Страница:
Один день на ферме
Суло Кулешово Тульской области. Молочное хозяйство «Фаворит». Вечером в разгар дойки остановился молокопровод.
20.20. Мимо указателя «Фаворит» с изображением упитанного теленка поворачиваем к коровнику. Коровник достался «Фавориту» от давно разорившегося колхоза. Прямо в коровнике – кабинет 28-летнего Дмитрия Гребенкина. Два письменных стола, офисный компьютер. Электрочайник да обогреватель на полу, покрытом линолеумом.
Дмитрий моет огромные кружки, наливает нам свежего молока. Обсуждаем, что вкуснее – парное молоко или охлажденное. Приходим к выводу, что охлажденное. «В молоке в любом случае есть бактерии. Если его охладить немедленно после дойки, они не будут развиваться», – переходит Дмитрий от вкусовых качеств продукта к профессиональным заботам.
Вакуумный насос наконец починили, и дойка продолжается. Я хожу за Гребенкиным по коровнику и немного удивляюсь. Им удается делать качественное молоко и получать прибыль, но что тут можно назвать передовым?
Сверху капает. «Я крышу разобрал, чтобы воздух был. – Гребенкин показывает рукой наверх, откуда капало. – Производство молока сопряжено с выделением аммиака. Нужно проветривать. Без чистого воздуха коровы не будут давать много молока. Двери раскрою, когда дойка закончится, чтобы доярки не замерзли».
Человек со шваброй сгоняет свежий навоз из-под коров в канаву, которая тянется вдоль стойл. Это тоже форс-мажор. Обычно возле коров сыплют свежие опилки. Но ближайшая лесопилка «Русский лес» уже две недели не работает. «Ищем, где еще купить опилок», – говорит Дмитрий.
21.30. Гребенкин показывает на коровье вымя: чтобы оно было чистым, доярка должна не только протереть его сначала влажной тряпкой, а затем одноразовой салфеткой, нужно еще опалить на вымени волоски.
– Корове не больно? – спрашиваю.
– Нет, это как волосы на руке обжечь зажигалкой.
Из тяжелого пахучего тумана в конце коровника выныривает мужчина в сапогах и красной куртке. Знакомимся. Александр Воронов, владелец «Фаворита». Миллионер.
Воронов рассказывает, что другие фермеры вкладывают много денег, строят красивые офисы для своих ферм, а работы настоящей нет. Надо сначала дело поставить, а чтобы красиво было – это можно потом.
23.00. Поговорили уже почти обо всем: о местном губернаторе, о том, что в село будут тянуть газ – здесь единственное передовое хозяйство в области. О том, что еще пять лет назад нормальный дом в Кулешово можно было купить за 50 тысяч рублей, а теперь местные видят, что тут ферма работает, и даже за развалюху требуют в десять раз больше.
У Воронова еще в начале 90-х был бизнес – корейские машины в Россию возил. Шесть лет назад решил заняться молоком и говядиной. Скупил уже 5,5 тысячи га, собирается выращивать на них кормовые культуры. Прощаемся – завтра на утреннюю дойку, а она в шесть часов. Гребенкин подвозит нас до поворота. Мы с фотографом остаемся ночевать в деревне. Гребенкин уезжает в Суворов, где снимает с семьей квартиру.
6.00. Еще темно, идем на утреннюю дойку. Вскоре мужик, приехавший на одиннадцатой Lada, наполняет прицепленную к ней бочку, раскрашенную «под буренку». Это водитель из Суворова, здесь он берет молоко на реализацию. Продается хорошо: суворовцы распробовали. С литра проданного молока продавец получает 3 рубля. В бочке 450 литров, то есть в день можно заработать около 1,5 тысячи рублей – неплохо для уездного города.
«Вот январь почти без «желтых дней» прошел, – с гордостью демонстрирует Гребенкин (на 15 сотрудников желтеют всего три графы). – В Новый год не пили».
Главная проблема с доярками не в «желтых днях», а в их консерватизме. Они привыкли, что в коровнике должно быть тепло – в советское время к этому стремились. Еще считалось, что корову можно ударить, чтобы слушалась. А вымя перед дойкой принято было немного размять руками. «Всю жизнь так доили, и нормально», – примерно так отвечали 22-летнему Дмитрию, когда он только начинал на ферме – выстужал коровник, запрещал наказывать животных и разминать вымя.
7.30. Фотограф снимает телят на улице. Это, кстати, тоже нововведение молодого управляющего, который вспоминает, как он работал у голландца на подмосковной коровьей ферме – первое место после ветеринарной академии в Витебске. Голландский специалист российской пищи боялся и ел только курицу, потому что все остальное у нас выращивают на антибиотиках. Потом разочаровался и в курице. «Он каждый октябрь дома болел – так у него иммунитет обновлялся, – поясняет Гребенкин. – А тут не заболел и очень по этому поводу расстроился. Грешил на антибиотики в продуктах».
Еще Гребенкин работал на ферме у американца, у него тоже много чему научился. На самом деле, конечно, все началось раньше. В 1991 году семья Димы сбежала из Грозного. В Смоленской области беженцам выделили дом. Мать была учительницей. Чтобы кормиться, завели корову. В итоге судьба и привела в ветакадемию.
Когда Гребенкин работал у американца, начинающий скотопромышленник Воронин объезжал хозяйства, имеющие передовой зарубежный опыт. Переманил Диму к себе. Правда, тогда и коровы были совсем другие. Воронин скупил по округе всех оставшихся от колхозов коров – вышло стадо на 176 голов. Доились из них 53. «Корова, которая давала 14 литров, была звездой, – вспоминает Дмитрий. – Средний показатель по стаду вначале был 1,73 литра на голову, максимум, чего удалось добиваться, – 6,6 литра».
Гребенкин неохотно вспоминает, что после двух лет работы он ушел: «Молодой был, нервов не хватило». На второй заход явился, когда Воронин уже закупил породистых коров (около 120 тысяч рублей за голову). Сначала Гребенкин убедил начальника сменить корм: на «Фаворите» применяли барду, дробину, зерно, выращенное на местных полях. После того как перешли на комбикорм, удои повысились, сейчас – более 16 литров на голову.
8.00. Кидаем через окошко на улицу трубку от танка. Надо залить молоком трехтонную автоцистерну, приехавшую с молокозавода. Это основной покупатель «Фаворита». Включаем насос. Молоко перекачивается минут десять. Водитель цистерны уверяет, что на молокозаводе «Фаворит» знают и ценят, хотя он дает всего три тонны в день, а завод перерабатывает больше ста.
8.30. Дмитрий сам промывает все трубы, которые соприкасались с молоком. Вообще-то есть помощник, но он заболел. Бывают системы, которые могут автоматически мыть и трубы, но пока такую не купили. Дмитрий, кстати, сам монтировал молокопровод, сэкономил для хозяйства на этом около 700 тысяч рублей. Сейчас он набирает в большой бак воды, разбавляет в ней щелочь. Отворяет задвижки, и насос гоняет раствор по трубкам. Обязательное условие – чтобы вода была теплее 40 градусов, а чистка длилась около часа. Иначе на стенках трубок останутся жир и белок, а это потеря в качестве молока. Наконец Гребенкин сливает воду из труб и шваброй загоняет ее в сливное отверстие.
11.00. Возвращаемся к компьютеру. Среди основных показателей качества молока – содержание белка, жира, бактериальная осемененность. Содержание бактерий в молоке можно снижать, если заботиться о чистоте вымени, о том, чтобы молоко не соприкасалось с воздухом. При анализе – данные поступают из заводской лаборатории – видно, была ли корова больна, применялись ли антибиотики.
Главная проблема Гребенкина: его молоко все любят, но по высшему сорту не принимают. Изо дня в день он берет молоко на анализы. В соседней таблице – анализы его же молока, пришедшие с молокозавода, они похуже. «А когда я звоню, спрашиваю, пытаюсь разобраться, на следующий день мне еще больше снижают сорт и, соответственно, недоплачивают». По высшему сорту литр молока стоил бы 19 рублей. Гребенкин подсчитывает, что в месяц теряет на этом около 175 тысяч рублей.
12.00. Из Суворова приехал Александр Воронин (с понедельника по среду он работает в Москве, с четверга по субботу – здесь). Перебираемся в его офис. Расспрашиваю о бизнесе. Воронин оценивает «Фаворит» в 500 миллионов рублей. Около 200 миллионов вложил сам. Еще 150 миллионов – кредиты. Еще около 50 миллионов – государственные субсидии на развитие животноводства, правда, не молочного, а мясного. Молочное направление самое развитое, но не самое крупное. Скота мясных пород – 1800 голов. Скот из Австралии, герефорды например, с доставкой стоили по $2,5 тысячи за голову.
Но главная задача – своя переработка. В Москве тренд – живое молоко, в «Азбуке вкуса» поставили «молокоматы». Гребенкин делает молоко не хуже. Правда, выходить в торговые сети с их разбойничьими бонусами Воронин не хочет. Он ведет переговоры с итальянцами о линиях по розливу, которые позволят довозить свежее молоко до Москвы. План такой: работать с маленькими несетевыми магазинами («пять километров по Ленинскому»), раздавать по десятку пакетов. Деньги брать за проданные. И потихоньку наращивать объемы. Только чтобы производитель мог диктовать цену: отдавать в магазин по 30 рублей, пусть продают по 50.
По столичным меркам – не так уж много за натуральное молоко от коровы с чистым выменем.
20.20. Мимо указателя «Фаворит» с изображением упитанного теленка поворачиваем к коровнику. Коровник достался «Фавориту» от давно разорившегося колхоза. Прямо в коровнике – кабинет 28-летнего Дмитрия Гребенкина. Два письменных стола, офисный компьютер. Электрочайник да обогреватель на полу, покрытом линолеумом.
Дмитрий моет огромные кружки, наливает нам свежего молока. Обсуждаем, что вкуснее – парное молоко или охлажденное. Приходим к выводу, что охлажденное. «В молоке в любом случае есть бактерии. Если его охладить немедленно после дойки, они не будут развиваться», – переходит Дмитрий от вкусовых качеств продукта к профессиональным заботам.
Вакуумный насос наконец починили, и дойка продолжается. Я хожу за Гребенкиным по коровнику и немного удивляюсь. Им удается делать качественное молоко и получать прибыль, но что тут можно назвать передовым?
Сверху капает. «Я крышу разобрал, чтобы воздух был. – Гребенкин показывает рукой наверх, откуда капало. – Производство молока сопряжено с выделением аммиака. Нужно проветривать. Без чистого воздуха коровы не будут давать много молока. Двери раскрою, когда дойка закончится, чтобы доярки не замерзли».
Человек со шваброй сгоняет свежий навоз из-под коров в канаву, которая тянется вдоль стойл. Это тоже форс-мажор. Обычно возле коров сыплют свежие опилки. Но ближайшая лесопилка «Русский лес» уже две недели не работает. «Ищем, где еще купить опилок», – говорит Дмитрий.
21.30. Гребенкин показывает на коровье вымя: чтобы оно было чистым, доярка должна не только протереть его сначала влажной тряпкой, а затем одноразовой салфеткой, нужно еще опалить на вымени волоски.
– Корове не больно? – спрашиваю.
– Нет, это как волосы на руке обжечь зажигалкой.
Из тяжелого пахучего тумана в конце коровника выныривает мужчина в сапогах и красной куртке. Знакомимся. Александр Воронов, владелец «Фаворита». Миллионер.
Воронов рассказывает, что другие фермеры вкладывают много денег, строят красивые офисы для своих ферм, а работы настоящей нет. Надо сначала дело поставить, а чтобы красиво было – это можно потом.
23.00. Поговорили уже почти обо всем: о местном губернаторе, о том, что в село будут тянуть газ – здесь единственное передовое хозяйство в области. О том, что еще пять лет назад нормальный дом в Кулешово можно было купить за 50 тысяч рублей, а теперь местные видят, что тут ферма работает, и даже за развалюху требуют в десять раз больше.
У Воронова еще в начале 90-х был бизнес – корейские машины в Россию возил. Шесть лет назад решил заняться молоком и говядиной. Скупил уже 5,5 тысячи га, собирается выращивать на них кормовые культуры. Прощаемся – завтра на утреннюю дойку, а она в шесть часов. Гребенкин подвозит нас до поворота. Мы с фотографом остаемся ночевать в деревне. Гребенкин уезжает в Суворов, где снимает с семьей квартиру.
6.00. Еще темно, идем на утреннюю дойку. Вскоре мужик, приехавший на одиннадцатой Lada, наполняет прицепленную к ней бочку, раскрашенную «под буренку». Это водитель из Суворова, здесь он берет молоко на реализацию. Продается хорошо: суворовцы распробовали. С литра проданного молока продавец получает 3 рубля. В бочке 450 литров, то есть в день можно заработать около 1,5 тысячи рублей – неплохо для уездного города.
«Главная проблема с доярками – в их консерватизме. Они, например, привыкли, что в коровнике должно быть тепло…»7.15. Гребенкин сидит за компьютером. В таблице Excel по вертикали – сотрудники, по горизонтали – числа месяца. В файле не только учет рабочих смен, но и система штрафов. «Желтые дни» – это когда сотрудник вышел на работу нетрезвым, штраф – 1 тысяча рублей. «Синие» – если закурил в коровнике, штраф – 500 рублей. В любом случае получается, что ни за «синий», ни за «желтый» день денег не получишь, штраф все сожрет: зарплата на ферме – 10–15 тысяч рублей.
«Вот январь почти без «желтых дней» прошел, – с гордостью демонстрирует Гребенкин (на 15 сотрудников желтеют всего три графы). – В Новый год не пили».
Главная проблема с доярками не в «желтых днях», а в их консерватизме. Они привыкли, что в коровнике должно быть тепло – в советское время к этому стремились. Еще считалось, что корову можно ударить, чтобы слушалась. А вымя перед дойкой принято было немного размять руками. «Всю жизнь так доили, и нормально», – примерно так отвечали 22-летнему Дмитрию, когда он только начинал на ферме – выстужал коровник, запрещал наказывать животных и разминать вымя.
7.30. Фотограф снимает телят на улице. Это, кстати, тоже нововведение молодого управляющего, который вспоминает, как он работал у голландца на подмосковной коровьей ферме – первое место после ветеринарной академии в Витебске. Голландский специалист российской пищи боялся и ел только курицу, потому что все остальное у нас выращивают на антибиотиках. Потом разочаровался и в курице. «Он каждый октябрь дома болел – так у него иммунитет обновлялся, – поясняет Гребенкин. – А тут не заболел и очень по этому поводу расстроился. Грешил на антибиотики в продуктах».
Еще Гребенкин работал на ферме у американца, у него тоже много чему научился. На самом деле, конечно, все началось раньше. В 1991 году семья Димы сбежала из Грозного. В Смоленской области беженцам выделили дом. Мать была учительницей. Чтобы кормиться, завели корову. В итоге судьба и привела в ветакадемию.
Когда Гребенкин работал у американца, начинающий скотопромышленник Воронин объезжал хозяйства, имеющие передовой зарубежный опыт. Переманил Диму к себе. Правда, тогда и коровы были совсем другие. Воронин скупил по округе всех оставшихся от колхозов коров – вышло стадо на 176 голов. Доились из них 53. «Корова, которая давала 14 литров, была звездой, – вспоминает Дмитрий. – Средний показатель по стаду вначале был 1,73 литра на голову, максимум, чего удалось добиваться, – 6,6 литра».
Гребенкин неохотно вспоминает, что после двух лет работы он ушел: «Молодой был, нервов не хватило». На второй заход явился, когда Воронин уже закупил породистых коров (около 120 тысяч рублей за голову). Сначала Гребенкин убедил начальника сменить корм: на «Фаворите» применяли барду, дробину, зерно, выращенное на местных полях. После того как перешли на комбикорм, удои повысились, сейчас – более 16 литров на голову.
8.00. Кидаем через окошко на улицу трубку от танка. Надо залить молоком трехтонную автоцистерну, приехавшую с молокозавода. Это основной покупатель «Фаворита». Включаем насос. Молоко перекачивается минут десять. Водитель цистерны уверяет, что на молокозаводе «Фаворит» знают и ценят, хотя он дает всего три тонны в день, а завод перерабатывает больше ста.
8.30. Дмитрий сам промывает все трубы, которые соприкасались с молоком. Вообще-то есть помощник, но он заболел. Бывают системы, которые могут автоматически мыть и трубы, но пока такую не купили. Дмитрий, кстати, сам монтировал молокопровод, сэкономил для хозяйства на этом около 700 тысяч рублей. Сейчас он набирает в большой бак воды, разбавляет в ней щелочь. Отворяет задвижки, и насос гоняет раствор по трубкам. Обязательное условие – чтобы вода была теплее 40 градусов, а чистка длилась около часа. Иначе на стенках трубок останутся жир и белок, а это потеря в качестве молока. Наконец Гребенкин сливает воду из труб и шваброй загоняет ее в сливное отверстие.
11.00. Возвращаемся к компьютеру. Среди основных показателей качества молока – содержание белка, жира, бактериальная осемененность. Содержание бактерий в молоке можно снижать, если заботиться о чистоте вымени, о том, чтобы молоко не соприкасалось с воздухом. При анализе – данные поступают из заводской лаборатории – видно, была ли корова больна, применялись ли антибиотики.
Главная проблема Гребенкина: его молоко все любят, но по высшему сорту не принимают. Изо дня в день он берет молоко на анализы. В соседней таблице – анализы его же молока, пришедшие с молокозавода, они похуже. «А когда я звоню, спрашиваю, пытаюсь разобраться, на следующий день мне еще больше снижают сорт и, соответственно, недоплачивают». По высшему сорту литр молока стоил бы 19 рублей. Гребенкин подсчитывает, что в месяц теряет на этом около 175 тысяч рублей.
12.00. Из Суворова приехал Александр Воронин (с понедельника по среду он работает в Москве, с четверга по субботу – здесь). Перебираемся в его офис. Расспрашиваю о бизнесе. Воронин оценивает «Фаворит» в 500 миллионов рублей. Около 200 миллионов вложил сам. Еще 150 миллионов – кредиты. Еще около 50 миллионов – государственные субсидии на развитие животноводства, правда, не молочного, а мясного. Молочное направление самое развитое, но не самое крупное. Скота мясных пород – 1800 голов. Скот из Австралии, герефорды например, с доставкой стоили по $2,5 тысячи за голову.
Но главная задача – своя переработка. В Москве тренд – живое молоко, в «Азбуке вкуса» поставили «молокоматы». Гребенкин делает молоко не хуже. Правда, выходить в торговые сети с их разбойничьими бонусами Воронин не хочет. Он ведет переговоры с итальянцами о линиях по розливу, которые позволят довозить свежее молоко до Москвы. План такой: работать с маленькими несетевыми магазинами («пять километров по Ленинскому»), раздавать по десятку пакетов. Деньги брать за проданные. И потихоньку наращивать объемы. Только чтобы производитель мог диктовать цену: отдавать в магазин по 30 рублей, пусть продают по 50.
По столичным меркам – не так уж много за натуральное молоко от коровы с чистым выменем.
Козы балетмейстера
Лариса Ивановна – балетмейстер. Среди ее учеников, например, – балетмейстер Александр Тагильцев, который был директором «Геликон-оперы» в Москве. И там, в театре, Лариса Ивановна некоторое время работала у него замом.
В ее биографии сначала был Новокузнецк, Ансамбль песни и пляски кузнецких металлургов, где она трудилась с первым мужем, композитором. А потом были различные ансамбли в разных точках страны – от Крыма до Подмосковья. Какими бы коллективами она ни руководила, все они занимали первые места в различных конкурсах.
Сейчас она – уже шесть лет как фермер, разводит с мужем Анатолием коз в Новом Сельце Дмитровского района Московской области. Два козла-производителя, есть 22 дойные козы и около 40 козликов, а также куры и поросята.
Вот она подъезжает к дому на «Газели», причем за рулем. Она сама возит молоко клиентам в Дмитров и Москву, торгует на рынке.
– Деревня повымерла, – рассказывает она. – Зимой здесь только в шести домах живут, остальные принадлежат дачникам. Работать негде, но и собственного хозяйства никто не держит. Мы единственные в округе разводим скот.
Мы идем на луг, где пасутся козы, по чистоте сравнимые с комнатными собаками.
Коз ей, можно сказать, прописали врачи – она страдала аллергией. Суханова сначала прочитала всю необходимую литературу и только потом стала их разводить. По книжкам строила загоны, кормушки и места для доения. Козы пьют только подогретую подсоленную воду (чтобы не заболели). А жарким летом 2010 года Ларисе Ивановне пришлось купить для коз вентилятор за 3,5 тысячи: «А что было делать? Милка в обморок падала от жары!»
К вечеру на ферму прибыл резак – зарезать двух козлов. И тогда мы задали Ларисе Ивановне интеллигентский вопрос: «Как культурный человек может привыкнуть к убийству животных?»
– Это ужасно, – ответила она. – Это очень трудно преодолеть. Я сейчас говорю, а у меня мурашки по коже. Первое время я рыдала. Но постепенно, видимо, становишься хозяином. И понимаешь, что никуда от этого не деться.
Муж ее Анатолий прежде тоже не имел отношения к сельскому хозяйству: работал в Дмитрове на заводе алюминиевой и комбинированной ленты, а потом занимался реставрацией старинных автомобилей. У него случился тяжелый инсульт, работать больше не мог. Лариса Ивановна считает, что муж после инсульта восстановился только благодаря молочной сыворотке и другим козьим продуктам. Занимаясь бизнесом, Сухановы при этом с тоской и благодарностью вспоминают Советский Союз.
– Фермерство в те годы нам и не нужно было, мы своими профессиями зарабатывали, – говорят они.
А Лариса Ивановна добавляет:
– Если бы мне сейчас сказали: козы или место балетмейстера во Дворце культуры алюминиевого завода, я бы выбрала Дворец культуры. Козы – это хобби. Хотя меня и очень воодушевляет, когда я узнаю, что дети перестают болеть, начав пить и есть козьи продукты. Это такое счастье! Получается, я не просто бизнесом занимаюсь, а помогаю людям.
В ее биографии сначала был Новокузнецк, Ансамбль песни и пляски кузнецких металлургов, где она трудилась с первым мужем, композитором. А потом были различные ансамбли в разных точках страны – от Крыма до Подмосковья. Какими бы коллективами она ни руководила, все они занимали первые места в различных конкурсах.
Сейчас она – уже шесть лет как фермер, разводит с мужем Анатолием коз в Новом Сельце Дмитровского района Московской области. Два козла-производителя, есть 22 дойные козы и около 40 козликов, а также куры и поросята.
Вот она подъезжает к дому на «Газели», причем за рулем. Она сама возит молоко клиентам в Дмитров и Москву, торгует на рынке.
– Деревня повымерла, – рассказывает она. – Зимой здесь только в шести домах живут, остальные принадлежат дачникам. Работать негде, но и собственного хозяйства никто не держит. Мы единственные в округе разводим скот.
Мы идем на луг, где пасутся козы, по чистоте сравнимые с комнатными собаками.
Козы пьют только подогретую подсоленную воду (чтобы не заболели). А жарким летом 2010 года пришлось купить для коз вентилятор.– Вот это Буся, моя первая коза, с нее все стадо пошло, – начала рассказывать Лариса Ивановна, когда козы облепили ее. – Это Малышка, это Милочка, это Белочка, это Красуля. А вот эту козу я как-то назвала, но уже забыла как, – перечисляла Людмила Ивановна по именам всех, на взгляд постороннего, совершенно одинаковых коз.
Коз ей, можно сказать, прописали врачи – она страдала аллергией. Суханова сначала прочитала всю необходимую литературу и только потом стала их разводить. По книжкам строила загоны, кормушки и места для доения. Козы пьют только подогретую подсоленную воду (чтобы не заболели). А жарким летом 2010 года Ларисе Ивановне пришлось купить для коз вентилятор за 3,5 тысячи: «А что было делать? Милка в обморок падала от жары!»
К вечеру на ферму прибыл резак – зарезать двух козлов. И тогда мы задали Ларисе Ивановне интеллигентский вопрос: «Как культурный человек может привыкнуть к убийству животных?»
– Это ужасно, – ответила она. – Это очень трудно преодолеть. Я сейчас говорю, а у меня мурашки по коже. Первое время я рыдала. Но постепенно, видимо, становишься хозяином. И понимаешь, что никуда от этого не деться.
Муж ее Анатолий прежде тоже не имел отношения к сельскому хозяйству: работал в Дмитрове на заводе алюминиевой и комбинированной ленты, а потом занимался реставрацией старинных автомобилей. У него случился тяжелый инсульт, работать больше не мог. Лариса Ивановна считает, что муж после инсульта восстановился только благодаря молочной сыворотке и другим козьим продуктам. Занимаясь бизнесом, Сухановы при этом с тоской и благодарностью вспоминают Советский Союз.
– Фермерство в те годы нам и не нужно было, мы своими профессиями зарабатывали, – говорят они.
А Лариса Ивановна добавляет:
– Если бы мне сейчас сказали: козы или место балетмейстера во Дворце культуры алюминиевого завода, я бы выбрала Дворец культуры. Козы – это хобби. Хотя меня и очень воодушевляет, когда я узнаю, что дети перестают болеть, начав пить и есть козьи продукты. Это такое счастье! Получается, я не просто бизнесом занимаюсь, а помогаю людям.
3. Мастер
Рабочий: наемный работник, занятый, как правило, физическим трудом (материальным производством). Выделение в отдельную современную профессию связано с эпохой промышленной революции (конец XVIII – начало XIX века), потребовавшей значительное количество подготовленной рабочей силы, лишенной (в отличие от ремесленников) собственных средств производства.
Сфера деятельности: промышленное производство, добывающая и обрабатывающая промышленность, инженерные и иные коммуникации, строительство, ремонт, обслуживание техники, механизмов, зданий и коммуникационных сооружений. В современном индустриальном обществе рабочие составляют большинство населения и являются, по сути, основой этого общества.
Необходимые навыки: среднее специальное или высшее образование; практические навыки и умения, необходимые для той или иной специальности (Общероссийский классификатор профессий рабочих содержит около 10 тысяч рабочих специальностей), в числе которых навыки работы с различными машинами и механизмами, основы гидротехники и теплотехники, материаловедения и электродинамики, организации и охраны труда, а также трудолюбие, дисциплина и ответственность.
Сфера деятельности: промышленное производство, добывающая и обрабатывающая промышленность, инженерные и иные коммуникации, строительство, ремонт, обслуживание техники, механизмов, зданий и коммуникационных сооружений. В современном индустриальном обществе рабочие составляют большинство населения и являются, по сути, основой этого общества.
Необходимые навыки: среднее специальное или высшее образование; практические навыки и умения, необходимые для той или иной специальности (Общероссийский классификатор профессий рабочих содержит около 10 тысяч рабочих специальностей), в числе которых навыки работы с различными машинами и механизмами, основы гидротехники и теплотехники, материаловедения и электродинамики, организации и охраны труда, а также трудолюбие, дисциплина и ответственность.
Не тот сантехник пошел
Сантехник (слесарь, водопроводчик), наверное, одна из самых мифологизированных рабочих профессий. Герой бесчисленных анекдотов, фильмов (отнюдь не только с пометкой «для взрослых»), песен, культовых компьютерных игр (одни «Братья Марио» чего стоят!). Ему даже памятники ставят – и не только в России.
Вот только реальные сантехники сегодня на свои анекдотично-скульптурные воплощения похожи мало. А вот портрет типичного рабочего-трудяги с сантехника писать вполне можно.
– Нынче сантехник не тот пошел, – сидя на диване в своей хорошо обставленной четырехкомнатной квартире, размышляет нижегородский сантехник Максим Семашко. – Я в коммунальном хозяйстве с 1993 года, и вот что я вам скажу: раньше хозяева всегда предлагали бутылочку, сейчас не предлагают вообще. Нет такой моды. Да мы и сами не пьем. Рюмочку с устатку, может, дома и пропустим, а в рабочее время – ни-ни. Я, например, за рулем – хороший сантехник сейчас без машины никуда не успеет, так что я себе «Ладу Приору» купил для работы – у меня все инструменты в багажнике, я не говорю: «Так, хозяюшка, мне нужен другой ключ» и не пропадаю потом на неделю, поэтому не верьте, что у нас одни афони, которые на работу забивают, а зарплату пропивают. Сейчас сантехник пошел современный.
Зарплата у Максима, как и у всех его коллег в нижегородском ООО «Наш дом», около 10–12 тысяч. Но, как и все его коллеги, Максим подрабатывает в свободное время: «Хороший сантехник по рукам идет. Сделал человек себе ремонт, поменял все трубы, остался доволен и рекомендует меня своему знакомому. Тут 100 рублей, там несколько тысяч – вот и приработок». Максим считает, что работать сантехником сейчас еще и интереснее стало: «Раньше было одно железо и чугунина – с этим возиться долго и муторно, без сварки не обойдешься. А сейчас новые материалы, с ними проще, быстрее и самому даже любопытно – как чего соединить, чтобы лучше получилось. Так что наша профессия на подъеме! И материально выгодно».
Но молодые сантехники (случается, что уже в 29 человек – мастер и наставник, а в учениках у него – юноша слегка за 20) своим новым образом, похоже, довольны. Удивляются только живучести старого: «Очень часто нас жильцы в квартиры не пускают. Кричат: «Мы сантехника вызывали, а ты, парень, точно не сантехник. Иди отсюда». Мы ж приходим гладко выбритые, в спецодежде, не пьяные, а главное – молодые». Да огорчаются бытовой дикости жильцов: «Самый аврал у нас после праздников, когда народ начинает выбрасывать в унитазы недоеденный холодец, оливье, целые куски курицы. А в унитаз нельзя ничего выбрасывать, даже бумагу! Сколько мы ни говорим, вам, жильцам, все без толку. Вы и тряпки туда вываливаете вместе с водой, и котят топите. Сколько можно! У нас из-за ваших котят постоянные засоры!»
Вот только реальные сантехники сегодня на свои анекдотично-скульптурные воплощения похожи мало. А вот портрет типичного рабочего-трудяги с сантехника писать вполне можно.
– Нынче сантехник не тот пошел, – сидя на диване в своей хорошо обставленной четырехкомнатной квартире, размышляет нижегородский сантехник Максим Семашко. – Я в коммунальном хозяйстве с 1993 года, и вот что я вам скажу: раньше хозяева всегда предлагали бутылочку, сейчас не предлагают вообще. Нет такой моды. Да мы и сами не пьем. Рюмочку с устатку, может, дома и пропустим, а в рабочее время – ни-ни. Я, например, за рулем – хороший сантехник сейчас без машины никуда не успеет, так что я себе «Ладу Приору» купил для работы – у меня все инструменты в багажнике, я не говорю: «Так, хозяюшка, мне нужен другой ключ» и не пропадаю потом на неделю, поэтому не верьте, что у нас одни афони, которые на работу забивают, а зарплату пропивают. Сейчас сантехник пошел современный.
Зарплата у Максима, как и у всех его коллег в нижегородском ООО «Наш дом», около 10–12 тысяч. Но, как и все его коллеги, Максим подрабатывает в свободное время: «Хороший сантехник по рукам идет. Сделал человек себе ремонт, поменял все трубы, остался доволен и рекомендует меня своему знакомому. Тут 100 рублей, там несколько тысяч – вот и приработок». Максим считает, что работать сантехником сейчас еще и интереснее стало: «Раньше было одно железо и чугунина – с этим возиться долго и муторно, без сварки не обойдешься. А сейчас новые материалы, с ними проще, быстрее и самому даже любопытно – как чего соединить, чтобы лучше получилось. Так что наша профессия на подъеме! И материально выгодно».
«Очень часто нас жильцы в квартиры не пускают. Кричат: «Мы сантехника вызывали, а ты, парень, точно не сантехник. Иди отсюда». Мы ж приходим гладко выбритые, в спецодежде, не пьяные, а главное – молодые».«Старики», правда, ворчат о том, что «сухой закон» в профессии подрывает традиционное уважение к рабочему человеку и атмосферу доверия: «Я работаю тут с 1975 года. И я так скажу: мы изменились за это время, но и люди изменились. Раньше – поставят тебе, накормят, напоят. Ключи в мастерскую приносили: пусть, мол, сантехник придет в квартиру, когда я буду на работе, и все сделает. А сейчас у всех двери железные, строго на тебя смотрят, выпить не предлагают. Мы не пьем, но хоть предложить-то можно?..» – жалуется Владимир Сетюков. Впрочем, некоторые – однозначно приятные – аспекты профессии остаются неизменными: «А женщины приставали к нам всегда, слава богу, хоть это не меняется. Одиноких много. Конечно, женщине приятно, когда к ней спаситель такой приходит, все делает, выручает ее. Вот она глазками и стреляет».
Но молодые сантехники (случается, что уже в 29 человек – мастер и наставник, а в учениках у него – юноша слегка за 20) своим новым образом, похоже, довольны. Удивляются только живучести старого: «Очень часто нас жильцы в квартиры не пускают. Кричат: «Мы сантехника вызывали, а ты, парень, точно не сантехник. Иди отсюда». Мы ж приходим гладко выбритые, в спецодежде, не пьяные, а главное – молодые». Да огорчаются бытовой дикости жильцов: «Самый аврал у нас после праздников, когда народ начинает выбрасывать в унитазы недоеденный холодец, оливье, целые куски курицы. А в унитаз нельзя ничего выбрасывать, даже бумагу! Сколько мы ни говорим, вам, жильцам, все без толку. Вы и тряпки туда вываливаете вместе с водой, и котят топите. Сколько можно! У нас из-за ваших котят постоянные засоры!»
Нетипичный автомеханик
Другой колоритный архетип рабочего, немногим уступающий сантехнику по популярности в народе, – автомеханик. Возможно, Анатолий Вайсман – нетипичный автомеханик. Он владелец автомастерской, но не прочь постоять у станка, если надо.
Высокие синие металлические боксы под единой крышей. На воротах предупреждение: «ООО “НПП Такт” – сносу не подлежит!» На крыше мощная телеантенна. «Да, это автосервис Вайсмана, – подтверждает человек, ковыряющийся в моторном отсеке “Форда”. – А вон он сам». Ворота правого бокса открываются, из них бодро выезжает Suzuki Grand Vitara, а следом выходит пожилой бородатый мужчина в синем халате, машет рукой отбывающему клиенту и направляется к нам.
На один бокс-пост автосервиса загнан под рихтовку «Мерседес-Бенц ML 430», а на втором реставрируют кузов «Бьюик» выпуска 1939 года. «Опель» и «Форд» снаружи ждут очереди. Рядом с правым боксом дверь в кабинет генерального директора предприятия, над дверью прибита натуральная табличка из поликлиники: «Психиатр».
В крошечном кабинете умещается не только просторный рабочий стол с компьютером и оргтехникой, но и стулья для посетителей и стеллажи. На столе два флага – России и Израиля. Полки забиты засаленными руководствами по ремонту автомобилей от «Москвичей» до «Мерседесов», дисками со спецификациями, каталогами запчастей и видеоинструкциями, тут же подборки журнала «За рулем».
Не успели расположиться, в двери появляется клиент. У него водительское кресло ходит ходуном – что-то с креплением. Какое-то время назад крепление уже ломалось, его на другом сервисе чинили, но, видимо, починили плохо.
Часть рабочего дня проходит в разъездах – запчасти, расходники… Анатолий Вайсман садится за руль ухоженной красной вазовской «копейки». «Исторические «Жигули» – снимались в документальном фильме «Народный автомобиль». – Вайсман заводит мотор. – Здесь двигатель 1,8 литра и коробка передач от «Шеви-Нивы». Летит 160!» У Вайсмана есть и второй автомобиль – редкий «Мерседес 124 Sportline» 1988 года, но это для парадных выездов.
Между тем дело доходит до многострадального кресла из «Форда».
– Анатолий Михайлович, давайте я поставлю алюминиевую шайбу, и все путем. – Автослесарь Валера крутит в руках какую-то шпульку.
– Ага, и будем как козлы из того сервиса, который его чинил до нас, – машет рукой Вайсман.
На первый взгляд проблема выеденного яйца не стоит: надо заменить винт с фигурной втулкой, который крепит механизм перемещения кресла вперед-назад. Но в этом соединении как раз вся загвоздка: чтобы обеспечить свободное скольжение, необходимо точно выверить размеры втулки и винта. Причем материал деталей должен быть совместим, ведь им тереться друг о друга. В противном случае конструкция будет скрипеть или ее вообще заклинит. Может, взять бронзу? Вайсман удаляется в кабинет, рисует чертеж узла и погружается в раздумья. Видел бы эту картину человек, который отдал машину для копеечного ремонта…
Через три часа Анатолий Вайсман откуда-то из ящиков с металлической мелочовкой, извлекает прототип узла для кресла «Мондео». «Это очень сложная и точная работа, кроме меня, никто не справится», – говорит Вайсман, включая токарный станок.
«Одновременно честно и хорошо автосервис жить сегодня не может, – констатирует Вайсман. – Например, плеснут незаметно тосол в масло и показывают: мол, эмульсия в масле – пробило прокладку головки блока, менять нужно! Перед клиентом целые спектакли разыгрывают – делают страшные глаза, хватаются за сердце: как вы, мол, детей на такой машине возите? И честно меняют хорошую деталь на хорошую же».
Может быть, слово «кувот» можно перевести и как «смысл жизни». И если смысл жизни Анатолия Вайсмана (и других похожих на него людей) состоит в том, чтобы сделать свою работу своим Делом (что несколько важнее, чем сделать ее своей обязанностью или своим бизнесом), то ему можно позавидовать.
Высокие синие металлические боксы под единой крышей. На воротах предупреждение: «ООО “НПП Такт” – сносу не подлежит!» На крыше мощная телеантенна. «Да, это автосервис Вайсмана, – подтверждает человек, ковыряющийся в моторном отсеке “Форда”. – А вон он сам». Ворота правого бокса открываются, из них бодро выезжает Suzuki Grand Vitara, а следом выходит пожилой бородатый мужчина в синем халате, машет рукой отбывающему клиенту и направляется к нам.
На один бокс-пост автосервиса загнан под рихтовку «Мерседес-Бенц ML 430», а на втором реставрируют кузов «Бьюик» выпуска 1939 года. «Опель» и «Форд» снаружи ждут очереди. Рядом с правым боксом дверь в кабинет генерального директора предприятия, над дверью прибита натуральная табличка из поликлиники: «Психиатр».
В крошечном кабинете умещается не только просторный рабочий стол с компьютером и оргтехникой, но и стулья для посетителей и стеллажи. На столе два флага – России и Израиля. Полки забиты засаленными руководствами по ремонту автомобилей от «Москвичей» до «Мерседесов», дисками со спецификациями, каталогами запчастей и видеоинструкциями, тут же подборки журнала «За рулем».
Не успели расположиться, в двери появляется клиент. У него водительское кресло ходит ходуном – что-то с креплением. Какое-то время назад крепление уже ломалось, его на другом сервисе чинили, но, видимо, починили плохо.
«Мастерская тем и отличается от сервиса, что в ней должны уметь выполнять нестандартную работу».«Сегодня сделаете?» – с надеждой в голосе уточняет клиент. «Думаю, к вечеру», – уверенно говорит Вайсман, доставая бланк заказа. К подъемнику подъезжает «Форд Мондео», клиент оставляет ключи и уходит. «Мастерская тем и отличается от сервиса, что в ней должны уметь выполнять нестандартную работу, – гордо поясняет Вайсман. – Приехал бы этот парень в дилерский автосервис – там разговор один: замена всей направляющей в сборе. Для его кресла с электроприводом – около 20 тысяч рублей, плюс работа, на тридцатку набегает. А мы заменим пару мелких деталей и возьмем всего 2 тысячи. Родные фордовские не продаются по отдельности, но сможем что-то подобрать или сами изготовим».
Часть рабочего дня проходит в разъездах – запчасти, расходники… Анатолий Вайсман садится за руль ухоженной красной вазовской «копейки». «Исторические «Жигули» – снимались в документальном фильме «Народный автомобиль». – Вайсман заводит мотор. – Здесь двигатель 1,8 литра и коробка передач от «Шеви-Нивы». Летит 160!» У Вайсмана есть и второй автомобиль – редкий «Мерседес 124 Sportline» 1988 года, но это для парадных выездов.
Между тем дело доходит до многострадального кресла из «Форда».
– Анатолий Михайлович, давайте я поставлю алюминиевую шайбу, и все путем. – Автослесарь Валера крутит в руках какую-то шпульку.
– Ага, и будем как козлы из того сервиса, который его чинил до нас, – машет рукой Вайсман.
На первый взгляд проблема выеденного яйца не стоит: надо заменить винт с фигурной втулкой, который крепит механизм перемещения кресла вперед-назад. Но в этом соединении как раз вся загвоздка: чтобы обеспечить свободное скольжение, необходимо точно выверить размеры втулки и винта. Причем материал деталей должен быть совместим, ведь им тереться друг о друга. В противном случае конструкция будет скрипеть или ее вообще заклинит. Может, взять бронзу? Вайсман удаляется в кабинет, рисует чертеж узла и погружается в раздумья. Видел бы эту картину человек, который отдал машину для копеечного ремонта…
Через три часа Анатолий Вайсман откуда-то из ящиков с металлической мелочовкой, извлекает прототип узла для кресла «Мондео». «Это очень сложная и точная работа, кроме меня, никто не справится», – говорит Вайсман, включая токарный станок.
«Одновременно честно и хорошо автосервис жить сегодня не может, – констатирует Вайсман. – Например, плеснут незаметно тосол в масло и показывают: мол, эмульсия в масле – пробило прокладку головки блока, менять нужно! Перед клиентом целые спектакли разыгрывают – делают страшные глаза, хватаются за сердце: как вы, мол, детей на такой машине возите? И честно меняют хорошую деталь на хорошую же».
«Это очень сложная и точная работа, кроме меня, никто не справится… Это мой, так сказать, кувот – «гордость бытия» на иврите».Вайсман подобным промыслом брезгует, поэтому просто выживает – утверждает, что оборот у него от 100 тысяч рублей в зимние месяцы до 250 тысяч в летние. Эти деньги идут на оплату электроэнергии, на налоги и зарплату трем постоянным сотрудникам и двум совместителям по вызову. «Я, наверное, тот Абрам из анекдота, который покупал яйца за рубль десяток, варил и продавал за те же деньги. А на вопрос «А где навар?» отвечал: «Во-первых, бульон от яиц, а во-вторых – весь день при деле», – смеется Вайсман. – Зато я один из старейших постоянных авторов журнала «За рулем», известный авторитет в автомобильном мире. Это мой, так сказать, кувот – «гордость бытия» на иврите».
Может быть, слово «кувот» можно перевести и как «смысл жизни». И если смысл жизни Анатолия Вайсмана (и других похожих на него людей) состоит в том, чтобы сделать свою работу своим Делом (что несколько важнее, чем сделать ее своей обязанностью или своим бизнесом), то ему можно позавидовать.
4. Менеджер
Менеджер: наемный сотрудник, занятый разработкой, созданием, управлением и контролем социально-экономических систем. Как профессия менеджмент в современном понимании появился в 1930-х годах в США, однако принципы и навыки этой профессии сформировались и формулировались еще в древности.
Сфера деятельности: бизнес, государственные структуры, некоммерческие организации. Принято различать менеджмент высшего (формулировка и решение стратегических задач), среднего (вертикальная и горизонтальная координация и коммуницирование стратегических решений) и низового (операционное управление) звеньев.
Необходимые навыки: высшее (как правило, экономическое или финансовое) образование, к которому необходима (но недостаточна) степень МВА (Master of Business Administration). Одним из существенных (едва ли не самым главным) факторов является опыт непосредственной работы на предприятии (многие просто не наймут человека, имеющего степень МВА, но без опыта работы). Кроме того, менеджер должен быть лоялен по отношению к нанимателю и сотрудникам, чрезвычайно работоспособен, обладать высоким уровнем ответственности, коммуникабельности, навыками системного анализа, целеустремленностью, стремлением к самосовершенствованию и развитию. Его главная задача – добиться максимального результата при оптимальном использовании имеющихся в распоряжении ре сурсов.
Сфера деятельности: бизнес, государственные структуры, некоммерческие организации. Принято различать менеджмент высшего (формулировка и решение стратегических задач), среднего (вертикальная и горизонтальная координация и коммуницирование стратегических решений) и низового (операционное управление) звеньев.
Необходимые навыки: высшее (как правило, экономическое или финансовое) образование, к которому необходима (но недостаточна) степень МВА (Master of Business Administration). Одним из существенных (едва ли не самым главным) факторов является опыт непосредственной работы на предприятии (многие просто не наймут человека, имеющего степень МВА, но без опыта работы). Кроме того, менеджер должен быть лоялен по отношению к нанимателю и сотрудникам, чрезвычайно работоспособен, обладать высоким уровнем ответственности, коммуникабельности, навыками системного анализа, целеустремленностью, стремлением к самосовершенствованию и развитию. Его главная задача – добиться максимального результата при оптимальном использовании имеющихся в распоряжении ре сурсов.
Топ-принципы
«Говорить о балансе между работой и личной жизнью, когда ты еще молодой, не совсем правильно, – рассуждает Александр Изосимов, еще недавно возглавлявший сотовый гигант “Вымпелком”. – Работодатели же не задают кандидатам вопрос: “Насколько сбалансированной жизнью вы живете?” Они хотят понять, насколько человек мотивирован, энергичен и целеустремлен. Именно такие люди наиболее привлекательны для компаний. Если же ты будешь искать баланс, а другие менеджеры на чашу весов положат все 100 % своего времени, то шансы, что ты выиграешь, очень малы».