Страница:
В Богемии подсудимый обязан был простоять известное время на раскаленном железе, либо держать на нем два пальца до тех пор, пока совершит предписанную присягу. У сербов обвиненный должен был опустить руку в раскаленный котел, либо, выхватив железо из огня при дверях храма, отнести его к алтарю. Подвергавшийся испытанию водою должен был сделать несколько шагов в глубину реки; если он при этом робел и мешался, то проигрывал дело. Здесь начало пытки. Когда обокраденный объявит немедленно о своей пропаже во всеуслышание на торгу, то по отыскании своей вещи имел право взять ее у кого нашел без всяких судебных форм; и тот, у кого найдена вещь, обязан заплатить хозяину за обиду, а князю - продажу. Если же обокраденный не повестит о своей пропаже на торгу и увидит ее у кого-нибудь другого, то не может сказать ему: "Это мое", но обязан вести его на свод, чтобы тот указал, где взял вещь. Свод в одном городе продолжался до конца, если же переходил черту города, то останавливался на третьем ответчике, который должен был платить истцу деньгами, а сам брал вещь и отыскивал снова похитителя; при отыскивании раба свод шел во всяком случае только до третьего ответчика, который отдавал истцу своего раба вместо украденного, а сам отыскивал настоящего вора. Свода из своего города в чужую землю не было; но ответчик мог только представить свидетелей или мытника (сборщика торговых податей), при которых купил иск, после чего истец брал свою вещь, не получая никакого вознаграждения за то, что вместе с нею пропало, а ответчик терял свои деньги. То же самое происходило, когда ответчик хотя и мог посредством двух свободных свидетелей или мытника доказать, что он действительно купил вещь или раба, но не знает, у кого именно; по отыскании же своего продавца он мог взять с него свои деньги, и последний обязан был удовлетворить первого истца за то, что у него пропало вместе с краденым. Если хозяин заметит покражу, а вор уже убежал, то с свидетелями и с чужими людьми он гонится по следам вора; если след приведет к селу или шатру (товару) и жители села или владетели шатра не отведут от себя следу, не пойдут на след или станут отбиваться, то должны платить и цену украденной вещи и продажу князю; если же след исчезнет на большой дороге, где нет ни людей, ни жилища их, то никто не платит. В разных списках Правды встречаем уставы о процентах (резе), существовавшие до Владимира Мономаха и при нем изданные, о поклаже (даче имущества на сохранение), о долговых взысканиях: если заимодавец станет требовать с должника своих денег, а тот запрется, что не брал, то заимодавец выводит свидетелей, которые если присягнут, то иск его правый, то должник платит взятые деньги и, кроме того, за обиду; в некоторых же списках говорится: "если кто чего взыщет на другом и последний начнет запираться, то идти ему на извод пред 12 мужей". Если купец, взявши в долг деньги, потерпит убыток от кораблекрушения, рати или огня, то заимодавцы не имеют права требовать с него денег вдруг - он выплачивает им понемногу; если же должник пропьется или пробьется (вероятно, если истеряет имущество на виры или платежи за побои), или своим нерадением погубит чужое имущество, то от заимодавцев зависит - ждать уплаты или продать должника. Если последний будет должен многим, то заимодавцы могут вести его на торг и продать; вырученными деньгами прежде всего удовлетворяются иностранные купцы, гости, остальное делят свои заимодавцы; если же на должнике будут княжие деньги, то князь удовлетворяется прежде всех.
О наследстве в Русской Правде встречаем следующие статьи: если умрет простой человек, смерд, и сыновей у него не будет, то имущество его переходит к князю; если останутся у него дочери, то давать часть на них, какую - не сказано:
впрочем, она зависела от князя; если же дочери будут замужем, то не давать им части. Если умрет боярин или дружинник, то имение нейдет к князю; но если не будет сыновей, то дочери возьмут. После признания князей в городах родоначальника заменил князь - Рюрикович, имение бездетного смерда переходило в распоряжение князя, дочь наследовала по старому обычаю, ибо ее назначение было оставить свой род для чужого; незамужняя женщина не могла быть самостоятельною владелицею, самостоятельным членом общества, как прежде не могла быть самостоятельным членом рода. Что имение могло идти только к сыновьям, а не в боковые линии, это было необходимо в описываемое время: родич, выделившийся из рода, прерывал с последним всякую связь, - ни он не имел права вступаться в общую родовую собственность, ни остальные родичи также не имели права вступаться в его имущество. Такое резкое выделение было необходимым следствием твердости родовой связи: кто нарушал эту связь, тот нарушал ее совершенно, становился совершенно чужим, ничего среднего быть не могло. Таким образом, означенное положение Русской Правды о наследстве служит признаком только что начавшегося перехода от родового быта, когда еще не выработались отношения по одной кровной связи, без всякого отношения к единству рода и к общему владению родовою собственностию: можно выразиться так, что это положение Русской Правды знаменует переход от родовых отношений к родственным. Так как выделы из родов по означенным выше причинам должны были происходить в описываемый период преимущественно в городах, то мы и почли приличным упомянуть здесь о положении Русской Правды относительно наследства, тем более что положение ее о наследстве после дружинника бесспорно носит признаки глубокой древности. Мы заметили, что имущество простого человека, смерда, шло к князю, потому что князь Рюрикович заменил для смерда прежнего князя - родоначальника, но вовсе не таково было отношение дружинника к князю. Дружинник был вольный слуга князя; первоначальную дружину составляли пришельцы, варяги, которые могли оставаться в службе князя, сколько хотели; они получали содержание от князя за свою службу; они не входили вместе со смердами в состав общества, они составляли особое от общества тело, которое общество содержало для собственной защиты; отсюда общество, казна общественная или княжеская, не могла брать имущества умершего дружинника, которое представляло не иное что, как жалованье, полученное дружинником за службу князю и земле; вольный дружинник, вступая в службу к князю, никак не мог согласиться, чтобы добытое им имущество на службе по его смерти отнималось у его дочерей и переходило к обществу, к которому он мог иметь только временное отношение; при этом очень часто могло случаться, что имущество это было им накоплено в других странах, на службе другому князю, другой земле. Мы назвали этот обычай относительно боярского наследства древним, отнесли его к описываемому периоду именно потому, что он предполагает особность дружинника, как пришлеца, могущего быть только временным слугою княжеским; это же отношение особенно было сильно в начале нашей истории. Из остальных положений о наследстве в Русской Правде читаем о праве отца при смерти делить дом свой детям; если же умрет без завещания (без ряда), то имение идет всем детям, которые обязаны дать часть по душе умершего; двор отцовский всегда идет меньшому сыну. Сестра при братьях не получала наследства, но последние обязывались выдать ее замуж. Жена, если остается жить с детьми, имеет право на часть наследства; но когда муж назначил или дал ей особый участок из своего имущества, то она уже не наследует вместе с детьми. Мать может разделить свое имущество между всеми сыновьями или же отдать его какому-нибудь одному, даже одной дочери; но если она умрет, не распорядившись, то наследство после нес получает тот, у кого она жила в доме, кто ее кормил и у кого она умерла. Из детей от двух разных отцов те и другие получают только наследство после своего отца; а если они от разных матерей, то наследство после своей матери. Если мать малолетних сирот пойдет замуж, то они с наследством своим поступают в опеку к ближайшему родственнику; отчим также мог быть опекуном. Опекун брал имение малолетних перед добрыми людьми и впоследствии обязан был возвратить его в целости вместе с приплодом от скота и челяди, имея право удержать у себя только проценты или торговую прибыль в награду за свои попечения. Если жена, давши слово сидеть по смерти мужа с детьми, растеряет имущество последних и пойдет замуж, то должна выплатить детям все ею потерянное.
Жена имеет право оставаться по смерти мужа в его доме с детьми, и последние не смеют этому противиться. О незаконных детях встречаем следующее положение: "если будут у мужа дети от рабы, то они не имеют доли в наследстве, но получают свободу вместе с матерью". Очень важно было бы знать время появления этого устава. Вероятно, духовенство с самого начала старалось полагать различие между законными и незаконными детьми; но сомнительно, соблюдалось ли строго это различие во времена Ярослава. Любопытно, что устав обращает внимание на детей от рабы, признает их, хотя не совершенно: хотя лишает их наследства, однако дает им свободу вместе с матерью. Полное признание незаконности их не допустило бы устав обратить на них внимание.
На ком лежала обязанность приводить судебный приговор в исполнение, т. е.
подвергать виновного наказанию, собирать пени, получать судебные пошлины, взыскивать частное вознаграждение и какие средства можно было употреблять в случае сопротивления со стороны осужденного - на все это нет достаточных указаний в Русской Правде. Но из других источников мы узнаем о важном значении при суде тиуна княжеского, от которого зависело решить дело право или неправо, наложить справедливую или несправедливую пеню, откуда заключаем, что тиун был приставником княжеским при суде, обязанным смотреть за исполнением устава. Кроме того, при судопроизводстве упоминаются еще слуги княжеские с разными названиями - ябедника, вирника, метельника, мечника (кажется, одно и то же), детского, отрока (кажется, одно и то же); встречаем и писца; в пользу этих лиц установлены были особые судные пошлины; кроме того, во время следствия дела они получали содержание на счет жителей того места, где производилось следствие. Наконец, в Правде встречаем статьи, которыми определяется пеня за то, если подвергнуть муке, телесному истязанию огнищанина, тиуна. мечника или простого человека, смерда, без княжеского приказания, следовательно, эти люди могли подвергаться телесному истязанию по приказу княжескому. Как поступал князь с людьми, входившими в столкновение с его властию, - видно из поведения Ярослава с дядею его, новогородским посадником Константином Добрыничем.
Рассмотрев содержание Русской Правды, во сколько при настоящей, очень неудовлетворительной обработке этого памятника можно им воспользоваться, мы обратимся теперь к нравам эпохи, как они представляются нам Правдою и летописью.
Кровавая месть, частая возможность убийства в ссоре, на пирах, поступки Игоря с древлянами и древлян с ним, мщение Ольги, умножение разбоев при Владимире, поступки Добрыни в Полоцке с семьею Рогволода, потом с Ярополком, поведение Святополка - вот нравы языческого общества. Скорость к обиде и скорость к мести, преобладание физических стремлений, мало сдерживаемых религиозными и нравственными законами; сила физическая на первом плане - ей весь почет, все выгоды; богатырь, которого сила доведена в народном воображении до чудовищных размеров, - вот герой эпохи. В битвах личная, материальная сила преобладает, отсюда видим частые единоборства, в которых оружие не употребляется: борются обыкновенно, схватывая друг друга, желая раздавить и ударить об землю: оружие - это уже человеческое, искусственное, заменяющее животненную силу; при владении оружием требуется ловкость, искусство. С выделкою оружия в древности соединяли всегда понятие о мудрости, хитрости; в северных преданиях оружие куют обыкновенно карлы - волшебники; эти существа лишены материальной силы, и, несмотря на то, оружие, произведение их искусства, их духовной деятельности, делают героев непобедимыми. Но должно заметить, что одну животненную силу и единоборство любят употреблять преимущественно восточные варвары: так, печенеги вызывают на единоборство русского; так, Редедя, князь касожский, вызывает Мстислава; азиатские понятия высказываются в том, что вожди в поединках рискуют счастием, свободою семейства и подданных. Высшую богатырскую природу, высшие стремления выставляет Европа, Русь в лице Святослава. Предание не говорит об его страшной физической силе, оно говорит о крепости духа, которая заставляла тело переносить всякого рода лишения; это герой деятельности, движения: он ходит легко, как барс; он противоположен тем сказочным богатырям, которые не двигаются от избытка материальной силы. Святослав собственно не богатырь; он вождь дружины, которая похожа на него; он любит оружие, он отказывается от поединка с Цимисхием; он первый между дружинниками бьется в челе их, но не отделяется от них, не существует без них, живет и умирает с ними. Святославу вторит Вышата:
"Жив ли буду - с дружиною, погибну ли - вместе с нею". Вообще в преданиях, занесенных в летопись, без труда можем заметить эту борьбу Востока с Западом, Азии с Европою: борьба происходит за Доном, часто за Днепром, подле самого Киева, но везде видим характеристические черты борющихся сторон: со стороны Азии выходит громадный печенег, со стороны Руси - Ян Усмошвец, человек по наружности очень обыкновенный, незначительностью своего вида возбуждает насмешки великана, но побеждает его. Редедя, князь касожский вызывает Мстислава на поединок, Мстислав чувствует уже, что противник одолевает его, и, однако, русский князь побеждает азиатца, побеждает духовною силою, верою. Но как бы то ни было, мы видим повсюду проявления материальной силы, ей первое место, ей почет от князя до простолюдина; чрез нее простолюдин может сделаться великим мужем, как сделался Ян Усмошвец, она верное средство для приобретения славы и добычи. При господстве материальной силы, при необузданности страстей, при стремлении юного общества к расширению, при жизни в постоянной борьбе, в постоянном употреблении материальной силы нравы не могли быть мягки; когда силою можно взять все, когда право силы есть высшее право, то, конечно, сильный не будет сдерживаться перед слабым: "С дружиною приобрету серебро и золото", - говорит Владимир и тем указывает на главное, вернейшее средство к приобретению серебра и золота; они приобретались оружием, приобретались сильным на счет слабого. Князья идут на греков, чтоб взять золото, драгоценности; если с дружиною можно было приобрести богатство, то богатство необходимо было для содержания дружины: хорошим князем считался тот, который ничего не щадил для дружины: дружина Игоря требует, чтоб князь шел с нею в дань; Игорь и дружина его прямо объявляют, что цель их похода - золото, что если греки дадут им его, то им больше ничего не нужно; дружина Владимира жалуется, что князь кормит ее с деревянных ложек. Славные подвиги нужны были для богатства, богатство нужно было для совершения славных подвигов; обе страсти питали одна другую. Но при этом мы видим, однако, что в образце тогдашнего героя чистое корыстолюбие, страсть к богатству для богатства было осуждено; так, Святослав не обращает внимания на богатые подарки императора и любуется одним оружием; простота, презрение к роскоши выставлены в Святославе как достоинство; добрый князь не может быть скупым, он не щадит ничего для дружины - таков Владимир и сын его Мстислав. Несмотря на уважение к силе, она не считалась единственно позволенным средством к торжеству; хитрость ценилась так же высоко, считалась мудростью; перехитрить, переклюкать было тоже подвиг. Легко понять, что все природные стремления сильного не знали границ при возможности удовлетворить им: таково женолюбие язычника Владимира. Богатыри после подвигов силы не знали других наслаждений, кроме материальных: "Руси есть веселие пити", - говорит Владимир; в предании с восторгом говорится о количестве блюд на пирах этого князя.
Мы видели, как закон слабо сдерживал проявления материальной силы, позволяя частную месть или выкуп деньгами. Представляла ли славянская языческая религия какое-нибудь противоборство им? Кажется, никакого. Одно только нравственное противоборство могла представить власть родительская; любопытен рассказ старика, отца Усмошвецова: "Однажды, - говорит он, - я бранил своего младшего сына, и тот в сердцах разорвал воловью кожу". Вот верная картина быта! Богатырь принужден выслушать укоры старого отца; материальная сила кипит, просится вон, но сдерживается и оказывается только в бессмысленном гневе на невинную вещь. Игорь покорствует Олегу, ходит по нем, как сын; Святослав сердится на мать за советы принять христианство, но отговаривается дружиною, Владимир повинуется дяде Добрыне, посылает сказать Блуду, что будет иметь его вместо отца большего выражения для чести и власти не было. Преобладание материальной силы, разумеется, не могло условливать уважения к слабейшему полу вообще; но при отсутствии определений женщина могла, пользуясь иногда своим преимуществом духовным, а иногда даже и силою материальною, играть важную роль; мудрейшею из людей в описываемый период является женщина - Ольга, которая правит Русью во время малолетства Святослава, да и после совершеннолетия. Женщины провожают мужей своих на битвы; песни, содержание которых относится ко временам Владимира, упоминают о женщинах-чародейках. По свидетельству тех же песен, женщины участвовали вместе с мужчинами в пирах княжеских, похваляясь своей хитростию, мудростию; стыдливости мало в их беседах, выходки материальной силы - и тут на первом плане. Владимир советуется с своею женою Анною о церковном уставе; княгини имеют свои волости, содержат свою дружину, спорят с мужьями, кто наберет храбрейших дружинников. Рогволод полоцкий отдает дочери на решение, за кого она хочет выйти замуж; Предслава переписывается с Ярославом о поступках Святополковых. В таком состоянии застало нравы новорожденного русского общества христианство, о влиянии которого будет речь в своем месте.
Теперь обратимся к обычаям. Мы не знаем, какие обряды совершались при рождении ребенка; знаем из летописи и из "Правды", что к детям приставлялись кормильцы или воспитатели, упоминаются также кормилицы; трудно решить, в каком значении принимались последние, в одном ли нашем тесном значении женщин, кормящих грудью ребенка, или в обширном значении нянек, точно так как воспитатели, пестуны-мужчины назывались кормильцами. Князья женились рано: Владимир, будучи очень молод, сватался на Рогнеде, но уже прежде был женат на матери Вышеслава.
Из подробностей брачных обычаев мы знаем только четыре: сватовство жених обращался к отцу невесты с предложением; невеста в день свадьбы одевалась в лучшее платье, княжна - во всю утварь царскую; упоминается об обычае разувания мужа молодою женою, обычае, который находим одинаково у племен славянских и литовских; наконец, знаем, что за жену платилось вено.
Мертвых погребали на горах, насыпали курганы над могилами, совершали тризны.
Византийский историк так описывает погребение воинов Святославовых: "Ночью, при появлении полной луны, неприятели (руссы) вышли из города на поле сражения, собрали тела своих убитых и сожгли их на многих кострах, расположенных у стены; в то же время они умертвили, по своему обычаю, множество пленных мужчин и женщин, утопили в Дунае грудных младенцев и петухов". Арабские писатели говорят, что славяне и руссы жгли своих мертвецов с разными пожитками, животными и женами.
Жилища носили разные названия, упоминаются терема: так, в Киеве был каменный терем княжеский с двором; он состоял из разных покоев, между которыми была гридница, комната, куда собиралась дружина для пиров и, вероятно, для совета.
Под именем терема, в обширном смысле, разумели, как видно, то, что мы теперь называем дворцом, большое, видное по своей красоте здание. Общее название для дома было хоромы, состоявшие из теплого жилья - изб (изба, истопка) и холодных, летних покоев - клетей. Загородные, летние дворы, как например Берестовский святого Владимира, состояли, разумеется, из одних холодных покоев, или клетей.
Клети соединялись друг с другом сенями, переходами или помостами, как видно из описания кончины святого Владимира; в хоромах напереди приделывались сени, или крыльца на столбах, что видно из описания мученической кончины двух варягов.
Около хором были дворы, огороженные забором. Кроме клетей, упоминаются одрины.
спальни (от одр, ложе), вежи (чердаки, вышки), голубятни (голубники); из служб упоминаются бани и медуши (где берегли мед). Из утварей встречаем названия - одр (кровать); стол в значении княжеского седалища, что теперь престол; обыкновенно лавки в песнях называются беседами; в летописи упоминается Пасынча беседа.
Упоминаются ковры, которыми, вероятно, покрывали более столы и лавки, чем полы.
Из названий платья встречаем порты в обширном и в тесном значении; из верхнего платья упоминаются корзны и луды (епанчи); к одеждам отнесли мы перегибы и сустуги, в которых величались древлянские послы; упоминаются убрусы - платки.
Обувь употреблялась та же, что и теперь, - сапоги и лапти. Материалом для одежды служили ткани, паволоки греческие, льняные и шерстяные самодельные, меха. По описанию Льва Диакона, Святослав при свидании с Цимисхием, как видно, был в одной рубашке; в одном ухе вдета была золотая серьга с двумя жемчужинами и рубином; о корзне, плаще или кафтане, который надевался в один рукав, а на другое плечо только накидывался, говорит арабский писатель Ибн-Фоцлан: так носить верхнюю одежду любит до сих пор наш народ. По свидетельству арабов, русские женщины носили на груди маленькие коробочки из разных дорогих и недорогих металлов, смотря по достатку мужа; на коробочке было кольцо, к кольцу привязывался большой нож; на шее женщины носили золотые и серебряные цепи, также ожерелья из зеленого бисера. Носить усы и бороду было в обычае: Русская Правда упоминает о их повреждении; о святом Борисе говорится, что у него, как у юноши, ус и борода были малые.
Из конской сбруи упоминаются в летописи седла и узды. Для езды употреблялись возы. в смысле нынешних повозок и кола в смысле нынешних дрог или дровен.
Название сани употреблялось одинаково для зимней и летней повозки. В пищу употребляли хлеб, мясо диких животных и домашнего скота, между прочим, конское, рыбу, овощи, сыры, кисели из пшеницы, отрубей, овса, кисельный раствор назывался цежью (от цедить); кисель ели с сытою. У князей были повара; мясо варили в котлах, пекли на угольях; посуда была: кади, лукна (лукошки), ведра, котлы, корчаги, бочки, ложки (деревянные и серебряные), ножи; упоминаются колодцы. Пили вино, мед, квас. Из увеселений упоминаются охота, рыбная ловля и пиры. Если принимать свидетельство Русской Правды для описываемого времени, то охота была псовая, ястребиная и соколиная: животные эти дорого ценились. Любили бани, преимущественно, как видно, на севере: южные жители смеялись над пристрастием северных к баням. Занятия жителей составляли: земледелие; жители городов возделывали нивы и земли свои. На скотоводство указывают слова древлян: "Если повадится волк к овцам, то выносит все стадо"; Константин Багрянородный говорит, что руссы покупают рогатый скот, лошадей и овец у печенегов, потому что эти животные не разводятся в России. Слова эти можно понимать так, что количество рогатого скота и овец, питаемых племенами, было недостаточно для потребления собственно руссов, которые должны были покупать скот у печенегов. В Русской Правде упоминаются кони, волы, бараны, козы, свиньи; мясо последних животных, как видно, особенно любили. Птицеводство: в Русской же Правде упоминаются ценные птицы: голуби, куры, утки, гуси, журавли, лебеди. Упоминаются овощи, следовательно, можно заключать об огородничестве. Рыболовство, звероловство, пчеловодство подразумеваются. Из ремесл встречаем указание на плотничество, которым занимались особенно новгородцы и вообще жители северных областей, рубившие лодки в лесах своих и привозившие их на продажу в Киев; о рублении городов, мощении мостов упоминает и летопись, и Правда; о кожевничестве упоминает летопись в рассказе о Яне Усмошвеце; без сомнения, разные грубые ткани для обыкновенной одежды выделывались так же дома, равно как необходимая посуда, деревянная и глиняная, например, о делании горшков в Новгороде есть прямое указание. Касательно искусств в дохристианское время упоминается только об одном каменном здании, тереме княжеском в Киеве, построенном, без сомнения, греческими мастерами, потому что и после каменщики и зодчие выписывались из Византии; неизвестно, дома или на чужбине делались истуканы Владимировы. Собственно же говоря, искусство начинается на Руси вместе с христианством. Владимир послал в Грецию за мастерами, которые построили в 989 году Десятинную церковь в Киеве. По известию летописей, из Греции и пришли каменосечцы и зиждители палат каменных.
Ярослав построил каменную крепость в Киеве и соборную церковь святой Софии (митрополию), которую украсил золотом, серебром и сосудами; сын его Владимир в Новгороде построил также крепость и собор святой Софии; при Ярославе же в Киеве построены монастыри святого Георгия и святой Ирины. Дитмар говорит, что в его время в Киеве было 400 церквей и 8 торгов; Адам Бременский называет Киев соперником Константинополя, число церквей крайне преувеличено или цифра искажена; но общего впечатления и отзывов нельзя отвергнуть.
О наследстве в Русской Правде встречаем следующие статьи: если умрет простой человек, смерд, и сыновей у него не будет, то имущество его переходит к князю; если останутся у него дочери, то давать часть на них, какую - не сказано:
впрочем, она зависела от князя; если же дочери будут замужем, то не давать им части. Если умрет боярин или дружинник, то имение нейдет к князю; но если не будет сыновей, то дочери возьмут. После признания князей в городах родоначальника заменил князь - Рюрикович, имение бездетного смерда переходило в распоряжение князя, дочь наследовала по старому обычаю, ибо ее назначение было оставить свой род для чужого; незамужняя женщина не могла быть самостоятельною владелицею, самостоятельным членом общества, как прежде не могла быть самостоятельным членом рода. Что имение могло идти только к сыновьям, а не в боковые линии, это было необходимо в описываемое время: родич, выделившийся из рода, прерывал с последним всякую связь, - ни он не имел права вступаться в общую родовую собственность, ни остальные родичи также не имели права вступаться в его имущество. Такое резкое выделение было необходимым следствием твердости родовой связи: кто нарушал эту связь, тот нарушал ее совершенно, становился совершенно чужим, ничего среднего быть не могло. Таким образом, означенное положение Русской Правды о наследстве служит признаком только что начавшегося перехода от родового быта, когда еще не выработались отношения по одной кровной связи, без всякого отношения к единству рода и к общему владению родовою собственностию: можно выразиться так, что это положение Русской Правды знаменует переход от родовых отношений к родственным. Так как выделы из родов по означенным выше причинам должны были происходить в описываемый период преимущественно в городах, то мы и почли приличным упомянуть здесь о положении Русской Правды относительно наследства, тем более что положение ее о наследстве после дружинника бесспорно носит признаки глубокой древности. Мы заметили, что имущество простого человека, смерда, шло к князю, потому что князь Рюрикович заменил для смерда прежнего князя - родоначальника, но вовсе не таково было отношение дружинника к князю. Дружинник был вольный слуга князя; первоначальную дружину составляли пришельцы, варяги, которые могли оставаться в службе князя, сколько хотели; они получали содержание от князя за свою службу; они не входили вместе со смердами в состав общества, они составляли особое от общества тело, которое общество содержало для собственной защиты; отсюда общество, казна общественная или княжеская, не могла брать имущества умершего дружинника, которое представляло не иное что, как жалованье, полученное дружинником за службу князю и земле; вольный дружинник, вступая в службу к князю, никак не мог согласиться, чтобы добытое им имущество на службе по его смерти отнималось у его дочерей и переходило к обществу, к которому он мог иметь только временное отношение; при этом очень часто могло случаться, что имущество это было им накоплено в других странах, на службе другому князю, другой земле. Мы назвали этот обычай относительно боярского наследства древним, отнесли его к описываемому периоду именно потому, что он предполагает особность дружинника, как пришлеца, могущего быть только временным слугою княжеским; это же отношение особенно было сильно в начале нашей истории. Из остальных положений о наследстве в Русской Правде читаем о праве отца при смерти делить дом свой детям; если же умрет без завещания (без ряда), то имение идет всем детям, которые обязаны дать часть по душе умершего; двор отцовский всегда идет меньшому сыну. Сестра при братьях не получала наследства, но последние обязывались выдать ее замуж. Жена, если остается жить с детьми, имеет право на часть наследства; но когда муж назначил или дал ей особый участок из своего имущества, то она уже не наследует вместе с детьми. Мать может разделить свое имущество между всеми сыновьями или же отдать его какому-нибудь одному, даже одной дочери; но если она умрет, не распорядившись, то наследство после нес получает тот, у кого она жила в доме, кто ее кормил и у кого она умерла. Из детей от двух разных отцов те и другие получают только наследство после своего отца; а если они от разных матерей, то наследство после своей матери. Если мать малолетних сирот пойдет замуж, то они с наследством своим поступают в опеку к ближайшему родственнику; отчим также мог быть опекуном. Опекун брал имение малолетних перед добрыми людьми и впоследствии обязан был возвратить его в целости вместе с приплодом от скота и челяди, имея право удержать у себя только проценты или торговую прибыль в награду за свои попечения. Если жена, давши слово сидеть по смерти мужа с детьми, растеряет имущество последних и пойдет замуж, то должна выплатить детям все ею потерянное.
Жена имеет право оставаться по смерти мужа в его доме с детьми, и последние не смеют этому противиться. О незаконных детях встречаем следующее положение: "если будут у мужа дети от рабы, то они не имеют доли в наследстве, но получают свободу вместе с матерью". Очень важно было бы знать время появления этого устава. Вероятно, духовенство с самого начала старалось полагать различие между законными и незаконными детьми; но сомнительно, соблюдалось ли строго это различие во времена Ярослава. Любопытно, что устав обращает внимание на детей от рабы, признает их, хотя не совершенно: хотя лишает их наследства, однако дает им свободу вместе с матерью. Полное признание незаконности их не допустило бы устав обратить на них внимание.
На ком лежала обязанность приводить судебный приговор в исполнение, т. е.
подвергать виновного наказанию, собирать пени, получать судебные пошлины, взыскивать частное вознаграждение и какие средства можно было употреблять в случае сопротивления со стороны осужденного - на все это нет достаточных указаний в Русской Правде. Но из других источников мы узнаем о важном значении при суде тиуна княжеского, от которого зависело решить дело право или неправо, наложить справедливую или несправедливую пеню, откуда заключаем, что тиун был приставником княжеским при суде, обязанным смотреть за исполнением устава. Кроме того, при судопроизводстве упоминаются еще слуги княжеские с разными названиями - ябедника, вирника, метельника, мечника (кажется, одно и то же), детского, отрока (кажется, одно и то же); встречаем и писца; в пользу этих лиц установлены были особые судные пошлины; кроме того, во время следствия дела они получали содержание на счет жителей того места, где производилось следствие. Наконец, в Правде встречаем статьи, которыми определяется пеня за то, если подвергнуть муке, телесному истязанию огнищанина, тиуна. мечника или простого человека, смерда, без княжеского приказания, следовательно, эти люди могли подвергаться телесному истязанию по приказу княжескому. Как поступал князь с людьми, входившими в столкновение с его властию, - видно из поведения Ярослава с дядею его, новогородским посадником Константином Добрыничем.
Рассмотрев содержание Русской Правды, во сколько при настоящей, очень неудовлетворительной обработке этого памятника можно им воспользоваться, мы обратимся теперь к нравам эпохи, как они представляются нам Правдою и летописью.
Кровавая месть, частая возможность убийства в ссоре, на пирах, поступки Игоря с древлянами и древлян с ним, мщение Ольги, умножение разбоев при Владимире, поступки Добрыни в Полоцке с семьею Рогволода, потом с Ярополком, поведение Святополка - вот нравы языческого общества. Скорость к обиде и скорость к мести, преобладание физических стремлений, мало сдерживаемых религиозными и нравственными законами; сила физическая на первом плане - ей весь почет, все выгоды; богатырь, которого сила доведена в народном воображении до чудовищных размеров, - вот герой эпохи. В битвах личная, материальная сила преобладает, отсюда видим частые единоборства, в которых оружие не употребляется: борются обыкновенно, схватывая друг друга, желая раздавить и ударить об землю: оружие - это уже человеческое, искусственное, заменяющее животненную силу; при владении оружием требуется ловкость, искусство. С выделкою оружия в древности соединяли всегда понятие о мудрости, хитрости; в северных преданиях оружие куют обыкновенно карлы - волшебники; эти существа лишены материальной силы, и, несмотря на то, оружие, произведение их искусства, их духовной деятельности, делают героев непобедимыми. Но должно заметить, что одну животненную силу и единоборство любят употреблять преимущественно восточные варвары: так, печенеги вызывают на единоборство русского; так, Редедя, князь касожский, вызывает Мстислава; азиатские понятия высказываются в том, что вожди в поединках рискуют счастием, свободою семейства и подданных. Высшую богатырскую природу, высшие стремления выставляет Европа, Русь в лице Святослава. Предание не говорит об его страшной физической силе, оно говорит о крепости духа, которая заставляла тело переносить всякого рода лишения; это герой деятельности, движения: он ходит легко, как барс; он противоположен тем сказочным богатырям, которые не двигаются от избытка материальной силы. Святослав собственно не богатырь; он вождь дружины, которая похожа на него; он любит оружие, он отказывается от поединка с Цимисхием; он первый между дружинниками бьется в челе их, но не отделяется от них, не существует без них, живет и умирает с ними. Святославу вторит Вышата:
"Жив ли буду - с дружиною, погибну ли - вместе с нею". Вообще в преданиях, занесенных в летопись, без труда можем заметить эту борьбу Востока с Западом, Азии с Европою: борьба происходит за Доном, часто за Днепром, подле самого Киева, но везде видим характеристические черты борющихся сторон: со стороны Азии выходит громадный печенег, со стороны Руси - Ян Усмошвец, человек по наружности очень обыкновенный, незначительностью своего вида возбуждает насмешки великана, но побеждает его. Редедя, князь касожский вызывает Мстислава на поединок, Мстислав чувствует уже, что противник одолевает его, и, однако, русский князь побеждает азиатца, побеждает духовною силою, верою. Но как бы то ни было, мы видим повсюду проявления материальной силы, ей первое место, ей почет от князя до простолюдина; чрез нее простолюдин может сделаться великим мужем, как сделался Ян Усмошвец, она верное средство для приобретения славы и добычи. При господстве материальной силы, при необузданности страстей, при стремлении юного общества к расширению, при жизни в постоянной борьбе, в постоянном употреблении материальной силы нравы не могли быть мягки; когда силою можно взять все, когда право силы есть высшее право, то, конечно, сильный не будет сдерживаться перед слабым: "С дружиною приобрету серебро и золото", - говорит Владимир и тем указывает на главное, вернейшее средство к приобретению серебра и золота; они приобретались оружием, приобретались сильным на счет слабого. Князья идут на греков, чтоб взять золото, драгоценности; если с дружиною можно было приобрести богатство, то богатство необходимо было для содержания дружины: хорошим князем считался тот, который ничего не щадил для дружины: дружина Игоря требует, чтоб князь шел с нею в дань; Игорь и дружина его прямо объявляют, что цель их похода - золото, что если греки дадут им его, то им больше ничего не нужно; дружина Владимира жалуется, что князь кормит ее с деревянных ложек. Славные подвиги нужны были для богатства, богатство нужно было для совершения славных подвигов; обе страсти питали одна другую. Но при этом мы видим, однако, что в образце тогдашнего героя чистое корыстолюбие, страсть к богатству для богатства было осуждено; так, Святослав не обращает внимания на богатые подарки императора и любуется одним оружием; простота, презрение к роскоши выставлены в Святославе как достоинство; добрый князь не может быть скупым, он не щадит ничего для дружины - таков Владимир и сын его Мстислав. Несмотря на уважение к силе, она не считалась единственно позволенным средством к торжеству; хитрость ценилась так же высоко, считалась мудростью; перехитрить, переклюкать было тоже подвиг. Легко понять, что все природные стремления сильного не знали границ при возможности удовлетворить им: таково женолюбие язычника Владимира. Богатыри после подвигов силы не знали других наслаждений, кроме материальных: "Руси есть веселие пити", - говорит Владимир; в предании с восторгом говорится о количестве блюд на пирах этого князя.
Мы видели, как закон слабо сдерживал проявления материальной силы, позволяя частную месть или выкуп деньгами. Представляла ли славянская языческая религия какое-нибудь противоборство им? Кажется, никакого. Одно только нравственное противоборство могла представить власть родительская; любопытен рассказ старика, отца Усмошвецова: "Однажды, - говорит он, - я бранил своего младшего сына, и тот в сердцах разорвал воловью кожу". Вот верная картина быта! Богатырь принужден выслушать укоры старого отца; материальная сила кипит, просится вон, но сдерживается и оказывается только в бессмысленном гневе на невинную вещь. Игорь покорствует Олегу, ходит по нем, как сын; Святослав сердится на мать за советы принять христианство, но отговаривается дружиною, Владимир повинуется дяде Добрыне, посылает сказать Блуду, что будет иметь его вместо отца большего выражения для чести и власти не было. Преобладание материальной силы, разумеется, не могло условливать уважения к слабейшему полу вообще; но при отсутствии определений женщина могла, пользуясь иногда своим преимуществом духовным, а иногда даже и силою материальною, играть важную роль; мудрейшею из людей в описываемый период является женщина - Ольга, которая правит Русью во время малолетства Святослава, да и после совершеннолетия. Женщины провожают мужей своих на битвы; песни, содержание которых относится ко временам Владимира, упоминают о женщинах-чародейках. По свидетельству тех же песен, женщины участвовали вместе с мужчинами в пирах княжеских, похваляясь своей хитростию, мудростию; стыдливости мало в их беседах, выходки материальной силы - и тут на первом плане. Владимир советуется с своею женою Анною о церковном уставе; княгини имеют свои волости, содержат свою дружину, спорят с мужьями, кто наберет храбрейших дружинников. Рогволод полоцкий отдает дочери на решение, за кого она хочет выйти замуж; Предслава переписывается с Ярославом о поступках Святополковых. В таком состоянии застало нравы новорожденного русского общества христианство, о влиянии которого будет речь в своем месте.
Теперь обратимся к обычаям. Мы не знаем, какие обряды совершались при рождении ребенка; знаем из летописи и из "Правды", что к детям приставлялись кормильцы или воспитатели, упоминаются также кормилицы; трудно решить, в каком значении принимались последние, в одном ли нашем тесном значении женщин, кормящих грудью ребенка, или в обширном значении нянек, точно так как воспитатели, пестуны-мужчины назывались кормильцами. Князья женились рано: Владимир, будучи очень молод, сватался на Рогнеде, но уже прежде был женат на матери Вышеслава.
Из подробностей брачных обычаев мы знаем только четыре: сватовство жених обращался к отцу невесты с предложением; невеста в день свадьбы одевалась в лучшее платье, княжна - во всю утварь царскую; упоминается об обычае разувания мужа молодою женою, обычае, который находим одинаково у племен славянских и литовских; наконец, знаем, что за жену платилось вено.
Мертвых погребали на горах, насыпали курганы над могилами, совершали тризны.
Византийский историк так описывает погребение воинов Святославовых: "Ночью, при появлении полной луны, неприятели (руссы) вышли из города на поле сражения, собрали тела своих убитых и сожгли их на многих кострах, расположенных у стены; в то же время они умертвили, по своему обычаю, множество пленных мужчин и женщин, утопили в Дунае грудных младенцев и петухов". Арабские писатели говорят, что славяне и руссы жгли своих мертвецов с разными пожитками, животными и женами.
Жилища носили разные названия, упоминаются терема: так, в Киеве был каменный терем княжеский с двором; он состоял из разных покоев, между которыми была гридница, комната, куда собиралась дружина для пиров и, вероятно, для совета.
Под именем терема, в обширном смысле, разумели, как видно, то, что мы теперь называем дворцом, большое, видное по своей красоте здание. Общее название для дома было хоромы, состоявшие из теплого жилья - изб (изба, истопка) и холодных, летних покоев - клетей. Загородные, летние дворы, как например Берестовский святого Владимира, состояли, разумеется, из одних холодных покоев, или клетей.
Клети соединялись друг с другом сенями, переходами или помостами, как видно из описания кончины святого Владимира; в хоромах напереди приделывались сени, или крыльца на столбах, что видно из описания мученической кончины двух варягов.
Около хором были дворы, огороженные забором. Кроме клетей, упоминаются одрины.
спальни (от одр, ложе), вежи (чердаки, вышки), голубятни (голубники); из служб упоминаются бани и медуши (где берегли мед). Из утварей встречаем названия - одр (кровать); стол в значении княжеского седалища, что теперь престол; обыкновенно лавки в песнях называются беседами; в летописи упоминается Пасынча беседа.
Упоминаются ковры, которыми, вероятно, покрывали более столы и лавки, чем полы.
Из названий платья встречаем порты в обширном и в тесном значении; из верхнего платья упоминаются корзны и луды (епанчи); к одеждам отнесли мы перегибы и сустуги, в которых величались древлянские послы; упоминаются убрусы - платки.
Обувь употреблялась та же, что и теперь, - сапоги и лапти. Материалом для одежды служили ткани, паволоки греческие, льняные и шерстяные самодельные, меха. По описанию Льва Диакона, Святослав при свидании с Цимисхием, как видно, был в одной рубашке; в одном ухе вдета была золотая серьга с двумя жемчужинами и рубином; о корзне, плаще или кафтане, который надевался в один рукав, а на другое плечо только накидывался, говорит арабский писатель Ибн-Фоцлан: так носить верхнюю одежду любит до сих пор наш народ. По свидетельству арабов, русские женщины носили на груди маленькие коробочки из разных дорогих и недорогих металлов, смотря по достатку мужа; на коробочке было кольцо, к кольцу привязывался большой нож; на шее женщины носили золотые и серебряные цепи, также ожерелья из зеленого бисера. Носить усы и бороду было в обычае: Русская Правда упоминает о их повреждении; о святом Борисе говорится, что у него, как у юноши, ус и борода были малые.
Из конской сбруи упоминаются в летописи седла и узды. Для езды употреблялись возы. в смысле нынешних повозок и кола в смысле нынешних дрог или дровен.
Название сани употреблялось одинаково для зимней и летней повозки. В пищу употребляли хлеб, мясо диких животных и домашнего скота, между прочим, конское, рыбу, овощи, сыры, кисели из пшеницы, отрубей, овса, кисельный раствор назывался цежью (от цедить); кисель ели с сытою. У князей были повара; мясо варили в котлах, пекли на угольях; посуда была: кади, лукна (лукошки), ведра, котлы, корчаги, бочки, ложки (деревянные и серебряные), ножи; упоминаются колодцы. Пили вино, мед, квас. Из увеселений упоминаются охота, рыбная ловля и пиры. Если принимать свидетельство Русской Правды для описываемого времени, то охота была псовая, ястребиная и соколиная: животные эти дорого ценились. Любили бани, преимущественно, как видно, на севере: южные жители смеялись над пристрастием северных к баням. Занятия жителей составляли: земледелие; жители городов возделывали нивы и земли свои. На скотоводство указывают слова древлян: "Если повадится волк к овцам, то выносит все стадо"; Константин Багрянородный говорит, что руссы покупают рогатый скот, лошадей и овец у печенегов, потому что эти животные не разводятся в России. Слова эти можно понимать так, что количество рогатого скота и овец, питаемых племенами, было недостаточно для потребления собственно руссов, которые должны были покупать скот у печенегов. В Русской Правде упоминаются кони, волы, бараны, козы, свиньи; мясо последних животных, как видно, особенно любили. Птицеводство: в Русской же Правде упоминаются ценные птицы: голуби, куры, утки, гуси, журавли, лебеди. Упоминаются овощи, следовательно, можно заключать об огородничестве. Рыболовство, звероловство, пчеловодство подразумеваются. Из ремесл встречаем указание на плотничество, которым занимались особенно новгородцы и вообще жители северных областей, рубившие лодки в лесах своих и привозившие их на продажу в Киев; о рублении городов, мощении мостов упоминает и летопись, и Правда; о кожевничестве упоминает летопись в рассказе о Яне Усмошвеце; без сомнения, разные грубые ткани для обыкновенной одежды выделывались так же дома, равно как необходимая посуда, деревянная и глиняная, например, о делании горшков в Новгороде есть прямое указание. Касательно искусств в дохристианское время упоминается только об одном каменном здании, тереме княжеском в Киеве, построенном, без сомнения, греческими мастерами, потому что и после каменщики и зодчие выписывались из Византии; неизвестно, дома или на чужбине делались истуканы Владимировы. Собственно же говоря, искусство начинается на Руси вместе с христианством. Владимир послал в Грецию за мастерами, которые построили в 989 году Десятинную церковь в Киеве. По известию летописей, из Греции и пришли каменосечцы и зиждители палат каменных.
Ярослав построил каменную крепость в Киеве и соборную церковь святой Софии (митрополию), которую украсил золотом, серебром и сосудами; сын его Владимир в Новгороде построил также крепость и собор святой Софии; при Ярославе же в Киеве построены монастыри святого Георгия и святой Ирины. Дитмар говорит, что в его время в Киеве было 400 церквей и 8 торгов; Адам Бременский называет Киев соперником Константинополя, число церквей крайне преувеличено или цифра искажена; но общего впечатления и отзывов нельзя отвергнуть.