Соловьева Анастасия. Принц для неудачницы

   – А я Ксения… – И засмеялась: – Как ты долго шел ко мне, Володя!..
   – Так получилось. На следующий день я уехал в горы. А потом несколько раз заходил, тебя не было.
   – Ты, наверно, живешь неподалеку?
   – В Беляеве. Сюда час добираться плюс-минус десять минут.
   – Значит… ты хотел увидеть меня еще раз? – уточнила Ксения, растаяв.
   – Вообще-то у меня друг на Дмитровке живет. Но тебя мне тоже видеть хотелось.
   – Вот как?.. Ну что ж, тогда пойдем ко мне пить чай. Мама варенье абрикосовое сварила. Заодно и учебники поможешь донести.
 
   Через два года они поженились. За это время она успела так привязаться к Володе, что жизни своей не мыслила без него. Он был лучшим в мире собеседником, самым эрудированным и остроумным, дарил смешные и милые подарки, сладости и восхитительные букеты. С ним она впервые поехала в горы, сходила на концерт группы «Кино», заглянула в монитор компьютера… Много чего она в первый раз проделала вместе с ним.
   Завершилась эта цепь первооткрывательств красивой свадьбой и путешествием в Юрмалу.
   После возвращения из Юрмалы они поселились в квартире Ксении. Мама, чтобы не мешать счастью молодых, переехала к сестре в подмосковный Дмитров.
   Отсюда, из разоренной сборами спальни, та молодая жизнь вдвоем представилась ей тихой и радостной. Иногда к ним приходили гости. Друзей у Володи было немного, но это были настоящие друзья, а не случайные приятели. И все у них тогда было настоящее: и дело, и дружба, и любовь.
   В те годы ее муж был страстно, беспредельно увлечен наукой. На все остальное: житейские мелочи, бытовые неурядицы – он попросту не обращал внимания, и все в конце концов улаживалось само собой.
   Даже рождение двойняшек по большому счету несильно изменило их привычный уклад. Дети подрастали, даря родителям новые радости и заботы. Но это она так воспринимала их тогдашнюю жизнь. А муж?
   Возможно, все происходящее с ними он видел по-другому. Или же его взгляд на их жизнь постепенно менялся… Когда это случилось? Когда он объявил о намерении заняться бизнесом? Или раньше, когда решение еще вызревало в недрах его существа?
   Свои планы он скрывал до последнего – и вдруг сказал, что уходит в бизнес, как говорят о свершившемся факте. Не посоветовался, не спросил… Как змея, сбросившая шкуру, Володя в один прекрасный день предстал перед ней совершенно другим человеком. Но качественные изменения, как известно, подготавливаются исподволь. Выходит, в его организме шли скрытые от ее глаз, таинственные процессы. А она, Ксения, о них даже и не догадывалась.
   «Да что ж это я? – сказала она себе в следующую секунду. – Осуждаю его, что ли? Ему сейчас и так плохо. Хуже, чем мне».
   В русском языке есть устойчивое выражение: победителей не судят. Но, может, правильнее было бы не судить побежденных? Боль, позор, поражение и есть наказание само по себе.
   «Нет-нет, я буду ждать его, буду молиться за него. И когда все образуется, я больше не пущу его ни в какой бизнес. С нас и этого вполне достаточно».
   Тут, как и любой человек, попавший в трудные обстоятельства, Ксения вспомнила о Боге. Как лучше обратиться к Богу, она точно не знала – просто прочла единственную известную ей молитву, «Отче наш».
   Что там подходящего к ее ситуации? Оставь нам долги наши. Лучше не скажешь. Прости нам наши долги. И пусть те, кому мы задолжали, тоже простят нам.
   Но особенно вот что: избавь нас от лукавого. От новой змеиной сущности избавь, и мы опять будем жить как жили.
 
   – Ксения Дмитриевна, я все понимаю. Не надо отчаиваться. Такая у нас жизнь – все неустойчиво, шатко. А особенно с приходом этого кризиса… Будь он неладен! – Анна Викторовна тяжело вздохнула. – Пока ничего значительного для вас у меня нет. Никакой серьезной работы. Честно скажу, дела наши все хуже день ото дня. И поверьте, не у нас одних. Везде та же самая песня. Приходится отказываться от запланированных изданий, сокращать тиражи… Особенно что касается вашей ниши – исторических и художественных книг. В отделе маркетинга, например, уверены, что в условиях кризиса будущее принадлежит покетам.
   – Мне все равно. Пусть будут покеты. Лишь бы работа…
   Анна Викторовна веско помолчала.
   – Еще раз прошу вас: не отчаивайтесь! Жизнь – она ведь полосатая, как известно. Ваши полставки я как-нибудь сохраню, а там будет видно.
   Вот такой у них получился разговор – неутешительный и беспредметный. Зря только надеялась.
   Работы по-прежнему было мало. Оставленные Володей деньги таяли с каждым днем. Зато свободного времени образовался вдруг целый вагон. Но драгоценное для большинства людей свободное время воспринималось Ксенией как тягостное безделье.
   Впервые в жизни она не знала, куда себя деть и чем занять. Попробовала навести порядок в доме.
   Но теснота и убожество родной квартиры действовали на нервы, выводили из себя. К тому же двойняшки категорически отказались спать на двухъярусной кровати и вообще уживаться в одной комнате. Ника без лишних слов со всеми своими платьями, картинами, фотографиями в рамках, мягкими игрушками, замысловатыми коробочками и прочими девичьими прибамбасами перебралась к матери. Компьютер она установила на мамином туалетном столике, мольберт в углу – на месте кресла. Кресло же при пособничестве братца Кирилла выставила в коридор, после чего там стало ни пройти ни проехать.
   В комнату сына Ксения вообще предпочитала не заходить. Достаточно сказать, что, зайдя туда, она неизменно обнаруживала роликовые коньки, валяющиеся посередине. Тетради и учебники на письменном столе соседствовали с огрызками яблок, апельсиновой кожурой, кружками с недопитым чаем и даже тарелками с застывшим на них кетчупом. Так же хаотично на столе валялись диски, флешки и еще какие-то компьютерные причиндалы, о которых Ксения понятия не имела.
   – А где же ты занимаешься? – спросила она сына.
   – На полу. Папа, когда был маленький, точно так же делал уроки.
   – Послушай, Кирилл, но ты-то уже не маленький.
   – А я так привык!
   И чтобы убедить Ксению в преимуществе своего способа приготовления уроков, Кирилл схватил со стола первый попавшийся учебник и растянулся с ним на полу, отпихнув в сторону роликовые коньки.
   Ксения порывалась навести порядок в комнате сына. Но он ее порыв в два счета остановил. А она не чувствовала в себе сил противостоять его напору.
   Получалось, что в собственном доме ей голову некуда приклонить. Можно, конечно, пойти на кухню, включить телевизор и под сериал «Кармелита» сварить суп-пюре с куриным окорочком. Картошка и морковь варятся отдельно, потом все ингредиенты, включая куриное мясо, мелко перетираются и заправляются куриным бульоном. Кстати, в бульон для пикантности можно кинуть кубик «Галины Бланки» или концентрат «Горячей кружки».
   Ника почти всегда отказывалась от такого угощения, а Кирилл съедал по две тарелки, не очень разбирая, что ест.
   В целом же дети довольно равнодушно восприняли переход в новое материальное измерение. Они скучали по отцу, иногда ностальгически вспоминали житье-бытье в «Гринвуде», но не капризничали и не клянчили денег. Спокойно довольствовались малым.
   С одной стороны, такое поведение называется деликатным. С другой… Ксения не обольщалась. Было ясно, что за блочными стенками их скудного, неуютного дома у ее детей нарождается что-то собственное, касающееся только их и не имеющее никакого отношения ни к папе, ни к маме.
   – Займись чем-нибудь интересным! – советовала Ленка. – Ты – молодая женщина, чего сидеть киснуть в четырех стенах?!
   – Ну что мне, в музыкальную школу записаться? – спрашивала с усмешкой Ксения.
   – В музыкальную школу – не знаю, а вот на фитнес – вполне подходяще.
   – Ты хочешь сказать, что я растолстела?
   – Я хочу сказать, что занятия в фитнес-клубах тонизируют и настроение поднимают.
   – Что значит «тонизируют», я не понимаю. И зачем искусственно настроение поднимать – честно говоря, тоже. У меня все плохо, а я буду ходить с приподнятым настроением. Как какая-то идиотка.
   – Ну давай пройдемся по магазинам. Помнишь, как раньше?
   – Чего там делать без копейки? Мне даже на метро зря тратить не хочется.
   – Ну я не знаю… Ну познакомься хотя бы с кем-нибудь.
   – С кем? – не поняла Ксения. – А… Зачем?
   – Для тонуса. Глядишь, появится цель в жизни.
   – И что это за цель?
   – Любить и быть любимой! – Ленка звонко расхохоталась. – Только не говори, что ты продолжаешь любить мужа. Я все равно в это не поверю.
   – Это почему?
   – От мужика что должно быть? – спросила Ленка учительским тоном. – Толк!.. Польза должна быть от мужика. Вот что! А от твоего Володечки толк какой? Одни убытки.
   – Странно ты рассуждаешь, Лен. Мы с тобой что, содержанки, что ли?
   – При чем здесь содержанки?! – завелась Ленка. – Вот представь себе, живут двое – муж с женой, так?
   – Ну и что?
   – И жена не делает ничего: ни стирает, ни убирает, ни готовит.
   – Бывает. Попадаются такие женщины.
   – Попадаются!.. Вот видишь, ты же первая осуждаешь таких! А теперь представь: другая пара. Он и она одинаково ходят на работу и зарабатывают примерно одинаково, плюс она стирает, убирает, готовит, рожает детей, делает с ними уроки и ходит на родительские собрания, а он на досуге ездит на охоту и смотрит телевизор.
   – В основном так у всех.
   – А ты знаешь, как это называется? Несправедливость! Понятно?
   – Почему несправедливость? Так сложилось исторически. Ты что хочешь, чтоб муж у тебя посуду мыл?
   – Мы вообще-то посудомоечную машину недавно купили, – заметила Ленка между прочим, – а до этого времени он мыл!.. А что еще с него взять? Денег сумасшедших он не зарабатывает. Так, с голоду не сдохнуть чтоб. Ну, сережки подарит на Восьмое марта… А так-то что? А я должна и на кухне, и в магазин, и с детьми!..
   – А сам по себе он, что же, не представляет никакой ценности?
   Ленка задумалась.
   – Хрен его знает… Иногда с ним прикольно, чего-нибудь вкусного притащит, накроет поляну… А вообще мне давно хочется чего-то такого… – Ленкины серые глазки подернулись таинственной поволокой. – И тебе хочется…
   – С чего ты взяла? – перебила Ксения.
   – С того!.. Твой – он сейчас где? В бегах? У бабы какой-нибудь задницу греет. – Ленку не смутило, что Ксения попыталась протестовать. – Точно тебе говорю! Он, может, и не любит ее, а отсидеться-то ему надо где-то. А ты что же – не человек?
   Ленка была уже не той двухгодичной давности робкой Ленкой. Она ощутила почву под ногами – несмотря ни на что, сумела вписаться в Москве. Чопорные коллеги-редактрисы постепенно признали ее своей. С нелепыми блузками в крупный горох было раз и навсегда покончено. Наставляемый мудрой женой, Мишка тоже не терял времени даром. За отличную учебу в академии, а также за прошлые боевые заслуги страна наградила его трехкомнатной квартирой у станции метро «Бунинская аллея». Так что Ленка была теперь настоящей москвичкой и на равных разговаривала с москвичками. А если эти москвички оказывались ей неравными, то есть, попросту говоря, не догоняли элементарных вещей, она была готова им все объяснить не стесняясь, в простых доступных выражениях.
   – Кстати, – вспомнила Ленка, – мне в квартиру надо кое-что посмотреть. Может, в выходные скатаешь со мной в «Вегу»?
   – «Вега» эта твоя черт-те где, – апатично заметила Ксения.
   Ей не хотелось тащиться в гипермаркет, но и воскресный день в обществе двойняшек, с их болтовней по телефону, музыкой, непрерывными словесными стычками, которые иногда завершались настоящими потасовками, представлялся жутью кошмарной.
   – Ну плиз, – попросила вкрадчиво Ленка. – там бесплатный автобус от метро. Пообедаем в ресторане. Я угощаю! Ну что, согласна?
   – Поехали.
 
   – Мам, ты уходишь? – бормотала Ника наполовину сквозь сон. – Почему так рано?
   – Так надо. – Ксения аккуратно прикрывала дверцу платяного шкафа, стараясь окончательно не разбудить дочь.
   Ника сладко зевнула в ответ и натянула одеяло повыше. А как еще нормальный человек может отреагировать на вскакивание чуть свет воскресным февральским утром?! И чего это ей не спится?
   – Мам, а сколько сейчас время?
   – Который час, – машинально поправила Ксения. – Без пятнадцати десять.
   – А ты куда?
   – В магазин.
   – Мы же вчера вроде все купили.
   – Я в другой магазин. Не за продуктами.
   – А какой?
   – В «Вегу».
   – Да?! – Ника окончательно проснулась и села на кровати. – Там сейчас распродажа… А помнишь я тебе говорила про платье-баллон?
   – Ты говорила, что платье – в «Подземном городе».
   – Ну так заедешь по дороге.
   – Это не по дороге, Ника. И денег на платье у меня сейчас нет.
   Ника прыснула обиженным смешком.
   – На мое платье, значит, денег нет, а сама на целый день едешь в «Вегу»?
   – Почему ты думаешь, что на целый?
   – Ты бы не стала вскакивать ни свет ни заря! Ты же любишь поспать, понежиться утром. Правда, мамочка?
   – Ну допустим, правда. – Ксения улыбнулась. – Но я туда еду не одна. Лена попросила съездить с ней – сделать для новой квартиры кое-какие покупки.
   – Опять эта Лена, деревенская зануда?! Ну-ну – флаг тебе в руки!.. А можно, пока тебя не будет, я девочек к себе приглашу?
   – Господи, Ника, ну куда у нас приглашать? В этой комнате все заставлено, как в магазине. На кухне тесно, у Кирилла – самая настоящая помойка.
   – Да, кстати! Насчет Кирилла – просто суперидея!
   Вероника спрыгнула с кровати и с криком понеслась к брату в комнату:
   – Кирка, вставай! Сколько можно дрыхнуть? Соня! Весь в мать пошел! Короче, так…
   Далее послышалось нечто бессвязное – спросонья Кирилл не мог понять, о чем толкует ему сестра. Впрочем, разошелся он быстро:
   – Что? Комнату вам для вечеринки освободить? А шнурки тебе не погладить?
   – Ты можешь в это время посидеть на кухне и физикой позаниматься! О, пардон. Я хотела сказать – полежать. Ты же у нас любишь лежать на полу, как большой домашний пес. Овчарочка или такой лабрадорчик.
   – Знаешь чего, Ник? Давай, пока мамы нет, я с друзьями посижу у себя в комнате, а тебе, так и быть, организую ванну. Забыла? Ты же у нас черепашка!
   – Мама, он обзывается! – заныла Ника. – Я хотела девочек пригласить, устроить вечеринку…
   – А я хотел мальчиков, – подтянул Кирилл, передразнивая сестру, – а она ради родного брата не может какие-то жалкие три часа в ванной посидеть.
   – Ну так в чем проблема? Кирилл пусть позовет мальчиков, а ты, Ника, – девочек. И будет все как у людей. Вечер! Пати! Танцы парами!
   – Мамочка, я тебя умоляю! Кто захочет танцевать с его крокодилами?
   – А с ее каракатицами? У нее теперь новая подруга по фамилии Блинцовская. Фамилия одна чего стоит! А? Скажи?! Туша такая килограмм на восемьдесят со здоровой башкой и маленькими ногами.
   – Короткими, – поправила Ксения.
   – Каракатица!
   – На себя бы посмотрел!
   Ника размахнулась, чтоб ударить Кирилла, но он предупредил ее удар и, больно сжимая руку, продолжал:
   – А еще, мам, прикинь! Эта каракатица, чтобы казаться повыше, свои три волосинки поднимает наверх, и башка у нее от этого становится еще больше!
   – Пусти, придурок! – Вероника попыталась выдернуть руку. – У самого башка как пивной котел.
   – Утухни, черепашка!
   – Комнату уберите! – Ксения собиралась извлечь из вечеринки максимум эгоистической пользы. – И можете организовать скромный фуршет, только, пожалуйста, не выворачивайте наизнанку весь холодильник – нам этих продуктов должно хватить на неделю.
   – Ну вот еще, – фыркнула Ника. – Наша хата, а жрачку пусть гости несут с собой.
   – Не жрачку, а еду! Какая ты грубая, Ника… Для вечеринки больше подходит слово «закуска».
   – Ага! Закуска… Значит, ты, мамочка, допускаешь, что будет и выпивка?
   – Я реалистка! Только, пожалуйста, не до поросячьего визга.
   – Ты слишком демократична, мам. Слишком много свободы даешь своим детям. Услышала бы тебя В. Г. – мало бы нам всем тут не показалось.
   – Кто это В. Г.?
   – Да классуха наша новая, историчка. Веселый Гоблин! – Кирилл заржал.
   – За что же вы ее так?
   – На самом деле ее зовут Виктория Георгиевна, – примерным тоном сообщила Ника. – Она очень строгий и принципиальный учитель.
   – Так у вас классная руководительница поменялась?
   Ксения была неприятно удивлена. Что она, в самом деле? Детей забросила! Завтра же надо пойти в школу, познакомиться с Веселым Гоблином, то есть Викторией Георгиевной, конечно, и переписать из журнала текущие оценки, как она это делала в прежней жизни. В школе ее наверняка поджидают «приятные» сюрпризы!..
   – Да ты не парься, мам, – доверительно посоветовал Кирилл, – новая ничем не отличается от старой. А старая – от той, которая была до нее. От нашей Ники все без ума. А я иду в комплекте.
   Это была коронная фраза сына. И Ксения, и Володя без устали твердили ему, что по жизни у него не будет такой возможности – идти в комплекте с сестрой. Никто из этих соображений не возьмет его на работу, никто не будет платить зарплату. Но до сих пор внушения эти не возымели желаемого действия. Поэтому на этот раз Ксения решила воздержаться от внушений.
   На прощание строго оглядела двойняшек и, не найдя подходящих слов, погрозила им пальцем.
   – Пока-пока, – засмеялись дети ей вслед.
   Мамы бояться не стоило – в этом, одном из немногих пунктов, двойняшки были единодушны полностью.
 
   Ленка ждала ее у метро в условленном месте.
   – Я здесь уже двенадцать минут, – сообщила она вместо приветствия. – Меня снежком припорашивать начало.
   – А я с детьми разбиралась. Извини, пришлось задержаться. Ты ведь еще не знаешь, что такое большие дети!
   – Ну что они у тебя натворили? – спросила Ленка таким пренебрежительным тоном, что всякая охота рассказывать про двойняшек пропала у Ксении сама собой.
   Ведь в самом деле, не говорить же Ленке, что она уже несколько месяцев не заглядывала к детям в дневники, не ходила в школу, про бардак в комнате Кирилла и про вечеринку со спиртными напитками, организуемую с ее собственного благословения? Кто знает, что это будут за напитки – «Отвертка», сухое вино или водка? Недавно Кирилл обмолвился между прочим, что прошлым летом на даче у школьного приятеля Борьки Фомина они пили ром и один мальчик хватил лишку. Бедняжку рвало так сильно, что ребята уже думали вызывать скорую. А какая-то девица вспомнила про несчастную любовь и хотела порезать вены.
   Один Бог знает, что застанет она, вернувшись домой после шопинга.
   Но жаловаться на жизнь Ксении не хотелось. Надоевшие ей самой разговоры про собственное малодушие, лень, одиночество и полное отсутствие жизненных стимулов Ленка пресечет суровой нотацией. Чтобы не слышать таких нотаций, Ленкин муж Мишка готов превозмочь собственные возможности.
   – Ты замечательно выглядишь, – заметила Ксения вместо ответа. – И… я не поняла сначала, у тебя новая шубка?
   – В прошлом году купила. На Черкизоне, с отпускных.
   – В прошлом году?.. И ни разу не пришла на работу?
   – А зачем? – выразительно спросила Ленка. – На работу я хожу в пуховике.
   Понятно. На работе она продолжает сохранять образ несчастной, задавленной жизнью жены инвалида Чеченской кампании, на проблемы которого государству глубоко наплевать. Чтобы компенсировать эмоциональное равнодушие государства к семье инвалида, Анна Викторовна даже в кризисные времена обеспечивает Ленку работой на полторы ставки. Сердобольные коллеги сумками несут вещи для Ленкиных детишек. Люди они деликатные, поэтому устаревшее и чересчур заношенное предлагать стесняются. Так что проблема с детской одеждой решается в их семье сама собой. Муж по понятным причинам ходит в казенном, поэтому отпускные Ленка с чистой совестью может потратить на норковую шубку.
   – У меня ведь сегодня праздник, Ксень.
   – Поздравляю. А какой?
   – О, тут целая история! – Ленка мечтательно улыбнулась. – Ты знаешь, я когда вышла за Мишку… ну что нам было: ему двадцать два, мне двадцать пять… Гоняли нас с места на место, то в одну дыру пошлют, то в другую. А уж когда родился Максим – это вообще. Мы жили под Горьким – то есть под Нижним Новгородом – в таком общежитии, где кроме нас – одни мужики. Кухня, ванная, туалет – общие. Макс был маленький, хилый, я его недоношенным родила. Детская врачиха, видно, пожалела меня и сказала, что поможет оформить ребенку инвалидность.
   – А чем он болел?
   – Как тебе сказать?.. Всем понемногу. Но инвалидность мы стали оформлять по поводу астмы.
   – Значит, у него астма?.. Ты не рассказывала.
   – Да какая там астма! – Ленка раздосадованно махнула рукой. – Бронхит был, как у всех детей. Но врачиха сказала, вам инвалидность пригодится. Во-первых, от армии откосить. Мишка тогда развонялся: мужик-солдат-защитник!.. Ну, я послушала его, послушала и все сделала по-тихому. Теперь зато армия нам не светит. А еще за инвалидность пособие полагалось. Копейки, конечно, но я открыла книжку, и денежка начала мне капать. Я про эту книжку никому не рассказывала. Вот, думала, будет у меня когда-нибудь свой дом и все я в нем устрою, как захочу.
   – Так скажи Мишке, он и так все, что ты захочешь, сделает.
   Ксения уже знала, что последним Мишкиным достижением был реечный потолок со встроенным электрическим освещением. Все эти чудеса Мишка творил в буквальном смысле одной левой.
   – Нет, – Ленка вздохнула, – всего, что я захочу, Мишка сделать не может. – Вот, например, я недавно проходила мимо одного магазинчика – называется «Итальянская сантехника». Знаешь, что я там видела?.. Стеклянную раковину! Золотистая такая… чаша, что ли, так правильнее сказать, с неровными краями, как будто лепестки у цветка… Разве Мишка может такое сделать?.. Или хотя бы оплатить?
   – Оплатить сможет, наверно, если постарается.
   – Ни хрена он не может, твой Мишка! И вот тут-то мне и пригодится моя книжечка! Я знаешь как мечтала, – продолжала Ленка, воодушевляясь, – что я пойду… не по рынкам грязным-гребаным, а по приличным магазинам с хорошей приятельницей. Красиво оденусь… Понятно?
   – Да… – Ксения вздохнула, понимая, что в камелотовских ботинках, выношенных голубых джинсах и виды видавшей темно-синей куртке далеко не соответствует Ленкиным мечтам об изящном шопинге. – Ты бы предупредила заранее.