Соболев Сергей Викторович. Последний бой

* * *

   Лещенко приехал в одну из точек, где в настоящее время проводились оперативно-следственные мероприятия по "делу ОАО «Ространснефть», в половине восьмого утра.
   Учитывая некоторые нюансы происходящих ныне событий, подполковник взял в сопровожатые одного из своих самых верных и преданных «нукеров» — а именно тридцатилетнего опера Миронова, которого он присмотрел для себя двумя годами ранее в подмосковном учебном центре ФСБ, где тот служил старшим инструктором по стрелковой подготовке, и который сопровождал в последнее время своего шефа повсюду, в том числе и в ходе недавней февральской поездки в Чечню, откуда они вернулись в Москву накануне, в среду, во второй половине дня.
   Несмотря на довольно ранний еще час, служебная парковка перед расположенным чуть в глубине улицы Ольховская шестиэтажным зданием — фасад бежевого цвета с отзеркаливающими фрагментами, на одном из которых, самом крупном, горят неоновые буквы МГД, что сокращенно обозначает название данного учреждения — Московский главный депозитарий, — была, кажется, сплошь уставлена разнокалиберным транспортом. Тем не менее журналюг с камерами и микрофонами, как это часто случается в подобных случаях, возле парадного подъезда МГД пока что не наблюдалось. И вообще, как успел уже подметить Лещенко, работа прокурорскими на данной точке была организована довольно толково: на виду всего четверо ментов, да и те не в масках, а в обычном зимнем прикиде — двое из них, правда, с «калашами». И никакой тебе толпы возле парадного: ограниченное количество сотрудников МГД, чье присутствие здесь было необходимо в связи с прокурорской проверкой, уже находились внутри здания, прочий же персонал будет фильтроваться и допускаться на свои рабочие места по мере своей явки в офис (помимо документов «дочек» ОАО «Ространснефть», в МГД хранятся реестры еще нескольких тысяч крупных средних и мелких компаний и фирм, поэтому закрывать в ходе нынешней акции целиком весь депозитарий следствием изначально не планировалось).

* * *

   Двое милицейских сотрудников, поставленных на входе вместо временно отстраненных от службы охранников МГД, самым тщательным образом проверили документы Лещенко и его провожатого — оба были в штатском, Миронов имел при себе табельное оружие в наплечной кобуре.
   Старший, удовлетворив свое любопытство, связался по рации с кем-то внутри здания. После непродолжительного обмена репликами этот мент в чине майора открыл дверь и запустил двух визитеров вовнутрь, велев им обождать в фойе здания, пока к ним выйдет кто-нибудь из прокурорских.
   Вскоре к ним вышли двое, причем вышли они туда не через турникеты, снабженные устройствами для опознания индкарт либо специально выдаваемой в бюро пропусков «карты гостя», а появились из кабины спецлифта, при помощи которого можно было не только подняться на любой из этажей офисного здания МГД, но и опуститься в подземное хранилище депозитария.
   Старшим из прокурорских был мужчина лет тридцати восьми, среднего роста, с непроницаемым, чуточку тяжеловатым лицом, на котором, впрочем, уже залегли следы одной или даже двух подряд бессонных ночей. Его помощнику, судя по всему, не было еще и тридцати; этот высокий, худощавый парень выглядел более свежим, нежели «важняк», и не без любопытства уставился на вновь прибывших товарищей.
   — Старший следователь по особо важным делам Губанов, — сухо произнес старший из прокурорских. — С кем имею честь?
   — Подполковник Лещенко, — гэбист развернул перед ним свое служебное удостоверение. — А это мой сотрудник... Миронов, предъявите «корочки»! Так... Вам звонили насчет меня?
   — Да, звонили недавно... Сверху.
   — Скажите, что здесь происходит?
   — Мы осуществляем выемку документов, — пожав плечами, сказал «важняк». — Действуем по закону, в интересах следствия.
   Он так и не закончил фразу, поскольку вокруг них внезапно все пришло в движение: к ним подошел один из прокурорских, что-то шепнул на ушко Губанову; забубнила у кого-то в руках портативная рация; спустя всего несколько секунд из парадного в просторный вестибюль — гуськом, по одному, через арочный металлодетектор — и далее к спецлифту, увлекая за собой и Губанова, проследовала группа мужчин числом до пятнадцати человек.
   Лещенко, оставив своего сотрудника в вестибюле, тоже решил спуститься в хранилище — у него имелся соответствующий «допуск», взяв в собой в качестве гида молодого следака по имени Артем.
   «Это ж хрен знает сколько здесь бабок распихано по сейфам и депозитарным ячейкам, — подумал он про себя, когда они спустились в подземное хранилище. — Конечно, не в наличке, не в камушках, но в ценных бумагах с превосходными перспективами! Когда пытаешься прикинуть, сколько здесь, так от этой цифири в жар бросает...»
   Действительно: в обе стороны от входа в хранилище сплошь тянулись вдаль, как металлические соты, стеллажи со стандартными депозитарными ячейками; в двух местах центральный проход пересекали как бы боковые галереи, в которые были упрятаны ячейки более крупных размеров и даже довольно крупногабаритные сейфы.
   Пройдя пару десятков шагов по металлическому ячеистому коридору, залитому мертвенно-бледным светом люминесцентных ламп, Лещенко и выделенный ему для сопровождения молодой сотрудник прокуратуры свернули в первую же галерею, из которой доносился приглушенный рокот человеческих голосов.
   Здесь, на «перекрестке», расположились с полдюжины мужчин в штатском, принадлежащих, скорее всего, к числу сотрудников оперативно-следственной бригады. Дальше, в «аппендиксе», длина которого составляет немногим более десяти метров, а ширина чуть более трех, сосредоточились все остальные: как те, кто производил «выемку», включая Губанова и еще одного сотрудника прокуратуры, снимающего данный эпизод на видеокамеру, так и другие, кто передал в МГД ценные бумаги двух «дочек» ОАО «Ространснефть» и кто уже непосредственно здесь, в депозитарии, отвечает за их полную сохранность.
   — Извините, полковник, но дальше ни шагу, — полушепотом сказал молодой следователь, когда они достигли кордона, за которым непосредственно работали Губанов и его коллеги. — А не то начальство мне голову оторвет.
   — Подполковник, — также понизив голос, поправил своего гида Лещенко. — Артем, прокомментируйте, что там происходит?
   Следователь, встав вплотную к гэбисту, теперь уже вовсе перешел на шепоток:
   — Видите брюнета в темном костюме? Бледный такой.
   — Они тут все бледные.
   — Эт-то точно, сейчас у них у всех «бледный вид»... Этот брюнет — один из замов местного «генерального», который, если вы еще не в курсе, примерно с декаду назад отъехал за кордон с целью лечения.
   — Понятно. Значит, у «брюнета» есть доступ к запасным комплектам ключей?
   — Верно, хотя это и не сразу выяснилось. Пришлось посылать за ним «наряд» в поселок Степановское, где у него частная вилла. Вот, смотрите... Видите, он открывает спецотсек, вмонтированный в торцевую стену? За дверцей находится металлический шкаф, а в нем хранятся запасные комплекты номерных ключей от всех ячеек, находящихся в данной конкретной секции.

* * *

   Темноволосый менеджер МГД открыл нараспашку шкаф, после чего, очевидно, подчиняясь указаниям прокурорских, встал сбоку, давая возможность привлеченным к процедуре понятым — и, само собой, «важняку» Губанову — лично удостовериться, что все запасные ключи, закрепленные в специальных зажимчиках и снабженные цифирью, указывающей на номера депозитарных ячеек, имеются в наличии.
   Видеокамера в руках одного из членов оперативно-следственной бригады продолжала бесстрастно писать все происходящее на пленку.
   Воспользовавшись этой невольной заминкой, Лещенко решил задать своему молодому, но, судя по всему, хорошо разбирающемуся в сути происходящих событий сопровожатому еще пару-тройку вопросов.
   — Скажите, Артем. А что, собственно, послужило толчком для столь решительных действий со стороны вашего учреждения? И почему вдруг такое повышенное внимание к «дочкам» «Ространснефти»?
   — А вы разве не в курсе?
   — Кажется, я задал вполне конкретный вопрос.
   — Гм... Даже не знаю, с чего начать. Во вторник, к примеру, когда у нас уже был поздний вечер, а в Штатах, конкретно, в Нью-Йорке, часы показывали где-то около трех пополудни, в одной из передач, транслируемых каналом «Блумберг»... Знаете такой?
   — Да, телевизионный канал деловых новостей. В том числе финансовых, со всего света.
   — Помимо сказанного вами это еще и глобальная информационная сеть. Ну так вот. В одном из коротких выпусков новостей, касающихся рынков Восточной Европы в целом и России в частности, прошла очень любопытная и в то же время весьма тревожная информация. Касательно российской трубопроводной сети, компании «Ространс-нефть» и родственных с ней структур. Смысл сказанного западными финансовыми аналитиками — боюсь, фамилии этих двух экспертов ничего вам не скажут, но они, поверьте мне на слово, очень знающие и ответственные люди и молоть языками почем зря не будут — заключается в том, что благодаря нынешнему положению дел в «недореформированной», по их выражению, компании «Ространснефть» государство может при определенном стечении обстоятельств лишиться, пусть даже не полностью, а в каких-то правовых и финансовых аспектах, своей полной монополии над федеральной трубопроводной сетью...
   — Мало ли что болтают за бугром? — процедил Лещенко. — Может, кое-кто хочет выдать желаемое за действительность? Запустить, так сказать, пробный шар? Поглядеть, что из этого получится? Вы что, и вправду доверяете всем этим забугорным аналитикам? Кстати, эти ваши блумберговцы сказали, откуда они почерпнули такие вот «сенсационные» сведения?
   — Во-первых, они не мои. Во-вторых, они не такие дураки, чтобы светить, я бы даже сказал, «палить» свой «источник». Но в одном я с вами, пожалуй, соглашусь. Передача, которую уже дважды успели повторить в записи, — впрочем, это их обычная практика, потому что сетка вещания рассчитана на различные мировые регионы и часовые пояса, — действительно выглядит как некий «пробный шар». И даже не исключено, носит заказной характер. Потому что спустя несколько часов, уже в среду, в уважаемой «Файнэншл таймс» появилась статья соответствующего содержания. Достойная, надо сказать, самого внимательного прочтения и изучения.
   — Выходит, что эти «сигнальчики» и послужили обоснованием для нынешних действий прокуратуры?
   — Нет, зачем же... Боюсь, подполковник, что я не в силах целиком удовлетворить ваше любопытство. Вот освободится Губанов, возможно, он и ответит на все ваши вопросы.
   Взяв парня за локоть, гэбист удержал его возле себя.
   — А это правда, Артем, что вчера утром из тюменского филиала МГД владельцы акций вывели свои реестры за кордон? В электронном, так сказать, формате? И что сразу несколько «дочек» уже зарегистрировались за рубежом? Войдя, к примеру, в реестровый список небезызвестных Каймановых островов? Что скажете на данную тему?
   — Только одно: что вы, подполковник, весьма информированный человек.
   Они вынуждены были прервать свою беседу, поскольку процедурная заминка, по ходу которой собеседники успели обменяться репликами, подошла к концу.
   Один из сотрудников передал «важняку» Губанову одну из регистрационных книг МГД, изъятых в интересах следствия еще двумя часами ранее.
   Найдя страницу с соответствующей записью, старший следователь Генпрокуратуры четким дикторским голосом произнес:
   — Московский главный депозитарий, депозитарная ячейка номер шестьсот семьдесят семь. В указанной ячейке должны храниться реестр и сертификаты акций, а также документы, удостоверяющие право собственности на ценные бумаги открытого акционерного общества «Балтпетролеум». А теперь я попрошу менеджеров компании «Балтпетролеум» господина... и менеджера Московского главного депозитария господина... открыть указанную ячейку!
   Господа вставили ключи, провернули, открыли дверцу; затем, один, бледнея, другой, наоборот, наливаясь свекольным оттенком, отступили чуть в сторонку, давая возможность и прочим присутствующим заглянуть в хромированное нутро сейфа.
   — Я же сам, своими руками сюда два кейса с документами заложил, — растерянно пробормотал менеджер «дочки» проштрафившейся нефтяной компании. — Что за чертовщина?
   — Глазам не верю, — почти одновременно с ним изумленно произнес один из руководителей МГД, брюнет в темном костюме. — Такого в нашей практике еще не было...
   Следующая ячейка, в которой хранились ценные бумаги второй «дочки» ОАО — «Ространснефть», также оказалась совершенно пустой.
   ...Поднимаясь спецлифтом в вестибюль, где его ожидал «нукер», Лещенко позволил себе кривую ухмылку: не только он, но и другие люди могли сейчас наглядно убедиться в том, что абсолютная надежность банковских депозитариев — это скорее голливудский образ, чем правда.

Глава 6
Государственная машина (2)

   Вместе с несколько поредевшей группой Бушмина в Москву транзитом через Моздок вылетели спецпредставитель Совбеза по Чечне (которого начальство, очевидно, сочло нужным выдернуть в столицу для объяснений), а также четверо ханкалинских особистов, каждый из которых имел при себе табельное оружие.
   Согласно поступившей из Москвы инструкции — эту депешу спецпредставитель получил за несколько минут до вылета из Ханкалы, — всем членам «группы майора Михайлова», включая сюда и всех без исключения сопровождающих лиц, строжайше запрещалось пользоваться любыми средствами связи по всему маршруту следования вплоть до прибытия в Чкаловский, куда за ними должен будет прибыть спецтранспорт.
   В Моздоке их встретил порывистый южный ветер, пахнущий горными вершинами, а также небольшая группа мужчин в штатском и камуфляже, которые внимательно — но оставаясь чуть в стороне — наблюдали за тем, как другая группа мужчин, прилетевших вертолетом из Чечни, вместе с вещами перебралась в чрево дожидавшегося их на краю летного поля транспортного «Ил-76М», — чем вызваны все эти «специальные меры», Андрею Бушмину оставалось лишь гадать.
   Уже вскоре, возбужденно звеня четырьмя турбореактивными движками, «ильюша» коротко разбежался по бетонке и, задирая нос одновременно с полуразворотом на север, взмыл в серое февральское небо.

* * *

   Транспорт благополучно приземлился в Чкаловском в четыре пополудни.
   Корпус самолета еще слабо подрагивал от вибрации, когда у борта, ближе к грузовому отсеку, выстроились полуподковой четыре легковушки и два микроавтобуса с тонированными стеклами.
   — Всем покаоставаться на своих местах! — напрягая осипший голос, скомандовал спецпредставитель. — Михайлов, вас это также касается! Бортинженер! Эй, летуны!! Опустите-ка грузовую рампу!
   В образовавшийся в хвостовой части самолета проем снаружи пахнуло морозным ветерком. Когда Бушмин поднялся с жесткой скамьи, он заметил, как напряглись сопровождавшие их в этом перелете особисты. Зато трое его ребят, хотя и догадываются, что вокруг них творится какая-то чертовщина, по-прежнему демонстрируют завидную выдержку.
   По рампе на борт поднялись трое мужчин в камуфляже. 56
   У одного из них, рослого, статного мужика лет тридцати восьми, на бушлате красовались полковничьи погоны. Двое других, хотя и были прикинуты в «камуфлу», никаких знаков отличия не имели. Хотя Бушмин был человеком не робкого десятка, у него как-то неприятно засосало под ложечкой.
   «А ведь это, Андрей, кажись, по твою душу двух „инквизиторов“ прислали, — промелькнуло у него в голове. — Похоже на то, что гэбисты, как действующие, так и отставные, не привыкли бросать слов на ветер...»

* * *

   И все же в этой несколько странной и в то же время довольно-таки тревожной ситуации имелся один обнадеживающий момент.
   Поднявшийся на борт прибывшего с Северного Кавказа транспорта рослый мужчина в полковничьей форме был не кем иным, как Сергеем Шуваловым, заместителем главы «группы 4» по активным мероприятиям, непосредственным начальником самого Бушмина, человеком, бок о бок с которым Кондор все последние годы преодолевал крутые ступени тайной иерархической лестницы российских спецслужб.
   Бушмин, перебросив автомат за спину, вскинул руку к виску.
   — Товарищ полковник...
   — Отставить доклад, Михайлов! — недовольным тоном, как показалось, оборвал его начальник. — Оставайтесь на месте. Пока никаких вопросов. Я сам отдам необходимые приказания!
   Шувалов прошел дальше, в серединную часть фюзеляжа. Обведя взглядом разместившихся вдоль бортов «пассажиров», он оставил свой взгляд на Иване Алексеевиче, на котором по-прежнему красовалась куртка с эмблемой компании «Ространснефть».
   Полковник указал затянутой в черную кожаную перчатку рукой на открытую кормовую рампу.
   — Можете проследовать с вещами на выход! Ваши коллеги прислали за вами свой транспорт.
   Экс-гэбист, проходя мимо Бушмина, криво усмехнулся и что-то процедил себе под нос. Сойдя на бетонку, он поручкался с прикинутым в цивильное мужиком, который ожидал его у «мерсовского» джипа. Тот взял у него дорожную сумку; едва они успели сесть на заднее сиденье, как водитель тронул с места.
   Шувалов остановился возле операциониста, который еще в Ханкале успел сменить униформу охранника, надетую на него с конспиративно-маскировочной целью, на свой собственный цивильный прикид.
   — Ваша очередь, Георгий Александрович.
   Жорж, не обмолвившийся, кажется, ни единым словечком за все то время, что у них заняла обратная дорога, забросил за спину свой рюкзачок и направился на выход.
   Проходя мимо Михайлова, возле которого каменными изваяниями застыли двое мужчин в камуфляже без опознавательных знаков, он неожиданно остановился.
   — Майор, э-э... я хотел бы...
   — Отставить! — резко скомандовал один из незнакомцев. — Никаких разговоров! Проследуйте, пожалуйста, на выход!
   — Ладно, — пожав плечами, сказал Георгий. — Надеюсь, еще как-нибудь увидимся.
   Повернув голову, Андрей проследил за ним глазами. Выяснилось, что за этим довольно скромным с виду молодым человеком, наделенным внешностью и манерами среднестатистического «яппи», каких сейчас толпы и толпы в московских офисах и частных конторах, к борту подогнали новенькую «Ауди Е-8», да еще снабженную, кажется, средствами спецсигнализации.
   Тут уж и особисты дружно засобирались на выход.
   — Здравствуй, Шувалов, — стаскивая перчатку с правой руки, хрипло произнес спецпредставитель. — Вот так вот. Привез, значит, обратно твоих архаровцев...
   — Здравия желаю, товарищ генерал, — сухо сказал Шувалов, как бы не замечая протянутую ему для рукопожатия ладонь. — Возле борта вас ожидает транспорт. Вас и ваших сотрудников.
   Спецпредставитель, насупив брови, сделал знак своим подчиненным, чтобы они выметались вон из самолета. Вся эта компания, включая самого генерала, расселась в две служебные «ГАЗ-31», и уже вскоре обе черные «волжанки», обогнув с торца служебное здание, покатили в сторону аэропортовского КПП.
   Когда народу в транспортнике порядком поубавилось, Шувалов наконец подошел к трем своим архаровцам (четвертого по-прежнему опекали двое специальных людей).
   — Подомацкий, назначаю вас за старшего... Не слышу?!
   — Есть, товарищ полковник.
   — Сейчас загрузитесь вместе с вещами в ваш фургон, он отвезет вас прямиком на нашу базу. Для вас устанавливается «карантин» в сорок восемь часов для начала! На базе с вами будут работать дознаватели. Впрочем, вам на месте все объяснят. А теперь марш на выход!
   Леший, которому, впрочем, как и Бушмину, уже доводилось прежде попадать под «внутреннее служебное расследование», прекрасно понимал, что здесь происходит (хотя и не знал, конечно, кто именно из руководства и по какой причине инициировал сам «процесс»). Он очень уважал Шувалова, который пользовался среди сотрудников «четверки» непререкаемым авторитетом, но все же не смог вот так, подобно роботу и стараясь при этом не встретиться глазами с Андреем, подчиниться приказу старшего начальника.
   — Командир? — вопросительно произнес он, глядя при этом не на Шувалова, а именно на Бушмина.
   — Выполняйте последний приказ, — поняв причину заминки, сказал Бушмин.
   Через пару минут Бушмина попросили проследовать в закрытый фургон, предварительно изъяв у него «АКСУ», кобуру с «АПС», портативный «Кенвуд», сотовый с дополнительным встроенным микрочипом, «укладку» и дорожную сумку.
   Андрея доставили в одно из служебных зданий аэропорта, где его дополнительно подвергли очень тщательной процедуре личного обыска.
   По окончании этой довольно-таки неприятной процедуры, которой Кондор, хотя и у него случались «залеты» и «перегибы», учитывая свой высокий статус и многочисленные заслуги, при прежних расследованиях ни разу не подвергался, старший «инквизитор» в присутствии смурного Шувалова сообщил наконец главное: по прямому указанию руководства особым отделом «четверки» в отношении подполковника Бушмина заведено «особое делопроизводство»...
   Таким образом, включился в работу некий скрытый механизм, являющийся частью существующей государственной машины. Механизм, об устройстве и принципах работы которого ни многочисленные эксперты, ни ретивые журналисты, ни, тем более рядовые обыватели почти ничего доподлинно не знают.

Глава 7
Недобрые намерения

   Об этой конспиративной квартире на северо-западе столицы, расположенной на втором этаже обычного двенадцатиэтажного крупнопанельного дома, знали лишь двое людей: заместитель главы службы безопасности компании «Ространснефть» и один из старших сотрудников созданного примерно четыре года назад Отдела специальных программ.
   Да, вот так и договорились изначально: ни перед кем, даже перед своими, эту «явку» не светить и никому о ней, а также о содержании ведущихся здесь с периодичностью раз или два в неделю бесед, никогда и ничего не рассказывать.
   Лещенко прибыл на «стрелку» ровно в десять вечера. Он открыл двойную металлическую дверь собственными ключами, снял в прихожей куртку и шапку. После этого прошел в гостиную, где его дожидался мужчина лет сорока трех, одетый почти по-домашнему, в теплую клетчатую кофту с наглухо застегнутой «молнией» и синие джинсы.
   — Здравствуй, Иван. — Лещенко пожал руку старшему по возрасту и званию товарищу, которого, впрочем, в последнее время он уже несколько превзошел в плане реальных возможностей. — Еще вчера, в четверг, хотел с тобой встретиться и кое-что обкашлять, но навалилась уйма разных забот.
   — Я так и подумал, Петр. Добрый вечер.
   — Да какой там, к черту, «добрый»?! — подал реплику Лещенко. — С самого утра день как-то не заладился.
   Иван Алексеевич, у которого был довольно утомленный вид, опустился в кресло подле журнального столика, придвинул к себе пепельницу, закурил.
   — Я бы даже по-другому сказал, — пыхнув «мальбориной», заметил он. — С понедельника как-то пошло все шиворот-навыворот... Ты, значит, в среду вернулся из Грозного?
   — Да. Начальство вот решило отозвать. В связи с известными тебе событиями.
   — Через Моздок добирался, как мы?
   — Нет, через Минводы. А что?
   — Да нет, ничего. Я так и думал, что ты быстро вернешься в Москву.
   — Что поделаешь. Одни портачат, а другим вот приходится все исправлять.
   Лещенко подошел к бару с напитками и, обернувшись к своему бывшему коллеге, с которым, впрочем, ему довелось близко познакомиться лишь после того, как тот ушел из конторы в частный бизнес, поинтересовался:
   — Алексеич, тебе вискаря плеснуть?
   — Гм... Пожалуй, не откажусь.
   — Чистого налить? Или разбавить чем-нибудь?
   — Делай, как себе. Послушай, Петр, а ты разве не за рулем?
   — Намек понял, — усмехнувшись, сказал Лещенко. — За рулем, конечно. Да ты ведь сам в окно наблюдал, как я подъехал на джипешнике.
   — Поэтому и спрашиваю.
   — Думаю, пятьдесят граммов не повредят. А то лично у меня уже мозги начинают пробуксовывать.
   Лещенко передал своему бывшему коллеге, хотя «бывших» в их конторе не бывает по определению, стакан, примерно на четверть наполненный «скотчем». Распустил узел галстука, бросив его на спинку свободного кресла. Туда же определил пиджак, из бокового кармана которого он предварительно выложил на столик початую пачку «Кэмела» и зажигалку «Зиппо». Неспешно закатал рукава, обнажив почти до локтя крепкие, налитые силой руки, поросшие коротким рыжеватым пушком (Лещенко при росте в сто восемьдесят пять в свои тридцать три был мужиком в самом соку; к тому же неплохие природные данные он даже сумел приумножить, занимаясь с малолетства активными видами спорта). Поправил амуницию, поддерживающую коричневатую замшевую кобуру с «ПСМ» под левой подмышкой, после чего опустился в кресло, расположенное по другую сторону журнального столика, в аккурат напротив его старшего по возрасту коллеги.
   Двое мужчин, одновременно подняв стаканы, сделали по глотку качественного шотландского напитка; теплая волна уже спустя несколько секунд разлилась не только в области диафрагмы, но и прихлынула к голове, подействовав, как легкий допинг.
   Иван Алексеевич, взглянув на своего визави из-под чуть припухших и покрасневших век, сказал:
   — Что-то я не помню, Петр, чтобы ты приносил с собой ствол на эту «явку».
   — Да? — Лещенко чуть удивленно приподнял брови. — Гм... Время сейчас такое, Иван, смутное. Тебе ли объяснять это, старому матерому волку? Опять же, договорились ведь, что не следует никого в этот адрес таскать. Даже своих «отбойщиков». Вот и приходится самому себя, единственного, охранять. Тебе хорошо, Иван. Живешь всего в квартале от «явки».