— Ну, трогал он тебя между ногами? — повторила Эрда. Касался ли потаенных местечек?
— Нет! — возмущенно отвечала Риган, придя в ужас от одной этой мысли.
— Тогда с чего это ты взбеленилась, моя курочка? — невозмутимо спросила старая женщина. — Он просто осматривал тебя. Разве это преступно — любоваться прекрасной девой?
— Он ощупывал мои груди! — выпалила Риган.
— Чтобы ощутить, достаточно ли упруга твоя плоть, — спокойно отвечала Эрда.
— Я не вещь и никому не принадлежу! — зло воскликнула Риган.
— А вот тут ты жестоко ошибаешься, моя птичка, — ответствовала Эрда столь же невозмутимо. — С того момента, как Гуннар Кровавый Топор продал тебя Доналу Раю, ты стала его вещью.
— Но этот проклятый викинг не имел никакого права меня продавать! — запротестовала Риган. — Моя семья отослала меня в обитель Святой Майры…
— Что означало, — продолжала Эрда, — что ты поступаешь под опеку аббатисы, матери Юб, которая и продала тебя Гуннару, а тот, в свою очередь, — Доналу Раю. А господин препоручил тебя Кариму-аль-Малике, чтобы, обучив тебя искусству любви, он передал тебя с рук на руки калифу Кордовы от имени Донала Рая. Ты станешь собственностью калифа, дитя мое. И чем скорее ты смиришься с этим, тем будет лучше для тебя самой, поверь. Это завидная доля, Зейнаб. Если бы в твои годы я блистала эдакой красой, я стала бы королевой!
— Мое имя Риган Мак-Дуфф! — заупрямилась девушка.
— Тебе дали другое, моя птичка, и отныне ты должна откликаться на имя Зейнаб.
— Никогда! — задохнулась Риган. Ведь если она смирится с новым именем, то перестанет быть самой собой. Она Риган, Риган Мак-Дуфф из клана Бен Мак-Дун, навсегда, до самой смерти! До самой смерти! Что это еще за Зейнаб?! Нелепое, варварское имя, никогда она не откликнется на него! Никогда! Никогда! Никогда!
Весь следующий день она отчаянно боролась со всеми окружающими. Как они ни бились, но она наотрез отказывалась откликаться на новое имя.
— Ну что я могу поделать с нею, мой господин? — жаловалась Эрда Доналу Раю. — Морэг — та сразу же стала отзываться на свое новое имя. Отныне она Ома. Но эта строптивица Зейнаб откликается лишь на старое свое имя! Даже Ома бессильна, а уж ближе нее у госпожи Зейнаб никого нет! Может, мне побить ее, господин? Раз больше ничто не помогает…
— Не тронь ее и пальцем! — властно сказал Донал Рай. — Этим ты ничего не добьешься — разве что того, что на ее нежной коже останутся синяки. Нынче же вечером ею займется Карим. Отведи Зейнаб в приготовленные для нее покои. Карим просил растереть ее вечером маслом гардении. Он считает, что этот аромат ей более всего подходит.
Работорговец находился в самом что ни на есть блаженном расположении духа. Все шло как по маслу, то есть именно так, как он и задумал.
Вечером в бане Риган растерли маслом, которое рекомендовал Карим. Принюхиваясь к незнакомому пьянящему аромату, Риган подозрительно сморщила носик:
— Это что еще такое? — спросила она. — Не роза, не лаванда… И, кажется, мне этот запах не по нутру…
— Это гардения, — отвечала Эрда.
— Не знаю такого цветка.
— Разумеется, не знаешь, — усмехнулась Эрда. — Это прекрасный молочно-белый цветок, растущий в садах Аль-Андалус.
Риган умолкла. Себе же призналась, что запах ей необыкновенно приятен, но она ни за что на свете не даст им всем этого понять! Экзотический аромат вполне соответствовал ее характеру.
— Куда ты ведешь меня? — спросила она Эрду, когда, выйдя из бани, они пошли не туда, куда обычно.
— Тебе отвели новые покои, Зейнаб, — сказала старуха. — А у Омы будет собственная маленькая комнатка рядом с твоей. Она уже ждет тебя там, моя курочка. Пойдем, и не хмурь бровки!
Комната, куда ее привели, была невелика, но все же достаточно просторна и хорошо освещена. Расположенная в верхнем этаже дома, эта угловая комната одним окном выходила на реку, а другим — во двор дома Донала Рая. Но на обоих окнах красовались тяжелые ставни… Стены были побелены, мебель крайне проста. Тут была и жаровня, чтобы в случае надобности обогреться, и сундук для платья, и стульчик с обтянутым кожей сиденьицем, и маленький дубовый столик… На почти квадратном ложе лежал матрац, набитый смесью пуха с ароматными травами и накрытый голубым атласным покрывалом. Поверх были разбросаны большие подушки в наволочках из яркого полосатого шелка и расшитые золотом. Риган не приходилось видеть столь прелестной комнатки. Она прошлась по ней — и слегка воспрянула духом.
— А где Морэг? — спросила она.
— Для Омы отвели маленькую комнатку по соседству. Вот эта дверь ведет из ее комнаты в твою — тебе стоит лишь позвать ее, — сказала Эрда. — А теперь я удаляюсь, тебе нужно отдохнуть. Скоро придет Карим-аль-Малика и начнет с тобою заниматься.
Старуха выскочила из комнаты, выказав прыть, которой Риган никак от нее не ожидала, с шумом захлопнув за собою дверь.
Сперва Риган разгневалась, но тотчас же расхохоталась.
— Морэг! — позвала она.
Дверь, ведущая в смежную комнатку, приоткрылась, и вошла девушка. Принюхавшись, она спросила:
— Что это за чудесный аромат, госпожа?
— Аромат гардении, который они изволили подобрать специально для меня, — фыркнула Риган. — Эрда говорит, что так называются белые цветы, растущие в Аль-Андалус. Мне он очень нравится — только не вздумай сказать им!
— У тебя прекрасная спальня, — сказала Ома. — Пойдем поглядим на мою.
Риган вошла в узкую маленькую комнатку с одним окошком. Здесь был сундук для платья и хорошо набитый тюфяк.
— Неплохо бы обзавестись второй жаровней… — заметила Риган. — А что, дверь в коридор заперта? Ома кивнула:
— Да. Думаю, мы не должны никуда выходить, даже в садик… Но уже вечереет. Как люблю я долгие летние вечера…
Вскоре Эрда принесла им ужин — хлеб, сваренные вкрутую яйца, ломтики сыра и два странных круглых фрукта с золотистой кожей.
— Это называется «апельсины», — предупредила она их вопросы. — Счищайте кожу и наслаждайтесь сладкой мякотью. Они выросли в садах Аль-Андалус. Капитан привез их в дар Доналу Раю. — Эрда поставила на стол маленький графин, наполненный вином, разбавленным водой, и удалилась, тщательно заперев за собою дверь.
Девушки сидели молча и ели. Апельсины они оставили на сладкое. А когда сок потек по их пальцам и подбородкам, звонко рассмеялись. Им обеим очень понравились апельсины, хоть их и не очень удобно было есть. Потом Ома наполнила ароматной водой чашу для омовений, и они ополоснули руки и лица. Слуга унес поднос и пустые кубки. Девушки съели все дочиста. Остались лишь шкурки от апельсинов…
Небо за окнами было розовато-лиловым, как обычно летним теплым вечером. Воздух был по-вечернему свеж, и Риган решила открыть ставни. В саду под окном слышна была песнь дрозда. На небе появился уже нежный полумесяц, а совсем рядом с ним мерцала голубая звезда…
Послышался звук отпираемой двери — девушки оглянулись и увидели входящего Карима-аль-Малику. Войдя, он вновь запер за собою дверь. Потом взглянул на Ому:
— Можешь идти к себе. Ома. До утра ты не понадобишься госпоже.
— Да, мой господин, — скромно ответствовала Ома, поклонилась и вышла во внутреннюю дверь.
— Как смеешь ты отдавать приказания моей служанке? — гневно воскликнула Риган.
— Если этим я оскорбил тебя, Зейнаб, то прошу прощения. Но настало время начинать уроки. Если ты хочешь, чтобы Ома наблюдала за ходом занятия, я верну ее, — невозмутимо отвечал Карим.
— Я Риган Мак-Дуфф из клана Бен Мак-Дун, — отчетливо выговорила она. — Я никогда не откликнусь на это странное и чужое имя Зейнаб!
Скрестив на груди руки, она глядела прямо ему в глаза. Это был бунт.
«…Она восхитительна», — подумал он. Какая сила духа! Но в ответном взоре его не отразилось и тени испытываемого им восхищения.
— Риган Мак-Дуфф из клана Бен Мак-Дун… Моему слуху это имя чуждо. А что значит «Риган»? Насколько я понимаю, Мак-Дуфф — нечто вроде фамилии?
— «Риган» означает «король», — с гордостью отвечала девушка.
— Ты вовсе не король, красавица моя, ты дивная женщина, которую я сделаю просто волшебной. Можешь считать себя кем заблагорассудится, Зейнаб, но помни: ты покинула навеки свой мир. Теперь ты в моем мире и станешь отзываться на новое имя очень скоро. Если не нынче же вечером, то завтра или в крайнем случае послезавтра…
Он начал медленно снимать с себя одежду: сначала длинный белый плащ, потом широкий пояс, обхватывавший тонкую талию, белоснежную рубаху… Усевшись на постель, он стянул мягкие сапоги, затем, снова встав, принялся стягивать белые панталоны…
Риган ахнула:
— Что ты делаешь?
— А разве это не очевидно? — в его синих глазах прыгали веселые искорки, хотя выражение лица оставалось ледяным. — Ты когда-нибудь видела обнаженное мужское тело, Зейнаб?
— Я не девственна… — пробормотала она, изо всех сил стараясь не смотреть на него, но искушение оказалось чересчур сильным. Широкая грудь украшена растительностью, которая спускается до самого паха…Проследив взглядом направление, девушка уставилась на его мужское достоинство. Член был светлым и обмякшим… Ноги у Карима были длинные и, подобно груди, покрыты негустой растительностью.
— А теперь сними сорочку, Зейнаб, — велел он.
— Нет! — отрезала она.
Стремительно преодолев разделявшее их расстояние, он схватил ее за ворот сорочки и разорвал тонкую ткань до самого подола.
— Когда я велю тебе что-то сделать, ты должна повиноваться мне, Зейнаб, — проговорил он, срывая с Риган остатки сорочки.
Потом, взяв ее за руку, подвел к ложу и опрокинул на матрац. Когда он поглядел ей в лицо, то был потрясен выражением ее глаз — вернее, полнейшим его отсутствием. Словно дух ее внезапно покинул тело, оставив лишь пустую оболочку…
— Почему ты так страшишься меня, Зейнаб? — ласково спросил он, не выпуская ее руки. — Не надо бояться…
Она мучительно подбирала слова и наконец с трудом выговорила:
— Ты причинишь мне боль… Я не хочу, чтобы ты мне сделал больно! — Она поднялась с ложа и, дрожа, стояла босая на полу.
— Я не причиню тебе боли, Зейнаб. Прошу, расскажи мне о тех двоих, которые сделали тебе больно. Порою это помогает сбросить груз тягостных воспоминаний…
— — Иэн Фергюсон… — еле слышно шепнула Риган — Карим даже наклонился к ней, чтобы расслышать. — От него пахло лошадьми, и он гордо прохаживался передо мной, похваляясь своим «жеребцом». Он стискивал мне груди, потом запустил руки между ног… Он все время извивался на мне, издавая странные звуки… Затем приказал мне раздвинуть ноги… О, какой большой был у него член он чуть было пополам меня не разорвал! Но ему было все равно! Все равно! Он двигал во мне этим отвратительным орудием взад-вперед, хрипя и потея. Никогда не знала я такой боли! А потом.., потом он еще дважды за ночь овладел мной. Отвратительно! Ненавижу его! — Она разрыдалась.
— А Гуннар Кровавый Топор? — спросил Карим. — Он тоже заставил тебя страдать?
— Когда его плоть вошла в меня, я не чувствовала боли, — уже спокойнее сказала она, — но это было не менее отвратительно. Он силой наклонил меня вперед и насильно заставил принять его член, и хрюкал, словно хряк, покуда не излил в меня сок своей похоти!
— Я никогда не возьму тебя силой, — пообещал ей Карим-аль-Малика.
— Тогда тебе никогда не обладать мною, мой господин, по собственной воле я никогда не отдам своего тела ни одному мужчине в мире.
— Ты отдашься мне, Зейнаб, — нежно сказал он. — Не нынче и, возможно, очень нескоро… Но в конце концов ты по собственной воле станешь моей — и душою, и телом. Мне вовсе не нужно будет ни к чему тебя принуждать. — Он ласково отер ладонью слезы с ее лица. — Не плачь… Прошлого не вернуть и не изменить, но будущее твое будет прекрасным. Это обещаю тебе я, Карим-аль-Малика. Верь мне, красавица моя.
— Я не верю ни одному мужчине в мире… — отвечала она. И он понял ее вполне. Она взглянула на него — в глаза ее понемногу возвращалась жизнь:
— А что ты должен такого со мною сделать, чтобы меня можно было преподнести в дар калифу?
— Обучить тебя искусству страсти, — с легкой улыбкой отвечал Карим, — но ведь это пока для тебя пустой звук, правда?
Риган утвердительно кивнула.
— Любовь — настоящее искусство, Зейнаб. Те двое, что так жестоко с тобою обошлись, понятия не имели, какое наслаждение могут даровать друг другу мужчина и женщина. Они были грубы, эгоистичны и тупы. Оба привыкли совокупляться с женщинами, словно кобели с суками. Они ничем не лучше бессмысленных скотов, которым усердно подражают. Но так быть не должно, моя красавица, — он ласково обнял ее за плечи и поцеловал в лоб. — Со временем я научу тебя всему, что знаю сам. А потом отвезу тебя к калифу, и ты завоюешь его сердце своею красотой и несравненным мастерством.
…Нет, она не верила его словам. Совокупление — и наслаждение? Как это совместить, она не представляла себе, но, надо признаться, он возбудил ее любопытство.
— А где ты постиг это искусство, мой господин? — робко спросила она.
— В одном городе. Он называется Самарканд.
— А почему ты стал именно этому учиться?
— Я у отца младший, — начал Карим свой рассказ. — Подобно многим младшим балованным детям я был сорвиголова и шалопай. А когда я обрюхатил одну за другой трех отцовских рабынь, терпение его лопнуло. Старший брат мой Джафар заступился за меня перед отцом. Он сказал ему, что коль уж я так люблю «складывать зверей о двух спинах», то, пожалуй, лучше всего отослать меня в тайную Школу Учителей Страсти в Самарканде. Так, по крайней мере, моим наклонностям будет найдено практическое применение. Учеников в той школе всегда очень мало, туда принимают немногих, но выпускники ее в большом почете, потому что многим нужны хорошо вышколенные Рабыни Страсти. Меня тщательнейшим образом проэкзаменовали, убедились в моей мужской силе и, посовещавшись, приняли в школу. Ну а когда я закончил ее, то стал зарабатывать себе на жизнь, обучая рабынь искусству наслаждения. Со временем я смог приобрести свою «И-Тимад»… — Карим-аль-Малика улыбнулся Риган. — Я большой мастер своего дела, поверь, — сказал он с озорным блеском в глазах. — Я взялся заниматься с тобою, лишь уступив настойчивым просьбам Донала Рая, но когда мы закончим наши занятия, то ты, Зейнаб, станешь совершеннейшим моим творением! Обещаю тебе.
— А почему я должна обязательно стать Рабыней Страсти? Почему Донал Рай отказывается продать меня просто кому-нибудь в служанки? Я не желаю отдаваться мужчинам…
— Для служанки ты непозволительно красива, — отвечал Карим. — Ты сама это знаешь, Зейнаб. И не лукавь — тебе это приятно. Ты всегда должна быть честной. Да, это правда — я научу тебя, как отдаваться мужчине. Но не только этому. Я также научу тебя, как заставить мужчину отдаться тебе и телом, и душой.
— Но это невозможно! — заявила она. — Ни один мужчина никогда не отдаст себя на потребу женщине! Я никогда не поверю в это, мой господин!
Карим рассмеялся:
— Но это правда, милая Зейнаб. Красивая женщина имеет великую власть даже над самым сильным мужчиной и может победить его в любовной битве!
— Я замерзла… — вздрогнув, пробормотала Риган. Карим поднялся с ложа и прикрыл деревянные ставни.
Затем, подойдя к сундуку и подняв крышку, достал тонкое шерстяное покрывало и протянул его Риган:
— Под ним и рядом со мною ты скоро согреешься. Давай-ка ляжем рядышком, — и, не дождавшись ее ответа, он распростерся на ложе и протянул к ней руки.
— Ты хочешь спать со мной? — глаза Риган вновь были полны страха, но голос звучал твердо.
— Это наша с тобою общая спальня, — спокойно объяснил он. — Полезай под покрывало, Зейнаб, ведь я сказал тебе, что не возьму тебя силой. Я не лгу тебе.
…А перед глазами у нее стоял Иэн Фергюсон, бесстыдно бахвалящийся перед нею своей мужской статью, Иэн Фергюсон, который безжалостно истерзал ее девственную плоть, удовлетворяя свою животную похоть, растаптывая ее душу… Гуннар Кровавый Топор был немногим лучше, но, по крайней мере, ей не пришлось глядеть в его искаженное лицо, когда он ее насиловал…
Она взглянула на Карима-аль-Малику. Он лежал на спине, закрыв глаза, но она чувствовала, что он не спит. Можно ли ему довериться? Должна ли она ему поверить?
Дрожащей рукой она откинула покрывало и скользнула в тепло… Тотчас же ее обняли мужские руки — Риган даже подпрыгнула.
— Что ты делаешь? — испуганно спросила она.
— Так ты скорее согреешься, — ласково сказал Карим, — прижмись ко мне. Но, если ты не хочешь, что ж, я понимаю тебя…
Она чувствовала тепло его руки на своих плечах. Ощущала все его крепкое тело… Присутствие его отчего-то действовало успокаивающе.
— Но не позволяй себе ничего больше! — все же предупредила она сурово.
— Только не сегодня. — В сгустившейся тьме она не увидела его улыбки. — Покойной ночи, моя милая Зейнаб. Покойной ночи…
— Ну? — поинтересовался поутру Донал Рай. — Вправду ли Зейнаб стоит того серебра, что я отвалил за нее викингу?
— На все свое время, старый друг! — отвечал Карим-аль-Малика. — Девушка стала два раза подряд жертвою двух грубых и неотесанных мужланов. Нужно время, чтобы завоевать ее доверие. Но я добьюсь этого. Никогда не было у меня подобной ученицы. Она невежественна и вместе с тем мудра не по годам. А о любви, и тем более о страсти, она не имеет ни малейшего представления. Пройдет по крайней мере год, прежде чем ее можно будет, не стыдясь, преподнести калифу. А может, и того больше… — Карим отхлебнул горячего вина, приправленного специями, из серебряного, отделанного ониксом кубка. — Ты согласен дать мне такой срок или, может быть, предпочтешь выставить ее на продажу на хорошем рынке в Аль-Андалус и вернуть себе свои деньги? Ведь на ее обучение нужно будет потратиться…
— Нет! Нет! Девушка — настоящее сокровище.
— Нет! — возмущенно отвечала Риган, придя в ужас от одной этой мысли.
— Тогда с чего это ты взбеленилась, моя курочка? — невозмутимо спросила старая женщина. — Он просто осматривал тебя. Разве это преступно — любоваться прекрасной девой?
— Он ощупывал мои груди! — выпалила Риган.
— Чтобы ощутить, достаточно ли упруга твоя плоть, — спокойно отвечала Эрда.
— Я не вещь и никому не принадлежу! — зло воскликнула Риган.
— А вот тут ты жестоко ошибаешься, моя птичка, — ответствовала Эрда столь же невозмутимо. — С того момента, как Гуннар Кровавый Топор продал тебя Доналу Раю, ты стала его вещью.
— Но этот проклятый викинг не имел никакого права меня продавать! — запротестовала Риган. — Моя семья отослала меня в обитель Святой Майры…
— Что означало, — продолжала Эрда, — что ты поступаешь под опеку аббатисы, матери Юб, которая и продала тебя Гуннару, а тот, в свою очередь, — Доналу Раю. А господин препоручил тебя Кариму-аль-Малике, чтобы, обучив тебя искусству любви, он передал тебя с рук на руки калифу Кордовы от имени Донала Рая. Ты станешь собственностью калифа, дитя мое. И чем скорее ты смиришься с этим, тем будет лучше для тебя самой, поверь. Это завидная доля, Зейнаб. Если бы в твои годы я блистала эдакой красой, я стала бы королевой!
— Мое имя Риган Мак-Дуфф! — заупрямилась девушка.
— Тебе дали другое, моя птичка, и отныне ты должна откликаться на имя Зейнаб.
— Никогда! — задохнулась Риган. Ведь если она смирится с новым именем, то перестанет быть самой собой. Она Риган, Риган Мак-Дуфф из клана Бен Мак-Дун, навсегда, до самой смерти! До самой смерти! Что это еще за Зейнаб?! Нелепое, варварское имя, никогда она не откликнется на него! Никогда! Никогда! Никогда!
Весь следующий день она отчаянно боролась со всеми окружающими. Как они ни бились, но она наотрез отказывалась откликаться на новое имя.
— Ну что я могу поделать с нею, мой господин? — жаловалась Эрда Доналу Раю. — Морэг — та сразу же стала отзываться на свое новое имя. Отныне она Ома. Но эта строптивица Зейнаб откликается лишь на старое свое имя! Даже Ома бессильна, а уж ближе нее у госпожи Зейнаб никого нет! Может, мне побить ее, господин? Раз больше ничто не помогает…
— Не тронь ее и пальцем! — властно сказал Донал Рай. — Этим ты ничего не добьешься — разве что того, что на ее нежной коже останутся синяки. Нынче же вечером ею займется Карим. Отведи Зейнаб в приготовленные для нее покои. Карим просил растереть ее вечером маслом гардении. Он считает, что этот аромат ей более всего подходит.
Работорговец находился в самом что ни на есть блаженном расположении духа. Все шло как по маслу, то есть именно так, как он и задумал.
Вечером в бане Риган растерли маслом, которое рекомендовал Карим. Принюхиваясь к незнакомому пьянящему аромату, Риган подозрительно сморщила носик:
— Это что еще такое? — спросила она. — Не роза, не лаванда… И, кажется, мне этот запах не по нутру…
— Это гардения, — отвечала Эрда.
— Не знаю такого цветка.
— Разумеется, не знаешь, — усмехнулась Эрда. — Это прекрасный молочно-белый цветок, растущий в садах Аль-Андалус.
Риган умолкла. Себе же призналась, что запах ей необыкновенно приятен, но она ни за что на свете не даст им всем этого понять! Экзотический аромат вполне соответствовал ее характеру.
— Куда ты ведешь меня? — спросила она Эрду, когда, выйдя из бани, они пошли не туда, куда обычно.
— Тебе отвели новые покои, Зейнаб, — сказала старуха. — А у Омы будет собственная маленькая комнатка рядом с твоей. Она уже ждет тебя там, моя курочка. Пойдем, и не хмурь бровки!
Комната, куда ее привели, была невелика, но все же достаточно просторна и хорошо освещена. Расположенная в верхнем этаже дома, эта угловая комната одним окном выходила на реку, а другим — во двор дома Донала Рая. Но на обоих окнах красовались тяжелые ставни… Стены были побелены, мебель крайне проста. Тут была и жаровня, чтобы в случае надобности обогреться, и сундук для платья, и стульчик с обтянутым кожей сиденьицем, и маленький дубовый столик… На почти квадратном ложе лежал матрац, набитый смесью пуха с ароматными травами и накрытый голубым атласным покрывалом. Поверх были разбросаны большие подушки в наволочках из яркого полосатого шелка и расшитые золотом. Риган не приходилось видеть столь прелестной комнатки. Она прошлась по ней — и слегка воспрянула духом.
— А где Морэг? — спросила она.
— Для Омы отвели маленькую комнатку по соседству. Вот эта дверь ведет из ее комнаты в твою — тебе стоит лишь позвать ее, — сказала Эрда. — А теперь я удаляюсь, тебе нужно отдохнуть. Скоро придет Карим-аль-Малика и начнет с тобою заниматься.
Старуха выскочила из комнаты, выказав прыть, которой Риган никак от нее не ожидала, с шумом захлопнув за собою дверь.
Сперва Риган разгневалась, но тотчас же расхохоталась.
— Морэг! — позвала она.
Дверь, ведущая в смежную комнатку, приоткрылась, и вошла девушка. Принюхавшись, она спросила:
— Что это за чудесный аромат, госпожа?
— Аромат гардении, который они изволили подобрать специально для меня, — фыркнула Риган. — Эрда говорит, что так называются белые цветы, растущие в Аль-Андалус. Мне он очень нравится — только не вздумай сказать им!
— У тебя прекрасная спальня, — сказала Ома. — Пойдем поглядим на мою.
Риган вошла в узкую маленькую комнатку с одним окошком. Здесь был сундук для платья и хорошо набитый тюфяк.
— Неплохо бы обзавестись второй жаровней… — заметила Риган. — А что, дверь в коридор заперта? Ома кивнула:
— Да. Думаю, мы не должны никуда выходить, даже в садик… Но уже вечереет. Как люблю я долгие летние вечера…
Вскоре Эрда принесла им ужин — хлеб, сваренные вкрутую яйца, ломтики сыра и два странных круглых фрукта с золотистой кожей.
— Это называется «апельсины», — предупредила она их вопросы. — Счищайте кожу и наслаждайтесь сладкой мякотью. Они выросли в садах Аль-Андалус. Капитан привез их в дар Доналу Раю. — Эрда поставила на стол маленький графин, наполненный вином, разбавленным водой, и удалилась, тщательно заперев за собою дверь.
Девушки сидели молча и ели. Апельсины они оставили на сладкое. А когда сок потек по их пальцам и подбородкам, звонко рассмеялись. Им обеим очень понравились апельсины, хоть их и не очень удобно было есть. Потом Ома наполнила ароматной водой чашу для омовений, и они ополоснули руки и лица. Слуга унес поднос и пустые кубки. Девушки съели все дочиста. Остались лишь шкурки от апельсинов…
Небо за окнами было розовато-лиловым, как обычно летним теплым вечером. Воздух был по-вечернему свеж, и Риган решила открыть ставни. В саду под окном слышна была песнь дрозда. На небе появился уже нежный полумесяц, а совсем рядом с ним мерцала голубая звезда…
Послышался звук отпираемой двери — девушки оглянулись и увидели входящего Карима-аль-Малику. Войдя, он вновь запер за собою дверь. Потом взглянул на Ому:
— Можешь идти к себе. Ома. До утра ты не понадобишься госпоже.
— Да, мой господин, — скромно ответствовала Ома, поклонилась и вышла во внутреннюю дверь.
— Как смеешь ты отдавать приказания моей служанке? — гневно воскликнула Риган.
— Если этим я оскорбил тебя, Зейнаб, то прошу прощения. Но настало время начинать уроки. Если ты хочешь, чтобы Ома наблюдала за ходом занятия, я верну ее, — невозмутимо отвечал Карим.
— Я Риган Мак-Дуфф из клана Бен Мак-Дун, — отчетливо выговорила она. — Я никогда не откликнусь на это странное и чужое имя Зейнаб!
Скрестив на груди руки, она глядела прямо ему в глаза. Это был бунт.
«…Она восхитительна», — подумал он. Какая сила духа! Но в ответном взоре его не отразилось и тени испытываемого им восхищения.
— Риган Мак-Дуфф из клана Бен Мак-Дун… Моему слуху это имя чуждо. А что значит «Риган»? Насколько я понимаю, Мак-Дуфф — нечто вроде фамилии?
— «Риган» означает «король», — с гордостью отвечала девушка.
— Ты вовсе не король, красавица моя, ты дивная женщина, которую я сделаю просто волшебной. Можешь считать себя кем заблагорассудится, Зейнаб, но помни: ты покинула навеки свой мир. Теперь ты в моем мире и станешь отзываться на новое имя очень скоро. Если не нынче же вечером, то завтра или в крайнем случае послезавтра…
Он начал медленно снимать с себя одежду: сначала длинный белый плащ, потом широкий пояс, обхватывавший тонкую талию, белоснежную рубаху… Усевшись на постель, он стянул мягкие сапоги, затем, снова встав, принялся стягивать белые панталоны…
Риган ахнула:
— Что ты делаешь?
— А разве это не очевидно? — в его синих глазах прыгали веселые искорки, хотя выражение лица оставалось ледяным. — Ты когда-нибудь видела обнаженное мужское тело, Зейнаб?
— Я не девственна… — пробормотала она, изо всех сил стараясь не смотреть на него, но искушение оказалось чересчур сильным. Широкая грудь украшена растительностью, которая спускается до самого паха…Проследив взглядом направление, девушка уставилась на его мужское достоинство. Член был светлым и обмякшим… Ноги у Карима были длинные и, подобно груди, покрыты негустой растительностью.
— А теперь сними сорочку, Зейнаб, — велел он.
— Нет! — отрезала она.
Стремительно преодолев разделявшее их расстояние, он схватил ее за ворот сорочки и разорвал тонкую ткань до самого подола.
— Когда я велю тебе что-то сделать, ты должна повиноваться мне, Зейнаб, — проговорил он, срывая с Риган остатки сорочки.
Потом, взяв ее за руку, подвел к ложу и опрокинул на матрац. Когда он поглядел ей в лицо, то был потрясен выражением ее глаз — вернее, полнейшим его отсутствием. Словно дух ее внезапно покинул тело, оставив лишь пустую оболочку…
— Почему ты так страшишься меня, Зейнаб? — ласково спросил он, не выпуская ее руки. — Не надо бояться…
Она мучительно подбирала слова и наконец с трудом выговорила:
— Ты причинишь мне боль… Я не хочу, чтобы ты мне сделал больно! — Она поднялась с ложа и, дрожа, стояла босая на полу.
— Я не причиню тебе боли, Зейнаб. Прошу, расскажи мне о тех двоих, которые сделали тебе больно. Порою это помогает сбросить груз тягостных воспоминаний…
— — Иэн Фергюсон… — еле слышно шепнула Риган — Карим даже наклонился к ней, чтобы расслышать. — От него пахло лошадьми, и он гордо прохаживался передо мной, похваляясь своим «жеребцом». Он стискивал мне груди, потом запустил руки между ног… Он все время извивался на мне, издавая странные звуки… Затем приказал мне раздвинуть ноги… О, какой большой был у него член он чуть было пополам меня не разорвал! Но ему было все равно! Все равно! Он двигал во мне этим отвратительным орудием взад-вперед, хрипя и потея. Никогда не знала я такой боли! А потом.., потом он еще дважды за ночь овладел мной. Отвратительно! Ненавижу его! — Она разрыдалась.
— А Гуннар Кровавый Топор? — спросил Карим. — Он тоже заставил тебя страдать?
— Когда его плоть вошла в меня, я не чувствовала боли, — уже спокойнее сказала она, — но это было не менее отвратительно. Он силой наклонил меня вперед и насильно заставил принять его член, и хрюкал, словно хряк, покуда не излил в меня сок своей похоти!
— Я никогда не возьму тебя силой, — пообещал ей Карим-аль-Малика.
— Тогда тебе никогда не обладать мною, мой господин, по собственной воле я никогда не отдам своего тела ни одному мужчине в мире.
— Ты отдашься мне, Зейнаб, — нежно сказал он. — Не нынче и, возможно, очень нескоро… Но в конце концов ты по собственной воле станешь моей — и душою, и телом. Мне вовсе не нужно будет ни к чему тебя принуждать. — Он ласково отер ладонью слезы с ее лица. — Не плачь… Прошлого не вернуть и не изменить, но будущее твое будет прекрасным. Это обещаю тебе я, Карим-аль-Малика. Верь мне, красавица моя.
— Я не верю ни одному мужчине в мире… — отвечала она. И он понял ее вполне. Она взглянула на него — в глаза ее понемногу возвращалась жизнь:
— А что ты должен такого со мною сделать, чтобы меня можно было преподнести в дар калифу?
— Обучить тебя искусству страсти, — с легкой улыбкой отвечал Карим, — но ведь это пока для тебя пустой звук, правда?
Риган утвердительно кивнула.
— Любовь — настоящее искусство, Зейнаб. Те двое, что так жестоко с тобою обошлись, понятия не имели, какое наслаждение могут даровать друг другу мужчина и женщина. Они были грубы, эгоистичны и тупы. Оба привыкли совокупляться с женщинами, словно кобели с суками. Они ничем не лучше бессмысленных скотов, которым усердно подражают. Но так быть не должно, моя красавица, — он ласково обнял ее за плечи и поцеловал в лоб. — Со временем я научу тебя всему, что знаю сам. А потом отвезу тебя к калифу, и ты завоюешь его сердце своею красотой и несравненным мастерством.
…Нет, она не верила его словам. Совокупление — и наслаждение? Как это совместить, она не представляла себе, но, надо признаться, он возбудил ее любопытство.
— А где ты постиг это искусство, мой господин? — робко спросила она.
— В одном городе. Он называется Самарканд.
— А почему ты стал именно этому учиться?
— Я у отца младший, — начал Карим свой рассказ. — Подобно многим младшим балованным детям я был сорвиголова и шалопай. А когда я обрюхатил одну за другой трех отцовских рабынь, терпение его лопнуло. Старший брат мой Джафар заступился за меня перед отцом. Он сказал ему, что коль уж я так люблю «складывать зверей о двух спинах», то, пожалуй, лучше всего отослать меня в тайную Школу Учителей Страсти в Самарканде. Так, по крайней мере, моим наклонностям будет найдено практическое применение. Учеников в той школе всегда очень мало, туда принимают немногих, но выпускники ее в большом почете, потому что многим нужны хорошо вышколенные Рабыни Страсти. Меня тщательнейшим образом проэкзаменовали, убедились в моей мужской силе и, посовещавшись, приняли в школу. Ну а когда я закончил ее, то стал зарабатывать себе на жизнь, обучая рабынь искусству наслаждения. Со временем я смог приобрести свою «И-Тимад»… — Карим-аль-Малика улыбнулся Риган. — Я большой мастер своего дела, поверь, — сказал он с озорным блеском в глазах. — Я взялся заниматься с тобою, лишь уступив настойчивым просьбам Донала Рая, но когда мы закончим наши занятия, то ты, Зейнаб, станешь совершеннейшим моим творением! Обещаю тебе.
— А почему я должна обязательно стать Рабыней Страсти? Почему Донал Рай отказывается продать меня просто кому-нибудь в служанки? Я не желаю отдаваться мужчинам…
— Для служанки ты непозволительно красива, — отвечал Карим. — Ты сама это знаешь, Зейнаб. И не лукавь — тебе это приятно. Ты всегда должна быть честной. Да, это правда — я научу тебя, как отдаваться мужчине. Но не только этому. Я также научу тебя, как заставить мужчину отдаться тебе и телом, и душой.
— Но это невозможно! — заявила она. — Ни один мужчина никогда не отдаст себя на потребу женщине! Я никогда не поверю в это, мой господин!
Карим рассмеялся:
— Но это правда, милая Зейнаб. Красивая женщина имеет великую власть даже над самым сильным мужчиной и может победить его в любовной битве!
— Я замерзла… — вздрогнув, пробормотала Риган. Карим поднялся с ложа и прикрыл деревянные ставни.
Затем, подойдя к сундуку и подняв крышку, достал тонкое шерстяное покрывало и протянул его Риган:
— Под ним и рядом со мною ты скоро согреешься. Давай-ка ляжем рядышком, — и, не дождавшись ее ответа, он распростерся на ложе и протянул к ней руки.
— Ты хочешь спать со мной? — глаза Риган вновь были полны страха, но голос звучал твердо.
— Это наша с тобою общая спальня, — спокойно объяснил он. — Полезай под покрывало, Зейнаб, ведь я сказал тебе, что не возьму тебя силой. Я не лгу тебе.
…А перед глазами у нее стоял Иэн Фергюсон, бесстыдно бахвалящийся перед нею своей мужской статью, Иэн Фергюсон, который безжалостно истерзал ее девственную плоть, удовлетворяя свою животную похоть, растаптывая ее душу… Гуннар Кровавый Топор был немногим лучше, но, по крайней мере, ей не пришлось глядеть в его искаженное лицо, когда он ее насиловал…
Она взглянула на Карима-аль-Малику. Он лежал на спине, закрыв глаза, но она чувствовала, что он не спит. Можно ли ему довериться? Должна ли она ему поверить?
Дрожащей рукой она откинула покрывало и скользнула в тепло… Тотчас же ее обняли мужские руки — Риган даже подпрыгнула.
— Что ты делаешь? — испуганно спросила она.
— Так ты скорее согреешься, — ласково сказал Карим, — прижмись ко мне. Но, если ты не хочешь, что ж, я понимаю тебя…
Она чувствовала тепло его руки на своих плечах. Ощущала все его крепкое тело… Присутствие его отчего-то действовало успокаивающе.
— Но не позволяй себе ничего больше! — все же предупредила она сурово.
— Только не сегодня. — В сгустившейся тьме она не увидела его улыбки. — Покойной ночи, моя милая Зейнаб. Покойной ночи…
— Ну? — поинтересовался поутру Донал Рай. — Вправду ли Зейнаб стоит того серебра, что я отвалил за нее викингу?
— На все свое время, старый друг! — отвечал Карим-аль-Малика. — Девушка стала два раза подряд жертвою двух грубых и неотесанных мужланов. Нужно время, чтобы завоевать ее доверие. Но я добьюсь этого. Никогда не было у меня подобной ученицы. Она невежественна и вместе с тем мудра не по годам. А о любви, и тем более о страсти, она не имеет ни малейшего представления. Пройдет по крайней мере год, прежде чем ее можно будет, не стыдясь, преподнести калифу. А может, и того больше… — Карим отхлебнул горячего вина, приправленного специями, из серебряного, отделанного ониксом кубка. — Ты согласен дать мне такой срок или, может быть, предпочтешь выставить ее на продажу на хорошем рынке в Аль-Андалус и вернуть себе свои деньги? Ведь на ее обучение нужно будет потратиться…
— Нет! Нет! Девушка — настоящее сокровище.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента