Сникет Лемони. Огромное окно

   — Дети, пойдемте! — позвал из прихожей мистер По. — Такси придет в любую минуту. Надевайте пальто и выходим!
   Вайолет вздохнула, подошла к шкафу и достала пальто всем троим. Она протянула Клаусу его пальто, застегнула пальто на Солнышке, одновременно продолжая разговаривать с братом.
   — А как нам оттянуть время? — осведомилась она.
   — Ты же у нас изобретатель. — Клаус застегнул пуговицы.
   — Но такую вещь, как время, изобрести нельзя, — возразила Вайолет. — Можно изобрести автомат для воздушной кукурузы. Можно изобрести паровое стекломой-ное устройство. Но изобрести дополнительное время невозможно. — Вайолет так была в этом уверена, что даже не стала подвязывать волосы лентой, чтобы не лезли в глаза. Она бросила на Клауса взгляд, полный безысходности и смятения, и начала надевать пальто. И тут, когда Вайолет застегивала пуговицы, она вдруг поняла, что ей и не требуется завязывать волосы, потому что решение, можно сказать, лежит у нее в кармане.

Глава седьмая

   — Здравствуйте, я — Ларри, ваш официант, — сказал официант, подошедший к столику Бодлеров. Он был небольшого роста, костлявый, в дурацком клоунском костюме, и на груди у него болталась карточка с именем «Ларри». — Добро пожаловать в ресторан «Озабоченный клоун». Здесь все должны веселиться, нравится им это или нет. Я вижу, тут собралась целая семья, поэтому разрешите рекомендовать вам Особую Суперувеселительную Семейную Закуску. Она состоит из всякой всячины, зажаренной вместе, и подается с соусом.
   — Замечательная идея. — Капитан Шэм улыбнулся, обнажив все свои желтые зубы. — Особая Суперувеселительная Семейная — как раз для особой супервеселой семьи — моей семьи.
   — Спасибо, мне просто воды, — сказала Вайолет.
   — Мне тоже, — добавил Клаус. — И будьте добры, стакан ледяных кубиков для младшей сестры.
   — Мне чашечку кофе с сухими сливками, — проговорил Мистер По.
   — Нет, нет, мистер По, — вмешался Капитан Шэм. — Давайте разопьем большую бутылку красного вина.
   — Нет, спасибо, Капитан Шэм, — ответил мистер По. — Я не привык пить в рабочее время.
   — Но ведь у нас праздничный ленч! — воскликнул Капитан Шэм. — Надо выпить за моих новых детей. Не каждый день становишься отцом.
   — Прошу вас, Капитан, — остановил его мистер По. — Конечно, приятно видеть, как вы радуетесь перспективе растить Бодлеров, но вы должны понять — дети расстроены из-за смерти Тети Жозефины.
   Существует такая ящерица, которая называется хамелеон. Она, как вы, вероятно, знаете, умеет мгновенно менять окраску, чтобы слиться с окружающей средой. Помимо своей скользкости и хладнокровия Капитан Шэм напоминал хамелеона еще и своим хамелеонским свойством — умением приспосабливаться к любой ситуации. С той минуты, как в ресторане появились мистер По и Бодлеры, он не мог скрыть своего возбуждения, чувствуя, что дети уже почти в его руках. Но как только мистер По указал, что в данном случае уместна печаль, Капитан Шэм мгновенно принял скорбный вид.
   — Да, я тоже расстроен. — Он смахнул слезу, якобы вытекшую из-под глазной повязки. — Жозефина была моим старинным и любимейшим другом.
   — Вы с ней познакомились вчера, — буркнул Клаус, — в магазине.
   — Это только кажется, что вчера, — ответил Капитан Шэм, — а на самом деле это случилось много лет назад. Мы с ней познакомились в кулинарной школе. Мы были с ней товарищами по кухонной плите на высших кулинарных курсах.
   — Вы не могли с ней быть товарищами по плите, — сказала Вайолет с видимым отвращением к его вранью. — Тетя Жозефина смертельно боялась включать плиту. Никогда бы она не стала посещать кулинарную школу.
   — Скоро мы сделались друзьями, — продолжал Капитан Шэм как ни в чем не бывало. — И однажды она сказала мне: «Если я когда-нибудь возьму на воспитание сирот, а потом меня постигнет безвременная смерть, обещай мне растить их вместо меня». Я пообещал, но, конечно, и думать не думал, что мне придется сдержать обещание.
   — Какая печальная история, — произнес Ларри, и, обернувшись, все увидели, что он так и стоит у них за спиной. — Я не знал, что встреча у вас по грустному поводу. Тогда позвольте рекомендовать вам чизбургеры под названием Утешительные. Маринованные огурцы, горчица и кетчуп образуют на поверхности улыбающееся личико, и вы поневоле улыбнетесь в ответ.
   — Неплохая мысль, — одобрил Капитан Шэм. — Несите нам всем по Утешительному чизбургеру, Ларри.
   — Будут на столе в одно мгновение. — И официант наконец исчез.
   — Хорошо, хорошо, — сказал мистер По, — но когда мы покончим с чизбургерами, Капитан Шэм, вам предстоит подписать кое-какие важные документы. Они у меня с собой в портфеле, после ленча мы их посмотрим.
   — И тогда дети будут принадлежать мне?
   — Да, в том смысле, что на вас ляжет забота о них, — ответил мистер По. — Бодлеровское состояние останется, разумеется, под моим надзором до совершеннолетия Вайолет.
   — Какое состояние? — Капитан Шэм изогнул бровь. — Мне ничего не известно про состояние.
   — Дуна! — возмутилась Солнышко, что означало нечто вроде: «Прекрасно известно!»
   — Родители Бодлеры, — объяснил мистер По, — оставили после себя громадное состояние, дети унаследуют его, когда Вайолет достигнет совершеннолетия.
   — Ну, меня состояние не интересует, — заявил Капитан Шэм. — У меня есть мои парусные лодки. Я бы ни одного пенни не взял.
   — Это хорошо, — сказал мистер По, — потому что вы и не можете взять ни одного пенни.
   — Это мы еще посмотрим, — заметил Капитан Шэм.
   — Что? — переспросил мистер По.
   — А вот и ваши Утешительные чизбургеры! — пропел Ларри, возникший около стола с подносом, заставленным чем-то жирным на вид. — Приятного аппетита!
   Как в большинстве ресторанов, напичканных неоновыми лампами и воздушными шариками, в «Озабоченном клоуне» подавали ужасающую еду. Но трое сирот ничего не ели с прошлого дня и уж совсем давно не ели горячей пищи, так что, несмотря на огорчения и тревоги, у них обнаружился зверский аппетит. После нескольких минут общего молчания мистер По принялся рассказывать очень скучную историю из банковской жизни. Мистер По с таким увлечением рассказывал, Клаус с Солнышком с таким увлечением притворялись, будто им интересно, а Капитан с таким увлечением поглощал чизбургер, что никто не заметил, чем занята Вайолет.
   Когда Вайолет надевала пальто перед тем, как выйти на холод и ветер, она нащупала в кармане какой-то комок. Это был пакет мятных лепешек, который подарил им мистер По в день приезда на озеро Лакримозе. И лепешки сразу навели ее на мысль. Пока мистер По бубнил и бубнил, Вайолет осторожно вытащила пакет из кармана и вскрыла его. К ее разочарованию, лепешки были из тех, что завернуты каждая в целлофан. Сунув руки под стол, она развернула три лепешечки, стараясь соблюдать максимум осторожности, иначе говоря, стараясь производить минимум шуршания, которое так раздражает, когда сидишь в зале кинотеатра, а рядом разворачивают леденцы. Наконец три мятные лепешки без целлофана лежали на салфетке у нее на коленях. Как можно незаметнее она положила одну на колени Клаусу, другую — Солнышку. Когда те ощутили что-то у себя на коленях и опустили глаза, то увидели мятные лепешки и сначала решили, что их старшая сестра рехнулась. Но через минуту они все поняли.
   Если у вас на что-то аллергия, то лучше не брать это в рот, особенно если это — кошки. Но Вайолет, Клаус и Солнышко понимали, что находятся в критических обстоятельствах. Им требовалось побыть одним, чтобы попытаться разгадать план Капитана Шэма и сообразить, как сорвать его, и хотя нарочно вызвать у себя аллергическую реакцию — чересчур радикальный способ побыть наедине, он был единственным, какой они смогли придумать. И вот, поскольку взрослые, сидящие за столом, не смотрели на них, все трое детей положили по мятной лепешечке в рот и стали ждаты
   Бодлеровские аллергические реакции славятся тем, что проявляются очень быстро, поэтому сиротам долго ждать не пришлось. Через несколько минут Вайолет покрылась красной зудящей сыпью, у Клауса начал распухать язык, а Солнышко, которая, естественно, еще никогда не пробовала мятных лепешек, и сыпью покрылась, и язык у нее распух.
   Мистер По закончил свою историю и тогда заметил, что творится с сиротами.
   — Дети! — сказал он. — Вы ужасно выглядите! Вайолет, ты вся в красных пятнах. Клаус, у тебя язык не помещается во рту. Солнышко, а у тебя и то и другое!
   — Наверное, в пище, которую мы ели, было что-то, на что у нас аллергия.
   — Боже мой, — ужаснулся мистер По, увидев, как пятно на руке у Вайолет раздулось до размеров крутого яйца.
   — Просто вдохните поглубже, и все тут, — посоветовал Капитан Шэм, не отрываясь от чизбургера.
   — Я кошмарно себя чувствую, — сказала Вайолет, а Солнышко захныкала. — Я думаю, мистер По, нам надо пойти домой и лечь.
   — Просто откиньтесь на спинку стула, — резко приказал Капитан Шэм. — Нет никаких причин уходить посреди ленча.
   — Ну что вы, Капитан Шэм, — запротестовал мистер По, — дети совершенно больны. Вайолет права. Пойдемте. Я расплачусь, и мы отвезем детей домой.
   — Нет, не стоит, — торопливо сказала Вайолет. — Мы возьмем такси. А вы оба оставайтесь тут и как следует обсудите детали.
   Капитан Шэм с подозрением взглянул на Вайолет.
   — Я и помыслить не могу, чтобы отпустить вас совсем одних, — проговорил он с угрозой в голосе.
   — Да, но нам надо изучить уйму бумаг, — запротестовал мистер По. Он поглядел в свою тарелку, на которой оставалась еда, и Бодлеры поняли, что он вовсе не жаждет уйти из ресторана, чтобы возиться с больными детьми. — Мы оставим их одних ненадолго.
   — Наша аллергия не такая уж страшная, — правдиво сказала Вайолет, почесывая одно из красных пятен. Она встала и двинулась к выходу, за ней пошли младшие с распухшими языками. — Мы просто полежим час-другой, пока вы спокойно доедите и займетесь делами. А после того как вы подпишете бумаги, Капитан Шэм приедет и заберет нас.
   Единственный видимый глаз Капитана Шэма заблестел ярче прежнего.
   — Я так и сделаю, — произнес он. — Приеду и заберу вас, и очень-очень скоро.
   — До свиданья, дети, — сказал мистер По. — Надеюсь, вам скоро станет легче. Знаете, Капитан Шэм, у нас в банке служит один человек, у которого страшная аллергия. Я вспоминаю, как однажды…
   — Уже уходите? — удивился Ларри, когда дети застегивали пальто. Снаружи вовсю разгулялся ветер, пошел мелкий дождь — ураган Герман явно приближался к озеру Лакримозе. Но даже в такую погоду дети были рады покинуть «Озабоченного клоуна», и не только потому, что этот кричащий ресторан («кричащий» в данном случае означает «полный воздушных шаров, неоновых ламп и противных официантов») был полон воздушных шаров, неоновых ламп и противных официантов. Раз уж Бодлерам удалось придумать, как выиграть немножко времени и побыть наедине, они должны были теперь использовать каждую секунду.

Глава восьмая

   Когда по причине аллергии у человека распухает язык, бывает трудно разобрать, что он говорит.
   — Тла-тла-тла-тла-тла, — проблеял Клаус, когда дети вышли из такси и направились к облупленной белой двери Тети-Жозефининого дома.
   — Не понимаю. — Вайолет почесала на шее пятно, имевшее очертания штата Миннесота.
   — Тла-тла-тла-тла-тла, — настойчиво повторил Клаус, то есть говорил он, вероятно, что-то другое, но я понятия не имею что.
   — Не важно, не важно. — Вайолет открыла дверь и впустила внутрь брата с сестрой. — Теперь у тебя есть время закончить соображать то, что начал.
   — Тла-тла-тла, — пролопотал Клаус.
   — Все равно не понимаю. — Вайолет сняла пальто с Солнышка, потом с себя и бросила на пол. Как правило, пальто вешают на вешалку или убирают в стенной шкаф, но зудящая сыпь действует раздражающе и порой вынуждает забыть о подобных вещах. — Я склонна предположить, Клаус, что ты выразил согласие. А теперь, если тебе не нужна наша помощь, мы с Солнышком пойдем и примем содовую ванну, чтобы облегчить зуд.
   — Тла! — выкрикнула Солнышко. Вообще-то она хотела крикнуть: «Ганз!», что приблизительно означало: «Вот хорошо! А то чесотка меня с ума сведет!»
   — Тла. — Клаус энергично закивал и бросился бежать по коридору. Пальто он не снял, но причиной было вовсе не раздражающее действие аллергии. Просто он направлялся туда, где было очень холодно.
   Открыв дверь в библиотеку, Клаус поразился, насколько там все изменилось. Ветер, предвещающий ураган, вышиб последние осколки оконного стекла, дождь намочил удобные кресла, оставив на сиденьях темные расплывшиеся пятна. Несколько книг, упавших с полок, отнесло ветром к окну, где они разбухли от воды. Редко бывает зрелище печальнее, чем погибшая книга, но Клаусу некогда было печалиться. Он знал, что вот-вот явится Капитан Шэм и заберет их отсюда, поэтому надо срочно приниматься за работу. Прежде всего Клаус достал из кармана записку Тети Жозефины, положил на стол и прижал книгами, чтобы не унесло ветром. Затем он поспешно перешел к полкам и начал изучать корешки книг, выбирая заглавия. Он остановился на трех: «Основные правила грамматики и пунктуации», «Руководство для продвинутого использования кавычек» и «Правильное написание всех, всех без исключения английских слов, существующих на свете». Каждая из книг была толщиной с арбуз, и Клаус зашатался под тяжестью всех трех. С громким стуком он брякнул их на стол, пробормотал себе под нос: «Тла-тла-тла, тла-тла-тла-тла», и, найдя перо, взялся за дело.
   Обычно библиотека — очень подходящее место для работы в дневное время, но не тогда, когда окно выбито и близится ураган. Ветер становился все холоднее, дождь лил все сильнее, и в комнате становилось все неуютнее. Однако Клаус ничего этого не замечал. Раскрыв три выбранные книги, он делал обильные (иначе говоря, «многочисленные») записи и время от времени останавливался, чтобы обвести кружочком что-то из написанного Тетей Жозефиной. Уже засверкали молнии. И тут вдруг Клаус перестал писать и, сосредоточенно нахмурясь, начал вчитываться в записку. Потом написал два слова в самом низу письма. Он так углубился в свои занятия, что буквально подскочил в кресле, когда Вайолет и Солнышко вошли в библиотеку и окликнули его.
   — Тла напугали тла! — вскрикнул он. Сердце у него колотилось, но язык стал менее неповоротливым.
   — Прости, — сказала Вайолет, — я не хотела тебя напугать.
   — Тла приняли тла ванну с пищевой содой? — осведомился Клаус.
   — Нет, — ответила она, — не приняли. У Тети Жозефины нет пищевой соды, она ничего не печет, потому что не включает духовку. Но это не имеет значения. А вот что ты делаешь в этом холодильнике? Зачем ты нарисовал столько кругов на письме Тети Жозефины?
   — Тлаклятая грамматика, — ответил он, обводя рукой книги.
   — Тла? — выкрикнула Солнышко, возможно желая сказать «гла?», что означало нечто вроде: «Зачем ты тратишь драгоценное время на грамматику?»
   — Блатому, что я думаю, — нетерпеливо сказал Клаус, — тла Тетя Блазефина оставила нам в записке сообщение.
   — Она чувствовала себя несчастной и выбросилась из окна, — возразила Вайолет, дрожа от ветра. — Какое тут может быть сообщение?
   — В записке слишком много тламматических ошибок, — пояснил Клаус. — Тетя Жозефина любила тламматику и ни за что не сделала бы столько ошибок, если бы у нее не было причины. Вот этим я и занимаюсь — считаю ошибки.
   — Тла, — сказала Солнышко, что значило приблизительно: «Продолжай, пожалуйста, Клаус».
   Клаус стер капли дождя с очков и вгляделся в свои заметки.
   — Так, мы уже знаем, тла первой фразе употреблено неправильное местоимение «ее». Думаю, это сделано для того, чтобы привлечь наше внимание. Но посмотрите на вторую блазу: «Моя душа оледенела, как оледенел Айг, жизнь стала нивыносимой».
   — А правильно было бы «невыносимой», — подхватила Вайолет. — Ты нам уже это говорил.
   — Не только это, — возразил Клаус, — «оледенела», «г» вместо «к» и вообще, по-моему, тут что-то не так. Помните, бла Жозефине хотелось думать, что ее муж находится там, где бла жарко.
   — Верно, — подтвердила Вайолет. — Она говорила в этой самой комнате, что Айк любил солнце, и поэтому она представляет его в каком-то солнечном месте. Хорошо, у нас есть Айг, нивыносимая и холодное место, — перечислила она. — Но пока мне это ни о чем не говорит.
   — Мне тоже, — сказал Клаус. — Но тласмотрите, что дальше: «безроботно плинимаю сваю учясть». Что ни слово, то ерунда.
   — Не очень-то внятное сообщение, Клаус, — начала Вайолет.
   — Погоди, дай мне закончить, — остановил ее Клаус. — Я нашел и другие тламматические ошибки. Когда она написала «чтоп отчаенная судьба сделала вдовицу такой нещастной, что превела к последней крайности», она нарочно поставила «п» вместо «б», «е» вместо «я», «щ» вместо «сч» и «е» вместо «и».
   — Кайк! — пожаловалась Солнышко, что означало: «У меня уже голова от всего этого кружится!»
   — У меня тоже, Солнышко. — Вайолет подняла с пола сестру и посадила на стол. — Но пусть он закончит.
   — Остались тла ошибки. — Клаус поднял кверху два пальца. — Она вписала второе «р» в слово «выражая», а в последней фразе написала «папечение».
   — Ну и что из этого? — задала вопрос Вайолет. — Что означают все ошибки?
   Клаус улыбнулся и показал сестрам два слова, которые написал в самом низу записки.
   — «ГИБЛАЯ ПЕЩЕРА», — прочел он вслух.
   — Гиблая чик? — спросила Солнышко, желая сказать: «Гиблая — что?»
   — Гиблая пещера, — повторил Клаус. — Если взять все ошибочные буквы подряд, «г» вместо «к», «и» вместо «е» и так далее, они составят именно эти два слова. Понимаете теперь? Тетя Жозефина делала грамматические ошибки нарочно, она знала, что мы их заметим. Она оставила нам тайное сообщение, и оно гласит: «Гиблая…»
   Клауса прервал сильнейший порыв ветра; ветер влетел в разбитое окно и тряхнул комнату, точно маракас (слово, означающее музыкальный инструмент из бутылочной тыквы типа погремушки, которым пользуются в Латинской Америке). Все в библиотеке дико загремело, кресла и скамеечки опрокинулись кверху ножками. Полки затрясло с такой силой, что самые тяжелые из книг сбросило вниз прямо в дождевые лужи. А бодлеровских сирот швырнуло на пол как раз в тот момент, когда молния прочертила темнеющее небо.
   — Бежим отсюда! — скомандовала Вайолет, стараясь перекричать раскат грома, и схватила своих младших за руки. Ветер задувал с таким натиском, что Бодлерам казалось, будто они идут не к дверям комнаты, а карабкаются на высоченную гору. К тому времени, когда они наконец выбрались в коридор и закрыли за собой дверь, их била дрожь.
   — Бедная Тетя Жозефина, — сказала Вайолет. — Библиотека погибла.
   — Но мне надо зайти туда еще раз. — Клаус помахал запиской. — Пока мы лишь установили, что она в Гиблой пещере. Но без библиотеки нам не узнать, где находится пещера.
   — Библиотека ни при чем, — заметила Вайолет. — В ней только книги по грамматике, а нам нужны книги про озеро Лакримозе.
   — Зачем? — не понял Клаус.
   — Голову даю на отсечение, что именно там находится пещера. Помните, Тетя Жозефина говорила, что знает на озере каждый остров и каждую пещеру на берегу? Спорю, что Гиблая пещера как раз одна из них.
   — Но зачем ей в тайном послании писать о какой-то пещере? — с недоумением спросил Клаус.
   — Ты до того был занят разгадыванием послания, — сказала Вайолет, — что не понял его смысла. Тетя Жозефина не умерла. Она только хочет, чтобы ее считали умершей. Но нам она хотела сказать, где прячется. Надо найти книги про озеро Лакримозе и выяснить, где находится Гиблая пещера.
   — Только сперва надо выяснить, где эти книги, — заметил Клаус. — Она говорила, что убрала их после смерти мужа, помните?
   Солнышко что-то крикнула в знак согласия, но старшие не расслышали ее из-за удара грома.
   — Давайте подумаем, — сказала Вайолет. — Куда бы вы убрали вещь, если бы не хотели ее видеть?
   Бодлеровские сироты притихли и стали думать, куда они прятали предметы, которые не хотели видеть, когда они еще жили дома с родителями. Вайолет вспомнила про изобретенную ею автоматическую гармонику, которая издавала такие устрашающие звуки, что пришлось спрятать ее подальше, чтобы забыть о своей неудаче. Клаус вспомнил про книгу о франко-прусской войне, которую пришлось убрать подальше, чтобы она не напоминала ему о том, что он еще не дорос до нее. А Солнышко вспомнила о камушке, чересчур твердом даже для ее острых зубов, так что пришлось спрятать его, чтобы дать отдохнуть деснам, натруженным в попытках совладать с ним. И все трое Бодлеров вспомнили, где они прятали эти предметы.
   — Под кроватью, — сказала Вайолет.
   — Под кроватью, — повторил Клаус.
   — Ика ит, — согласилась Солнышко.
   И все трое дружно побежали по коридору в комнату Тети Жозефины. Вообще-то считается невежливым заходить в чужую комнату не постучавшись, но в том случае, когда обладатель комнаты умер или делает вид, будто умер, не грех сделать исключение. Поэтому Бодлеры вошли в комнату без стука. Она выглядела так же, как у сирот: синее покрывало на кровати и горка жестянок в углу. Небольшое окно выходило на мокрый склон холма, около кровати стояла стопка новых книг по грамматике, которые Тетя Жозефина не успела прочитать и, к моему прискорбию, уже никогда не прочитает. Но детей интересовала только подкроватная часть комнаты. Они опустились на коленки и заглянули туда.
   У Тети Жозефины, как видно, накопилось много вещей, на которые ей не хотелось смотреть. Среди них была кухонная посуда, которая, видимо, неприятно напоминала Тете Жозефине о плите. Там лежали безобразные носки, очевидно чей-то подарок, на которые невозможно было смотреть из-за их безобразности. Бодлеры с грустью увидели фотографию мужчины с добрым лицом; в одной руке он держал горсть крекеров, а губы были сложены так, будто он свистит. Это был Айк, и Бодлеры поняли, почему Тетя Жозефина сунула фотографию под кровать, — ей было слишком грустно смотреть на нее. Но за самой большой кастрюлей скрывалась стопка книг, и сироты немедленно вытащили их на свет.
   — «Приливы и отливы на озере Лакримозе», — прочла Вайолет заглавие верхней книги. — Это не то.
   — «Дно озера Лакримозе», — прочел Клаус название следующей книги. — Это нам ни к чему.
   — «Озерная форель», — прочла Вайолет.
   — «История района Дамокловой пристани», — прочитал Клаус.
   — «Иван Лакримозе — исследователь озера», — прочитала Вайолет.
   — «Из чего состоит вода», — прочел Клаус.
   — «Атлас озера Лакримозе», — прочла Вайолет.
   — Атлас? Отлично! — закричал Клаус. — Он состоит из карт!
   За окном сверкнула молния, дождь усилился, по крыше застучало, словно кто-то бросал на нее мраморные шарики.
   Не обменявшись больше ни словом, Бодлеры раскрыли атлас и начали его листать. Они перебирали карту за картой, но Гиблой пещеры не находили.
   — В книге четыреста семьдесят восемь страниц! — воскликнул Клаус, заглянув в конец. — Мы будем искать пещеру вечно.
   — Но вечности у нас нет, — возразила Вайолет. — Капитан Шэм, наверно, уже едет сюда. Посмотри в конце индекс. Ищи слово «гиблая».
   Клаус быстро перелистнул страницы, ища слово «индекс». Как вы, уверен, знаете, он представляет собой алфавитный список всех слов, упоминающихся в книге, и страниц, на которых они упоминаются. Клаус передвигал палец сверху вниз по колонке на букву «г», бормоча себе под нос:
   — Головлевый грот, Голый остров, Грозовые скалы, Горчичный залив, Гиблая пещера… Вот она! Страница сто четыре. — Клаус быстро отыскал нужную страницу и вгляделся в подробную карту. — Гиблая… Гиблая… где же она?
   — Тут! — Вайолет ткнула пальцем в крошечное пятнышко на карте, обозначенное «Гиблая пещера». — Прямо напротив Дамокловой пристани, к западу от Лилового маяка. Пошли.
   — Пошли? — переспросил Клаус. — А как мы переберемся через озеро?
   — Нас перевезет Хлипкий паром. — Вайолет показала пунктирную линию на карте. — Глядите, паром идет прямо к маяку, а дальше мы пойдем пешком.
   — И до Дамокловой пристани мы тоже пойдем пешком под проливным дождем? — ужаснулся Клаус.
   — У нас нет выбора, — ответила Вайолет. — Мы должны доказать, что Тетя
   Жозефина жива, иначе нас заберет Капитан Шэм.
   — Хорошо бы она еще была… — Клаус вдруг умолк и показал на окно: — Глядите!
   Вайолет и Солнышко поглядели в ту сторону. Окно выходило на склон холма, и в него был виден один из паучьих металлических стержней, которые удерживали дом Тети Жозефины от падения в озеро. Сейчас дети увидели, что стержень сильно поврежден бушевавшим ураганом. Судя по черному пятну, его обожгла молния, а ветром согнуло под опасным углом. Буря продолжала бесноваться, дети видели, как стержень сопротивляется напору ветра, с трудом удерживаясь на месте.
   — Тафка! — выкрикнула Солнышко, что означало: «Нужно бежать отсюда сию же минуту]»
   — Солнышко права, — сказала Вайолет. — Бери атлас и бежим.
   Клаус схватил «Атлас острова Лакримозе», стараясь не представлять себе, что случилось бы с ними, не оторвись он от атласа и не взгляни в окно. В ту минуту, когда дети поднялись с пола, ветер достиг сокрушительной силы, другими словами, «потряс весь дом и швырнул троих сирот на пол». Вайолет ударилась коленом о ножку кровати. Клаус упал на холодный радиатор и ушиб ногу. А Солнышко хлопнулась на груду жестянок и ударилась всем, чем можно. Когда дети с трудом поднялись, вся комната, казалось, накренилась на одну сторону.