Страница:
Уже после второго тура голосования выяснилось, что в день выборов она осталась дома и так и не выполнила свой гражданский долг, к чему призывала во время своих выступлений. Однако эта информация уже ничего не могла изменить.
После вступления Саркози в должность личная жизнь Никола и Сесилии для прессы закрылась. Журналистам дали понять, что то, что было можно писать о министре или кандидате в президенты, о президенте и его жене писать никак нельзя. Без объяснений одна из парижских газет Journal de Dimanche отменила публикацию заметки о Сесилии Саркози. Редактор газеты весьма энергично опроверг версию о том, что это было сделано под давлением Елисейского дворца. Но в журналистских кругах хорошо известно, что совладелец газеты Арно Лагардер – близкий друг и политический сторонник Саркози.
Тем не менее 17 октября 2007 года во французской прессе появились слухи, согласно которым Сесилия и Никола подали 15 октября в суд документы о разводе. 18 октября было официально объявлено, что развод по обоюдному согласию уже произошел и что сын Луи останется с матерью. Вскоре она вышла замуж за того самого Ришара Аттиа, специалиста по политическому пиару, к которому уже однажды уходила от Саркози.
А 2 февраля 2008-го сам Саркози вступил в третий брак – с фотомоделью и певицей итальянкой Карлой Бруни.
Политические мечтания молодого Билла Клинтона вряд ли сбылись бы, не случись в 1970 году поворотной, можно сказать, судьбоносной встречи. Тогда Билл учился в Йельском университете на кафедре права. Однажды красавец Билл обратил внимание на занимающуюся в библиотеке дурнушку в уродливых очках с огромными стеклами. Он так долго пристально смотрел на нее, что Хиллари Родэм сама подошла к нему и сказала: «Если будешь продолжать смотреть на меня так, то я сделаю то же самое. Но не лучше ли нам познакомиться?» Через пять лет они поженились.
Не будь Хиллари, мир, скорее всего, никогда не узнал бы президента Клинтона. В нем всегда боролись две крайности – честолюбие и гедонизм. Понадобилась железная воля Хиллари, чтобы повести мужа тернистой дорогой политики: в 1976 году он становится главным прокурором штата Арканзас, в 1980-м – губернатором и, наконец, в 1992-м – президентом.
Став лидером сверхдержавы, перед своими согражданами Клинтон предстал в качестве довольно слабого руководителя. Американцы очень чутко уловили суть отношений в семье Билла и Хиллари (в день его победы на президентских выборах газеты вышли под заголовками: «Победил муж Хиллари») и назвали воцарившуюся в Белом доме парочку одним именем – Биллари.
Но ни французской, ни американской политической паре не удалось затмить самую яркую – итальянскую, точнее, итало-египетскую. Сложно сказать, чего в истории Цезаря и Клеопатры больше – страсти и романтики или политики и расчета.
Когда соправитель Клеопатры, ее брат и супруг Птолемей XIII изгнал ее, она отправилась в Палестину, где начала собирать войска, однако, узнав о прибытии в Александрию Цезаря, поняла, что лучше положиться на более искушенного в военных делах человека. И решилась на отчаянный поступок: в маленькой лодке, в сопровождении всего лишь одного слуги она с наступлением темноты пристала к берегу близ царского дворца. Преданный слуга благополучно доставил ее в апартаменты Цезаря.
Властитель Рима был покорен. Клеопатра сыграла ва-банк, как он сам у Рубикона. А последовавшая ночь любви окончательно полонила римлянина. На следующее утро в покои Цезаря был приглашен для встречи Птолемей. И увидел рядом с могущественным римским гостем собственную сестру в не слишком одетом виде. Сперва Птолемей лишился дара речи. А предложение Цезаря снова принять Клеопатру в качестве соправительницы вызвало у царька настоящую истерику.
Последствия истерики были самые серьезные – в Александрии вспыхнул мятеж. На стороне Птолемея выступила и Арсиноя, сестра обоих конкурентов на египетский трон. Боевые действия между небольшим римским контингентом и многочисленным войском царя Египта продолжались более полугода. Для военной науки эти действия Цезаря не слишком ценны. Зато Цезарь при активной помощи Клеопатры доказал другое: сочетать любовь и войну очень даже возможно. За исключением периодов, когда Цезарь лично участвовал в военных операциях, он почти все время проводил на ложе с Клеопатрой, ни от кого не скрывая, какие отношения связывают их.
Правда, в своих записках Цезарь утверждает, что остался в Александрии из-за неблагоприятных ветров, помешавших ему вовремя выйти из порта, а уж затем по доброте душевной решил выступить в качестве посредника между мужем и женой… Но не мог же он в самом деле открыто признать перед сенатом и римским народом, что остался в Александрии ради Клеопатры! Тем более что его ждали неотложные дела в других провинциях. Люди шептались о каком-то чудодейственном эликсире, который Клеопатра якобы подливала ему в вино, о том, что, умастившись некой мазью, она прижималась к Цезарю. Чушь! Цезарю исполнилось уже 53, и с какими только женщинами не приходилось ему пить фалернское или цекубское! С какими экзотическими царевнами он только не обнимался! И ничто – ни их красота, ни изощренность в любовных утехах, ни колдовские обряды – не могло удержать его около них. Цезарь не верил в иррациональные силы, и они были не властны над ним. Верил он лишь в судьбу, которую называл Фортуной. Именно ее воплощением и стала для него Клеопатра. Да и для нее, поначалу всего лишь решившей использовать римлянина, чтобы вернуться на трон, все оказалось, похоже, гораздо серьезней. В конце концов, он ведь, скорее всего, был ее первым мужчиной. И он был Гаем Юлием Цезарем.
Так или иначе своими супругами в политических целях пользовались многие вожди. Среди них был и Мао Цзэдун, женившийся на дочери одного из преподавателей Пекинского университета, имевшего связи в ядре будущей Коммунистической партии Китая (КПК). Семейное положение открыло ему дорогу в руководство КПК. Правда, через два года он неожиданно переметнулся в Гоминьдан.
Часть 2
Жажда могущества
Жажда славы
После вступления Саркози в должность личная жизнь Никола и Сесилии для прессы закрылась. Журналистам дали понять, что то, что было можно писать о министре или кандидате в президенты, о президенте и его жене писать никак нельзя. Без объяснений одна из парижских газет Journal de Dimanche отменила публикацию заметки о Сесилии Саркози. Редактор газеты весьма энергично опроверг версию о том, что это было сделано под давлением Елисейского дворца. Но в журналистских кругах хорошо известно, что совладелец газеты Арно Лагардер – близкий друг и политический сторонник Саркози.
Тем не менее 17 октября 2007 года во французской прессе появились слухи, согласно которым Сесилия и Никола подали 15 октября в суд документы о разводе. 18 октября было официально объявлено, что развод по обоюдному согласию уже произошел и что сын Луи останется с матерью. Вскоре она вышла замуж за того самого Ришара Аттиа, специалиста по политическому пиару, к которому уже однажды уходила от Саркози.
А 2 февраля 2008-го сам Саркози вступил в третий брак – с фотомоделью и певицей итальянкой Карлой Бруни.
Политические мечтания молодого Билла Клинтона вряд ли сбылись бы, не случись в 1970 году поворотной, можно сказать, судьбоносной встречи. Тогда Билл учился в Йельском университете на кафедре права. Однажды красавец Билл обратил внимание на занимающуюся в библиотеке дурнушку в уродливых очках с огромными стеклами. Он так долго пристально смотрел на нее, что Хиллари Родэм сама подошла к нему и сказала: «Если будешь продолжать смотреть на меня так, то я сделаю то же самое. Но не лучше ли нам познакомиться?» Через пять лет они поженились.
Не будь Хиллари, мир, скорее всего, никогда не узнал бы президента Клинтона. В нем всегда боролись две крайности – честолюбие и гедонизм. Понадобилась железная воля Хиллари, чтобы повести мужа тернистой дорогой политики: в 1976 году он становится главным прокурором штата Арканзас, в 1980-м – губернатором и, наконец, в 1992-м – президентом.
Став лидером сверхдержавы, перед своими согражданами Клинтон предстал в качестве довольно слабого руководителя. Американцы очень чутко уловили суть отношений в семье Билла и Хиллари (в день его победы на президентских выборах газеты вышли под заголовками: «Победил муж Хиллари») и назвали воцарившуюся в Белом доме парочку одним именем – Биллари.
Но ни французской, ни американской политической паре не удалось затмить самую яркую – итальянскую, точнее, итало-египетскую. Сложно сказать, чего в истории Цезаря и Клеопатры больше – страсти и романтики или политики и расчета.
Когда соправитель Клеопатры, ее брат и супруг Птолемей XIII изгнал ее, она отправилась в Палестину, где начала собирать войска, однако, узнав о прибытии в Александрию Цезаря, поняла, что лучше положиться на более искушенного в военных делах человека. И решилась на отчаянный поступок: в маленькой лодке, в сопровождении всего лишь одного слуги она с наступлением темноты пристала к берегу близ царского дворца. Преданный слуга благополучно доставил ее в апартаменты Цезаря.
Властитель Рима был покорен. Клеопатра сыграла ва-банк, как он сам у Рубикона. А последовавшая ночь любви окончательно полонила римлянина. На следующее утро в покои Цезаря был приглашен для встречи Птолемей. И увидел рядом с могущественным римским гостем собственную сестру в не слишком одетом виде. Сперва Птолемей лишился дара речи. А предложение Цезаря снова принять Клеопатру в качестве соправительницы вызвало у царька настоящую истерику.
Последствия истерики были самые серьезные – в Александрии вспыхнул мятеж. На стороне Птолемея выступила и Арсиноя, сестра обоих конкурентов на египетский трон. Боевые действия между небольшим римским контингентом и многочисленным войском царя Египта продолжались более полугода. Для военной науки эти действия Цезаря не слишком ценны. Зато Цезарь при активной помощи Клеопатры доказал другое: сочетать любовь и войну очень даже возможно. За исключением периодов, когда Цезарь лично участвовал в военных операциях, он почти все время проводил на ложе с Клеопатрой, ни от кого не скрывая, какие отношения связывают их.
Правда, в своих записках Цезарь утверждает, что остался в Александрии из-за неблагоприятных ветров, помешавших ему вовремя выйти из порта, а уж затем по доброте душевной решил выступить в качестве посредника между мужем и женой… Но не мог же он в самом деле открыто признать перед сенатом и римским народом, что остался в Александрии ради Клеопатры! Тем более что его ждали неотложные дела в других провинциях. Люди шептались о каком-то чудодейственном эликсире, который Клеопатра якобы подливала ему в вино, о том, что, умастившись некой мазью, она прижималась к Цезарю. Чушь! Цезарю исполнилось уже 53, и с какими только женщинами не приходилось ему пить фалернское или цекубское! С какими экзотическими царевнами он только не обнимался! И ничто – ни их красота, ни изощренность в любовных утехах, ни колдовские обряды – не могло удержать его около них. Цезарь не верил в иррациональные силы, и они были не властны над ним. Верил он лишь в судьбу, которую называл Фортуной. Именно ее воплощением и стала для него Клеопатра. Да и для нее, поначалу всего лишь решившей использовать римлянина, чтобы вернуться на трон, все оказалось, похоже, гораздо серьезней. В конце концов, он ведь, скорее всего, был ее первым мужчиной. И он был Гаем Юлием Цезарем.
Так или иначе своими супругами в политических целях пользовались многие вожди. Среди них был и Мао Цзэдун, женившийся на дочери одного из преподавателей Пекинского университета, имевшего связи в ядре будущей Коммунистической партии Китая (КПК). Семейное положение открыло ему дорогу в руководство КПК. Правда, через два года он неожиданно переметнулся в Гоминьдан.
Часть 2
Зачем становиться вождем
Я не рвусь во власть ради власти. У меня куча домов по всему миру, роскошные яхты, красивые самолеты. Красивая жена и красивая семья. Так что я вообще приношу огромную жертву…
Сильвио Берлускони
Жажда могущества
«Коль преступить закон – то ради царства», – любил повторять Цезарь строчку из Эврипида. Как-то, проезжая мимо захолустного альпийского городка, он заявил спутникам: «Я предпочел бы быть первым здесь, чем вторым в Риме».
Добившись же своего именно в Риме, Цезарь получил – помимо практически беспредельной власти – такое же, практически беспредельное подобострастие приближенных. В результате Цезарь перестал уважать людей и относился с презрением даже к тем, кто этого не заслуживал. Делегации сената он принимал сидя – неслыханное для тогдашнего Рима оскорбление! Вот лишь некоторые его высказывания: «Республика – ничто, пустое имя без тела и облика», «Слова Цезаря люди должны считать законом», «Все будет хорошо, если я того пожелаю!»
Жажда могущества роднит даже заклятых врагов. Последний император Эфиопии Хайле Селассие I и его будущий палач вполне стоили друг друга. Менгисту Хайле Мариам был двойником императора, его зеркальным отражением. Оба знали, что главное – это власть, полная и безраздельная. Так, при дворе императора существовал ритуал под названием «фит масуоггед», что-то вроде «обнажить истинное лицо». Его должен был пройти соискатель любой, даже самой незначительной государственной должности. Каждое утро претендент должен был стоять по стойке «смирно» у императорского дворца, ожидая выхода монарха, а когда тот покажется, ловить его взгляд. Если повезет, он получал высочайшую аудиенцию, в ходе которой, пав ниц пред императором и прижав лицо к земле, должен был рассказать о себе все без утайки. Если император пребывал в хорошем расположении духа, можно было сорвать неплохой куш.
Наилучшим образом жажду власти можно утолить, если подходить к вопросу системно и последовательно.
В 25-летнем возрасте отец двоих детей, аттестованный юрист и весьма уважаемый референт солидной адвокатской конторы Франклин Рузвельт во время одной из вечеринок на работе без тени иронии изложил краткий план своей жизни на ближайшие 25 лет: 1) избрание депутатом парламента от Нью-Йорка, 2) место статс-секретаря в военно-морском министерстве, 3) губернаторство в штате Нью-Йорк и 4) кресло президента.
Самым поразительным в этом плане был тот факт, что Рузвельт осуществлять его начал без нарушений графика: через десять лет первая половина уже была реализована. Причем к концу службы в военно-морском министерстве Рузвельт даже сумел договориться об отмене всех забастовок на флоте.
Мао Цзэдун стал присматриваться к тому, какая из политических сил способна привести его на вершину власти, сразу после свержения последнего китайского императора. Как и многие диктаторы ХХ века, большим ученым председатель не был. Он знал толк лишь в одной науке – управлении массами, точнее, превращении людей в однородную массу, из которой можно лепить все что хочешь. «Народ, – учил Мао, – это чистый лист бумаги, на котором можно писать любые иероглифы». Он постоянно затевал грандиозные эксперименты над собственным народом, но они всегда заканчивались грандиозной неудачей. Причина была в несоответствии целей и возможностей – Мао в мыслях видел себя властителем Поднебесной, как именовали китайскую империю, но построить ее без советской помощи не мог, и это раздражало кандидата в «красные императоры».
Последовательность в утолении своей жажды могущества неминуемо приводит к желанию достичь еще большего могущества.
Уго Чавес явно метит в наследники Фиделя Кастро, бессменного лидера социалистической революции и главного противника США в Латинской Америке. Как родственники, которые хотят получить наследство, просиживают дни у постели умирающего богатого дядюшки, Уго Чавес чуть ли не каждый месяц навещает президента Кубы, перенесшего 31 июля 2006 года тяжелую операцию. Именно Чавес оповещает мир о состоянии здоровья команданте: «Фидель чувствует себя лучше», «Он уже больше ходит, чем лежит в постели», «Фидель находится на этапе полного выздоровления». А фотография Чавеса в кумачовой рубахе возле лежащего на высоких подушках Фиделя Кастро, облетевшая весь мир, не должна оставить сомнений в том, кто самый верный последователь лидера кубинской революции.
Называя Чавеса «первой леди Кубы», венесуэльские оппозиционеры правы еще и потому, что их президент оказывает влияние на кубинскую экономику: Венесуэла – основной поставщик нефти на Кубу.
Когда Фиделя Кастро не станет, Чавес рассчитывает стать неформальным лидером всей Латинской Америки. Но в отличие от кубинского вождя, который из-за бедности своей страны мог влиять на настроения в Латинской Америке только с помощью идеологии, у Уго Чавеса есть большие финансовые возможности. Уго Чавес – основной на континенте поставщик оружия революционерам. По данным США, повстанцы Колумбии, которые уже 30 лет ведут борьбу с правительством, получают вооружение от режима Чавеса.
Президент Венесуэлы постоянно увеличивает закупки вооружений. В 2005 году Венесуэла заключила контракт с Россией на $3 млрд. «Мы должны защищать каждую улицу, каждый холмик, каждый уголок нашей страны от угрозы американского военного вторжения», – убеждает венесуэльцев Уго Чавес. И, как ни удивительно, венесуэльцы до сих пор ему верят.
Правда, Чавесу не стоит забывать, что жажда могущества может стать фатально неутолимой. Так, бразильский президент Жетулиу Дорнелис Варгас мечтал о создании собственного милитаристского государства, полностью подчиненного его воле. Во многом Варгасу удалось осуществить этот замысел, и только армия осталась неподвластна ему.
Оказавшись у власти в результате революции 1930 года, Варгас принял конституцию, сделавшую Бразилию во многом похожей на фашистскую Италию. В 1937 году он перешел к созданию диктатуры в Бразилии и поэтому начал избавляться от политических конкурентов.
Но в 1945 году Жетулиу Варгас под давлением военной элиты и общества, требовавшего демократических реформ, ушел со своего поста. Он, впрочем, сохранил популярность и в 1951 году победил на президентских выборах. Однако теперь Варгас оказался во главе совершенно другой Бразилии, шедшей по пути демократизации, где существовало множество партий, а пресса была гораздо более свободной. Главным политическим соперником Варгаса стал издатель газеты Tribuna da Imprensa Карлос Ласерда, который требовал отстранить бывшего диктатора от власти. В 1954 году на Ласерду было совершено покушение, и, хотя он был только ранен в ногу, погиб находившийся рядом майор ВВС Рубенс Вас. У высокопоставленных военных эта новость вызвала настоящий гнев, который они направили против Варгаса, когда стало известно, что заказчиком убийства был начальник охраны президента.
Армия вновь потребовала от Жетулиу Варгаса покинуть пост, но он предпочел выстрелить себе в сердце. В предсмертном обращении к бразильцам Варгас написал: «Я отдал вам свою жизнь, а теперь отдаю свою смерть. Я выбрал этот путь, чтобы защитить вас, моя душа будет с вами, мое имя станет флагом вашей борьбы. Я совершаю этот первый шаг в вечность. Я ухожу из жизни, чтобы войти в историю».
Добившись же своего именно в Риме, Цезарь получил – помимо практически беспредельной власти – такое же, практически беспредельное подобострастие приближенных. В результате Цезарь перестал уважать людей и относился с презрением даже к тем, кто этого не заслуживал. Делегации сената он принимал сидя – неслыханное для тогдашнего Рима оскорбление! Вот лишь некоторые его высказывания: «Республика – ничто, пустое имя без тела и облика», «Слова Цезаря люди должны считать законом», «Все будет хорошо, если я того пожелаю!»
Жажда могущества роднит даже заклятых врагов. Последний император Эфиопии Хайле Селассие I и его будущий палач вполне стоили друг друга. Менгисту Хайле Мариам был двойником императора, его зеркальным отражением. Оба знали, что главное – это власть, полная и безраздельная. Так, при дворе императора существовал ритуал под названием «фит масуоггед», что-то вроде «обнажить истинное лицо». Его должен был пройти соискатель любой, даже самой незначительной государственной должности. Каждое утро претендент должен был стоять по стойке «смирно» у императорского дворца, ожидая выхода монарха, а когда тот покажется, ловить его взгляд. Если повезет, он получал высочайшую аудиенцию, в ходе которой, пав ниц пред императором и прижав лицо к земле, должен был рассказать о себе все без утайки. Если император пребывал в хорошем расположении духа, можно было сорвать неплохой куш.
Наилучшим образом жажду власти можно утолить, если подходить к вопросу системно и последовательно.
В 25-летнем возрасте отец двоих детей, аттестованный юрист и весьма уважаемый референт солидной адвокатской конторы Франклин Рузвельт во время одной из вечеринок на работе без тени иронии изложил краткий план своей жизни на ближайшие 25 лет: 1) избрание депутатом парламента от Нью-Йорка, 2) место статс-секретаря в военно-морском министерстве, 3) губернаторство в штате Нью-Йорк и 4) кресло президента.
Самым поразительным в этом плане был тот факт, что Рузвельт осуществлять его начал без нарушений графика: через десять лет первая половина уже была реализована. Причем к концу службы в военно-морском министерстве Рузвельт даже сумел договориться об отмене всех забастовок на флоте.
Мао Цзэдун стал присматриваться к тому, какая из политических сил способна привести его на вершину власти, сразу после свержения последнего китайского императора. Как и многие диктаторы ХХ века, большим ученым председатель не был. Он знал толк лишь в одной науке – управлении массами, точнее, превращении людей в однородную массу, из которой можно лепить все что хочешь. «Народ, – учил Мао, – это чистый лист бумаги, на котором можно писать любые иероглифы». Он постоянно затевал грандиозные эксперименты над собственным народом, но они всегда заканчивались грандиозной неудачей. Причина была в несоответствии целей и возможностей – Мао в мыслях видел себя властителем Поднебесной, как именовали китайскую империю, но построить ее без советской помощи не мог, и это раздражало кандидата в «красные императоры».
Последовательность в утолении своей жажды могущества неминуемо приводит к желанию достичь еще большего могущества.
Уго Чавес явно метит в наследники Фиделя Кастро, бессменного лидера социалистической революции и главного противника США в Латинской Америке. Как родственники, которые хотят получить наследство, просиживают дни у постели умирающего богатого дядюшки, Уго Чавес чуть ли не каждый месяц навещает президента Кубы, перенесшего 31 июля 2006 года тяжелую операцию. Именно Чавес оповещает мир о состоянии здоровья команданте: «Фидель чувствует себя лучше», «Он уже больше ходит, чем лежит в постели», «Фидель находится на этапе полного выздоровления». А фотография Чавеса в кумачовой рубахе возле лежащего на высоких подушках Фиделя Кастро, облетевшая весь мир, не должна оставить сомнений в том, кто самый верный последователь лидера кубинской революции.
Называя Чавеса «первой леди Кубы», венесуэльские оппозиционеры правы еще и потому, что их президент оказывает влияние на кубинскую экономику: Венесуэла – основной поставщик нефти на Кубу.
Когда Фиделя Кастро не станет, Чавес рассчитывает стать неформальным лидером всей Латинской Америки. Но в отличие от кубинского вождя, который из-за бедности своей страны мог влиять на настроения в Латинской Америке только с помощью идеологии, у Уго Чавеса есть большие финансовые возможности. Уго Чавес – основной на континенте поставщик оружия революционерам. По данным США, повстанцы Колумбии, которые уже 30 лет ведут борьбу с правительством, получают вооружение от режима Чавеса.
Президент Венесуэлы постоянно увеличивает закупки вооружений. В 2005 году Венесуэла заключила контракт с Россией на $3 млрд. «Мы должны защищать каждую улицу, каждый холмик, каждый уголок нашей страны от угрозы американского военного вторжения», – убеждает венесуэльцев Уго Чавес. И, как ни удивительно, венесуэльцы до сих пор ему верят.
Правда, Чавесу не стоит забывать, что жажда могущества может стать фатально неутолимой. Так, бразильский президент Жетулиу Дорнелис Варгас мечтал о создании собственного милитаристского государства, полностью подчиненного его воле. Во многом Варгасу удалось осуществить этот замысел, и только армия осталась неподвластна ему.
Оказавшись у власти в результате революции 1930 года, Варгас принял конституцию, сделавшую Бразилию во многом похожей на фашистскую Италию. В 1937 году он перешел к созданию диктатуры в Бразилии и поэтому начал избавляться от политических конкурентов.
Но в 1945 году Жетулиу Варгас под давлением военной элиты и общества, требовавшего демократических реформ, ушел со своего поста. Он, впрочем, сохранил популярность и в 1951 году победил на президентских выборах. Однако теперь Варгас оказался во главе совершенно другой Бразилии, шедшей по пути демократизации, где существовало множество партий, а пресса была гораздо более свободной. Главным политическим соперником Варгаса стал издатель газеты Tribuna da Imprensa Карлос Ласерда, который требовал отстранить бывшего диктатора от власти. В 1954 году на Ласерду было совершено покушение, и, хотя он был только ранен в ногу, погиб находившийся рядом майор ВВС Рубенс Вас. У высокопоставленных военных эта новость вызвала настоящий гнев, который они направили против Варгаса, когда стало известно, что заказчиком убийства был начальник охраны президента.
Армия вновь потребовала от Жетулиу Варгаса покинуть пост, но он предпочел выстрелить себе в сердце. В предсмертном обращении к бразильцам Варгас написал: «Я отдал вам свою жизнь, а теперь отдаю свою смерть. Я выбрал этот путь, чтобы защитить вас, моя душа будет с вами, мое имя станет флагом вашей борьбы. Я совершаю этот первый шаг в вечность. Я ухожу из жизни, чтобы войти в историю».
Жажда славы
Цезарь достиг всего, чего хотел. Он стал неограниченным властелином державы, которая лишь формально все еще считалась республикой. Сенаторы старались перещеголять друг друга, осыпая главу государства беспрецедентными почестями. Он был назначен пожизненным диктатором, бессменным консулом и трибуном, наследственным верховным жрецом, префектом нравов, носил титулы «императора» (главного военачальника) и «отца отечества». Все его распоряжения были заранее одобрены сенатом и народным собранием. Цезарю полагались золоченое кресло, священная колесница и носилки, в его честь была воздвигнута статуя с надписью «Полубогу» (в цирковых процессиях ее везли вместе со статуями богов). Изображение Цезаря чеканилось на монетах, день его рождения и дни побед отмечались как народные торжества, месяц квинтилий был переименован в юлий (июль).
Тот, по стопам которого шел Цезарь, – Александр Македонский – на протяжении всей взрослой жизни клал у своего изголовья рядом с мечом «Илиаду» Гомера. Он желал быть похожим на эпических героев древности.
Александр не был великим правителем. Но, завоевав с несколькими десятками тысяч свирепых македонских воинов территорию от Дуная до Инда, он объединил все живущие там народы, предложив им привлекательный жизненный стандарт эллинизма, синтезировавший греческие жизненные идеалы – красоту, телесность, благо, целесообразность, логику – с исконно восточными культурными стереотипами.
Как это часто бывает, любовь Александра к греческой культуре основывалась на неофитстве: македонский царь сам не был греком и греки его считали варваром. Увлечение Грецией передалось Александру по наследству. Его отец Филипп еще до рождения сына мечтал завоевать Грецию, и задача оказалась не слишком трудной: перепробовав все возможные виды общественного регулирования, Греция дошла в каждом из них до абсурда.
Прежде чем завоевать Грецию, Филипп сильно эллинизировал македонский двор. Делал он это, однако, не из любви к эллинизму, а из чисто политических соображений: Филипп никогда не забывал, что для греков остается варваром, и они смирятся с его господством только в том случае, если он усвоит их культуру. Филипп ввел аттическое наречие в свою канцелярию, перестроил на греческий манер административную систему и пригласил ко двору знаменитых греков.
Далее последовал ключевой для последующей истории человечества эпизод: видя в сыне своего преемника, он позаботился дать ему хорошее греческое воспитание, и в учителя к Александру был приглашен сам Аристотель. Горизонты, которые открыл перед Александром Аристотель, не шли ни в какое сравнение с помыслами отца, венцом которых было завоевание греческих городов в Малой Азии. Александр решил завоевать весь мир, чтобы заставить каждого человека в мире преклоняться перед тем, перед чем преклонялся он сам – греческой культурой.
Подобно Александру, деяниями древних зачитывался и Мао Цзэдун. Правда, его героями были исключительно великие императоры – от основателя первой империи Цинь Шихуан-ди до Наполеона Бонапарта. Будущий Великий Кормчий примерял их судьбы на себя. В истории Китая хватало властителей, вышедших из крестьян, и молодому Мао это запало в душу. Вместе с тем его привлекали и труды древнего мудреца Конфуция. Молодого диалектика не смущало, что, к примеру, тот же основатель империи Цинь не жаловал конфуцианцев, приказав топить умников в сортирах.
Славы – рыцарской славы – жаждали император российский Павел I и Наполеон. Что, правда, не принесло особых дивидентов первому и стало причиной главной стратегической ошибки второго.
Летом 1800 года через наполеоновскую агентуру Павлу поступило предложение вступить в антианглийскую коалицию. Стратегию вовлечения России в войну разрабатывал знаменитый дипломат Талейран. Убеждая российского императора, он делал основной упор не столько на экономические выгоды, которые принесет его стране победа над Англией, сколько на то, что Павел совершит несметное количество подвигов плечом к плечу с самым великим полководцем всех времен и народов. На Павла, с детства мечтавшего о военной славе, это предложение подействовало не менее опьяняюще, чем раньше – мальтийский жезл, полученный от Наполеона.
Начиная русскую кампанию, Наполеон, главными словами которого были «честь» и «слава», убеждал себя, что Александр не может просто так отступить из Польши – ведь тогда он обесчестит себя в глазах поляков. Что он не может сдавать русские города один за другим. Что он не может отказаться от мира, когда неприятель занял одну из российских столиц. После Бородинского сражения Наполеону осталось лишь заметить: «Мы скрестили шпаги: честь спасена в глазах всего мира». Известно, какой абсурдной ценой было оплачено это спасение.
По молодости Уинстон Черчилль грезил сражениями, где можно было бы прославиться. Примером ему служил его славный предок Джон Черчилль, в 1702 году получивший титул первого герцога Мальборо за победы над Людовиком XIV в Войне за испанское наследство, которую вели французы против коалиции европейских держав. Дом, где родился Черчилль, был частью английской истории: народ построил его для герцога Мальборо в благодарность за его подвиги.
В своих мемуарах Шарль де Голль вспоминал: «Я считал, что смысл жизни состоит в том, чтобы свершить во имя Франции выдающийся подвиг, и что наступит день, когда мне представится такая возможность».
Уго Чавес всегда верил в то, что станет героем Венесуэлы, как его знаменитый прадед, генерал Педро Перес Дельгадо по прозвищу Маисанта, который прославился тем, что в 1914 году поднял восстание против диктатора Хуана Висенте Гомеса. Уго с приятелями нередко устраивал вылазки по местам героических сражений, пытаясь найти затерявшиеся в песках гильзы.
Главный нерукотворный памятник, который воздвиг себе покойный Туркменбаши – «глава туркмен» Сапармурат Ниязов, – книга «Рухнама» («Духовность»), вторая после Корана книга заповедей для туркменского народа, вышедшая в свет в 2001 году и переведенная на все основные языки мира, включая зулусский. Среди прочего, в книге утверждается, что «первую телегу на земле смастерили туркмены. Туркменское колесо не только изменило жизнь армии и государства, но развернуло ход самой истории». Кроме того, по мнению автора, «Господь сотворил Адама человеком зрелого возраста – ему было 28 лет. Точно так же и Туркменистан с самого начала был зрелым государством».
В 2002 году Туркменбаши ввел в стране новый календарь, изменив названия дней недели и месяцев. Январь в новом календаре называется месяц туркменбаши, апрель – гурбансолтан-едже (так звали мать Сапармурата Ниязова), сентябрь – рухнама.
Туркменбаши также распорядился разделить человеческую жизнь на 12-годичные циклы. Старость при таком делении начинается в 85 лет, «возраст мудрости» – в 73. Сам президент и в момент издания соответствующего распоряжения, и в момент смерти находился в «возрасте вдохновения» (61–73).
Порой жажда славы – по воле жаждущего – распространяется и на его посмертие или принимает иные, довольно причудливые формы.
Так, завещание, написанное Рузвельтом в 41 год, уже в момент написания поразило нотариуса скрупулезностью требований. Рузвельт повелел воздвигнуть на могиле «простой белый памятник без резьбы и украшений, по направлению с востока на запад, длиной 8 футов, шириной 4, высотой 3 фута. Основание должно выступать из-под памятника не более чем на 2 фута 6 дюймов от земли. Надпись белым по черному граниту: только фамилия и даты жизни». К этому времени Рузвельт твердо знал: он войдет в историю.
А вот прибалтийский барон Роман Унгерн фон Штернберг в начале ХХ века мечтал возродить древние монархии и рыцарские традиции. Окончив в 1910 году военное училище, он попросился в Забайкалье, откуда было рукой подать до Монголии и Китая, где вскоре начались события, в которых помешанный на войне поручик Унгерн видел начало новой эпохи. Вообще, в начале XX века Восток был в моде. Восточное искусство, восточная жестокость, восточная философия и вывозимые с Востока наркотики во многом определяли стиль эпохи.
В конце 1911 года часть Монголии провозгласила себя независимой от Китая, и на престол взошел первосвященник Богдо-геген Джебцзун-Дамба-хутухта, или же просто Богдо-хан. Вскоре после этого Унгерн добился отставки и поехал в Монголию в качестве частного лица. В его отпускном удостоверении говорилось, что «вышедший добровольно в отставку поручик Роман Федорович Унгерн-Штернберг отправляется на запад в поисках смелых подвигов». Отправившийся на поиски приключений потомок крестоносцев производил странное впечатление.
Вот как описал Унгерна случайный попутчик: «Он был поджарый, обтрепанный, неряшливый, обросший желтоватой растительностью на лице, с выцветшими застывшими глазами маньяка. По виду ему можно дать лет около тридцати, хотя он в дороге и отрастил бородку. Военный костюм его был необычайно грязен, брюки потерты, голенища в дырах. Сбоку висела сабля, у пояса – револьвер… Вьюк его был пуст, болтался только дорожный брезентовый мешок, в одном углу которого виднелся какой-то маленький сверток».
Целью его поездки было присоединиться к отряду джа-ламы, который был одновременно полевым командиром и буддийским монахом. Правда, российские власти были категорически против того, чтобы офицер шел служить в отряд, больше походивший на обыкновенную банду. В конце концов Унгерну пришлось записаться офицером в Верхнеудинский казачий полк, в котором он служил безо всяких приключений. Однако это первое путешествие в Монголию во многом определило дальнейшую судьбу барона. Он возвращался в Россию с чувством, что в Монголии и Китае дерзкий авантюрист может получить все, вплоть до императорской короны. Позже, рассказывая своему кузену о ситуации на Дальнем Востоке, барон сказал: «Отношения там складываются таким образом, что при удаче и определенной ловкости можно было стать императором Китая».
Начало Первой мировой войны барон встретил восторженно, но к патриотизму его восторг отношения не имел. Просто наконец-то начиналась та самая большая война, о которой он мечтал. Кто-то из читавших фронтовые письма Унгерна вспоминал: «Его письма родным с фронта напоминали песни трубадура Бертрана де Борна, они дышали беззаветной удалью, опьянением опасности. Он любил войну, как другие любят карты, вино и женщин». Хотя на войне такие люди, как Унгерн, всегда востребованы, сделать карьеру ему не удалось. В конце 1916 года пьяный Унгерн ударил ножнами шашки офицера, отказавшегося выделить ему гостиничный номер. Правда, дело закончилось двухмесячным тюремным заключением, но приближалась революция, и вскоре всем стало не до войны.
Готовясь к тому, чтобы возглавить антибуржуазное движение кочевых народов, Унгерн 16 августа 1919 года женился на маньчжурской принцессе. Для барона, который женщин не любил и всячески избегал, это был способ породниться с Цинской династией, возрождение которой должно было, по его мнению, вырвать Китай из-под тлетворного влияния Запада. Правда, воспользоваться своими новыми родственными связями ему не пришлось. Уже через месяц после свадьбы барон отослал жену к родственникам, а осенью 1920 года к Елене Ивановне (под таким именем принцесса упоминается во всех документах) приехал адъютант Унгерна и передал ей бумагу, в которой муж уведомлял ее о разводе.
Его отношение к войне, почерпнутое из рыцарских романов, где рядом с людьми воюют духи и предсказатели, не изменилось с юношества. Унгерна сопровождал целый отряд лам, которые объясняли ему, какой день является благоприятным для выступления. Одно время барон носился с идеей учредить орден военных буддистов – восточный аналог Тевтонского ордена. Удались же ему лишь массовые убийства и еврейские погромы.
Тот, по стопам которого шел Цезарь, – Александр Македонский – на протяжении всей взрослой жизни клал у своего изголовья рядом с мечом «Илиаду» Гомера. Он желал быть похожим на эпических героев древности.
Александр не был великим правителем. Но, завоевав с несколькими десятками тысяч свирепых македонских воинов территорию от Дуная до Инда, он объединил все живущие там народы, предложив им привлекательный жизненный стандарт эллинизма, синтезировавший греческие жизненные идеалы – красоту, телесность, благо, целесообразность, логику – с исконно восточными культурными стереотипами.
Как это часто бывает, любовь Александра к греческой культуре основывалась на неофитстве: македонский царь сам не был греком и греки его считали варваром. Увлечение Грецией передалось Александру по наследству. Его отец Филипп еще до рождения сына мечтал завоевать Грецию, и задача оказалась не слишком трудной: перепробовав все возможные виды общественного регулирования, Греция дошла в каждом из них до абсурда.
Прежде чем завоевать Грецию, Филипп сильно эллинизировал македонский двор. Делал он это, однако, не из любви к эллинизму, а из чисто политических соображений: Филипп никогда не забывал, что для греков остается варваром, и они смирятся с его господством только в том случае, если он усвоит их культуру. Филипп ввел аттическое наречие в свою канцелярию, перестроил на греческий манер административную систему и пригласил ко двору знаменитых греков.
Далее последовал ключевой для последующей истории человечества эпизод: видя в сыне своего преемника, он позаботился дать ему хорошее греческое воспитание, и в учителя к Александру был приглашен сам Аристотель. Горизонты, которые открыл перед Александром Аристотель, не шли ни в какое сравнение с помыслами отца, венцом которых было завоевание греческих городов в Малой Азии. Александр решил завоевать весь мир, чтобы заставить каждого человека в мире преклоняться перед тем, перед чем преклонялся он сам – греческой культурой.
Подобно Александру, деяниями древних зачитывался и Мао Цзэдун. Правда, его героями были исключительно великие императоры – от основателя первой империи Цинь Шихуан-ди до Наполеона Бонапарта. Будущий Великий Кормчий примерял их судьбы на себя. В истории Китая хватало властителей, вышедших из крестьян, и молодому Мао это запало в душу. Вместе с тем его привлекали и труды древнего мудреца Конфуция. Молодого диалектика не смущало, что, к примеру, тот же основатель империи Цинь не жаловал конфуцианцев, приказав топить умников в сортирах.
Славы – рыцарской славы – жаждали император российский Павел I и Наполеон. Что, правда, не принесло особых дивидентов первому и стало причиной главной стратегической ошибки второго.
Летом 1800 года через наполеоновскую агентуру Павлу поступило предложение вступить в антианглийскую коалицию. Стратегию вовлечения России в войну разрабатывал знаменитый дипломат Талейран. Убеждая российского императора, он делал основной упор не столько на экономические выгоды, которые принесет его стране победа над Англией, сколько на то, что Павел совершит несметное количество подвигов плечом к плечу с самым великим полководцем всех времен и народов. На Павла, с детства мечтавшего о военной славе, это предложение подействовало не менее опьяняюще, чем раньше – мальтийский жезл, полученный от Наполеона.
Начиная русскую кампанию, Наполеон, главными словами которого были «честь» и «слава», убеждал себя, что Александр не может просто так отступить из Польши – ведь тогда он обесчестит себя в глазах поляков. Что он не может сдавать русские города один за другим. Что он не может отказаться от мира, когда неприятель занял одну из российских столиц. После Бородинского сражения Наполеону осталось лишь заметить: «Мы скрестили шпаги: честь спасена в глазах всего мира». Известно, какой абсурдной ценой было оплачено это спасение.
По молодости Уинстон Черчилль грезил сражениями, где можно было бы прославиться. Примером ему служил его славный предок Джон Черчилль, в 1702 году получивший титул первого герцога Мальборо за победы над Людовиком XIV в Войне за испанское наследство, которую вели французы против коалиции европейских держав. Дом, где родился Черчилль, был частью английской истории: народ построил его для герцога Мальборо в благодарность за его подвиги.
В своих мемуарах Шарль де Голль вспоминал: «Я считал, что смысл жизни состоит в том, чтобы свершить во имя Франции выдающийся подвиг, и что наступит день, когда мне представится такая возможность».
Уго Чавес всегда верил в то, что станет героем Венесуэлы, как его знаменитый прадед, генерал Педро Перес Дельгадо по прозвищу Маисанта, который прославился тем, что в 1914 году поднял восстание против диктатора Хуана Висенте Гомеса. Уго с приятелями нередко устраивал вылазки по местам героических сражений, пытаясь найти затерявшиеся в песках гильзы.
Главный нерукотворный памятник, который воздвиг себе покойный Туркменбаши – «глава туркмен» Сапармурат Ниязов, – книга «Рухнама» («Духовность»), вторая после Корана книга заповедей для туркменского народа, вышедшая в свет в 2001 году и переведенная на все основные языки мира, включая зулусский. Среди прочего, в книге утверждается, что «первую телегу на земле смастерили туркмены. Туркменское колесо не только изменило жизнь армии и государства, но развернуло ход самой истории». Кроме того, по мнению автора, «Господь сотворил Адама человеком зрелого возраста – ему было 28 лет. Точно так же и Туркменистан с самого начала был зрелым государством».
В 2002 году Туркменбаши ввел в стране новый календарь, изменив названия дней недели и месяцев. Январь в новом календаре называется месяц туркменбаши, апрель – гурбансолтан-едже (так звали мать Сапармурата Ниязова), сентябрь – рухнама.
Туркменбаши также распорядился разделить человеческую жизнь на 12-годичные циклы. Старость при таком делении начинается в 85 лет, «возраст мудрости» – в 73. Сам президент и в момент издания соответствующего распоряжения, и в момент смерти находился в «возрасте вдохновения» (61–73).
Порой жажда славы – по воле жаждущего – распространяется и на его посмертие или принимает иные, довольно причудливые формы.
Так, завещание, написанное Рузвельтом в 41 год, уже в момент написания поразило нотариуса скрупулезностью требований. Рузвельт повелел воздвигнуть на могиле «простой белый памятник без резьбы и украшений, по направлению с востока на запад, длиной 8 футов, шириной 4, высотой 3 фута. Основание должно выступать из-под памятника не более чем на 2 фута 6 дюймов от земли. Надпись белым по черному граниту: только фамилия и даты жизни». К этому времени Рузвельт твердо знал: он войдет в историю.
А вот прибалтийский барон Роман Унгерн фон Штернберг в начале ХХ века мечтал возродить древние монархии и рыцарские традиции. Окончив в 1910 году военное училище, он попросился в Забайкалье, откуда было рукой подать до Монголии и Китая, где вскоре начались события, в которых помешанный на войне поручик Унгерн видел начало новой эпохи. Вообще, в начале XX века Восток был в моде. Восточное искусство, восточная жестокость, восточная философия и вывозимые с Востока наркотики во многом определяли стиль эпохи.
В конце 1911 года часть Монголии провозгласила себя независимой от Китая, и на престол взошел первосвященник Богдо-геген Джебцзун-Дамба-хутухта, или же просто Богдо-хан. Вскоре после этого Унгерн добился отставки и поехал в Монголию в качестве частного лица. В его отпускном удостоверении говорилось, что «вышедший добровольно в отставку поручик Роман Федорович Унгерн-Штернберг отправляется на запад в поисках смелых подвигов». Отправившийся на поиски приключений потомок крестоносцев производил странное впечатление.
Вот как описал Унгерна случайный попутчик: «Он был поджарый, обтрепанный, неряшливый, обросший желтоватой растительностью на лице, с выцветшими застывшими глазами маньяка. По виду ему можно дать лет около тридцати, хотя он в дороге и отрастил бородку. Военный костюм его был необычайно грязен, брюки потерты, голенища в дырах. Сбоку висела сабля, у пояса – револьвер… Вьюк его был пуст, болтался только дорожный брезентовый мешок, в одном углу которого виднелся какой-то маленький сверток».
Целью его поездки было присоединиться к отряду джа-ламы, который был одновременно полевым командиром и буддийским монахом. Правда, российские власти были категорически против того, чтобы офицер шел служить в отряд, больше походивший на обыкновенную банду. В конце концов Унгерну пришлось записаться офицером в Верхнеудинский казачий полк, в котором он служил безо всяких приключений. Однако это первое путешествие в Монголию во многом определило дальнейшую судьбу барона. Он возвращался в Россию с чувством, что в Монголии и Китае дерзкий авантюрист может получить все, вплоть до императорской короны. Позже, рассказывая своему кузену о ситуации на Дальнем Востоке, барон сказал: «Отношения там складываются таким образом, что при удаче и определенной ловкости можно было стать императором Китая».
Начало Первой мировой войны барон встретил восторженно, но к патриотизму его восторг отношения не имел. Просто наконец-то начиналась та самая большая война, о которой он мечтал. Кто-то из читавших фронтовые письма Унгерна вспоминал: «Его письма родным с фронта напоминали песни трубадура Бертрана де Борна, они дышали беззаветной удалью, опьянением опасности. Он любил войну, как другие любят карты, вино и женщин». Хотя на войне такие люди, как Унгерн, всегда востребованы, сделать карьеру ему не удалось. В конце 1916 года пьяный Унгерн ударил ножнами шашки офицера, отказавшегося выделить ему гостиничный номер. Правда, дело закончилось двухмесячным тюремным заключением, но приближалась революция, и вскоре всем стало не до войны.
Готовясь к тому, чтобы возглавить антибуржуазное движение кочевых народов, Унгерн 16 августа 1919 года женился на маньчжурской принцессе. Для барона, который женщин не любил и всячески избегал, это был способ породниться с Цинской династией, возрождение которой должно было, по его мнению, вырвать Китай из-под тлетворного влияния Запада. Правда, воспользоваться своими новыми родственными связями ему не пришлось. Уже через месяц после свадьбы барон отослал жену к родственникам, а осенью 1920 года к Елене Ивановне (под таким именем принцесса упоминается во всех документах) приехал адъютант Унгерна и передал ей бумагу, в которой муж уведомлял ее о разводе.
Его отношение к войне, почерпнутое из рыцарских романов, где рядом с людьми воюют духи и предсказатели, не изменилось с юношества. Унгерна сопровождал целый отряд лам, которые объясняли ему, какой день является благоприятным для выступления. Одно время барон носился с идеей учредить орден военных буддистов – восточный аналог Тевтонского ордена. Удались же ему лишь массовые убийства и еврейские погромы.