Татьяна юркнула вперед него в дверь отделения. Остановилась у кабинета. Следователю твердила заученные, но убедительные фразы: милицию вызвала не она, а подруга. По ошибке. Неправильно восприняла Татьянин громкий голос. Татьяна потом, спьяну да со зла, – поссорилась с Алексеем, – не рассказала правды. Наоборот – написала дурацкое заявление. Никакого изнасилования не было. Сейчас раскаялась, – разве это по-людски ни за что человека в тюрьму?.. Делайте с ней, что хотите, а правду теперь не скрывает! Хоть мужу говорите, хоть чего...
Следователь молча выслушал и попросил изложить сказанное на бумаге. Что и было сделано. В письменной и устной форме она публично извинилась перед Алексеем. Когда разрешили идти, быстро выскочила из кабинета. Больше Алексей ее не видел.
Во дворе милиции не застал никого, кроме двух сержантов, выволакивающих из "Уазика" тяжело пьяного человека. Страшно удивился, но, – а что в такой ситуации делать? – пошел прочь, к метро. Сквозь скрадывавший звуки туман услышал, – в сквере, что в пятнадцати метрах от милиции, о чем-то яростно спорят знакомые мужские голоса. Как раз вошел в круг тусклого фонарного света. Голоса смокли. Алексей остановился, – наверное этого не следовало делать.
– Мать вашу!.. Сказал не надо! – произнес кто-то и с шумом двинулся в сторону Алексея сквозь кусты. Выбрался в фонарный круг. Оказалось – один из дружков мужа.
Инстинктивно Алексей сунул руку в карман, а мысль заработала: "Не давать ни копейки. Теперь они не страшны!.." В следующий миг готов был оттолкнуть верзилу. Но голос того прозвучал раньше:
– Вот что: вали отсюда побыстрее! Вместе с погаными бабками{11}. Проучить тебя хотели... И проучили! Вали!
В голове Алексея застучала кровь, перед глазами поплыли красные круги: верзила оказался на волоске... Сдержавшись, Алексей пошагал прочь...
– Ладно! Будет время, черкани, как живешь. Прямо на адрес института!.. – успокоенный Мкртчян дал отбой. Короткие гудки вернули Алексея, машинально поддерживавшего разговор, к действительности: за разговорами сам забыл позвонить... И кому? Тестю!..
В эти дни Алексей готов был молиться на старика-профессора. Не будь высокого покровительства, не было бы ни заграничной поездки, ни авиабилетов, которые столь трудно купить. Даже отправляющемуся в официальную командировку.
– Алло, Вячеслав Борисович. Неожиданно получили "О' кей".
Летим завтра в восемь двадцать. Да, до Дамаска!..
Итак, дело нормально. Год за границей, мусульманская страна, где волей-неволей покончит с прошлым. Пусть на время. Подумает, поразмышляет... Строгие исламские нравы: или женись, или зарежут. – Чудесно! Подобного режима ему постоянно не хватало здесь.
Наблюдая за дочерью и зятем, проходившими паспортный контроль в толпе выезжавших домой сирийцев, полагал: перемена обстановки, необычные впечатления помогут им позабыть раздоры. И еще думал профессор: помогла вера в способности Алексея. Вячеслав Борисович не позволил убедить себя, что любимый ученик – лишь банальный Дон-Жуан. А начав поиски причины происходившего с Алексеем, понял: сам – учитель и наставник – не выполнил до конца долг перед одаренным молодым человеком, живущим от одной любовной аферы до другой, не в силах найти более достойного и увлекательного применения способности. Окончив международное отделение факультета журналистики, он прозябает в городской газетенке, испытывая на себе зависть и молчаливую неприязнь коллег.
Профессор не ошибся, когда привел ученика в дом, благословил брак любимой дочери. И стоило дальше "вести" Алексея по жизни. Слишком лихой, легко заносит в сторону...
"А может, – мелькнуло в голове Вячеслава Борисовича. – Алексей женился, полагая: тесть устроит карьеру. И когда после свадьбы демонстративно прекратил поддерживать ученика, – время наступило неблагоприятствующее покровительству, да и Алексей, казалось, многое может самостоятельно, – тот понял: надежды не сбылись. Вдарился во все тяжкие..."
Неожиданно профессор обнаружил, – задумавшись, потерял в толпе отъезжающих дочку и зятя. Было раскрыл рот, но Анна Ильинична не дала сказать, – просто толкнула локтем в бок и молча указала рукой туда, где стояли Алексей и Верочка.
Бог мой! Какими растерянными выглядели сейчас дети!
Все происходившее казалось Верочке странным, нереальным, словно не она только что с помощью Алексея ослабила, а потом и защелкнула ремень безопасности. Казалось, не ее руки теребили сейчас цепочку дамской сумочки, втиснутой в карман на спинке переднего кресла.
Двигатели авиалайнера загудели мощнее. Последняя и: стюардесс, было замешкавшаяся возле одного пассажира, – пожилого сирийца, – пробежала, проверяя меры безопасности, вдоль салона. Секунды – и начнется взлет!.. Верочке вдруг непреодолимо захотелось подняться со своего места, неким отчаянным словом, поступком – остановить действие. Нельзя после такого, случившегося с ней, спокойно путешествовать, отправляться в командировку. Надо немедленно прервать этот кошмар, рассказать правду, очиститься. Ведь жизнь не должна более продолжаться во лжи. Верочка просто рехнется, если и дальше понесет, повезет в этом самолете только ей известную истину.
Разумеется, она по-прежнему оставалась сидеть в удобном кресле. И ничего никому не сказала. Тем более Алексею, выглядевшему в эти минуты довольным, спокойным за свое будущее, человеком.
Да и можно ли было открыться, если произнести слова правды – страшнее, чем жить в теперешнем нереальном, полусумрачном состоянии.
Но в миг, когда Верочка, наконец, взяла себя в руки, вцепилась в сумочку, переборола, скрыла нервное дрожание губ, – слезы истерики так и не брызнули из глаз, – вопреки воле потекли воспоминания. Но не ровной, приятно воскрешающей прошлое, рекой, а толчками, сгустками. Словно кровь из снова открывшейся, видно не способной зажить, раны...
– Нет. Вот-вот должен быть...
Трое нерешительно переминались с ноги на ногу.
– Он что, назначил вам встречу?
– Да. Наверное, мы рано пришли?..
– Что ж, зайдите в квартиру, подождите его...
Она как раз пила чай, – смутилась, когда визитеры увидели на диване полупустую чашку, изящно надкусанную плитку шоколада. Теперь показалось неудобным обойтись без угощения. Сервировала на кухне и покатила в гостиную уютный двухъярусный столик на колесиках: печеньице, кекс, сладкие батончики. Сама – чистенькая, наглаженная. Ни дать, ни взять – хорошенькая служанка из респектабельного аристократического дома.
Подумала: "Впервые в жизни принимаю в доме мужчин в отсутствии Алексея". Зарделась. Впрочем, стесняться и краснеть не стоило, – детей нет, развод с мужем предопределен, – пустая формальность!
Трое навалились неожиданно: ломали, выкручивали руки...
Единственный мужчина, которого знала – Алексей. Но он хрупок. А эти – верзилы. Тяжесть, придавившая ее, вселяла ужас, парализовывала волю. Но и награждала неизведанным ощущением.
В следующие мгновения запоздало опомнилась, – рванулась, попыталась закричать. Большая ладонь вовремя зажала рот. Крепкие руки обхватили запястья...
– Твой изнасиловал мою жену! Если б знала, что с ней делал! Садист! Упечем его в тюрьму! – голос звучал каркающе. Такой же противный, как и обладатель.
Верочка в последний раз дернулась и перестала биться...
– Как взяли!.. А и то чувствуется – ласковая... – сказал один
другому в коридоре, выходя из туалета.
И верно: из комнаты доносились стоны, не наводившие на мысли о боли...
– Вы... Ты женат?
– Да.
– И дети есть?
– Конечно.
Муженек Загодеевой, набивая рот шоколадом, по-хозяйски похлопал по мягкому месту белое, расслабленное тело на диванчике, встрял в разговор:
– Все женаты. У всех дети. У Алика даже трое...
...Она успела накинуть халатик и выскочить за. ними на порог, разве теперь важно, что в любую минуту мог появиться Алексей?!..
У каждого свой шанс.
Следователь молча выслушал и попросил изложить сказанное на бумаге. Что и было сделано. В письменной и устной форме она публично извинилась перед Алексеем. Когда разрешили идти, быстро выскочила из кабинета. Больше Алексей ее не видел.
Во дворе милиции не застал никого, кроме двух сержантов, выволакивающих из "Уазика" тяжело пьяного человека. Страшно удивился, но, – а что в такой ситуации делать? – пошел прочь, к метро. Сквозь скрадывавший звуки туман услышал, – в сквере, что в пятнадцати метрах от милиции, о чем-то яростно спорят знакомые мужские голоса. Как раз вошел в круг тусклого фонарного света. Голоса смокли. Алексей остановился, – наверное этого не следовало делать.
– Мать вашу!.. Сказал не надо! – произнес кто-то и с шумом двинулся в сторону Алексея сквозь кусты. Выбрался в фонарный круг. Оказалось – один из дружков мужа.
Инстинктивно Алексей сунул руку в карман, а мысль заработала: "Не давать ни копейки. Теперь они не страшны!.." В следующий миг готов был оттолкнуть верзилу. Но голос того прозвучал раньше:
– Вот что: вали отсюда побыстрее! Вместе с погаными бабками{11}. Проучить тебя хотели... И проучили! Вали!
В голове Алексея застучала кровь, перед глазами поплыли красные круги: верзила оказался на волоске... Сдержавшись, Алексей пошагал прочь...
– Ладно! Будет время, черкани, как живешь. Прямо на адрес института!.. – успокоенный Мкртчян дал отбой. Короткие гудки вернули Алексея, машинально поддерживавшего разговор, к действительности: за разговорами сам забыл позвонить... И кому? Тестю!..
В эти дни Алексей готов был молиться на старика-профессора. Не будь высокого покровительства, не было бы ни заграничной поездки, ни авиабилетов, которые столь трудно купить. Даже отправляющемуся в официальную командировку.
– Алло, Вячеслав Борисович. Неожиданно получили "О' кей".
Летим завтра в восемь двадцать. Да, до Дамаска!..
Итак, дело нормально. Год за границей, мусульманская страна, где волей-неволей покончит с прошлым. Пусть на время. Подумает, поразмышляет... Строгие исламские нравы: или женись, или зарежут. – Чудесно! Подобного режима ему постоянно не хватало здесь.
* * *
Вячеслав Борисович блаженно сощурил глаза, – старый кот, угревшийся на завалинке. И хотя пожилой профессор не выспался, душа ликовала: все устроилось идеально.Наблюдая за дочерью и зятем, проходившими паспортный контроль в толпе выезжавших домой сирийцев, полагал: перемена обстановки, необычные впечатления помогут им позабыть раздоры. И еще думал профессор: помогла вера в способности Алексея. Вячеслав Борисович не позволил убедить себя, что любимый ученик – лишь банальный Дон-Жуан. А начав поиски причины происходившего с Алексеем, понял: сам – учитель и наставник – не выполнил до конца долг перед одаренным молодым человеком, живущим от одной любовной аферы до другой, не в силах найти более достойного и увлекательного применения способности. Окончив международное отделение факультета журналистики, он прозябает в городской газетенке, испытывая на себе зависть и молчаливую неприязнь коллег.
Профессор не ошибся, когда привел ученика в дом, благословил брак любимой дочери. И стоило дальше "вести" Алексея по жизни. Слишком лихой, легко заносит в сторону...
"А может, – мелькнуло в голове Вячеслава Борисовича. – Алексей женился, полагая: тесть устроит карьеру. И когда после свадьбы демонстративно прекратил поддерживать ученика, – время наступило неблагоприятствующее покровительству, да и Алексей, казалось, многое может самостоятельно, – тот понял: надежды не сбылись. Вдарился во все тяжкие..."
Неожиданно профессор обнаружил, – задумавшись, потерял в толпе отъезжающих дочку и зятя. Было раскрыл рот, но Анна Ильинична не дала сказать, – просто толкнула локтем в бок и молча указала рукой туда, где стояли Алексей и Верочка.
Бог мой! Какими растерянными выглядели сейчас дети!
* * *
Самолет побежал к взлетной полосе.Все происходившее казалось Верочке странным, нереальным, словно не она только что с помощью Алексея ослабила, а потом и защелкнула ремень безопасности. Казалось, не ее руки теребили сейчас цепочку дамской сумочки, втиснутой в карман на спинке переднего кресла.
Двигатели авиалайнера загудели мощнее. Последняя и: стюардесс, было замешкавшаяся возле одного пассажира, – пожилого сирийца, – пробежала, проверяя меры безопасности, вдоль салона. Секунды – и начнется взлет!.. Верочке вдруг непреодолимо захотелось подняться со своего места, неким отчаянным словом, поступком – остановить действие. Нельзя после такого, случившегося с ней, спокойно путешествовать, отправляться в командировку. Надо немедленно прервать этот кошмар, рассказать правду, очиститься. Ведь жизнь не должна более продолжаться во лжи. Верочка просто рехнется, если и дальше понесет, повезет в этом самолете только ей известную истину.
Разумеется, она по-прежнему оставалась сидеть в удобном кресле. И ничего никому не сказала. Тем более Алексею, выглядевшему в эти минуты довольным, спокойным за свое будущее, человеком.
Да и можно ли было открыться, если произнести слова правды – страшнее, чем жить в теперешнем нереальном, полусумрачном состоянии.
Но в миг, когда Верочка, наконец, взяла себя в руки, вцепилась в сумочку, переборола, скрыла нервное дрожание губ, – слезы истерики так и не брызнули из глаз, – вопреки воле потекли воспоминания. Но не ровной, приятно воскрешающей прошлое, рекой, а толчками, сгустками. Словно кровь из снова открывшейся, видно не способной зажить, раны...
* * *
– Алексей дома?– Нет. Вот-вот должен быть...
Трое нерешительно переминались с ноги на ногу.
– Он что, назначил вам встречу?
– Да. Наверное, мы рано пришли?..
– Что ж, зайдите в квартиру, подождите его...
Она как раз пила чай, – смутилась, когда визитеры увидели на диване полупустую чашку, изящно надкусанную плитку шоколада. Теперь показалось неудобным обойтись без угощения. Сервировала на кухне и покатила в гостиную уютный двухъярусный столик на колесиках: печеньице, кекс, сладкие батончики. Сама – чистенькая, наглаженная. Ни дать, ни взять – хорошенькая служанка из респектабельного аристократического дома.
Подумала: "Впервые в жизни принимаю в доме мужчин в отсутствии Алексея". Зарделась. Впрочем, стесняться и краснеть не стоило, – детей нет, развод с мужем предопределен, – пустая формальность!
Трое навалились неожиданно: ломали, выкручивали руки...
Единственный мужчина, которого знала – Алексей. Но он хрупок. А эти – верзилы. Тяжесть, придавившая ее, вселяла ужас, парализовывала волю. Но и награждала неизведанным ощущением.
В следующие мгновения запоздало опомнилась, – рванулась, попыталась закричать. Большая ладонь вовремя зажала рот. Крепкие руки обхватили запястья...
– Твой изнасиловал мою жену! Если б знала, что с ней делал! Садист! Упечем его в тюрьму! – голос звучал каркающе. Такой же противный, как и обладатель.
Верочка в последний раз дернулась и перестала биться...
– Как взяли!.. А и то чувствуется – ласковая... – сказал один
другому в коридоре, выходя из туалета.
И верно: из комнаты доносились стоны, не наводившие на мысли о боли...
– Вы... Ты женат?
– Да.
– И дети есть?
– Конечно.
Муженек Загодеевой, набивая рот шоколадом, по-хозяйски похлопал по мягкому месту белое, расслабленное тело на диванчике, встрял в разговор:
– Все женаты. У всех дети. У Алика даже трое...
...Она успела накинуть халатик и выскочить за. ними на порог, разве теперь важно, что в любую минуту мог появиться Алексей?!..
У каждого свой шанс.