира, но ожидал, что вы доберетесь к нам через три-четыре дня. – Как и большинство старших офицеров, он был в восторге от легендарного коллеги, но при этом с трудом скрывал зависть к его быстрой карьере. Такие люди обычно не боятся высовываться там, где свистят пули, если, конечно, это сулит им быстрое продвижение по службе.
   – Благодарю вас, майор, – сдержанно ответил Пенрод. – Вы, случайно, не знаете, где сейчас находятся мои люди?
   – Еще бы мне не знать! Тем более что ваш сержант без колебаний принял от меня пять самых лучших верблюдов. Если бы я не настоял на этом, он бы отправился в пустыню без необходимых припасов.
   – В таком случае, сэр, я должен незамедлительно тронуться в путь, если вы, конечно, не против.
   – Так быстро? А я-то надеялся составить вам компанию и посидеть немного сегодня вечером.
   Пенрод видел, что собеседник просто сгорает от любопытства по поводу столь загадочного визита.
   – Сожалею, сэр, но у меня слишком мало времени.
   – В таком случае, может, увидимся в Хартуме? – продолжал настаивать адъютант.
   – О, сомневаюсь, – отмахнулся Пенрод. – Предлагаю встретиться в клубе Гезира после завершения этой маленькой операции.
   Сержант аль-Саада уже ждал его в колонне верблюдов. Их встреча была прохладной и подчеркнуто официальной, поскольку в этот момент за ними могли следить десятки любопытных глаз. Должна же существовать хоть какая-то социальная дистанция между сержантом Королевских вооруженных сил и арабским феллахом в грязном тюрбане! Они оседлали верблюдов и направились в пустыню, причем Пенрод следовал за сержантом на весьма энергичной верблюдице серого цвета. Она так и рвалась из-под него, а сердце радостно замирало – ведь сержант выбрал самое быстроходное животное. Как только лагерь скрылся за высокими дюнами, сержант аль-Саада придержал своего верблюда, повернулся к Пенроду и, радостно улыбаясь, ткнул кулаком ему в грудь.
   – Я видел тебя на палубе парохода, еще когда он только огибал Рас-Индер. Ты быстро продвигаешься, Абадан Риджи! – Он назвал его человеком, который никогда не сворачивает с пути. – Я сообщил Якубу, что ты будешь здесь дней через пять.
   – Да, я спешил, – согласился Пенрод, – но нужно продвигаться еще быстрее.
   Якуб ждал их примерно в миле от этого места и держал наготове пару верблюдов за черной скалой. Их силуэты казались еще более гротескными из-за огромных баулов с водой, прикрепленных на двугорбых спинах словно злокачественные опухоли. Каждый верблюд мог спокойно перевозить свыше пятисот фунтов груза, но в пустыне Матерь Камней человеку требовалось не менее двух галлонов воды в день, чтобы сохранить жизнь. Как только они спешились, Якуб поспешил приветствовать Пенрода. Он опустился на одно колено и приложил руку сначала к губам, а потом к сердцу.
   – Верный Якуб ждет вас с начала праздника Курбан-байрам.
   – Не сомневаюсь в этом, благословенный Аллахом, – улыбнулся Пенрод. – Но неужели ты забыл о моем пакете?
   Якуб, досадливо поморщившись, бросился к одному из верблюдов, отвязал сумку и принес Пенроду. Тот раскрыл ее на опаленной солнцем земле и увидел, что его арабская галабийя тщательно выстирана и аккуратно сложена. Он быстро сбросил грязные лохмотья и надел халат из прекрасной шерсти, который надежно защитит его от палящего солнца. Затем покрыл голову черной накидкой, закрывавшей почти все лицо, как у кочевников-бедуинов, и прикрепил к поясу небольшую кожаную сумку, куда сунул острый кинжал и револьвер «уэбли», а на другую сторону повесил кавалерийскую саблю. Вынув саблю из кожаных ножен, он провел пальцем по острию, проверяя лезвие, отточенное до такой степени, что можно было побриться. Пенрод удовлетворенно кивнул Якубу и взмахнул пару раз саблей, рассекая воздух. Клинок словно прикипел к его руке и, казалось, жил собственной жизнью. В эпоху быстро заряжающихся винтовок и тяжелых орудий Пенрод по-прежнему испытывал ни с чем не сравнимый восторг от старого рукопашного боя.
   Почти каждый араб вооружен длинным клинком с широким лезвием, и Пенрод внимательно наблюдал, как они используют его во время сражения, сравнивая с собственным мастерством. Это тяжелое оружие совершенно не соответствует физическим данным арабов. В отличие от мощных и сильных крестоносцев, у которых они его позаимствовали, арабы не отличались физической силой и больше напоминали терьеров, чем мастифов. Они были сущими дьяволами во время сражений и наносили ощутимый урон противнику этими клинками, но слишком медленно управляли оружием, фактически ничего не понимая в фехтовании, а свои круглые кожаные щиты использовали исключительно для самозащиты. Именно поэтому они были крайне уязвимыми при встрече с искусным бойцом, прекрасно владеющим саблей или шпагой. В минуты опасности арабы инстинктивно поднимали щит, закрывая себе обзор и становясь легкой добычей ловкого противника, который, используя свое преимущество, наносил им молниеносный роковой удар. Во время сражения под Эль-Обейдом, когда и без того нестройные ряды дервишей были рас– сеяны хорошо организованными войсками, Пенрод именно таким образом убил за несколько минут пятерых воинов. Он еще раз посмотрел на клинок, сунул его в ножны и повернулся к Якубу.
   – Матерь камней все еще открыта?
   – Воду можно найти в источнике Марбад-Тегга. – На языке местных племен така это означало «Убийца Верблюдов». – Ее там немного, и она горьковатая, но для верблюдов вполне достаточно, – пояснил Якуб.
   Выходец из арабского племени джаалин, он был изгнан из родных мест в результате кровавой вражды, возникшей из-за покушения на честь и достоинство его сестры. Якуб был ловок и быстр, прекрасно владел холодным оружием и в конце концов убил соперника, но тот, к несчастью, оказался сыном влиятельного шейха. В результате Якубу пришлось покинуть родные места и скрываться всю оставшуюся жизнь.
   Один глаз его косил, из-под тюрбана свисали грязные волосы, а улыбка обнажала кривые и желтые зубы, не ведавшие зубной щетки. Он хорошо знал пустыню и горы, чувствуя их всем своим естеством, как дикий осел. Еще до вынужденного бегства из своего племени он получил сильный ножевой удар в ногу во время драки и с тех пор заметно прихрамывал. Именно из-за этой раны ему отказали в военной службе во благо королевы и хедива. Таким образом, он оказался за пределами своего племени, без средств к существованию, и Пенрод был его единственным спасением. Якуб любил своего хозяина, как отца, и преклонялся перед ним, как перед божеством.
   – Значит, мы все еще можем обрубить змею?
   Когда Пенрод задал этот важный вопрос, Якуб отнесся к нему с максимальной серьезностью и должным уважением. Он заправил полы своего арабского халата между ног и ручкой верблюжьего кнута нарисовал на песке большую букву S, верхняя часть которой была вдвое меньше нижней, – примитивная схема Нила от того места, где они сейчас находились, до порогов Шаблука. Этот извилистый путь отнимет немало дополнительных недель, но именно так должна пройти речная флотилия экспедиционных войск. А колонна двинется по пустыне на верблюдах, сократит дорогу и вскоре достигнет реки возле Метеммы. Это короткое направление отмечено иссушенными костями людей и животных на всем протяжении караванного пути еще в древние времена. И здесь было всего лишь два колодца со скудными запасами вполне подходящей воды, чтобы продолжить путь и пересечь знойную пустыню. А добравшись до Метеммы, они смогут пойти по правому рукаву Нила, не теряя из виду реку, когда та снова повернет на запад, а потом опять вернется на прежний южный путь и направится прямо к Хартуму. Это нелегкая стезя даже для местных жителей, но была еще более тяжкая, которой владельцы караванов дали меткое название «обрубить змею».
   Якуб размашисто провел ручкой кнута по земле, прочертив ровную линию от их места пребывания до Хартума и на две равные части разрезав букву S. Этот путь мог сэкономить сотни миль невероятно сложного странствия, но не был обозначен на карте и малейшее отклонение грозило потерей источника Марбад-Тегга, без которого путешественника ждала страшная смерть в безводной пустыне. Колодец был скрыт от посторонних глаз и располагался в самом чреве знойной пустыни Матерь Камней. Неискушенный странник мог пройти мимо него на расстоянии сотни шагов и не заметить. Верблюды спокойно пили эту воду, но человека едкая каустическая соль сводила с ума. Если не напоить верблюдов в источнике Марбад-Тегга, то до следующего придется шагать еще сотню миль, вплоть до берега Нила в районе Корти, чуть ниже четвертого водопада. Причем питьевая вода в бурдюках закончится задолго до того, как они доберутся до реки. Таким образом, они могут оказаться без капли воды в течение почти двадцати четырех часов, прежде чем снова увидят Нил, а может, и дольше, если всемогущие джинны пустыни не будут к ним благосклонны.
   А благополучно добравшись до берега, им придется пересечь полноводную реку, причем в месте наиболее бурного течения. Ширина реки здесь составляет не менее мили, а верблюды, как известно, лезут в воду с большой неохотой. Правда, неподалеку есть брод, о котором мало кто знает. Как только они переберутся на другой берег, придется запастись провиантом, наполнить свежей водой бурдюки и без промедления возвратиться, чтобы окунуться в не менее знойную пустыню Монассир. А значит, преодолеть еще две сотни миль по безводной местности. Якуб напомнил об этом Пенроду, иллюстрируя сказанное схемой на песке. Тот слушал внимательно, не прерывая, хотя уже три раза «обрубал змею» и столько же перебирался на другой берег Нила возле Корти. Однако не упустил возможности услышать от Якуба что-то новое об этом мрачном маршруте.
   Закончив свой пространный рассказ, араб торжественно объявил:
   – Под руководством бесстрашного и хитрого Якуба и под защитой милосердных ангелов нам, вероятно, удастся «обрубить змею» и значительно сократить путь. – И присел на корточки, терпеливо ожидая решения Пенрода.
   Капитан спокойно обдумал сложившуюся ситуацию, тщательно взвешивая все шансы. Он ни за что не решился бы на такое путешествие без Якуба, а с его помощью и под непосредственным руководством игра стоила свеч. Он мог значительно сократить путь и тем самым сэкономить время, чтобы добраться до Хартума. Но было одно обстоятельство, которое непременно следовало обсудить.
   Бахита сказала ему, что Махди и его халиф хорошо осведомлены о подготовке англичан к спасению Гордона. Их разведчики постоянно докладывают о концентрации значительных сухопутных сил и речной флотилии в районе Вади-Халфы. Она также сообщила, что Махди приказал своим наиболее влиятельным эмирам покинуть осажденный Хартум и отвести племена на север вдоль реки, чтобы встретить там противника в самом неблагоприятном для него месте в районе городов Метемма, Абу-Клеа и Абу-Хамед. При этом она добавила, что оба берега реки вниз от Хартума до первого большого изгиба уже заняты арабскими всадниками на лошадях и верблюдах.
   – Махди понимает, что должен во что бы то ни стало остановить франков на подступах к городу, – сказала она напоследок, используя слово, которым местные жители называли всех европейцев. – Он также знает, что их армия немногочисленна и к тому же плохо оснащена лошадьми и верблюдами. Поговаривают, будто он послал на север двадцать тысяч воинов, чтобы те достойно встретили англичан и взяли под контроль всю береговую линию вплоть до Нижнего Нила. А сам в это время намерен захватить Хартум, казнить генерала Гордона и отослать королеве его голову. – Бахита выдержала паузу и посмотрела на Пенрода. – Будь осторожен, мой господин. Они отрезали телеграфную связь с севером и понимают, что генералы в Каире непременно пошлют своих курьеров в Хартум, чтобы хоть как-то поддержать сообщение с Гордоном. Махди наготове и попытается помешать тебе проникнуть в город, а его люди будут рыскать по пустыне, чтобы перехватить тебя.
   – Да, они станут искать нас в пустыне, – вслух рассуждал Пенрод, – но интересно, смогут ли контролировать весь путь до Марбад-Тегга?
   Якуб покачал головой, поскольку ничего не понимал по-английски, и Пенрод снова перешел на арабский:
   – Именем Аллаха, храбрый Якуб, отведи нас к этому горькому источнику под названием «Убийца Верблюдов».
 
   Они взобрались на высокие деревянные седла. Пенрод проверил винтовку в чехле под правой ногой, нащупал рукой патронташ с боеприпасами, прикрепленный к задней части седла, и пнул пятками своего серого верблюда. Тот стал медленно подниматься на ноги, громко ворча и разбрызгивая вокруг себя слюну.
   – Поехали с Богом, – пропел аль-Саада.
   – Да откроет Аллах нам глаза, чтобы чистым и ясным был наш путь, – произнес Якуб. – И да поможет он нам благополучно добраться до Убийцы Верблюдов.
   – Бог всемогущ, – добавил Пенрод. – Нет Бога, кроме Аллаха.
   Каждый из них вел за собой вьючного верблюда, на спине которого мерно покачивались кожаные бурдюки с водой. Поначалу свободно привязанный груз сильно раскачивался и бил верблюдов по бокам, пришлось остановиться и крепче привязать сумки и бурдюки. А заодно и выпустить из бурдюков воздух, чтобы вода не плескалась, мешая животным. Они ехали молча, в странной тишине на фоне невыносимого зноя и бескрайнего пустынного горизонта. Ноги верблюдов тихо ступали по песку, издавая едва уловимый шорох. Мужчины обернули головы арабскими платками, оставив лишь узкие прорези для глаз, и, не утруждая себя лишними разговорами, размеренно покачивались в деревянных седлах, всецело подчиняясь ритму верблюжьей поступи.
   Древний караванный путь шел через песчаные дюны оранжевого цвета, блестевшие на солнце до боли в глазах. Этот путь был помечен лишь белыми костями и наполовину засыпанными скелетами некогда погибших верблюдов. Высушенные палящими лучами солнца, они столетиями лежали на обочине, напоминая путникам о бренности всего сущего. Горячий воздух пустыни обжигал горло нестерпимым зноем. Линия горизонта смутно искажалась в серебристом мареве миражей. Иногда казалось, будто наездники зависли в пустом пространстве и лишь покачиваются на спинах неторопливых животных на фоне застывшей линии горизонта. Единственным признаком движения был извилистый караванный путь, но даже он словно медленно парил над землей, как извивающаяся струйка дыма.
   Пенрод позволил себе немного расслабиться и погрузиться в гипнотический транс пустынного странника. Время словно утратило свое значение и как бы повисло в раскаленном воздухе. Сознание стало совершенно свободным, и он в который раз подумал, как легко поверить в существование сверхъестественных сил, населяющих эти бескрайние пространства. Именно такие чувства обычно испытывают бедуины в знойной пустыне. Он живо представил себе бесчисленных джиннов и призраков, оставшихся от погибших в этих песках армий. И хотя Якуб находился на расстоянии половины пистолетного выстрела, он тоже порой казался Пенроду неким призраком, расплывчатым миражом, который покачивался на верблюде в халате с развевающимися полами, будто воробей с распростертыми от жары крыльями. А в другое время виделся сказочным гигантом, восседающим на слоноподобном существе и многократно увеличенным обманчивой игрой света. Они двигались вперед, медленно и совершенно беззвучно.
   Постепенно перед ними замаячили очертания величественной пирамиды, перед которой меркли творения человеческих рук в дельте Нила. Она мерцала в серебристом мареве миража, словно отделенная от земли, над смутной линией горизонта, неустойчиво балансируя верхушкой на южном небосклоне. Пенрод с восхищением смотрел на это чудо, которое мягко подрагивало, то исчезая за горизонтом, то возникая вновь словно из воздуха и застывая в своей высшей точке, упершись основанием в землю.
   Они продолжали путь, и через некоторое время пирамида обрела более четкие очертания, напоминающие остроконечный холм с двумя меньшими собратьями позади. Не переставая удивляться этому чуду, Пенрод подумал, что такие природные образования, вероятно, послужили образцом для древних строителей пирамид, поражающих воображение людей уже много столетий. Караванный путь шел прямо к ним, но Якуб резко свернул в сторону, оставив проторенную дорогу слева. Вскоре он привел их в дикую пустыню, не содержавшую даже намека на присутствие человека. Это и был тот самый тайный путь к Марбад-Тегга.
   Пенрод снова погрузился в гипнотическое состояние остановившегося времени и в течение нескольких часов умиротворенно наблюдал, как солнце, поднимаясь вверх, застыло в зените, а потом неуклонно покатилось к земле. Он очнулся от гипнотического сна, почувствовав легкий сбой в движении своей верблюдицы, и, оглядевшись вокруг, с удивлением обнаружил, как резко изменился окружающий ландшафт. Песок был уже не оранжевым, а пепельно-серым, похожим на увядшие листья. Все пространство до горизонта покрывал древний вулканический пепел и комья давно застывшей лавы, словно в пустыне прошел величественный обряд кремации всего окружающего мира, несгоревшие останки которого заботливо погребли на этом потустороннем кладбище вечности. Дыхание древнего вулкана преобразило даже безмолвную пустыню. Среди голых камней и пепла не было и признаков жизни, кроме трех странников и их медленно шагающих животных.
   Пенрод понял, почему так неожиданно изменилась походка верблюда. Землю вокруг обильно устилали камни и куски скал, причем некоторые из них были настолько большими и круглыми, что напоминали ядра для гигантской пушки, а другие походили на снаряды для средневековых мушкетов. Из-за этого пространство казалось давно забытым и заброшенным полем битвы. Но Пенрод знал, что это отнюдь не последствия странной войны. Круглые камни оказались здесь в результате мощного извержения вулкана, в результате которого жидкая лава была выброшена из гигантского жерла в небо, а потом упала на землю дождем из остывших камней и пепла. Именно поэтому умные верблюды сменили шаг, выбирая удобный путь между камнями и скалами, что неизбежно сказалось на скорости их продвижения.
   Солнце уже садилось за горизонт, и коснувшись земли, буквально взорвалось мириадами зеленых и кремовых лучей, после чего обессиленно покатилось вниз, оставляя безутешную землю во власти внезапно наступившей ночи.
   – Славная ночь! – прошептал Пенрод пересохшими губами. – Благословенная прохладная ночь!
   Они сделали привал, покормили и напоили верблюдов, проверили поводья, седла и упряжь, а когда мужчины вынули свои коврики для молитвы и опустились на них, повернувшись в сторону Мекки, Пенрод решил прогуляться по пустыне, чтобы размять онемевшие за время путешествия ноги и сделать несколько физических упражнений. Он прислушивался к тишине ночи, но лишь ветерок гулял среди песчаных дюн, перешептывавшихся между собой тихими голосами джиннов.
   Когда он вернулся, Якуб уже варил кофе в небольшом медном чайнике. Они выпили по три чашки и съели немного тонко нарезанного хлеба с хурмой. Затем смазали ароматным жиром губы и увлажнили кожу специальной смесью, предохранявшей ее от шелушения и обильной потливости. Когда все процедуры были закончены, они улеглись рядом со своими животными и мгновенно уснули. Якуб разбудил всех через пару часов, после чего они взобрались на верблюдов и снова отправились на юг, в ночную мглу.
   Небо полыхало от мерцания звезд так ярко, что порой с трудом удавалось обнаружить нужное созвездие, служившее главным ориентиром. Воздух был прохладным и чуть сладковатым, но настолько сухим, что Пенрод ощущал жжение в носу и постоянно сжимал его пальцами.
   Час за часом верблюды медленно шагали по пустыне, и время от времени Пенрод соскакивал с седла и шел пешком, чтобы немного размять онемевшие ноги. Следующий привал они сделали незадолго до рассвета, выпили по чашке горячего кофе без сахара, поспали около часа и продолжили путь, когда солнце только-только показалось слева от них. А с первыми лучами укутали головы длинными арабскими платками.
   Пустыня стала совершенно другой. Изменилась так же быстро, как прекрасная куртизанка, но все равно осталась чрезвычайно опасной и обманчивой. Временами песчаные дюны становились мягкими и вязкими, цвета слоновой кости, словно грудь и живот танцовщицы, а потом вдруг походили на спелый абрикос. Они перекатывались по пустыне, как океанские волны, но иногда сбивались в кучу, будто спаривающиеся змеи. А наталкиваясь на острые скалы или большие валуны, мгновенно рассыпались на части.
   Позади остались многие мили пути и часы палящего солнца. Когда они останавливались, чтобы немного передохнуть в тени огромных бурдюков, то даже глаз не могли сомкнуть от невыносимой жары и лежали на земле, тяжело дыша, как загнанные псы, а потом медленно вставали и вновь трогались в путь. Даже верблюды стонали и рычали от усталости, когда их снова запрягали и заставляли подняться, чтобы продолжить этот безумный марш. Их огромные ноги ныли от боли, а на пятый день путешествия они отказались от предложенной Якубом пищи, которую тот услужливо разложил на соломенных подстилках.
   – Это первый признак, что они на грани физического истощения, – предупредил Якуб Пенрода. – Если мы не достигнем источника завтра вечером до наступления сумерек, они начнут умирать.
   Не стоило даже объяснять, что случится с людьми, если погибнут верблюды. На следующее утро, когда они сделали привал в небольшой яме на пятачке твердой земли, Пенрод указал рукой на темные силуэты газелей, видневшиеся впереди. Они казались крошечными в дневном мареве, напоминая призраков пустыни, но кремовый окрас, изогнутые в форме лиры рога и белые морды указывали на их реальное существование. Через мгновение газели бесшумно исчезли за высокими валунами, будто их никогда и не было.
   – Они пьют воду в оазисе Марбад-Тегга, – сказал Якуб, разлепив иссохшие губы впервые за последние несколько часов. – Осталось немного. Думаю, мы доберемся туда до заката солнца. – Он удовлетворенно хмыкнул и украдкой посмотрел на Пенрода.
   В полдень верблюды отказались подниматься на ноги, громко стонали, дергали головами и издавали угрожающие звуки.
   – Чувствуют запах воды, – радостно пояснил Якуб, – и желают поскорее добраться туда. Поведут нас, как охотничьи собаки к дикому зверю.
   Они сделали небольшой привал, выпили по чашке кофе, с трудом подняли верблюдов и незамедлительно тронулись в путь. Животные ворчали от возбуждения, ускоряли шаг и жадно вдыхали ноздрями запах воды. А когда поздно вечером наконец остановились, Пенрод узнал ландшафт, который врезался в память во время его последнего посещения этого места – фантастическое нагромождение невысоких скал и холмов, обожженных за многие столетия солнцем и высушенных ветром. Сама природа создала эти узкие лабиринты и извилистые проходы среди скал, напоминавшие то армию шагающих каменных воинов, то мрачных крадущихся львов. Иногда попадались фигуры, похожие на огнедышащих драконов, крошечных гномов или джиннов пустыни. А над ними возвышалась высокая каменная колонна, отдаленно напоминающая женщину в длинном одеянии и с вдовьей накидкой на голове – застывшая в камне невыразимая скорбь.
   – Это так называемая «вдова Ахаба», – сказал Якуб. – Смотрит в сторону источника, где якобы умер ее муж. – Он ударил верблюда плетью, и они поспешили к воде, причем животные торопились больше, чем наездники.
   – Постойте! – неожиданно остановил Пенрод Якуба и аль-Саада и предупреждающе поднял руку, когда те удивленно повернулись к нему. Он направил верблюда в узкое ущелье и жестом позвал за собой спутников, которые без колебаний последовали его примеру, чего нельзя было сказать о животных. Они отчаянно мотали головами, издавали хриплые звуки и недовольно фыркали, разбрызгивая оставшуюся слюну. Наездникам с большим трудом удалось уложить их на землю и крепко привязать ремнями, чтобы те не вскочили на ноги. Аль-Саада остался сторожить их, а Пенрод повел Якуба к каменным изваяниям, где они нашли укромное место и скрылись за невысокими скалами. Пенрод улегся на живот, вглядываясь в покрытое камнями пространство перед «вдовой Ахаба». Якуб послушно лег рядом, морщась от вечернего, но все еще безжалостно палящего солнца.