Солодовников Владимир. Колыбельная для Ивана (Принцип Криницына - 1)

Раздевшись в гардеробе, мы прошли в игровой зал: он располагался на первом этаже, рядом с ним - бар. Вот сначала в бар мы и направили стопы свои. -Эдита, что пить будешь? -А все что-нибудь будут. Только я - коньяк! - Егорий Попов решил брать быка за рога с первой рюмки - пить то, что горит. -А я и не тебя спрашивал, о тебе мне все ясно было с того самого дня, как тебя несчастная твоя матушка родить сподобилась. - Выпили. Эдита все же ограничилась бокалом шампанского. Сегодня я все оплачу только за одно то, что Эдита рядом стоит. Постояли еще малость, на людей посмотрели. По некрутой лесенке поднимался шеф этого заведения, я узнал его - Крот собственной персоной. Рядом с ним, так же степенно, поднимался по лестнице высокий стройный мужчина в плаще и модной шляпе. Мужчину этого я со спины видел, но что-то знакомое, точно, мне в его фигуре показалось. И все! эта схожесть с одним знакомым человеком внесла пока еще неясное во мне беспокойство, которое не исчезло и перед игрой в рулетку. Народу перед столами было уже много время игр настало! А мне и нужно, чтобы было много. Чем больше народу, тем больше я выиграю. А в том, что выиграю сегодня, я был (почему - и сам не знаю) уверен. Ну, откуда во мне эта уверенность появилась? - поди да разберись в организме! Чо знал я о рулетке? Ничего! Я и в казино-то в первый раз. Читал о рулетке у Достоевского, Толстого, Пикуля, слышал об азарте игроков, просаживающих в своем азарте целые состояния, но сам - не играл ни разу. Перед тем, как играть, я прошелся мимо столов с рулетками, наблюдая за столами, игроками и крупье. Наконец, я остановился у крайнего стола. Здесь было игроков побольше, а по их разнаряженности видно было, что эти и побогаче иных, что за другими столами адреналин расходовали. Крупье был парень лет двадцати пяти, высокий и худой, в красной жилетке и красном же галстуке-бабочке. Лицо его не выражало никаких признаков эмоций. На первый взгляд, он был, пожалуй что, неопытным крупье, однако, как заметил я, вновь вбрасывал шарик он всегда с того места, куда шарик пришел от предыдущего вбрасывания. За те тридцать-сорок минут, что я наблюдал за этим столом, шарик чаще всего останавливался на черном, да еще и на цифрах от десяти до тридцати. Я чувствовал, несмотря на свою неопытность (в первый раз играю!), что колесо рулетки здесь крутится не по закону больших чисел, а по закону, прописанному казино. Где мне заметить - насколько горизонтально стоит колесо? Но я интуитивно чувствовал подвох. Друзья, стоявшие рядом, нетерпеливо теребили меня за рукава: ставь, ставь, ну - давай же! Ты посмотри, как Егорий-то раззадорился! Ему что - не его деньги "играют". Вот в очередной, шестой раз подряд, выпало на черное. Опытный игрок поставил бы, наверное, сейчас на красное, что-то бы стал высчитывать. А моими руками будто руководил кто - все жетоны (на тысячу долларов! - почти все мои сбережения) неожиданно для себя поставил на тринадцать, черное:Эдитка тут же последовала моему примеру. Белый шарик, черный квадратик, да еще с цифрой тринадцать! Мне нравятся контрасты: белое-черное, черное-белое. Как наша жизнь. Поставил и бросил взгляд на крупье. Тысяча долларов - таков был максимум ставки на этом столе! Впервые за то время, что я наблюдал за крупье, его глаза "вздрогнули". Может быть, что и рука у него дрогнула, когда он шарик вбрасывал. Этого я не заметил. Но закрутилось колесо - колесо Фортуны! А у меня взгляд словно остекленел вдруг: на противоположный край стола оперлась кисть руки. Кисть руки с длиными ухоженными пальцами, а на одном из них перстень тот злополучный, у Ильи Семеновича украденный! Я его узнал, да его и невозможно было не узнать - такой товар штучный, он в императорских ювелирных мастерских изготовленный. Кроме этого ухоженного пальца с перстнем я ничего больше видеть не мог, не слышал и не ощущал ничего. А в плечи мои, по почкам, в бок, еще куда-то вовсю колотил кулаками Егорий, он что-то шептал, рычал, кричал в мои уши - я ничего не слышал. Взгляд мой скользил от той руки все выше и выше, пока не остановился на так знакомом мне лице. Еще бы, это было лицо моей бывшей жены - Людмилы. Она стояла и смотрела завороженным и жадным взглядом на колесо рулетки. Только тут я и очнулся: выигрыш на: "тринадцать черное"! "О-ах!",- в этом коротком выдохе играющей толпы игроков у нашего стола вместились зависть, разочарование от своего проигрыша и восхищение от моей удачи. Взгляды мои и Людмилы скрестились, и губы ее зазмеились гадкой усмешкой. Как же это я промахнулся в своей жизни, что столько лет с этакой змеищей-то жил?! Все жетоны я в сумочку Эдиты исключительно спокойно (и откуда во мне это спокойствие взялось только!) сгреб, и мы пошли всей троицей за выигрышем. А он был не мал! Краем глаза я заметил только, что недалеко от нас стоял знакомый мне еще по наблюдениям моим в Выселках Костя Плахин, бригадир шестерок у Крота. С ним рядышком стоял еще один, неслабый с виду, бритоголовый парень. Они оба смотрели и кивали на нас, оживленно о чем-то переговариваясь. -Вы идите одевайтесь и получите мне плащ. Вот вам талончик из гардероба. Получите - и стойте у выхода, ждите меня, - сказал я своим друзьям, когда мы запихали кое-как деньги в Эдиткину сумочку. - А у меня есть одно небольшое дельце. Я подошел к лестнице, что на второй этаж убегала некруто, подождал малость, пока охранник отойдет по какой-то своей надобности, и прошмыгнул вверх. Коридор безлюден, был он узкий и недлинный. Несколько дверей по одной стороне коридора закрыты, одна лишь дверь закрыта неплотно и из нее слышались голоса. Вдруг кто-то из говоривших решил подойти к двери, видимо, чтобы прикрыть ее, но мне и этого было довольно - от напряжения и, чего скрывать, от страха меня и так колотило. Я и рванулся в соседнюю комнату: хорошо, что дверь в нее не была закрыта, а в комнате - пусто. Тихо ступая, прошел я к окну, раскрыл его настежь и посмотрел вниз: под окном снаружи здания карниз неширокий - всего в полкирпича выступ. Перемахнул я через подоконник и по этому карнизу - к заветному соседнему окошечку. Пока "полз-струился" я по карнизу, морду себе всю ободрал о кирпичи. Вниз падать - страшно, с боков - тоже боязно, спереди - больно. А что делать? - надо ползти. И дополз-таки! - глянул краешком глаза в окошко: вот - Крот, его я узнал сразу. А другой, так интересующий меня субъект, сидит, гад, спиной. Ну, повернись, повернись же ко мне мордой, поганец! Повернулся! Я, как увидел его, так едва с карниза не сорвался - Левка! - Левка Авербух! Ну, гад! истинно говорю Вам. Все, делать мне на карнизе больше нечего, свое дело я уже сделал, и все, что хотел, выяснил. Назад, в ту комнату, откуда приполз, возвращаться не имело смысла. Глянул вниз - и невысоко вроде. Слегка только развернулся лицом от стены и прыгнул. Приземлился успешно. Я еще и встать во весь рост не успел, как увидел вспыхнувший свет в окошке моей "стартовой" комнаты, а из распахнутого окна выглянула на меня физиономия Плахина. Он, увидев меня, вскрикнул и метнулся к выходу из комнаты - за мной, значит. Я, по жаргонному выражаясь, стал "рвать когти" к входу в казино, за моими дружками любимыми. Охранника, что встал у меня на пути, я "вырубил", почти не глядя, коротким ударом правой. Дверь открыл и, без лишних слов, плащ схватил, бросив негромко Эдитке и Егорию: "Бежим". Они меня и без слов бы поняли, рванули следом за мной к спасительному автомобилю с таким замечательным названием "Победа". Эдитка, хоть и на каблуках, а летела за мной стремглав, но этот Егорий, этот нехороший человек, едва успевал и тряс своим жирным брюхом так, что я на бегу подумал: как бы он по-утрешнему не пукнул - эх, недалеко до греха! Автомобиль был цел и невредим. Слава российской милиции! Сели и помчались с места в карьер, а я уже сзади видел летевший за нами "Опель" Кости Плахина. Ну, дед, пусть когда-то твоя "Победа" спасает нас. Минут десять мы так летели, пока меня не осенило вновь (то, что другие едва не с рождения знают, я вот это самое открываю для себя до тридцати с лишком лет): сколько их, "лихоимцев"? - двое-трое? Справимся, поди, ведь все равно нас вычислили. А когда я это понял, так сбросил скорость и завернул к знакомому нам с Егорием кабаку. Машину у входа специально остановил: пусть бандюги видят. Зашли в кабак, подсели недалеко от черного хода. Нам с Егорием как-то из этого кабака уже убегать приходилось, так что я ситуацию просчитал. Вот и "лихоимцы" наши пожаловали. Ага, их только двое, но парни, судя по всему, неслабые. Одного-то я знал Плахин. О! - так я и второго знаю: это же тот охранник, которого я уже "вырубал". В зале кабака они трогать нас не стали, а мы выпили по маленькой коньячку, что нам услужливо принес официант - импозантный молодой парень в фирменной одежде. Бандиты сели неподалеку, но так, чтобы из виду нас не терять. Мы с Эдитой глазами встретились, и я чуть подмигнул ей, а руками своими сжал руки у Эдиты и Егория, прошептав чуть слышно: -Сидеть, я все сделаю сам. Ждите меня у машины, как только они за мной выйдут. Прихватив Эдиткину сумку - чего быть, того не миновать, я не спеша двинулся к черному ходу, а краем глаза заметил, как те двое за мной двинулись. Тут уж я рванул во двор кабака - к деревянным ящикам, сколоченным из реек и кучей сваленным у противоположной стены двора, и встал там в ожидании. Сумочку я бросил за себя. Первым рванулся ко мне охранник. Удивительно, но никто пока не проронил ни слова. Охранник слету хотел ударить меня ногой, но я захватил его ногу и, слегка вывернув кнаружи, взял его на себя, а кулак моей правой уже ждал его челюсть. Охранник рухнул навзничь, слегка хрюкнув. Он попытался привстать, но я был сегодня в ударе! Ногой я заставил его замолчать и уснуть надолго. И все - остался только Плахин. Ну, иди же, иди ко мне, дурашка, я угощу тебя своими коронными левой-правой. Я где-то просчитался, однако: пока я выбирал из своих кулаков - какой смертельнее - он врезал мне в разрез рук, и я на мгновение потерял равновесие. Плахин воспользовался этим и двумя-тремя мощными ударами скинул меня на кучу деревянной тары, и ящики стали валиться на меня один за другим. "А теперь все", - только и промелькнуло у меня в возбужденных мозгах. Но что это? - тело Кости Плахина доминушкой стало падать на меня, и я только-только отодвинулся, уступая ему место на деревянной таре. Лежит, гад, молча! Я глянул вперед, а с дрыном каким-то нетонким Эдита стоит. Я и в потемках разглядел ее трясущееся от страха лицо. Она подошла ко мне, всхлипывая, и помогла мне встать. -Вань, ты жив? Я так испугалась за тебя! Милый мой, родненький, он тебя убил почти. -Да все нормально, Эдита. Спасибо тебе! Забери свою сумочку и позови быстренько Васильича, надо эту заразу, - указал я на лежавшего без движения Плахина, - в машину с собой забрать, нужен он мне. Все, зови! - Эдита убежала, а я смотрел ей вслед. Ну, и женщина! Положительно, я не смогу больше жить без нее. Воздух мне без нее будет хуже скипидару! С помощью Егория я перетащил бесчувственное тело Кости в салон машины, на заднее сиденье, и мы поехали, по моему решению, к Васильичу в отделение. Как туда ночью попасть? - а у Васильича запасной ключ от морга всегда в укромном месте хранится на всякий непредвиденный случай. Потихоньку ехали, болтали себе, обсуждая последние события, пока не услышали мычание и невразумительные фразы бандита. Решили ему руки связать - мало ли он чего выкинуть захочет? Когда к моргу подъезжали, он уже не мычал, а материться на нас начал. Вот ведь, гад какой! Скоро ты у нас заговоришь иначе. Егорий морг свой открыл, и мы притащили вдвоем с ним Плахина в кабинет и усадили в кресло. Перед тем я только диктофон из бардачка захватил и в карман плаща сунул. -Васильич, притащи мне из лаборатории спирту граммов 50 для "сугреву". - Меня и действительно знобило ужасно после перенесенной встряски. Он принес, я выпил неразбавленный спирт, даже не поморщившись, как воду. Егорий за меня крякнул от удивления. - Все, теперь забирай с собой Эдиту и идите с ней куда-нибудь, да хоть в ту же лабораторию, а я с этим злыднем говорить буду. Костя Плахин исподлобья на меня зло смотрел, крепко сжав губы. -Сигарету дай, - открыв, наконец, рот, попросил он меня. Так, начал что-то нормальное "буровить", поглядим, что дальше будет. Выхода у меня нет: либо идти напролом и до конца, либо - к костоломам Крота. Я выбираю первое, а, значит, этот бандит, что передо мной сидит, должен мне все, что меня интересует, рассказать. Я сел в кресло напротив и молчал, пока он курил жадно. -Накурился? Давай бычок сюда, а то еще неровен час - подожжешь здесь чего, как ты бабушек тех невинных в домишке сжег. В деревеньке Выселки, - и я с угрозой на него посмотрел. Нет, правда, у меня, когда я тех бабулек вспоминаю, от злобы дерьмо с кровью смешивается. Этим воспоминанием я выжег из себя всякую гуманность к мрази, которая сидела напротив меня, и я готов был сейчас рвать его на куски. Он, видимо, почувствовал что-то, какую-то перемену, произошедшую во мне. Не знаю, может, мне и показалось, но какой-то животный страх в глазах его заструился. Я абсолютно убежден, что глаза - это не только "зеркало души", глаза могут говорить, главное - уметь слышать их. Я услышал. Видимо, и Костя умел читать по глазам и слышать их, потому что он заговорил сам (а я включил свой диктофон в кармане плаща): -Так тебя интересует тот домишка в Выселках? - Он смотрел на меня удивленно, мол, глупость какая - стоило из-за такой мелочи огород городить! -Не только, но начнем с этого, только говори быстро, так как времени у меня, да и у тебя тоже, мало. Ты разобрался в том, где находишься? Правильно, ты находишься в морге. Тебе отсюда либо выйти живым, но тогда все рассказать без утайки, либо прямиком в холодильную камеру. Выбор за тобой. Итак, кто поджег дом, в котором находились в это время баба Настя и баба Марья? Говори быстро! -Я не: Точнее, я поджег, но это Крот приказал! Крот, не я! Мы не знали, что в избушке старухи сидели, это все случайно получилось. Кроту помешала избушка для постройки своей виллы на озере, место ему там понравилось очень. -Так, с этим разобрались. - Вопрос этот и действительно отпал, но только в части выяснения причин возгорания. О каре этим подонкам - вопрос особый: я только с виду такой добрый. То, что в день пожара на озере был и Крот, косвенно подтверждалось и снимками отпечатков протекторов от его "Мерседеса": ребята из ГИБДД, знакомые Егория, те фотоснимки втихаря с шинами автомобиля, где-то стоявшего, сличили. Идентичность их безоговорочная! - А теперь, дорогой, поговорим о краже пластины золотой из квартиры Ильи Семеновича Аллес. Вопрос первый: кто крал и по чьей наводке? Учти, если все скажешь, я гарантирую тебе, что Крот ничегошеньки не узнает, а мы с тобой разберемся: Крот ведь не вечен. "Замочим" его, а командовать парадом будешь ты. - Я начал Косте вешать лапшу на уши, но он, видимо, заинтересовался предложением. Глуповат оказался - таких немало. -Вот что я тебе скажу. Не надо со мной играться, я и так понял, что за тобой есть люди. Ну, а что касается Крота, черт с ним, он мне не кровный брат. Спрашивай - отвечу. Мужика того, о котором ты ведешь речь, грабили люди Крота. Заказчик у Крота был его давний знакомый из прокуратуры, я его не знаю. Они контактируют давно на коммерческой основе: тот Кроту информацию, а Крот ему - деньги. Что за пластина, зачем она - я не знаю. -Где она сейчас находится? -У Крота дома. Тот, что из прокуратуры, требовал отдать ее, но Крот заупрямился: давай, говорит, сообщи мне о значении той пластинки и будем в доле пятьдесят на пятьдесят. Они так и не сошлись в цене. А сегодня мужик тот пришел к Кроту весь взъерошенный (это я уже знал). -Ты вхож в дом Крота? -Ключи у меня, как у бригадира, вообще-то, есть. - Плахин исподлобья на меня посмотрел и замолчал, ожидая, видимо, новых от меня предложений. Меня несколько удивило то, что у него есть ключи. Повезло несказанно! Это мы, дураки, даже не обшарили у Кости карманы. -Когда Крот приходит домой? -Обычно после закрытия казино и подсчета прибыли, где-то к четырем утра. А потом дрыхнет до полудня. Сволочь, - уже зло добавил он сквозь зубы. Это же надо Кроту таких гадостей наделать, чтобы Костя Плахин, тоже убивец и насильник, зло этакое на своего начальника имел! Да-а: -Такое вот дело, - я глянул на часы - два ночи, - идем сейчас в дом Крота за пластиной этой. Достанем - все тебе будет! Или ты только на словах герой? - Костя подумал немного, замялся. Потом все же решился: -Идем, но только развяжите меня. - Я развязал. Мне он был нестрашен и развязанный, а те пропущенные удары от него я посчитал случайностью: перепутал кулаки, забыл, какой удар у меня смертельный - левой или правой. Эдиту я взял с собой, решив подбросить ее к дому. Лишь бы успеть до прихода Крота акцию свою осуществить. Егорий свет-Васильевич уже успел после перенесенных страхов набраться спирту и был "не в можах". Пусть отдыхает у себя в морге: ему не привыкать. Я закрыл его "часовню" сам, забросив потом ключ в открытую форточку - проспится и найдет. Сели в мой "лимузин" втроем и отправились на другое "дело", по пути мы Эдиту к ее дому подвезли. Я вышел ненадолго вслед за ней, а она прижалась вдруг к плечу моему и в глаза мои заглянула. Верьте-не верьте: на улице темень страшная, ни один фонарь не горит, ни одной звездочки на небе не видно, а глаза ее янтарные так и светились, так и светились добрым своим светом. Я погладил ее слегка-вьющуюся упрямую прядку волос, упавшую на щеку, едва прикоснулся к ее лицу рукой и затрепетал, знаете, как только что пойманная дикая лесная птичка. -Ванечка, неужели это не сон? И это я - Золушка разнесчастная - рядышком с тобой стою, а ты лицо мое наглаживаешь? Студенткой ведь еще сопливой о тебе мечтала все, грезила: А ты - вот он, рядышком. Люблю ведь я тебя какой уж год: -Врешь ведь, поди. Не ты - я мечтал о тебе, иной раз и подойти бы да признаться тебе в любви моей, а боялся - вдруг засмеешь. На тебя весь наш факультет заглядывался:Ты иди, Эдита, ладно? Дела ведь у меня. Встретимся еще, теперь уж точно, что встретимся. Я, как тебе все наболевшее высказал, не имею больше ни страха, ни физической слабости - горы сверну! Хвастун я, конечно. А разве Вы никогда не хвастались? -Дурачок ты мой, береги только себя, а в остальном - все будет хорошо! С этим и простились мы с Эдитой моей, теперь уж точно, что моей. А то чьей же? или я не мужчина? Сел в машину, посмотрел на "лишенца"-Плахина, а у него морда смотрелась в чернильной темноте ночи, как серый блин. Даже попытки не сделал, чтобы удрать. -Сидишь? Поехали теперь. - И мы поехали, за четверть часа и добрались. Костя первым вышел из машины, посмотрел сначала на дом Крота - двухэтажный особняк, ключи достал, сначала калитку в заборе железном отпер, а потом мы к входной двери подошли. Он и эту дверь открыл. Вообще, пока он мне нравился. Неужели исправляется от бандитских своих делишек? В доме Крота тихо, так тихо, что слышно, как часы у меня на руке тикают. Я фонарь включил, что из машины захватил, и мы поднялись на второй этаж дома по винтовой лестнице. Плахин в доме этом ориентировался прекрасно, как я у себя в квартире. "Ага, этот мерзавец Крот даже не удосужился пластину эту злополучную в сейф какой-никакой запрятать: свободно ходит по земле, не чуя за собой никакого греха, никого не боится. Ни милицию, ни Бога!", - это я про себя мысли свои пережевывал, видя, как Костя из письменного стола достает интересующий меня предмет. Вот она - цель частного расследования. В принципе, почти завершенного. Завершенного? - нетушки, теперь меня не остановишь, пока я все не раскопаю. Да и вообще, много еще чего сделать надо! -Ну, все, ты пока иди, Костя, у меня тут еще кое-какое дело есть. - И я, когда он уже спускался, принудил себя вспомнить опять старушек моих дорогих из деревеньки Выселки. А как вспомнил, так во мне опять ярость заговорила. Нет, Костя Плахин, не везет тебе сегодня со мной. Не могу я тебе простить души те безвинные, и я ящик стола открыл, чтобы Крот кражу сразу увидел, а кассету, из диктофона вытащенную, с записью признаний Плахина, на столе оставил. Пусть сами и разбираются, только не верил я, что после таких признаний Косте просто так все с рук сойдет. И я спустился на первый этаж. Мы вышли молча из дома, дверь я сам на ключ закрыл, а ключ с собой забрал - нечего больше Косте там делать. Я сел в машину, а он постоял, посмотрел на меня и понуро восвояси отправился. Времени у меня оставалось немного, от силы - час, а сделать нужно было еще немало. Теперь Крот меня в покое не оставит, впрочем, как и Плахина, подельника своего. К дому я подлетел ретиво, быстро, как мог, в квартиру попал. Кошка сунулась еще под ноги. "Отвали, Дуська, не до тебя пока", - буркнул я ей. И скорее-скорее к компьютеру, включил, а сам, пока компьютер загружался покряхтывая, в мешок стал все наиболее ценные вещи собирать: фотокамеру, все нужные дискеты, записи, что сделаны были по поводу текущего расследования, да так еще - по малости. Диктофон свой заправил новой кассетой и запрятал аккуратно за батарею отопления. Перед уходом - не забыть включить! К компьютеру - шмыг! Он уже загрузился, я вошел в сеть заветную, прокурорскую - нет уже ничего на компьютере у Левки Авербуха, все стер! Понял, что залетел по глупости, не уразумел, что я делом с пластиной украденной занимаюсь. Пароли-то он сам ведь дал, так что не обессудь, Левушка, что я по твоему компьютеру, как по своей квартире, шастаю. Вот, подлец! А может статься, что и дебил. Впрочем, скорее, не дебил, а пройдоха: играет свою, пока мне непонятную, роль в этом деле, хитрющая змея! Почту электронную для себя забрал, все, в том числе и Левкины данные, на дискеты скопировал, даже временные интернетовские файлы, которые заблаговременно я себе на винчестер "присобачил". Ну, Лева, "ты, конечно, всех хитрей, всех хитрей - дом построил:". Все самое нужное на дискетах, а теперь всю информацию, представляющую хоть какую-нибудь ценность, с винчестера - стереть. Эх, как я ошибся со временем - в дверь уже звонили и колотились. Припозднился я. Дуську напоследок бросил в мешок, а она от наглости моей даже не "вякнула". Бросился к окну. Господи, да за что же мне наказание такое - я сколько прыгать сегодня буду?! И опять со второго этажа! Глянул быстро и - геть! "Ох, е. :. :.! - негромко охнул и схватился за правый голеностоп - кости целы, вроде бы, а значит, только подвывих. Я поковылял, насколько можно быстро, к машине. Дуська, к моему изумлению, молчала - удивительная у меня кошка! Рядом с "Победой" стояла еще одна машина, видимо, бандитская. Тень от их машины метнулась ко мне, а я ждал. Главное, что выбирать кулак не нужно: в левой руке - мешок с моими шмотками и Дуськой, а правая - свободна. Вы не забыли, что у меня удар правой - номер смертельный? А бандит об этом не знал, дурачок, потому и хватило ему только одного удара - к своей машине и улетел молча, даже не заплакал. И вновь машина моя завелась с ходу. Куда ехать? - в село Ильинское, а куда же еще? Там-то уж, я надеюсь, искать меня не будут? Господа бандиты, прошу оставить меня в покое хотя бы до завтрашнего вечера! Дорога, так хорошо мне известная, полетела навстречу! Эх, разлюли-малина!
   *** На часах было уже пять утра, когда я подъехал к дому Варенцовых в Ильинском. Постучался в калитку, и из хлева вышла Нюра. -Нюра, впусти меня, раннего гостя. -Ванечка, случилось что? Мама не заболела ли? А чего такой бледный (Где она разглядела у меня бледность? - темно ведь еще!), сам-то не заболел? Молочка вот сейчас свежего, парного. Только что из-под сиськи коровьей, выпьешь - вся хворь пройдет, как рукой сымет, - засуетилась Нюра. Маленькая, подвижная Нюра, дай бы тебе, Господи, самой-то здоровья, а ты еще обо мне так заботишься. - Ой, а калитку ведь не открыла, ста-арая-ж я ду-ура! -Побойся Бога, Нюра, да какая ты старая? И не дура вовсе, а самая, что ни на есть, умница. - Я вошел, наконец, во двор, прихрамывая, потянулся с устатку, мешок на траву положил аккуратно - Дуська ведь там - и выпустил страдалицу мою. - Дуся, жива ли? Сейчас и тебе молочка нальют. - Дуська озиралась после заключения в мешке, молчала, присев на лапах низко к земле, а хвост поджала. Понятно - хоть ты и была здесь недавно, но кошачья память не так и хороша. А вот и Нюра с огромной кружкой молока идет, я напился и Дуське оставил. Елки-палки, если мы с Петром Николаевичем вскорости по самогону ударим, то кабы от его смеси с парным молочком понос со мной какой не приключился! Да, и черт бы с ним, с поносом! Вона, какой здесь у Нюры огородище! дрищи-не хочу! -Ванечка, сейчас и Петя мой встанет, завтраком угощу. Картошечки нажарю с грибками - оно в самый раз будет. - Нюра уже повеселела слегка, а то поначалу с ней прямо испуг приключился. - А потом уж и отдохнешь. Не спал, поди, ночь-то? - Она пристально опять на меня посмотрела. От Нюры вообще ничего скрыть невозможно. И откуда в ней прозорливость эта? - и не ведьма ведь, а добрейшей души женщина, каким бы памятники из золота при жизни ставить надобно. С полчаса походил по двору, посмотрел, как Дуська моя себя поведет в непривычном месте, покурил, раздумывая, что теперь делать буду, а тут уж и Петр Николаевич встать изволили. -Здорово, а давно ли приехал? Сразу бы и разбудил, сон-то уж и некрепок у меня. Вчера наломался с кирпичами этими, печку в соседней деревне клал. Можно бы часть и на сегодня оставить, а жадность не позволила - как не докласть, пусть протопят уж с утречка, да и попарятся люди всласть - или не суббота нынче? И мы к вечеру натопим баньку, сечас вот умоемся, да за еду сядем. - Петр Николаевич подмигнул мне хитро понятно мне, что ты за еду имеешь на уме. Самогон у него исключительный, запаху никакого сивушного нет, гонит он как-то из зерна пророщенного. Крепкий самогон, но пьется легко. Ну, самогон, так самогон! Мы, на дармовщинку-то, и скипидар за милую душу употребим. Помыли мы с дядей Петей лица свои, пошли в дом, на кухню. Нюра на стол угощения ставила - когда только и успела сготовить? Выставила бутыль с самогоном немалую, картошку жареную с грибами, щи кислые из серой капсусты в чугунке из печи вытащила, соленья к картошке: огурчики соленые и маринованные, помидоры в собственном соку, грузди соленые, маслята маринованные, а помимо солений - бруснику моченую, варенье из черники и голубики, костянику в сахаре. Ну, знамо дело, что варенье - к чаю. Господи, как хорошо-то они живут! Самовар не гудел как-нибудь, он - пел. Да за такой стол только бояр и сажать! -Мы, Вань, на ночь на рыбалку сбегаем. Александр Максимович, что математиком у нас в селе работал, звал меня на сегодня рыбачить у их, значит, деревни. Просил быть непременно. Отказать ему не имеем никакого права. Я слышал о замечательном старике, Александре Максимовиче Заботине, который бобылем жил в деревне Березовке. Деревня эта недалеко от Ильинского находилась, за полчаса и добраться можно. Сходим! Я не очень и спешу в город. Как наелись мы и напились вволю, я ушел спать под пуховым одеялом на сеновал. Нюра уговаривала меня, чтобы спал в избе. -Да ведь бабье лето, Нюра. А под пуховым одеялом мне никакой холод не страшен. Спал я дурно, несмотря на кошмарную усталость и выпитый алкоголь, но проснулся, тем не менее, поздно - в пять вечера.