Сорокин Владимир. Метель

   – Господин дохтур, пожалуйтя, – послышался женский голос с крыльца.
   Доктор пошел на голос.
   – Не оступитеся, – предупредил голос.
   Платон Ильич еле различил дверь, но тут же споткнулся о ступеньку и схватился рукой за бабу.
   – Не оступитеся, – повторила она, поддерживая его.
   От бабы потянуло кислым деревенским теплом. В руке она держала свечку, которую тут же задуло. Баба была женою работника. Она провела доктора через сени, открыла дверь. Доктор вошел в просторную, добротно и богато по деревенским меркам обставленную избу. Две большие керосиновые лампы освещали помещение: две печи, русская и голландка, два стола, кухонный и обеденный, лавки, сундуки, полки с посудой, кровать в углу, приемник под покрывальцем, портрет Государя в негаснущей радужной рамке, портреты государевых дочерей Анны и Ксении в таких же переливающихся рамках, двустволка и автомат Калашникова на лосиных рогах, гобелен, изображающий оленей на водопое и самогонный аппарат на деревянной подставке.
   За обеденным столом сидела мельничиха, Таисия Марковна, полнотелая, крупная женщина лет тридцати. Стол был накрыт, на нем поблескивал маленький круглый самовар и стояла двухлитровая бутыль самогона.
   – Проходите, милости просим, – произнесла мельничиха, приподнимаясь и накидывая сползший цветастый павлопосадский платок на свои полные плечи. – Господи, да вы ж весь в снегу!
   Доктор действительно был весь в снегу, словно вылепленный детворой на Масленицу снеговик – только сизый нос торчал из-под облепленного снегом малахая.
   – Авдотья, чё стоишь, помоги, – приказала мельничиха.
   Авдотья принялась отряхивать и раздевать доктора.
   – Что ж вы вечером да по такой пурге поехали? – Мельничиха вышла из-за стола, шурша юбкой.
   – Выехали мы засветло, – ответил доктор, по частям отдавая свою отяжелевшую, мокрую одежду и оставаясь в темно-синей тройке и в белом шарфе. – Да по дороге сломались.
   – Вот беда! – улыбнулась мельничиха, подходя к нему и держась полными белыми руками за концы своего платка.
   – Таисия Марковна, – поклонилась она доктору.
   – Доктор Гарин, – кивнул ей Платон Ильич, потирая руки.
   Войдя в избу, он сразу почувствовал, что озяб, устал и проголодался.
   – Выпейте чайку с нами, согрейтесь.
   – С удовольствием. – Сняв пенсне, доктор стал неспешно протирать его шарфом, щурясь на самовар.
   – Откуда же вы едете? – спросила мельничиха.
   Ее голос был грудной, приятный, она говорила слегка нараспев и не с местным акцентом.
   – Я выехал утром с Репишной, а в Долбешино не оказалось лошадей. Пришлось тамошнего возчика нанять, с самокатом.
   – Кого?
   – Козьму.
   – Перхушку? – пропищал голосок за столом.
   Доктор надел пенсне, глянул: на столе рядом с самоваром сидел, свесив ножки, маленький человек. По размеру он был не больше этого блестящего новенького самоварчика. Человечек был одет во все маленькое, но соответствующее одежде достаточного мельника: на нем была красная вязаная кофта, мышиного цвета шерстяные штаны и красные фасонистые сапожки, которыми он помахивал. В руках у человечка была крошечная самокрутка, которую он только что скрутил и склеивал своим маленьким язычком. Лицо у человечка было невзрачное, безбровое, белесое; светлые редкие волосы торчали на голове и по щекам переходили в редкую светлую бородку.
   Доктору часто приходилось видеть и лечить маленьких людей, поэтому он, совершенно не удивившись, достал портсигар, раскрыл, вынул папиросу и, привычным движением ввинтив ее в угол своих мясистых губ, ответил малютке:
   – Да, его самого.
   – Нашли кого нанимать! – зло рассмеялся человечек, беря самокрутку в свой неприятный большой рот и доставая из карманчика крохотную, размером с трехкопеечную монету, зажигалку. – Этот вас к черту на рога завезет.
   Он щелкнул зажигалкой, засветилась струя голубого газа, человечек протянул зажигалку вверх к доктору.
   – Перхуша? А где ж он? – Мельничиха перевела взгляд своих карих, спокойных, слегка блестящих от выпитого самогона глаз на работницу.
   – На скотном, – ответила та. – Позвать?
   – Конечно, зови, пусть погреется.
   Доктор наклонился к человечку, а тот со своей стороны уважительно привстал, вытянул зажигалку вверх сильнее, словно держа факел. Рука его покачивалась, и было заметно, что человечек пьян. Доктор прикурил, выпрямился, затянулся и выпустил широкую струю дыма над столом. Человечек тоже прикурил, убрал зажигалку в карманчик и поклонился доктору:
   – Семен, Марков сын. Мельник.
   – Доктор Гарин. У вас с женой одинаковые отчества?
   – Да! – засмеялся человечек и пошатнулся, оперся о самовар, но тут же отдернул руку. – Марковна и Маркыч. Так угораздило, мать твою...
   – Не матерись, – подошла мельничиха. – Присаживайтесь, доктор, откушайте чаю. Да и водочки с мороза-то не грех выпить.
   – Не грех, – согласился доктор, которому очень захотелось выпить рюмку.
   – А как же! Водка да чай – в мороз не скучай! – пропищал мельник, шатаясь, подошел к бутылке, обнял ее и звучно шлепнул по ней ладонью.
   Бутылка была вровень с ним.
   Доктор опустился на стул, Авдотья поставила перед ним тарелку, стопку, положила трехзубую вилку. Мельничиха взяла бутылку, слегка отпихнув ею мельника, который сразу сел на стол, ткнувшись спиной в краюху пшеничного хлеба, наполнила стопку доктора:
   – Выкушайте на здоровье.
   – А мне? – спросил мельник, дымя цигаркой.
   – А тебе хватит ужо. Сиди, кури.
   Мельник не стал спорить с женой и сидел, прислонившись к краюхе и дымя.
   Доктор взял стопку, молча и быстро выпил, не выпуская папиросы из левой руки, подцепил вилкой квашеной капусты, закусил. Мельничиха положила ему в тарелку кусок домашней ветчины и жаренной на сале картошки.
   – Марковна, надо еще чего? – спросила Авдотья.
   – Не надо. Ступай к себе. А Перхушу к нам зови.
   Авдотья вышла.
   Доктор, затянувшись пару раз, быстро загасил папиросу в маленькой гранитной пепельнице, полной маленьких же окурков, и с жадностью принялся есть.
   – Перху-у-шу! – презрительно протянул мельник, кривя и без того некрасивый, лягушачий рот. – Нашла гостя дорогого. Перхушу! Рвань! И срань!
   – Мы каждому гостю рады, – спокойно произнесла мельничиха, наливая себе самогона, с полуулыбкой поглядывая на доктора и не обращая внимания на мужа. – Будьте здравы, доктор.
   Платон Ильич молча кивнул с набитым ртом.
   – А мне налей! – плаксиво выкрикнул мельник.
   Таисия Марковна поставила свою поднятую было стопку, вздохнула, взяла бутылку и плеснула самогона в стальной наперсток, стоящий на маленьком пластиковом столике. Этот стандартный столик для маленьких людей доктор сразу и не приметил. Он стоял между блюдом с ветчиной и чашкой с солеными огурцами. На столике поблескивал наперсток, стояли стаканчики, тарелочки с той же самой закуской, что и на большом столе для обычных людей, только отрезанной по кусочку от большой закуски: кусочек ветчины, кусочек сала, кусочек соленого огурца, хлебный мякиш, соленый груздь, капуста.
   Затянувшись быстро и с неприятным, змеиным шипением выпустив дым, мельник кинул цигарку на пол, встал, с размаху припечатал окурок сапогом. Доктор заметил, что его красные сапожки подкованы медью. Мельник взял наперсток, стоя и пошатываясь, протянул к доктору:
   – Пью за вас, господин доктор! За дорогого гостя. И пью супротив всякой рвани.
   Доктор жевал, молча глядя на мельника. Мельничиха снова наполнила его стопку. Доктор взял ее, чокнулся с наперстком и со стопкой хозяйки. Выпили: доктор все так же быстро и беззвучно, Таисия Марковна медленно, со вздохом, колыша своей большой грудью, мельник как-то мучительно, запрокидываясь назад.
   – Ох, – выдохнула мельничиха, сложила свои небольшие губы трубочкой, выдохнула и, поправив на плечах платок, скрестила полные руки на высокой груди, стала смотреть на доктора.
   – У-ях! – крякнул мельник, с размаху стукнул пустым наперстком по столику, схватил хлебный мякиш, сунул в него нос и громко понюхал.
   – Как же вы поломались? – спросила мельничиха. – Аль в пенек въехали?
   – Въехали, – согласился доктор, суя в рот кусок ветчины и не имея никакого желания пересказывать нелепую историю с пирамидой.
   – Да как же этому Перхушке не въехать?! Он же мудак! – запищал мельник.
   – У тебя все мудаки. Дай поговорить с человеком. Где ж это случилось?
   – Верстах в трех отсюда.
   – Чай, в овражке? – Мельник взял маленький ножик, шатаясь, подошел к чашке с солеными огурцами, воткнул нож в огурец, вырезал кусок, как вырезают клин из арбуза, сунул в рот и захрустел.
   – Нет, это случилось до оврага.
   – До? – вдохнула Таисия Марковна. – Там же дорога широкая, хоть и лесная.