Страница:
Понятно, что при такой неоседлости дружине трудно было во все это время вступить в прочные, непосредственные отношения к волостям, получить важное первенствующее земское значение в качестве постоянных, богатейших землевладельцев, в качестве лиц, пользующихся наследственно правительственными должностями; бояре по-прежнему оставались боярами князей, а не боярами княжеств, действовали из личных выгод, тесно связанных с выгодами того или другого князя, но не из выгод сословных. Действия дружины имели значение, силу, когда ее выгоды совпадали с выгодами города, волости; так случилось в Киеве по смерти Всеволода Ольговича; в Ростовской области по смерти Боголюбского; здесь, во втором примере, бояре действуют против младших Юрьевичей в пользу Ростиславичей, по согласию с ростовцами, но дело решается не в их пользу вследствие особых отношений новых городов. При этом надобно заметить также, что с самого начала у нас на Руси вследствие размножения членов княжеского рода управление сколько-нибудь значительными волостями и городами переходит к князьям-родичам, а не к боярам, которые по этому самому теряют возможность приобрести важное значение в качестве областных правителей: это важное значение остается за князьями же. Исключение составляют галицкие бояре: Галицкая волость, ставши особым владением Ростиславичей, князей, исключенных из старшинства в роде Ярославовом, по этому самому не переменяла князей своих; с другой стороны, не дробилась на мельчайшие волости в племени Ростиславичей, потому что Владимиру удалось избавиться от всех родичей и стать единовластителем в Галиче; единовластие продолжалось и при единственном сыне его Ярославе. Вследствие этого боярам галицким была возможность установиться в стране, получить важное земское значение в качестве богатых землевладельцев и областных правителей: вот почему влияние дружины в Галиче на дела страны оказывается таким исключительным; сколько-нибудь сильного участия городов в событиях, происходивших по смерти Романа Великого, не замечаем, хотя народонаселение их вообще питало привязанность к молодому Даниилу. Прибавим сюда еще влияние быта соседних Галичу государств. Польского и Венгерского.
Но если так част и так необходим был переход дружины из одной волости в другую и от одного князя к другому, то легко понять, что не было возможности для точного определения отношений ее к князю; дружинник имел полную свободу переходить из службы одного князя в службу другого: каждый князь принимал его с радостью, ибо каждый нуждался в храбрых дружинниках; переход был легок для дружинника и во всех других отношениях, потому что Русская земля сохраняла свое единство, равно как и род княжеский, следовательно дружинник, переходя от одного князя к другому, не изменял чрез это нисколько ни Русской земле, ни роду княжескому, владевшему ею нераздельно. Князья не могли условиться не допускать этого перехода, потому что очень редко случалось, чтоб все они находились в мире и добром согласии между собою, а при первой усобице дружинникам открывался свободный путь для перехода от одного враждебного князя к другому: так, в силу обстоятельств обычай перехода скоро должен был превратиться в право, и после в княжеских договорах мы увидим, что князья обязываются не препятствовать переходу дружинников: «А боярам между нами и слугам вольным - воля». Существовало ли такое условие в княжеских договорах описываемого времени, или подразумевалось, как естественное и необходимое, и явилось только после при ослаблении родовой связи между князьями, обособлении княжеств - решить нельзя по неимению княжеских договорных грамот из описываемого периода; мы знаем одно только, что такие грамоты существовали в это время. Хороший князь, по современным понятиям, не отделял своих выгод от выгод дружины, ничего не щадил для последней, ничего не откладывал собственно для себя; жил он с нею в братском, задушевном кружку, не скрывал от нее имения, не тая дум своих, намерений: «Князь! - говорит дружина Мстиславу Изяславичу, - тебе без нас нельзя было ничего ни замыслить, ни сделать, а мы все знаем твою истинную любовь ко всей братьи». А Владимиру Мстиславичу дружина говорит: «Ты сам собою это, князь, замыслил, так мы не едем за тобою, мы ничего не знали». Из тона летописи видно, что не нравилось, когда князь имел одного любимца, которому открывал свои думы, скрывая их от остальной дружины: так, рассказывая о дурном поступке Святослава Всеволодовича с Ростиславичами, летописец говорит: «Святослав посоветовался с княгинею да с Кочкарем, любимцем своим, а лучшим мужам думы своей не объявил». Князь почти все время свое проводил с дружиною: с нею думу думал, на охоту ездил, пировал; в житии св. Феодосия читаем, что когда князь Изяслав хотел ехать к преподобному, то распускал всех бояр по домам и являлся в монастырь с одним малым отроком: это рассказывается как исключение из обычая. При таких близких отношениях бояр к князю естественно ожидать, что советы их и внушения не оставались без следствий в распрях и усобицах княжеских: в деле ослепления Василька летописец прямо обвиняет известных бояр Давыдовых; не раз попадается известие, что князь поступил дурно, послушавшись злых советников; если дружинник по неудовольствию оставлял одного князя и переходил к другому, то, конечно, не мог содействовать приязни между ними. Мстислав Изяславич отпустил от себя двоих бояр, братьев Бориславичей,
озлобив, по выражению летописца, потому что холопи их покрали княжеских коней из стада; Бориславичи перешли к Давыду Ростиславичу и начали ссорить его с Мстиславом. Вследствие таких отношений встречаем в летописи известие, что при княжеских договорах и бояре целовали крест - добра хотеть между князьями, честь их беречь и не ссорить их.
По- прежнему встречаем различие между старшею и младшею дружиною. Когда Святославу Ольговичу дали знать о смерти брата Игоря, то сказано, что он созвал дружину свою
старейшуюи объявил ей об этом. Всеволод III послал сказать племяннику Мстиславу Ростиславичу: «Брат! если тебя привела дружина старейшая, то ступай в Ростов». Но старейшая дружина в этом же самом рассказе переводится словом:
бояре.В противоположность старшей встречаем название младшая дружина; так, Изяслав Мстиславич говорит брату Владимиру: «Ступай вперед на Белгород, а мы все отпускаем с тобою дружину свою
младшую,младшая дружина называется также просто:
молодь, молодые, молодые люди,продолжает носить название
гридей, гридьбы.Члены старшей дружины, бояре, были по преимуществу княжескими думцами, советниками; но встречаем известие, что иногда князья сзывают на совет бояр и всю дружину свою. В состав дружины входила также собственная прислуга князя, жившая постоянно при нем, в его доме, дворце, это так называемые
отроки, детские, пасынки,которые, естественно, разделялись опять на старших и младших, или меньших. Таким образом, дружина состояла из трех частей:
бояр, гридьбыи
пасынков: летописец говорит, что Мстислав Ростиславич, приехавши в Ростов, собрал
бояр, гридьбуи
пасынков,и всю дружину. Третий отдел дружины, служня, слуги княжеские, живущие при нем в доме, на севере начинают носить название двора, дворян; естественно, впрочем, ожидать, что в противоположность городовым полкам под именем дворян разумелась и вся дружина, все княжеское войско. Бояре имели свои домы в стольном городе княжеском, имели свои села; какого рода были эти села, кроме отчин, получали ли дружинники поместья от князей -ничего неизвестно. Кроме стольного города дружина (преимущественно, думаем, младшая) жила также по другим городам, где отряды ее составляли засады или гарнизоны, жила и по селам своим; после каждого похода дружина распускалась. Княжеские слуги жили при дворе; но могли также чередоваться службою, имея на стороне свои дома. Бояре имели около себя в походе свою служню, своих отроков.
Из бояр князь назначал тысяцких; что же касается до посадников, то они могли быть назначаемы и из детских. Тиуны княжеские и боярские имеют прежнее значение. Из должностей служебных в доме, дворе княжеском встречаем название
ключников; на их должность указывает следующее известие: когда Ростислав Мстиславич похоронил дядю своего Вячеслава, то, созвавши бояр последнего, тиунов и ключников, велел принести перед себя все имение покойного князя.
Покладник,по всем вероятностям, соответствовал позднейшему
спальнику. Звание
конюший, стольник, меченошаобъясняются из самых слов. Упоминаются
мечники; кощеи,которых, производя от слова
кош,можно принять за обозную прислугу; упоминаются
седельники,название которых указывает на их занятие; и кощеи и седельники находились при войске во время похода; седельники жили, как видно, целыми селениями в известных местах. В Новгородской летописи под 1181 годом встречаем название:
кметстводля лучших ратников, ибо это название в некоторых списках переводится чрез: мужи
доброименитые. Мономах говорит, что он взял в плен живыми пятерых князей половецких и иных
кметиймолодых пятнадцать.
По- прежнему находим в летописи ясные указания на различие между дружиною и полками, собираемыми из остального народонаселения, городского и сельского;
дружинаотличается от
полка. Вячеслав Владимирович говорит племяннику Изяславу: «Дружина моя и полк мой будут у нас с тобою общие»; Ярослав галицкий говорит киевскому боярину об отце своем: «Полк его и дружина его у меня»; хотя, разумеется, слово «полк» сохраняет и свое общее значение войска, точно так же как и дружина; и, с другой стороны, полк имеет значение известного отдела в войске. Киевские полки резко отличаются от княжеских дружин в рассказе о битве Изяслава Мстиславича с дядею Юрием под Киевом: «Вячеслав и Изяслав, не входя в город, раскинули стан перед Золотыми воротами: Изяслав Давыдович стал между Золотыми воротами и Жидовскими, Ростислав с сыном Романом перед Жидовскими воротами, Борис городенский у Лядских ворот, а между князьями стали киевляне на конях и пеши»; тут же говорится, что Вячеслав и племянники его послушались дружины, киевлян и черных клобуков. На участие сельского народонаселения в походах указывают прямо известия летописи о сборах Мономаха и Святополка на половцев; дружина говорила, что весною не время идти в поход, ибо для этого нужно отнять поселян (смердов) и лошадей их от полевых работ; Мономах отвечал на это: «Странно мне, что вы поселяя и лошадей их жалеете, а об том не подумаете, как весною начнет поселянин пахать лошадью и приедет половчин, ударит поселянина стрелою, а лошадь его возьмет себе». Если бы кто-нибудь задал вопрос: как участвовали поселяне в походах, для чего, собственно, употреблялись здесь они и лошади их? -то на этот вопрос не может быть ответа по недостатку свидетельств; приведем только одно известие, что во время войны Мстислава торопецкого с младшими сыновьями Всеволода III последние погнали на войну и «из поселей», как сказано в летописи. В летописи же читаем, что Изяслав Мстиславич и в Киеве, и в Новгороде на вече объявлял о походе; было ли это постоянным обычаем - утверждать нельзя. Как выходили граждане на войну, это видно также из слов бояр Изяславовых, которые звали киевлян в поход от имени князя: «Теперь, братья киевляне, ступайте за мной к Чернигову на Ольговичей, собирайтесь все от мала до велика, у кого есть конь, тот на коне, а у кого нет коня, тот пусть едет в лодке». Из этого и из многих других известий видно, что ополчение состояло из конницы (копейщиков) и пехоты (стрельцов); встречаем названия: кони
поводные, т.е. употребляемые под верх, и
товарные, обозные, также кони
сумные; стрельцы обыкновенно завязывали дело, когда главная масса войск, копейщики, еще не вступали в битву. Во время похода оружие везли на возах; оружие состояло из броней, шлемов, щитов, мечей, копий, сабель, стрел, киев, сулиц, ножей-засапожников, рогатин, оскепов и топоров, топоры бывали с паворозою: в Слове о полку Игореву щиты называются красными (червлеными); шлемы были с острым верхом и с железным забралом или личиною в виде полумаски. Для защиты щек и затылка к шлему прикреплялась кольчужная железная сетка, застегивавшаяся запоною у шеи. Употреблялись знамена, или стяги, также трубы и бубны. Не только оружие везли на возах, но и сами ратники ехали на них же; кроме возов с оружием должно думать, что войско сопровождали обозы с съестными припасами: по крайней мере есть известие, что иногда припасы эти возили на лодках по рекам; но есть также и не одно известие, что князья, вступая в неприятельскую землю, посылали для сбора съестных припасов: это называлось
ехать в зажитие, а люди, посылаемые для такого сбора, -
зажитниками. В ожидании битвы ратники надевали брони; но пред Липецкою битвою Мстислав Удалой дал новгородцам на выбор: сражаться на. конях или пешком; те отвечали, что не хотят помирать на лошадях, но хотят биться пеши, как бились отцы их на Колакче, и, сбросив с себя порты и сапоги, побежали босые на неприятеля. Князья устроивали войско, говорили речи; войска располагались по-прежнему тремя отделениями: большой полк, или чело, и два крыла; но в описываемое время упоминается и передовой полк, или
перед, упоминается и сторожевой полк, или
сторожье,который давал знать главному полку о месте пребывания и движения неприятеля. При бегстве неприятеля победители бросались на стан его, одирали мертвых; о дележе добычи встречаем одно известие, что Мстислав Удалой, взявши дань на чуди, две части ее отдал новгородцам, третью дворянам своим. Встречаем известие об укрепленных станах: так, пред Липецкою битвою младшие Всеволодовичи обвели свой стан плетнем и насовали кольев; был обычай также огораживаться засеками: так, сказано об Ярославе Всеволодовиче черниговском, что он стал под своими лесами, засекшись от неприятеля; в станах находились
шатрыи
полстницы: в рассказе о взятии рязанских князей Всеволодом III говорится, что великий князь, поздоровавшись с ними, велел сесть им в шатре, а сам сел в полстнице; также в рассказе об убиении рязанских князей родичами читаем, что убийца Глеб скрыл вооруженных слуг и половцев в полстнице близ шатра, где должны были пировать жертвы его.
И в описываемое время войска переправлялись иногда по рекам; так, под 1185 годом встречаем известие, что Святослав Всеволодович плыл в лодках Десною из Новгорода Северского в Чернигов; встречаем даже известие о речной битве на Днепре между войсками Изяслава Мстиславича и дяди его Юрия, когда Изяслав
дивно исхитриллодки, по выражению летописца: видны были одни только весла, а гребцов было не видать, потому что лодки были покрыты, ратники стояли на этих крышках в бронях и стреляли, кормчих было два, один на носу, другой на корме, и куда хотели, туда и шли, не оборачивая лодок. Походы преимущественно совершались зимою: это будет понятно, если вспомним состояние страны, покрытой множеством рек и болот, через которые зима прокладывала ледяные мосты и таким образом облегчала путь; князья обыкновенно спешили окончить поход до того времени, как начнут таять снега и разливаться реки. Кроме затруднительности дорог против незимних походов могли говорить также причины, приводимые дружиною Мономаху против весеннего похода на половцев: нужно было отрывать земледельцев от работ в поле. Пространство пути считали днями, например, под 1187 годом Рюрик Ростиславич говорит Ярославу черниговскому: «Весть ны правая есть, аж вежи половецкия восе за полъдне, ты мене деля пойди до полуднья, а аз тебе деля еду десять днев». Или под 1159 годом: «Бродишася по нем (Изяславе Давыдовиче) за Десну, Святослава оба и Рюрик, и отшедше за днище и не обретше его». Новгородцы в 1147 г. выходили навстречу к Изяславу Мстиславичу, одни «три днищь, другие днище от Новгорода». Упоминаются взятия городов копьем (приступом) и взятия
на щит(сожжение, разграбление, плен, истребление жителей): нет права думать, чтобы там, где упоминается взятие на щит, непременно прежде было взятие приступом. При осадах городов почти никогда не упоминается о машинах, стенобитных орудиях, подкопах; обыкновенно говорится, что город обступали и бились с осажденными у ворот. Раз говорится в Псковской летописи под 1065 годом, что Всеслав полоцкий приходил под Псков, и много трудился, и
пороками шибав; но Псковская летопись позднейшего составления, и притом означенное выражение у псковского летописца форменное. Осады продолжались от двух дней до десяти недель, более продолжительных осад не видим. Изо ста с чем-нибудь случаев, где говорится о нападениях на города, один только раз упоминается о взятии копьем, раз двадцать девять о взятии на щит, опустошении городов, раз сорок о сдаче и просто о занятии городов, причем раза три употребляется выражение, что города были заняты внезапно,
изъездом; раз семь осажденные должны были принимать условия осаждающих, раз пять говорится просто о мире, последовавшем за осадою, наконец раз двадцать пять упоминаются осады неудачные. Здесь, разумеется, нам было бы очень важно знать число войск во время походов и осад; к сожалению, мы встречаем об этом предмете очень скудные известия в летописях; под 1172 годом встречаем известие о битве русских с половцами: у поганых, сказано, было 900 копий, а у Руси 90; но число копий не означает числа всего войска, ибо после сказано, что победивши половцев (900 копий), русские взяли у них в плен 1500 человек, других перебили, а некоторые убежали. Из связи целого рассказа можно сделать некоторые соображения: прежде говорится, что когда русские, перехвативши половецких сторожей, спросили у них: «Много ли ваших назади», то те отвечали, что 7000; русские пошли против этого семитысячного отряда, разбили его, и когда спросили у пленных: много ли еще ваших назади, то те отвечали: «Теперь большой полк идет»; - и в этом-то большом полку насчитывалось 900 копий, следовательно полк, насчитывавший в себе 900 копий, имел всех ратников в себе гораздо более 7000, ибо относился к семитысячному отряду, как большой полк. Русский полк, состоявший из 90 копий, считали маленьким отрядом, так что старшему князю неприлично было им предводительствовать. Когда великий князь Святополк Изяславич в 1093 году объявил киевским боярам, что у него 800 своих отроков, которые могут стать против половцев, то бояре отвечали: «Если бы ты набрал и 8000, то недурно было бы, потому что наша земля оскудела». Это известие о 800 (по некоторым спискам 500) отроков может указывать нам на число собственной служни княжеской, которую должно отделять от других составных частей дружины - бояр и гридей. Когда Мономах выехал из Чернигова в Переяславль перед Олегом, то у него не было и ста человек дружины, но это было после бедственного сражения с половцами, где Мономах так много потерял своего войска; Игоревичи перебили в Галиче 500 бояр. Великий Новгород во второй половине XII века мог выставлягь 20000 войска; Северная Русь - области: Новгородская, Ростовская с Белоозером, Муромская и Рязанская могли выставить 50000; на Липецкой битве из войска младших Всеволодовичей погибло 9233 человека, взято в плен только 60 человек, но были, кроме того, и спасшиеся бегством, некоторые потонули в реках. Здесь, разумеется, не должно упускать из внимания того, происходили ли войны соединенными усилиями нескольких княжеств или два князя боролись с одними собственными силами: если мы предположим, что Южная Русь могла выставить около 50000 войска, то мы должны разделить это количество на шесть частей по областям (Черниговская, Переяславская, Смоленская, Туровская, Волынская, Киевская), а если борьба шла между князьями одной из этих областей, например между черниговским и северским, то мы не можем предположить, чтобы каждый из них мог вывести в поле больше 5000 войска. Но, с другой стороны, должно заметить также, что во всех почти войнах принимали участие толпы диких половцев и своих черных клобуков, так, например, на помощь Всеволоду Ольговичу в 1127 году пришло 7000 половцев; на помощь Изяславу Давыдовичу пришло 20000 половцев. Наконец, в Никоновском списке встречаем известие, что в 1135 году Всеволод Мстиславич новгородский имел в своем войске немцев; на юге под 1149 годом упоминаются также немцы в русском войске.
И в описываемое время встречаем известие о богатырях; и в этот период человек благодаря физической силе мог выделиться, приобресть особенное значение и давать победу тому или другому князю; к богатырям, как видно, питали особенное уважение, называли их
людьми божиими. Замечателен рассказ летописи под 1148 годом о богатыре Демьяне Куденевиче. Этот богатырь жил в Переяславле Южном у князя Мстислава Изяславича в то время, когда сын Юрия Долгорукого, Глеб, хотел врасплох напасть на Переяславль. Узнавши о приближении Глеба, князь Мстислав отправился немедленно к Демьяну и сказал ему: «Человек божий! теперь время божией помощи и пречистой богородицы и твоего мужества и крепости». Демьян тотчас же сел на коня со слугою своим Тарасом и пятью молодыми отроками, потому что остальные разошлись неизвестно куда. Богатырь выехал из города, встретил князя Глеба Юрьевича на поле у посада, с яростию напал на его войско и многих убил нещадно. Князь Глеб испугался, побежал назад, а Демьяну Куденевичу послал сказать: «Я приходил на любовь и на мир, а не на рать». Но скоро Глеб с половцами пришел опять к Переяславлю, Демьян один выехал из города без доспехов, перебил много неприятелей, но сам был пострелен во многих местах от половцев и в изнеможении возвратился в город. Князь Мстислав пришел к нему, принес много даров, обещал дать волости; богатырь отвечал ему: «О суета человеческая! кто, будучи мертв, желает даров тленных и власти погибающей!» С этими словами Демьян уснул вечным сном, и был по нем плач великий во всем городе. В рассказе о Липецкой битве упоминаются также богатыри, бывшие на стороне Мстислава торопецкого. В рассказах о Калкской битве говорится, что тут пало 80 храбрецов, или богатырей.
Обратимся теперь к народонаселению городскому и сельскому. Русская земля в самом обширном смысле слова, т. е. все русские владения, разделялась на несколько отдельных земель, или волостей: Русская земля (в тесном смысле, т, е. Киевская), Волынская, Смоленская, Суздальская и т. д.; слово волость, власть означало и княжение (власть), и княжество (владение, область). Между словами:
волостьи
земляможно, впрочем, заметить различие:
земляимела чисто географическое значение, тогда как волость содержит в себе всегда значение зависимости известного участка земли от князя или главного города; в этом смысле название волости носит окружная земля в противоположность городу, и жители ее в противоположность горожанам; Новгородская земля есть Новгородия, земля, обитаемая новгородцами, как Польская земля есть Польша, Чешская земля - Богемия; Новгородская же волость означает земли, подведомственные, подчиненные Новгороду Великому. Переход слова «власть» (волость) от означения владеющего к означению владеемого был очень легок: князь, старший город были власти, владели окружающими населенными местами, здесь была их власть, эти места были в их власти, они были их власть. Первоначально, до призвания Рюрика, летописец указывает нам племена, независимые друг от друга: это видно из его слов, что каждое племя имело
своекняженье; встречаем сначала и названия земель от имени племен, например Деревская земля; следовательно можно думать, что первоначально границы земель соответствовали границам племен. Но, с тех пор как началась деятельность князей Рюриковичей, это совпадение границ было нарушено, и в последующем делении земель или волостей между князьями мы не можем отыскать прежнего основания: так, земля Новгородская заключает в себе землю и славян и кривичей, земля Полоцкая - землю кривичей и дреговичей, Смоленская - кривичей и радимичей, Киевская - полян, древлян и дреговичей. Черниговская - северян и вятичей. Уже самая перемена названий, исчезновение имен племенных, заменение их именами, заимствованными от главных городов, показывает нам, что основание деления здесь другое, а не прежнее племенное. Несмотря, впрочем, на то, что явилось новое могущественное начало, власть княжеская, под влиянием которой, несомненно, совершился переход народонаселения из племенного быта в областной, прежнее значение древних главных городов не утратилось для окружного народонаселения, чему, разумеется, прежде всего способствовала первоначальная неопределенность отношений городового народонаселения к князьям, неопределенность, преимущественно зависевшая от родовых княжеских отношений, от частого перехода князей из одной волости в другую: при спорности прав княжеских относительно наследства, при усобицах, отсутствия князей волости необходимо должны были смотреть на главные, старшие города, сообразоваться с их решением. Отсюда главные, древние, старшие города в волости удерживают относительно последней, относительно младших городов или пригородов значение властей, называются
Но если так част и так необходим был переход дружины из одной волости в другую и от одного князя к другому, то легко понять, что не было возможности для точного определения отношений ее к князю; дружинник имел полную свободу переходить из службы одного князя в службу другого: каждый князь принимал его с радостью, ибо каждый нуждался в храбрых дружинниках; переход был легок для дружинника и во всех других отношениях, потому что Русская земля сохраняла свое единство, равно как и род княжеский, следовательно дружинник, переходя от одного князя к другому, не изменял чрез это нисколько ни Русской земле, ни роду княжескому, владевшему ею нераздельно. Князья не могли условиться не допускать этого перехода, потому что очень редко случалось, чтоб все они находились в мире и добром согласии между собою, а при первой усобице дружинникам открывался свободный путь для перехода от одного враждебного князя к другому: так, в силу обстоятельств обычай перехода скоро должен был превратиться в право, и после в княжеских договорах мы увидим, что князья обязываются не препятствовать переходу дружинников: «А боярам между нами и слугам вольным - воля». Существовало ли такое условие в княжеских договорах описываемого времени, или подразумевалось, как естественное и необходимое, и явилось только после при ослаблении родовой связи между князьями, обособлении княжеств - решить нельзя по неимению княжеских договорных грамот из описываемого периода; мы знаем одно только, что такие грамоты существовали в это время. Хороший князь, по современным понятиям, не отделял своих выгод от выгод дружины, ничего не щадил для последней, ничего не откладывал собственно для себя; жил он с нею в братском, задушевном кружку, не скрывал от нее имения, не тая дум своих, намерений: «Князь! - говорит дружина Мстиславу Изяславичу, - тебе без нас нельзя было ничего ни замыслить, ни сделать, а мы все знаем твою истинную любовь ко всей братьи». А Владимиру Мстиславичу дружина говорит: «Ты сам собою это, князь, замыслил, так мы не едем за тобою, мы ничего не знали». Из тона летописи видно, что не нравилось, когда князь имел одного любимца, которому открывал свои думы, скрывая их от остальной дружины: так, рассказывая о дурном поступке Святослава Всеволодовича с Ростиславичами, летописец говорит: «Святослав посоветовался с княгинею да с Кочкарем, любимцем своим, а лучшим мужам думы своей не объявил». Князь почти все время свое проводил с дружиною: с нею думу думал, на охоту ездил, пировал; в житии св. Феодосия читаем, что когда князь Изяслав хотел ехать к преподобному, то распускал всех бояр по домам и являлся в монастырь с одним малым отроком: это рассказывается как исключение из обычая. При таких близких отношениях бояр к князю естественно ожидать, что советы их и внушения не оставались без следствий в распрях и усобицах княжеских: в деле ослепления Василька летописец прямо обвиняет известных бояр Давыдовых; не раз попадается известие, что князь поступил дурно, послушавшись злых советников; если дружинник по неудовольствию оставлял одного князя и переходил к другому, то, конечно, не мог содействовать приязни между ними. Мстислав Изяславич отпустил от себя двоих бояр, братьев Бориславичей,
озлобив, по выражению летописца, потому что холопи их покрали княжеских коней из стада; Бориславичи перешли к Давыду Ростиславичу и начали ссорить его с Мстиславом. Вследствие таких отношений встречаем в летописи известие, что при княжеских договорах и бояре целовали крест - добра хотеть между князьями, честь их беречь и не ссорить их.
По- прежнему встречаем различие между старшею и младшею дружиною. Когда Святославу Ольговичу дали знать о смерти брата Игоря, то сказано, что он созвал дружину свою
старейшуюи объявил ей об этом. Всеволод III послал сказать племяннику Мстиславу Ростиславичу: «Брат! если тебя привела дружина старейшая, то ступай в Ростов». Но старейшая дружина в этом же самом рассказе переводится словом:
бояре.В противоположность старшей встречаем название младшая дружина; так, Изяслав Мстиславич говорит брату Владимиру: «Ступай вперед на Белгород, а мы все отпускаем с тобою дружину свою
младшую,младшая дружина называется также просто:
молодь, молодые, молодые люди,продолжает носить название
гридей, гридьбы.Члены старшей дружины, бояре, были по преимуществу княжескими думцами, советниками; но встречаем известие, что иногда князья сзывают на совет бояр и всю дружину свою. В состав дружины входила также собственная прислуга князя, жившая постоянно при нем, в его доме, дворце, это так называемые
отроки, детские, пасынки,которые, естественно, разделялись опять на старших и младших, или меньших. Таким образом, дружина состояла из трех частей:
бояр, гридьбыи
пасынков: летописец говорит, что Мстислав Ростиславич, приехавши в Ростов, собрал
бояр, гридьбуи
пасынков,и всю дружину. Третий отдел дружины, служня, слуги княжеские, живущие при нем в доме, на севере начинают носить название двора, дворян; естественно, впрочем, ожидать, что в противоположность городовым полкам под именем дворян разумелась и вся дружина, все княжеское войско. Бояре имели свои домы в стольном городе княжеском, имели свои села; какого рода были эти села, кроме отчин, получали ли дружинники поместья от князей -ничего неизвестно. Кроме стольного города дружина (преимущественно, думаем, младшая) жила также по другим городам, где отряды ее составляли засады или гарнизоны, жила и по селам своим; после каждого похода дружина распускалась. Княжеские слуги жили при дворе; но могли также чередоваться службою, имея на стороне свои дома. Бояре имели около себя в походе свою служню, своих отроков.
Из бояр князь назначал тысяцких; что же касается до посадников, то они могли быть назначаемы и из детских. Тиуны княжеские и боярские имеют прежнее значение. Из должностей служебных в доме, дворе княжеском встречаем название
ключников; на их должность указывает следующее известие: когда Ростислав Мстиславич похоронил дядю своего Вячеслава, то, созвавши бояр последнего, тиунов и ключников, велел принести перед себя все имение покойного князя.
Покладник,по всем вероятностям, соответствовал позднейшему
спальнику. Звание
конюший, стольник, меченошаобъясняются из самых слов. Упоминаются
мечники; кощеи,которых, производя от слова
кош,можно принять за обозную прислугу; упоминаются
седельники,название которых указывает на их занятие; и кощеи и седельники находились при войске во время похода; седельники жили, как видно, целыми селениями в известных местах. В Новгородской летописи под 1181 годом встречаем название:
кметстводля лучших ратников, ибо это название в некоторых списках переводится чрез: мужи
доброименитые. Мономах говорит, что он взял в плен живыми пятерых князей половецких и иных
кметиймолодых пятнадцать.
По- прежнему находим в летописи ясные указания на различие между дружиною и полками, собираемыми из остального народонаселения, городского и сельского;
дружинаотличается от
полка. Вячеслав Владимирович говорит племяннику Изяславу: «Дружина моя и полк мой будут у нас с тобою общие»; Ярослав галицкий говорит киевскому боярину об отце своем: «Полк его и дружина его у меня»; хотя, разумеется, слово «полк» сохраняет и свое общее значение войска, точно так же как и дружина; и, с другой стороны, полк имеет значение известного отдела в войске. Киевские полки резко отличаются от княжеских дружин в рассказе о битве Изяслава Мстиславича с дядею Юрием под Киевом: «Вячеслав и Изяслав, не входя в город, раскинули стан перед Золотыми воротами: Изяслав Давыдович стал между Золотыми воротами и Жидовскими, Ростислав с сыном Романом перед Жидовскими воротами, Борис городенский у Лядских ворот, а между князьями стали киевляне на конях и пеши»; тут же говорится, что Вячеслав и племянники его послушались дружины, киевлян и черных клобуков. На участие сельского народонаселения в походах указывают прямо известия летописи о сборах Мономаха и Святополка на половцев; дружина говорила, что весною не время идти в поход, ибо для этого нужно отнять поселян (смердов) и лошадей их от полевых работ; Мономах отвечал на это: «Странно мне, что вы поселяя и лошадей их жалеете, а об том не подумаете, как весною начнет поселянин пахать лошадью и приедет половчин, ударит поселянина стрелою, а лошадь его возьмет себе». Если бы кто-нибудь задал вопрос: как участвовали поселяне в походах, для чего, собственно, употреблялись здесь они и лошади их? -то на этот вопрос не может быть ответа по недостатку свидетельств; приведем только одно известие, что во время войны Мстислава торопецкого с младшими сыновьями Всеволода III последние погнали на войну и «из поселей», как сказано в летописи. В летописи же читаем, что Изяслав Мстиславич и в Киеве, и в Новгороде на вече объявлял о походе; было ли это постоянным обычаем - утверждать нельзя. Как выходили граждане на войну, это видно также из слов бояр Изяславовых, которые звали киевлян в поход от имени князя: «Теперь, братья киевляне, ступайте за мной к Чернигову на Ольговичей, собирайтесь все от мала до велика, у кого есть конь, тот на коне, а у кого нет коня, тот пусть едет в лодке». Из этого и из многих других известий видно, что ополчение состояло из конницы (копейщиков) и пехоты (стрельцов); встречаем названия: кони
поводные, т.е. употребляемые под верх, и
товарные, обозные, также кони
сумные; стрельцы обыкновенно завязывали дело, когда главная масса войск, копейщики, еще не вступали в битву. Во время похода оружие везли на возах; оружие состояло из броней, шлемов, щитов, мечей, копий, сабель, стрел, киев, сулиц, ножей-засапожников, рогатин, оскепов и топоров, топоры бывали с паворозою: в Слове о полку Игореву щиты называются красными (червлеными); шлемы были с острым верхом и с железным забралом или личиною в виде полумаски. Для защиты щек и затылка к шлему прикреплялась кольчужная железная сетка, застегивавшаяся запоною у шеи. Употреблялись знамена, или стяги, также трубы и бубны. Не только оружие везли на возах, но и сами ратники ехали на них же; кроме возов с оружием должно думать, что войско сопровождали обозы с съестными припасами: по крайней мере есть известие, что иногда припасы эти возили на лодках по рекам; но есть также и не одно известие, что князья, вступая в неприятельскую землю, посылали для сбора съестных припасов: это называлось
ехать в зажитие, а люди, посылаемые для такого сбора, -
зажитниками. В ожидании битвы ратники надевали брони; но пред Липецкою битвою Мстислав Удалой дал новгородцам на выбор: сражаться на. конях или пешком; те отвечали, что не хотят помирать на лошадях, но хотят биться пеши, как бились отцы их на Колакче, и, сбросив с себя порты и сапоги, побежали босые на неприятеля. Князья устроивали войско, говорили речи; войска располагались по-прежнему тремя отделениями: большой полк, или чело, и два крыла; но в описываемое время упоминается и передовой полк, или
перед, упоминается и сторожевой полк, или
сторожье,который давал знать главному полку о месте пребывания и движения неприятеля. При бегстве неприятеля победители бросались на стан его, одирали мертвых; о дележе добычи встречаем одно известие, что Мстислав Удалой, взявши дань на чуди, две части ее отдал новгородцам, третью дворянам своим. Встречаем известие об укрепленных станах: так, пред Липецкою битвою младшие Всеволодовичи обвели свой стан плетнем и насовали кольев; был обычай также огораживаться засеками: так, сказано об Ярославе Всеволодовиче черниговском, что он стал под своими лесами, засекшись от неприятеля; в станах находились
шатрыи
полстницы: в рассказе о взятии рязанских князей Всеволодом III говорится, что великий князь, поздоровавшись с ними, велел сесть им в шатре, а сам сел в полстнице; также в рассказе об убиении рязанских князей родичами читаем, что убийца Глеб скрыл вооруженных слуг и половцев в полстнице близ шатра, где должны были пировать жертвы его.
И в описываемое время войска переправлялись иногда по рекам; так, под 1185 годом встречаем известие, что Святослав Всеволодович плыл в лодках Десною из Новгорода Северского в Чернигов; встречаем даже известие о речной битве на Днепре между войсками Изяслава Мстиславича и дяди его Юрия, когда Изяслав
дивно исхитриллодки, по выражению летописца: видны были одни только весла, а гребцов было не видать, потому что лодки были покрыты, ратники стояли на этих крышках в бронях и стреляли, кормчих было два, один на носу, другой на корме, и куда хотели, туда и шли, не оборачивая лодок. Походы преимущественно совершались зимою: это будет понятно, если вспомним состояние страны, покрытой множеством рек и болот, через которые зима прокладывала ледяные мосты и таким образом облегчала путь; князья обыкновенно спешили окончить поход до того времени, как начнут таять снега и разливаться реки. Кроме затруднительности дорог против незимних походов могли говорить также причины, приводимые дружиною Мономаху против весеннего похода на половцев: нужно было отрывать земледельцев от работ в поле. Пространство пути считали днями, например, под 1187 годом Рюрик Ростиславич говорит Ярославу черниговскому: «Весть ны правая есть, аж вежи половецкия восе за полъдне, ты мене деля пойди до полуднья, а аз тебе деля еду десять днев». Или под 1159 годом: «Бродишася по нем (Изяславе Давыдовиче) за Десну, Святослава оба и Рюрик, и отшедше за днище и не обретше его». Новгородцы в 1147 г. выходили навстречу к Изяславу Мстиславичу, одни «три днищь, другие днище от Новгорода». Упоминаются взятия городов копьем (приступом) и взятия
на щит(сожжение, разграбление, плен, истребление жителей): нет права думать, чтобы там, где упоминается взятие на щит, непременно прежде было взятие приступом. При осадах городов почти никогда не упоминается о машинах, стенобитных орудиях, подкопах; обыкновенно говорится, что город обступали и бились с осажденными у ворот. Раз говорится в Псковской летописи под 1065 годом, что Всеслав полоцкий приходил под Псков, и много трудился, и
пороками шибав; но Псковская летопись позднейшего составления, и притом означенное выражение у псковского летописца форменное. Осады продолжались от двух дней до десяти недель, более продолжительных осад не видим. Изо ста с чем-нибудь случаев, где говорится о нападениях на города, один только раз упоминается о взятии копьем, раз двадцать девять о взятии на щит, опустошении городов, раз сорок о сдаче и просто о занятии городов, причем раза три употребляется выражение, что города были заняты внезапно,
изъездом; раз семь осажденные должны были принимать условия осаждающих, раз пять говорится просто о мире, последовавшем за осадою, наконец раз двадцать пять упоминаются осады неудачные. Здесь, разумеется, нам было бы очень важно знать число войск во время походов и осад; к сожалению, мы встречаем об этом предмете очень скудные известия в летописях; под 1172 годом встречаем известие о битве русских с половцами: у поганых, сказано, было 900 копий, а у Руси 90; но число копий не означает числа всего войска, ибо после сказано, что победивши половцев (900 копий), русские взяли у них в плен 1500 человек, других перебили, а некоторые убежали. Из связи целого рассказа можно сделать некоторые соображения: прежде говорится, что когда русские, перехвативши половецких сторожей, спросили у них: «Много ли ваших назади», то те отвечали, что 7000; русские пошли против этого семитысячного отряда, разбили его, и когда спросили у пленных: много ли еще ваших назади, то те отвечали: «Теперь большой полк идет»; - и в этом-то большом полку насчитывалось 900 копий, следовательно полк, насчитывавший в себе 900 копий, имел всех ратников в себе гораздо более 7000, ибо относился к семитысячному отряду, как большой полк. Русский полк, состоявший из 90 копий, считали маленьким отрядом, так что старшему князю неприлично было им предводительствовать. Когда великий князь Святополк Изяславич в 1093 году объявил киевским боярам, что у него 800 своих отроков, которые могут стать против половцев, то бояре отвечали: «Если бы ты набрал и 8000, то недурно было бы, потому что наша земля оскудела». Это известие о 800 (по некоторым спискам 500) отроков может указывать нам на число собственной служни княжеской, которую должно отделять от других составных частей дружины - бояр и гридей. Когда Мономах выехал из Чернигова в Переяславль перед Олегом, то у него не было и ста человек дружины, но это было после бедственного сражения с половцами, где Мономах так много потерял своего войска; Игоревичи перебили в Галиче 500 бояр. Великий Новгород во второй половине XII века мог выставлягь 20000 войска; Северная Русь - области: Новгородская, Ростовская с Белоозером, Муромская и Рязанская могли выставить 50000; на Липецкой битве из войска младших Всеволодовичей погибло 9233 человека, взято в плен только 60 человек, но были, кроме того, и спасшиеся бегством, некоторые потонули в реках. Здесь, разумеется, не должно упускать из внимания того, происходили ли войны соединенными усилиями нескольких княжеств или два князя боролись с одними собственными силами: если мы предположим, что Южная Русь могла выставить около 50000 войска, то мы должны разделить это количество на шесть частей по областям (Черниговская, Переяславская, Смоленская, Туровская, Волынская, Киевская), а если борьба шла между князьями одной из этих областей, например между черниговским и северским, то мы не можем предположить, чтобы каждый из них мог вывести в поле больше 5000 войска. Но, с другой стороны, должно заметить также, что во всех почти войнах принимали участие толпы диких половцев и своих черных клобуков, так, например, на помощь Всеволоду Ольговичу в 1127 году пришло 7000 половцев; на помощь Изяславу Давыдовичу пришло 20000 половцев. Наконец, в Никоновском списке встречаем известие, что в 1135 году Всеволод Мстиславич новгородский имел в своем войске немцев; на юге под 1149 годом упоминаются также немцы в русском войске.
И в описываемое время встречаем известие о богатырях; и в этот период человек благодаря физической силе мог выделиться, приобресть особенное значение и давать победу тому или другому князю; к богатырям, как видно, питали особенное уважение, называли их
людьми божиими. Замечателен рассказ летописи под 1148 годом о богатыре Демьяне Куденевиче. Этот богатырь жил в Переяславле Южном у князя Мстислава Изяславича в то время, когда сын Юрия Долгорукого, Глеб, хотел врасплох напасть на Переяславль. Узнавши о приближении Глеба, князь Мстислав отправился немедленно к Демьяну и сказал ему: «Человек божий! теперь время божией помощи и пречистой богородицы и твоего мужества и крепости». Демьян тотчас же сел на коня со слугою своим Тарасом и пятью молодыми отроками, потому что остальные разошлись неизвестно куда. Богатырь выехал из города, встретил князя Глеба Юрьевича на поле у посада, с яростию напал на его войско и многих убил нещадно. Князь Глеб испугался, побежал назад, а Демьяну Куденевичу послал сказать: «Я приходил на любовь и на мир, а не на рать». Но скоро Глеб с половцами пришел опять к Переяславлю, Демьян один выехал из города без доспехов, перебил много неприятелей, но сам был пострелен во многих местах от половцев и в изнеможении возвратился в город. Князь Мстислав пришел к нему, принес много даров, обещал дать волости; богатырь отвечал ему: «О суета человеческая! кто, будучи мертв, желает даров тленных и власти погибающей!» С этими словами Демьян уснул вечным сном, и был по нем плач великий во всем городе. В рассказе о Липецкой битве упоминаются также богатыри, бывшие на стороне Мстислава торопецкого. В рассказах о Калкской битве говорится, что тут пало 80 храбрецов, или богатырей.
Обратимся теперь к народонаселению городскому и сельскому. Русская земля в самом обширном смысле слова, т. е. все русские владения, разделялась на несколько отдельных земель, или волостей: Русская земля (в тесном смысле, т, е. Киевская), Волынская, Смоленская, Суздальская и т. д.; слово волость, власть означало и княжение (власть), и княжество (владение, область). Между словами:
волостьи
земляможно, впрочем, заметить различие:
земляимела чисто географическое значение, тогда как волость содержит в себе всегда значение зависимости известного участка земли от князя или главного города; в этом смысле название волости носит окружная земля в противоположность городу, и жители ее в противоположность горожанам; Новгородская земля есть Новгородия, земля, обитаемая новгородцами, как Польская земля есть Польша, Чешская земля - Богемия; Новгородская же волость означает земли, подведомственные, подчиненные Новгороду Великому. Переход слова «власть» (волость) от означения владеющего к означению владеемого был очень легок: князь, старший город были власти, владели окружающими населенными местами, здесь была их власть, эти места были в их власти, они были их власть. Первоначально, до призвания Рюрика, летописец указывает нам племена, независимые друг от друга: это видно из его слов, что каждое племя имело
своекняженье; встречаем сначала и названия земель от имени племен, например Деревская земля; следовательно можно думать, что первоначально границы земель соответствовали границам племен. Но, с тех пор как началась деятельность князей Рюриковичей, это совпадение границ было нарушено, и в последующем делении земель или волостей между князьями мы не можем отыскать прежнего основания: так, земля Новгородская заключает в себе землю и славян и кривичей, земля Полоцкая - землю кривичей и дреговичей, Смоленская - кривичей и радимичей, Киевская - полян, древлян и дреговичей. Черниговская - северян и вятичей. Уже самая перемена названий, исчезновение имен племенных, заменение их именами, заимствованными от главных городов, показывает нам, что основание деления здесь другое, а не прежнее племенное. Несмотря, впрочем, на то, что явилось новое могущественное начало, власть княжеская, под влиянием которой, несомненно, совершился переход народонаселения из племенного быта в областной, прежнее значение древних главных городов не утратилось для окружного народонаселения, чему, разумеется, прежде всего способствовала первоначальная неопределенность отношений городового народонаселения к князьям, неопределенность, преимущественно зависевшая от родовых княжеских отношений, от частого перехода князей из одной волости в другую: при спорности прав княжеских относительно наследства, при усобицах, отсутствия князей волости необходимо должны были смотреть на главные, старшие города, сообразоваться с их решением. Отсюда главные, древние, старшие города в волости удерживают относительно последней, относительно младших городов или пригородов значение властей, называются