Солнцева Наталья. В храме Солнца деревья золотые

Наталья Солнцева
В Храме Солнца деревья золотые

   Дорогой читатель!
   Книга рождается в тот момент, когда Вы ее открываете. Это и есть акт творения, моего и Вашего.
   Жизнь – это тайнопись, которую так интересно разгадывать. Любое событие в ней предопределено. Каждое обстоятельство имеет скрытую причину.
   Быть может, на этих страницах Вы узнаете себя. И переживете приключение, после которого Вы не останетесь прежним…

С любовью, ваша

Наталья Солнцева

   Все события и персонажи вымышлены автором. Все совпадения случайны и непреднамеренны.

 

Глава 1

   «Мутится разум, мешаются мысли».

(Шумеро-аккадский эпос)

   Доктор Закревская проснулась под утро и больше не смогла заснуть. Захотелось пить. Она привстала, посмотрела на часы.
   – Только пять утра…
   За окном стояла непроглядная тьма. Зимняя Москва, покрытая блестящим снежным ковром, досматривала свои сны.
   Ангелина Львовна вздохнула и повернулась на другой бок. Впрочем, это не помогло. Она попробовала воспользоваться теми советами, которые давала своим пациентам, страдающим от бессонницы. Увы! Рекомендации всегда легче расточать, нежели применять самому. Убедившись в том, что сна как не было, так и нет, женщина смирилась. Что ж, зато она сможет использовать эти утренние часы по-другому. Например, спокойно подумает о сегодняшнем дне, о клиентах, которые придут к ней на прием, об их проблемах.
   Особенно ее волновал Ревин, бывший спортсмен, а ныне влиятельный деловой человек, по стечению обстоятельств оказавшийся мужем ее школьной подруги.
   Машенька Ревина дней десять назад прибежала к Ангелине вся в слезах.
   – Геля! – выдохнула она, падая в кресло. – Помоги! На тебя вся надежда!
   – Как ты меня нашла? – спросила Закревская, безмерно удивленная этим неожиданным визитом.
   В школе они с Машей дружили: ходили вместе в литературный кружок, списывали друг у друга домашние задания, делились сердечными тайнами. Но дальше этого дело не пошло. Отгуляв на выпускном вечере, обменявшись жаркими поцелуями и клятвенными заверениями не терять друг друга из виду, подруги разошлись, как казалось, навсегда. Машенька поступила на филфак университета, а Геля в медицинский. Она с детства мечтала стать врачом. Новые интересы, веселая студенческая жизнь закружили, подхватили и понесли школьных подружек в разные стороны. Дальше – боль – ше. Маша вышла замуж, забросила диплом и превратилась в супругу состоятельного бизнесмена Даниила Ревина. Ангелина же увлеклась психиатрией, проводила дни и ночи в библиотеках, защитила кандидатскую, писала статьи. Наука поглотила ее целиком, так что времени на личную жизнь почти не оставалось.
   – Как ты меня все-таки нашла? – повторила она свой вопрос, с любопытством разглядывая Машеньку, которая умудрилась внешне практически не измениться.
   Кроме, разумеется, одежды. Одета госпожа Ревина была вызывающе роскошно и супермодно: короткая шубка из белой норки, высокие сапоги в обтяжку, крохотный бархатный беретик на пышно взбитых волосах.
   – Мне Сашка Шабунин твой телефон дал, – ответила она, стаскивая с головы беретик и усаживаясь поудобнее. – Помнишь его?
   – Смутно… – Ангелина Львовна вздохнула. Школьные годы казались такими далекими, нереальными. – А ты все такая же худющая! Дети есть?
   – Еще чего! – фыркнула Машенька. – С моим Ревиным только детей наплодить не хватало! И так живу, как на вулкане. У меня в спальне, в шкафу, знаешь, что лежит? Винчестер! Большущая такая винтовка. Без него не засыпаю. Открою шкаф, посмотрю, потрогаю… тогда только ложусь.
   – Да… Нервная у тебя жизнь. Вредная для здоровья.
   – Ты даже не представляешь, какая вредная! – охотно подтвердила Ревина. – Я и курить начала, и… выпиваю по чуть-чуть. А что делать? Надо как-то стресс снимать.
   – Ну, ясно. Ты ко мне пришла не просто так, – усмехнулась Закревская. – Ко мне теперь никто просто так не приходит. Обязательно по делу, и притом по личному.
   – Геля-а-а! – захныкала Машенька. – Понимаю, что я скотина. Столько не звонила, не показывалась…
   – Да ладно, я тоже хороша. Закопалась в своих книжках, так что белого света не вижу. Выкладывай, что там у тебя. Депрессия? Суицидальный^[1] синдром? А может, наркотиками балуешься?
   Машенька смешно выпучила свои круглые, густо накрашенные глазки.
   – Ты что, Геля? Меня же бабуля воспитывала. Какие наркотики! Ты не поверишь, но я даже курю тайком… И вообще, проблемы не у меня, а у Ревина. Я из-за него пришла. Мне совершенно не с кем посоветоваться.
   – А что случилось?
   Доктор Закревская дома не принимала. Это было ее незыблемым правилом, которое она не собиралась нарушать даже для школьной подруги. Но поскольку в данном случае сам пациент отсутствует, придется выслушать его супругу.
   – Только я тебя прошу, никому ни слова! – взмолилась Машенька, прижимая руки к груди и сдерживая готовый вот-вот хлынуть поток слез.
   – Разумеется, никому. Не волнуйся. Так что с твоим благоверным?
   – Если бы я знала! Потому-то я к тебе и обращаюсь, – перешла на возбужденный шепот Ревина. – Ты же не сочтешь меня ненормальной? Знаешь, как врачи думают? Мол, у этих богатых от шальных денег крыша едет… вот они и бесятся. Никто же всерьез ни в чем разбираться не будет! Выпишут убойные таблетки, от которых люди дураками становятся, и все. Какой нынче с медицины спрос?
   В ее словах была доля истины. Закревская возражать не стала, только нетерпеливо повела плечами.
   – Говори толком, – строго велела она. – И по порядку.
   Машенька растерянно оглянулась, как бы ища поддержки у невидимых слушателей, и принялась объяснять.
   – С Ревиным творится что-то непонятное. Он… словом, год назад на него нашло! Был мужик, как мужик и вдруг…
   – Ты можешь выражаться конкретнее? Так я ничего не пойму.
   – Я сама не понимаю, что с ним происходит! Ну… вот, например, он перестал спать по ночам.
   – Как? Совсем?
   – Не совсем, конечно, а иногда. Встанет посреди ночи и ходит, ходит… Я его спрашиваю: «Чего ты ходишь?» А он смотрит и молчит. Как будто первый раз меня видит. Ей-богу! Просто жуть берет!
   – Ты не преувеличиваешь? Бессонница у бизнесменов не такая уж редкость. Может, у него какие-нибудь неприятности?
   Машенька поморгала глазами, поерзала.
   – Ревин не первый год бизнесом занимается, – наконец сказала она. – В нашей жизни всякого хватало. Бывало, конечно, что он напьется или загуляет на неделю. Сауна, девочки и прочее. И ночь не спит, если какое-то срочное дело. Но в последнее время он… какой-то очень странный.
   – Можешь назвать хоть один конкретный факт?
   – Ну вот, например: смотрим мы с ним телевизор вечером, вдруг он как сорвется с дивана, как забегает по комнате и… бормочет что-то. Ты бы видела его глаза! Безумные…
   – А что за передача была? Машенька задумалась.
   – Фильм какой-то, точно не помню… Про альпинистов, кажется.
   Ангелина Львовна помолчала. На кухне закипел чайник, и от его свиста гостья вздрогнула.
   – Видишь? Я уже сама от каждого звука шарахаюсь, – сказала она. – Я его боюсь!
   – Кого?
   – Ревина. Представляешь? Боюсь собственного мужа.
   – Погоди, – остановила ее Ангелина Львовна. – Постарайся объяснить, чем вызван твой страх. Муж кричит на тебя? Бьет?
   – Нет… что ты! Он меня за всю жизнь пальцем не тронул. Орет, бывало, если чем недоволен, и то редко. Ревин вообще не злой, просто вспыльчивый. Накричит, а потом извиняется.
   – И часто у него случаются приступы агрессии?
   – Да какой агрессии? – вздохнула Машенька. – Ну, взорвется мужик иногда. С кем не бывает? Ты попробуй бизнес вести, сразу поймешь, отчего у людей нервы сдают.
   – Он тебе угрожал? Что он обычно говорит во время скандалов?
   – Ну… вопит, как ему все надоело… меня ругает. Ты, говорит, Машка, корова безрогая, никакого толку от тебя нет. Слоняешься целыми днями по квартире да конфеты жуешь. Хоть бы занялась чем-нибудь! Дите бы родила, что ли…
   – Может, он прав? Ты не работаешь, средства позволяют, почему бы…
   – Вот еще! – перебила ее подруга. – Не приспособлена я для этой роли. Терпеть не могу пеленки-распашонки! Какая из меня мать? Я с детства решила: рожать не буду. И Ревина предупредила перед свадьбой, так что он был в курсе. Да он ругается несерьезно, так… болтает все подряд. Несет чепуху…
   – Чего ж ты его боишься?
   – Ой, Геля… у него такие глаза иногда становятся! Аж мороз по коже… Не взгляд, а… – она запнулась, подбирая подходящее слово, – …лeдяной холод! Прямо кровь стынет. И ведь раньше ничего подобного не было.
   – Сколько вы женаты?
   – Семь лет… – всхлипнула Ревина. – Все годы жили душа в душу… Ну, ругались, конечно. А кто не ругается? Зато Данила умел мириться. Цветы дарил, драгоценности… на колени даже вставал. Хоть и шутя, а все же приятно. У нас серьезная размолвка только одна случилась, когда он меня к охраннику приревновал. Да и то это давно было, в первый год. Потом мы притерпелись, притерлись друг к другу.
   Ангелина Львовна задумалась. Бессонницу и «странные взгляды» нельзя назвать опасными симптомами, даже с натяжкой. Но Машенька слишком расстроена. А она не из тех, кто хнычет по пустякам. В школе беззаботный характер подруги вызывал у Гели белую зависть. Она сама мечтала научиться воспринимать жизнь как нескончаемое забавное приключение, но так и не смогла. А вот у Маши это получалось само собой. Ее не так-то легко вывести из равновесия. Значит… с Ревиным действительно происходит неладное, раз его жена то дрожит от страха, то заливается слезами.
   – Маша, – серьезно сказала Закревская. – Постарайся вспомнить что-нибудь еще, более существенное. Понимаешь, плохой сон и…
   – Да знаю я, знаю… – нервно перебила Машенька. – Потому к тебе и пришла. Чужому не расскажешь…
   Госпожа Ревина долго шмыгала носом и судорожно комкала в руках белоснежный беретик.
   – Однажды Данила разбудил меня посреди ночи, – едва слышно начала она. – Он кричал: «Где твое золото? Где золото?» Я думала, ему приснился кошмар. «Какое золото? – спрашиваю, – спи!» Но он вскочил, вне себя от возбуждения, бросился к секретеру, вытащил мою шкатулку, высыпал из нее все на стол и уставился, как безумный. Я встала, подошла… смотрю на него и не узнаю: руки дрожат, перебирают мои побрякушки, лицо бледное… На самом деле Ревин совершенно не жадный, а к золоту и вовсе равнодушный. Он считает украшения «бабскими штучками». Никаких цепей на шее, булавок, запонок, никаких перстней никогда не носит. Только обручальное кольцо, и то по моему настоянию.
   – И что потом?
   – Так и сидел до утра над золотом… будто помешанный. Я легла спать, а он не пришел…
   Машенька снова заплакала, теперь уже беззвучно. Слезы обильно катились по ее нарумяненным щекам, промывая светлые дорожки.
   – Это все?
   Госпожа Ревина удрученно кивнула.
   – Он просто сам не свой! А с этим золотом… просто ужас какой-то…
   – Что требуется от меня? – осведомилась Ангелина Львовна. – Я не могу поставить диагноз с твоих слов. Да ты и не за тем пришла.
   – Побеседуй с Данилой! – взмолилась Машенька. – Ты же профессионал. Выясни, что его беспокоит. Отчего он стал таким?
   – Ладно. Пусть приходит. Он согласится?
   – Я его уговорю. Придумаю что-нибудь…
   – Он сам замечает перемены в своем состоянии?
   – Думаю, да… – прошептала Машенька. – Когда становится прежним Ревиным, с которым я восемь лет назад познакомилась на катке. Очнется и испытывает неловкость за свои выходки. Но это бывает все реже и реже. Геля, как быть?!

* * *

   Семья Мельниковых переживала трудные времена.
   Владимир и Лариса поженились, будучи оба студентами педуниверситета. В Москву они приехали из провинции, жили впроголодь в общежитии, подрабатывали, чем могли. Иногда родители присылали посылки из Ярославской области – сало, домашнюю тушенку. Этого хватало не надолго, и снова начинались голодные дни. Потом жизнь немного наладилась. Володя перевелся на заочное, нашел хорошую работу. Сразу после защиты диплома у Ларисы родился ребенок. Девочку назвали Катей.
   Мельниковы смогли снимать крошечную квартирку на Бауманской. Лариса вынуждена была сидеть дома, нянчить Катю. О своем жилье мечтать не приходилось. Так и кочевали с квартиры на квартиру. Когда Катюшка подросла и пошла в садик, Лариса устроилась в ближайшую школу преподавать биологию.
   Мельников о работе по специальности и не помышлял, понимая, что на учительскую зарплату семью не прокормишь. Работал на стройках, благо в Подмосковье таковых хватало. Частные коттеджи росли, как грибы. Платили строителям неплохо, и Мельниковы жили более-менее обеспеченно. Во всяком случае, на еду и одежду хватало, даже мебелью обзавелись.
   И вдруг случилось непредвиденное. О технике безопасности на частных стройках никто не забо – тился, вот и произошел тот самый «несчастный случай», о котором старались не думать. Мельников полез на лестницу, та съехала, сорвалась и упала. Он сломал руку в локтевом суставе, со всеми вытекающими последствиями: больница, гипс и длительная нетрудоспособность. Оплачивать лечение заказчик не собирался, а за время, проведенное Владимиром на больничной койке, небольшой запас денег, отложенных Мельниковыми, иссяк. Вдобавок ко всем неприятностям рука срослась плохо, не сгибалась, не действовала и продолжала болеть. О возвращении на стройку не могло быть и речи.
   Некоторое время семья, едва сводя концы с концами, жила на зарплату Ларисы. Долг за квартиру достиг солидной суммы, и хозяйка предупредила о выселении.
   – Что нам теперь делать, по-твоему? – спросил Мельников расстроенную жену. – Возвращаться в поселок, к родителям?
   Лариса покачала головой. Уезжать из столицы не хотелось. Здесь хоть какие-то перспективы. В глубинке совсем зачахнешь.
   – Нужно тебе искать другую работу, – сказала она. – Может, подвернется что-то подходящее?
   – С такой рукой? – Владимир поднял изуродованную руку и с ненавистью плюнул. – Вот же угораздило! Мы с тобой, Лорка, как проклятые, – бьемся, бьемся, и все напрасно. Куда я теперь пойду? Сторожем, и то не возьмут.
   – Сторожем возьмут. – Лариса печально вздохнула. – Только нас это не спасет.
   Она уже неделю таскала домой кипы газет, предлагающих трудоустройство, но ничего пока не выбрала.
   – Ладно, давай ужинать…
   – Одну кашу? – возмутился муж.
   – Это даже полезно. Каша очищает организм.
   – Хорошо, что мы Катьку отправили к моей маме, – обреченно произнес Мельников. – Ребенку нужно полноценное питание. Пусть поживет на свежем воздухе, настоящего молока попьет!
   Спать легли рано. Телевизор, – купленную еще до болезни Владимира плазму, – заложили в ломбард. Лариса долго ворочалась с боку на бок, гнала от себя неприятные мысли. Но они, как назло, лезли и лезли – одна хуже другой. Наконец, она не выдержала, встала и прошлепала босыми ногами на кухню. На подоконнике лежала новая газета «Работа для вас». Лариса принялась читать объявление за объявлением, пока не наткнулась на предложение: киностудии «Дебют» нужен помощник администратора. Размер заработной платы почти вдвое больше, чем она получала в школе. Маленькая приписка в конце – «Звонить круглосуточно» – говорила о том, что киностудия остро нуждается в кадрах.
   – Наверное, очередная надуваловка, – пробормотала Лариса и взглянула на часы. Было не так поздно, без четверти одиннадцать. – Позвонить, что ли?
   Она набрала указанный номер и стояла, переминаясь с ноги на ногу на холодном полу, слушая гудки. Наконец, приятный мужской басок ответил: «Вас слушают».
   – Это киностудия? Я… по поводу работы.
   – Хорошо. Нам нужны надежные люди.
   – А что нужно делать?
   – Приходите в офис, и мы все обсудим.
   – Когда? – заволновалась Лариса. – Прямо сейчас?
   Басок едва слышно хмыкнул.
   – Можно и сейчас.
   – Но… уже темно. Я боюсь ездить по ночам.
   – Тогда утром.
   – Утром я буду в школе, я преподаю биологию…
   Мужчина положил трубку. Лариса на миг растерялась, потом снова набрала номер.
   – Алло… – равнодушно ответил тот же голос.
   – Нас прервали? Я только хотела сказать, что…
   – Вы не очень заинтересованы, – перебил ее басок. – Нам нужны добросовестные сотрудники.
   – Я добросовестная! – обиженно протянула Лариса.
   – Когда вы сможете прийти на собеседование?
   – Я… могу завтра… после уроков, часов в двенадцать.
   Мужчина молчал. В этом молчании сквозило недовольство.
   – Алло, вы меня слышите? – спросила Лариса, испугавшись, что он снова положит трубку.
   – Слышу…
   – Где находится ваш офис? Куда ехать?
   – Метро «Авиамоторная», – ответил голос.
   – А подробнее?
   Мужчина объяснил ей, как найти киностудию.
   – Вы все поняли? – уточнил он.
   – Да.
   – Тогда до завтра.
   – Погодите! А… в газете правильно указана сумма заработной платы?
   – Правильно.
   Лариса с облегчением вздохнула.
   – А возраст? – спросила она. – Возраст имеет значение?
   – Если вам не больше шестидесяти, то нет.
   «Слава богу, это не ночной клуб и не стриптиз! – подумала Лариса. – И не массажный салон. Там нужны только молодые».
   – Мне тридцать, – сказала она.
   – Прекрасно. Завтра в двенадцать я вас жду.
   В трубке раздались гудки. Лариса долго сидела, уставившись на телефон. Она чувствовала неприятное оцепенение внутри.
   «Это все мое самолюбие, – сказала она себе. – У меня высшее образование, а я устраиваюсь неизвестно кем на киностудию и страшно счастлива. А! Плевать, в конце концов! Расплатимся с долгами, а там видно будет».
   На пороге кухни появился Мельников.
   – Ты чего не спишь? – спросил он, зевая. – Тоже есть хочется?
   – Мы же ужинали.
   – Как это китайцы рисом наедаются? – вздохнул он. – А лошади овсом? У меня в желудке так же пусто, как в кошельке. Проклятая жизнь!
   – Прекрати! – разозлилась Лариса. – Иди спать.
   – Не могу. Есть хочу…
   Она встала, налила воды в чайник, поставила на плиту.
   – Я, кажется, работу нашла.
   – Да ну? – удивился Мельников, сонно потирая глаза. – Рекламу разбрасывать по почтовым ящикам? Или сетевой маркетинг?
   – Нет… Девочкой по вызову.
   – Ты что, рехнулась?
   – Не знаю, – вздохнула Лариса. – Может, и так…
   Чай пили молча. Разговаривать не хотелось.
   – Так что за работа? – все-таки спросил Владимир.
   – Киностудия «Дебют» приглашает меня на главную роль в фильме «Москва слезам не верит – 2».
   – Шутишь…
   – Вот и нет!
   – Так этот фильм же давно снят.
   – То был первый. Теперь продолжение будет. Сериал!
   Мельников хлопал глазами, не понимая, о чем она говорит. На голодный желудок он всегда плохо соображал.
   – Ты че? Серьезно?
   – О Боже! Разумеется, нет. Им нужен помощник администратора.
   – А как же школа? – удивился Мельников.
   – Нам надо отдать долг за квартиру, – сказала Лариса. – Киностудия, оказывается, готова хорошо платить.
   – Ага… – Мельников пытался осмыслить услышанное. – А как же твоя биология?
   – Боюсь, биологию придется бросить…

Глава 2

   – Я жутко замерз, – жаловался доктор Самойленко, стаскивая перчатки и бросаясь к обогревателю. – Ну и холодина! Пальцев не ощущаю.
   – Что ж ты так легко оделся?
   – Я думал, пробегусь до метро, потом из метро. До офиса-то два шага. Но мороз прихватил крепко!
   – Кофе будешь?
   – Конечно, буду, – Самойленко растирал окоченевшие руки. – Ангелина, ты настоящий друг. Спасаешь мою жизнь.
   Он театрально поклонился и сделал такое умильное выражение лица, что Закревская рассмеялась.
   – Какой ты все-таки шут, Олежка! Когда перестанешь дурачиться?
   Олег Иванович Самойленко арендовал офис вместе с доктором Закревской, считая такое соседство величайшей честью для себя. Они познакомились на одном из семинаров по психиатрии и сразу почувствовали друг к другу симпатию. Обменялись телефонами. Когда Ангелина Львовна решила заняться частной практикой и открыть свой кабинет, то партнера долго искать не пришлось. Олег с радостью согласился, тем более, что вдвоем не только веселее, но и за аренду легче платить. К тому же профессиональная репутация Закревской была выше всяких похвал, и само соседство с ней невольно служило Самойленко рекламой. Он звезд с неба не хватал, был обыкновенным трудягой, дотошным и педантичным, поэтому предложение Ангелины Львовны принял с восторгом.
   Один из влиятельных пациентов Закревской помог им с помещением у метро «Белорусская». Олег Иванович взял на себя мужские заботы – ремонт, общение с малярами и сантехниками, покупку мебели и оборудования для кабинетов. Получилось все очень мило и весьма прилично: небольшой уютный холл с кожаными диванами вдоль стен и два отдельных кабинета – его и Ангелины. Секретаря из экономии решили не брать, обходились своими силами.
   Самойленко боготворил Фрейда. Портрет знаменитого австрийского психиатра служил заставкой в его ноутбуке. Олег штудировал именитые труды с необыкновенным рвением. Когда разговор заходил о его кумире, он весь преображался, а его речь становилась пламенной, как на революционном митинге.
   – Ты действительно считаешь секс источником всех проблем? – насмешливо спрашивала Ангелина. – Вот ты сам, например, разве хотел переспать со своей мамой?
   Самойленко страшно смущался.
   – Ну… м-м-мм… возможно, подсознательно…
   Впрочем, Закревская вовсе не собиралась раскачивать устои психотерапевта Самойленко, она просто подшучивала над ним.
   У Олега Ивановича одна страсть сменяла другую. То он увлекался гипнозом, то психокодированием, то еще бог знает чем. В последнее время он погрузился в мир паранормальных^[2] явлений.
   – Я вижу энергетический столб посреди своего кабинета, – с пафосом сообщал он. – Это знак.
   – Что еще за знак? – удивлялась Закревская. Она не хотела разочаровывать коллегу своими сомнениями, однако никакого столба не видела.
   – Знак Высших Сил! Они явно благоволят ко мне.
   Ангелина Львовна пожимала плечами.
   – Тебе виднее…
   – Как? Разве ты не чувствуешь, не ощущаешь эту мощнейшую энергетику?
   Закревская только улыбалась.
   – Послушай, Олег, ты бы лучше курил поменьше. Небось пачки в день не хватает.
   – Не хватает, – послушно кивал Самойленко.
   – А как же пациенты, которых ты кодируешь от курения?
   – Так они хотят бросить, а я не хочу! Да они и не видят меня с сигаретой.
   – Замечательно! – хохотала она. – Ты уникум, Олег. Хорошо, что ты хоть не алкоголик.
   – Я люблю выпить, – присоединялся к ее хохоту Самойленко. – Но в меру.
   Сегодня Закревской было не до шуток. С утра позвонила Маша и сообщила, что уговорила своего супруга посетить психотерапевта и поделиться с ним своими проблемами.
   «Ревин согласился?»
   «Неохотно, – вздохнула подруга. – Ой, Геля, присмотрись к нему внимательно, очень прошу. Может, заметишь что-нибудь этакое…»
   «Попробую. Надеюсь, господин Ревин с кулаками на меня не набросится?»
   «Что ты, – неуверенно пропищала Маша. – Он джентльмен».
   «Ну да, ну да…»
   Ангелина Львовна почему-то опасалась этой встречи, втайне рассчитывая на неуспех Машиной миссии. Не хотелось ей разбираться в сложном внутреннем мире господина Ревина, и все тут. А почему? Она не знала.
   – О чем ты задумалась? – поинтересовался Самойленко.
   – Ой, отстань, Олег. Ты согрелся?
   – Почти.
   – Тогда иди к себе.
   – А как же кофе?
   – Забирай… – Закревская выключила кофеварку и вручила ее доктору. – Все, все, иди! Ко мне сейчас важный пациент придет.
   – Понял.
   Самойленко с кофеваркой скрылся за дверью своего кабинета.
   Ангелина Львовна открыла медицинский журнал и углубилась в чтение, надеясь отвлечься. Грядущий визит Ревина вызывал у нее смутное беспокойство, природы которого она не понимала.
   Закревская привыкла ко всяким неожиданностям, и волнение по поводу обычного приема раздражало ее.
   – Здравствуйте! Вы позволите?
   Она вздрогнула. В дверях стоял невысокий крепкий мужчина в дорогом пальто, из-под которого виднелся еще более дорогой костюм.
   – Входите, пожалуйста…
   – Я Ревин, – сухо представился мужчина. – Даниил Петрович.
   – Ангелина Львовна.
   – Теперь положено сказать, будто мне очень приятно. Не хочу кривить душой: визит к вам не доставляет мне никакого удовольствия. Это вынужденная мера.
   – Вот как?
   – К сожалению. Жена настояла. Я ей пообещал.
   – Что ж, значит, у вас нет выбора. Проходите, снимайте пальто… садитесь.
   Она заставила себя улыбнуться. Даниил Петрович показался ей отталкивающе враждебным. Он явно презирал и ее саму, и ее ремесло.
   – Итак, я должен отвечать на ваши вопросы?
   Ревин заложил ногу на ногу и уставился на узкий носок своего ботинка, всем видом демонстрируя, что это ему гораздо интереснее, чем доктор Закревская.
   – Давайте просто побеседуем, – предложила она. – На тему, которую выберете вы, а не я.
   – Вы гарантируете конфиденциальность?
   – Безусловно.
   – Впрочем, мне нечего рассказать вам. Но сам визит к психотерапевту… накладывает определенный отпечаток. Люди этого не афишируют. Я абсолютно нормален. Жена с чего-то вообразила, будто у меня проблемы.