Соул Джон. Проклятие памяти

   – Именно, именно. – Из ящика стола Дэн извлек пачку бумажных листов. – Вот... помнишь это? – Алекс взглянул на бумаги, испещренные какими-то вопросами, и покачал головой. – Это обычные анкеты для школьников – ты сам заполнял такую же прошлой осенью и должен был бы еще раз заполнить в начале лета, если бы...
   – Если бы не попал в аварию, – закончил за него Алекс. – Не беспокойтесь, мистер Айзенберг, мы можем поговорить и об этом – только аварию я тоже не помню... почти. Точнее, знаю, что она произошла.
   Айзенберг кивнул.
   – Доктор Торрес говорил мне, что в твоей памяти еще очень много пробелов...
   – Но я занимался все лето, – Алекс не сводил с директора бесстрастного взгляда. – Отец хочет, чтобы на следующий год меня перевели в класс высшей ступени, сэр.
   "Вот уж это, – подумал про себя Дэн Айзенберг, – маловероятно". Судя по тому, что успел рассказать ему Торрес, парню придется начинать с курса начальной школы – по крайней мере, с самых основных дисциплин.
   – Дай нам немножко подумать, хорошо? – успокаивающе кивнул он Алексу. – А тесты... не согласился бы ты заполнить анкеты сегодня?
   – Хорошо, сэр.
   Десять минут спустя в пустом классе секретарша мисс Дженнингс объясняла Алексу систему тестирования школьников – за определенное количество времени он должен успеть ответить на определенное количество вопросов.
   – И не беспокойся, пожалуйста, если ты не сможешь ответить на все, – ободряюще улыбнулась она. – Они и не рассчитаны на это. Ну, готов? Начали!
   Пододвинув к себе первый лист, Алекс галочками начал отмечать ответы, казавшиеся ему правильными.

* * *

   Дэн Айзенберг с дежурной улыбкой поднял голову от стола, но улыбка разом сползла с его лица – в глазах вошедшей мисс Дженнингс читалось лишь разочарование. Взглянув на часы, он отметил про себя – с того момента, как Алекс начал работать с тестами, прошло лишь полтора часа.
   – Что случилось, Мардж? Он... не справился?
   Секретарша озабоченно покачала головой.
   – По-моему, этого не нужно было и начинать...
   – Но вы же объяснили ему, как заполнять анкеты?.. Два варианта – верный и неверный, так?
   Мардж кивнула:
   – И еще переспрашивала его, все ли он понял... каждый раз, когда он вручал мне заполненный листок. Но он отвечал мне, что да, понял... и вот уже все сделал...
   Айзенберг перебил ее.
   – Так сколько листов он успел заполнить?
   Мардж потерянно вздохнула.
   – Все.
   – Все? – поднял брови директор. – Но... но это же невозможно. Тесты рассчитаны как минимум на целый день... и даже за это время с ними, как правило, до конца не справляются.
   – Да, я знаю... Поэтому мне кажется, что он ставил галочки просто наугад, не читая вопросов... Не уверена, что эти результаты стоит даже обрабатывать... хотя... – она протянула директору пачку листов. Айзенберг взял верхний и сунул его в шаблон, который извлек из ящика.
   В каждой из двух десятков квадратных прорезей шаблона, обозначавших правильные ответы, стояла аккуратная галочка. Дэн нахмурился, затем взял шаблон для второго листа... Потом, не говоря ни слова, третий, четвертый... Наконец он откинулся в кресле, полуприкрыв глаза, в уголках его рта застыла скептическая улыбка.
   – Прелестно, – наконец проговорил он. – Просто-таки восхитительно. – Улыбка постепенно превратилась в мрачную усмешку. – На самом-то деле он сколько успел заполнить... листа два-три?
   На сей раз недоуменно поползли вверх брови Мардж.
   – Что вы имеете... о чем, ради Бога, вы говорите?
   – О вас, моя милая, – с той же усмешкой ответствовал Айзенберг. – Вы же нарочно пришли раньше, чтобы заполнить анкеты за него. Должен вам сказать, что вы зашли слишком далеко. Неужели вы рассчитывали, что я куплюсь на это?
   – К... купитесь?.. – У девушки перехватило дыхание. Не говоря ни слова, она подошла к директорскому столу и, взяв шаблоны, повторила процедуру, которую ее шеф произвел несколько минут назад.
   Опустившись на стул, она выдохнула:
   – Боже правый...
   Дэн поднял на нее взгляд, уверенный, что увидит ее сияющее лицо – шутка наверняка кажется ей удавшейся.
   Выражение ужаса, застывшее в глазах секретарши, убедило его – никакой шутки здесь и в помине нет.
   Алекс Лонсдейл сам заполнил все анкетные листы – и результаты были близки к совершенству.
   – Соедините меня с Торресом, – попросил Дэн секретаршу.
   Выйдя из кабинета, Мардж Дженнингс увидела Алекса, сидевшего на диване и листавшего какой-то журнал. Подняв глаза, он равнодушно взглянул на нее, затем снова уткнулся в журнальную страницу.
   – А-алекс?
   – Да? – Алекс отложил журнал в сторону.
   – Ты правда... скажи, а кто-нибудь показывал тебе эти анкеты раньше? Я имею в виду – с прошлой осени, когда...
   – Нет, – покачал головой Алекс после секундной паузы. – Никто. По крайней мере, с тех пор, как меня выписали из больницы.
   – Да, понимаю, – кивнула Мардж.
   Хотя понять она не могла ничего...

* * *

   Нервно взглянув на часы, Эллен в который раз пожалела о том, что согласилась на предложение Синтии прислать к ней эту Марию Торрес. Нет, домработница ей, конечно, очень нужна. И несколько месяцев назад, до аварии, наверняка наняла бы эту самую Торрес даже без предварительной беседы. Но сейчас все было по-другому, и несмотря на все уверения Синтии, она испытывала некоторую неловкость, что мать Раймонда Торреса будет пылесосить в ее доме ковры и стирать белье. Хотя всего два дня в неделю. К тому же она знала, что Марии нужна работа: со следующего месяца Синтия решила взять постоянную прислугу с проживанием.
   Но сейчас Мария опаздывала, а значит, и сама Эллен опоздает на их традиционный дамский ленч, который Марш с усмешкой, всегда казавшейся Эллен подлинным проявлением мужского шовинизма, называл "девчачьим междусобойчиком". Хотя в этом, возможно, была доля и ее вины – она никак не могла привыкнуть думать и говорить о своих подругах как о дамах, большинство из них она знала с детства, и в мыслях и в разговоре они всегда оставались для нее "девочками".
   Кроме, пожалуй, Марти Льюис – уж она-то давно перестала быть девочкой, так сказать, во всех отношениях. Эллен нередко думала – только ли пристрастие Алана Льюиса к выпивке стало причиной всех тех перемен, что произошли со "старушкой" Марти за последние годы.
   Нет, не всех, хотя многих, наверное. Если бы Алан не превратился в алкоголика, Марти ничем не отличалась бы от других "светских дам" Ла-Паломы – сидела бы дома, растила детей, заботилась бы о муже... Но у Марти все сложилось иначе. Алан потерял работу – и Марти пришлось содержать семью, пока Алана лечили, переводя из одной клиники в другую, но без особых, впрочем, успехов. Бскоре он опять принимался пить, затем снова лечился. И в конце концов... Марти смирилась. Несколько лет назад она еще поговаривала о разводе, но семейные заботы оказались сильней. На их "междусобойчиках" Марти говорила в основном о своей работе.
   – Работа – самое большое удовольствие! – эту фразу Марти произносила каждый раз с непреклонностью неофита. – Мне лично кажется просто невозможным другой способ существования. Хорошей домохозяйки из меня все равно бы не получилось, а сейчас, слава Богу, Кэйт почти выросла и я могу ей многое дать. Зато мне не нужно теперь дергаться каждый раз, когда Алана в очередной раз уволят. – Затем с неизменной усмешкой: – И уйти-то мне от него было нужно Бог знает сколько лет назад, но я ведь все еще люблю его, вот в чем дело. Так что вот так и живем – он пьет, а я все надеюсь, что он возьмет и завяжет, да куда там...
   Ну и была еще, конечно, Валери Бенсон, которая три года назад развелась-таки со своим супругом.
   – В общем, видать, поспешила, – резюмировала она как-то долгие размышления вслух о своем разводе. – С чего я вдруг решила, что больше выносить его не могу, убей Бог, сама не помню. Помню только, что мне показалось, что вот я его выгоню – и жизнь моя сразу станет прекрасной. Ну в итоге выгнала я его, и что же? Ничего не изменилось. Ничегошеньки. – Потом, устало протирая глаза: – Бог мой, как же достало меня все это. Надоело говорить себе, будто жизнь замечательная и сама я спокойная и добрая. Лучше бы осталась сварливой бабой – только замужем.
   Снова взглянув на часы, Эллен поняла, что если Мария не появится в ближайшие пять минут, ждать ее она больше не будет. Беседа с ней не заняла бы в любом случае много времени – Мария жила в Ла-Паломе, сколько Эллен помнила себя, и Эллен собиралась только объяснить ей, что от нее, собственно, требуется, после чего оставить дом на ее попечение. Однако...
   Однако ленч с подругами – это совсем другое дело. Они ведь увидятся вместе в первый раз с того дня, как Алекс попал в аварию, и – Эллен была уверена – об Алексе они будут говорить больше всего.
   О нем и – о Раймонде Торресе.
   И с готовностью призналась себе, что с нетерпением ждет сегодняшнего обеда – хотя бы несколько часов провести с девчонками, расслабиться, ни о чем не думать...
   Долгое было лето в этом году. И когда наконец приняли решение, что Алекс должен вернуться в школу, – именно тогда, поняла Эллен – она живет ожиданием этого дня. И сегодня утром, когда Алекс и Марш уехали, она впервые смогла позволить себе целый час блаженного ничегонеделания, а потом начала готовиться к сегодняшнему "междусобойчику". На это у нее ушло добрых два часа... Нет, она решила – ни Алексом, ни Раймондом Торресом темы сегодняшних разговоров исчерпываться не будут. Лучше она заставит подружек рассказать побольше о себе – проблемы семейства Лонсдейл и так уже всем известны. Посмеются и посудачат с девчонками, как прежде, будто и не случилось ничего.
   Телефон и дверной звонок зазвонили одновременно, как чаще всего и бывает в подобных случаях, и Эллен крикнула Марии, что дверь не заперта, уже снимая телефонную трубку. Машинально произнесла "алло" – и только тут узнала голос в трубке. Это был Дэн Айзенберг. Сердце Эллен упало. Жестом указав Марии Торрес на дверь в гостиную, она с силой сжала телефонную трубку.
   – Что-то случилось? – спросила она, стараясь, чтобы голос раньше времени не выдал ее волнения.
   – Прошу простить... но пока сам не уверен, – ответил Айзенберг. – Но если бы вы смогли сегодня днем подъехать к нам в школу...
   – Днем? – переспросила Эллен. – А в чем дело? Что-нибудь с Алексом?
   Секунду в трубке молчали, а когда Айзенберг заговорил вновь, голос его звучал почти просительно:
   – Простите... мне следовало сразу сказать вам – Алекс в полном порядке. Просто мы сегодня утром дали ему наши тесты... и результаты я хотел бы обсудить с вами, если не возражаете. И с доктором Лонсдейлом, конечно. В два часа удобно для вас?
   – Для меня – вполне, – ответила Эллен. – Я сейчас еще, конечно, позвоню мужу... но думаю, что в два устроит и его. Если это касается Алекса... поверьте, он найдет время.
   – О'кей, тогда буду счастлив встретиться с вами в два, – Айзенберг уже собирался повесить трубку, но Эллен опередила его:
   – Простите, мистер Айзенберг... А с этими тестами Алекс справился?
   – Прекрасно справился, миссис Лонсдейл, – после небольшой паузы произнес Дэн Айзенберг. – Поверьте мне – просто прекрасно.
   Минуту спустя, идя в гостиную, где ее ждала Мария Торрес, Эллен решила не думать больше и о странных словах Дэна Айзенберга, и о странном тоне, которым они были сказаны. Если она этого не сделает – ощущение близких неприятностей безнадежно испортит весь обед, а этого Эллен Лонсдейл никак не хотелось.
   Мария, как всегда, в черном – длинная юбка почти подметала пол, – стояла, ожидая ее у двери, плотно запахнувшись в ветхую шаль. Удушливой сентябрьской жары она, как видно, не чувствовала. Когда Эллен вошла, Мария тихо пробормотала, не отрывая взгляда от пола:
   – Прошу вас, простите меня, сеньора. Я очень, очень поздно пришла.
   Темная фигура, застывшая на пороге, выглядела просто воплощением скорби – и раздражение Эллен как рукой сняло.
   – Ничего страшного, – ответила она мягко. – Ведь долго говорить нам ни к чему, верно? – Не дожидаясь ответа, она приступила к распоряжениям: – Все, что тебе понадобится для мытья и стирки, найдешь в кладовке за кухней... но сегодня я бы просто попросила тебя пропылесосить – и все. А об остальном – в субботу. Так устроит тебя?
   – Си, сеньора, – едва слышно проронила Мария уже на пути к кухне. Эллен поспешно натянула плащ, взяла со столика в прихожей сумочку и, помахав Марии, хлопнула дверью.
   Едва только шаги Эллен затихли за окном, Мария Торрес выпрямилась; внезапно заблестевшие глаза принялись ощупывать каждый уголок дома Лонсдейлов. Словно тень, передвигалась она по комнатам, осматривая дом, принадлежавший тем самым гринго, сына которых спас ее сын – Рамон.
   Конечно, было бы лучше, если бы Рамон дал ему умереть – ведь все гринго рано или поздно должны подохнуть. Только об этом Мария думала, только этой мыслью жила, эта же мысль преследовала ее и когда она убирала, мыла, чистила дома этих проклятых ladrones.
   Воров.
   Убийц.
   Вот кто они на самом деле такие. И пусть даже Рамон не понимает этого, зато она отлично все знает.
   Но она так и будет стирать их белье, убирать их дома, принадлежащие по праву ее народу, до тех пор, пока не вернется дон Алехандро, чтобы отомстить за смерть родителей и сестер, и дома на холмах не вернутся к их законным владельцам.
   И это время – она знала – было недалеко. Разве обманут хозяйку ее старые кости?
   Последняя комната... кажется, комната их сына. Мария вошла в нее.
   И сразу почувствовала – Алехандро вернулся. Настало время возмездия.

* * *

   Долгожданный обед с подругами обернулся для Эллен Лонсдейл сущим кошмаром. Все разговоры, как она и предполагала, вращались вокруг ее сына и Раймонда Торреса. Однако это продолжалось не очень долго, она торопилась на разговор с директором школы и поэтому довольно быстро покинула своих подруг, сбежав от никчемных разговоров.
   И теперь, сидя в кабинете директора, она изо всех сил пыталась вникнуть в его слова, но смысл их ускользал от нее.
   – Простите, – извинилась наконец Эллен. – Но, боюсь, я все-таки не совсем понимаю вас.
   В кабинете Дэна Айзенберга они с Маршем сидели уже почти час, минут двадцать назад к ним присоединился Раймонд Торрес. Но на Эллен словно затмение нашло – она никак не могла уяснить смысл происходящего.
   – Это значит, что Алекс начал наконец пользоваться своим мозгом, – объяснил Марш. – Это тебе и пытаются объяснить. И только что нам показывали результаты тестирования. Отличные, надо сказать, результаты!
   – Но... откуда? – недоуменно посмотрела на него Эллен. – Я знаю, конечно, что он занимался все лето и что память у него прекрасная, но... вот это... – она слегка приподняла пачку листов с вопросами, – взять даже все эти вычисления – когда он успел? Ему же попросту не хватило бы времени! – Снова бросив листы на стол Айзенберга, она обернулась к Торресу. Если кто и мог объяснить ей что-то – так только он. – Расскажи мне все снова, – попросила она, и когда их глаза встретились, она почувствовала странное облегчение; к ней вдруг вернулась способность думать.
   Вытянув перед собой руки, Торрес сплел пальцы так, что хрустнули суставы.
   – Все, в общем, очень просто, – начал он. – Мозг Алекса сейчас функционирует несколько... в другом режиме, чем до аварии. За счет компенсации, так сказать. То есть если какое-то одно чувство у пациента притупляется, другие за счет этого становятся острее. Подобное в этом роде произошло и с Алексом: притупление эмоциональной деятельности компенсировалось обострением деятельности интеллектуальной.
   – Это я понимаю, – кивнула Эллен. – То есть, по крайней мере, понимаю теоретически. Но не понимаю, что все это на самом деле значит. Я имею в виду – что это значит для Алекса.
   – Не уверен, что сейчас кто-либо способен дать вам ответ, миссис Лонсдейл, – покачал головой Дэн Айзенберг.
   – Да это и неважно, – поддакнул Торрес. – Все равно ни с новыми возможностями, ни с... недостатками мозга Алекса мы сейчас уже ничего не сможем поделать. Все, что можно было сделать, сделано – мной. Теперь наше дело – только наблюдать за ним...
   – Как за подопытным кроликом? – гневно вскинул брови Марш Лонсдейл. Торрес бросил на него ледяной взгляд.
   – Если хотите, – ответил Торрес, сопроводив свои слова ледяным взглядом.
   – Бога ради, Торрес, Алекс – мой сын! – Марш резко повернулся к Эллен. – Для Алекса это значит только одно – он стал на редкость способным молодым человеком. Собственно, – он обращался уже к Дэну Айзенбергу, – я подозреваю, что школа уже вряд ли может на этом этапе существенно повысить его способности. Я прав?
   Айзенберг кивнул с видимой неохотой.
   – Тогда нам только остается отвезти его на будущей неделе в Стэнфорд и навести справки – может быть, мы сможем записать его на какой-нибудь специальный курс.
   – С этим я бы не спешил, – отозвался Торрес. – Алекс – почти гений, спору нет. Но гениальность – это еще не главное. Если бы он был моим сыном...
   – К счастью, это не так, – ядовито заметил Марш.
   – К счастью, это не так, – согласился Торрес. – Я говорю – если бы он был им, я бы оставил его здесь, в Ла-Паломе, чтобы он до конца восстановил все свои связи с миром, все привычки, все нюансы поведения. Образно говоря, где-то у него в мозгу есть граница, и когда он перейдет через нее, прошлое вернется к нему...
   – А его интеллект? – перебил его Марш. – Мой сын неожиданно оказался почти гением, доктор Торрес!
   – Насколько я могу понять, – Торрес пожал плечами, – вы всегда хотели этого, ведь так?
   – Все хотят, чтобы их дети были гениальными, – Марш в ответ тоже пожал плечами.
   – И Алекс действительно гениален, доктор Лонсдейл. Но еще один год, проведенный в школе, никоим образом не повредит этому. Более того, думаю, что школа сможет разработать для него специальную программу обучения, которая будет всячески стимулировать его интеллект. Но для Алекса не менее важна и другая сторона – эмоции, и если есть хоть малейший шанс восстановить их, мы обязаны дать ему этот шанс.
   – Да, разумеется, – согласилась Эллен. – Ведь Марш точно так же думает. – Она повернулась к мужу. – Правда?
   Марш не ответил, погруженный в раздумье. Торрес – он прекрасно понимал, – в общем, прав. Алексу нужно остаться дома. Но вновь позволить ему распоряжаться судьбой его сына... да, если на то пошло, и его жены...
   – Мне кажется, – наконец произнес он, – что лучше всего нам поговорить обо всем этом с самим Алексом.
   – Согласен, – кивнул Торрес, вставая. – Но не раньше, чем через неделю, прошу вас. Я сам должен обдумать все это... и решить, что же в конце концов будет лучше для Алекса. – Взглянув на часы, он протянул Айзенбергу руку. – Боюсь, что мне придется покинуть вас. Если я вдруг вам понадоблюсь – у вас есть мой номер телефона. – Удостоив Эллен и Марша лишь коротким кивком, он вышел из кабинета.

* * *

   Лежа на своей кровати, Алекс разглядывал потолок.
   Что-то было не так, но он не мог понять, что же именно... и тем более – как сделать, чтобы все было "так".
   Все, что удалось ему осознать – с ним происходит что-то неладное. Сейчас он не такой, каким был до катастрофы, и это обстоятельство почему-то огорчает его родителей. По крайней мере, мать. Отца, похоже, это даже радует.
   Сегодня, по пути домой, они рассказали ему про результаты тестов. Но он и сам мог с уверенностью сказать, что на все вопросы ответил правильно, ведь они были такими простыми. Откровенно говоря, он подумал, что проверяют в основном его память, а не способность к мышлению, – все тесты представляли собой набор фактов и вычислений, а при хорошей памяти вспомнить нужные формулы и уравнения не составляло большого труда.
   Но теперь его уверяли, что он почти гений, и отец собирался отвезти его в Пало Альто на какой-то специальный курс. Хотя судя по тому, что он слышал в машине, этого не случится. Доктор Торрес хочет, чтобы Алекс пока остался здесь.
   И это, подумал он, может быть, к лучшему. Его заботило совершенно другое – он старался понять, почему сегодня днем в школе он вдруг вспомнил что-то на редкость ясно и отчетливо, что-то – будто увидел сквозь плотный туман, а многое так и осталось неузнанным.
   Он знал, что подобная избирательность памяти скорее всего связана с травмами. Однако это никоим образом не проясняло происходящее с ним. Да, многие связи в мозгу нарушены, но почему то, что он вспоминает, предстает перед ним искаженным? Все должно быть иначе – либо он помнит, либо нет. Должна быть какая-то причина... этим странным воспоминаниям.
   Поразмышляв еще некоторое время, он пришел к выводу – необходимо постараться как-то удержать в памяти, что и как он запомнил... и, может быть, проявится какая-то закономерность в этих странных вспышках памяти.
   А если проявится, то можно будет попытаться понять, по какой причине они кажутся ему странными.
   И еще эта женщина... Мария Торрес.
   Когда он пришел сегодня домой, то обнаружил ее в своей комнате... и ему вдруг показалось, что он узнал ее. Лишь на сотую долю секунды – затем острая боль вдруг пронзила мозг и воспоминание исчезло. Спустя пару секунд, он понял: не лицо этой женщины показалось ему знакомым – ее глаза. Такие же черные и пронзительные, как у доктора Торреса.
   Увидев его, она улыбнулась, кивнула и быстро выскользнула из комнаты.
   Он почти забыл об этом случае, если бы не эта мгновенная боль в мозгу.
   Она давно прошла, но память о ней почему-то осталась.

Глава 10

   По упрямому выражению на лице Лайзы Кэйт Льюис поняла – спорить больше не о чем. Разговор окончен, и Лайза, как всегда, сумела настоять на своем. И она права – это Кэйт тоже понимала. Но сдаваться без боя не хотелось ни за что.
   – Но если он все-таки не пойдет? – снова спросила она Лайзу.
   – Пойдет, – упрямо кивнула Лайза. – Я уговорю его. Ты же знаешь, я могу убедить его в чем угодно.
   – То раньше, – пожала плечами Кэйт. – А с тех пор, как он вернулся, он какой-то... совсем другой. Мне даже кажется, что мы все ему безразличны.
   В ответ Лайза только вздохнула. В который раз она пыталась объяснить Кэйт и Бобу, что они далеко не безразличны Алексу – как и все его старые друзья, просто он пока не может выразить этого так, чтобы им было понятно. На Боба и Кэйт, похоже, ее объяснения мало действовали.
   – Если мы все же собираемся в Сан-Франциско, – в третий раз начал Боб, – то ехать надо с теми, с кем хоть можно оттянуться как следует. А Алекс – он теперь только вопросы задает, как маленький ребенок.
   Все трое сидели в их излюбленном месте отдыха – крохотном кафе под названием "У Джека", прославившемся исключительной пиццей и разнообразными видеоиграми. Игры, однако, успели порядком им надоесть, поэтому приходили сюда теперь в основном ради пиццы – по вкусу, сказать по правде, не такой уж исключительной, зато исключительно дешевой. Сегодня собрались за столиком, над которым висел монитор с популярной некогда игрой "Пленник гоблинов", на монитор, однако, никто не обращал внимание – Лайза изо всех сил старалась убедить Кэйт и Боба взять Алекса с собой, однако друзья, похоже, отнюдь не разделяли ее точку зрения. Хозяин заведения – как нетрудно догадаться, его и звали Джек – внимательно прислушивался к их разговору, но не встревал в него – за это, кстати, его гостеприимный кров ценили больше, чем за пиццу и видеоразвлечения. Однако неожиданно его массивная фигура выросла прямо над их столиком.
   – Решайте, ребята, – он кивнул в сторону двери. – Алекс только что пришел и направляется к вам.
   Кэйт и Боб с виноватым видом потупились, Лайза, увидев шедшего к их столику Алекса, помахала ему:
   – Давай сюда!
   Казалось, Алекс раздумывает, но это продолжалось всего секунду. Подойдя, он сел на свободный стул рядом с Лайзой.
   – Привет. Я искал вас после уроков, но вы, похоже, не дождались меня. Что новенького?
   Кинув на Кэйт и Боба укоризненный взгляд, Лайза решила разом покончить со спором.
   – Мы тут говорили о том, чтобы двинуть в субботу во Фриско. Ты с нами?
   Алекс недоуменно наморщил лоб.
   – Фриско? А что это?
   – Сан-Франциско, – объяснила Лайза, делая вид, что не замечает постной физиономии Боба Кэри. – Его все называют так. Так ты с нами едешь?
   – Надо у предков спросить.
   – Да вот как раз и не надо, – заметила Лайза. – Потому как если ты у них спросишь, они спросят у моих, те пойдут к предкам Кэйт, а потом все дружно покажут нам фигу. Мы просто возьмем и поедем.
   Бобу, по всей видимости, наскучило выяснение – выудив из кармана четвертак, он сунул его в щель на мониторе, и по экрану заплясали зеленые гоблины, преследовавшие бедного Пэка. Лайза, уверенная в том, что он сделал это исключительно для того, чтобы не общаться с Алексом, кинула на Боба свирепый взгляд, но тот всецело был поглощен игрою. Повернувшись, Лайза обнаружила, что и глаза Алекса прикованы к маленькому желтому человечку, ловко уворачивавшемуся от зеленых уродцев – в игре Боб толк знал.
   – А это для чего? – спросил Алекс.
   Этого, сообразила Лайза, он тоже не помнит – и начала терпеливо объяснять Алексу правила игры. Слушая ее, Алекс внимательно следил за действиями Боба. Через пару минут тот закончил игру.
   – Хочешь, покажу тебе, как надо? – вдруг спросил Алекс. Боб удивленно уставился на него.
   – Да ты и правил-то толком не знаешь!
   Сунув четвертак в щель автомата, Алекс оплел пальцами рычаг джойстика. Маленький человечек на экране ловко уворачивался от преследующих его голодных зеленых гоблинов, ни разу даже не подпустив никого из них близко. Внезапно гоблины стали синими – теперь была очередь Алекса ловить их, через несколько секунд на светящемся поле не осталось ни одного гоблина. Количество заработанных Алексом очков в углу экрана достигло трехзначной цифры.