Сорокин Владимир Георгиевич. Соловьиная роща

   Наклонив голову, он побрел к лифту:
   - А деньги? - окликнул его Володя.
   - Оставь себе, - буркнул Кочанов и нажал кнопку.
   Вентилятор заработал.
   Маргарита подставила свое разгоряченное лицо:
   - Вот... хорошо как...
   Струя скользнула ей за воротник.
   - Промокнешь, мам...
   - Ничего, ничего... - Николай довольно улыбался. - Главное - зерно спасти.
   - Теперя спасешь, жди! - злобно засмеялся Корень. - Продразверстка совсем обнаглела. Дерут в три шкуры. А тут еще комсомолия чертова понаехала из городу. Говорят всех поголовно в колхозы эти, будь они неладны... Но я тебе, Степан, скажу твердо: ежели отберут у нас скотину - спалю их к чертовой матери! А нет - так по хуторам пойду, знакомых мужиков соберу. Вот тогда и посмотрим - кто кого!
   Он подмигнул, налил стакан самогона:
   - Ну, Сережа, давай за плотину выпьем. Ждали мы этого дня долго. Жаль, что это зелье пить приходится, ну, да ничего. Давай за все наши трудности, за ночи бессонные, за холод, за Митьку, за все. Давай!
   - Нна! - бандит ударил Соколова бутылкой по голове.
   Лейтенант схватил его свободную руку и с силой заломил за спину:
   - Спокойно, спокойно... Рольф.
   На миг боль в глазах Лучинского сменилась злобным удивлением. Он приоткрыл перекошенный рот:
   - Ненавижу... как я вас ненавижу...
   - Это ваше право, Инна Терентьевна, - сухо улыбнулся Западов. - Я знаю, меня все в отделе считают сухарем, деспотом. Но, знаете, я и не пытаюсь казаться другим. С разгильдяями, с халтурщиками и прогульщиками, вроде Хохлова, я действительно деспотичен. С ними иначе нельзя. За это они меня и не любят.
   - А я... люблю... - тихо проговорил Саша и опустил гитару. - И это я могу сказать кому угодно. И где угодно. Всему свету. Что я люблю тебя. Люблю тебя. Люблю тебя...
   Она обняла его, поцеловала в лоб:
   - Сыночек мой... единственный. Иди. И возвращайся с победой.
   - А что ты все сомневаешься, что мы выиграем у англичан? - спросил Валентин.
   - Как тебе сказать... - покачал головой Сотсков.
   - Скажи прямо! - отрезал Мухамедов.
   - Это трудно, Николенька... - опустила голову Зоя.
   - Для стройотрядовцев нет трудностей! - засмеялся Олег.
   - Ну да? - удивленно привстал Армен.
   - Точно! - потряс газетой главный инженер.
   - Не совсем, - уклончиво промолвил дед.
   - Это как же? - спросил Ковшов.
   - А вот так! - поднял голову Борька.
   - Ну, хорошо, хорошо... - примирительно попятился отец.
   - Ничего хорошего, - нахмурился председатель.
   - Прямо уж! - рассмеялся Иванов.
   - Вот, вот, - закивала официантка.
   - Не может быть! - распахнула двери Ника.
   - Весной все может!
   Она пробежала через коридор и оказалась на улице. Густые цветущие липы обступили ее, пряный воздух вскружил голову. Ника остановилась, прижала ладони к вискам:
   - Боже мой... как хорошо жить на этом свете!
   Улица быстро кончилась. Владимир свернул, успев заметить в пыльной витрине, как свернул и шпик. Впереди лежала площадь. Справа возле неряшливо разросшихся тополей стояли пустые экипажи, рядом кружком - извозчики. По промытой дождем брусчатке ходили голуби. Из трактира доносилась скрипка.
   Владимир поднял воротник пальто, глубже надвинул котелок и быстро зашагал, придерживая пальцем замок тяжелого саквояжа. Шпик шел следом. Ватага мальчишек выбежала из подворотни, с шумом пронеслась мимо Владимира. Он скосил глаз назад. Шпик настороженно двигался за ним, щурясь и помахивая тростью. Пройдя площадь, Владимир медленно свернул в переулок и побежал. Сзади раздалась длинная трель полицейского свистка. С площади ей переливчато ответил городовой.
   Владимир свернул во двор, пронесся под пустующими бельевыми веревками и, забежав в подъезд, остановился. В подъезде было темно и сыро. Во дворе послышались быстрые шаги запыхавшегося шпика. За ним едва поспевал городовой. Они остановились посередине, злобно ругая Владимира, потом побежали дальше. Подождав минут пять, Владимир тихо вышел из подъезда, поправил котелок и спокойно зашагал к противоположному дому.
   Оглянувшись, он открыл дверь парадного, поднялся по узкой деревянной лестнице на второй этаж и дернул набалдашник колокольчика обитой черным двери. Послышались торопливые шаги, дверь отворил низенький человек с остроконечной бородкой:
   - Что угодно-с?
   Владимир улыбнулся:
   - У вас продается немецкое пианино?
   - Пианино продано на прошлой неделе. Опоздали, - ответно улыбнулся бородатый:
   - Входи. Мы тут как раз решаем, кому переходящий вымпел присудить селивановцам или бетонщикам с шестой...
   Владимир вошел в полную папиросного дыма комнату:
   - Да неужели бетонщики селивановцев перекрыли?
   - Выходит, что так! - качнул головой секретарь парткома и ввинтил папиросу в переполненную окурками пепельницу.
   Старший лейтенант потрогал перебинтованную голову и слабо улыбнулся:
   - Даже и не заметил тогда, как оцарапало. А щас ноет...
   - Ничего, до свадьбы заживет, - потрепала его по плечу медсестра. - В следующий раз будешь знать, как по голубятням лазать, сорванец.
   - Я не сорванец, - нахмурился вожатый. - А то, что мы сделали, это нужно для государства.
   - Не думай только, что ты один заботишься о государстве! - замахал руками директор. - Я, дорогой мой, сорок лет в автомобильной промышленности и в автоматических линиях уж кое-что понимаю не хуже твоего!
   - А я это не отрицаю, - потрогал заплывший глаз задержанный. - Но после того он ведь первый на меня бросился. Честное слово...
   - Да будет врать-то! - тряхнула косичками Светка, жуя яблоко. - Не купили вы их, а просто натырили прошлой ночью. Я даже знаю, где.
   - Это где же? - подошел Сталин к карте. - В районе сэверной Бэларуссии? Так я вас понял, товарищ Жуков?
   - Немного правее, - откликнулся снизу Николай, подавая ему молоток. - И когда прибивать будешь, смотри по пальцу не попади...
   - Что я, маленький, что ли... - недовольно пробурчал генерал, садясь в машину. - Я, брат, в свое время попроворней твоего был.
   - Неужели? - удивленно присел Мук.
   - Да, да, - закивал Дзержинский, кладя трубку на рычажки. - И сделаете это вы, товарищ Лацис.
   - А я не буду, - казак выпрямился и потянулся к лежащей на топчане шашке. - А вот вас, гадов вислозадых, в капусту порублю! А ну, дуй отсюда к лешему!
   Храмцова попятилась:
   - Отойди... слышишь... отойди, а то закричу...
   - Кричи, не кричи - все равно по-моему будет, - зло шепнул в затылок извивающегося белогвардейца Николай и принялся скручивать ему ремнем руки.
   - Пропадай теперь, моя головушка! - запричитала Лукерья. - Что ж теперь станется?! Как жить-то будем? Как нам теперь людям в глаза смотреть?!
   - Прямо! - милиционер встал из-за стола, передал ей паспорт. - Прямо и направо. Только не перепутайте.
   - Постараюсь, - пробормотал Юсуп, прицеливаясь.
   - Щас грохнет... - испуганно закрыла уши ладонями Татьяна. - Он шампанское сроду тихо не открывал. Вечно любит пошуметь...
   - Ну, это мы пресечем сразу, - решительно встал Георгий. - С дебоширами няньчиться нечего.
   - И правильно, товарищ, - поддержал его нарком. - А насчет вредителей вы не беспокойтесь. Этим займутся компетентные органы. Вредителям житья не дадим...
   - Еще бы! Им дай, так они весь Ильменский бор сожрут, - лесник снял фуражку, вытер платком вспотевшую лысину. - Я вчера по окружной ехал, мимо протоки, так не поверите - вся дорога рябая от шелкопряда. Так и кишат, так и кишат. А по деревьям, так и говорить нечего. Облепили, как мошкара.
   - А ты гони их, Мань! - высунулась из окна Зотова. - А то, что ни вечер - приходят и бренчат! Ни минуты покоя. Шпана чертова! А все Сонька! Это они к ней повадились!
   - Ну и пусть ходят, - Алексей вытирал руки махровым полотенцем. - В конце концов, это не так плохо, что ученики ходят домой к учительнице. Лучше, чем в футбол гонять. А рассказать Ирине им есть что.
   - Я думаю! - почтительно покачал головой сталевар, садясь рядом с Сережей. - Такой человек слово скажет - рублем одарит. Я Мироныча дважды слушал. Один раз у нас на заводе, другой - в Кремле, на съезде. И ты знаешь, сынок, - каждое слово помню! Как углем выжег те слова! Вот какой человек был...
   - Почему - был? - спросил Дементьев. - Он и сейчас жив. Ходит где-то по нашей большой стране, пиво пьет, с девушками танцует. Улыбается. И вспоминает, как вместе с немцами наши деревни жег, да партизан в затылок расстреливал. Гад!
   - Я не гад, а делегат! - засмеялся Колька. - Айда на Тверскую, там кимовцы агитки раздают!
   - Да на кой черт мне они... - презрительно сплюнул Котях. - Я, по-вашему, сын кулака. И нечего меня в вашу комсомолию тянуть. Все равно не пойду.
   - Пойдешь, милый, - погладила его по руке Алевтина. - Разве я тебя держать буду?
   - Неужели не будешь?! - радостно схватил ее за плечи Павел.
   - Не буду, - улыбнулась Крупская.
   - Правда - не будешь? - понуро спросил Мокин, нарезая хлеб.
   - Не буду! - мотнул головой Николаевский.
   - В самом деле не будешь? - усмехнулся Лотко.
   - Не буду, - командир отодвинул котелок рукой.
   - Взаправду не будешь? - вплотную подошел к нему Ленька.
   - Не буду... - пролепетал разбитыми губами комиссар.
   - Действительно не будешь? - сердито уставилась на него бабушка.
   - Не буду, - отмахнулся капитан.
   - Серьезно - не будешь? - вопросительно протянул рыжий.
   - Не буду, - ответил Борис, открывая крышку рояля.
   - Так не будешь?
   - Не буду.
   - Не будешь?
   - Не буду!
   - Не будешь?!
   - Не буду!
   - Не будешь?!
   - Не буду...
   - Не будешь?!
   - Да не буду, не буду...
   Ермаков взобрался на холм и огляделся, сняв кепку. Стройка начиналась здесь. Прямо возле холма лежали штабелями плиты, гравий, черные кубы битума, мотки проволоки, шлакоблоки. Чуть поодаль тянулся котлован с торчащими из него сваями. На той стороне стояли тракторы, кран и два экскаватора. Ермаков улыбнулся, расстегнул забрызганный грязью плащ и подставил грудь весеннему ветру. Со стороны городка послышались два продолжительных гудка. Постояв немного, он подхватил чемодан, сбежал с холма и зашагал вдоль разбитой тракторами дороги. Не успел он пройти и полкилометра, как его догнала телега, запряженная худой пегой лошаденкой. Сидящий на телеге мужик приподнял рваный молохай и наклонил седую голову:
   - Здравица желаем, барин.
   - Здравствуй, - ответил Ермаков.
   - В Старые Выселки, стало быть?
   - В Старые Выселки. Ты оттуда?
   - Точно так. Садитесь, подвезу вас.
   - Нет, спасибо, братец. Ты лучше чемодан мой доставь в дом вашей барыни. Я пешком дойду.
   - Ну, как угодно...
   Мужик принял на телегу чемодан и хлестнул лошадь.
   Оркестр бодро заиграл "Брызги шампанского". Андрей стал искать глазами Ольгу, но в мелькании танцующих пар попадались незнакомые лица.
   - Я здесь! - громко закричала она из зарослей ивняка.
   Ее молодое тело мелькало меж ветвей, растрепанная коса струилась по плечам.
   - Но что же ты... - раздался страстный шепот комсорга, и Сергей, нащупав в темноте его руку, вложил в нее лимонку.
   Полозов сжал ее, стал покрывать поцелуями шею и грудь:
   - Мы скоро поженимся, милая... уедем отсюда... украду я тебя... на зло всей твоей родне украду...
   - На зло, Валентин, никому ничего делать не надо, - завуч подошел к нему, расправил мятый галстук. - И вообще. Если твой товарищ провинился перед дружиной, сподличал, надо не самосуд устраивать, а пойти к вашему председателю и попросить собрать экстренное собрание. И все открыто разобрать. Понятно?
   - Понятно, товарищ Ленин, - проговорил матрос, улыбаясь во весь свой щербатый рот. - А привет ваш я братишкам передам! Обязательно!
   - Вот и прекрасно, - снял очки Островский. - Только, пожалуйста, известите об этом ректорат.
   - Лады, - просипел Кулек, пряча наган за пазуху. - А вожака ихнего, Лаврушку, я уж на себя возьму. Кровью похаркает, дай срок...
   - Не дам! Никаких сроков тебе больше не дам! - Коренев вскочил и заходил по кабинету. - Ты в марте месяце еще клялся, что не будешь больше спортивный режим нарушать! Чуть не плакал! И что, опять? Нам же послезавтра на кубок играть! А ты посмотри на свою физиономию! Посмотри!
   - Да что ты в моем лице нашел-то? - тихо спросила Ира, глядя в маленькое зеркальце. - Обыкновенное лицо. Как у всех...
   - Ну, да! Как у всех! Что ты, Ваня, - дед отложил в сторону полено и повернулся к нему. - У Ленина было лицо особенное. Такого не забудешь...
   - Забудут, - уверенно кивнул Хохлов. - Забудут и слово-то это проклятое - война...
   - Ты так думаешь? - осторожно спросил боцман.
   - Уверен.
   - Правда?
   - Абсолютно!
   - Нет, без шуток?!
   - А что, я шутить сюда приехал?!
   - В самом деле?!
   - Да. В самом деле.
   - Ну, тогда я молчу... - почтительно коснулся фуражки уполномоченный и бесшумно вышел в коридор.
   Там было темно, сыро и пахло землей. Золотарев достал кисет, развязал:
   - Вот. Ну, а как артобстрел кончился, я, значит, выглянул из окопа, а впереди на снегу будто кучи навозные - "тигры". И ползут. Медленно, медленно. Рядышком, опять же, - пехота. Ну, что ж, надо и об обороне подумать. Поставил ПТР перед собой, гранаты разложил и жду.
   - А потом что?
   - Ну, я вниз сбежал, помог им из машины выбраться, - продолжал Николай. - Дядя Сережа помолодел за месяц. А вот Танька потолстела, это ты верно потом заметила. Ну, а так - ничего. Посидели потом у нас, выпили...
   - А потом что?
   - А потом я сотне командую: рысью! За мной! Мааарш! И по оврагу, по оврагу! Вышли ажник в тылы к ним. Ну, и пошерстили за милую душу...
   - Ну, а потом что?
   - Потом... Потом я реактор выключил, к Красильникову подошел. А он бледный весь. И записи показывает мне. Я посмотрел - двести девяносто! Сначала никто не поверил. Ну, потом-то кверху ногами заходили от радости...
   - А после?
   - Догнал его, схватил за шиворот. А он, как угорь, - визжит, извивается. Я его встряхнул, а у него из-под рубахи - деньги Машкины. Те самые, что она в Фонд мира послать хотела! Ну, уж тут-то я, конечно, не сдержался...
   - А дальше?
   - Да ничего особенного. Расселили нас в общежитии заводском, недалеко совсем от стройки. И с первого дня - начали...
   - Ну, а сам-то? Сам-то как?
   - Сам-то ничего. В норме.
   Мессершмидт перевернулся и, надсадно воя, рухнул в залив, подняв белый столб воды. Машин отпустил теплые ручки пулемета и огляделся. Зенитки на бугре не было. Вместо нее дымилась большая черная воронка, по бокам которой торчало искореженное железо. Зато дальняя зенитка, не переставая, била по двум удаляющимся мессерам. Пули снова засвистели над головой, заставив Машина присесть. Он посмотрел в мутно-розовую даль, куда упиралось разгоряченное дуло его пулемета. Два танка по-прежнему горели возле раздавленного окопа. Пехота поднималась в атаку.
   Машин видел, как худощавый офицер, размахивая парабеллумом, выступал впереди солдат, что-то крича им. Поблескивая касками, солдаты выбирались из окопа. Рукава их были засучены, автоматы потрескивали короткими очередями. Машин оттянул затвор, поймал офицера на планку и дал длинную очередь. Офицер согнулся пополам и исчез. Бегущий рядом с ним солдат схватился за лицо и упал навзничь. Машин с силой сжал ручки пулемета и принялся полосовать немцев очередями:
   - За Настю... за Сережу... за капитана... вот вам... вот вам...
   Фашисты залегли. Машин вытер пот, заливающий ему глаза. Слева разорвался снаряд, редкие земляные комья попадали рядом.
   - Слышь, друг... - раздался сзади спокойный молодой голос. - Дай огонька.
   Машин оглянулся. Рядом с ним стоял, пригибаясь от посвистывающих пуль, кудрявый парень в джинсах. В улыбающихся губах плясала сигарета. Машин нащупал спички, передал. Парень закурил, кивнул головой и, пробежав по изрытому воронками полю, спрыгнул в соседний окоп. Там приглушенно играл магнитофон и слышался мягкий девичий смех. Очередной снаряд заставил Машина пригнуться к пулемету. Немцы опять пошли в атаку.
   - Подходи, подходи... - проскрипел зубами Машин, сажая их коричневые фигуры на планку. - Подходи за русским гостинцем...
   Его пулемет глухо зарокотал.
   - Арлекино, арлекино! - пел магнитофон в соседнем окопе.
   Комбайн остановился возле кромки поля. Людмила вылезла из кабины и спрыгнула на землю.
   - Ну, молодец, девка! - присвистнул Рокотов, глядя на нее из-под надвинутой на глаза кепки. - Эдак ты лучших моих парней перещеголяешь!
   - Перещеголяю, конечно... - она повернулась боком к зеркалу. - У нее платья такого в помине нет и не было никогда. Она сама-то и шить не может, белоручка. А я могу.
   - И я могу, - откликнулся Мокеев. - Я это, товарищи, собственными глазами видел. То, что вы не верите Земскову, это полбеды. Но почему вы собираетесь покрывать Самсикова?! Почему?!
   - По кочану и по капусте! - захохотала Люська и быстро запрыгала, похлестывая скакалкой по пыльному асфальту.
   Саша молча смотрел на нее.
   - Ну, что уставился? Нравлюсь, что ли? - захохотала Зинаида Ивановна, и тучное тело ее тяжело затряслось. - Ой, ну и чудак ты, Сидор Михайлович! Дон Кихот!
   - Он не Дон Кихот, Саша. А просто доверчивый человек, - выпустил дым Алексей. - И очень порядочный. Предельно. Таких людей теперь днем с огнем не найдешь.
   - Еще бы! - подхватил агроном. - Чтобы так землю любить! Это уметь надо. Земля тоже, как живая. С ней хорошо - и она добром откликнется. А если без любви - ничего не выйдет...
   - Да я это знаю, мам, - раздраженно заходил по кухне Витя. - Что ты, за маленького меня считаешь? Мы с ней уже два года любим друг друга. А ты мне прописные истины говоришь.
   - Ну, не буду, не буду! - засмеялся Владимир Ильич, отдавая книгу врачу. - В конце концов, здесь вы главнокомандующий.
   - Вот именно, - серьезно промолвил Тимошенко и положил лупу на карту. Так что давайте, товарищи, не будем бросаться напролом. Выигрывают не числом, а умением.
   - Конечно, - пробормотал Шульга, всматриваясь в позицию. Он взялся за коня.
   Тот испуганно шарахнулся от него, косясь смоляным глазом.
   - Балуй, балуй у меня... - процедил Полоз и вдруг резко ударил кнутовищем.
   Зина вскинула к лицу руки. Кровь брызнула сквозь пальцы.
   - Я повторяй, - склонился над ней офицер. - Ви будет говорить? Будет?
   - Конечно буду, - протянула нараспев Василиса и взяла пирожок. - Как же я без твоих пирогов уйду!
   - Так и уйдешь, - выпрямился чернобородый. - Как пришла, так и уйдешь. А комиссарам своим передай: батька Бугай на поклон к ним не пойдет. Скорее они к нам приползут, когда хвосты им подпалим.
   - Руки коротки, - смело проговорил парень, глядя в упор на пьяных друзей Валентина.
   - Ах, ты таак... - протянул тот и быстро сунул мину в ствол миномета.
   Раздался грохот и вода с ревом обрушилась в новое русло.
   - Ура! - закричали рабочие, швыряя вверх фуражки.
   - Ну, вот и дождались! - радостно обнял Сотникова Шестопалов.
   - Погодите радоваться... - посеревшими губами пробормотал Николай.
   - А что такое? - удивленно посмотрела на него Юля.
   - Война... - глухо проговорил Есин и опустил голову.
   Несколько минут в комнате царила тишина. Потом Косталевский вздохнул, подошел к Егору и опустил на его плечо свою тяжелую руку:
   - Ладно. Не расстраивайся. В жизни еще не то бывает.
   - Конечно, - поддержал его Ашот, поправляя очки. - Если из-за каждого пустяка так убиваться, тогда и жить-то не надо.
   - Жизнь - штука суровая, - пробормотал в усы дед Викентий. - Ее, сынок, перемочь надо. А не переможешь - так она тебя, как соломинку, переломит. Тот, кто жизнь перемог - в памяти людской увековечился. А такому человеку и море по колено.
   - Верно! - выпрямился Котька, и в молодых глазах его заблестели слезы.