– Ты – другое дело. Сам же говорил, что Проскуров занимался продажей оружия! Такие типы на все способны.
– Ошибки молодости, Ева, он давно искупил.
– Ага. Ты мотоцикл осматривал? – сердито спросила она. – Никакой проводок не надрезан? Тормоза в порядке? Жаль, я в технике не разбираюсь.
Она как в воду глядела. Славка полночи крутился, думая о том же. Правда, Эдика он не подозревал, но гибель Хованина показалась ему не случайной.
– Я зверски проголодался, – сказал сыщик, не желая обсуждать этот вопрос. – У меня на сборы и завтрак – полчаса.
– Женщине место на кухне! – обиделась Ева. – Так тебя следует понимать?
В полчаса Смирнов не уложился – звонил, искал подходы к эксперту, который должен был заняться мотоциклом Хованина. Обширные связи среди работников столичной милиции и ГИБДД, приобретенные за последние годы, легко позволили ему договориться с нужным человеком. Увы, худшие опасения оправдались.
– Машина серьезно пострадала, – объяснил эксперт. – Но, сдается мне, парень врезался в ограждение не по своей вине. Полагаю, гайка крепления переднего колеса была ослаблена. На повороте, тем более на скорости, мотоцикл потерял управление, и поездка закончилась печально. Погибший вам кем приходится?
– Другом, – солгал Всеслав.
– Полагаю, парню помогли отправиться в мир иной, – вздохнул эксперт. – Ну, а выяснить, кто и почему, это уже не моя работа.
Сыщик промотался по городу несколько часов, разузнавая, где Хованин оставлял мотоцикл. Оказывается, гаража он приобрести не успел, и машина стояла либо у дома, практически без присмотра, либо в закрытом дворике возле здания, где Олег работал. Фирма «Геопроект» предоставляла частным лицам и организациям услуги по геодезии и проектированию несложных наземных и подземных сооружений. Хованин считался квалифицированным специалистом, умницей, но работал без огонька, только ради зарплаты. С коллегами общался официально, в рамках необходимого сотрудничества, ни с кем близко не сошелся. Основной круг его друзей и знакомых составляли «дети подземелья» – группа московских диггеров, к которой он примкнул десять лет тому назад, будучи еще студентом.
В принципе Хованин мог оставить мотоцикл где угодно – на улице у бара, где он частенько пил пиво с приятелями; у забегаловки, где он обедал; у клуба «Ахеронт», где собирались «дети подземелья», – в общем, любой желающий имел возможность незаметно подойти к мотоциклу Олега и повредить его. Установить же личность злоумышленника было бы крайне сложно.
Все эти сведения сыщик собрал без помощи Эдика. Он еще не придумал, как сообщить товарищу о выводах эксперта. Впрочем, рано или поздно Проскуров сам узнает. Дело, в смысле перспектив раскрытия, дохлое, скорее всего, милиция и возбуждать его не будет, оформит как несчастный случай. Ослабленная гайка – шаткий аргумент, который легко опровергнуть: мол, Хованин сам мог ее не докрутить или раскрутить по халатности. Мог доверить починку мотоцикла недобросовестному мастеру, или гайка расшаталась по техническим причинам – найдется десяток доводов не в пользу версии преднамеренного убийства. Да и мотив не вырисовывается. Судя по отзывам, Олег был человеком неконфликтным, нормально ладил с людьми, богатства не нажил, врагов тоже. Хотя последнее нуждалось в тщательной проверке. Ревность? Этот мотив требовалось отработать.
До встречи с диггерами Смирнов решил съездить к Эдику, поговорить. Негоже скрывать от него подробности гибели брата.
Уже открывая дверь в офис товарища, сыщик подумал: смерть Хованина совершенно отвлекла его от поисков Наны. Так и было задумано, что ли?
Хозяин уютного кабинета с табличкой «Э. С. Проскуров» полулежал, откинувшись на спинку кожаного кресла, с мученической гримасой на лице. Его терзала невыносимая головная боль. Противник таблеток, Эдик предпочитал естественное восстановление организма воздействию фармацевтических препаратов.
Он молча выслушал Славку, медленно бледнея. Последние краски сбежали с его щек.
– Ты полагаешь, брата... убили? Боже! Что за нелепица! Мог эксперт ошибиться?
– Ошибиться может каждый, – философски заметил сыщик. – Наше дело – все проверить.
– Да, конечно...
Казалось, Эдуард плохо понимал, о чем идет речь.
– Ты не знаешь, у Олега была женщина? Он с кем-нибудь встречался? – спросил Смирнов первое, что пришло на ум.
Проскуров пожал плечами, задумался.
– Наверное, была. Олег менял одну подружку на другую, ничего серьезного, по-моему. А что?
– Чтобы захотеть убить человека, иметь надо причину. Ревность, например, или корысть. Страх тоже подойдет. Месть, непреодолимая личная неприязнь, переросшая в патологическую ненависть. Ты сам не хуже меня знаешь, что толкает людей на убийство.
– У Олежки не было врагов!
– Ты уверен?
Эдуард растерянно потянулся за стаканом с водой.
– Хочешь пить?
– Не съезжай с базара, – усмехнулся Всеслав. – Со мной такие номера не проходят.
– Как я могу быть уверен? – вяло возмутился Проскуров. – У Олега была своя жизнь, которую он со мной не обсуждал. Эта его подземная лихорадка, например! Что за глупая, дикая страсть – лазать по канализационным трубам, в темноте, в отвратительной вони?! Какое в этом удовольствие?
– Ты прекрасно знаешь, что городские подземелья и канализация – не одно и то же, – возразил сыщик. – И воняет далеко не везде.
– Я не смог уговорить Олега бросить это сомнительное занятие, – признался Эдик. – Потому и злюсь – на него, на себя! Что за мальчишество, ей-богу?
Он запнулся, вспомнил: Олега уже нет в живых, негодовать бесполезно. Виновато отвел глаза.
– Когда ты виделся с братом последний раз? – спросил Смирнов.
– Позавчера. Он приезжал сюда, отдал давний долг. Как чувствовал... Я не хотел брать деньги, но Олежка настоял.
– Большая была сумма?
– Да нет, мелочь. Он много не одалживал, знал, что отдавать нечем будет. Какая у них там, в «Геопроекте», зарплата? Слезы одни.
– Олег приезжал на мотоцикле?
– Конечно, он с ним не расставался.
– Значит, гайку могли развинтить совсем недавно, иначе авария произошла бы раньше.
– Вижу, ты не сомневаешься в том, что Олега убили, – сказал Проскуров. – Но за что? Кому это понадобилось? Деньги он брал в долг только у меня.
– А кто имел доступ к его мотоциклу?
– Да все! – подтвердил Эдик выводы Смирнова. – Он же его оставлял на улице. Я предлагал купить гараж, но проблема осталась бы. В гараже можно держать мотоцикл ночью. А днем? Платные стоянки – тоже не выход. Ты где свою «Мазду» паркуешь?
– Где придется.
– Вот!
Сыщик не мог не согласиться с его доводами.
– Получается, с этой стороны к убийце не подберешься. У тебя есть какие-нибудь соображения, подозрения?
Проскуров с сожалением покачал головой.
– Как думаешь, смерть Олега связана с исчезновением Наны? – в упор задал вопрос Всеслав.
– На что ты намекаешь? – растерялся Эдик.
* * *
Москва. Год тому назад
Владимира Корнеева, как и предполагала Феодора, потянуло домой. «На Крите мне больше делать нечего», – решил он. Что должно было произойти, случилось. Судьба дважды подсказок не повторяет: не сумел понять – твои проблемы.
По дороге из аэропорта в Москву господин Корнеев старался не смотреть в окно. Что он увидит? Все те же деревья, ленту асфальта, поток машин. Скука... скука. Невольно вспомнился классический профиль женщины из отеля, фигура в ярких одеждах посреди руин Кносского дворца... Кому рассказать – не поверят! Клубок золотистых ниток молодой человек бережно положил в чемодан, среди личных вещей: он являлся доказательством того, что встреча с Ариадной Владимиру не привиделась.
«Жили же раньше люди!» – с тоской размышлял он. Строили роскошные дворцы с расписанными стенами, с потайными помещениями и скрытыми ходами, с жертвенниками и святилищами; устраивали пышные праздники, мистерии, предавались страстной любви, молились богам, чествовали героев. Сражались с настоящими чудовищами, наконец! Бессмертные боги спускались на землю и участвовали в играх людей. Интересно, что стоит за этими преданиями, вымысел или истина, в которую невозможно поверить?
Но ведь раскопали же Трою и Микены, нашли на Крите мифический лабиринт! Почему бы и богам не оказаться настоящими действующими лицами, а не выдумкой?
С такими мыслями совершенно не сочетались однообразные многоэтажки столичной окраины, шум проезжающих мимо машин, низкое пасмурное небо, запах отработанных газов и бензина. Владимир прерывисто вздохнул и закрыл глаза. По крайней мере, неделю он проведет в московской квартире, побудет с матерью. Родители все чаще живут порознь, они не ссорятся, просто постепенно отдаляются друг от друга.
Квартира, обставленная изысканной мебелью, напичканная бытовой техникой, выстланная коврами ручной работы, впервые показалась ему тесной позолоченной клеткой. Домработница смахивала пыль с полированных поверхностей, мать хлопотала на кухне. Как же, сын приехал! Он развалился на мягком диване, переводя взгляд с книжных полок на облицованный мрамором камин, который не разжигали года три; на горки с посудой, на надоевшие до зубовного скрежета стены. Пощелкал пультом, переключая телевизионные каналы – политика, пошлые сериалы, пугающие новости, трескучая музыка, пустые песенки. «Я сошла с ума... я сошла с ума... я сошла с ума...» – с одной и той же интонацией назойливо повторял писклявый девичий голосок.
У Владимира заломило виски. «Господи! – подумал он. – Кто из нас сумасшедший?»
– Что ты будешь делать вечером? – спросила мама, расставляя на столе угощение. – Тебе нужно отдохнуть.
– Я только приехал с отдыха, – лениво произнес Корнеев. – А где отец?
– За городом. Наслаждается природой! – с сарказмом сказала она.
Александра Гавриловна была до мозга костей горожанкой и не представляла себе жизни без тротуаров, метро, гастрономов и бутиков. В лесу или на речке у нее начиналось недомогание, которое проходило сразу после въезда за Садовое кольцо. Она лечилась от хандры видами на Кремль, храм Христа Спасителя, прогулками по Александровскому саду или старому Арбату. Тверской бульвар и скверик у Большого театра были ее Меккой, куда она стремилась отовсюду, где только ни была. В последние годы они с отцом редко ездили отдыхать вдвоем. Да и от чего было отдыхать матери? Она давным-давно не работала, не занималась домашним хозяйством; продукты, а иногда и готовую еду заказывала на дом; единственный сын вырос, внуки появиться не успели. Раз-два в неделю она навещала одну из своих подружек, выслушивала сплетни, жалобы на неблагодарных детей и одолевающие болезни, возвращалась расстроенная, пила валерьянку и три дня отходила от визита.
Главной ее отрадой оставался Владимир, красивый, умный, интеллигентный мальчик, теперь уже молодой мужчина. Ах, как она мечтала женить его на образованной, воспитанной девушке из хорошей семьи, дождаться малышей, порадоваться продолжению рода Корнеевых! Но подобрать сыну подходящую пару оказалось нелегко.
– Ешь, – потчевала она Владимира любимыми им с детства пельменями, маринованными грибочками, салатами из морепродуктов. – Сама готовила. Глаша так не сумеет.
Он налил в фужер для шампанского водку и выпил одним глотком. Горячие пельмени казались безвкусными. Неужели даже еда становится сомнительным удовольствием?
Глаша, домработница Корнеевых, принесла пирожки с вишнями и чай.
– Не хочу больше, – отодвинул от себя тарелку с недоеденными деликатесами Владимир.
Взял пирожок, откусил... Или тесто не такое, или раньше он иначе ощущал вкус, но пирожок занял место на отодвинутой тарелке. «Спать завалиться, что ли? – подумал молодой человек. – Завтра я проснусь все с теми же вопросами: чем заняться? Куда пойти?»
– Жениться тебе пора, – сказала Александра Гавриловна. – Появятся жена, детки, заботы. И мне веселее будет.
– Ну уж нет! – отрезал Владимир. – Семейная жизнь – не клоунада! Веселее... Что в этом приятного? Вот вам с отцом весело?
Глаза матери наполнились слезами, и Владимир пожалел о вырвавшихся у него ненароком словах. Захотелось встать из-за стола, уйти куда-нибудь, все равно куда. О, черт! Черт!
Память услужливо подбросила ему образ женщины, которую он видел на Крите, в отеле. Кажется, она немолода, но выглядит потрясающе. Вот будет номер – взять и жениться на ней. Фурор, скандал! Мама славно повеселится, ей же хочется. Интересно, отец одобрит его выбор? О-о! Какое наслаждение – взорвать весь этот их раз и навсегда заведенный порядок, когда молодой мужчина, сын известных, состоятельных родителей, берет в жены молодую красивую девушку из богатой семьи; празднуют шикарную свадьбу; молодым дарят квартиру и машину; они едут в свадебное путешествие в Париж; потом возвращаются и начинают жить счастливой, благополучной жизнью, производят на свет златокудрое потомство и дружно воспитывают крошек-ангелочков. Что за непереносимо тошнотворная идиллия! Перевернуть все к чертовой матери с ног на голову, сделать наоборот... устроить этим порядочным людям безумный карнавал перевертышей!
Господин Корнеев-младший улыбнулся, впервые после того, как его нога ступила на родную землю. Пожалуй, он поторопился сделать вывод, что все развлечения уже испробованы, а удовольствия исчерпаны.
Мама истолковала радость, озарившую лицо сына, как добрый знак. Наконец-то в их семье произойдет что-то новое, волнующе-приятное.
– Спасибо, – поблагодарил за угощение Владимир и поцеловал Александру Гавриловну в щеку. – Было очень вкусно. Я поеду, проветрюсь.
Весь вечер он провел в «Гюльсаре», за кальяном, любуясь экзотикой восточных танцев и прислушиваясь к себе. Возбуждает? Не возбуждает? Уже не те впечатления. Померкли прелести «Гюльсары»! Появись тут, в пропитанном наркотическими запахами табака полумраке та дама с греческим профилем или, что совершенно невероятно, сама Ариадна... ох, и забилось бы пресыщенное сердечко. Мечты... призраки минойских развалин. Разве они приживутся в московской среде?
На следующий вечер Владимир снова отправился в «Гюльсару». Восточные мелодии обволакивали душу, погружали его в сладостный транс. Черноволосые танцовщицы в прозрачных шароварах звенели браслетами и ожерельями, змеиные извивы их тел сменялись дрожью мышц гладких девичьих животов, ритмическими колебаниями бедер, все ускоряющимися, переходящими в экстаз. Кольцами курился дым кальянов. В его душном сизом мороке господину Корнееву явилось призываемое его воображением видение: минойская принцесса Ариадна, расслабленной походкой двигающая между обитых шелком низких диванов. У нее был нежный, идеальный профиль Елены Троянской и тело зрелой Афродиты. Владимир почувствовал, как внутри его зарождается и растет желание, восторг, восхищение и решимость. Если это она, то нельзя отпускать ее от себя – видение может рассеяться, подобно дымке, а судьба не предлагает своих даров дважды.
Господин Корнеев поднялся и на подкашивающихся от волнения ногах двинулся вслед за женщиной, одетой в яркую широкую юбку и прилегающий к телу жилетик. Она могла быть одной из танцовщиц или плодом его замутненного табаком и бессонницей сознания. Он протянул руку и коснулся ее локтя. О, чудо! Видение вовсе не было бесплотным!
В этот же смутный вечер Владимир узнал, что женщину зовут Феодора. Ну и пусть. Пусть! Имена меняются, а чарующая женская суть проходит сквозь века, оставаясь неизменной. Та, которую он ждал и не надеялся встретить, пришла к нему! Наконец осуществится мистический смысл, ради которого... Мысли обрывались, теснили одна другую. Опьяненный неслыханной удачей, Корнеев едва соображал, что делает, что говорит. Ровно в полночь он предложил Феодоре выйти за него замуж.
Глава 7
Москва. Октябрь
Двери клуба «Ахеронт» были закрыты. Телефон не отвечал, и Смирнову ничего не оставалось, как отложить беседу с диггерами до завтра. Поиски Наны безнадежно застряли.
– Что тебе подсказывает пустота? – спросил он у Евы утром.
Это был ее излюбленный метод: если расследование заходит в тупик, задавать вопросы пустоте. Ибо именно там, по глубокому убеждению Евы, кроются все ответы.
– Пока ничего.
– Прискорбно, прискорбно! – с иронией воскликнул Всеслав. – И что прикажешь мне делать?
– Заняться оперативными мероприятиями! – не осталась в долгу она. – Потопать ножками, пустить в ход знаменитую логику. Дедукция и еще раз дедукция! Желаю удачи, дорогой.
Дедукция оказалась бессильна. Сколько сыщик ни бился в попытках хотя бы наметить дальнейшие шаги, ничего путного в голову не приходило. Придется прибегнуть к обычному способу: изучать окружение Наны. А кто туда входит? Из известных персонажей – Проскуров, родители, проживающие в Тбилиси, Катя Сорокина и Галина Пашина. Со всеми он уже переговорил, кроме четы Метревели. Не ехать же в Грузию?
– Все ли возможное я сделал здесь, в Москве? – с пристрастием спросил себя Смирнов. – Прежде чем тащиться на край света...
И тут его осенило. Он же не побывал в квартире Эдика, где жила Нана перед тем, как исчезнуть, – не осмотрел ее вещи, ее записные книжки! Как он мог допустить такую грубую оплошность? Доверился Проскурову, который якобы сам искал блокнот жены и сделал вывод, что она унесла его в своей сумочке.
– Эдик, – набрав номер товарища, сказал сыщик. – Могу я напроситься к тебе в гости? Хочу посмотреть, что окружало твою жену.
– Без проблем, поехали сейчас. Я пару бумаг подпишу и буду к твоим услугам.
Проскуров не обманул: через сорок минут его «Ауди» уже стояла в условленном месте.
– Классная машина, – оценил Всеслав. – Нана любила... любит на ней ездить?
Его мрачная оговорка не укрылась от Эдика.
– Только не говори мне, что ее нет в живых! Дай Олега похоронить... Господи! Тетка совсем ума лишилась от горя. Кстати, я звонил в морг и в милицию, просил разрешения забрать тело. Вскрытие показало, что Олег в момент смерти был трезв и здоров.
– Значит, предположение о потере сознания или сердечном приступе отпадает, – задумчиво произнес Смирнов. – В общем, я и так это знал. Гайка...
– Она могла сама раскрутиться, – перебил его Эдик. – Мне гаишники сказали.
– Послушай, ты же водитель. Не обманывай себя! «Хонда» – фирма надежная, и чтобы гайка крепления переднего колеса ослабилась, надо как минимум убрать фиксатор.
Проскуров понуро молчал.
– Не трави душу, – выдохнул он уже у самого дома. – Понимаю, что ты прав, а соглашаться не хочу. Кому понадобилось убивать Олега? У меня голова кругом идет! Нана пропала, брат погиб, тетка едва дышит, мать голосит, отец лекарства глотает. Еще похороны как-то пережить надо.
– Да, конечно.
Они поднялись в лифте на пятый этаж. Эдуард возился с замками, руки дрожали.
– Нервы ни к черту, – оправдывался он. – Ночь не спал, выпил лишнего. Входи.
Квартира Проскурова ничем не напоминала квартиру Смирнова – гораздо более просторная, обставленная современной мебелью, много стекла, много света, прозрачные гардины на окнах, цветы на полу в керамических горшках.
– Видна равнодушная рука дизайнера, – неодобрительно хмыкнул сыщик. – Если б я случайно зашел, ни за что не догадался бы, кто здесь живет. Безликий интерьер.
– Не буду отрицать. Внутреннее убранство помещений не по моей части. Думал, Нана переделает все по своему вкусу, а ее тоже не особо интересовал домашний уют. Чисто, удобно – и ладно.
Смирнов ходил из комнаты в комнату, не переставая удивляться: на первый взгляд ничто в этой квартире не выдавало присутствия Наны. Женских безделушек не оказалось, косметика хранилась в ящике туалетного столика, там же лежали несколько подаренных Эдиком жене золотых украшений. Вещи Наны аккуратно висели в шкафу.
– Это все я покупал, – сказал Проскуров. – И шмотки, и обувь, и белье.
– У нее что, ничего не было?
– Было, но... мы решили начать новую жизнь, и я предложил ей все старые вещи выбросить. Она не обиделась, засмеялась и согласилась. В общем, почти все оставшееся имущество Наны уместилось в одном чемодане. Она же в Москве квартиру снимала, ничего лишнего не приобретала.
– А книги?
– Они здесь, на полке, – Эдик указал на черный матовый стеллаж. – Все по искусствоведению.
Всеслав бегло просмотрел издания: архитектура древней Индии, китайский фарфор, античность, поздняя готика, ренессанс, маньеризм. Никакой системы. Вкусы и пристрастия Наны по принадлежащим ей книгам определить невозможно.
– Куда делся ее чемодан? – со вздохом поинтересовался сыщик.
– Я его в гараж отнес. Он пустой! – Проскуров не скрывал удивления. – В нем ты точно ничего не найдешь. Разве что стенки двойные или дно. Тряпки Нана отнесла на помойку, а книги перед тобой. Да в чем дело?
Смирнов пожал плечами. Если бы он знал!
– Ума не приложу, где искать твою супругу. Ни одной зацепки. Не в Грузию же лететь к ее родителям и друзьям детства?
– Стариков инфаркт хватит, – испугался Эдик. – Повремени с этим визитом. Может, все выяснится?
– А если нет?
– Чем тебе помогут родители Наны?
Всеслав и сам сомневался, что поездка в Тбилиси окажется полезной. Чутье подсказывало: разыскивать пропавшую жену друга следует в Москве.
– Но ведь неизвестно, за какой кончик потянуть, чтобы узелок развязался? – лениво возразил он. – Тут шашкой не рубанешь, тут тонкость требуется.
Подавленный исчезновением супруги и смертью брата, господин Проскуров угрюмо молчал. Он по пятам следовал за Смирновым, который выдвигал ящики, перебирал вещи на полках, заглядывал в шкафчики.
– Что ты надеешься отыскать? – не выдержал хозяин квартиры. – Скажи, ради бога!
– Записную книжку Наны, фотографии, письма какие-нибудь.
– Вот, возьми альбом, здесь и наши свадебные фото, и несколько любительских, которые принесла Нана. Ее документы у меня в домашнем сейфе, паспорт, свидетельство о рождении и диплом. А блокнот был у жены в сумочке, я говорил.
– Поставь чаю, – попросил Смирнов, чтобы отвлечь внимание удрученного Эдика от своих действий. – Пить хочется. Сладкое есть?
– Есть. Печенье, конфеты. Любишь трюфели?
– С детства.
Проскуров удалился в кухню, а сыщик сел на диван просматривать альбом. Его не покидало чувство недоумения и растерянности. Чего-то в происходящем он никак не мог понять. Был во всем этом какой-то блеф, какая-то нелепость, фальшь.
Фотографии из альбома запечатлели обычные вещи, сценки институтского выпуска: Нана в скромном облегающем платье лилового цвета, получающая из рук дородного мужчины диплом и памятный сувенир; хохочущие девушки с цветами в волосах; стайка выпускников, прогуливающихся по набережной. А вот свадьба. Нана потрясающе красива в грузинском национальном костюме, Эдик, смущенный и немного неуклюжий, в обычном пиджаке и брюках, рядом с ней. Почему же он не оделся по-грузински? Один из снимков выскользнул и упал на пол. Смирнов наклонился. Где же фотография? Придется лезть под диван.
Он заглянул в пространство между нижним краем дивана и полом. Красивый паркет, дубовый, наверное! Фотография лежала рядом с каким-то предметом. Диван стоял на ножках, и можно было свободно просунуть руку, чтобы достать улетевший снимок и заодно забытую под диваном вещицу.
– Что ты делаешь? – воскликнул вернувшийся из кухни с чаем Проскуров. Он чудом не уронил поднос с чашками и сластями.
– Извини, снимок доставал. А там еще вот что валялось.
Эдик, бледный, как стена, не сводил глаз с предмета, извлеченного сыщиком из-под дивана. Это была припорошенная пылью женская кожаная сумочка.
– Дай...
– Что с тобой?
– Это сумка Наны! Я думал... Как это может быть?! Она же взяла ее с собой!
– Минуточку! – Смирнов открыл сумку: она была пуста. Абсолютно. Открывая отделение за отделением, он убедился, что в них ничего нет. – Это сумка твоей жены? Ты уверен?
– Я сам покупал ее... Других у Наны не было. Старую мы выбросили... Боже мой! – Он поспешно поставил поднос на журнальный столик, схватился за голову. – Ничего не могу понять! Как она очутилась под диваном?