Страница:
Но не всегда же Россия после Мамая находилась в неприязненных отношениях к Орде, и давно протоптанный путь не мог быть вдруг покинут.
В договоре Димитрия Донского с Олгердом видим условие о взаимной свободной торговле; но этим договором не кончилась борьба между Москвою и Литвою, не могла не страдать от нее и торговля. Впрочем, открытая вражда между московскими и литовскими князьями не была постоянною, притом же во время ссор с Москвою Литва находилась в мире с Рязанью, Тверью, Новгородом и Псковом. Псков часто враждовал с немцами, и несмотря на то, торговля заграничная делала его одним из самых богатых и значительных городов русских - знак, что частая вражда с немцами не могла много вредить этой торговле. И Новгород не всегда был в мире с немцами: мы видели, что с 1383 до 1391 года не было между ними крепкого мира, и когда в последнем году мир был заключен, то немецкие послы приехали в Новгород, товары свои взяли, крест целовали и начали двор свой ставить снова: значит, при начале ссоры товары были захвачены новгородцами и двор немецкий разорен. Из приведенной выше грамоты узнаем, что новгородские купцы терпели иногда от немецких разбойников перед самою Невою: шведы неблагоприятно смотрели на торговлю новгородцев с немцами; король Биргер писал в 1295 году любчанам, что шведы не будут тревожить немецких купцов, идущих в Новгород с товарами, только в угождение императору, ибо для него, Биргера, эта торговля невыгодна, потому что усиливает врагов его (новгородцев). Он дает купцам свободу отправляться в Новгород, но под условием, чтоб они не возили туда оружия, железа, стали и пр.
Много, как видно, терпела волжская торговля от новгородских ушкуйников; но и это бедствие не было продолжительно. Относительно ушкуйничества должно заметить, что это явление служит также доказательством развития волжской торговли в XIV веке:
значит, было что грабить, когда образовались такие многочисленные разбойничьи шайки.
Торговля должна была содействовать распространению ремесел, искусств в тех местах, в которых она наиболее процветала: самые богатые торговые города, Новгород, Псков, отличаются прочностию своих укреплений, многочисленностию своих церквей. Церкви и каменные по-прежнему строились скоро: церковь архангела Михаила в Москве была заложена, окончена и освящена в один год; то же говорится и о монастырской церкви Чуда архангела Михаила; некоторые деревянные церкви, так называемые обыденные, начинали строить, оканчивали и освящали в один день; но соборная церковь св. Троицы во Пскове строилась три года: сперва псковичи дали наймитам 200 рублей, чтобы разрушить стены старой церкви; старый материал был свален в реку Великую, ибо считалось неприличным употребить его на какое-нибудь другое дело; на другой год заложили новую церковь, дали мастерам 400 рублей и много их потчевали.
В Твери во время стройки соборной церкви св. Спаса поставили внутри ее маленькую деревянную церковь и служили в ней, пока мастера оканчивали большую. И в описываемое время иногда складывали церкви очень неискусно; в Коломне только что окончили каменную церковь, как она упала; в Новгороде едва успели мастера, окончивши работы, сойти с церкви св. Иоанна Златоуста, как она упала. Летописцы употребляют в известиях о построении церквей иностранное слово: мастера, но нигде не видно, чтобы призываемы были иностранцы для этих построек. В княжение Василия Димитриевича в Новгороде известны были как искусные строители три мастера: Иван, Климент и Алексей. Кроме церквей и колоколен под 1409 годом упоминается о построении в Новгороде владыкою Иоанном теремца каменного, где святили воду каждый месяц. Упоминается по-прежнему о покрытии церквей оловом; в 1420 году псковичи наняли мастеров Федора и дружину его обивать церковь св.
Троицы свинцом; но не могли отыскать ни во Пскове, ни в Новгороде такого мастера, который бы мог лить свинчатые доски: посылали и к немцам в Юрьев, но поганые, как выражается летописец, не дали мастера; наконец приехал мастер из Москвы от Фотия митрополита и научил Федора, как лить доски; мастера получили 44 рубля. Новгородский владыка Евфимий покрыл чешуек) церковь св. Георгия в Ладоге.
Упоминается по-прежнему о золочении глав, или маковиц, упоминается о позлащении гроба князя Владимира Ярославича и матери его Анны в новгородском Софийском соборе. Говорится, что тверской епископ Федор сделал у церкви св. Спаса двери медные; в нижегородской церкви св. Спаса были двери дивные, устроенные медью золоченою. Ростовский епископ Игнатий помостил красным мрамором дно (пол)
Богородичной церкви; то же сделал тверской владыка Федор у себя в церкви св.
Спаса. Встречаем известия об украшении церквей живописью: в 1343 году греческие мастера подписали (расписали) соборную церковь Успения богородицы в Москве, под следующим годом говорится о расписании монастырской церкви св. Спаса в Москве; мастера были родом русские, ученики греков, - Гойтан, Семен и Иван с учениками своими и дружиною. Под 1395 годом упоминается о расписании церкви Рождества богородицы и придела св. Лазаря в Кремле: мастера были - Феофан Грек и Семен Черный; тот же Феофан Грек расписал церковь св. архистратига Михаила в 1399 году; в 1405 году расписывали церковь Благовещения на княжом дворе иконник Феофан Грек, Прохор, старец из Городца, да чернец Андрей Рублев. Под 1409 годом говорится о расписании церкви Богородицы владимирской мастерами Даниилом иконником и Андреем Рублевым. Они же расписали церковь Троицкую над гробом св.
Сергия, церковь в московском Андрониковом монастыре. В Новгороде церковною живописью занимались также греки: под 1338 годом упоминается Исаия Гречин.
Упомянутый мастер, грек Феофан, расписал в 1378 году в Новгороде церковь Христа Спасителя на Ильине улице; под 1385 годом при описании большого пожара в Новгороде говорится, что вместе с другими сгорел в Павлове монастыре Иваш, церковный росписник, как видно русский. Под 1345 годом находим известие, что в Москве слиты были три колокола больших и два меньших, и лил их мастер Борис Римлянин; но еще прежде, в 1342 году, как видно, этот же самый Борис вызван был из Москвы в Новгород и слил там большой колокол к св. Софии. В 1403 году слит был колокол в Твери к соборной церкви Преображения, но не сказано, каким мастером. Из построек не церковных упоминается под 1409 годом о построении в Новгороде владыкою Иоанном пекленицы (поварни?) каменной; под 1433 годом - о построении новгородским владыкою Евфимием у себя на дворе палаты каменной с 30 дверями: строили мастера немецкие из-за моря (т. е. не ливонские) вместе с новгородскими; в 1439 году тот же владыка поставил ключницу хлебную каменную; в следующем году поставил комнату каменную меньшую; в 1441 году большая палата владыкина и сени прежние были расписаны; в 1442 году тот же владыка поставил на своем дворе поварни каменные и комнату каменную, а в 1444 - духовницу и сторожню каменные. В Москве только в 1450 году митрополит Иона заложил на своем дворе палату каменную. Наконец, находим известия об устройстве часов; под 1404 годом говорится, что поставлены были часы в Москве, на дворе великого князя, за церковию Благовещения, устроил их монах Лазарь, пришедший из Сербии. Вот как описываются эти часы: "Сий же часник наречется часомерье; на всякий же час ударяет молотом в колокол, размеряя и расчитая часы ночныя и дневныя; не бо человек ударяше, но человековидно, самозвонно и самодвижно, страннолепно некако сотворено есть человеческою хитростью, преизмечтано и преухищрено". В Новгороде в 1436 году владыка Евфимий устроил у себя над палатою часы звонящие, а под 1449 годом говорится, что тот же владыка поставил часозвоню.
О построении и украшении церквей в Юго-Западной Руси можем иметь понятие из рассказа волынского летописца о построении церквей в Холме Даниилом Романовичем под 1259 годом: построена была церковь св. Иоанна, красивая и великолепная; построена она была так: четверо комар, с каждого угла перевод, а стояли они на четырех головах человеческих, изваянных некоторым хитрецом; три окна украшены были стеклами римскими; при входе в алтарь стояли два столпа из цельного камня, и на них - комара; потолок был украшен звездами золотыми на лазури; внутренний помост был слит из меди и олова чистого и блестел как зеркало; двое дверей украшены камнем галицким, белым и зеленым холмским, тесаным, сработаны некоторым хитрецом Авдеем, прилепы от всех шаров - из золота, напереди их изваян св. Спас, а на полунощных - св. Иоанн, на удивление всем смотрящим; иконы, принесенные из Киева, украшены были драгоценными камнями, жемчугом и золотом; колокола привезены были также из Киева, а другие слиты на месте. Другая церковь была построена в честь св. безмездников Кузьмы и Дамиана; верх ее поддерживали четыре столпа из цельного камня истесанного. Построена была и церковь св. Богородицы, величиною и красотою не хуже первых, и украшена пречудными иконами: князь Даниил принес из Венгрии чашу, мраморную, багряную, изваянную чудесно, с змеиными головами вокруг, и поставил ее перед дверями церковными, называемыми царскими: в этой чаше святили воду на Богоявленье. Князь Владимир Василькович построил в Каменце церковь Благовещения, украсил ее иконами золотыми, сковал сосуды служебные серебряные, евангелие дал также окованное серебром, положил и крест воздвизальный. Во Владимире расписал всю церковь св. Димитрия, сосуды служебные серебряные сковал, икону св. богородицы оковал серебром и дорогими камнями, завесы у иконы были золотом шитые, а другие аксамитные с дробницею; в кафедральном соборе Св. богородицы образ спасителя большой оковал серебром, евангелие также оковал серебром, сосуды служебные устроил из жженого золота с дорогими камнями и образ Спасов оковал золотом с дорогими камнями и поставил на память себе. В перемытльский собор дал евангелие, окованное серебром с жемчугом; в черниговский собор послал евангелие, золотом писанное, окованное серебром и жемчугом, и среди его Спас с финифтью; в луцкий собор дал крест большой, серебряный, позолоченный, с честным древом. В Любимле поставил церковь каменную св. Георгия, украсил ее иконами коваными, сосудами серебряными, платцы дал аксамитные, шитые золотом с жемчугом, херувим и серафим, индитью, золотом шитую всю, а другую из белчатой паволоки, а в малых алтарях обе индитьи из белчатой паволоки, евангелие, окованное все золотом с дорогими камнями и жемчугом, деисус на нем скован из золота, цаты большие с финифтью, другое евангелие волочено оловиром; два кадила - одно серебряное, другое медное; икона местная св. Георгия была написана на золоте; на эту икону князь положил гривну золотую с жемчугом, другая икона, Богородицы, была также написана на золоте, и на ней было монисто золотое с дорогими камнями; двери в церкви были медные; князь начал расписывать эту церковь и расписал уже все три алтаря, начали было расписывать и шею, но не окончили по причине княжеской болезни; колокола были слиты такие удивительные на слух, что подобных не было во всей земле.
Что касается ремесел вообще, то из рассказа летописцева о населении Холма Галицкого мы видим, какие были главные, самые нужные из них - это мастерство оружейное и металлическое; начали, сказано, собираться в Холм седельники, лучники, тульники и кузнецы железа, меди и серебра; в Новгороде встречаем щитника и серебряника; ибо что касается других ремесел, например сапожного, портного, то, по всем вероятностям, они отправлялись в домах слугами. О мебели, удобствах домашней жизни, расположении и украшении жилищ мы не имеем почти никаких известий и должны заключить, что домашний быт отличался по-прежнему простотою. Богатый волынский князь Владимир Василькович, который построил столько городов, церквей, так их богато украсил, лежал во время болезни своей на соломе. О богатстве московских князей можем иметь понятие по их завещаниям, где упоминается об иконах, дорогих платьях, цепях, редко - о дорогом оружии, о нескольких сосудах столовых, и все это в таком небольшом количестве, что не могло занимать много места, легко могло быть спрятано, собрано, увезено. Но если так было у князей, то чего же мы должны искать у простых людей? У последних, кроме самой простой и необходимой рухляди, нельзя было ничего сыскать, ибо все, что получше и подороже, хранилось в церквах как местах, наименее подвергавшихся пожарам и разграблениям. Жилища располагались, как видно, по-прежнему; вот описание пожара, бывшего в доме тверского великого князя Михаила Ярославича:
загорелись сени, и сгорел двор княжой весь; но божиею милостию проснулся сам князь Михаил и выбросился в окно с княгинею, а сени полны были княжат и боярченков, которые тут спали, и сторожей было много, но никто не слыхал. О княжеских одеждах упомянуто было выше; относительно платья простых людей встречаем названия: охабни, опашни, шубы, вотолы, сарафаны, чупруны, котыги; из украшений: перстни, колтки, цепочки (золотые враные). О пище нет подробностей; узнаем только, что бедные употребляли в пищу овсяные хлебы. Обратимся к состоянию нравственному.
Начавши описывать состояние религии и церкви в предшествующий период, мы должны были упомянуть о противодействии, которое христианство встретило на финском севере от язычества, от волхвов; в описываемое время мы не видим более подобных явлений; замечаем, напротив, успешное распространение христианства в финских пределах. Еще под 1227 годом летописец говорит о крещении корел; но земля последних скоро стала спорною между новгородцами и шведами; этот спор давал кореле возможность менять зависимость от одного народа на зависимость от другого, причем менялась и вера. Без соперничества распространялось православие на северо-востоке: здесь апостолом зырян, или пермяков, явился св. Стефан, сын устюжского причетника и постриженик ростовский; вероятно знакомый еще в Устюге с языком зырянским, Стефан приготовился к своему апостольскому подвигу тем, что изобрел азбуку и перевел нужнейшие богослужебные книги на язык зырянский.
Несмотря на все препятствия со стороны ревнителей язычества, дело Стефана увенчалось успехом: на месте разрушенных требищ языческих он основал церкви, при церквах - училища для детей. Стефан был поставлен епископом в Пермь; о характере его деятельности в этом звании можно заключить из следующих слов "Плача земли Пермской на смерть Стефана", помещенного в житии его: "Теперь мы лишились доброго промышленника и ходатая, который богу молился о спасении душ наших, а князю доносил наши жалобы, хлопотал о наших льготах, о нашей пользе; пред боярами и всякими властями был нашим теплым заступником, часто избавлял нас от насилий, работы и тиунской продажи, облегчал от тяжкой дани Самые новгородцы, ушкуйники, разбойники слов его слушались и не воевали нас". Преемниками св.
Стефана были епископы Исаак и Питирим: последний был взят в плен вогулами и умерщвлен. Если вследствие татарского ига мы видели один пример отступничества в Зосиме, или Изосиме, то зато встречаем известия о крещении татар; так, например, под 1390 годом летописец говорит, что били челом великому князю Василию Димитриевичу в службу три татарина, ханские постельники, желая принять христианство: митрополит Киприан сам крестил их, нарекши имена: Анания, Азария, Мисаил.
Во главе русской церкви по-прежнему находятся митрополиты; но деятельность их в описываемое время гораздо заметнее, чем прежде; тому две главнейшие причины:
период предшествовавший характеризуется господством родовых княжеских отношений и происходивших отсюда усобиц; духовенство могло противодействовать этим усобицам, утишать их, но не могло действовать открыто и с успехом против причины усобиц, против господствующего обычая: мы видим, как летописец, лицо, бесспорно, духовное, принимает сторону дядей против племянников; таковы были господствующие представления о праве княжеского старшинства в целом русском народе, в целом русском духовенстве; если бы митрополиты, приходившие из Византии, и враждебно смотрели на такое представление, то их мнение, как чужеземцев, не могло иметь большого авторитета, и здесь, именно в этой чуженародности митрополитов, заключалась вторая главная причина их не очень заметной деятельности. Другого рода явлениями характеризуется описываемое время; оно характеризуется борьбою между старым и новым порядком вещей, борьбою, которая должна была окончиться единовластием: при этой борьбе духовенство не могло оставаться равнодушным, оно должно было объявить себя в пользу того из них, который обещал земле успокоение от усобиц, установление мира и порядка. Но кроме этой знаменитой борьбы внимание духовенства, митрополитов должны были обратить на себя другие, новые, важные отношения, именно: отношения татарские, литовские и отношения к изнемогающей Византии, которые должны были принять новый характер. Таким образом, важность событий описываемого времени, сменивших однообразие и односторонность явлений периода предшествовавшего, событий, имевших тесную связь с интересами церкви, должна была вызвать духовенство к сильной деятельности, и сюда же присоединилось теперь то важное обстоятельство, что митрополиты начинают являться русские родом; действительно, нельзя не заметить, что самая значительная деятельность в описываемое время принадлежит троим митрополитам из русских: Петру, Алексею, Ионе.
Мы видели, что в Константинополе не согласились на разделение русской митрополии, на поставление особого митрополита для Северной Руси во Владимир Клязьменский, но важное значение, с каким явилась Северная Русь при Андрее Боголюбском и Всеволоде III, заставило киевских митрополитов обратить на нее особенное внимание и отправляться во Владимир для умирения тамошних князей с князьями южными, для поддержания согласия между двумя половинами Руси, согласия, необходимого для поддержания единства и в церковном управлении. После 1228 года и после татарского разгрома, когда значение Киева и Южной, приднепровской Руси пало окончательно, митрополиты киевские и всея Руси должны были обратить еще большее внимание на Северную Русь, и вот под 1250 годом встречаем известие о путешествии митрополита Кирилла II (родом русского) из Киева в Чернигов, Рязань, землю Суздальскую и, наконец, в Новгород Великий. Но потом опять мы видим Кирилла во Владимире, в 1255 и при похоронах Александра Невского в 1263 году; после этого он ездил в Киев; о возвращении его оттуда летописец говорит под 1274 годом; в том же году Кирилл созывал собор во Владимире для исправления церковного; наконец, перед кончиною Кирилл является опять из Киева в Суздальской земле и умирает в Переяславле Залесском в 1280 году, в княжение Димитрия Александровича, но погребен в Киеве. Если мы на основании этих известий и не имеем еще права сказать, что Кирилл перенес кафедру из Киева во Владимир, то по крайней мере видим, что он несколько раз является на севере, и очень вероятно, что он жил здесь если не долее, то столько же, сколько и на юге; и если Кирилл II не сделал того, что обыкновенно приписывается митрополиту Максиму,- не перенес пребывания с юга на север, то по крайней мере приготовил явление, необходимое по всем обстоятельствам; любопытно также известие о кончине Кирилла в Переяславле Залесском: здесь мы можем видеть также необходимый по обстоятельствам шаг со стороны митрополита всея Руси, можем видеть предпочтение города, в котором живет сильнейший князь, городу, главному только по имени.
Кирилл не дожил до важного для Северной Руси события - открытия борьбы между сыновьями Невского: старшим Димитрием и младшим Андреем; но он оказал участие в одном также значительном событии, именно - в борьбе великого князя Ярослава Ярославича с Новгородом: вследствие его посредничества новгородцы помирились с князем. С другой стороны, при Кирилле определились отношения ордынские; все русские были обложены данью, исключая духовенство; другим следствием терпимости татар было то, что в самом Сарае, столице ханов, учреждается православная епископская кафедра в зависимости от русского митрополита; в 1261 году Кирилл поставил в Сарай епископом Митрофана; под 1279 годом встречаем известие, что сарайский епископ Феогност в третий раз возвратился из Царя-града, куда посылали его митрополит Кирилл и хан Менгу-Тимур, к патриарху и императору с письмами и дарами, известие любопытное, показывающее значение русского сарайского епископа для христианского востока.
Преемником Кирилла был Максим, родом грек; нет известий, чтоб Кирилл ездил в Орду, но Максим отправился туда немедленно по приезде в Киев из Константинополя.
Сначала Максим показал, что столицею митрополии русской должен остаться Киев; сюда в 1284 году должны были явиться к нему все епископы русские. В следующем году видим его на севере, даже в Новгороде и Пскове; но во время знаменитой усобицы на севере между Александровичами мы не слышим о митрополите: он остается в Киеве; быть может, эта усобица и удерживала его на юге, потому что, как скоро она приутихла, Максим переселился совершенно из Киева во Владимир, пришел с клиросом и совсем житьем своим, по выражению летописца; последний приводит и причину переселения: митрополит не хотел терпеть насилия от татар в Киеве; но трудно предположить, чтобы насилия татарские в это время именно усилились против прежнего. Таким образом, Максим сделал решительный, окончательный шаг, которым ясно засвидетельствовал, что жизненные силы совершенно отлили с юга на север, и действительно, до сих пор, если Киев потерял прежнее значение и благосостояние, то значение и благосостояние поддерживалось еще на юго-западе, в Галиции, на Волыни; но по смерти Даниила, Василька и Владимира Васильевича и здесь оставалось мало надежды на что-нибудь сильное и прочное.
Максим не долго прожил на севере: не оказавши нравственного влияния, посредничества в усобице между сыновьями Невского, он хотел воспрепятствовать усобице между князьями московским и тверским, но старания его остались тщетны; он умер в 1305 году, и преемником ему поставлен был Петр, родом русский, из Волыни. После поставления своего Петр только проездом остановился в Киеве и спешил на север: но и здесь пробыл недолго, отправился опять на юг. В Брянске он уговаривал князя Святослава, чтоб тот поделился волостями с племянником или даже оставил бы ему все, бежал бы из города, а не бился. Неизвестно, шел ли Петр далее Брянска на юг и было ли прекращение брянской усобицы главною целию его поездки туда; всего вероятнее, что святитель возвратился из Брянска на север, во Владимир, ибо под следующим годом встречаем в летописи известие, что он не пустил тверского княжича Димитрия Михайловича идти войною на Новгород Нижний; впрочем, за правильность порядка годов в летописных сборниках ручаться нельзя; очень может быть, что митрополит был в Брянске и уговаривал тамошнего князя, когда ехал в первый раз из Киева во Владимир; после мы не встречаем известий о поездках св. Петра на юг. Митрополит Кирилл колебался между севером и югом; Максим переехал с клиросом и со всем житьем своим на север; Петр сделал новый шаг: Владимир, где поселился Максим, был столицею старшего князя только по имени; каждый князь, получавший старшинство и великое княжение Владимирское, оставался жить в своем прежнем наследственном городе, и шла борьба за то, которому из этих городов усилиться окончательно, собрать Русскую землю, и вот Петр назнаменует это окончательное торжество Москвы, оставаясь здесь долее, чем в других городах, и выбравши Москву местом успокоения своего на старости и местом погребения своего. Любопытно видеть, как во все это время митрополиты, тогдашние представители духовного единства Руси, не имеют постоянного пребывания, странствуют то с юга на север, то с севера на юг и на севере не пребывают постоянно во Владимире: св. Петр, по словам автора жития его, проходил места и города и, полюбивши московского князя Иоанна Даниловича, стал жить в Москве долее, чем в других местах. Это движение митрополитов всего лучше выражает то брожение, то переходное состояние, в котором находилась тогда Русь, состояние, прекратившееся с тех пор, как средоточие государственной жизни утвердилось в Москве, чему, как мы видели, много содействовало расположение св.
В договоре Димитрия Донского с Олгердом видим условие о взаимной свободной торговле; но этим договором не кончилась борьба между Москвою и Литвою, не могла не страдать от нее и торговля. Впрочем, открытая вражда между московскими и литовскими князьями не была постоянною, притом же во время ссор с Москвою Литва находилась в мире с Рязанью, Тверью, Новгородом и Псковом. Псков часто враждовал с немцами, и несмотря на то, торговля заграничная делала его одним из самых богатых и значительных городов русских - знак, что частая вражда с немцами не могла много вредить этой торговле. И Новгород не всегда был в мире с немцами: мы видели, что с 1383 до 1391 года не было между ними крепкого мира, и когда в последнем году мир был заключен, то немецкие послы приехали в Новгород, товары свои взяли, крест целовали и начали двор свой ставить снова: значит, при начале ссоры товары были захвачены новгородцами и двор немецкий разорен. Из приведенной выше грамоты узнаем, что новгородские купцы терпели иногда от немецких разбойников перед самою Невою: шведы неблагоприятно смотрели на торговлю новгородцев с немцами; король Биргер писал в 1295 году любчанам, что шведы не будут тревожить немецких купцов, идущих в Новгород с товарами, только в угождение императору, ибо для него, Биргера, эта торговля невыгодна, потому что усиливает врагов его (новгородцев). Он дает купцам свободу отправляться в Новгород, но под условием, чтоб они не возили туда оружия, железа, стали и пр.
Много, как видно, терпела волжская торговля от новгородских ушкуйников; но и это бедствие не было продолжительно. Относительно ушкуйничества должно заметить, что это явление служит также доказательством развития волжской торговли в XIV веке:
значит, было что грабить, когда образовались такие многочисленные разбойничьи шайки.
Торговля должна была содействовать распространению ремесел, искусств в тех местах, в которых она наиболее процветала: самые богатые торговые города, Новгород, Псков, отличаются прочностию своих укреплений, многочисленностию своих церквей. Церкви и каменные по-прежнему строились скоро: церковь архангела Михаила в Москве была заложена, окончена и освящена в один год; то же говорится и о монастырской церкви Чуда архангела Михаила; некоторые деревянные церкви, так называемые обыденные, начинали строить, оканчивали и освящали в один день; но соборная церковь св. Троицы во Пскове строилась три года: сперва псковичи дали наймитам 200 рублей, чтобы разрушить стены старой церкви; старый материал был свален в реку Великую, ибо считалось неприличным употребить его на какое-нибудь другое дело; на другой год заложили новую церковь, дали мастерам 400 рублей и много их потчевали.
В Твери во время стройки соборной церкви св. Спаса поставили внутри ее маленькую деревянную церковь и служили в ней, пока мастера оканчивали большую. И в описываемое время иногда складывали церкви очень неискусно; в Коломне только что окончили каменную церковь, как она упала; в Новгороде едва успели мастера, окончивши работы, сойти с церкви св. Иоанна Златоуста, как она упала. Летописцы употребляют в известиях о построении церквей иностранное слово: мастера, но нигде не видно, чтобы призываемы были иностранцы для этих построек. В княжение Василия Димитриевича в Новгороде известны были как искусные строители три мастера: Иван, Климент и Алексей. Кроме церквей и колоколен под 1409 годом упоминается о построении в Новгороде владыкою Иоанном теремца каменного, где святили воду каждый месяц. Упоминается по-прежнему о покрытии церквей оловом; в 1420 году псковичи наняли мастеров Федора и дружину его обивать церковь св.
Троицы свинцом; но не могли отыскать ни во Пскове, ни в Новгороде такого мастера, который бы мог лить свинчатые доски: посылали и к немцам в Юрьев, но поганые, как выражается летописец, не дали мастера; наконец приехал мастер из Москвы от Фотия митрополита и научил Федора, как лить доски; мастера получили 44 рубля. Новгородский владыка Евфимий покрыл чешуек) церковь св. Георгия в Ладоге.
Упоминается по-прежнему о золочении глав, или маковиц, упоминается о позлащении гроба князя Владимира Ярославича и матери его Анны в новгородском Софийском соборе. Говорится, что тверской епископ Федор сделал у церкви св. Спаса двери медные; в нижегородской церкви св. Спаса были двери дивные, устроенные медью золоченою. Ростовский епископ Игнатий помостил красным мрамором дно (пол)
Богородичной церкви; то же сделал тверской владыка Федор у себя в церкви св.
Спаса. Встречаем известия об украшении церквей живописью: в 1343 году греческие мастера подписали (расписали) соборную церковь Успения богородицы в Москве, под следующим годом говорится о расписании монастырской церкви св. Спаса в Москве; мастера были родом русские, ученики греков, - Гойтан, Семен и Иван с учениками своими и дружиною. Под 1395 годом упоминается о расписании церкви Рождества богородицы и придела св. Лазаря в Кремле: мастера были - Феофан Грек и Семен Черный; тот же Феофан Грек расписал церковь св. архистратига Михаила в 1399 году; в 1405 году расписывали церковь Благовещения на княжом дворе иконник Феофан Грек, Прохор, старец из Городца, да чернец Андрей Рублев. Под 1409 годом говорится о расписании церкви Богородицы владимирской мастерами Даниилом иконником и Андреем Рублевым. Они же расписали церковь Троицкую над гробом св.
Сергия, церковь в московском Андрониковом монастыре. В Новгороде церковною живописью занимались также греки: под 1338 годом упоминается Исаия Гречин.
Упомянутый мастер, грек Феофан, расписал в 1378 году в Новгороде церковь Христа Спасителя на Ильине улице; под 1385 годом при описании большого пожара в Новгороде говорится, что вместе с другими сгорел в Павлове монастыре Иваш, церковный росписник, как видно русский. Под 1345 годом находим известие, что в Москве слиты были три колокола больших и два меньших, и лил их мастер Борис Римлянин; но еще прежде, в 1342 году, как видно, этот же самый Борис вызван был из Москвы в Новгород и слил там большой колокол к св. Софии. В 1403 году слит был колокол в Твери к соборной церкви Преображения, но не сказано, каким мастером. Из построек не церковных упоминается под 1409 годом о построении в Новгороде владыкою Иоанном пекленицы (поварни?) каменной; под 1433 годом - о построении новгородским владыкою Евфимием у себя на дворе палаты каменной с 30 дверями: строили мастера немецкие из-за моря (т. е. не ливонские) вместе с новгородскими; в 1439 году тот же владыка поставил ключницу хлебную каменную; в следующем году поставил комнату каменную меньшую; в 1441 году большая палата владыкина и сени прежние были расписаны; в 1442 году тот же владыка поставил на своем дворе поварни каменные и комнату каменную, а в 1444 - духовницу и сторожню каменные. В Москве только в 1450 году митрополит Иона заложил на своем дворе палату каменную. Наконец, находим известия об устройстве часов; под 1404 годом говорится, что поставлены были часы в Москве, на дворе великого князя, за церковию Благовещения, устроил их монах Лазарь, пришедший из Сербии. Вот как описываются эти часы: "Сий же часник наречется часомерье; на всякий же час ударяет молотом в колокол, размеряя и расчитая часы ночныя и дневныя; не бо человек ударяше, но человековидно, самозвонно и самодвижно, страннолепно некако сотворено есть человеческою хитростью, преизмечтано и преухищрено". В Новгороде в 1436 году владыка Евфимий устроил у себя над палатою часы звонящие, а под 1449 годом говорится, что тот же владыка поставил часозвоню.
О построении и украшении церквей в Юго-Западной Руси можем иметь понятие из рассказа волынского летописца о построении церквей в Холме Даниилом Романовичем под 1259 годом: построена была церковь св. Иоанна, красивая и великолепная; построена она была так: четверо комар, с каждого угла перевод, а стояли они на четырех головах человеческих, изваянных некоторым хитрецом; три окна украшены были стеклами римскими; при входе в алтарь стояли два столпа из цельного камня, и на них - комара; потолок был украшен звездами золотыми на лазури; внутренний помост был слит из меди и олова чистого и блестел как зеркало; двое дверей украшены камнем галицким, белым и зеленым холмским, тесаным, сработаны некоторым хитрецом Авдеем, прилепы от всех шаров - из золота, напереди их изваян св. Спас, а на полунощных - св. Иоанн, на удивление всем смотрящим; иконы, принесенные из Киева, украшены были драгоценными камнями, жемчугом и золотом; колокола привезены были также из Киева, а другие слиты на месте. Другая церковь была построена в честь св. безмездников Кузьмы и Дамиана; верх ее поддерживали четыре столпа из цельного камня истесанного. Построена была и церковь св. Богородицы, величиною и красотою не хуже первых, и украшена пречудными иконами: князь Даниил принес из Венгрии чашу, мраморную, багряную, изваянную чудесно, с змеиными головами вокруг, и поставил ее перед дверями церковными, называемыми царскими: в этой чаше святили воду на Богоявленье. Князь Владимир Василькович построил в Каменце церковь Благовещения, украсил ее иконами золотыми, сковал сосуды служебные серебряные, евангелие дал также окованное серебром, положил и крест воздвизальный. Во Владимире расписал всю церковь св. Димитрия, сосуды служебные серебряные сковал, икону св. богородицы оковал серебром и дорогими камнями, завесы у иконы были золотом шитые, а другие аксамитные с дробницею; в кафедральном соборе Св. богородицы образ спасителя большой оковал серебром, евангелие также оковал серебром, сосуды служебные устроил из жженого золота с дорогими камнями и образ Спасов оковал золотом с дорогими камнями и поставил на память себе. В перемытльский собор дал евангелие, окованное серебром с жемчугом; в черниговский собор послал евангелие, золотом писанное, окованное серебром и жемчугом, и среди его Спас с финифтью; в луцкий собор дал крест большой, серебряный, позолоченный, с честным древом. В Любимле поставил церковь каменную св. Георгия, украсил ее иконами коваными, сосудами серебряными, платцы дал аксамитные, шитые золотом с жемчугом, херувим и серафим, индитью, золотом шитую всю, а другую из белчатой паволоки, а в малых алтарях обе индитьи из белчатой паволоки, евангелие, окованное все золотом с дорогими камнями и жемчугом, деисус на нем скован из золота, цаты большие с финифтью, другое евангелие волочено оловиром; два кадила - одно серебряное, другое медное; икона местная св. Георгия была написана на золоте; на эту икону князь положил гривну золотую с жемчугом, другая икона, Богородицы, была также написана на золоте, и на ней было монисто золотое с дорогими камнями; двери в церкви были медные; князь начал расписывать эту церковь и расписал уже все три алтаря, начали было расписывать и шею, но не окончили по причине княжеской болезни; колокола были слиты такие удивительные на слух, что подобных не было во всей земле.
Что касается ремесел вообще, то из рассказа летописцева о населении Холма Галицкого мы видим, какие были главные, самые нужные из них - это мастерство оружейное и металлическое; начали, сказано, собираться в Холм седельники, лучники, тульники и кузнецы железа, меди и серебра; в Новгороде встречаем щитника и серебряника; ибо что касается других ремесел, например сапожного, портного, то, по всем вероятностям, они отправлялись в домах слугами. О мебели, удобствах домашней жизни, расположении и украшении жилищ мы не имеем почти никаких известий и должны заключить, что домашний быт отличался по-прежнему простотою. Богатый волынский князь Владимир Василькович, который построил столько городов, церквей, так их богато украсил, лежал во время болезни своей на соломе. О богатстве московских князей можем иметь понятие по их завещаниям, где упоминается об иконах, дорогих платьях, цепях, редко - о дорогом оружии, о нескольких сосудах столовых, и все это в таком небольшом количестве, что не могло занимать много места, легко могло быть спрятано, собрано, увезено. Но если так было у князей, то чего же мы должны искать у простых людей? У последних, кроме самой простой и необходимой рухляди, нельзя было ничего сыскать, ибо все, что получше и подороже, хранилось в церквах как местах, наименее подвергавшихся пожарам и разграблениям. Жилища располагались, как видно, по-прежнему; вот описание пожара, бывшего в доме тверского великого князя Михаила Ярославича:
загорелись сени, и сгорел двор княжой весь; но божиею милостию проснулся сам князь Михаил и выбросился в окно с княгинею, а сени полны были княжат и боярченков, которые тут спали, и сторожей было много, но никто не слыхал. О княжеских одеждах упомянуто было выше; относительно платья простых людей встречаем названия: охабни, опашни, шубы, вотолы, сарафаны, чупруны, котыги; из украшений: перстни, колтки, цепочки (золотые враные). О пище нет подробностей; узнаем только, что бедные употребляли в пищу овсяные хлебы. Обратимся к состоянию нравственному.
Начавши описывать состояние религии и церкви в предшествующий период, мы должны были упомянуть о противодействии, которое христианство встретило на финском севере от язычества, от волхвов; в описываемое время мы не видим более подобных явлений; замечаем, напротив, успешное распространение христианства в финских пределах. Еще под 1227 годом летописец говорит о крещении корел; но земля последних скоро стала спорною между новгородцами и шведами; этот спор давал кореле возможность менять зависимость от одного народа на зависимость от другого, причем менялась и вера. Без соперничества распространялось православие на северо-востоке: здесь апостолом зырян, или пермяков, явился св. Стефан, сын устюжского причетника и постриженик ростовский; вероятно знакомый еще в Устюге с языком зырянским, Стефан приготовился к своему апостольскому подвигу тем, что изобрел азбуку и перевел нужнейшие богослужебные книги на язык зырянский.
Несмотря на все препятствия со стороны ревнителей язычества, дело Стефана увенчалось успехом: на месте разрушенных требищ языческих он основал церкви, при церквах - училища для детей. Стефан был поставлен епископом в Пермь; о характере его деятельности в этом звании можно заключить из следующих слов "Плача земли Пермской на смерть Стефана", помещенного в житии его: "Теперь мы лишились доброго промышленника и ходатая, который богу молился о спасении душ наших, а князю доносил наши жалобы, хлопотал о наших льготах, о нашей пользе; пред боярами и всякими властями был нашим теплым заступником, часто избавлял нас от насилий, работы и тиунской продажи, облегчал от тяжкой дани Самые новгородцы, ушкуйники, разбойники слов его слушались и не воевали нас". Преемниками св.
Стефана были епископы Исаак и Питирим: последний был взят в плен вогулами и умерщвлен. Если вследствие татарского ига мы видели один пример отступничества в Зосиме, или Изосиме, то зато встречаем известия о крещении татар; так, например, под 1390 годом летописец говорит, что били челом великому князю Василию Димитриевичу в службу три татарина, ханские постельники, желая принять христианство: митрополит Киприан сам крестил их, нарекши имена: Анания, Азария, Мисаил.
Во главе русской церкви по-прежнему находятся митрополиты; но деятельность их в описываемое время гораздо заметнее, чем прежде; тому две главнейшие причины:
период предшествовавший характеризуется господством родовых княжеских отношений и происходивших отсюда усобиц; духовенство могло противодействовать этим усобицам, утишать их, но не могло действовать открыто и с успехом против причины усобиц, против господствующего обычая: мы видим, как летописец, лицо, бесспорно, духовное, принимает сторону дядей против племянников; таковы были господствующие представления о праве княжеского старшинства в целом русском народе, в целом русском духовенстве; если бы митрополиты, приходившие из Византии, и враждебно смотрели на такое представление, то их мнение, как чужеземцев, не могло иметь большого авторитета, и здесь, именно в этой чуженародности митрополитов, заключалась вторая главная причина их не очень заметной деятельности. Другого рода явлениями характеризуется описываемое время; оно характеризуется борьбою между старым и новым порядком вещей, борьбою, которая должна была окончиться единовластием: при этой борьбе духовенство не могло оставаться равнодушным, оно должно было объявить себя в пользу того из них, который обещал земле успокоение от усобиц, установление мира и порядка. Но кроме этой знаменитой борьбы внимание духовенства, митрополитов должны были обратить на себя другие, новые, важные отношения, именно: отношения татарские, литовские и отношения к изнемогающей Византии, которые должны были принять новый характер. Таким образом, важность событий описываемого времени, сменивших однообразие и односторонность явлений периода предшествовавшего, событий, имевших тесную связь с интересами церкви, должна была вызвать духовенство к сильной деятельности, и сюда же присоединилось теперь то важное обстоятельство, что митрополиты начинают являться русские родом; действительно, нельзя не заметить, что самая значительная деятельность в описываемое время принадлежит троим митрополитам из русских: Петру, Алексею, Ионе.
Мы видели, что в Константинополе не согласились на разделение русской митрополии, на поставление особого митрополита для Северной Руси во Владимир Клязьменский, но важное значение, с каким явилась Северная Русь при Андрее Боголюбском и Всеволоде III, заставило киевских митрополитов обратить на нее особенное внимание и отправляться во Владимир для умирения тамошних князей с князьями южными, для поддержания согласия между двумя половинами Руси, согласия, необходимого для поддержания единства и в церковном управлении. После 1228 года и после татарского разгрома, когда значение Киева и Южной, приднепровской Руси пало окончательно, митрополиты киевские и всея Руси должны были обратить еще большее внимание на Северную Русь, и вот под 1250 годом встречаем известие о путешествии митрополита Кирилла II (родом русского) из Киева в Чернигов, Рязань, землю Суздальскую и, наконец, в Новгород Великий. Но потом опять мы видим Кирилла во Владимире, в 1255 и при похоронах Александра Невского в 1263 году; после этого он ездил в Киев; о возвращении его оттуда летописец говорит под 1274 годом; в том же году Кирилл созывал собор во Владимире для исправления церковного; наконец, перед кончиною Кирилл является опять из Киева в Суздальской земле и умирает в Переяславле Залесском в 1280 году, в княжение Димитрия Александровича, но погребен в Киеве. Если мы на основании этих известий и не имеем еще права сказать, что Кирилл перенес кафедру из Киева во Владимир, то по крайней мере видим, что он несколько раз является на севере, и очень вероятно, что он жил здесь если не долее, то столько же, сколько и на юге; и если Кирилл II не сделал того, что обыкновенно приписывается митрополиту Максиму,- не перенес пребывания с юга на север, то по крайней мере приготовил явление, необходимое по всем обстоятельствам; любопытно также известие о кончине Кирилла в Переяславле Залесском: здесь мы можем видеть также необходимый по обстоятельствам шаг со стороны митрополита всея Руси, можем видеть предпочтение города, в котором живет сильнейший князь, городу, главному только по имени.
Кирилл не дожил до важного для Северной Руси события - открытия борьбы между сыновьями Невского: старшим Димитрием и младшим Андреем; но он оказал участие в одном также значительном событии, именно - в борьбе великого князя Ярослава Ярославича с Новгородом: вследствие его посредничества новгородцы помирились с князем. С другой стороны, при Кирилле определились отношения ордынские; все русские были обложены данью, исключая духовенство; другим следствием терпимости татар было то, что в самом Сарае, столице ханов, учреждается православная епископская кафедра в зависимости от русского митрополита; в 1261 году Кирилл поставил в Сарай епископом Митрофана; под 1279 годом встречаем известие, что сарайский епископ Феогност в третий раз возвратился из Царя-града, куда посылали его митрополит Кирилл и хан Менгу-Тимур, к патриарху и императору с письмами и дарами, известие любопытное, показывающее значение русского сарайского епископа для христианского востока.
Преемником Кирилла был Максим, родом грек; нет известий, чтоб Кирилл ездил в Орду, но Максим отправился туда немедленно по приезде в Киев из Константинополя.
Сначала Максим показал, что столицею митрополии русской должен остаться Киев; сюда в 1284 году должны были явиться к нему все епископы русские. В следующем году видим его на севере, даже в Новгороде и Пскове; но во время знаменитой усобицы на севере между Александровичами мы не слышим о митрополите: он остается в Киеве; быть может, эта усобица и удерживала его на юге, потому что, как скоро она приутихла, Максим переселился совершенно из Киева во Владимир, пришел с клиросом и совсем житьем своим, по выражению летописца; последний приводит и причину переселения: митрополит не хотел терпеть насилия от татар в Киеве; но трудно предположить, чтобы насилия татарские в это время именно усилились против прежнего. Таким образом, Максим сделал решительный, окончательный шаг, которым ясно засвидетельствовал, что жизненные силы совершенно отлили с юга на север, и действительно, до сих пор, если Киев потерял прежнее значение и благосостояние, то значение и благосостояние поддерживалось еще на юго-западе, в Галиции, на Волыни; но по смерти Даниила, Василька и Владимира Васильевича и здесь оставалось мало надежды на что-нибудь сильное и прочное.
Максим не долго прожил на севере: не оказавши нравственного влияния, посредничества в усобице между сыновьями Невского, он хотел воспрепятствовать усобице между князьями московским и тверским, но старания его остались тщетны; он умер в 1305 году, и преемником ему поставлен был Петр, родом русский, из Волыни. После поставления своего Петр только проездом остановился в Киеве и спешил на север: но и здесь пробыл недолго, отправился опять на юг. В Брянске он уговаривал князя Святослава, чтоб тот поделился волостями с племянником или даже оставил бы ему все, бежал бы из города, а не бился. Неизвестно, шел ли Петр далее Брянска на юг и было ли прекращение брянской усобицы главною целию его поездки туда; всего вероятнее, что святитель возвратился из Брянска на север, во Владимир, ибо под следующим годом встречаем в летописи известие, что он не пустил тверского княжича Димитрия Михайловича идти войною на Новгород Нижний; впрочем, за правильность порядка годов в летописных сборниках ручаться нельзя; очень может быть, что митрополит был в Брянске и уговаривал тамошнего князя, когда ехал в первый раз из Киева во Владимир; после мы не встречаем известий о поездках св. Петра на юг. Митрополит Кирилл колебался между севером и югом; Максим переехал с клиросом и со всем житьем своим на север; Петр сделал новый шаг: Владимир, где поселился Максим, был столицею старшего князя только по имени; каждый князь, получавший старшинство и великое княжение Владимирское, оставался жить в своем прежнем наследственном городе, и шла борьба за то, которому из этих городов усилиться окончательно, собрать Русскую землю, и вот Петр назнаменует это окончательное торжество Москвы, оставаясь здесь долее, чем в других городах, и выбравши Москву местом успокоения своего на старости и местом погребения своего. Любопытно видеть, как во все это время митрополиты, тогдашние представители духовного единства Руси, не имеют постоянного пребывания, странствуют то с юга на север, то с севера на юг и на севере не пребывают постоянно во Владимире: св. Петр, по словам автора жития его, проходил места и города и, полюбивши московского князя Иоанна Даниловича, стал жить в Москве долее, чем в других местах. Это движение митрополитов всего лучше выражает то брожение, то переходное состояние, в котором находилась тогда Русь, состояние, прекратившееся с тех пор, как средоточие государственной жизни утвердилось в Москве, чему, как мы видели, много содействовало расположение св.