Дмитрий Соколов-Митрич
Нетаджикские девочки. Нечеченские мальчики
Говоря о проблемах межнациональных отношений и национальных меньшинств, мы не вправе забывать, прежде всего, и о проблемах русского народа, права и интересы которого так же, как и других народов России, нуждаются в защите государства и общества.
Ара Абрамян, президент Союза армян России
… Русские к самоорганизации сегодня не способны и постоять за себя не могут. Каждый из них сам по себе, хотя в таком многонациональном государстве, как Россия, им давно пора повсюду создать свои общины и землячества. В первую очередь в Москве. Только так они смогли бы эффективно защитить свои интересы в политике и бизнесе, до которых российскому государству, по существу вненациональному, нет никакого дела.
Ло Цзяньпин, журналист китайского информационного агентства «Синьхуа»
Предисловие
«Нетаджикские девочки. Нечеченские мальчики» – это темная сторона проблемы, имя которой «фашизм в России».
Есть еще светлая сторона. Но о ней вы все знаете.
Ее мы видим каждый день на экранах телевизоров, на полосах газет и журналов, на веб-страницах самых популярных информационных сайтов.
Но те, кто нам сообщают последние новости со светлой стороны, не говорят о том, что их правда – лишь часть правды, которая в этот момент становится ложью.
Мы все знаем, что скинхеды и просто лысые подростки нападают на африканцев, азиатов, кавказцев, цыган, мотивируя поступки исключительно национальной ненавистью.
Мы все знаем, что почти 60 процентов населения России поддерживают лозунг «Россия для русских». И это значит, что дяди и тети, дедушки и бабушки, рабочие, крестьяне и даже интеллигенция – десятки миллионов человек в России в душе со стриженными наголо подростками заодно.
И мы всерьез полагаем, что «русский фашизм» – это болезнь, которая свалилась с неба и метастазы которой расползлись по несчастной стране, победившей когда-то Гитлера.
И уподобляемся средневековым мракобесам, во времена эпидемии холеры тащившим на костер ведьм, вместо того чтобы искать источник болезни и разрабатывать вакцину против нее. Точно так же мы готовы тащить на скамью подсудимых любого, кто просто скажет: «Я русский», или заикнется о том, что большое количество гастарбайтеров – это прежде всего демпинг на рынке труда, или с цифрами в руках попробует рассказать о том, кто везет в Россию героин.
Или же просто будет идти по улице и увидит, как какой-то тип тянет в темную подворотню девушку. И спасет честь этой девушки. И тип окажется представителем национального меньшинства.
В последние несколько лет в России сделано все для того, чтобы никто не говорил: «Я русский», не заикался о законах на рынке труда, не показывал пальцем, откуда в Россию поступает героин, и не защищал честь девушек, если на нее покушается представитель нацменьшинства.
Только показатели ненависти к инородцам в России от этого не уменьшаются. Они лишь растут. Значит, что-то не так. Значит, мы боремся с симптомами, а не с причиной эпидемии. Значит, болезнь уходит вглубь и рано или поздно проявится в более серьезной форме.
В этой книге собрана информация, без которой невозможно поставить правильный диагноз.
Оставим в стороне трескучие фразы, обратимся к цифрам, которые занимают довольно скромное место в милицейских сводках. У них голос не такой громкий, как у правозащитников, СМИ и представителей власти. Зато очень убедительный. Особенно когда за очередной цифрой стоит не чья-то, а твоя собственная жизнь.
Вот цифры из официальных данных МВД за январь—август 2005 года: «Иностранными гражданами и лицами без гражданства на территории Российской Федерации совершено 34,6 тыс. преступлений, в том числе гражданами государств-участников СНГ – 31,5 тыс. преступлений, их удельный вес составил 91%. В отношении иностранных граждан и лиц без гражданства совершено 8,5 тыс. преступлений.
То есть в 2005 году мы, граждане России, совершили преступлений против гостей из других государств в 4 раза меньше, чем сами иностранцы совершили преступлений против нас. Точно такая же картина и в 2006 году. За январь—март иностранными гражданами и лицами без гражданства совершено 14 тыс. преступлений, в том числе гражданами государств-участников СНГ – 12,6 тыс. преступлений, их удельный вес составил 89,8%. В отношении иностранных граждан и лиц без гражданства совершено 3328 преступлений. Опять в 4 раза меньше.
Не в этом ли причина ненависти?
Еще немного цифр. В том же 2005 году в московские суды было направлено 121 дело об изнасиловании. В 79 случаях обвиняются мужчины, нелегально приехавшие из ближнего зарубежья.
Ксенофобия – это боязнь иного. Но бояться иного можно не только в силу собственных психических расстройств, но и из-за неадекватного поведения представителей этого самого «иного».
А вот официальные милицейские данные, которые говорят о том, что похожая ситуация сложилась в России не только с нелегалами или гражданами других государств, но и с представителями некоторых национальных меньшинств, имеющими российское гражданство.
На территории Подмосковья действуют 47 этнических преступных группировок. Особые проблемы милиции доставляют выходцы из Чечни, Дагестана, Грузии и Азербайджана. Об этом сообщил заместитель начальника Управления по борьбе с организованной преступностью ГУВД Московской области Александр Кирсанов. А по информации начальника отдела 3-го ОРБ ГУБОП МВД России полковника милиции Геннадия Захарова, 65 процентов всех воров в законе – выходцы с Кавказа.
И теперь еще одна цифра: за 2005 год было совершено 28 убийств, в числе мотивов которых имеет место и межнациональная рознь. Разумеется, в списке жертв нет ни одной русской фамилии.
Эта книга – о том, что на самом деле они есть.
Об этом знает любой профессиональный журналист-криминалист. Информационные агентства сообщают о сотнях преступлений, совершенных нелегальными иммигрантами и представителями нацменьшинств в отношении граждан России русской национальности[1]. Журналист идет к своему начальству и рассказывает, что в Ингушетии – этнические чистки, в Калмыкии – русские погромы, в Питере уроженцы Кавказа порезали олимпийского чемпиона, а в Москве в одной из школ с «этническим компонентом» – массовое бегство школьников, потому что новое, этническое руководство школы поставило их в положение детей второго сорта.
Но в ответ он чаще всего слышит: «Мы не будем об этом сообщать. Это разжигание национальной розни».
И в тот же день это же СМИ бодро рассказывает о том, что в России совершено очередное нападение на иностранца или представителя нацменьшинства. И что, по мнению правозащитников, чиновников и представителей правоохранительных органов, нападающие были «русскими скинхедами», а мотивом преступления стала национальная ненависть. И вот уже в очередном ток-шоу говорящие головы разного калибра начинают петь очередной куплет песни о «русском фашизме».
Очень часто, правда, позже выясняется, что нападение было не нападением, а просто дракой. По пьяни. Из-за девушки. Да и нападавшим был вообще не русский, а чуваш. Или татарин. Да и напал он в ответ на оскорбления в свой адрес. Или вообще не нападал, а оборонялся – просто уж очень успешно у него это получилось.
Я еще раз повторю: такое случается не всегда. Но очень часто. Однако вновь открывшиеся обстоятельства уже никого не волнуют.
Я утверждаю, что эта привычка правозащитников, а вслед за ними и СМИ – каждому нападению на человека с экзотической внешностью приписывать мотив национальной ненависти и цеплять к нему слово «русский» – является разжиганием национальной розни.
Я утверждаю, что привычка правоохранительных органов в угоду «общественному резонансу» уделять одним уголовным делам больше внимания, чем другим, только потому, что пострадавший – человек нерусской национальности, является разжиганием национальной розни.
Я утверждаю, что привычка судов в угоду «борьбе с русским фашизмом» давать за одни и те же преступления сроки, отличающиеся в несколько раз, – это разжигание национальной розни.
Когда подонка русской национальности Александра Копцева, устроившего резню в московской синагоге, приговаривают к 13 годам строгого режима, а подонкам даргинской национальности, устроившим массовый погром в школе города Приаргунска Читинской области, дают по 2,5 года колонии, – это разжигание национальной розни.
Когда про таджикскую девочку Хуршеду Султанову, убитую в Питере пьяными малолетками-отморозками, трубят все СМИ, а про русского мальчика Алешу Севастьянова, убитого таджиками-гастарбайтерами, которых семья Алеши приютила у себя дома, пишет только «Комсомольская правда», – это разжигание национальной розни.
Когда руководство России в угоду сиюминутному политическому моменту не только не желает признать факт масштабных этнических чисток в Чечне в 1990—1994 годах, но и официально при выплате компенсаций ставит бывшее русское население республики в дискриминационное положение по отношению к чеченскому, – это разжигание национальной розни.
Лидерам националистических движений впору закрыть свои маргинальные газетки типа «Я – русский» и награждать всех этих журналистов, общественных деятелей, прокуроров, судей и чиновников специально учрежденным призом – «Золотым спичечным коробком». С надписью: «За разжигание».
Есть в России такое странное, но устойчивое мнение, что когда русский убивает нерусского – это преступление ненависти, проявление фашизма. А когда, наоборот, нерусский убивает русского – то это просто криминал. Дескать, русских бьют, убивают, насилуют, выгоняют из дома не за то, что они русские, а по другим причинам – в основном прагматическим.
Тут надо просто вытряхнуть из головы весь мусор, который скопился там после выслушанных за последнее время дискуссий на тему «Сам фашист!», и вспомнить изначальное значение этого слова.
Итальянский корень «fascio» означает всего лишь «пучок, связка, объединение». Разумеется, имеется в виду объединение по национальному признаку. И, разумеется, в таком «fascio» изначально нет ничего плохого, до тех пор пока это «объединение» не начинает руководствоваться такими моральными установками, в которых по отношению к людям других национальностей действует «принцип остаточной справедливости». Когда все люди, кроме «наших людей», – «кормовая база», они существуют лишь постольку, поскольку полезны нам. И ради пользы нашей нации этих всех остальных можно обманывать, гнать, избивать и даже убивать.
Это тоже самый настоящий фашизм. Пусть и молчаливый. И именно такой фашизм исповедуют представители очень многих национальных диаспор в России. И жертвами именно, такого, прагматического, тихого фашизма оказываются многочисленные русские, живущие в России. И, наконец, этот бестолковый, идеологический, декларативный русский фашизм зародился и с каждым годом укрепляется именно как ответная реакция на описанный выше прагматический фашизм национальных диаспор.
И единственное поистине эффективное средство борьбы с фашизацией России – отнюдь не борьба с отдельно взятым фашизмом при потакании всем остальным, а равноудаленная тактика «единой справедливости для всех». Причем справедливости не только в судебных решениях, но и трактовании этого факта СМИ, чиновниками, общественными деятелями. Если ничего не изменится, мы придем к катастрофе.
«Нетаджикские девочки. Нечеченские мальчики» – это необходимый противовес той воинствующей «половине правды», которая стремится стать правдой единственной и тем самым ввести нас в заблуждение.
В книге собраны наиболее яркие (далеко не все) события последних 5 лет, свидетельствующие о том, что в отношении этнического большинства России ежедневно совершаются не менее чудовищные преступления, чем убийство в Питере таджикской девочки Хуршеды Султановой или нападение в Москве на сына чеченской певицы Лизы Умаровой.
Под рубрикой «Глазами очевидца» помещены мои собственные репортажи. Под рубрикой «По материалам СМИ» – короткие сообщения, имевшие место в различных средствах массовой информации.
Практически все перечисленные в книге события оказались, увы, незамеченными широкой общественностью.
Считаю, что данная книга антифашистская, возможно, самая антифашистская из всех, что выходили в России в последние годы.
Есть еще светлая сторона. Но о ней вы все знаете.
Ее мы видим каждый день на экранах телевизоров, на полосах газет и журналов, на веб-страницах самых популярных информационных сайтов.
Но те, кто нам сообщают последние новости со светлой стороны, не говорят о том, что их правда – лишь часть правды, которая в этот момент становится ложью.
Мы все знаем, что скинхеды и просто лысые подростки нападают на африканцев, азиатов, кавказцев, цыган, мотивируя поступки исключительно национальной ненавистью.
Мы все знаем, что почти 60 процентов населения России поддерживают лозунг «Россия для русских». И это значит, что дяди и тети, дедушки и бабушки, рабочие, крестьяне и даже интеллигенция – десятки миллионов человек в России в душе со стриженными наголо подростками заодно.
И мы всерьез полагаем, что «русский фашизм» – это болезнь, которая свалилась с неба и метастазы которой расползлись по несчастной стране, победившей когда-то Гитлера.
И уподобляемся средневековым мракобесам, во времена эпидемии холеры тащившим на костер ведьм, вместо того чтобы искать источник болезни и разрабатывать вакцину против нее. Точно так же мы готовы тащить на скамью подсудимых любого, кто просто скажет: «Я русский», или заикнется о том, что большое количество гастарбайтеров – это прежде всего демпинг на рынке труда, или с цифрами в руках попробует рассказать о том, кто везет в Россию героин.
Или же просто будет идти по улице и увидит, как какой-то тип тянет в темную подворотню девушку. И спасет честь этой девушки. И тип окажется представителем национального меньшинства.
В последние несколько лет в России сделано все для того, чтобы никто не говорил: «Я русский», не заикался о законах на рынке труда, не показывал пальцем, откуда в Россию поступает героин, и не защищал честь девушек, если на нее покушается представитель нацменьшинства.
Только показатели ненависти к инородцам в России от этого не уменьшаются. Они лишь растут. Значит, что-то не так. Значит, мы боремся с симптомами, а не с причиной эпидемии. Значит, болезнь уходит вглубь и рано или поздно проявится в более серьезной форме.
В этой книге собрана информация, без которой невозможно поставить правильный диагноз.
Оставим в стороне трескучие фразы, обратимся к цифрам, которые занимают довольно скромное место в милицейских сводках. У них голос не такой громкий, как у правозащитников, СМИ и представителей власти. Зато очень убедительный. Особенно когда за очередной цифрой стоит не чья-то, а твоя собственная жизнь.
Вот цифры из официальных данных МВД за январь—август 2005 года: «Иностранными гражданами и лицами без гражданства на территории Российской Федерации совершено 34,6 тыс. преступлений, в том числе гражданами государств-участников СНГ – 31,5 тыс. преступлений, их удельный вес составил 91%. В отношении иностранных граждан и лиц без гражданства совершено 8,5 тыс. преступлений.
То есть в 2005 году мы, граждане России, совершили преступлений против гостей из других государств в 4 раза меньше, чем сами иностранцы совершили преступлений против нас. Точно такая же картина и в 2006 году. За январь—март иностранными гражданами и лицами без гражданства совершено 14 тыс. преступлений, в том числе гражданами государств-участников СНГ – 12,6 тыс. преступлений, их удельный вес составил 89,8%. В отношении иностранных граждан и лиц без гражданства совершено 3328 преступлений. Опять в 4 раза меньше.
Не в этом ли причина ненависти?
Еще немного цифр. В том же 2005 году в московские суды было направлено 121 дело об изнасиловании. В 79 случаях обвиняются мужчины, нелегально приехавшие из ближнего зарубежья.
Ксенофобия – это боязнь иного. Но бояться иного можно не только в силу собственных психических расстройств, но и из-за неадекватного поведения представителей этого самого «иного».
А вот официальные милицейские данные, которые говорят о том, что похожая ситуация сложилась в России не только с нелегалами или гражданами других государств, но и с представителями некоторых национальных меньшинств, имеющими российское гражданство.
На территории Подмосковья действуют 47 этнических преступных группировок. Особые проблемы милиции доставляют выходцы из Чечни, Дагестана, Грузии и Азербайджана. Об этом сообщил заместитель начальника Управления по борьбе с организованной преступностью ГУВД Московской области Александр Кирсанов. А по информации начальника отдела 3-го ОРБ ГУБОП МВД России полковника милиции Геннадия Захарова, 65 процентов всех воров в законе – выходцы с Кавказа.
И теперь еще одна цифра: за 2005 год было совершено 28 убийств, в числе мотивов которых имеет место и межнациональная рознь. Разумеется, в списке жертв нет ни одной русской фамилии.
Эта книга – о том, что на самом деле они есть.
Об этом знает любой профессиональный журналист-криминалист. Информационные агентства сообщают о сотнях преступлений, совершенных нелегальными иммигрантами и представителями нацменьшинств в отношении граждан России русской национальности[1]. Журналист идет к своему начальству и рассказывает, что в Ингушетии – этнические чистки, в Калмыкии – русские погромы, в Питере уроженцы Кавказа порезали олимпийского чемпиона, а в Москве в одной из школ с «этническим компонентом» – массовое бегство школьников, потому что новое, этническое руководство школы поставило их в положение детей второго сорта.
Но в ответ он чаще всего слышит: «Мы не будем об этом сообщать. Это разжигание национальной розни».
И в тот же день это же СМИ бодро рассказывает о том, что в России совершено очередное нападение на иностранца или представителя нацменьшинства. И что, по мнению правозащитников, чиновников и представителей правоохранительных органов, нападающие были «русскими скинхедами», а мотивом преступления стала национальная ненависть. И вот уже в очередном ток-шоу говорящие головы разного калибра начинают петь очередной куплет песни о «русском фашизме».
Очень часто, правда, позже выясняется, что нападение было не нападением, а просто дракой. По пьяни. Из-за девушки. Да и нападавшим был вообще не русский, а чуваш. Или татарин. Да и напал он в ответ на оскорбления в свой адрес. Или вообще не нападал, а оборонялся – просто уж очень успешно у него это получилось.
Я еще раз повторю: такое случается не всегда. Но очень часто. Однако вновь открывшиеся обстоятельства уже никого не волнуют.
Я утверждаю, что эта привычка правозащитников, а вслед за ними и СМИ – каждому нападению на человека с экзотической внешностью приписывать мотив национальной ненависти и цеплять к нему слово «русский» – является разжиганием национальной розни.
Я утверждаю, что привычка правоохранительных органов в угоду «общественному резонансу» уделять одним уголовным делам больше внимания, чем другим, только потому, что пострадавший – человек нерусской национальности, является разжиганием национальной розни.
Я утверждаю, что привычка судов в угоду «борьбе с русским фашизмом» давать за одни и те же преступления сроки, отличающиеся в несколько раз, – это разжигание национальной розни.
Когда подонка русской национальности Александра Копцева, устроившего резню в московской синагоге, приговаривают к 13 годам строгого режима, а подонкам даргинской национальности, устроившим массовый погром в школе города Приаргунска Читинской области, дают по 2,5 года колонии, – это разжигание национальной розни.
Когда про таджикскую девочку Хуршеду Султанову, убитую в Питере пьяными малолетками-отморозками, трубят все СМИ, а про русского мальчика Алешу Севастьянова, убитого таджиками-гастарбайтерами, которых семья Алеши приютила у себя дома, пишет только «Комсомольская правда», – это разжигание национальной розни.
Когда руководство России в угоду сиюминутному политическому моменту не только не желает признать факт масштабных этнических чисток в Чечне в 1990—1994 годах, но и официально при выплате компенсаций ставит бывшее русское население республики в дискриминационное положение по отношению к чеченскому, – это разжигание национальной розни.
Лидерам националистических движений впору закрыть свои маргинальные газетки типа «Я – русский» и награждать всех этих журналистов, общественных деятелей, прокуроров, судей и чиновников специально учрежденным призом – «Золотым спичечным коробком». С надписью: «За разжигание».
Есть в России такое странное, но устойчивое мнение, что когда русский убивает нерусского – это преступление ненависти, проявление фашизма. А когда, наоборот, нерусский убивает русского – то это просто криминал. Дескать, русских бьют, убивают, насилуют, выгоняют из дома не за то, что они русские, а по другим причинам – в основном прагматическим.
Тут надо просто вытряхнуть из головы весь мусор, который скопился там после выслушанных за последнее время дискуссий на тему «Сам фашист!», и вспомнить изначальное значение этого слова.
Итальянский корень «fascio» означает всего лишь «пучок, связка, объединение». Разумеется, имеется в виду объединение по национальному признаку. И, разумеется, в таком «fascio» изначально нет ничего плохого, до тех пор пока это «объединение» не начинает руководствоваться такими моральными установками, в которых по отношению к людям других национальностей действует «принцип остаточной справедливости». Когда все люди, кроме «наших людей», – «кормовая база», они существуют лишь постольку, поскольку полезны нам. И ради пользы нашей нации этих всех остальных можно обманывать, гнать, избивать и даже убивать.
Это тоже самый настоящий фашизм. Пусть и молчаливый. И именно такой фашизм исповедуют представители очень многих национальных диаспор в России. И жертвами именно, такого, прагматического, тихого фашизма оказываются многочисленные русские, живущие в России. И, наконец, этот бестолковый, идеологический, декларативный русский фашизм зародился и с каждым годом укрепляется именно как ответная реакция на описанный выше прагматический фашизм национальных диаспор.
И единственное поистине эффективное средство борьбы с фашизацией России – отнюдь не борьба с отдельно взятым фашизмом при потакании всем остальным, а равноудаленная тактика «единой справедливости для всех». Причем справедливости не только в судебных решениях, но и трактовании этого факта СМИ, чиновниками, общественными деятелями. Если ничего не изменится, мы придем к катастрофе.
«Нетаджикские девочки. Нечеченские мальчики» – это необходимый противовес той воинствующей «половине правды», которая стремится стать правдой единственной и тем самым ввести нас в заблуждение.
В книге собраны наиболее яркие (далеко не все) события последних 5 лет, свидетельствующие о том, что в отношении этнического большинства России ежедневно совершаются не менее чудовищные преступления, чем убийство в Питере таджикской девочки Хуршеды Султановой или нападение в Москве на сына чеченской певицы Лизы Умаровой.
Под рубрикой «Глазами очевидца» помещены мои собственные репортажи. Под рубрикой «По материалам СМИ» – короткие сообщения, имевшие место в различных средствах массовой информации.
Практически все перечисленные в книге события оказались, увы, незамеченными широкой общественностью.
Считаю, что данная книга антифашистская, возможно, самая антифашистская из всех, что выходили в России в последние годы.
1. ЭТНИЧЕСКИЕ ЧИСТКИ
ГЛАЗАМИ ОЧЕВИДЦА: Февраль 2005 года. Вся Россия
Забытый геноцид. Русские, ставшие жертвами этнических чисток в Чечне, требуют уравнять их в правах с чеченцами («Известия»)
Инициативная группа бывших русских жителей Грозного направила Президенту России Владимиру Путину открытое письмо с требованием официально признать факт массовых этнических чисток в Чечне в период с 1991-го по 1994 год. Под «русскими» авторы письма имеют в виду всех бывших жителей Чечни нечеченской национальности. Авторы обращения называют режим Дудаева фашистским, обвиняют российские власти в попытке скрыть факт геноцида, а также требуют уравнять русских в правах с чеченцами при выплате компенсаций за утраченное в Чечне жилье и имущество. Подписавшиеся отмечают предвзятую позицию Европейского суда по правам человека, который охотно принимает иски от чеченцев и который не замечает факт геноцида в отношении жителей Чечни других национальностей.
«Русские, не уезжайте: нам нужны рабы»
– Это было в мае 1993-го. К нам в квартиру вломился сосед Сахрутдин с автоматом. Прошелся бесцеремонно по комнатам и говорит: «Это оставляйте, это оставляйте и вот это оставляйте. Остальное забирайте. Даю вам трое суток на сборы». Спорить было бессмысленно. Мы были далеко не первыми, кого вот так выгоняли, а скорее одними из последних. Проблемы начались еще в 1990 году, тогда в почтовых ящиках появились первые «письма счастья» – анонимные угрозы с требованием убираться по-хорошему. В 1991-м стали среди бела дня исчезать русские девчонки. Потом на улицах стали избивать русских парней, затем их стали убивать. В 1992-м начали выгонять из квартир тех, кто побогаче. Потом добрались до середняков. В 1993-м жить было уже невыносимо. Моего сына Дмитрия группа чеченцев среди бела дня избила так, что, когда он пришел домой, это был комок крови и грязи. Они перебили ему слуховой нерв, с тех пор он не слышит. Единственное, что нас еще держало, – мы надеялись продать квартиру. Но даже за бесценок покупать ее никто не хотел. На стенах домов тогда самой популярной была надпись: «Не покупайте квартиры у Маши, они все равно будут наши». Еще полгода – и самым популярным чеченским лозунгом станет: «Русские, не уезжайте: нам нужны рабы». Слава богу, к тому времени мы успели свалить.
Нина Васильевна Баранова – коренная жительница Чечни, ее предки из терских казаков. В Грозном работала технологом на швейной фабрике, ее муж Геннадий – водителем в Нефтегазодобывающем управлении (НГДУ). Жили по адресу Старопромысловский район, городок Нефтемайск, дом 17, квартира 9. Это была огромная четырехкомнатная двухуровневая квартира. Сейчас Нина Васильевна с мужем, сыном, снохой и внуком живут на птичьих правах в общежитской комнате площадью 11,5 кв м. Сосед за шкафом торгует наркотиками. Государство считает, что оно свой долг перед Барановыми выполнило. Почему – об этом позже.
«Самые добрые из чеченцев говорили: „Убирайтесь по-хорошему“
– Через три дня после прихода Сахрутдина мы уже загружали контейнер, – продолжает Нина. – И не могли понять: чего это Сахрутдин так внимательно наблюдает за этим процессом. Слышу, соседка-чеченка Хава мне кричит: «Нина, зайди на секунду, мне помощь нужна». Если бы я к ней не пошла, меня бы уже 12 лет как не было на свете. «Вон видишь хлебовозка стоит? – сказала мне Хава. – Вам осталось жить несколько часов. Как только вы покинете город, они вас убьют, а вещи заберут». Я тут же к сестре, у нее знакомый чеченец был в селе Первомайском, Сайд, который тогда уже стал дудаевцем, но еще не совсем совесть потерял. Он со своими ребятами проводил нас эскортом до границы с Осетией. Хлебовозка тоже не отставала. Когда Сахрутдин и его команда поняли, что им ничего не светит, то дали очередь по кузову. Мы еще потом несколько лет на простреленных кроватях спали.
– А почему Сайд не сказал Сахрутдину, чтобы оставил вас в покое и дал вам спокойно жить в Грозном?
– Да вы что?! Об этом тогда и речи не могло быть. Самые хорошие из тех чеченцев, которые разгуливали с оружием в руках, говорили: «Убирайтесь по-хорошему». Плохие ничего не говорили, они просто убивали, насиловали или угоняли в рабство. А с оружием разгуливала треть мужчин республики. Еще треть молча их поддерживала. Остальные сочувствовали нам, это были в основном городские чеченцы, но что они могли поделать, если даже старейшины сидели на лавочках и улыбались: «Пусть русских побольше уезжает».
Барановы считают, что им страшно повезло. И вспоминают тех, кому повезло не очень:
– Помнишь, Ген, заместителя начальника телефонной станции, Аня ее звали? Когда я приехала в Грозный за Димкиным аттестатом и увидела ее, то впала в истерику. Она была в одном халате, а руки – голое мясо. К ней ночью чеченцы вломились в квартиру, ее загнали в угол, ребенку кляп в рот засунули и стали все из дома выносить. У нее сдали нервы, она стала на них кидаться, так они ей все руки искромсали. А она, когда меня увидела, даже плакать от удивления перестала. Оказывается, Сахрутдин всем сказал, что убил нас и в землю закопал. Соврал, чтобы авторитет свой не потерять. А в квартире нашей уже продавали наркотики.
– Да, если бы не Хава, нам бы хана, – покачал головой Гена. – Помнишь учительницу, которая напротив нас жила? Она вот так и пропала без вести. А вещи ее потом какой-то чеченец с машины продавал. Потом эти, Тижапкины, Крачевские, а наверху, как их? Поповы. А главный инженер НГДУ, мои родители с его семьей дружили, помнишь? Его жена теперь в рабстве. Потом эта, завуч в десятой школе, Климова – их вообще прямо в доме всех убили, отца, мать и двух дочерей. Кровищи было море. А девочку с последнего этажа как изнасиловали! Ей 12 лет было. Три дня искали, потом нашли, но она уже сумасшедшая была.
Я попросил больше не продолжать. Уже и так было ясно, что Барановым повезло.
Теперь то же самое языком цифр. По данным переписи 1989 года, в Чечено-Ингушской республике проживали 1 миллион 270 тысяч человек. Из них чеченцев – 734 тысячи, ингушей – 164 тысячи, русских – 294 тысячи, армян – 15 тысяч, украинцев – 13 тысяч, многочисленными также были диаспоры евреев и греков. Общая численность невайнахского населения составляла 370 тысяч, проживало оно в основном в городах. На сегодняшний день из них в республике остались единицы – в основном старики, жены чеченцев и рабы. Большинство наблюдателей сходятся на том, что до начала войны в Чечне погибли 20 тысяч человек и более 250 тысяч покинули республику, спасаясь от этнических чисток. Эта крупномасштабная гуманитарная катастрофа была не замечена ни российской общественностью, ни западными наблюдателями.
«Военные нам говорили: „Раз вы до сих пор в Грозном, значит, вы тоже чеченцы“
«У меня все хорошо и с каждым днем становится лучше и лучше» – такой психотерапевтический плакат висит над столом Лидии Наумовой, председателя «Комитета Надежды». Это региональная правозащитная организация, занимающаяся проблемами беженцев не только русских и не только из Чечни.
Наумова сама из коренных русских в Чечне. Ее предки из станицы Романовской. Когда в 20-е годы по всей Чечне прокатилось расказачивание, русских из Романовской выселили, на их место заселили красных чеченцев, а станицу переименовали в Закан-юрт. Вайнахи, которые принимали в той репатриации активное участие, не очень-то любят вспоминать эту страницу истории.
В Закан-юрте родился Джохар Дудаев. Именно этот факт биографии Лидии Федоровны помог ей вызволить мужа в 1996-м, когда он был уже одной ногой в рабстве. После этого они уехали. О прошлом Наумова не хочет вспоминать.
– Я вам лучше про Баранову дорасскажу. Знаете, сколько положено компенсации тем, кто покинул Чечню до войны? Ноль. Не было никаких чисток. Нам все приснилось. 10 тысяч «русских чеченцев», проживающих в Волгоградской области, дружно увидели один и тот же сон. Короче, Барановым удалось выбить статус вынужденных переселенцев и встать в льготную очередь на квартиру, но потом они его потеряли. Случилось это такт в управлении Федеральной миграционной службы им предложили ссуду – миллион триста рублей. С возвратом. До деноминации и дефолта это было 200 с небольшим долларов. Барановы согласились: как раз надо было зимнюю одежду детям покупать А потом им приходит уведомление, что эти 200 долларов, оказывается, были им даны на покупку квартиры, а стало быть, они свое уже получили и их вычеркивают из очереди и лишают статуса вынужденных переселенцев. Это не фантастика. Вот вам документы. Таких историй только в Волгоградской области сотни.
– А почему вы в Страсбургский суд не обращаетесь, как это сделали чеченцы, потерявшие жилье в результате военных действий?
– Дело в том, что Россия подписала конвенцию, по которой признала над собой юрисдикцию этого суда в 1998 году. А практически все русские покинули Чечню до этого срока. Конечно, при благосклонном отношении европейцев к нашей проблеме эту загвоздку можно было бы обойти на том основании, что наши права продолжали нарушаться и после 1998 года. Но Страсбургский суд ведет себя странно: принимает иски от чеченцев, даже не обращая внимания на то, что они еще не прошли все судебные инстанции в России, а к нашей проблеме относится чисто формально.
В кабинет заходит дедушка в чистой одежде, но от него плохо пахнет. Это потому, что он уже много лет живет без водопровода. Его фамилия Зеленое. Они с женой в Чечне дотянули до 1996-го, потому что старики. В Грозном у них был двухэтажный дом. В России ему выплатили 120 тысяч рублей, которых хватило лишь на халупу в удаленном Быковском районе Волгоградской области.
– Это уже другая история, – продолжает Наумова. – Те, кто безвозвратно покинул республику после 12 декабря 1994 года, право на компенсацию имеют. На основании 510-го постановления правительства от 30 апреля 1997 года. За жилье – из расчета 18 кв. м. на человека, но не более 120 тысяч рублей, при условии, что они выписываются из Чечни и отказываются от прав собственности на имевшуюся у них там недвижимость. В 1997-м в Волгограде на эти деньги еще можно было что-то купить, но получать их люди стали не сразу. В постановлении был идиотский пункт, согласно которому надо было зарегистрироваться в органах Федеральной миграционной службы до 23 ноября 1996 года – то есть за полгода до принятия самого постановления. Пока «Мемориал» дошел до Верховного суда и добился отмены этого пункта, случился дефолт. Реально деньги начали платить лишь в 1999 году. Тогда в Волгограде на 120 тысяч уже можно было купить лишь 14 кв. м. Сегодня здесь даже самая убитая комната стоит 150 тысяч. Да, чуть не забыла. Еще нам полагается компенсация за потерю имущества – по 5 тысяч рублей на человека.
В кабинет зашла маленькая тихая женщина, которую можно было принять за девочку, если бы не морщины. Свою фамилию просила не называть. Она все время чего-то боится.
– А вот постановление правительства № 404 от 4 июля 2003 года, – продолжила Наумова. – Оно касается тех пострадавших от чеченского конфликта, кто возвращается в Чечню на ПМЖ. Им полагается 300 тысяч за потерю жилья и 50 тысяч на человека за потерю имущества. Естественно, ни в том, ни в другом документе ничего не говорится о национальности, но на практике получается, что первое постановление – только для русских, а второе – только для чеченцев. Потому что русский, если он приедет в Чечню, может не дожить до утра. А чеченец, даже если он не собирается возвращаться в республику, запросто может приехать в Грозный, получить компенсацию и вернуться в Россию.
– Надя, вы ненавидите чеченцев? – спросил я у маленькой женщины. Она дотянула в Грозном до 1999 года, у нее там убили мужа, теперь живет в общежитии с двумя детьми.
– Нет, – ответила Надя. – Знаете, почему? Потому что еще больше я ненавижу русских. Я считаю, что наша трагедия – это история предательства. Сначала нас предали русские политики, которые привели к власти Дудаева. Потом нас предали русские правозащитники и журналисты, которые не замечали, что нас убивают. Потом нас предали русские военные, которые говорили: «Раз вы до сих пор в Грозном, значит, вы тоже чеченцы». А потом нас предали родственники, которые не пускали нас в свои квартиры. Чеченцы – это всего лишь волки, которым нас оставили на растерзание. Спрос – не с волков, а с тех, кто бросил нас им на съедение.
Надя не плачет. Ее мелко трясет. В приемной слышен крик Это пришла женщина, которую в Грозном на глазах ее мужа насиловали по очереди трое боевиков, а потом на ее глазах забили до смерти ее мужа. У нее истерика, потому что она увидела в приемной чеченцев. Эта женщина не может видеть чеченцев. Таких тоже много. Чеченцы продержались в приемной недолго. Они молча встали и ушли. Стоят на крыльце и нервно курят.
Забытый геноцид. Русские, ставшие жертвами этнических чисток в Чечне, требуют уравнять их в правах с чеченцами («Известия»)
Инициативная группа бывших русских жителей Грозного направила Президенту России Владимиру Путину открытое письмо с требованием официально признать факт массовых этнических чисток в Чечне в период с 1991-го по 1994 год. Под «русскими» авторы письма имеют в виду всех бывших жителей Чечни нечеченской национальности. Авторы обращения называют режим Дудаева фашистским, обвиняют российские власти в попытке скрыть факт геноцида, а также требуют уравнять русских в правах с чеченцами при выплате компенсаций за утраченное в Чечне жилье и имущество. Подписавшиеся отмечают предвзятую позицию Европейского суда по правам человека, который охотно принимает иски от чеченцев и который не замечает факт геноцида в отношении жителей Чечни других национальностей.
«Русские, не уезжайте: нам нужны рабы»
– Это было в мае 1993-го. К нам в квартиру вломился сосед Сахрутдин с автоматом. Прошелся бесцеремонно по комнатам и говорит: «Это оставляйте, это оставляйте и вот это оставляйте. Остальное забирайте. Даю вам трое суток на сборы». Спорить было бессмысленно. Мы были далеко не первыми, кого вот так выгоняли, а скорее одними из последних. Проблемы начались еще в 1990 году, тогда в почтовых ящиках появились первые «письма счастья» – анонимные угрозы с требованием убираться по-хорошему. В 1991-м стали среди бела дня исчезать русские девчонки. Потом на улицах стали избивать русских парней, затем их стали убивать. В 1992-м начали выгонять из квартир тех, кто побогаче. Потом добрались до середняков. В 1993-м жить было уже невыносимо. Моего сына Дмитрия группа чеченцев среди бела дня избила так, что, когда он пришел домой, это был комок крови и грязи. Они перебили ему слуховой нерв, с тех пор он не слышит. Единственное, что нас еще держало, – мы надеялись продать квартиру. Но даже за бесценок покупать ее никто не хотел. На стенах домов тогда самой популярной была надпись: «Не покупайте квартиры у Маши, они все равно будут наши». Еще полгода – и самым популярным чеченским лозунгом станет: «Русские, не уезжайте: нам нужны рабы». Слава богу, к тому времени мы успели свалить.
Нина Васильевна Баранова – коренная жительница Чечни, ее предки из терских казаков. В Грозном работала технологом на швейной фабрике, ее муж Геннадий – водителем в Нефтегазодобывающем управлении (НГДУ). Жили по адресу Старопромысловский район, городок Нефтемайск, дом 17, квартира 9. Это была огромная четырехкомнатная двухуровневая квартира. Сейчас Нина Васильевна с мужем, сыном, снохой и внуком живут на птичьих правах в общежитской комнате площадью 11,5 кв м. Сосед за шкафом торгует наркотиками. Государство считает, что оно свой долг перед Барановыми выполнило. Почему – об этом позже.
«Самые добрые из чеченцев говорили: „Убирайтесь по-хорошему“
– Через три дня после прихода Сахрутдина мы уже загружали контейнер, – продолжает Нина. – И не могли понять: чего это Сахрутдин так внимательно наблюдает за этим процессом. Слышу, соседка-чеченка Хава мне кричит: «Нина, зайди на секунду, мне помощь нужна». Если бы я к ней не пошла, меня бы уже 12 лет как не было на свете. «Вон видишь хлебовозка стоит? – сказала мне Хава. – Вам осталось жить несколько часов. Как только вы покинете город, они вас убьют, а вещи заберут». Я тут же к сестре, у нее знакомый чеченец был в селе Первомайском, Сайд, который тогда уже стал дудаевцем, но еще не совсем совесть потерял. Он со своими ребятами проводил нас эскортом до границы с Осетией. Хлебовозка тоже не отставала. Когда Сахрутдин и его команда поняли, что им ничего не светит, то дали очередь по кузову. Мы еще потом несколько лет на простреленных кроватях спали.
– А почему Сайд не сказал Сахрутдину, чтобы оставил вас в покое и дал вам спокойно жить в Грозном?
– Да вы что?! Об этом тогда и речи не могло быть. Самые хорошие из тех чеченцев, которые разгуливали с оружием в руках, говорили: «Убирайтесь по-хорошему». Плохие ничего не говорили, они просто убивали, насиловали или угоняли в рабство. А с оружием разгуливала треть мужчин республики. Еще треть молча их поддерживала. Остальные сочувствовали нам, это были в основном городские чеченцы, но что они могли поделать, если даже старейшины сидели на лавочках и улыбались: «Пусть русских побольше уезжает».
Барановы считают, что им страшно повезло. И вспоминают тех, кому повезло не очень:
– Помнишь, Ген, заместителя начальника телефонной станции, Аня ее звали? Когда я приехала в Грозный за Димкиным аттестатом и увидела ее, то впала в истерику. Она была в одном халате, а руки – голое мясо. К ней ночью чеченцы вломились в квартиру, ее загнали в угол, ребенку кляп в рот засунули и стали все из дома выносить. У нее сдали нервы, она стала на них кидаться, так они ей все руки искромсали. А она, когда меня увидела, даже плакать от удивления перестала. Оказывается, Сахрутдин всем сказал, что убил нас и в землю закопал. Соврал, чтобы авторитет свой не потерять. А в квартире нашей уже продавали наркотики.
– Да, если бы не Хава, нам бы хана, – покачал головой Гена. – Помнишь учительницу, которая напротив нас жила? Она вот так и пропала без вести. А вещи ее потом какой-то чеченец с машины продавал. Потом эти, Тижапкины, Крачевские, а наверху, как их? Поповы. А главный инженер НГДУ, мои родители с его семьей дружили, помнишь? Его жена теперь в рабстве. Потом эта, завуч в десятой школе, Климова – их вообще прямо в доме всех убили, отца, мать и двух дочерей. Кровищи было море. А девочку с последнего этажа как изнасиловали! Ей 12 лет было. Три дня искали, потом нашли, но она уже сумасшедшая была.
Я попросил больше не продолжать. Уже и так было ясно, что Барановым повезло.
Теперь то же самое языком цифр. По данным переписи 1989 года, в Чечено-Ингушской республике проживали 1 миллион 270 тысяч человек. Из них чеченцев – 734 тысячи, ингушей – 164 тысячи, русских – 294 тысячи, армян – 15 тысяч, украинцев – 13 тысяч, многочисленными также были диаспоры евреев и греков. Общая численность невайнахского населения составляла 370 тысяч, проживало оно в основном в городах. На сегодняшний день из них в республике остались единицы – в основном старики, жены чеченцев и рабы. Большинство наблюдателей сходятся на том, что до начала войны в Чечне погибли 20 тысяч человек и более 250 тысяч покинули республику, спасаясь от этнических чисток. Эта крупномасштабная гуманитарная катастрофа была не замечена ни российской общественностью, ни западными наблюдателями.
«Военные нам говорили: „Раз вы до сих пор в Грозном, значит, вы тоже чеченцы“
«У меня все хорошо и с каждым днем становится лучше и лучше» – такой психотерапевтический плакат висит над столом Лидии Наумовой, председателя «Комитета Надежды». Это региональная правозащитная организация, занимающаяся проблемами беженцев не только русских и не только из Чечни.
Наумова сама из коренных русских в Чечне. Ее предки из станицы Романовской. Когда в 20-е годы по всей Чечне прокатилось расказачивание, русских из Романовской выселили, на их место заселили красных чеченцев, а станицу переименовали в Закан-юрт. Вайнахи, которые принимали в той репатриации активное участие, не очень-то любят вспоминать эту страницу истории.
В Закан-юрте родился Джохар Дудаев. Именно этот факт биографии Лидии Федоровны помог ей вызволить мужа в 1996-м, когда он был уже одной ногой в рабстве. После этого они уехали. О прошлом Наумова не хочет вспоминать.
– Я вам лучше про Баранову дорасскажу. Знаете, сколько положено компенсации тем, кто покинул Чечню до войны? Ноль. Не было никаких чисток. Нам все приснилось. 10 тысяч «русских чеченцев», проживающих в Волгоградской области, дружно увидели один и тот же сон. Короче, Барановым удалось выбить статус вынужденных переселенцев и встать в льготную очередь на квартиру, но потом они его потеряли. Случилось это такт в управлении Федеральной миграционной службы им предложили ссуду – миллион триста рублей. С возвратом. До деноминации и дефолта это было 200 с небольшим долларов. Барановы согласились: как раз надо было зимнюю одежду детям покупать А потом им приходит уведомление, что эти 200 долларов, оказывается, были им даны на покупку квартиры, а стало быть, они свое уже получили и их вычеркивают из очереди и лишают статуса вынужденных переселенцев. Это не фантастика. Вот вам документы. Таких историй только в Волгоградской области сотни.
– А почему вы в Страсбургский суд не обращаетесь, как это сделали чеченцы, потерявшие жилье в результате военных действий?
– Дело в том, что Россия подписала конвенцию, по которой признала над собой юрисдикцию этого суда в 1998 году. А практически все русские покинули Чечню до этого срока. Конечно, при благосклонном отношении европейцев к нашей проблеме эту загвоздку можно было бы обойти на том основании, что наши права продолжали нарушаться и после 1998 года. Но Страсбургский суд ведет себя странно: принимает иски от чеченцев, даже не обращая внимания на то, что они еще не прошли все судебные инстанции в России, а к нашей проблеме относится чисто формально.
В кабинет заходит дедушка в чистой одежде, но от него плохо пахнет. Это потому, что он уже много лет живет без водопровода. Его фамилия Зеленое. Они с женой в Чечне дотянули до 1996-го, потому что старики. В Грозном у них был двухэтажный дом. В России ему выплатили 120 тысяч рублей, которых хватило лишь на халупу в удаленном Быковском районе Волгоградской области.
– Это уже другая история, – продолжает Наумова. – Те, кто безвозвратно покинул республику после 12 декабря 1994 года, право на компенсацию имеют. На основании 510-го постановления правительства от 30 апреля 1997 года. За жилье – из расчета 18 кв. м. на человека, но не более 120 тысяч рублей, при условии, что они выписываются из Чечни и отказываются от прав собственности на имевшуюся у них там недвижимость. В 1997-м в Волгограде на эти деньги еще можно было что-то купить, но получать их люди стали не сразу. В постановлении был идиотский пункт, согласно которому надо было зарегистрироваться в органах Федеральной миграционной службы до 23 ноября 1996 года – то есть за полгода до принятия самого постановления. Пока «Мемориал» дошел до Верховного суда и добился отмены этого пункта, случился дефолт. Реально деньги начали платить лишь в 1999 году. Тогда в Волгограде на 120 тысяч уже можно было купить лишь 14 кв. м. Сегодня здесь даже самая убитая комната стоит 150 тысяч. Да, чуть не забыла. Еще нам полагается компенсация за потерю имущества – по 5 тысяч рублей на человека.
В кабинет зашла маленькая тихая женщина, которую можно было принять за девочку, если бы не морщины. Свою фамилию просила не называть. Она все время чего-то боится.
– А вот постановление правительства № 404 от 4 июля 2003 года, – продолжила Наумова. – Оно касается тех пострадавших от чеченского конфликта, кто возвращается в Чечню на ПМЖ. Им полагается 300 тысяч за потерю жилья и 50 тысяч на человека за потерю имущества. Естественно, ни в том, ни в другом документе ничего не говорится о национальности, но на практике получается, что первое постановление – только для русских, а второе – только для чеченцев. Потому что русский, если он приедет в Чечню, может не дожить до утра. А чеченец, даже если он не собирается возвращаться в республику, запросто может приехать в Грозный, получить компенсацию и вернуться в Россию.
– Надя, вы ненавидите чеченцев? – спросил я у маленькой женщины. Она дотянула в Грозном до 1999 года, у нее там убили мужа, теперь живет в общежитии с двумя детьми.
– Нет, – ответила Надя. – Знаете, почему? Потому что еще больше я ненавижу русских. Я считаю, что наша трагедия – это история предательства. Сначала нас предали русские политики, которые привели к власти Дудаева. Потом нас предали русские правозащитники и журналисты, которые не замечали, что нас убивают. Потом нас предали русские военные, которые говорили: «Раз вы до сих пор в Грозном, значит, вы тоже чеченцы». А потом нас предали родственники, которые не пускали нас в свои квартиры. Чеченцы – это всего лишь волки, которым нас оставили на растерзание. Спрос – не с волков, а с тех, кто бросил нас им на съедение.
Надя не плачет. Ее мелко трясет. В приемной слышен крик Это пришла женщина, которую в Грозном на глазах ее мужа насиловали по очереди трое боевиков, а потом на ее глазах забили до смерти ее мужа. У нее истерика, потому что она увидела в приемной чеченцев. Эта женщина не может видеть чеченцев. Таких тоже много. Чеченцы продержались в приемной недолго. Они молча встали и ушли. Стоят на крыльце и нервно курят.