Страница:
— А обо мне ты забыл, милорд? — поддразнила его Ида.
— Нет, — неторопливо проговорил Олдвин, — не забыл. Разве не тебе принадлежит мое сердце, любимая? — И он вручил ей отрез алого шелка с золотыми нитями. Ида приоткрыла рот от восторга, а Олдвин продолжал:
— Эта ткань из Византии, куда мне вскоре предстоит отправиться. Король назначил меня возглавить посольство, которое должно заключить с этой страной новые торговые договоры.
— Византия? — Для Иды это была сказочная далекая страна, где когда-то в юности побывал ее супруг. Она представления не имела о том, где именно эта страна находится. — Это далеко, милорд? Как долго тебя не будет? — наивно поинтересовалась она.
Олдвин Этельсберн обнял жену за плечи.
— Это очень далеко, любовь моя, — ответил он, — и мы не вернемся до тех пор, пока не заключим нужные королю договоры. Я хочу, чтобы ты и Мэйрин поехали со мной.
— О-о-о, отец! — Мэйрин на радостях заплясала по комнате. — Мы поедем с тобой! Как чудесно! Какое счастье! Неужели мы увидим своими глазами самого императора Византии? Можно сшить мне новое платье для путешествия? Можно мне взять с собой мою лошадь, моего кречета и собаку?
Олдвин рассмеялся.
— Да, Мэйрин, возможно, тебе действительно удастся встретиться с императором. Ты можешь сшить несколько новых платьев и можешь взять с собой свою лошадь. Но собака и кречет останутся здесь, в Эльфлиа.
Мэйрин была вне себя от радости, что сможет побывать в легендарной Византии. Но на лице Иды появилось озабоченное выражение. Она понимала кое-что, чего Мэйрин знать не могла. Здоровье короля оставляло желать лучшего. И вопрос престолонаследия уже стал спорным, хотя Эдуард назначил своим преемником нормандского кузена, герцога Вильгельма.
Королева хотела, чтобы после Эдуарда Англией правил ее брат, Гарольд Годвинсон, и изо всех сил добивалась своей цели. Родственники королевы не принадлежали к королевскому роду. Ее отец, покойный граф Годвин, принудил ее выйти замуж за короля, но не смог принудить Эдуарда войти в спальню молодой жены. Эдуард считал, что граф Годвин виновен в смерти его старшего брата, и не испытывал ни малейшего желания к своей супруге. В какой-то момент он даже отослал от себя королеву. Будучи человеком глубоко религиозным, он склонялся к монашеской жизни. Королевская чета так и не произвела на свет наследников, и ходили слухи, что этот брак, по сути, так и не состоялся.
Власти над Англией добивался также норвежский король. На его стороне была сильная армия, хотя его претензии основывались не на законных правах, а на простой жадности. Ида понимала, что если король Эдуард умрет, пока они будут путешествовать, то в Англии неминуемо начнется война. И что тогда станется с Эльфлиа и его обитателями? И когда Олдвин ответил на ее невысказанный вопрос, у Иды кровь застыла в жилах, — Брэнд останется в Англии присматривать за нашими землями. Будь у меня выбор, я бы никуда не поехал, но я не могу отказать королю.
«О Пресвятая Дева! — в ужасе подумала Ида. — Если Эдуард умрет, пока нас не будет, разразится война. Как нашему сыну удастся защитить Эльфлиа от Гарольда Годвинсона, норвежца и герцога Вильгельма?» Ида была убеждена, что Олдвин не должен ехать в Византию в такое время.
— Брэнд никогда не станет настоящим мужчиной, Ида, если мы не предоставим ему такую возможность, — сказал Олдвин, снова прочитав ее мысли. Ида зажала рот рукой, чтобы не вскрикнуть от ужаса, когда Олдвин повернулся к сыну. — Я не могу позволить тебе жениться в такое время. Все свои силы ты должен отдать Эльфлиа. Ты теперь в ответе за наших людей, за благосостояние и безопасность поместья. Ты обязан распоряжаться здесь всем до тех пор, пока мы не вернемся.
— Понимаю, отец, — ответил Брэнд, и Мэйрин внезапно показалось, что ее брат стал старше. — Хорошо, что у меня появилась возможность погулять еще немного, пока меня не окрутили, — шутливо добавил он. Широкая улыбка осветила его лицо, но голубые глаза оставались задумчивыми и серьезными. Он понимал свой долг и ответственность, которую возлагал на него отец. Всю свою жизнь Брэнд готовился к тому моменту, когда Эльфлиа перейдет в его руки. И хотя сейчас поместье вручается ему на время, Брэнд с гордостью принял эту ответственность и уже готовился доказать отцу, что справится с нею. — Я буду держать тебя в курсе дел, отец, — проговорил он.
— Само собой, — отозвался отец. — А теперь, сынок, скажи мне, ты знаешь особых белых голубей в нашей голубятне?
— Тех, с черными отметинами?
— Да, — подтвердил Олдвин. — Эти птицы, Брэнд, принадлежат моему другу, Тимону Феократу, богатому купцу из Константинополя. В моей голубятне шесть таких птиц. А у него дома, в Константинополе, шесть моих голубей. Я хочу взять с собой в путешествие еще шесть птиц. Эти птицы особые, Брэнд. Их обучили переносить письма, привязанные к лапкам. Они могут переносить важные новости гораздо быстрее, чем всадник. — Он помолчал немного и продолжил:
— Я подозревал, что король отправит посольство в Византию. В тех редких случаях, когда я показывался при дворе, Эдуард всегда подробно расспрашивал меня об империи. Однако я не думал, что он назначит меня главой посольства. Впрочем, я действительно знаю Византию лучше, чем другие англичане. В молодости я много путешествовал и прожил в Константинополе целых два года.
Тогда-то мы и подружились с Тимоном Феократом. И дружба эта сохранилась, несмотря на то что мы не виделись с ним почти пятнадцать лет. Ты, конечно, не можешь этого помнить, но когда ты был еще младенцем, Тимон приезжал в Англию. Именно тогда мы и обменялись голубями. Голубиная почта — древний и проверенный способ пересылки писем на далекие расстояния. Голуби почти всегда долетают до места назначения живыми и здоровыми. Письмо приходит очень быстро; к тому же пернатый гонец никому не проболтается о содержании послания.
Каждые три года мы с Тимоном обмениваемся новыми птицами, поскольку почтовые голуби могут надежно служить не дольше трех — пяти лет. Потом они становятся слишком старыми.
Если узнаешь, что король при смерти, отправь по меньшей мере двух голубей. Я — тан Эдуарда. Я не могу стоять в стороне и спокойно смотреть, если сын Годвина попытается занять английский трон. Герцогу Вильгельму наверняка придется повоевать за Англию: Гарольд жаден и ни за что не уступит ему королевство добром. Так что я должен быть в Англии и помочь герцогу, ибо в конце концов Вильгельм все равно победит Годвинсона. Я не хочу потерять свои земли в этой войне. Но ты, Брэнд, должен держаться в стороне от всех сражений, пока я не вернусь.
Если Эдуард скончается до того, как я возвращусь в Англию, ты должен любой ценой сохранить за нами Эльфлиа. Но присягай на верность только Вильгельму Нормандскому. Я — тан Эльфлиа, Брэнд, и таковы мои желания.
— Да, отец! Меня тоже выворачивает при одной мысли, что отродье Годвина может оказаться на троне! Я никогда не присягну ему на верность! Никогда и ни за что!
Олдвин улыбнулся при виде такого рвения и предостерег сына:
— Никогда не говори «никогда», Брэнд. Если тебе придется выбирать между присягой графу Гарольду и поместьем Эльфлиа, я должен быть уверен в том, что ты присягнешь, чтобы не потерять наши земли. Эта земля — наша жизнь, сынок. Наши предки получили ее еще в дни Этельвульфа6 и поколение за поколением хранили и приумножали свои владения, так что теперь поместье стало вдвое больше, чем вначале. Мы — одно из древнейших семейств в Мерсии. Не забывай, что в последние годы род Годвина очень сильно окреп. Особенно с тех пор, как Годвин выдал свою дочь за короля. Они чуть ли не лопаются от гордыни. Забыть не могу, как они пренебрежительно относились к доброй супруге графа Леофрика, кузине твоей бабки, леди Годиве. Проехав через Ковентри, она поступила по-христиански. Чтобы совершить это, ей понадобилось настоящее мужество.
— А она действительно проехала обнаженной? — спросила Мэйрин с бестактным любопытством двенадцатилетнего ребенка.
— Да, — сказала Ида, подхватывая рассказ. — Действительно. В то время мне было столько же лет, сколько тебе сейчас. Она была очень красивой женщиной, но красота — не единственное ее достоинство. Природа одарила ее прекрасной душой и добрым сердцем. Помни об этом, дочка. Хорошенькое личико не принесет тебе счастья, если душа будет черна, а сердце — черство.
— Как у леди Бланш, — тихо добавила Мэйрин.
— Да, — подтвердила Ида, — как у леди Бланш. Ох, девочка моя, я-то надеялась, что ты уже избавилась от этих прискорбных воспоминаний.
— Я никогда не забуду леди Бланш де Сен-Бриек, — холодно возразила Мэйрин, но глаза ее просветлели, и она ласково улыбнулась своей приемной матери. — Пожалуйста, расскажите, что произошло дальше с благочестивой леди Годивой.
Ида вздохнула и продолжила рассказ:
— Граф Леофрик обложил население Ковентри налогами, которые показались леди Годиве чересчур тяжкими. Когда она попросила своего супруга снизить налоги, тот отказался. Но леди Годива не отступилась и продолжала умолять графа сжалиться над людьми. Наконец в приступе ярости граф необдуманно заявил, что избавит от налогов жителей Ковентри только тогда, когда его жена проедет по улицам этого города обнаженной! Он, конечно, не думал, что леди Годива пойдет на такие условия, и счел этот вопрос решенным в свою пользу. Мне рассказывали, что леди Годива любезно улыбнулась своему супругу, а потом, к ужасу графа Леофрика, приняла его вызов. Взять свои слова обратно он уже не мог и, естественно, был весьма раздосадован.
— А почему он не мог взять обратно свои слова? — поинтересовалась Мэйрин.
— Разве у тебя нет чувства собственного достоинства, дочь моя? — тихо спросила Ида.
— Есть!
— Ну так вот, а мужчины — еще более гордый народ, чем женщины, — объяснила Ида. — Женщина, словно молодое ивовое деревцо, склоняется под порывами ветра и уступает сильнейшему. А настоящий мужчина никогда этого не делает.
Олдвин улыбнулся, услышав от жены такие слова. Глаза его лукаво блеснули, но он мудро промолчал, чтобы дать Иде возможность закончить свой рассказ.
— Узнав о жертве, которую леди Годива собиралась примести ради жителей Ковентри, ее родственницы, жившие по соседству, пришли ей на помощь. Добрые горожане Ковентри, услышав о том, на что готова пойти ради них госпожа, укрылись в своих жилищах, плотно прикрыв ставни, чтобы не выказать непочтения к леди Годиве в этот день.
Граф, уже охваченный стыдом за свой необдуманный поступок, сам усадил леди Годиву на белоснежную кобылу. Она была нагой, как в тот день, когда Господь призвал ее в этот мир. Наготу ее прикрывали только медно-рыжие волосы — такого же цвета, как у меня, и я всегда гордилась этим сходством! Я помню, как в детстве мое сердце преисполнялось счастья оттого, что я состою в родстве с такой прекрасной, отважной и благородной женщиной, как леди Годива.
Граф Леофрик сам распахнул ворота замка, — продолжала Ида. — Он запретил своим слугам выходить во двор в этот день. Леди Годиву сопровождали три монашенки, наши родственницы; две шли по бокам, а третья шествовала впереди и звонила в колокольчик, чтобы предупредить о приближении госпожи.
И все жители Ковентри оставались в своих домах за закрытыми ставнями, молясь за леди Годиву, пока раздавался колокольный звон; ибо звонила не только монашенка, возглавлявшая шествие, но и все церковные колокола в стенах города. Только один негодяй осмелился осквернить нечестивым взглядом благородную госпожу. Это был подмастерье кузнеца по имени Том. Но он дорого заплатил за свою низость: кузнец выхватил из горна раскаленные уголья и выжег этому мерзавцу глаза.
— И что, граф Годвин посмел насмехаться над супругой графа Леофрика, матушка?
— Да, Мэйрин, посмел. Жители Ковентри выгнали ослепленного Тома из города. Он стал бродягой. Через некоторое время его встретили люди графа Годвина и привели к своему господину; тот оставил его при себе, чтобы развлекать гостей. Том пересказывал гостям графа историю леди Годивы. Всякий раз он украшал ее все новыми подробностями, и в конце концов леди Годива и ее супруг стали выглядеть дураками. Граф Годвин и его родные не могли понять, что леди Годива решилась на этот шаг ради людей. Граф Годвин превратил всю Мерсию в посмешище, но это не принесло ему счастья. Король Эдуард — человек набожный. Он понял причину, по которой леди Годива согласилась проехать по Ковентри обнаженной. И он почтил графа Леофрика своим уважением и прислушивался к советам его супруги. Если бы не он, Мерсия навсегда бы утратила влияние при дворе. Король даже на время изгнал графа Годвина из Англии, но за год до своей смерти он, увы, вернулся, и его влияние стало сильнее, чем прежде. Именно благодаря доброму сердцу нашего короля твой отец принес ему присягу в первую очередь. Таково было предсмертное желание графа Леофрика.
Ида печально улыбнулась.
— Вот почему, — продолжила она, — король знает твоего отца, и вот почему мы теперь должны ехать в Византию. И все же, милорд, я рада, что нам не придется расстаться. Как странно, что в таком возрасте я должна покинуть свой дом! Я ни разу не путешествовала за всю свою жизнь. Ты понимаешь, Мэйрин, что даже ты за свои двенадцать лет успела увидеть больше, чем я — за мои тридцать шесть? И еще я боюсь моря.
— Морское путешествие не очень долгое, любовь моя, — приободрил ее Олдвин. — Большую часть пути мы проделаем по суше, но учти: поездка предстоит нелегкая. Кроме меня, другие послы не возьмут с собой семьи. Тебе придется разделять с нами все тяготы пути. Придется оставить дома всех служанок, потому что я не смогу взять с собой повозки. Придется перебираться через горы верхом и успеть, пока не выпадет снег. Короче говоря, особых удобств не обещаю, но и особых опасностей тоже: с нами отправятся молодые воины, которые хотят присоединиться к личной охране императора в Константинополе. Жаль только, что Брэнд не может поехать.
От этих слов у Иды слегка закружилась голова. Она не могла себе представить, что существует другой мир, кроме привычного и знакомого ей; и Брэнд тоже был ей в этом под стать, поскольку он тоже не мог вообразить себе того, чего никогда не видел. И все же Ида понимала, что другие миры существуют и что для тамошних жителей они столь же привычны и надежны, как для нее — Эльфлиа.
Сам же Брэнд ни капли не огорчился, что ему придется остаться дома. Он не расстроился бы, даже узнав, что ему суждено провести в Англии всю свою жизнь. Он любил свои земли, своих лошадей, собак и ловчих птиц. Когда он женится, то подарит свою любовь супруге и детям, которых она родит ему. В отличие от своего отца Брэнд был настоящим англосаксом. Олдвин Этельсберн перенял куда больше от своей нормандской бабки. Он был любопытен и стремился к неизведанному.
Мэйрин тоже была в восторге от перспективы отправиться в дальние страны. Она как раз недавно начала изучать историю Византии и теперь понуждала своего наставника рассказывать все новые и новые подробности об этом легендарном осколке некогда великой и могущественной Римской империи. Брат Байярд охотно уступал ее требованиям. Ему не хотелось расставаться с девочкой, и хотя Олдвин Этельсберн уже подыскал ему новое место в семье, поместье которой находилось сразу за рекой Уай, брат Байярд понимал, что такой способной ученицы у него уже никогда не будет. И он с грустью считал дни, оставшиеся до разлуки с нею.
Мэйрин прожила в Эльфлиа шесть лет. За все эти годы она ни разу не покинула поместья. Она сроднилась с этими холмами и тучными землями полей, с рекой и Большим лесом. С течением времени воспоминания о Бретани потускнели, и мир Эльфлиа стал для нее единственной реальностью. Она полюбила это поместье и долину, но больше всего привязалась к Большому лесу, и проститься с ним было тяжело.
Теплым солнечным днем она в последний раз побывала в своем лесном королевстве. Звери уже привыкли к тому, что она их друг, и не прятались. Нескольких олених Мэйрин узнавала по отметинам на шкуре и дала им имена. Еще в лесу жила исключительно красивая лисица, которую Мэйрин вылечила несколько лет назад. Каждый год это восхитительное создание с гордостью приносило Мэйрин своих лисят. Девочке очень нравились эти игривые меховые клубочки с острыми, словно иглы, зубами. Мэйрин знала, что будет скучать по ним.
Наступил день разлуки. Брэнд попрощался со своей семьей и пожелал отъезжающим счастливой дороги. Горло у него перехватило, но он был в таком возрасте, когда слезы кажутся признаком слабости для мужчины. И он не хотел выказывать эту слабость перед теми, кто доверил ему заботу о поместье и замке.
Брат Байярд оказался менее сдержанным. Когда Мэйрин порывисто поцеловала его в щеку на прощание, он разрыдался в голос и долго не мог успокоиться. Ида и ее служанки тоже плакали, а лошади нервно били копытами. Олдвин никак не мог решить, стоит ли ему одернуть жену, чтобы побыстрее отправиться в путь, или все же дать ей выплакаться перед разлукой с домом. С ними ехала только одна служанка, бойкая молодая женщина по имени Нара. Она уморительно выкатывала глаза при виде всей этой суматохи, заставляя Мэйрин неудержимо смеяться. Взглянув на девочку, Нара лукаво подмигнула.
Олдвин улыбнулся и велел Иде взять себя в руки. Та вздохнула, утерла слезы и села в седло. Тан Эльфлиа поспешно дал сигнал к отправлению, и они тронулись в путь. Дагда ехал рядом со своей юной госпожой. Миновав ворота замка, они спустились по пыльной дороге к Олдфорду.
Лошади вброд перешли речушку, и Мэйрин остановилась на мгновение, чтобы окинуть Эльфлиа прощальным взглядом.
— Совсем не так, как в Ландерно, верно, Дагда? — тихо проговорила она. — Я знаю, что мы вернемся в Эльфлиа.
Часть вторая. Византия, 1063 — 1065. НЕВЕСТА ПРИНЦА
Глава 4
— Нет, — неторопливо проговорил Олдвин, — не забыл. Разве не тебе принадлежит мое сердце, любимая? — И он вручил ей отрез алого шелка с золотыми нитями. Ида приоткрыла рот от восторга, а Олдвин продолжал:
— Эта ткань из Византии, куда мне вскоре предстоит отправиться. Король назначил меня возглавить посольство, которое должно заключить с этой страной новые торговые договоры.
— Византия? — Для Иды это была сказочная далекая страна, где когда-то в юности побывал ее супруг. Она представления не имела о том, где именно эта страна находится. — Это далеко, милорд? Как долго тебя не будет? — наивно поинтересовалась она.
Олдвин Этельсберн обнял жену за плечи.
— Это очень далеко, любовь моя, — ответил он, — и мы не вернемся до тех пор, пока не заключим нужные королю договоры. Я хочу, чтобы ты и Мэйрин поехали со мной.
— О-о-о, отец! — Мэйрин на радостях заплясала по комнате. — Мы поедем с тобой! Как чудесно! Какое счастье! Неужели мы увидим своими глазами самого императора Византии? Можно сшить мне новое платье для путешествия? Можно мне взять с собой мою лошадь, моего кречета и собаку?
Олдвин рассмеялся.
— Да, Мэйрин, возможно, тебе действительно удастся встретиться с императором. Ты можешь сшить несколько новых платьев и можешь взять с собой свою лошадь. Но собака и кречет останутся здесь, в Эльфлиа.
Мэйрин была вне себя от радости, что сможет побывать в легендарной Византии. Но на лице Иды появилось озабоченное выражение. Она понимала кое-что, чего Мэйрин знать не могла. Здоровье короля оставляло желать лучшего. И вопрос престолонаследия уже стал спорным, хотя Эдуард назначил своим преемником нормандского кузена, герцога Вильгельма.
Королева хотела, чтобы после Эдуарда Англией правил ее брат, Гарольд Годвинсон, и изо всех сил добивалась своей цели. Родственники королевы не принадлежали к королевскому роду. Ее отец, покойный граф Годвин, принудил ее выйти замуж за короля, но не смог принудить Эдуарда войти в спальню молодой жены. Эдуард считал, что граф Годвин виновен в смерти его старшего брата, и не испытывал ни малейшего желания к своей супруге. В какой-то момент он даже отослал от себя королеву. Будучи человеком глубоко религиозным, он склонялся к монашеской жизни. Королевская чета так и не произвела на свет наследников, и ходили слухи, что этот брак, по сути, так и не состоялся.
Власти над Англией добивался также норвежский король. На его стороне была сильная армия, хотя его претензии основывались не на законных правах, а на простой жадности. Ида понимала, что если король Эдуард умрет, пока они будут путешествовать, то в Англии неминуемо начнется война. И что тогда станется с Эльфлиа и его обитателями? И когда Олдвин ответил на ее невысказанный вопрос, у Иды кровь застыла в жилах, — Брэнд останется в Англии присматривать за нашими землями. Будь у меня выбор, я бы никуда не поехал, но я не могу отказать королю.
«О Пресвятая Дева! — в ужасе подумала Ида. — Если Эдуард умрет, пока нас не будет, разразится война. Как нашему сыну удастся защитить Эльфлиа от Гарольда Годвинсона, норвежца и герцога Вильгельма?» Ида была убеждена, что Олдвин не должен ехать в Византию в такое время.
— Брэнд никогда не станет настоящим мужчиной, Ида, если мы не предоставим ему такую возможность, — сказал Олдвин, снова прочитав ее мысли. Ида зажала рот рукой, чтобы не вскрикнуть от ужаса, когда Олдвин повернулся к сыну. — Я не могу позволить тебе жениться в такое время. Все свои силы ты должен отдать Эльфлиа. Ты теперь в ответе за наших людей, за благосостояние и безопасность поместья. Ты обязан распоряжаться здесь всем до тех пор, пока мы не вернемся.
— Понимаю, отец, — ответил Брэнд, и Мэйрин внезапно показалось, что ее брат стал старше. — Хорошо, что у меня появилась возможность погулять еще немного, пока меня не окрутили, — шутливо добавил он. Широкая улыбка осветила его лицо, но голубые глаза оставались задумчивыми и серьезными. Он понимал свой долг и ответственность, которую возлагал на него отец. Всю свою жизнь Брэнд готовился к тому моменту, когда Эльфлиа перейдет в его руки. И хотя сейчас поместье вручается ему на время, Брэнд с гордостью принял эту ответственность и уже готовился доказать отцу, что справится с нею. — Я буду держать тебя в курсе дел, отец, — проговорил он.
— Само собой, — отозвался отец. — А теперь, сынок, скажи мне, ты знаешь особых белых голубей в нашей голубятне?
— Тех, с черными отметинами?
— Да, — подтвердил Олдвин. — Эти птицы, Брэнд, принадлежат моему другу, Тимону Феократу, богатому купцу из Константинополя. В моей голубятне шесть таких птиц. А у него дома, в Константинополе, шесть моих голубей. Я хочу взять с собой в путешествие еще шесть птиц. Эти птицы особые, Брэнд. Их обучили переносить письма, привязанные к лапкам. Они могут переносить важные новости гораздо быстрее, чем всадник. — Он помолчал немного и продолжил:
— Я подозревал, что король отправит посольство в Византию. В тех редких случаях, когда я показывался при дворе, Эдуард всегда подробно расспрашивал меня об империи. Однако я не думал, что он назначит меня главой посольства. Впрочем, я действительно знаю Византию лучше, чем другие англичане. В молодости я много путешествовал и прожил в Константинополе целых два года.
Тогда-то мы и подружились с Тимоном Феократом. И дружба эта сохранилась, несмотря на то что мы не виделись с ним почти пятнадцать лет. Ты, конечно, не можешь этого помнить, но когда ты был еще младенцем, Тимон приезжал в Англию. Именно тогда мы и обменялись голубями. Голубиная почта — древний и проверенный способ пересылки писем на далекие расстояния. Голуби почти всегда долетают до места назначения живыми и здоровыми. Письмо приходит очень быстро; к тому же пернатый гонец никому не проболтается о содержании послания.
Каждые три года мы с Тимоном обмениваемся новыми птицами, поскольку почтовые голуби могут надежно служить не дольше трех — пяти лет. Потом они становятся слишком старыми.
Если узнаешь, что король при смерти, отправь по меньшей мере двух голубей. Я — тан Эдуарда. Я не могу стоять в стороне и спокойно смотреть, если сын Годвина попытается занять английский трон. Герцогу Вильгельму наверняка придется повоевать за Англию: Гарольд жаден и ни за что не уступит ему королевство добром. Так что я должен быть в Англии и помочь герцогу, ибо в конце концов Вильгельм все равно победит Годвинсона. Я не хочу потерять свои земли в этой войне. Но ты, Брэнд, должен держаться в стороне от всех сражений, пока я не вернусь.
Если Эдуард скончается до того, как я возвращусь в Англию, ты должен любой ценой сохранить за нами Эльфлиа. Но присягай на верность только Вильгельму Нормандскому. Я — тан Эльфлиа, Брэнд, и таковы мои желания.
— Да, отец! Меня тоже выворачивает при одной мысли, что отродье Годвина может оказаться на троне! Я никогда не присягну ему на верность! Никогда и ни за что!
Олдвин улыбнулся при виде такого рвения и предостерег сына:
— Никогда не говори «никогда», Брэнд. Если тебе придется выбирать между присягой графу Гарольду и поместьем Эльфлиа, я должен быть уверен в том, что ты присягнешь, чтобы не потерять наши земли. Эта земля — наша жизнь, сынок. Наши предки получили ее еще в дни Этельвульфа6 и поколение за поколением хранили и приумножали свои владения, так что теперь поместье стало вдвое больше, чем вначале. Мы — одно из древнейших семейств в Мерсии. Не забывай, что в последние годы род Годвина очень сильно окреп. Особенно с тех пор, как Годвин выдал свою дочь за короля. Они чуть ли не лопаются от гордыни. Забыть не могу, как они пренебрежительно относились к доброй супруге графа Леофрика, кузине твоей бабки, леди Годиве. Проехав через Ковентри, она поступила по-христиански. Чтобы совершить это, ей понадобилось настоящее мужество.
— А она действительно проехала обнаженной? — спросила Мэйрин с бестактным любопытством двенадцатилетнего ребенка.
— Да, — сказала Ида, подхватывая рассказ. — Действительно. В то время мне было столько же лет, сколько тебе сейчас. Она была очень красивой женщиной, но красота — не единственное ее достоинство. Природа одарила ее прекрасной душой и добрым сердцем. Помни об этом, дочка. Хорошенькое личико не принесет тебе счастья, если душа будет черна, а сердце — черство.
— Как у леди Бланш, — тихо добавила Мэйрин.
— Да, — подтвердила Ида, — как у леди Бланш. Ох, девочка моя, я-то надеялась, что ты уже избавилась от этих прискорбных воспоминаний.
— Я никогда не забуду леди Бланш де Сен-Бриек, — холодно возразила Мэйрин, но глаза ее просветлели, и она ласково улыбнулась своей приемной матери. — Пожалуйста, расскажите, что произошло дальше с благочестивой леди Годивой.
Ида вздохнула и продолжила рассказ:
— Граф Леофрик обложил население Ковентри налогами, которые показались леди Годиве чересчур тяжкими. Когда она попросила своего супруга снизить налоги, тот отказался. Но леди Годива не отступилась и продолжала умолять графа сжалиться над людьми. Наконец в приступе ярости граф необдуманно заявил, что избавит от налогов жителей Ковентри только тогда, когда его жена проедет по улицам этого города обнаженной! Он, конечно, не думал, что леди Годива пойдет на такие условия, и счел этот вопрос решенным в свою пользу. Мне рассказывали, что леди Годива любезно улыбнулась своему супругу, а потом, к ужасу графа Леофрика, приняла его вызов. Взять свои слова обратно он уже не мог и, естественно, был весьма раздосадован.
— А почему он не мог взять обратно свои слова? — поинтересовалась Мэйрин.
— Разве у тебя нет чувства собственного достоинства, дочь моя? — тихо спросила Ида.
— Есть!
— Ну так вот, а мужчины — еще более гордый народ, чем женщины, — объяснила Ида. — Женщина, словно молодое ивовое деревцо, склоняется под порывами ветра и уступает сильнейшему. А настоящий мужчина никогда этого не делает.
Олдвин улыбнулся, услышав от жены такие слова. Глаза его лукаво блеснули, но он мудро промолчал, чтобы дать Иде возможность закончить свой рассказ.
— Узнав о жертве, которую леди Годива собиралась примести ради жителей Ковентри, ее родственницы, жившие по соседству, пришли ей на помощь. Добрые горожане Ковентри, услышав о том, на что готова пойти ради них госпожа, укрылись в своих жилищах, плотно прикрыв ставни, чтобы не выказать непочтения к леди Годиве в этот день.
Граф, уже охваченный стыдом за свой необдуманный поступок, сам усадил леди Годиву на белоснежную кобылу. Она была нагой, как в тот день, когда Господь призвал ее в этот мир. Наготу ее прикрывали только медно-рыжие волосы — такого же цвета, как у меня, и я всегда гордилась этим сходством! Я помню, как в детстве мое сердце преисполнялось счастья оттого, что я состою в родстве с такой прекрасной, отважной и благородной женщиной, как леди Годива.
Граф Леофрик сам распахнул ворота замка, — продолжала Ида. — Он запретил своим слугам выходить во двор в этот день. Леди Годиву сопровождали три монашенки, наши родственницы; две шли по бокам, а третья шествовала впереди и звонила в колокольчик, чтобы предупредить о приближении госпожи.
И все жители Ковентри оставались в своих домах за закрытыми ставнями, молясь за леди Годиву, пока раздавался колокольный звон; ибо звонила не только монашенка, возглавлявшая шествие, но и все церковные колокола в стенах города. Только один негодяй осмелился осквернить нечестивым взглядом благородную госпожу. Это был подмастерье кузнеца по имени Том. Но он дорого заплатил за свою низость: кузнец выхватил из горна раскаленные уголья и выжег этому мерзавцу глаза.
— И что, граф Годвин посмел насмехаться над супругой графа Леофрика, матушка?
— Да, Мэйрин, посмел. Жители Ковентри выгнали ослепленного Тома из города. Он стал бродягой. Через некоторое время его встретили люди графа Годвина и привели к своему господину; тот оставил его при себе, чтобы развлекать гостей. Том пересказывал гостям графа историю леди Годивы. Всякий раз он украшал ее все новыми подробностями, и в конце концов леди Годива и ее супруг стали выглядеть дураками. Граф Годвин и его родные не могли понять, что леди Годива решилась на этот шаг ради людей. Граф Годвин превратил всю Мерсию в посмешище, но это не принесло ему счастья. Король Эдуард — человек набожный. Он понял причину, по которой леди Годива согласилась проехать по Ковентри обнаженной. И он почтил графа Леофрика своим уважением и прислушивался к советам его супруги. Если бы не он, Мерсия навсегда бы утратила влияние при дворе. Король даже на время изгнал графа Годвина из Англии, но за год до своей смерти он, увы, вернулся, и его влияние стало сильнее, чем прежде. Именно благодаря доброму сердцу нашего короля твой отец принес ему присягу в первую очередь. Таково было предсмертное желание графа Леофрика.
Ида печально улыбнулась.
— Вот почему, — продолжила она, — король знает твоего отца, и вот почему мы теперь должны ехать в Византию. И все же, милорд, я рада, что нам не придется расстаться. Как странно, что в таком возрасте я должна покинуть свой дом! Я ни разу не путешествовала за всю свою жизнь. Ты понимаешь, Мэйрин, что даже ты за свои двенадцать лет успела увидеть больше, чем я — за мои тридцать шесть? И еще я боюсь моря.
— Морское путешествие не очень долгое, любовь моя, — приободрил ее Олдвин. — Большую часть пути мы проделаем по суше, но учти: поездка предстоит нелегкая. Кроме меня, другие послы не возьмут с собой семьи. Тебе придется разделять с нами все тяготы пути. Придется оставить дома всех служанок, потому что я не смогу взять с собой повозки. Придется перебираться через горы верхом и успеть, пока не выпадет снег. Короче говоря, особых удобств не обещаю, но и особых опасностей тоже: с нами отправятся молодые воины, которые хотят присоединиться к личной охране императора в Константинополе. Жаль только, что Брэнд не может поехать.
От этих слов у Иды слегка закружилась голова. Она не могла себе представить, что существует другой мир, кроме привычного и знакомого ей; и Брэнд тоже был ей в этом под стать, поскольку он тоже не мог вообразить себе того, чего никогда не видел. И все же Ида понимала, что другие миры существуют и что для тамошних жителей они столь же привычны и надежны, как для нее — Эльфлиа.
Сам же Брэнд ни капли не огорчился, что ему придется остаться дома. Он не расстроился бы, даже узнав, что ему суждено провести в Англии всю свою жизнь. Он любил свои земли, своих лошадей, собак и ловчих птиц. Когда он женится, то подарит свою любовь супруге и детям, которых она родит ему. В отличие от своего отца Брэнд был настоящим англосаксом. Олдвин Этельсберн перенял куда больше от своей нормандской бабки. Он был любопытен и стремился к неизведанному.
Мэйрин тоже была в восторге от перспективы отправиться в дальние страны. Она как раз недавно начала изучать историю Византии и теперь понуждала своего наставника рассказывать все новые и новые подробности об этом легендарном осколке некогда великой и могущественной Римской империи. Брат Байярд охотно уступал ее требованиям. Ему не хотелось расставаться с девочкой, и хотя Олдвин Этельсберн уже подыскал ему новое место в семье, поместье которой находилось сразу за рекой Уай, брат Байярд понимал, что такой способной ученицы у него уже никогда не будет. И он с грустью считал дни, оставшиеся до разлуки с нею.
Мэйрин прожила в Эльфлиа шесть лет. За все эти годы она ни разу не покинула поместья. Она сроднилась с этими холмами и тучными землями полей, с рекой и Большим лесом. С течением времени воспоминания о Бретани потускнели, и мир Эльфлиа стал для нее единственной реальностью. Она полюбила это поместье и долину, но больше всего привязалась к Большому лесу, и проститься с ним было тяжело.
Теплым солнечным днем она в последний раз побывала в своем лесном королевстве. Звери уже привыкли к тому, что она их друг, и не прятались. Нескольких олених Мэйрин узнавала по отметинам на шкуре и дала им имена. Еще в лесу жила исключительно красивая лисица, которую Мэйрин вылечила несколько лет назад. Каждый год это восхитительное создание с гордостью приносило Мэйрин своих лисят. Девочке очень нравились эти игривые меховые клубочки с острыми, словно иглы, зубами. Мэйрин знала, что будет скучать по ним.
Наступил день разлуки. Брэнд попрощался со своей семьей и пожелал отъезжающим счастливой дороги. Горло у него перехватило, но он был в таком возрасте, когда слезы кажутся признаком слабости для мужчины. И он не хотел выказывать эту слабость перед теми, кто доверил ему заботу о поместье и замке.
Брат Байярд оказался менее сдержанным. Когда Мэйрин порывисто поцеловала его в щеку на прощание, он разрыдался в голос и долго не мог успокоиться. Ида и ее служанки тоже плакали, а лошади нервно били копытами. Олдвин никак не мог решить, стоит ли ему одернуть жену, чтобы побыстрее отправиться в путь, или все же дать ей выплакаться перед разлукой с домом. С ними ехала только одна служанка, бойкая молодая женщина по имени Нара. Она уморительно выкатывала глаза при виде всей этой суматохи, заставляя Мэйрин неудержимо смеяться. Взглянув на девочку, Нара лукаво подмигнула.
Олдвин улыбнулся и велел Иде взять себя в руки. Та вздохнула, утерла слезы и села в седло. Тан Эльфлиа поспешно дал сигнал к отправлению, и они тронулись в путь. Дагда ехал рядом со своей юной госпожой. Миновав ворота замка, они спустились по пыльной дороге к Олдфорду.
Лошади вброд перешли речушку, и Мэйрин остановилась на мгновение, чтобы окинуть Эльфлиа прощальным взглядом.
— Совсем не так, как в Ландерно, верно, Дагда? — тихо проговорила она. — Я знаю, что мы вернемся в Эльфлиа.
Часть вторая. Византия, 1063 — 1065. НЕВЕСТА ПРИНЦА
Глава 4
После Мэйрин не раз задумывалась, взял бы Олдвин с собой жену, если бы знал, как тяжело Ида будет переносить дорогу. Морское путешествие могло бы оказаться значительно более легким (если бы море было спокойным), и долгие мили, отделяющие Англию от Константинополя, можно было бы преодолеть по морю за более короткий срок. Но англосаксы не любили надолго вверять свою судьбу прихотливой морской стихии и предпочитали более надежные сухопутные маршруты. Поэтому таи Эльфлиа, как и обещал своей жене, по возможности избегал моря.
Однако пересечь водное пространство, отделяющее Англию от Нормандии, было необходимо. С этим управились быстро. Отряд состоял из шести представителей торгового посольства к императору, трех женщин и пятидесяти молодых людей, отправляющихся на службу в личную гвардию императора Константина Х Дуки. Они быстро проехали через Нормандию в Иль-де-Франс, затем — через королевство Аквитанию и наконец попали в Лангедок, двигаясь по дорогам, построенным еще римлянами тысячу лет назад.
От Марселя они направились на восток вдоль побережья, проезжая по пути через многочисленные мелкие государства — Геную, Парму, Модену, Булонь. В Бриндизи они сели на корабль, чтобы переплыть Адриатическое море и попасть в Македонию. Морское путешествие заняло один день, и пока они вновь не оказались на суше, Ида не выпускала из рук четки из белого коралла, без конца нервно перебирая их пальцами. Каждый день они проезжали двадцать пять — тридцать миль, отправляясь в дорогу на рассвете и останавливаясь на ночлег лишь тогда, когда на закате угасал последний солнечный луч. Поначалу яркие летние дни казались похожими один на другой, как близнецы, но когда путники добрались до Македонии, дни стали заметно короче, а Ида начала выказывать явные признаки сильного переутомления. В Фессалониках Олдвин понял, что его жена не сможет продолжать путешествие в таком быстром темпе.
Несмотря на все протесты Иды, он велел подыскать судно, которое доставило бы посольство короля Эдуарда из Фессалоник прямо в Константинополь. Ида с удивлением нашла это путешествие приятным. Корабль легко преодолел бирюзовые воды Эгейского моря, прошел Дарданеллы и выпорхнул в Мраморное море. Сидя на палубе под яркими лучами солнца и вдыхая теплый, но освежающий бриз, Ида почувствовала, что силы возвращаются к ней. И когда путники наконец добрались до легендарной византийской столицы, она полностью пришла в себя.
Мэйрин уже больше часа мерила шагами палубу. Капитан пообещал, что они войдут в константинопольскую гавань до полудня. Погода стояла прекрасная, и в Мраморном море оживленно сновали суда. Навстречу попадались лодки из Далмации и Кроации, фелуки с Востока, большие галеры, принадлежавшие купцам из Венеции, Генуи и Амальфи. Порой встречались и суденышки с греческих островов. Путники раскрыли рты от изумления, когда мимо торжественно проплыл огромный дромон, парусно-весельный корабль императорского флота Византии.
Олдвин уже видал дромоны. Он пояснил своим спутникам, что на каждом таком судне более двух сотен гребцов и около семидесяти матросов. На носу дромона высилась деревянная орудийная башня, прикрывавшая три жерла, которые извергали «греческий огонь»7. На верхней палубе стояли катапульты, стрелявшие огненными ядрами, которые предварительно пропитывали маслом и поджигали. «Греческий огонь» был тайным оружием византийцев, и все страшно боялись его, поскольку не знали никакого средства защиты. Рассказ тана Эльфлиа весьма впечатлил юных саксонских воинов, собиравшихся вступить в императорскую гвардию.
Внезапно Мэйрин воскликнула;
— Отец, смотри! Мама, смотри! Это город! Это Константинополь!
Взглянув, куда указывала девочка, Ида невольно разделила ее детское восхищение. И даже Олдвин, для которого зрелище это не было новым, застыл, зачарованный великолепным видом.
Капитан улыбнулся.
— Вот так красота, верно? — почти благоговейно проговорил он. — Я прожил здесь всю жизнь, но до сих пор не устаю удивляться. Это поистине царь городов.
Олдвин медленно кивнул.
— Прошло так много лет с тех пор, как я в последний раз видел этот город, — сказал он. — Но только сейчас я понял, насколько мне его недоставало.
Константинополь, столица Византии, и впрямь поражал воображение при взгляде с моря. Подобно Риму, этот город располагался на семи холмах и был окружен высокими каменными стенами двадцати пяти футов толщиной. Со стороны суши стены поднимались на высоту трех этажей над рвом шестидесяти футов шириной и двадцати двух — глубиной, который обычно был сухим, но во время осады заполнялся водой. Со стороны моря стены достигали в высоту двадцати футов и, так же как и со стороны суши, перемежались сторожевыми башнями, возвышавшимися еще на двадцать футов над уровнем стен. На башнях стояли машины для стрельбы «греческим огнем», катапульты и лучники.
С палубы корабля можно было различить огромный позолоченный купол самой знаменитой константинопольской церкви Святой Софии; виднелись и другие церкви, монастыри и общественные здания. Корабль прошел мимо нескольких гаваней, окруженных стенами, — Элевтерии, Контоскалиона и гавани Юлиана, — и миновал великолепную церковь Святых Сергия и Вакха.
— Смотрите, — показал Олдвин, — это Буколеон, императорская гавань. Здесь стоят на якоре только суда, принадлежащие императору и его семье. Видите маяк? За ним — дворец императора.
Мэйрин с любопытством вглядывалась в указанном отцом направлении, но так и не смогла различить императорский дворец среди садов, разнообразных построек и церквей, раскинувшихся на террасах и лесистых склонах, которые тянулись уступами к югу и юго-востоку от Мраморного моря и Босфорского пролива. Когда корабль обогнул мыс, Олдвин снова заговорил:
— Смотрите! Там, справа — города Пера и Галата. Они тоже обнесены стенами. Видите эти цепи? Во время опасности их протягивают из Перы через эту бухту, которая зовется Золотым Рогом, к сторожевой башне Константинополя. И тогда никто не может прорвать оборону Золотого Рога.
— Мы поворачиваем к берегу, отец, — заметила Мэйрин.
— Да, дочка, мы причалим в гавани Фосфорион. Надеюсь, нас будут встречать: императора известили о нашем прибытии. Думаю, нас поселят на территории императорского дворца.
— Как ты думаешь, нас не сразу пригласят к императору? — озабоченно спросила Ида. — У нас ведь еще нет подходящих платьев! Я не хочу посрамить свою страну!
Олдвин улыбнулся. Путешествие продлилось больше двух месяцев, но Ида уже успела оправиться от всех его тягот.
— Мы успеем заказать платья и для тебя, и для Мэйрин, любовь моя, — пообещал он. — Ведь наше посольство не считается настолько срочным, чтобы вызывать нас ко двору в день прибытия. Император устроит официальный прием в надлежащее время.
Корабль вошел в гавань Фосфорион и встал на якорь у причала. Как и предсказывал тан, путников встретил отряд гвардейцев и представитель императора. К восторгу Олдвина, этим представителем оказался его старый приятель, Тимон Феократ. Они радостно приветствовали друг друга.
— Император поручил мне принять посольство и вести с вами переговоры, — с улыбкой сообщил Тимон Феократ, и Олдвин представил его своим спутникам.
Однако пересечь водное пространство, отделяющее Англию от Нормандии, было необходимо. С этим управились быстро. Отряд состоял из шести представителей торгового посольства к императору, трех женщин и пятидесяти молодых людей, отправляющихся на службу в личную гвардию императора Константина Х Дуки. Они быстро проехали через Нормандию в Иль-де-Франс, затем — через королевство Аквитанию и наконец попали в Лангедок, двигаясь по дорогам, построенным еще римлянами тысячу лет назад.
От Марселя они направились на восток вдоль побережья, проезжая по пути через многочисленные мелкие государства — Геную, Парму, Модену, Булонь. В Бриндизи они сели на корабль, чтобы переплыть Адриатическое море и попасть в Македонию. Морское путешествие заняло один день, и пока они вновь не оказались на суше, Ида не выпускала из рук четки из белого коралла, без конца нервно перебирая их пальцами. Каждый день они проезжали двадцать пять — тридцать миль, отправляясь в дорогу на рассвете и останавливаясь на ночлег лишь тогда, когда на закате угасал последний солнечный луч. Поначалу яркие летние дни казались похожими один на другой, как близнецы, но когда путники добрались до Македонии, дни стали заметно короче, а Ида начала выказывать явные признаки сильного переутомления. В Фессалониках Олдвин понял, что его жена не сможет продолжать путешествие в таком быстром темпе.
Несмотря на все протесты Иды, он велел подыскать судно, которое доставило бы посольство короля Эдуарда из Фессалоник прямо в Константинополь. Ида с удивлением нашла это путешествие приятным. Корабль легко преодолел бирюзовые воды Эгейского моря, прошел Дарданеллы и выпорхнул в Мраморное море. Сидя на палубе под яркими лучами солнца и вдыхая теплый, но освежающий бриз, Ида почувствовала, что силы возвращаются к ней. И когда путники наконец добрались до легендарной византийской столицы, она полностью пришла в себя.
Мэйрин уже больше часа мерила шагами палубу. Капитан пообещал, что они войдут в константинопольскую гавань до полудня. Погода стояла прекрасная, и в Мраморном море оживленно сновали суда. Навстречу попадались лодки из Далмации и Кроации, фелуки с Востока, большие галеры, принадлежавшие купцам из Венеции, Генуи и Амальфи. Порой встречались и суденышки с греческих островов. Путники раскрыли рты от изумления, когда мимо торжественно проплыл огромный дромон, парусно-весельный корабль императорского флота Византии.
Олдвин уже видал дромоны. Он пояснил своим спутникам, что на каждом таком судне более двух сотен гребцов и около семидесяти матросов. На носу дромона высилась деревянная орудийная башня, прикрывавшая три жерла, которые извергали «греческий огонь»7. На верхней палубе стояли катапульты, стрелявшие огненными ядрами, которые предварительно пропитывали маслом и поджигали. «Греческий огонь» был тайным оружием византийцев, и все страшно боялись его, поскольку не знали никакого средства защиты. Рассказ тана Эльфлиа весьма впечатлил юных саксонских воинов, собиравшихся вступить в императорскую гвардию.
Внезапно Мэйрин воскликнула;
— Отец, смотри! Мама, смотри! Это город! Это Константинополь!
Взглянув, куда указывала девочка, Ида невольно разделила ее детское восхищение. И даже Олдвин, для которого зрелище это не было новым, застыл, зачарованный великолепным видом.
Капитан улыбнулся.
— Вот так красота, верно? — почти благоговейно проговорил он. — Я прожил здесь всю жизнь, но до сих пор не устаю удивляться. Это поистине царь городов.
Олдвин медленно кивнул.
— Прошло так много лет с тех пор, как я в последний раз видел этот город, — сказал он. — Но только сейчас я понял, насколько мне его недоставало.
Константинополь, столица Византии, и впрямь поражал воображение при взгляде с моря. Подобно Риму, этот город располагался на семи холмах и был окружен высокими каменными стенами двадцати пяти футов толщиной. Со стороны суши стены поднимались на высоту трех этажей над рвом шестидесяти футов шириной и двадцати двух — глубиной, который обычно был сухим, но во время осады заполнялся водой. Со стороны моря стены достигали в высоту двадцати футов и, так же как и со стороны суши, перемежались сторожевыми башнями, возвышавшимися еще на двадцать футов над уровнем стен. На башнях стояли машины для стрельбы «греческим огнем», катапульты и лучники.
С палубы корабля можно было различить огромный позолоченный купол самой знаменитой константинопольской церкви Святой Софии; виднелись и другие церкви, монастыри и общественные здания. Корабль прошел мимо нескольких гаваней, окруженных стенами, — Элевтерии, Контоскалиона и гавани Юлиана, — и миновал великолепную церковь Святых Сергия и Вакха.
— Смотрите, — показал Олдвин, — это Буколеон, императорская гавань. Здесь стоят на якоре только суда, принадлежащие императору и его семье. Видите маяк? За ним — дворец императора.
Мэйрин с любопытством вглядывалась в указанном отцом направлении, но так и не смогла различить императорский дворец среди садов, разнообразных построек и церквей, раскинувшихся на террасах и лесистых склонах, которые тянулись уступами к югу и юго-востоку от Мраморного моря и Босфорского пролива. Когда корабль обогнул мыс, Олдвин снова заговорил:
— Смотрите! Там, справа — города Пера и Галата. Они тоже обнесены стенами. Видите эти цепи? Во время опасности их протягивают из Перы через эту бухту, которая зовется Золотым Рогом, к сторожевой башне Константинополя. И тогда никто не может прорвать оборону Золотого Рога.
— Мы поворачиваем к берегу, отец, — заметила Мэйрин.
— Да, дочка, мы причалим в гавани Фосфорион. Надеюсь, нас будут встречать: императора известили о нашем прибытии. Думаю, нас поселят на территории императорского дворца.
— Как ты думаешь, нас не сразу пригласят к императору? — озабоченно спросила Ида. — У нас ведь еще нет подходящих платьев! Я не хочу посрамить свою страну!
Олдвин улыбнулся. Путешествие продлилось больше двух месяцев, но Ида уже успела оправиться от всех его тягот.
— Мы успеем заказать платья и для тебя, и для Мэйрин, любовь моя, — пообещал он. — Ведь наше посольство не считается настолько срочным, чтобы вызывать нас ко двору в день прибытия. Император устроит официальный прием в надлежащее время.
Корабль вошел в гавань Фосфорион и встал на якорь у причала. Как и предсказывал тан, путников встретил отряд гвардейцев и представитель императора. К восторгу Олдвина, этим представителем оказался его старый приятель, Тимон Феократ. Они радостно приветствовали друг друга.
— Император поручил мне принять посольство и вести с вами переговоры, — с улыбкой сообщил Тимон Феократ, и Олдвин представил его своим спутникам.