Наталья Солнцева
В горах ближе к небу

   Дорогой читатель!
   Книга рождается в тот момент, когда Вы ее открываете. Это и есть акт творения, моего и Вашего.
   Жизнь – это тайнопись, которую так интересно разгадывать. Любое событие в ней предопределено. Каждое обстоятельство имеет скрытую причину.
   Быть может, на этих страницах Вы узнаете себя. И переживете приключение, после которого Вы не останетесь прежним…
С любовью,
ваша Наталья Солнцева
   Все события и персонажи вымышлены автором. Все совпадения случайны и непреднамеренны.

 

Глава 1

   Да создаст праматерь род человеков,
   Бремя Богов на него возложим.
(Шумеро-аккадский эпос)

   Марат Калитин вошел в офис киностудии «Дебют». Он очень спешил, – нужно было успеть на самолет, вылетающий в Душанбе.
   Секретарша в малиновом брючном костюме преградила ему дорогу.
   – Вы куда?
   На ее щеках играл румянец, соперничающий с цветом ее одежды.
   – Мне нужен господин Чаров.
   – Его нет.
   – Отлично. Я сам посмотрю.
   Марат решительно отодвинул рассерженную даму и направился по коридору, ища глазами кабинет кадровика.
   – Он занят… – запоздало крикнула ему вслед секретарша.
   Но Калитин уже открыл дверь. За столом сидел упитанный мужчина, черноволосый, черноглазый, с крупными яркими губами на бледном лице. Серый с металлическим отливом костюм сидел на нем безукоризненно.
   – Я по поводу работы! – выпалил Марат, опережая вопрос хозяина кабинета.
   Глаза Чарова возмущенно блеснули. Он машинально поправил узел галстука.
   – Разве вас не предупредили, что я занят? – сдерживая раздражение, спросил он.
   – Нет.
   – Странно… Впрочем, вы уже здесь, так что говорите.
   – Я по объявлению в газете, – соврал Калитин. – Хочу заработать денег на квартиру. У меня много профессий – шофер, сварщик, грузчик. Готов выполнять любые поручения.
   Он изображал настырного провинциала, который не признает приличий.
   – Мы давно не даем никаких объявлений, – холодно ответил кадровик. – Нам больше не нужны сотрудники.
   – Почему?
   Чаров барабанил пальцами по гладкой поверхности стола. Руки у него были холеные, на безымянном пальце красовался массивный золотой перстень.
   – Киностудия закрывается, – вздохнул он и отвел глаза. – Весь штат будет распущен в течение недели.
   Эта информация оказалась совершенно неожиданной для Марата.
   – У вас работает мой друг…
   Чаров равнодушно рассматривал свой перстень, поворачивая его в солнечном свете то в одну, то в другую сторону. Грани перстня ярко вспыхивали.
   – Значит, вашему другу придется искать новую работу, – лениво процедил он.
   – Мы собирались работать вместе, – гнул свое Калитин. – Я могу поговорить с ним?
   – Конечно, можете. Разговаривайте, сколько вам угодно… При чем здесь я? Вы меня отвлекаете, молодой человек! У меня много дел… в связи с ликвидацией киностудии.
   – Мой друг находится на Памире, в командировке, с вашей съемочной группой.
   – Да? – вскинул глаза Чаров. – Ну, так подождите немного. Они все скоро приедут.
   Назойливый посетитель переминался с ноги на ногу, вздыхал, почесывал затылок, но уходить не собирался.
   Кадровик потерял терпение.
   – Что-то еще? – недовольно спросил он.
   – Н-нет… – промямлил Марат. – Вы меня так расстроили. А господин Ревин обещал, что я буду работать у вас. Он меня обнадежил.
   Он ничего не собирался говорить о Ревине. Слова вылетели сами собой.
   – Даниил Петрович? – удивился Чаров. Его глаза приобрели иное выражение. – Почему же вы сразу не сказали?
   «Так и есть! – подумал Марат. – Ревин и тут приложил руку. Можно было раньше догадаться. Памир, туннель, строительная фирма, киносъемки… все это как-то связано».
   – Ну, я… растерялся… – бубнил Калитин, лихорадочно соображая, как теперь быть. – А что, вы мне не отказываете? Вы дадите мне работу?
   Кадровик перестал разглядывать свой перстень и поднял голову.
   – Если вас прислал господин Ревин, это меняет дело, – сказал он. – Думаю, что-нибудь найдется. Зайдите через неделю.
   Марат с облегчением вздохнул. Если бы Чаров предложил ему работу прямо сейчас, выкрутиться из сложившейся ситуации оказалось бы сложнее. А через неделю столько воды утечет…
   – Спасибо! – он изобразил на лице радостную улыбку. – Я обязательно зайду.
   Но Чаров уже потерял к посетителю интерес и уставился в свои бумаги.
   Выйдя из офиса киностудии, Кали тин поспешил в аэропорт.
   На небе ярко сияло солнце. С крыш капало, в голых кустах суетились воробьи и синицы. На лицах людей появилось то особое выражение ожидания весны и того, что она может принести с собой, которое так нравилось Марату. Он и сам ощущал сладкий трепет в груди…
   «Неужели я влюбился?» – спросил он себя. Сам вопрос показался ему глупым и одновременно восторженно-приятным. Вчерашняя встреча с Ангелиной Львовной в его квартире и состоявшийся между ними разговор поразили Марата нежностью и внезапно вспыхнувшей страстью, которую оба старались подавить. Предстоящая, хотя и недолгая разлука взволновала их, особенно Марата. Он вдруг испугался, что может больше никогда не увидеть Лины, ее горячих глаз и мягкой улыбки, не услышать ее шуток или неторопливых, взвешенных рассуждений. Она была самой спокойной из всех женщин, которых он знал.
   Калитин всегда считал, что ему нравятся взбалмошные кокетки. До этого последнего дня в Москве. Разумеется, он не сказал Закревской, куда едет. А она не расспрашивала. Проявлять излишнее любопытство было не в ее правилах.
   «Меня некоторое время не будет в городе, – как бы между прочим сообщил он. – В командировку еду, по делам «Профиля». Товарища одного повидать надо. Вот, позвонил, совместный бизнес предлагает. Хочу лично встретиться».
   «Тебя проводить?»
   «Нет! – поспешно отказался он. – Не люблю прощаться…»
   Ангелина Львовна не стала настаивать.
   Они пили коньяк и кофе почти до самого утра, говорили обо всем… и ни о чем. Потом он вызвал ей такси.
   «Позвонишь?» – спросила она, садясь в машину.
   Господин Калитин повел плечами.
   «Как получится…»
   Такси, поднимая брызги, развернулось и исчезло за углом дома. Марат почувствовал себя таким одиноким, словно он остался на необитаемом острове. Миллионный город смотрел на него желтыми глазами чужих окон. Над домами стояло сумеречное, беззвездное небо. И оно тоже показалось Марату чужим.
   По сути, в его жизни все было чужим – биография, адрес, род занятий и даже фамилия. Только имя он не захотел менять. Его вторая, скрытая жизнь, как ему казалось, была важна и полна смысла. А ту, которую он вел напоказ, в виде прикрытия, Марат привык считать нудным и бессодержательным спектаклем. Он стал человеком-маской, который давно забыл свое истинное лицо. Маска приросла к коже, а дешевая игра на публику заменила ему собственные чувства и переживания. Он запутался. Роль начала управлять актером? Или актер устал от роли?…
   Марат жил, словно в тумане, без права выйти на свет. Во имя чего? Этот вопрос возник у него впервые. Получалось, что вся его видимая жизнь существовала для окружающих людей. А лично ему, Марату Калитину, предназначались только звонки по мобильному телефону, сообщающие, что он должен включить компьютер и прочитать зашифрованное задание. Дальше он мог действовать на свое усмотрение – либо приступать к делу, либо отказаться. Агент такого ранга, как он, пользовался определенной свободой. Задания были скорее предложениями, чем приказами, и если Калитин их выполнял, то получал щедрое вознаграждение. Обычно он охотно брался за работу и блестяще справлялся с ней. Хоть какое-то развлечение!
   Марату было скучно, и недавно накатившая на него депрессия являлась одним из проявлений угасающего интереса кжизни. Зато он познакомился с Ангелиной Львовной. Она не только помогла ему выкарабкаться из внутреннего застоя, но и пробудила в нем чувства, о которых он не подозревал. Женщины тоже были для него чем-то не настоящим, частью фальшивой игры. И даже разочарование и боль, испытанные им по вине Аллы-Алины, почти притупились.
   Он настолько привык изображать чужую жизнь, как будто занимался этим давным-давно. Нахлынувшие на него «видения» внесли свежую струю в унылое существование, и когда они прекратились, Калитин огорчился. Ему стало их не хватать. Там, в свалившейся на него иллюзорной реальности, он тоже притворялся кем-то другим. Он жил и действовал, преследуя неведомую ему цель, ради которой выдавал себя не за того, кем являлся на самом деле. Загадочная цель не давала ему покоя. Он пытался вспомнить ее и не мог. Устав от бесплодных попыток, Марат погружался в сомнения по поводу того, нормален ли он. Что, если депрессия была первым признаком душевного недуга?
   Самолет на Душанбе вылетел с небольшим опозданием. Марат сидел с закрытыми глазами, тщетно пытаясь заснуть. Раньше это ему удавалось без труда. А сейчас… Нечто изменилось. Он еще не понимал, не мог в полной мере осознать, что именно произошло. Но чувствовал нервное напряжение. Наверное, так снежный барс чует угрозу схода лавины.
   Ровно гудели двигатели, и Калитин, наконец, провалился в тревожное забытье. Он все-таки задремал, и перед ним сразу возник милый образ Лины. Она – его единственная подлинная связь с этим миром. Не что-то выдуманное, прикрывающее истинную суть вещей, а сама эта суть. Его переживание любви к ней есть самое ценное из всего, испытанного им до сих пор.
   Остаток полета прошел для Марата в эйфорическом блаженстве, поглотившем время и пространство.
   Столица Таджикистана встретила пассажиров рейса Москва – Душанбе ярким солнцем, теплом и запахом цветущих деревьев. Мокрый асфальт блестел. У здания аэровокзала молодые таджички продавали тюльпаны.
   – Недавно дождь прошел, – сказал спутник Марата, грузный пожилой мужчина в очках с толстыми стеклами.
   За этими стеклами его глаза были неестественно большими.
   Марату опять все показалось чужим: и здание аэровокзала, и небо, и деревья, и женщины, наперебой предлагающие купить цветы, и этот идущий рядом человек.
   «Меня утомил перелет», – подумал господин Калитин…
Памир
   Место катастрофы было оцеплено солдатами внутренних войск, на дорогах расставлены блокпосты. Милиционеры и военные, изнемогая от внезапной жары, проверяли документы, осматривали проезжающие автомобили.
   Марат приехал к туннелю вместе с другими членами комиссии по расследованию чрезвычайных ситуаций. Его представили как эксперта из Москвы. Первым делом он познакомился с Хушкадамом Батыркуловым, председателем комиссии.
   – Мне звонили по поводу вас, – сказал этот красивый восточный мужчина с седыми висками. – Господин Багров, кажется?
   – Багров, Алексей Юрьевич, – слегка поклонился Марат.
   – Каковы ваши полномочия?
   – Самые широкие, – ушел от ответа приезжий. – Я бы предпочел оставаться в тени. Могу я назваться вашим помощником?
   – Разумеется… – неохотно согласился Батыркулов. – Я получил распоряжение не мешать вам. Вы специалист…
   – Широкого профиля, – закончил его фразу Марат.
   Батыркулов мрачно кивнул. Его задела скрытность московского эксперта, но продолжать разговор в том же духе он посчитал нецелесообразным. Какое его дело, в конце концов? Москвича прислали по указанию вышестоящего лица, и Батыркулов не несет за действия этого Багрова никакой ответственности. Большим людям виднее.
   – Понимаю вас, – только и сказал он. – Если что-то понадобится, обращайтесь в любое время дня и ночи.
   – Спасибо.
   Господин «Багров» с воодушевлением пожал протянутую ему руку и откланялся. Самый скользкий момент легализации прошел гладко. Теперь можно спокойно работать. И Марат отправился на поиски начальника строительства.
   Паршин лежал в своем комфортабельном вагончике, едва живой от радикулита. Известие о взрыве в туннеле отняло у него последние силы.
   – Меня уже расспрашивали, – простонал он при виде Марата. – Сколько можно?
   – Простите, но я должен выполнять свои обязанности, – сухо ответил «эксперт». – У меня к вам несколько вопросов.
   – Черт бы вас побрал с вашими вопросами!
   На Калитина не произвел никакого впечатления свирепый тон начальника строительства. Отчасти он даже сочувствовал Паршину.
   – И все-таки… Предварительного заключения о причине взрыва пока нет. Что вы лично думаете по этому поводу? Как насчет технических нарушений?
   – Мы все делали по инструкции! – взревел Паршин, пытаясь приподняться, но со стоном рухнул обратно на подушки. – Как положено! Ясно вам? Хотите все свалить на нас? Не выйдет. У меня с самого начала было предчувствие, что с этим туннелем не все в порядке. Черт…
   От боли и досады он сболтнул лишнее и тут же пожалел об этом.
   – Не все в порядке? Что вы имеете в виду?
   – Ничего особенного… Просто интуиция. Мне не хотелось руководить этой стройкой, вот и все.
   – Должна же быть какая – то причина для вашего нежелания? – настаивал Марат.
   Паршин помолчал, морщась и ерзая. Он не мог удобно устроиться на койке. Дотошный эксперт страшно раздражал его.
   – Ну… раньше тут уже пытались прокладывать туннель… Давно. Еще в семидесятых. А потом передумали.
   – Почему?
   – Вот и я гадал, почему. То ли средств не хватило, то ли… Не знаю. Место тут удобное, как раз для автомобильной трассы. А строить не стали. Слухи всякие ходили…
   – Какие слухи?
   – Не люблю я сплетни пересказывать! – разозлился Паршин. – Это к делу не относится.
   – Ладно, – согласился Марат. Он решил поговорить с Паршиным еще раз, когда тому полегчает. – Вы давно болеете?
   – Дней десять. Так прихватило… что шевельнуться не мог. Стало чуть легче, а тут взрыв. Перенервничал, опять приложило. Хоть криком кричи!
   – Кто руководил строительством вместо вас?
   – Валера Изотов, мой заместитель.
   – Он не мог допустить серьезную оплошность или технический просчет?
   – Послушайте… – Паршин глубоко вздохнул. – Во-первых, Изотов грамотный инженер, классный специалист, а во-вторых – порядочный человек. Я исключаю техническую ошибку. И потом, у нас ведь не производились саперные работы. Ну, отчего мог произойти взрыв? Газ? Сомнительно. Это ведь не шахта, где идет выработка породы. Землетрясение? Но тогда был бы просто обвал. Да и не трясло нас в ту ночь. Изотов сразу с сейсмологами связался, те уверяют, что землетрясения не было. Значит…
   – Вывод напрашивается сам собой, – задумчиво произнес Марат. – Вы использовали при строительстве взрывчатку?
   – Конечно. Бурили шурфы и взрывали.
   – А говорите – не производились саперные работы.
   – Так то давно было…
   – Взрывчатка осталась?
   – Да, – ответил Паршин. – Она хранится на складе, с соблюдением всех правил безопасности.
   – Склад оборудован сигнализацией?
   – Разумеется. А как же? Если вы думаете, что кто-то взял взрывчатку с нашего склада, то напрасно. Изотов вместе с представителями органов в первую очередь это проверили. Все взрывчатые вещества на месте. Они относятся к материалам строгой отчетности.
   Марат задумался.
   – Человеческие жертвы есть?
   – В туннеле работают спасатели, – ответил Паршин. – Пока ни одного трупа не нашли. Но двое рабочих из ночной смены пропали. Предположительно, они могли находиться в районе взрыва.
   – Почему так поздно спохватились?
   – Звук взрыва глухой, к толчкам все привыкли. Здесь практически постоянно трясет. Горы, сейсмическая зона… А сигнал тревоги не сработал. И потом… взрыв произошел ночью, когда в туннеле почти никого нет. В ночные смены у нас люди работают только в экстренных обстоятельствах. Если проходчики отстают от графика… или авария какая-нибудь.
   – Понятно. Могли в туннель попасть посторонние?
   Паршин отвел глаза. Ему не хотелось подводить Изотова, но о киносъемочной группе знали все, так что молчать не имело смысла.
   – Могли… – мрачно ответил он.
   – Кто? Каким образом?
   – Да киношники проклятые! Приехали на нашу голову… Пристали, как пиявки. Пустите, мол, эпизод снимать надо. План горит! Финансы горят! Я бы ни за что не пустил. А Валера, добрая душа… Вот теперь будет расхлебывать. Мало не покажется.
   – Что за киношники? Откуда приехали? – спросил Марат, догадываясь, что речь идет о съемочной группе киностудии «Дебют».
   – Из Москвы. Надо было им аж на Памир тащиться? Людям деньги девать некуда, вот что я вам скажу.
   Марат согласно кивнул. Он думал примерно также. Перед самым отлетом в Душанбе он успел проверить источник финансирования киностудии «Дебют». Их спонсором действительно оказался Ревин.
   – Что они снимают? Какой фильм? – на всякий случай поинтересовался он.
   – Катастрофу, – буркнул Паршин. – Знаете, каких кино называется? «Взрыв в туннеле»! А?! Каково?
   – Да… интересно все складывается.
   Этого Калитин не ожидал. Странное совпадение.
   – Изотов пустил их в туннель снимать взрыв, – сказал Паршин. – Дурак!
   – Ну и как, сняли?
   – Ага, сняли. А на следующую ночь нате вам, получите! Может, это они все подстроили?
   Марат уже знал, что съемочная группа расположилась в кишлаке недалеко от стройки. Но побывать там не успел.
   – Как с ними поговорить? Никто не собирается в кишлак?
   – Их автобус здесь, – сказал Паршин. – На нем чертовы киношники приехали. Режиссера своего забирать. Можете с ними побеседовать.
   У Кали тина в голове воцарился полнейший хаос.
   – Забирать режиссера? Откуда?
   Паршин в очередной раз вздохнул. Он устал. Но отвязаться от «эксперта» было не так просто.
   – Из медпункта, – признался начальник строительства. – После съемок режиссер куда-то делся. Пропал! Говорят, заблудился. Они его искали, но не нашли. Так и уехали. А утром вернулись. Не все, конечно, а только каскадеры с Борисом. Это их главный.
   – Где режиссер пропал? В туннеле?
   – Не помнит он, – зло сказал Паршин. – Утром явился невесть откуда. Говорит, плохо ему стало, заблудился среди скал, промерз. Ребята его в медпункт отвели. Он до сих пор там. Доктор не велел трогать, пока ему не полегчает. Вот Борис и ждет.
   Марат решил, что от Паршина он узнал достаточно. Теперь следует обдумать полученную информацию. Он попрощался с больным и вышел.
   День клонился к вечеру. Сахарные верхушки гор покрылись сумеречной дымкой. Похолодало. Марат прогуливался по территории, прилегающей к порталу туннеля, и размышлял. Главным действующим лицом его размышлений являлся… господин Ревин.
   Получается, что Даниил Петрович вкладывал деньги частично в проект туннеля, потом в строительную фирму, которая специализируется на проходке, потом спонсирует киностудию через подставное лицо – некого Гаврилова. Съемочная группа на его деньги едет черт знает куда – на Памир! – и содействует… взрыву туннеля? Абсурд. С какой стороны ни возьми.
   В строительство вложены огромные средства, и не только Ревина. Зачем, спрашивается, сначала строить, а потом взрывать?
   «Если взрыв туннеля организовали не киношники, то кто? – гадал Марат. – Зачем тогда они здесь? Снимают кино? Неужели господин Ревин такой рьяный поклонник кинематографа? И почему они назвали свой фильм «Взрыв в туннеле»? Слишком откровенно и привлекает внимание. Глупо… Возможно, они не имеют к настоящему взрыву никакого отношения».
   Калитин решил поговорить с Борисом. Вдруг что-то да прояснится?
   Но каскадер не сообщил ему ничего нового. Кроме того, что режиссеру Бахмету стало плохо в туннеле, он вышел, побрел куда глаза глядят и заблудился.
   – Мы хотели его забрать, – жаловался Борис. – А доктор не позволил. Сказал, только утром. Ну, а ночью… сами знаете, что случилось. Теперь нас не выпускают отсюда, хотя всех уже допросили.
   – Расспросили… – мягко поправил его Марат. – Вы уверены, что вам больше нечего добавить?
   – Вроде нечего, – покачал головой Борис…

Глава 2

   «Сны видит лишь тот, кто спит».
(из папирусов Древнею Египта)

   «Я буду скучать по тебе», – сказал Марат, когда они подошли к машине.
   Это было так на него не похоже, что у Ангелины Львовны сжалось сердце. Она почувствовала острую, необъяснимую печаль. Ведь он вернется! Командировка – не дальний поход и не война. Почему же ей стало так одиноко, когда он захлопнул дверцу такси?
   Она перебирала в памяти подробности их последнего разговора. Марат все расспрашивал о Ревине, какие-то мелочи… потом они просто болтали. О разном. Потом он неожиданно сказал:
   – Я хочу вспомнить, кто я. Или кем был… Она не поняла.
   – Что ты имеешь в виду?
   – Сам не знаю. Наверное, эти «опусы» навеяли на меня странные мысли. Тот человек, который там… словом, я ведь так и не знаю, кто он. Может, я? Или кто-то другой?
   – Это важно для тебя? – удивилась Ангелина Львовна.
   Марат помолчал.
   – Наверное, раз я все время об этом думаю.
   Она молча смотрела на него. Он вдруг обнял ее и поцеловал. Поцелуй был коротким, как бы дружеским. Но приятным. Очень.
   – Хочешь выпить?
   Она впервые была у него дома и с интересом разглядывала обстановку. Хорошая мебель, техника, книги… дорогие вещи. За всем этим совершенно не проступала индивидуальность. Типовая квартира с евроремонтом.
   Марат принес коньяк и фрукты. Налил ей и себе в бокалы из богемского стекла.
   – Знаешь, что мне напоминает твоя квартира? – она повела рукой вокруг. – Гостиничный номер.
   – Твои комплименты потрясают, Лина! – засмеялся Марат. – Никому бы не удалось сделать это лучше.
   – Я надеюсь…
   Им было легко вдвоем. Никаких обид, никаких претензий. Никакой фальши. Даже Марат почти не притворялся. Он просто существовал рядом с женщиной, которая будила в нем странные желания, томительный трепет юности… Казалось, весь его предыдущий опыт испарился, исчез. Может быть, так чувствовал себя Адам, первый мужчина на земле?
   – Над чем ты смеешься? – возмутилась она. – Прекрати немедленно!
   – Если бы ты знала, какие глупые мысли приходят мне в голову…
   Они долго целовались в темноте, полной ночных шорохов и запаха апельсинов. Потом пили коньяк и снова целовались. Потом, когда Ангелина захотела его по-настоящему сильно, как никогда в жизни не хотела мужчину, начало светать. Марат еле справился со своим собственным желанием. Это не должно произойти между ними вот так, впопыхах. Он опомнился, умылся холодной водой, постоял в ванной, глядя в зеркало и не узнавая себя… потом вызвал ей такси и проводил до машины.
   Госпожа Закревская ехала домой по сонной Москве, утопающей в розовой дымке рассвета, и вспоминала поцелуи Марата, его лицо, когда он смотрел, как она садится в машину.
   – Я буду скучать по тебе, – прошептала она, оглядываясь на его крепкую фигуру.
   – Что вы сказали? – спросил водитель.
   – Нет-нет… ничего.
   Дома она набрала номер Самойленко.
   – Олег?
   – Черт тебя возьми, Ангелина! Ты хоть иногда, для разнообразия, смотришь на часы? – проворчал он.
   – Нет.
   – Это заметно.
   – Твоя школа. Ты сможешь завтра… то есть сегодня принять моих пациентов?
   – Если они захотят… А что случилось?
   – Я не приду на работу. Жутко устала и хочу спать.
   Она уснула, когда уже совсем рассвело. Мысли о Марате плавно перетекли в странную молитву…
   О, одновременность, пребывающая вне времен, Раскрой мне объятия интуитивного постижения!
   Приподними покров противоречий, скрывающий суть вещей!
   Мы молим, чтобы Сын Солнца,
   Стоящий сейчас здесь, был принят как ваги сын…
   Заставьте же этот мертвый камень звенеть священным голосом!
   О, лучезарный Владыка Вечности, позволь нам плыть
   По реке бытия, сохраняя ум пустым, а сердце легким…
   О, священные символы полночного Солнца,
   Скрытые в Шу – Великой Пустоте – благословляющие Проникновение и Уход…
   Слова молитвы, произносили нараспев высокие, облаченные в золотистые одежды существа. Плечи их покрывали львиные гикуры, а лица – золотые маски в виде львиных голов.
   Свод большого зала опирался на огромные колонны, покрытые иероглифами. Стены украшали чудесные фрески, выполненные красной, черной и белой красками. Посреди зала, на выложенном мозаикой полу стояла огромная золотая статуя, вокруг которой и совершалась загадочная церемония.
   – В полночь я вижу Солнце, сияющее восхитительным светом! – провозглашал жрец с золотым диском на голове.
   Ему вторили все присутствующие, голоса которых, подхваченные эхом, как бы обрушивались сверху вниз, теряясь между колонн.
   – Полночное Солнце – Дух, сияющий во мраке! «Мра-а-а-ке-е-е…» – подхватывало эхо.
   – Таинственный свет, оживляющий сущее! Видимый в полночь так же хорошо, как и в полдень! Все бессильно перед лучами твоими, о Божественный гиар!
   «Ша-а-а-а-р-р-р…» – раздавалось под высокими сводами.
   – О Светило, при восходе одетое в голубой туман! Ты – небесный гиар в полдень, сияющий и блистательный Золотоволосый Спаситель Мира I Твой цвет желтый, и власть твоя безгранична!
   «…лрани-и-и-чна-а-а-а…»
   – На закате ты исчезаешь в красном огненном одеянии за горизонтом, чтобы с триумфом возникнуть из объятий тьмы!