Страница:
Эйден подавила улыбку. Она знала, что Клуни нравится Мег больше, чем она призналась бы в этом, и ей было приятно, что слуга Конна испытывал ответные чувства.
- Ты хороший человек, Клуни, - спокойно сказала она. - Присматривай за милордом и следи, чтобы у него не, было неприятностей.
- Я постараюсь, миледи.
После этого Эйден поспешила в контору поместья и из потаенного места достала кошелек для мужа. Она наполнила его серебром, однако добавила десять золотых монет. Потом, после некоторого раздумья, взяла кошелек поменьше, чтобы дать его Клуни на случай острой необходимости, и когда снова вернулась в зал, дала ему надлежащие приказания.
Конн уже ждал ее, и она отдала ему кошелек, который он положил в камзол. Он стоял в дорожном платье, в высоких, крепких башмаках, расшитом коричневом камзоле, который был застегнут на несколько пуговиц, как и его шелковая рубашка с распахнутым воротом, надетая под камзол. В руках он держал длинный плащ.
- Где твои перчатки для верховой езды? - спросила она. - Ты же не можешь ехать всю дорогу до Лондона без них, Конн.
- Они со мной, Эйден, - сказал он ласково и показал их ей.
- Надолго ли? - прошептала она.
- Не знаю, но что бы там ни было, это не серьезно. Думаю, что ненадолго.
- Я люблю тебя, - тихо сказала она.
- Я люблю тебя, - сказал он, а потом, притянув ее к себе, страстно поцеловал. Он провел губами по ее губам, как будто запоминая их. - Береги ребенка, - приказал он, а потом, отпустив ее, крупными шагами вышел из зала.
- Конн!
Он остановился и повернулся.
- Оставайся здесь, Эйден, - приказал он. - Я не хочу, чтобы моим последним впечатлением от дома была ты, машущая мне рукой на прощание. Я скорее предпочел бы, чтобы моим первым впечатлением при возвращении домой была ты, поджидающая меня на пороге.
Она кивнула, полностью понимая его.
- Удачи тебе, милорд, - крикнула она, - и пусть Бог вернет тебя в целости домой, ко мне.
Послав ей легкий воздушный поцелуй, он повернулся и торопливо вышел из дома. Проклятие, но он готов был расплакаться и, конечно, не хотел, чтобы она увидела его слезы.
Они сели на лошадей.
- Вы поедете рядом со мной, милорд, - сказал капитан гвардии. - Меня зовут Уильям Стендиш.
Конн кивнул.
- Благодарю вас, капитан Стендиш. Они еще не доехали до конца подъездной аллеи, когда увидели двух человек, галопом скакавших через поля и криками призывая их остановиться.
- Это моя сестра и ее муж, лорд и леди де Мариско, - сказал Конн.
- Клянусь Богом, милорд, - сказал Уилл Стендиш с улыбкой, - новости распространяются в деревне быстрее, чем при дворе.
- Вероятно, один из слуг выехал к ним в ту же секунду, как только мы узнали о цели вашего приезда, - сказал Конн. - У нас дружная семья.
Скай и Адам близко подъехали к Конну и его эскорту, и Скай крикнула:
- Что это означает, Конн? Это правда, что ты арестован? Почему? Мне помнится, ты сказал, что ваша поездка в Лондон была удачной и что она снова милостива к вам.
Капитан Стендиш раскрыл рот, увидев красивую женщину. Он слышал рассказы о Скай О'Малли, но не ожидал, что она может быть так прекрасна, а это было именно так.
- Скай, беру Бога в свидетели, но я не знаю, что происходит. Я понятия не имею, почему меня арестовали, и не надо изводить этого беднягу капитана, потому что он тоже не знает.
- Не знает или не хочет сказать, - огрызнулась она. - Неужели эта женщина никогда не оставит нашу семью в покое? Я еду в Лондон с тобой!
- Нельзя, Скай. Тебе запрещено появляться в Лондоне и при дворе. Адам, урезонь ее! Ты же ее муж! Адам де Мариско громко крякнул.
- Я чрезвычайно ценю твою уверенность в моей способности справиться с твоей сестрой, Конн, но тебя ведь не проведешь! Однако в этом конкретном случае я собираюсь сделать все, что смогу. - Он пристально посмотрел на жену. - Послушай меня, девочка, твой брат прав, беспокоясь о тебе. Королева выслала тебя сюда с глаз долой. Если бы она захотела увидеть тебя по этому делу, она бы потребовала твоего приезда. Она еще может это сделать. Если она поступит так, ты сможешь ехать в Лондон, но сейчас ты останешься дома и будешь присматривать за обеими дочерьми, которым ты нужна гораздо больше, чем Конну. Я провожу Робина и Патрика до места их службы и посмотрю, что смогу узнать.
- Но...
- Никаких "но", Скай! Ты думаешь, что можешь помочь своему брату, оскорбляя королеву?
- Скай, присмотри, пожалуйста, за Эйден. Она очень испугана. Вся ее жизнь прошла так спокойно, и я боюсь и за нее, и за ребенка, - попросил Конн сестру.
- У тебя есть деньги? - требовательно спросила она. - Чтобы выжить в этом чертовом Тауэре, требуется состояние.
Он кивнул, улыбнувшись ей.
"Как они похожи", - подумал капитан Стендиш, видя, как она отвечает улыбкой на улыбку.
- Тогда да поможет тебе Бог, братец, и если эта женщина тронет хотя бы волос на твоей голове, я...
- Скай! - предостерегающе оборвал ее Адам, и она, слегка скривив рот, замолчала и, повернув свою лошадь, ускакала галопом.
- Не волнуйся, Конн. В скачке гнев ее спадет и страхи за тебя улетучатся, прежде чем она доберется до дома. Скай позаботится об Эйден, а я буду в Лондоне к концу недели, приятель. - Он протянул большую руку, и Конн пожал ее такой же большой лапой.
- Спасибо, Адам. Узнай, что разнюхает Робин.
- Обязательно. - Адам заставил лошадь слегка попятиться и обратился к капитану Стендишу:
- Вы позаботитесь о безопасности моего родственника?
- Вам нет нужды опасаться на этот счет, милорд де Мариско, - последовал ответ, - нам приказали доставить лорда Блисса в Тауэр, и этот приказ мы в точности выполним.
Адам кивнул. - Тогда я тоже желаю тебе удачи, - сказал он и, махнув рукой Конну, поехал вслед за женой через поля.
Конн и сопровождавшие его люди ехали в тот вечер до половины одиннадцатого, пока не сгустились сумерки. Стало так темно, что дальше ехать было невозможно. Они нашли приют в амбаре какой-то богатой фермы, хозяйка которой на следующее утро предложила им отведать темного эля, свежего хлеба и вкусного твердого сыра. Непринужденные манеры Конна и его красивое лицо привлекли к нему внимание двух полногрудых фермерских дочек. Собравшись уезжать, он подарил каждой по поцелую и опустил им за корсажи по серебряному пенни.
- Мы ничем не заслужили вашей щедрости, милорд, - сказала одна из девушек.
- Но если вы не слишком спешите, - сказала другая, - мы будем рады взять вас с собой на сеновал.
- Ох, девушки, я и вправду очень сожалею, что не могу принять это доброе предложение, - сказал Конн, - но мы едем по королевскому делу, и оно не может ждать.
Они отъехали, и джентльмены, сопровождавшие Конца, вслух обменивались между собой словами восторга, в то время как Клуни хихикал по-дурацки (о чем Конн тотчас сказал ему) и думал, что все происходит как в былые дни.
- Вы понравились моим людям, - сказал капитан Стендиш, улыбаясь.
- Они молоды, - сухо заметил Конн, - а на молодых легко произвести впечатление.
Они ехали от рассвета до заката, останавливаясь только для того, чтобы дать отдохнуть лошадям, поесть, попить и облегчиться. По приезде в город Конна проводили в Тауэр, где приняли как арестованного. Его серебро помогло ему купить комнату довольно приличных размеров с камином и небольшим окном, выходящим на реку. В комнате не было ничего, кроме охапки заплесневелой соломы и помойного ведра. За несколько монет ему принесли пару тюфяков, стол и два стула. Пришел стражник и сообщил Конну, что его требуют на допрос.
Клуни сказал:
- Я выйду, милорд, чтобы купить кое-что из вещей, которые нам понадобятся.
Конн кивнул слуге и последовал за стражником по коридору и вниз по трем лестничным пролетам в темную комнату без окон. Понадобилось время, чтобы его глаза привыкли к мраку. Однако спустя некоторое время он понял, что на самом деле комната освещена, хоть и не очень ярко. Он также увидел Уильяма Сесила, лорда Берли, и еще одного, незнакомого ему человека, сидящих у стола. Его поставили перед ними.
- Милорд Берли?
- Лорд Блисс.
- Милорд, почему я здесь?
- Хватит, лорд Блисс, не будем жеманничать друг перед другом. Вы попались на измене. Расскажите мне все, и мы посмотрим, чем можно вам помочь.
- Измена? - Челюсть Конна отвисла. - Я ничего не знаю про измену! Несколько дней назад я был арестован без объяснения причин, и меня привезли из моего дома в Лондон. Моя жена вне себя от беспокойства. Она ожидает нашего первенца. Кто обвиняет меня в измене? Против кого? Против чего?
- Достаточно, лорд Блисс, - отеческим тоном сказал лорд Берли. - Разве вы будете отрицать, что исповедуете старую веру?
- Нет, хотя Бог знает, что для меня это не имеет значения.
- А будете ли вы отрицать, что совместно с другими людьми ваших убеждений вы составили заговор, замыслив убить королеву и возвести на трон Марию Шотландскую?
- Что? - в бешенстве закричал Конн. - Убить Бесс?
Нет! Никогда! Заменить ее на эту убогую, обманутую шотландскую шлюху? Нет! Тысячу раз нет!
Лорд Берли на секунду растерялся. Обычно ему доставляли проверенные сведения, хотя он должен был признаться, что именно это дело смутило его. Он никогда не считал Конна человеком, который позволил бы вовлечь себя в измену. Тем не менее нужно сохранять бдительность, а его обычно надежный доносчик утверждал, что Испания снова составила заговор против Елизаветы Тюдор.
Уже не в первый раз Испания и ее посол оказывались замешанными в подобного рода делах. За время правления королевы сменилось пять испанских послов. Первый из них, граф Фариа, доставшийся королеве после правления Марии Тюдор, был женат на Джейн Дормер, английской дворянке. Он покинул Англию в 1559 году, к великому облегчению Елизаветы, которой вовсе не нравился напыщенный граф.
Альварес де Куадра, епископ Аквилы, приехал ему на смену и прослужил своему королю четыре года, прежде чем умер от чумы в Лондоне. Королеве страшно нравилось водить его за нос, что она всегда делала, поскольку епископу недоставало чувства юмора. За ним последовал единственный испанский посол, который нравился королеве.
Диего Гусман де Сильва, епископ Толедский, занимал свой пост шесть лет. Элегантный от природы, утонченно образованный, он нравился всему двору. Ему, в свою очередь, нравилась Елизавета, потому что хоть он и был предан Испании, у него была ясная голова и он был не так фанатичен, как два его предшественника. Но епископ так тосковал по Испании, что попросил отставки у короля Филиппа и получил ее.
При выборе его преемника Испания круто изменила политику и послала в Англию Гуэро де Спеса, неприятного маленького человечка, чьи возмутительные манеры, необдуманные высказывания и явная склонность вносить смуту сделали его крайне непопулярным. Вовлеченный в заговор Ридольфи, он был выслан из Англии в конце декабря 1571 года.
В течение следующих шести лет Испания не присылала послов в Англию, и только в прошлом году приехал Бернадино де Мендоза. Королева была чрезвычайно недовольна им - невежественным, надменным и мстительным человеком. Уже поступали сведения, что он, как и его предшественник, участвовал в заговорах, имеющих целью свержение королевы. Всего несколько месяцев назад Антонио де Гуарас, испанский шпион в Англии с 1570 года, был арестован за его связь с пленной королевой Скоттов.
Сейчас тайными шпионами лорда Берли был раскрыт еще один заговор под условным названием "Избавление", и все указывало на активное участие в нем Конна Сен-Мишеля, лорда Блисса. Тем не менее Конн отрицал это. Конечно, он будет отрицать, ворчал про себя Уильям Сесил. Они признавались во всем только под пыткой. Он повернулся к сидевшему рядом человеку.
- Похоже, мистер Нортон, дело обстоит так, что нам придется допросить милорда Блисса несколько более пристрастно.
- Конечно, милорд, - последовал ответ, и человек по имени Нортон улыбнулся, обнажая несколько почерневших обломков зубов.
Нортон! Это имя ударом взорвалось в голове Конна, и его затошнило. Нортон, человек, за которым шла дурная слава пыточных дел мастера. Нортон, который так владел искусством пытки, что мог довести человека до безумия, даже не ломая ему костей. Что, Бога ради, происходит? Как он оказался втянутым в дело, столь серьезное? Чувствуя, что начинает паниковать, он глубоко вздохнул и заговорил:
- Милорд, вы обвиняете меня в участии в заговоре с целью убийства королевы и возведения на престол Марии Шотландской, и тем не менее вы не представляете мне ни малейших доказательств моей виновности. Был ли я обвинен? Кем? Пусть они выскажут это мне в лицо, милорд! Неужели это английское правосудие?
Лорд Берли снова пребывал в замешательстве. Ему нравился молодой лорд Блисс. Он и представить не мог его заговорщиком или фанатиком. Все это достаточно неприятно, а когда королева узнает об этом, она будет очень расстроена, тем не менее донос поступил, а безопасность Елизаветы Тюдор превыше всего. Уже поймано трое людей, выданных одним из двойных шпионов лорда Берли, и каждый из них указал на Конна Сен-Мишеля, лорда Блисса, как на главаря этого заговора. Он стряхнул с себя оцепенение.
- Вас обвинили трое людей, участвующих в этом заговоре, - сказал лорд Берли. - Скажите, милорд, если вы невиновны, как утверждаете, почему эти трое впутывают вас в заговор? Нет, пусть господин Нортон чуточку допросит вас, а потом мы посмотрим, что вы нам скажете.
Прежде чем Конн смог оказать сопротивление, его руки прижали к бокам и протащили через комнату, где он увидел большое колесо на стойке, которое сейчас опустили, чтобы Конна можно было подтянуть на него. Опытные руки ловко сорвали с него камзол, башмаки грубо стащили с ног, рубашку распахнули до пояса, а потом он был распластан на стойке, которую снова подтянули на высоту примерно шести футов от пола.
Испуганный и тем не менее завороженный, Конн наблюдал, как печально известный господин Нортон проверял внизу веревки и рычаги, которыми управлялось колесо. Почему он не сопротивляется своим тюремщикам, спрашивал он сам себя удивленно, но ответ он знал. Он до сих пор не мог поверить, что все происходящее на самом деле серьезно, а теперь, когда он почувствовал, что веревки, которыми был связан, начали затягиваться, больно растягивая его ноги и руки, он внезапно понял серьезность своего положения.
Подчеркнуто заботливо господин Нортон затянул один из винтовых зажимов, и Конн помимо своей воли вскрикнул, когда острая боль пронзила его плечо, и закричал снова, когда ногу, противоположную этому плечу, стало вырывать из бедренного сустава. Боль разливалась по всему его телу и была такой невыносимо мучительной, что Конн начал обливаться потом. Палач смотрел на него, улыбаясь своей отвратительной улыбкой.
- Вам есть что сказать милорду Берли, лорд Блисс? - заботливо осведомился он. Конн простонал.
- Мне ничего не известно о заговоре, - выдохнул он. - Я не принимал участия ни в каком проклятом заговоре. А-а-а-а! - закричал он, когда его другую ногу вывернули под неестественным углом, и люди, стоявшие внизу под ним, начали сливаться в его глазах. Его голова упала на грудь, и он начал терять сознание.
- Воды! - рявкнул Нортон, и один из тюремщиков забрался по лестнице и плеснул в лицо Конну ведерко противной холодной речной воды.
Он, отплевываясь, вернулся обратно к действительности и к боли, когда веревки затянулись на другой его руке, и снова закричал, но на этот раз это было особенно непристойное ругательство, предназначавшееся Уильяму Сесилу.
- Он не особенно терпелив к боли, милорд, - заметил Нортон. - До сих пор я мягко обращался с ним, и я никогда не видел, чтобы человек так быстро терял сознание из-за моих действий.
- Значит, он испытывает жестокую боль?
- Это немного удивляет меня, но кажется, это так, - ответил палач. - Он крупный парень, милорд, но я думаю, это из-за его тонких костей.
- Можете ли вы сделать ему больно, не ломая костей, господин Нортон? спросил Уильям Сесил.
- Да, - сказал он и повернулся к своему помощнику:
- Питер, ты занимаешься руками, но помни, что нам не нужны сломанные кости. Я тебя самого подвешу, если ты что-нибудь сломаешь.
Питер кивнул, его глаза засветились при мысли о том, что он настоящим делом поможет своему хозяину в этом важном допросе. Сегодня вечером ему будет что рассказать своей матери, а эта маленькая служаночка из таверны, на которую он старался произвести впечатление, быть может, даже задерет наконец свои юбки перед ним, когда услышит о его новых обязанностях. Двое мужчин согласованно двигались, затягивая и крутя рычаги, присоединенные к конечностям пленника. Сначала это было незаметно, потому что Конн испытывал уже такую мучительную боль, что не почувствовал результата их усилий, но потом новая страшная боль обрушилась на него, лишив его легкие воздуха, заставляя его безуспешно хватать воздух широко раскрытым ртом, когда свирепые щупальца всепоглощающей, ничем не смягчаемой боли быстро пробегали вверх и вниз по всему его телу. Его большое напряженное тело было мокрым от пота, мускулы на шее вздулись, глаза, наполненные мукой, выпучились, и, широко открыв рот, он выл в нечеловеческой, животной муке. В ушах у него звенело, но сквозь затуманенное сознание он услышал почти молящие слова лорда Берли, с которыми тот обращался к нему:
- Милорд, милорд, избавьте себя от дальнейшей пытки! Вам только нужно назвать мне подробности вашего заговора, и боли больше не будет.
С невероятным усилием Конн сумел произнести:
- Я ничего не знаю о заговоре, Берли! Ни о каком заговоре! Вы взяли не того человека! - А потом потерял сознание.
Уильям Сесил был не тем человеком, которого можно было легко провести. Лорд Блисс испытывал страшные мучения, и тем не менее он отрицал участие в "Избавлении". Могло ли быть так, что он действительно говорил правду? А если это так, то кто использовал его имя и зачем?
- Освободите его, господин Нортон, и приведите его в чувство. По-моему, он не лжет.
- Я позволю согласиться с вами, милорд, если вы простите мне мою дерзость, - сказал палач. - Некоторые могут вытерпеть гораздо больше того, что я сделал с этим джентльменом, прежде чем теряют сознание. Этот человек не переносит боли, и поэтому сделанное нами действительно заставило его страдать. Человек не лжет мне, когда я заставляю его мучиться. Я еще не так стар, чтобы плохо делать свое дело.
Колесо опустили, и Питер небрежно облил Конна холодной речной водой. Когда его веки дрогнули, ему в рот насильно влили вина из потрескавшейся глиняной кружки. Оно обожгло ему желудок наподобие раскаленного камня, и половиной выпитого Конна вырвало, но остальное он ухитрился удержать. Туман в его глазах рассеялся, и первым в поле его зрения оказался Уильям Сесил.
- Ублюдок! - сумел прохрипеть Конн.
- Я рад, что вы быстро приходите в себя! - сухо сказал лорд Берли. Он понимал гнев лорда Блисса, однако на первом месте у него была королева и ее безопасность. Он знал ее ребенком. Когда речь шла о личных делах, он заботился о ней так же, как о своих дочерях. Он сделал бы все, чтобы обезопасить ее от любых бед. Сейчас, однако, ему нужно было время, чтобы разгадать эту загадку. Что-то неладно. Существовал заговор против королевы или нет?
- Проводите лорда Блисса назад в его камеру, - приказал он тюремщикам, и когда те подхватили Конна, помогая ему встать, он добавил:
- Мы поговорим еще, милорд.
- Вам лучше кое-что объяснить мне, - прорычал Конн. - Если вы хотите знать, кто должен ответить за это, то мне-то это тоже очень хочется знать.
Лорд Берли кивнул в знак согласия.
- В этом наши помыслы совпадают, милорд.
- Боже правый! - воскликнул Клуни, когда его хозяину помогли войти в камеру. - Что они сделали с вами, милорд? С вами все в порядке? Кладите его аккуратно, вы, придурки!
- Мы обращаемся с ним, как с младенцем, - сказал один из ухмыляющихся стражников, и они не церемонясь швырнули Конна на ближайший тюфяк.
Когда они выходили, топая ногами, Клуни погрозил им кулаком и вполголоса выругался.
- Английские подонки, - пробормотал он, но, к счастью, они не услышали его.
Конн не мог не ухмыльнуться, несмотря на боль.
- Я жив, Клуни, - сказал он, - хотя едва-едва.
- Что, черт возьми, они сделали с вами, милорд?
- Дыба, - последовал угрюмый ответ.
- Дыба? - Лицо Клуни выразило глубокое отчаяние. - За что дыба? Что, черт возьми, вы совершили, милорд?
- Я ничего не сделал, но лорд Берли уверен, или по крайней мере думает, что уверен, будто я принимал участие в заговоре против Бесс Тюдор.
- Вы не участвуете ни в каком заговоре, - преданно сказал Клуни. - Черт побери, милорд, если бы вы приняли в нем участие, то там же был бы и я. Вы бы ничего не предприняли и не попали бы в беду без своего верного Клуни.
Конн ухитрился еще раз слабо улыбнуться.
- Нет, Клуни, я бы не попал в беду без тебя. Ты хороший товарищ, на которого можно опереться, но видишь ли, кто-то сумел вовлечь меня в заговор, хотя я не знаю, каким образом. Давай надеяться, что Уильям Сесил сумеет разобраться в этом до того, как примет решение снова со мной побеседовать.
Лорд Берли в самом деле искал ответы на вопросы, но ничего не мог обнаружить в своих поисках. Он тщательно изучал сообщения по этому делу, сделанные на основе заявлений других арестованных. Они все охотно давали показания, и совсем не требовалось принуждать их говорить. Читая сообщения по делу, он не мог обнаружить ничего, и тем не менее теперь он был особенно убежден в невиновности лорда Блисса. Он хотел сам поговорить с другими заговорщиками и только успел отдать приказ привести их, как к нему ввели Адама де Мариско.
- Милорд Берли, - сказал он вместо приветствия, - я думаю, вам известно, почему я здесь.
Уильям Сесил кисло кивнул. А что еще следовало ему ожидать?
- Полагаю, ваша жена тоже здесь, - ответил он.
- Моя жена дома в Королевском Молверне с нашими дочерьми. Вспомните - ей запрещено появляться в Лондоне и при дворе.
- Я ни о чем не забываю, милорд, и рад слышать, что леди де Мариско наконец достигла возраста, когда проявляют осмотрительность.
Адам хлопнул рукой по бедру и усмехнулся.
- Она была готова приехать, - признался он, - но и я, и Конн взяли над ней верх. Сейчас Эйден необходима поддержка. Прошу вас, милорд, объясните, в чем дело?
- Ваш шурин был вовлечен в заговор с целью убийства королевы и возведения на трон Марии Шотландской, - объявил лорд Берли.
- Это невозможно! - сказал Адам де Мариско.
- Я начинаю приходить к такому же мнению, - признался лорд Берли.
- Начинаете приходить к такому же мнению? Черт побери! Это вовсе не похоже на Конна, и вам известно это! Этот человек совершенно открытый! Он как книга, которую может прочесть любой, и это одна из причин, почему королева всегда любила его.
- Я не могу, как вы понимаете, милорд, не проявлять особую осторожность, когда дело касается ее величества, - сказал Уильям Сесил. - С тех пор как Елизавета Тюдор заняла английский трон, и Испания, и Франция не раз предпринимали попытки свергнуть ее. Это не первый заговор, о котором стало известно и который ставил целью ее убийство. Я не верю никому, милорд де Мариско, никому.
Адам кивнул. Он отлично понимал положение лорда Берли.
- Что заставило вас поверить в то, что Конн участник заговора? - спросил он.
- Три человека, схваченных по обвинению в заговоре, назвали его вдохновителем заговора. Каждый назвал его имя, но в докладах есть что-то, что тревожит меня, и я не могу уловить, что именно. Садитесь, милорд. Я приказал привести ко мне этих арестованных. Ваш шурин под пыткой вполне убедительно говорил о своей невиновности, даже припомнив мне при этом мое происхождение.
Адам был потрясен.
- Вы пытали его? Как?
- На дыбе, - последовал бесстрастный ответ. - Все люди заявляют о своей невиновности до тех пор, пока их не начинают убеждать другими способами. Лорд Блисс не признал своей вины, несмотря на мастерство господина Нортона. Не волнуйтесь, милорд. Ни одна кость не была сломана. Кажется, ваш шурин плохо переносит боль, а Нортон мастерски делает свое дело. Даже если он убежден в невиновности своего подопечного. Сейчас, однако, мне предстоит раскрыть тайну, существует ли в действительности заговор и почему эти люди впутали лорда Блисса.
Они сидели в комнате, расположенной выше уровня реки, где размещался начальник Тауэра.
Уильям Сесил сказал:
- Пройдемте со мной, милорд. Я должен спуститься вниз, где господин Нортон допрашивает трех остальных участников заговора. Я уверен, вы захотите присутствовать.
- Да, - мрачно сказал Адам. - Хочу. Оба спустились в недра лондонского Тауэра, в царство господина Нортона. Там в узилище палача стояли трое мужчин, прикованных кандалами к стене. Двое мужчин были молоды, одному было не больше шестнадцати, другому, вероятно, двадцать. Третий человек был постарше и, как понял Адам, рассмотрев его, являлся родственником юношей.
- Отец и его два обманутых сына, - сухо сказал Берли, а потом добавил:
- С кого начнем, господин Нортон?
- С молодого. Он боится больше всех. Видите, как он потеет, милорд? Питер, давай мальчишку!
Молчаливый Питер отомкнул кандалы, удерживающие паренька, протащил его через комнату и снова привязал к деревянному стулу с высокой спинкой. Прочный кожаный ремень обхватил его шею посредине, ножные кандалы намертво приковали его лодыжки, а руки были привязаны в кистях к деревянным подлокотникам стула. Потом Питер прикрепил к руке юноши хитроумное приспособление, в котором Адам сразу узнал тиски для больших пальцев. Он медленно начал сжимать их, и скоро юноша закричал от боли, умоляя о пощаде, взывая и к своей матери, и к святой Богородице. По сигналу господина Нортона его помощник прекратил затягивать винт, и Уильям Сесил обратился к двум мужчинам, по-прежнему распятым на стене:
- Ты хороший человек, Клуни, - спокойно сказала она. - Присматривай за милордом и следи, чтобы у него не, было неприятностей.
- Я постараюсь, миледи.
После этого Эйден поспешила в контору поместья и из потаенного места достала кошелек для мужа. Она наполнила его серебром, однако добавила десять золотых монет. Потом, после некоторого раздумья, взяла кошелек поменьше, чтобы дать его Клуни на случай острой необходимости, и когда снова вернулась в зал, дала ему надлежащие приказания.
Конн уже ждал ее, и она отдала ему кошелек, который он положил в камзол. Он стоял в дорожном платье, в высоких, крепких башмаках, расшитом коричневом камзоле, который был застегнут на несколько пуговиц, как и его шелковая рубашка с распахнутым воротом, надетая под камзол. В руках он держал длинный плащ.
- Где твои перчатки для верховой езды? - спросила она. - Ты же не можешь ехать всю дорогу до Лондона без них, Конн.
- Они со мной, Эйден, - сказал он ласково и показал их ей.
- Надолго ли? - прошептала она.
- Не знаю, но что бы там ни было, это не серьезно. Думаю, что ненадолго.
- Я люблю тебя, - тихо сказала она.
- Я люблю тебя, - сказал он, а потом, притянув ее к себе, страстно поцеловал. Он провел губами по ее губам, как будто запоминая их. - Береги ребенка, - приказал он, а потом, отпустив ее, крупными шагами вышел из зала.
- Конн!
Он остановился и повернулся.
- Оставайся здесь, Эйден, - приказал он. - Я не хочу, чтобы моим последним впечатлением от дома была ты, машущая мне рукой на прощание. Я скорее предпочел бы, чтобы моим первым впечатлением при возвращении домой была ты, поджидающая меня на пороге.
Она кивнула, полностью понимая его.
- Удачи тебе, милорд, - крикнула она, - и пусть Бог вернет тебя в целости домой, ко мне.
Послав ей легкий воздушный поцелуй, он повернулся и торопливо вышел из дома. Проклятие, но он готов был расплакаться и, конечно, не хотел, чтобы она увидела его слезы.
Они сели на лошадей.
- Вы поедете рядом со мной, милорд, - сказал капитан гвардии. - Меня зовут Уильям Стендиш.
Конн кивнул.
- Благодарю вас, капитан Стендиш. Они еще не доехали до конца подъездной аллеи, когда увидели двух человек, галопом скакавших через поля и криками призывая их остановиться.
- Это моя сестра и ее муж, лорд и леди де Мариско, - сказал Конн.
- Клянусь Богом, милорд, - сказал Уилл Стендиш с улыбкой, - новости распространяются в деревне быстрее, чем при дворе.
- Вероятно, один из слуг выехал к ним в ту же секунду, как только мы узнали о цели вашего приезда, - сказал Конн. - У нас дружная семья.
Скай и Адам близко подъехали к Конну и его эскорту, и Скай крикнула:
- Что это означает, Конн? Это правда, что ты арестован? Почему? Мне помнится, ты сказал, что ваша поездка в Лондон была удачной и что она снова милостива к вам.
Капитан Стендиш раскрыл рот, увидев красивую женщину. Он слышал рассказы о Скай О'Малли, но не ожидал, что она может быть так прекрасна, а это было именно так.
- Скай, беру Бога в свидетели, но я не знаю, что происходит. Я понятия не имею, почему меня арестовали, и не надо изводить этого беднягу капитана, потому что он тоже не знает.
- Не знает или не хочет сказать, - огрызнулась она. - Неужели эта женщина никогда не оставит нашу семью в покое? Я еду в Лондон с тобой!
- Нельзя, Скай. Тебе запрещено появляться в Лондоне и при дворе. Адам, урезонь ее! Ты же ее муж! Адам де Мариско громко крякнул.
- Я чрезвычайно ценю твою уверенность в моей способности справиться с твоей сестрой, Конн, но тебя ведь не проведешь! Однако в этом конкретном случае я собираюсь сделать все, что смогу. - Он пристально посмотрел на жену. - Послушай меня, девочка, твой брат прав, беспокоясь о тебе. Королева выслала тебя сюда с глаз долой. Если бы она захотела увидеть тебя по этому делу, она бы потребовала твоего приезда. Она еще может это сделать. Если она поступит так, ты сможешь ехать в Лондон, но сейчас ты останешься дома и будешь присматривать за обеими дочерьми, которым ты нужна гораздо больше, чем Конну. Я провожу Робина и Патрика до места их службы и посмотрю, что смогу узнать.
- Но...
- Никаких "но", Скай! Ты думаешь, что можешь помочь своему брату, оскорбляя королеву?
- Скай, присмотри, пожалуйста, за Эйден. Она очень испугана. Вся ее жизнь прошла так спокойно, и я боюсь и за нее, и за ребенка, - попросил Конн сестру.
- У тебя есть деньги? - требовательно спросила она. - Чтобы выжить в этом чертовом Тауэре, требуется состояние.
Он кивнул, улыбнувшись ей.
"Как они похожи", - подумал капитан Стендиш, видя, как она отвечает улыбкой на улыбку.
- Тогда да поможет тебе Бог, братец, и если эта женщина тронет хотя бы волос на твоей голове, я...
- Скай! - предостерегающе оборвал ее Адам, и она, слегка скривив рот, замолчала и, повернув свою лошадь, ускакала галопом.
- Не волнуйся, Конн. В скачке гнев ее спадет и страхи за тебя улетучатся, прежде чем она доберется до дома. Скай позаботится об Эйден, а я буду в Лондоне к концу недели, приятель. - Он протянул большую руку, и Конн пожал ее такой же большой лапой.
- Спасибо, Адам. Узнай, что разнюхает Робин.
- Обязательно. - Адам заставил лошадь слегка попятиться и обратился к капитану Стендишу:
- Вы позаботитесь о безопасности моего родственника?
- Вам нет нужды опасаться на этот счет, милорд де Мариско, - последовал ответ, - нам приказали доставить лорда Блисса в Тауэр, и этот приказ мы в точности выполним.
Адам кивнул. - Тогда я тоже желаю тебе удачи, - сказал он и, махнув рукой Конну, поехал вслед за женой через поля.
Конн и сопровождавшие его люди ехали в тот вечер до половины одиннадцатого, пока не сгустились сумерки. Стало так темно, что дальше ехать было невозможно. Они нашли приют в амбаре какой-то богатой фермы, хозяйка которой на следующее утро предложила им отведать темного эля, свежего хлеба и вкусного твердого сыра. Непринужденные манеры Конна и его красивое лицо привлекли к нему внимание двух полногрудых фермерских дочек. Собравшись уезжать, он подарил каждой по поцелую и опустил им за корсажи по серебряному пенни.
- Мы ничем не заслужили вашей щедрости, милорд, - сказала одна из девушек.
- Но если вы не слишком спешите, - сказала другая, - мы будем рады взять вас с собой на сеновал.
- Ох, девушки, я и вправду очень сожалею, что не могу принять это доброе предложение, - сказал Конн, - но мы едем по королевскому делу, и оно не может ждать.
Они отъехали, и джентльмены, сопровождавшие Конца, вслух обменивались между собой словами восторга, в то время как Клуни хихикал по-дурацки (о чем Конн тотчас сказал ему) и думал, что все происходит как в былые дни.
- Вы понравились моим людям, - сказал капитан Стендиш, улыбаясь.
- Они молоды, - сухо заметил Конн, - а на молодых легко произвести впечатление.
Они ехали от рассвета до заката, останавливаясь только для того, чтобы дать отдохнуть лошадям, поесть, попить и облегчиться. По приезде в город Конна проводили в Тауэр, где приняли как арестованного. Его серебро помогло ему купить комнату довольно приличных размеров с камином и небольшим окном, выходящим на реку. В комнате не было ничего, кроме охапки заплесневелой соломы и помойного ведра. За несколько монет ему принесли пару тюфяков, стол и два стула. Пришел стражник и сообщил Конну, что его требуют на допрос.
Клуни сказал:
- Я выйду, милорд, чтобы купить кое-что из вещей, которые нам понадобятся.
Конн кивнул слуге и последовал за стражником по коридору и вниз по трем лестничным пролетам в темную комнату без окон. Понадобилось время, чтобы его глаза привыкли к мраку. Однако спустя некоторое время он понял, что на самом деле комната освещена, хоть и не очень ярко. Он также увидел Уильяма Сесила, лорда Берли, и еще одного, незнакомого ему человека, сидящих у стола. Его поставили перед ними.
- Милорд Берли?
- Лорд Блисс.
- Милорд, почему я здесь?
- Хватит, лорд Блисс, не будем жеманничать друг перед другом. Вы попались на измене. Расскажите мне все, и мы посмотрим, чем можно вам помочь.
- Измена? - Челюсть Конна отвисла. - Я ничего не знаю про измену! Несколько дней назад я был арестован без объяснения причин, и меня привезли из моего дома в Лондон. Моя жена вне себя от беспокойства. Она ожидает нашего первенца. Кто обвиняет меня в измене? Против кого? Против чего?
- Достаточно, лорд Блисс, - отеческим тоном сказал лорд Берли. - Разве вы будете отрицать, что исповедуете старую веру?
- Нет, хотя Бог знает, что для меня это не имеет значения.
- А будете ли вы отрицать, что совместно с другими людьми ваших убеждений вы составили заговор, замыслив убить королеву и возвести на трон Марию Шотландскую?
- Что? - в бешенстве закричал Конн. - Убить Бесс?
Нет! Никогда! Заменить ее на эту убогую, обманутую шотландскую шлюху? Нет! Тысячу раз нет!
Лорд Берли на секунду растерялся. Обычно ему доставляли проверенные сведения, хотя он должен был признаться, что именно это дело смутило его. Он никогда не считал Конна человеком, который позволил бы вовлечь себя в измену. Тем не менее нужно сохранять бдительность, а его обычно надежный доносчик утверждал, что Испания снова составила заговор против Елизаветы Тюдор.
Уже не в первый раз Испания и ее посол оказывались замешанными в подобного рода делах. За время правления королевы сменилось пять испанских послов. Первый из них, граф Фариа, доставшийся королеве после правления Марии Тюдор, был женат на Джейн Дормер, английской дворянке. Он покинул Англию в 1559 году, к великому облегчению Елизаветы, которой вовсе не нравился напыщенный граф.
Альварес де Куадра, епископ Аквилы, приехал ему на смену и прослужил своему королю четыре года, прежде чем умер от чумы в Лондоне. Королеве страшно нравилось водить его за нос, что она всегда делала, поскольку епископу недоставало чувства юмора. За ним последовал единственный испанский посол, который нравился королеве.
Диего Гусман де Сильва, епископ Толедский, занимал свой пост шесть лет. Элегантный от природы, утонченно образованный, он нравился всему двору. Ему, в свою очередь, нравилась Елизавета, потому что хоть он и был предан Испании, у него была ясная голова и он был не так фанатичен, как два его предшественника. Но епископ так тосковал по Испании, что попросил отставки у короля Филиппа и получил ее.
При выборе его преемника Испания круто изменила политику и послала в Англию Гуэро де Спеса, неприятного маленького человечка, чьи возмутительные манеры, необдуманные высказывания и явная склонность вносить смуту сделали его крайне непопулярным. Вовлеченный в заговор Ридольфи, он был выслан из Англии в конце декабря 1571 года.
В течение следующих шести лет Испания не присылала послов в Англию, и только в прошлом году приехал Бернадино де Мендоза. Королева была чрезвычайно недовольна им - невежественным, надменным и мстительным человеком. Уже поступали сведения, что он, как и его предшественник, участвовал в заговорах, имеющих целью свержение королевы. Всего несколько месяцев назад Антонио де Гуарас, испанский шпион в Англии с 1570 года, был арестован за его связь с пленной королевой Скоттов.
Сейчас тайными шпионами лорда Берли был раскрыт еще один заговор под условным названием "Избавление", и все указывало на активное участие в нем Конна Сен-Мишеля, лорда Блисса. Тем не менее Конн отрицал это. Конечно, он будет отрицать, ворчал про себя Уильям Сесил. Они признавались во всем только под пыткой. Он повернулся к сидевшему рядом человеку.
- Похоже, мистер Нортон, дело обстоит так, что нам придется допросить милорда Блисса несколько более пристрастно.
- Конечно, милорд, - последовал ответ, и человек по имени Нортон улыбнулся, обнажая несколько почерневших обломков зубов.
Нортон! Это имя ударом взорвалось в голове Конна, и его затошнило. Нортон, человек, за которым шла дурная слава пыточных дел мастера. Нортон, который так владел искусством пытки, что мог довести человека до безумия, даже не ломая ему костей. Что, Бога ради, происходит? Как он оказался втянутым в дело, столь серьезное? Чувствуя, что начинает паниковать, он глубоко вздохнул и заговорил:
- Милорд, вы обвиняете меня в участии в заговоре с целью убийства королевы и возведения на престол Марии Шотландской, и тем не менее вы не представляете мне ни малейших доказательств моей виновности. Был ли я обвинен? Кем? Пусть они выскажут это мне в лицо, милорд! Неужели это английское правосудие?
Лорд Берли снова пребывал в замешательстве. Ему нравился молодой лорд Блисс. Он и представить не мог его заговорщиком или фанатиком. Все это достаточно неприятно, а когда королева узнает об этом, она будет очень расстроена, тем не менее донос поступил, а безопасность Елизаветы Тюдор превыше всего. Уже поймано трое людей, выданных одним из двойных шпионов лорда Берли, и каждый из них указал на Конна Сен-Мишеля, лорда Блисса, как на главаря этого заговора. Он стряхнул с себя оцепенение.
- Вас обвинили трое людей, участвующих в этом заговоре, - сказал лорд Берли. - Скажите, милорд, если вы невиновны, как утверждаете, почему эти трое впутывают вас в заговор? Нет, пусть господин Нортон чуточку допросит вас, а потом мы посмотрим, что вы нам скажете.
Прежде чем Конн смог оказать сопротивление, его руки прижали к бокам и протащили через комнату, где он увидел большое колесо на стойке, которое сейчас опустили, чтобы Конна можно было подтянуть на него. Опытные руки ловко сорвали с него камзол, башмаки грубо стащили с ног, рубашку распахнули до пояса, а потом он был распластан на стойке, которую снова подтянули на высоту примерно шести футов от пола.
Испуганный и тем не менее завороженный, Конн наблюдал, как печально известный господин Нортон проверял внизу веревки и рычаги, которыми управлялось колесо. Почему он не сопротивляется своим тюремщикам, спрашивал он сам себя удивленно, но ответ он знал. Он до сих пор не мог поверить, что все происходящее на самом деле серьезно, а теперь, когда он почувствовал, что веревки, которыми был связан, начали затягиваться, больно растягивая его ноги и руки, он внезапно понял серьезность своего положения.
Подчеркнуто заботливо господин Нортон затянул один из винтовых зажимов, и Конн помимо своей воли вскрикнул, когда острая боль пронзила его плечо, и закричал снова, когда ногу, противоположную этому плечу, стало вырывать из бедренного сустава. Боль разливалась по всему его телу и была такой невыносимо мучительной, что Конн начал обливаться потом. Палач смотрел на него, улыбаясь своей отвратительной улыбкой.
- Вам есть что сказать милорду Берли, лорд Блисс? - заботливо осведомился он. Конн простонал.
- Мне ничего не известно о заговоре, - выдохнул он. - Я не принимал участия ни в каком проклятом заговоре. А-а-а-а! - закричал он, когда его другую ногу вывернули под неестественным углом, и люди, стоявшие внизу под ним, начали сливаться в его глазах. Его голова упала на грудь, и он начал терять сознание.
- Воды! - рявкнул Нортон, и один из тюремщиков забрался по лестнице и плеснул в лицо Конну ведерко противной холодной речной воды.
Он, отплевываясь, вернулся обратно к действительности и к боли, когда веревки затянулись на другой его руке, и снова закричал, но на этот раз это было особенно непристойное ругательство, предназначавшееся Уильяму Сесилу.
- Он не особенно терпелив к боли, милорд, - заметил Нортон. - До сих пор я мягко обращался с ним, и я никогда не видел, чтобы человек так быстро терял сознание из-за моих действий.
- Значит, он испытывает жестокую боль?
- Это немного удивляет меня, но кажется, это так, - ответил палач. - Он крупный парень, милорд, но я думаю, это из-за его тонких костей.
- Можете ли вы сделать ему больно, не ломая костей, господин Нортон? спросил Уильям Сесил.
- Да, - сказал он и повернулся к своему помощнику:
- Питер, ты занимаешься руками, но помни, что нам не нужны сломанные кости. Я тебя самого подвешу, если ты что-нибудь сломаешь.
Питер кивнул, его глаза засветились при мысли о том, что он настоящим делом поможет своему хозяину в этом важном допросе. Сегодня вечером ему будет что рассказать своей матери, а эта маленькая служаночка из таверны, на которую он старался произвести впечатление, быть может, даже задерет наконец свои юбки перед ним, когда услышит о его новых обязанностях. Двое мужчин согласованно двигались, затягивая и крутя рычаги, присоединенные к конечностям пленника. Сначала это было незаметно, потому что Конн испытывал уже такую мучительную боль, что не почувствовал результата их усилий, но потом новая страшная боль обрушилась на него, лишив его легкие воздуха, заставляя его безуспешно хватать воздух широко раскрытым ртом, когда свирепые щупальца всепоглощающей, ничем не смягчаемой боли быстро пробегали вверх и вниз по всему его телу. Его большое напряженное тело было мокрым от пота, мускулы на шее вздулись, глаза, наполненные мукой, выпучились, и, широко открыв рот, он выл в нечеловеческой, животной муке. В ушах у него звенело, но сквозь затуманенное сознание он услышал почти молящие слова лорда Берли, с которыми тот обращался к нему:
- Милорд, милорд, избавьте себя от дальнейшей пытки! Вам только нужно назвать мне подробности вашего заговора, и боли больше не будет.
С невероятным усилием Конн сумел произнести:
- Я ничего не знаю о заговоре, Берли! Ни о каком заговоре! Вы взяли не того человека! - А потом потерял сознание.
Уильям Сесил был не тем человеком, которого можно было легко провести. Лорд Блисс испытывал страшные мучения, и тем не менее он отрицал участие в "Избавлении". Могло ли быть так, что он действительно говорил правду? А если это так, то кто использовал его имя и зачем?
- Освободите его, господин Нортон, и приведите его в чувство. По-моему, он не лжет.
- Я позволю согласиться с вами, милорд, если вы простите мне мою дерзость, - сказал палач. - Некоторые могут вытерпеть гораздо больше того, что я сделал с этим джентльменом, прежде чем теряют сознание. Этот человек не переносит боли, и поэтому сделанное нами действительно заставило его страдать. Человек не лжет мне, когда я заставляю его мучиться. Я еще не так стар, чтобы плохо делать свое дело.
Колесо опустили, и Питер небрежно облил Конна холодной речной водой. Когда его веки дрогнули, ему в рот насильно влили вина из потрескавшейся глиняной кружки. Оно обожгло ему желудок наподобие раскаленного камня, и половиной выпитого Конна вырвало, но остальное он ухитрился удержать. Туман в его глазах рассеялся, и первым в поле его зрения оказался Уильям Сесил.
- Ублюдок! - сумел прохрипеть Конн.
- Я рад, что вы быстро приходите в себя! - сухо сказал лорд Берли. Он понимал гнев лорда Блисса, однако на первом месте у него была королева и ее безопасность. Он знал ее ребенком. Когда речь шла о личных делах, он заботился о ней так же, как о своих дочерях. Он сделал бы все, чтобы обезопасить ее от любых бед. Сейчас, однако, ему нужно было время, чтобы разгадать эту загадку. Что-то неладно. Существовал заговор против королевы или нет?
- Проводите лорда Блисса назад в его камеру, - приказал он тюремщикам, и когда те подхватили Конна, помогая ему встать, он добавил:
- Мы поговорим еще, милорд.
- Вам лучше кое-что объяснить мне, - прорычал Конн. - Если вы хотите знать, кто должен ответить за это, то мне-то это тоже очень хочется знать.
Лорд Берли кивнул в знак согласия.
- В этом наши помыслы совпадают, милорд.
- Боже правый! - воскликнул Клуни, когда его хозяину помогли войти в камеру. - Что они сделали с вами, милорд? С вами все в порядке? Кладите его аккуратно, вы, придурки!
- Мы обращаемся с ним, как с младенцем, - сказал один из ухмыляющихся стражников, и они не церемонясь швырнули Конна на ближайший тюфяк.
Когда они выходили, топая ногами, Клуни погрозил им кулаком и вполголоса выругался.
- Английские подонки, - пробормотал он, но, к счастью, они не услышали его.
Конн не мог не ухмыльнуться, несмотря на боль.
- Я жив, Клуни, - сказал он, - хотя едва-едва.
- Что, черт возьми, они сделали с вами, милорд?
- Дыба, - последовал угрюмый ответ.
- Дыба? - Лицо Клуни выразило глубокое отчаяние. - За что дыба? Что, черт возьми, вы совершили, милорд?
- Я ничего не сделал, но лорд Берли уверен, или по крайней мере думает, что уверен, будто я принимал участие в заговоре против Бесс Тюдор.
- Вы не участвуете ни в каком заговоре, - преданно сказал Клуни. - Черт побери, милорд, если бы вы приняли в нем участие, то там же был бы и я. Вы бы ничего не предприняли и не попали бы в беду без своего верного Клуни.
Конн ухитрился еще раз слабо улыбнуться.
- Нет, Клуни, я бы не попал в беду без тебя. Ты хороший товарищ, на которого можно опереться, но видишь ли, кто-то сумел вовлечь меня в заговор, хотя я не знаю, каким образом. Давай надеяться, что Уильям Сесил сумеет разобраться в этом до того, как примет решение снова со мной побеседовать.
Лорд Берли в самом деле искал ответы на вопросы, но ничего не мог обнаружить в своих поисках. Он тщательно изучал сообщения по этому делу, сделанные на основе заявлений других арестованных. Они все охотно давали показания, и совсем не требовалось принуждать их говорить. Читая сообщения по делу, он не мог обнаружить ничего, и тем не менее теперь он был особенно убежден в невиновности лорда Блисса. Он хотел сам поговорить с другими заговорщиками и только успел отдать приказ привести их, как к нему ввели Адама де Мариско.
- Милорд Берли, - сказал он вместо приветствия, - я думаю, вам известно, почему я здесь.
Уильям Сесил кисло кивнул. А что еще следовало ему ожидать?
- Полагаю, ваша жена тоже здесь, - ответил он.
- Моя жена дома в Королевском Молверне с нашими дочерьми. Вспомните - ей запрещено появляться в Лондоне и при дворе.
- Я ни о чем не забываю, милорд, и рад слышать, что леди де Мариско наконец достигла возраста, когда проявляют осмотрительность.
Адам хлопнул рукой по бедру и усмехнулся.
- Она была готова приехать, - признался он, - но и я, и Конн взяли над ней верх. Сейчас Эйден необходима поддержка. Прошу вас, милорд, объясните, в чем дело?
- Ваш шурин был вовлечен в заговор с целью убийства королевы и возведения на трон Марии Шотландской, - объявил лорд Берли.
- Это невозможно! - сказал Адам де Мариско.
- Я начинаю приходить к такому же мнению, - признался лорд Берли.
- Начинаете приходить к такому же мнению? Черт побери! Это вовсе не похоже на Конна, и вам известно это! Этот человек совершенно открытый! Он как книга, которую может прочесть любой, и это одна из причин, почему королева всегда любила его.
- Я не могу, как вы понимаете, милорд, не проявлять особую осторожность, когда дело касается ее величества, - сказал Уильям Сесил. - С тех пор как Елизавета Тюдор заняла английский трон, и Испания, и Франция не раз предпринимали попытки свергнуть ее. Это не первый заговор, о котором стало известно и который ставил целью ее убийство. Я не верю никому, милорд де Мариско, никому.
Адам кивнул. Он отлично понимал положение лорда Берли.
- Что заставило вас поверить в то, что Конн участник заговора? - спросил он.
- Три человека, схваченных по обвинению в заговоре, назвали его вдохновителем заговора. Каждый назвал его имя, но в докладах есть что-то, что тревожит меня, и я не могу уловить, что именно. Садитесь, милорд. Я приказал привести ко мне этих арестованных. Ваш шурин под пыткой вполне убедительно говорил о своей невиновности, даже припомнив мне при этом мое происхождение.
Адам был потрясен.
- Вы пытали его? Как?
- На дыбе, - последовал бесстрастный ответ. - Все люди заявляют о своей невиновности до тех пор, пока их не начинают убеждать другими способами. Лорд Блисс не признал своей вины, несмотря на мастерство господина Нортона. Не волнуйтесь, милорд. Ни одна кость не была сломана. Кажется, ваш шурин плохо переносит боль, а Нортон мастерски делает свое дело. Даже если он убежден в невиновности своего подопечного. Сейчас, однако, мне предстоит раскрыть тайну, существует ли в действительности заговор и почему эти люди впутали лорда Блисса.
Они сидели в комнате, расположенной выше уровня реки, где размещался начальник Тауэра.
Уильям Сесил сказал:
- Пройдемте со мной, милорд. Я должен спуститься вниз, где господин Нортон допрашивает трех остальных участников заговора. Я уверен, вы захотите присутствовать.
- Да, - мрачно сказал Адам. - Хочу. Оба спустились в недра лондонского Тауэра, в царство господина Нортона. Там в узилище палача стояли трое мужчин, прикованных кандалами к стене. Двое мужчин были молоды, одному было не больше шестнадцати, другому, вероятно, двадцать. Третий человек был постарше и, как понял Адам, рассмотрев его, являлся родственником юношей.
- Отец и его два обманутых сына, - сухо сказал Берли, а потом добавил:
- С кого начнем, господин Нортон?
- С молодого. Он боится больше всех. Видите, как он потеет, милорд? Питер, давай мальчишку!
Молчаливый Питер отомкнул кандалы, удерживающие паренька, протащил его через комнату и снова привязал к деревянному стулу с высокой спинкой. Прочный кожаный ремень обхватил его шею посредине, ножные кандалы намертво приковали его лодыжки, а руки были привязаны в кистях к деревянным подлокотникам стула. Потом Питер прикрепил к руке юноши хитроумное приспособление, в котором Адам сразу узнал тиски для больших пальцев. Он медленно начал сжимать их, и скоро юноша закричал от боли, умоляя о пощаде, взывая и к своей матери, и к святой Богородице. По сигналу господина Нортона его помощник прекратил затягивать винт, и Уильям Сесил обратился к двум мужчинам, по-прежнему распятым на стене: