Страница:
Страбон (род. в 54 г. до н. э), ссылаясь на авторитет Теопомпа и Аполлодора, упоминает в своей седьмой книге ту же самую легенду, называя остров Меропом, а его жителей меропами. Он также ссылается во второй книге на Посидония (предположительно 151 — 135 гг. до н. э.), полагавшего, что, поскольку земля, как известно, меняет высоту, рассказ Платона нельзя считать чистой выдумкой и что такой континент, как Атлантида, мог бы в действительности существовать, а потом исчезнуть. Этот фрагмент звучит следующим образом: «Посейдоний в своем труде правильно отмечает, что земля иногда повышается и оседает, изменяет свой облик из-за землетрясений и тому подобных явлений, которые я уже перечислил. И в этом месте он считает нужным процитировать утверждение Платона, что, возможно, история об острове Атлантида — не выдумка. По словам Платона, Солон расспросил египетских жрецов и узнал, что Атлантида действительно существовала, но исчезла — это был остров, размером не уступающий континенту. Посейдоний склонен решать этот вопрос именно так, а не говорить, будто Атлантиду заставил исчезнуть тот, кто ее выдумал, как это сделал поэт, воспевший страну ахейцев».
Помпоний Мела (род. в 80 г. н. э.) явно подтверждает в своей первой книге существование такого острова, как Атлантида, но располагает его в южной умеренной зоне.
Теопомп из Хиоса, греческий историк IV столетия до н. э, ни одна из работ которого не дошла до нашего времени, за исключением фрагментов, представленных в «Varia Historia» Аэлиана, компилятора III столетия нашей эры, ссылается на повествование об области Атлантики, рассказанное сатиром Силеном, слугой Дионисия, Мидасу, царю Фригии, захватившему его врасплох, когда он был пьян, и выудившему из него много древней мудрости. «Силен, — говорит Теопомп, — рассказал Мидасу о неких островах, именуемых Европа, Азия и Ливия, омываемых океаном. Выболтав этот секрет, он поведал, что за пределами этого мира простирается целый континент или обширный участок суши, в величии своем бесконечный и неизмеримый, и что земля эта вскармливает на своих зеленых лугах и пастбищах множество больших, могучих животных. Люди, населяющие эту страну, более чем вдвое выше человеческого роста, и даже продолжительность их жизни не равна нашей».
О большом континенте Сатурния упоминается и в приписанном Плутарху диалоге «О лице, являющемся на Лунном шаре», опубликованном вместе с его «Моралью». В нем сообщается, что «есть такой остров Огигия, лежащий в пределах Океана, приблизительно в пяти днях плавания на запад от Британии, а прежде него расположены три других острова на равном расстоянии друг от друга, а также и далее от него на северо-запад, там, где садится летнее солнце. На одном из них варвары придумывают небылицы о Сатурне, заключенном в тюрьму Зевсом». Соседнее море было известно как Сатурния, и континент, который замыкал кольцо земель вокруг этого великого моря, был отдален от Огигии приблизительно на пять тысяч стадиев, но от других островов не столь далеко. Примерно на широте Каспийского моря у этого континента была бухта, заселенная греками, которые раз в тридцать лет посылали людей в услужение заключенному в тюрьму Сатурну. Один из них посетил большой остров, как они назвали Европу, и от него рассказчик узнал много интересного и таинственного, особенно о состоянии души после смерти.
Прокл сообщает, что Марселл — автор, о котором почти ничего неизвестно, — в труде под названием «История Эфиопии» говорит о десяти островах, расположенных в Атлантическом океане, недалеко от Европы. Он рассказывает, что жители этих островов сохранили память о гораздо большем острове, Атлантида, который долгое время господствовал над ними. Семь островов, по его словам, были посвящены Прозерпине, а один их трех оставшихся — Плутону, другой — Аммону и третий, длиной в тысячу стадиев, — Посейдону.
Арнобий, христианский апологет из города Сикки в Африке, живший в IV столетии н. э., в своей первой книге говорит: «...поройтесь в исторических свидетельствах, записанных на разных языках, и вы узнаете, что нет такой страны, которая время от времени не опустошала бы и не теряла своих жителей. Нет такого урожая, который не пожирали бы саранча и мыши; посмотрите ваши собственные хроники, и вы узнаете, как часто в прежние времена случались эпидемии и как часто люди изнемогали от ужасающей бедности. Мощные землетрясения разрушали города. Ну и что?! Разве прошлые времена не оставили свидетельств того, как целые города с их населением проваливались в подземную бездну? Или они наслаждались жизнью, свободной от таких бедствий?
А когда человечество было буквально смыто наводнением? Не было ли этого до нас? А когда мир был сожжен и от него остались угли и пепел? Не было ли этого до нас? Когда самые большие города были поглощены морской пучиной? Не было ли этого до нас? Когда затевались настоящие войны с дикими животными, сражения со львами? Не было ли этого до нас? Когда целые племена вымирали из-за ядовитых змей? Не было ли этого до нас? Раз уж вы привыкли видеть в нас причину частых войн, опустошений городов, нашествия германцев и скифов, то я позволю себе, с вашего разрешения, сказать следующее: в своем рвении оклеветать нас (христиан) вы не видите реальной причины того, о чем говорите.
Разве мы виноваты в том, что десять тысяч лет назад неисчислимые орды вырвались с острова, именуемого Атлантидой Нептуна, как сообщает нам об этом Платон, и до основания разрушили и стерли с лица земли множество племен?»
Ко всему этому можно добавить краткое резюме оставшихся классических данных об Атлантиде. Плиний Старший во второй книге своего «Естествознания» выражает сомнение в подлинности предания о ней, но Филон Иудей[12], придерживающийся философии платонизма, в своей работе «Неразрушимость мира» передал повествование во всей его полноте, основываясь на словах своего великого учителя. Лонгин полагал, что эпизод в «Тимее», посвященный Атлантиде, был просто литературной завитушкой, не несущей ни исторической правды, ни философского значения. Сириан, учитель Прокла, считал этот рассказ исторически точным и символическим для догматической философии. Амелий видел в нем противостояние неподвижных звезд и планет, Нумений — противоборство добра и зла. Ориген, один из отцов Церкви, тоже увидел в рассказе аллегорию постоянной войны между духами добра и зла. Порфирий углядел в нем борьбу между плотью и духом. Ямвлих находил в его обстоятельствах поразительное сходство с войной между греками и персами, борьбой богов и титанов, битвой Осириса с Тифоном или Сетом, иными словами, с непрерывным противостоянием хаоса и порядка, дуальности и единства.
Позиция Александрийской школы в отношении рассказа Платона отражена в восемнадцатой книге Аммиана Марцеллина, который упоминает о разрушении Атлантиды как об историческом факте. Византийский географ Косьма Индикоплов в своей «Христианской топографии» включает Атлантиду в составленную им космографическую систему, но изменяет некоторые частности в соответствии со Священным Писанием. Он полагал, что земля — плоская и что обширный материк окружен океаном. На этом континенте впервые появился человек, и, утверждая существование этого континента, Косьма Индикоплов ссылается на авторитет «Тимея». Рассказ Платона, как он думал, был наследием древней Моисеевой традиции, но Атлантиду нужно искать на востоке — это была земля десяти поколений Ноя. Что же касается более поздних времен, то Серран в 1578 году объявил, что он обнаружил в Моисеевых писаниях «сезам» к камню, который блокировал вход в лабиринт Атлантиды. Намек страстно воодушевил Хьюэта, Бошара и Воссия, и нетерпеливая троица своим остроумным, но ошибочным истолкованием Пятикнижия смутила доверчивых современников, приняв остров Платона за землю библейских патриархов.
Но какую бы популярность ни завоевали их заключения, Мэтью Оливье, влиятельному марсельскому адвокату, казалось, что они упустили самую суть главного аргумента Серрана. Подробнее останавливаясь на теории своего учителя, Оливье поместил Атлантиду непосредственно в саму Палестину, достаточно логично предположив, что если библейские патриархи были в действительности жителями Атлантиды, а исторически они, как известно, населяли Святую землю, то эта самая область и должна быть, вне всякого сомнения, Атлантидой! Четверть столетия спустя, в 1754 году, Эвмений, ученый-швед, развивая представления Оливье, довел теорию до ее логического конца, полностью объяснив мифологию Атлантиды посредством древнееврейской истории. Ему, однако, предшествовал другой скандинав, даже более поразительной учености, — в 1692 году Олаус Рудбек издал свою удивительную «Atlantica», в невероятном приступе патриотизма заявив, что скорее уж норвежская «Эдда», чем Пятикнижие Моисея, содержит в себе истинную интерпретацию тайны Атлантиды. Для него Швеция и была Атлантидой, а Упсала столицей потаенной Утопии Платона. В четырех томах фолианта он пытался доказать, что Скандинавский полуостров был не только центром, от которого произошла вся европейская цивилизация, но и источником, началом всемирной мифологии, а «Эдда» — лишь дошедший до нас ее фрагмент.
Теория северного местоположения Атлантиды умирает медленно. В действительности она все еще жива, например для М. Гаттефосса из Лиона, торжествующе утверждавшего ее в своем труде «La Verite sur l'Atlantide», изданном аж в 1923 году. Но у него был достойный предшественник в лице Бэйлли, современника Вольтера, который, подобно Рудбеку, стремился обнаружить Атлантиду на заледенелом севере. Незадолго до Бюффона он обнародовал идею, согласно которой «серединный огонь», который поддерживал температуру земли, просто охладился по прошествии веков. Ухватившись за это предложение, Бэйлли смело утверждал, что морозный ныне север прежде наслаждался почти тропическим климатом. По его мнению, северяне тех жарких времен и были атлантами Платона, которые после постепенного охлаждения этой области нашли прибежище в Азии, распространив среди ее народов свои научные знания и религию. В своей «Истории древней астрономии» и «Письмах об Атлантиде» Бэйлли использовал всю свою ученость, чтобы доказать, что Шпицберген, некогда плодородная и густонаселенная страна, и был в действительности истинной Атлантидой Платона. Его идея, как ни странно, стала своего рода легендой, и в некоторых частях Северной Европы все еще процветает предание о том, что где-то в окрестностях Северного полюса и вправду существуют плодородные долины. В действительности вера эта получила в последнее время новый импульс и вновь обрела надежду на жизнь благодаря утверждениям недавних исследователей американского Крайнего Севера, которые, не жалея красок, описали полные цветов и порхающих бабочек низменные долины в полярной области.
Бэйлли был прилежным учеником Эвфемера из Фессалии, он полагал, что весь этот миф имел историческое основание. Для него Атлас являлся реальным выдающимся астрономом, исследователем звездного неба и действительно существовавшим правителем — царем Шпицбергена-Атлантиды. Его гиперборейские атланты в конце концов после длительных миграций обосновались на равнинах Тартары. Наукообразной чепухи Бэйлли оказалось чересчур даже для тогдашнего несколько доверчивого Парижа, который сам в то время находился на грани человеческой катастрофы, даже более громадной, чем бедствие Атлантиды. В своих «Lettre Americain» граф де Корли ловко развил нелепости Бэйлли, выдав готовой на все публике теорию, согласно которой Атлантида была не чем иным, как непосредственно самим Американским континентом.
Даже невозмутимый Вольтер, не без иронии выражавший сомнение в существовании большого Атлантического континента, был несколько ошеломлен смелостью арктической гипотезы, которую хватающийся за соломинку Бэйлли весьма экстравагантно посвятил ему.
А еще в 1779 году Делисье де Салье в своей «Истории атлантов» предпринял научно обоснованную и целенаправленную попытку определить местоположение Атлантиды в другом месте. При помощи геологических данных де Салье попытался доказать, что в действительности Атлантида была расположена в обширном древнем море, которое прежде занимало участок Греции и большую часть Итальянского полуострова. Земной шар, как он считал, в древние времена был почти полностью покрыт водой, но со временем она испарилась, оставив после себя, однако, огромное море, объединившее Каспий с Персидским заливом и Индийский океан со Средиземноморьем. Посреди этих древних океанских просторов лежал Кавказ, и именно его де Салье идентифицировал с ранней Атлантидой. Отсюда мигрировали ее цивилизованные жители, один поток нашел свое прибежище непосредственно у гор Атласа, который тогда также был замкнутым субконтинентом, а другой направился в Среднюю Азию. В Атлантиде Платона де Салье опознал также Огигию Гомера, волшебный остров чаровницы Калипсо, расположенный «между Италией и Карфагеном» и, как он утверждал, разрушенный землетрясением, после которого от него уцелел лишь один фрагмент — Сардиния. Атлантов он называл «благодетелями человечества», а свою теорию «ключом к древней истории».
Немного позже Бартолли в своем труде «Essai sur l'explication», предложил гипотезу, на первый взгляд более скромную, но в действительности столь же причудливую. Солон, как он утверждал, сочинил басню об Атлантиде и сделал ее объектом аллегорической и политической поэмы, в которой атланты представляли афинскую партию паралийцев. Платон, ухватившись за эту выдержку, адаптировал ее к более поздним событиям, таким, как пелопонесская война. Атланты Платона, осадившие Афины, были, согласно Бартолли, на самом деле персами, и вся история была не чем иным, как мифическим представлением их борьбы с Элладой и их заключительным ниспровержением.
Одинаково любопытными были попытки идентифицировать потерянную Атлантиду с Америкой. Трактаты на эту тему стали появляться вскоре после открытия Америки, и начиная с этого момента предпринимались удивительные попытки приложить название острова Платона к новому континенту. В 1553 году Гомара в своей «Historia de las Indias» решительно идентифицировал Америку с Атлантидой, а восемью годами позже Гильом де Постэль обратил внимание на сходство туземного названия Мексики — Ацтлан с именем Атлантиды, которой он отводил место в Новом Свете. Бэкон в своей «Новой Атлантиде» также отождествлял Америку с островом Платона, хотя, конечно, больше в духе вымысла, как и сэр Дж. М. Барри. Во всяком случае, он помещает Атлантиду в Тихий океан. И кажется не столь уж невероятным, что Шекспир, помещая действие своей «Бури» на фантастический остров в Атлантике, кое-что помнил об истории Атлантиды.
Но французские географы, Никола и Гильом Сосоны, ни в коем случае не прибегали к умышленно фантастическим методам. В 1689 году они издали атлас, представляющий примитивные географические очертания Америки, с разделением ее между десятью королевскими семействами, произошедшими от Посейдона, отца Атласа, и показывающий те части Старого Света, которые, согласно истории Платона, колонизировали атланты. Позже, в 1762 году, Робер де Вогуди издал подобный атлас в подтверждение теории Сосонов, чем навлек на себя грубые и безудержные насмешки Вольтера. Даже Штальбаум, серьезный критик платоновского «Тимея» и «Крития», поддержал идентификацию Америки с Атлантидой и считал вполне вероятным, что древние египтяне знали Западный континент.
Харль в своей «Bibliotheca Grceca» выступал против американской теории, и Гумбольдт в своем «Examen Critique» расценил этот вариант как невероятный, хотя и полагал, что Солон в действительности перенял эту историю из Египта. Среди других современных авторов Бюффон, Гингуен, Ментел и Рейналь не выступали против самой идеи существования Атлантиды, а Атанасиус Кирхер Бекман, Женебро и Фортия д'Урбан полностью с ней соглашались. Бодело, Турн-форт, д'Энжель, Кади, де ла Борде и Бори де Сен-Венсан были ее ярыми защитниками.
Многие из этих более поздних авторов соглашались с тем, что Атлантида в действительности когда-то существовала, как указывал Платон, но расходились в понимании связанных с ней конкретных обстоятельств и событий, а также чудес, описанных Платоном. Некоторые из них стремились объяснять имена упомянутых им божеств чисто символически или же как персонификацию элементов космогонии. Некоторые из них считали десять царей Атлантиды представителями десяти великих предшествующих потопу эпох и утверждали, что история Атлантиды была на самом деле аллегорическим рассказом о ранней истории человечества. Кирхер, Гингуен, Ментел и другие полагали, что Атлантические острова были остатком затонувшего континента, и Бюффон считал, что Ирландия, Азорские острова и Америка когда-то были частью платоновского большого материка. Де ла Бордэ включил Молуккские острова, Новую Зеландию и другие отдаленные архипелаги в изначальные границы Атлантического континента, а Энжел и граф де Корли со знанием дела упорно утверждали, что Атлантида с одной стороны граничила с Европой и Африкой, с другой — с Америкой. Согласно им, человек прошел от Старого Света до Нового через своеобразный «атлантический мост», погружение которого разрушило древнюю связь между двумя континентами.
Глава 3
Помпоний Мела (род. в 80 г. н. э.) явно подтверждает в своей первой книге существование такого острова, как Атлантида, но располагает его в южной умеренной зоне.
Теопомп из Хиоса, греческий историк IV столетия до н. э, ни одна из работ которого не дошла до нашего времени, за исключением фрагментов, представленных в «Varia Historia» Аэлиана, компилятора III столетия нашей эры, ссылается на повествование об области Атлантики, рассказанное сатиром Силеном, слугой Дионисия, Мидасу, царю Фригии, захватившему его врасплох, когда он был пьян, и выудившему из него много древней мудрости. «Силен, — говорит Теопомп, — рассказал Мидасу о неких островах, именуемых Европа, Азия и Ливия, омываемых океаном. Выболтав этот секрет, он поведал, что за пределами этого мира простирается целый континент или обширный участок суши, в величии своем бесконечный и неизмеримый, и что земля эта вскармливает на своих зеленых лугах и пастбищах множество больших, могучих животных. Люди, населяющие эту страну, более чем вдвое выше человеческого роста, и даже продолжительность их жизни не равна нашей».
О большом континенте Сатурния упоминается и в приписанном Плутарху диалоге «О лице, являющемся на Лунном шаре», опубликованном вместе с его «Моралью». В нем сообщается, что «есть такой остров Огигия, лежащий в пределах Океана, приблизительно в пяти днях плавания на запад от Британии, а прежде него расположены три других острова на равном расстоянии друг от друга, а также и далее от него на северо-запад, там, где садится летнее солнце. На одном из них варвары придумывают небылицы о Сатурне, заключенном в тюрьму Зевсом». Соседнее море было известно как Сатурния, и континент, который замыкал кольцо земель вокруг этого великого моря, был отдален от Огигии приблизительно на пять тысяч стадиев, но от других островов не столь далеко. Примерно на широте Каспийского моря у этого континента была бухта, заселенная греками, которые раз в тридцать лет посылали людей в услужение заключенному в тюрьму Сатурну. Один из них посетил большой остров, как они назвали Европу, и от него рассказчик узнал много интересного и таинственного, особенно о состоянии души после смерти.
Прокл сообщает, что Марселл — автор, о котором почти ничего неизвестно, — в труде под названием «История Эфиопии» говорит о десяти островах, расположенных в Атлантическом океане, недалеко от Европы. Он рассказывает, что жители этих островов сохранили память о гораздо большем острове, Атлантида, который долгое время господствовал над ними. Семь островов, по его словам, были посвящены Прозерпине, а один их трех оставшихся — Плутону, другой — Аммону и третий, длиной в тысячу стадиев, — Посейдону.
Арнобий, христианский апологет из города Сикки в Африке, живший в IV столетии н. э., в своей первой книге говорит: «...поройтесь в исторических свидетельствах, записанных на разных языках, и вы узнаете, что нет такой страны, которая время от времени не опустошала бы и не теряла своих жителей. Нет такого урожая, который не пожирали бы саранча и мыши; посмотрите ваши собственные хроники, и вы узнаете, как часто в прежние времена случались эпидемии и как часто люди изнемогали от ужасающей бедности. Мощные землетрясения разрушали города. Ну и что?! Разве прошлые времена не оставили свидетельств того, как целые города с их населением проваливались в подземную бездну? Или они наслаждались жизнью, свободной от таких бедствий?
А когда человечество было буквально смыто наводнением? Не было ли этого до нас? А когда мир был сожжен и от него остались угли и пепел? Не было ли этого до нас? Когда самые большие города были поглощены морской пучиной? Не было ли этого до нас? Когда затевались настоящие войны с дикими животными, сражения со львами? Не было ли этого до нас? Когда целые племена вымирали из-за ядовитых змей? Не было ли этого до нас? Раз уж вы привыкли видеть в нас причину частых войн, опустошений городов, нашествия германцев и скифов, то я позволю себе, с вашего разрешения, сказать следующее: в своем рвении оклеветать нас (христиан) вы не видите реальной причины того, о чем говорите.
Разве мы виноваты в том, что десять тысяч лет назад неисчислимые орды вырвались с острова, именуемого Атлантидой Нептуна, как сообщает нам об этом Платон, и до основания разрушили и стерли с лица земли множество племен?»
Ко всему этому можно добавить краткое резюме оставшихся классических данных об Атлантиде. Плиний Старший во второй книге своего «Естествознания» выражает сомнение в подлинности предания о ней, но Филон Иудей[12], придерживающийся философии платонизма, в своей работе «Неразрушимость мира» передал повествование во всей его полноте, основываясь на словах своего великого учителя. Лонгин полагал, что эпизод в «Тимее», посвященный Атлантиде, был просто литературной завитушкой, не несущей ни исторической правды, ни философского значения. Сириан, учитель Прокла, считал этот рассказ исторически точным и символическим для догматической философии. Амелий видел в нем противостояние неподвижных звезд и планет, Нумений — противоборство добра и зла. Ориген, один из отцов Церкви, тоже увидел в рассказе аллегорию постоянной войны между духами добра и зла. Порфирий углядел в нем борьбу между плотью и духом. Ямвлих находил в его обстоятельствах поразительное сходство с войной между греками и персами, борьбой богов и титанов, битвой Осириса с Тифоном или Сетом, иными словами, с непрерывным противостоянием хаоса и порядка, дуальности и единства.
Позиция Александрийской школы в отношении рассказа Платона отражена в восемнадцатой книге Аммиана Марцеллина, который упоминает о разрушении Атлантиды как об историческом факте. Византийский географ Косьма Индикоплов в своей «Христианской топографии» включает Атлантиду в составленную им космографическую систему, но изменяет некоторые частности в соответствии со Священным Писанием. Он полагал, что земля — плоская и что обширный материк окружен океаном. На этом континенте впервые появился человек, и, утверждая существование этого континента, Косьма Индикоплов ссылается на авторитет «Тимея». Рассказ Платона, как он думал, был наследием древней Моисеевой традиции, но Атлантиду нужно искать на востоке — это была земля десяти поколений Ноя. Что же касается более поздних времен, то Серран в 1578 году объявил, что он обнаружил в Моисеевых писаниях «сезам» к камню, который блокировал вход в лабиринт Атлантиды. Намек страстно воодушевил Хьюэта, Бошара и Воссия, и нетерпеливая троица своим остроумным, но ошибочным истолкованием Пятикнижия смутила доверчивых современников, приняв остров Платона за землю библейских патриархов.
Но какую бы популярность ни завоевали их заключения, Мэтью Оливье, влиятельному марсельскому адвокату, казалось, что они упустили самую суть главного аргумента Серрана. Подробнее останавливаясь на теории своего учителя, Оливье поместил Атлантиду непосредственно в саму Палестину, достаточно логично предположив, что если библейские патриархи были в действительности жителями Атлантиды, а исторически они, как известно, населяли Святую землю, то эта самая область и должна быть, вне всякого сомнения, Атлантидой! Четверть столетия спустя, в 1754 году, Эвмений, ученый-швед, развивая представления Оливье, довел теорию до ее логического конца, полностью объяснив мифологию Атлантиды посредством древнееврейской истории. Ему, однако, предшествовал другой скандинав, даже более поразительной учености, — в 1692 году Олаус Рудбек издал свою удивительную «Atlantica», в невероятном приступе патриотизма заявив, что скорее уж норвежская «Эдда», чем Пятикнижие Моисея, содержит в себе истинную интерпретацию тайны Атлантиды. Для него Швеция и была Атлантидой, а Упсала столицей потаенной Утопии Платона. В четырех томах фолианта он пытался доказать, что Скандинавский полуостров был не только центром, от которого произошла вся европейская цивилизация, но и источником, началом всемирной мифологии, а «Эдда» — лишь дошедший до нас ее фрагмент.
Теория северного местоположения Атлантиды умирает медленно. В действительности она все еще жива, например для М. Гаттефосса из Лиона, торжествующе утверждавшего ее в своем труде «La Verite sur l'Atlantide», изданном аж в 1923 году. Но у него был достойный предшественник в лице Бэйлли, современника Вольтера, который, подобно Рудбеку, стремился обнаружить Атлантиду на заледенелом севере. Незадолго до Бюффона он обнародовал идею, согласно которой «серединный огонь», который поддерживал температуру земли, просто охладился по прошествии веков. Ухватившись за это предложение, Бэйлли смело утверждал, что морозный ныне север прежде наслаждался почти тропическим климатом. По его мнению, северяне тех жарких времен и были атлантами Платона, которые после постепенного охлаждения этой области нашли прибежище в Азии, распространив среди ее народов свои научные знания и религию. В своей «Истории древней астрономии» и «Письмах об Атлантиде» Бэйлли использовал всю свою ученость, чтобы доказать, что Шпицберген, некогда плодородная и густонаселенная страна, и был в действительности истинной Атлантидой Платона. Его идея, как ни странно, стала своего рода легендой, и в некоторых частях Северной Европы все еще процветает предание о том, что где-то в окрестностях Северного полюса и вправду существуют плодородные долины. В действительности вера эта получила в последнее время новый импульс и вновь обрела надежду на жизнь благодаря утверждениям недавних исследователей американского Крайнего Севера, которые, не жалея красок, описали полные цветов и порхающих бабочек низменные долины в полярной области.
Бэйлли был прилежным учеником Эвфемера из Фессалии, он полагал, что весь этот миф имел историческое основание. Для него Атлас являлся реальным выдающимся астрономом, исследователем звездного неба и действительно существовавшим правителем — царем Шпицбергена-Атлантиды. Его гиперборейские атланты в конце концов после длительных миграций обосновались на равнинах Тартары. Наукообразной чепухи Бэйлли оказалось чересчур даже для тогдашнего несколько доверчивого Парижа, который сам в то время находился на грани человеческой катастрофы, даже более громадной, чем бедствие Атлантиды. В своих «Lettre Americain» граф де Корли ловко развил нелепости Бэйлли, выдав готовой на все публике теорию, согласно которой Атлантида была не чем иным, как непосредственно самим Американским континентом.
Даже невозмутимый Вольтер, не без иронии выражавший сомнение в существовании большого Атлантического континента, был несколько ошеломлен смелостью арктической гипотезы, которую хватающийся за соломинку Бэйлли весьма экстравагантно посвятил ему.
А еще в 1779 году Делисье де Салье в своей «Истории атлантов» предпринял научно обоснованную и целенаправленную попытку определить местоположение Атлантиды в другом месте. При помощи геологических данных де Салье попытался доказать, что в действительности Атлантида была расположена в обширном древнем море, которое прежде занимало участок Греции и большую часть Итальянского полуострова. Земной шар, как он считал, в древние времена был почти полностью покрыт водой, но со временем она испарилась, оставив после себя, однако, огромное море, объединившее Каспий с Персидским заливом и Индийский океан со Средиземноморьем. Посреди этих древних океанских просторов лежал Кавказ, и именно его де Салье идентифицировал с ранней Атлантидой. Отсюда мигрировали ее цивилизованные жители, один поток нашел свое прибежище непосредственно у гор Атласа, который тогда также был замкнутым субконтинентом, а другой направился в Среднюю Азию. В Атлантиде Платона де Салье опознал также Огигию Гомера, волшебный остров чаровницы Калипсо, расположенный «между Италией и Карфагеном» и, как он утверждал, разрушенный землетрясением, после которого от него уцелел лишь один фрагмент — Сардиния. Атлантов он называл «благодетелями человечества», а свою теорию «ключом к древней истории».
Немного позже Бартолли в своем труде «Essai sur l'explication», предложил гипотезу, на первый взгляд более скромную, но в действительности столь же причудливую. Солон, как он утверждал, сочинил басню об Атлантиде и сделал ее объектом аллегорической и политической поэмы, в которой атланты представляли афинскую партию паралийцев. Платон, ухватившись за эту выдержку, адаптировал ее к более поздним событиям, таким, как пелопонесская война. Атланты Платона, осадившие Афины, были, согласно Бартолли, на самом деле персами, и вся история была не чем иным, как мифическим представлением их борьбы с Элладой и их заключительным ниспровержением.
Одинаково любопытными были попытки идентифицировать потерянную Атлантиду с Америкой. Трактаты на эту тему стали появляться вскоре после открытия Америки, и начиная с этого момента предпринимались удивительные попытки приложить название острова Платона к новому континенту. В 1553 году Гомара в своей «Historia de las Indias» решительно идентифицировал Америку с Атлантидой, а восемью годами позже Гильом де Постэль обратил внимание на сходство туземного названия Мексики — Ацтлан с именем Атлантиды, которой он отводил место в Новом Свете. Бэкон в своей «Новой Атлантиде» также отождествлял Америку с островом Платона, хотя, конечно, больше в духе вымысла, как и сэр Дж. М. Барри. Во всяком случае, он помещает Атлантиду в Тихий океан. И кажется не столь уж невероятным, что Шекспир, помещая действие своей «Бури» на фантастический остров в Атлантике, кое-что помнил об истории Атлантиды.
Но французские географы, Никола и Гильом Сосоны, ни в коем случае не прибегали к умышленно фантастическим методам. В 1689 году они издали атлас, представляющий примитивные географические очертания Америки, с разделением ее между десятью королевскими семействами, произошедшими от Посейдона, отца Атласа, и показывающий те части Старого Света, которые, согласно истории Платона, колонизировали атланты. Позже, в 1762 году, Робер де Вогуди издал подобный атлас в подтверждение теории Сосонов, чем навлек на себя грубые и безудержные насмешки Вольтера. Даже Штальбаум, серьезный критик платоновского «Тимея» и «Крития», поддержал идентификацию Америки с Атлантидой и считал вполне вероятным, что древние египтяне знали Западный континент.
Харль в своей «Bibliotheca Grceca» выступал против американской теории, и Гумбольдт в своем «Examen Critique» расценил этот вариант как невероятный, хотя и полагал, что Солон в действительности перенял эту историю из Египта. Среди других современных авторов Бюффон, Гингуен, Ментел и Рейналь не выступали против самой идеи существования Атлантиды, а Атанасиус Кирхер Бекман, Женебро и Фортия д'Урбан полностью с ней соглашались. Бодело, Турн-форт, д'Энжель, Кади, де ла Борде и Бори де Сен-Венсан были ее ярыми защитниками.
Многие из этих более поздних авторов соглашались с тем, что Атлантида в действительности когда-то существовала, как указывал Платон, но расходились в понимании связанных с ней конкретных обстоятельств и событий, а также чудес, описанных Платоном. Некоторые из них стремились объяснять имена упомянутых им божеств чисто символически или же как персонификацию элементов космогонии. Некоторые из них считали десять царей Атлантиды представителями десяти великих предшествующих потопу эпох и утверждали, что история Атлантиды была на самом деле аллегорическим рассказом о ранней истории человечества. Кирхер, Гингуен, Ментел и другие полагали, что Атлантические острова были остатком затонувшего континента, и Бюффон считал, что Ирландия, Азорские острова и Америка когда-то были частью платоновского большого материка. Де ла Бордэ включил Молуккские острова, Новую Зеландию и другие отдаленные архипелаги в изначальные границы Атлантического континента, а Энжел и граф де Корли со знанием дела упорно утверждали, что Атлантида с одной стороны граничила с Европой и Африкой, с другой — с Америкой. Согласно им, человек прошел от Старого Света до Нового через своеобразный «атлантический мост», погружение которого разрушило древнюю связь между двумя континентами.
Глава 3
ИЗУЧЕНИЕ ИСТОРИЧЕСКИХ ИСТОЧНИКОВ ОБ АТЛАНТИДЕ
Перед тем как нам продвинуться дальше, необходимо подвергнуть тщательному изучению находящиеся в нашем распоряжении источники об Атлантиде, учитывая при этом как их историческую достоверность, так и содержащиеся в них конкретные факты. Что касается рассказа Платона, то многие из его комментаторов, от Прокла до Джоветта, высказали мнение, что это была всего лишь басня, «благородная ложь», изобретенная Платоном. «Мне кажется, — говорит Арчер Хинт, — что невозможно определить, выдумал ли Платон всю эту историю с начала до конца, или же она действительно представляет в большей или меньшей степени некую египетскую легенду, принесенную на родину Солоном». В другом месте он отмечает невероятность этой истории. Еще он упрекает Штальбаума, разделившего неверное, по его мнению, истолкование платоновского повествования Проклом, который утверждал, что этот рассказ — «не простой плод воображения, а изложение фактов, которые в действительности произошли». Платон же чрезвычайно ясен в этом моменте. В «Тимее» он делает акцент на историческую достоверность своего рассказа сразу в нескольких местах. Повествование, — как он говорит, — удивительно, но все же совершенно правдиво». Солон и вправду намеревался сделать его сюжетом эпической поэмы, Критий помнил историю очень ясно, слышав ее еще ребенком, и она неизгладимо запечатлелась в его памяти «подобно выжженным картинкам» на глиняных плитках. Он заставил Сократа в «Тимее» сказать следующее: «Дело в том, что это не выдуманный рассказ, но истинная история, что очень важно». В «Критий» Платон далее заставляет своего героя говорить, что у его прапрадеда рассказ об Атлантиде был записан. Таким образом, Платон особенно подчеркивал историческую достоверность этого рассказа.
Факт посещения Солоном Египта также кажется несомненным. Плутарх в своей «Жизни Солона» и «De Iside et Osiride» утверждает, что Солон посетил Египет и говорил со жрецом Сончисом в Саисе. Именно таково, согласно Клементу Александрийскому, было имя жреца, обучавшего Пифагора египетской науке. Прокл в своем трактате, посвященном Тимею, сообщает, что Платон также посетил Египет и беседовал в Саисе со жрецом Патенеитом, а в Гелиополе со жрецом Очлапи и в Себенните со жрецом Этимоном. Он упоминает также, что Патенеит, несомненно, тот самый жрец, на которого ссылался Платон в «Тимее».
В «Критии» говорится, что Солон написал большую эпическую поэму об Атлантиде и что его высказывания об этой истории дошли до молодого Крития. Он узнал их от своего дедушки, Крития, сын Дропида. Этот второй Критий, согласно генеалогии, сохраненной Проклом, был кузеном матери Платона. Аст и Кляйн в своих критических анализах работ Платона считают, что именно он впервые принес рассказы об Атлантиде из Египта. Плутарх явно поддерживает утверждение Платона, что Солон намеревался написать поэму об Атлантиде, но был вынужден отказаться от этого намерения из-за своего преклонного возраста. В «Тимее» Платон красноречиво выражает свое сожаление по поводу того, что он так и не осуществил свой замысел. Мартин в своей «Dissertation sur l'Atlantide» высказал обоснованное предположение, что Платон, осознавая свое родство с Солоном, благородно попытался выполнить намерение родственника и для этой цели использовал дошедший до него материал, положив его в основу своего рассказа.
Крантор, который умер тридцатью тремя годами позже Платона и был одним из наиболее известных его комментаторов, заявляет, что в его время египетские жрецы показывали грекам некие колонны или столбы, на которых, как они уверяли, была записана история Атлантиды. И разумеется, хорошо известно, что Саис, где Солон услышал историю об Атлантиде, был тесно связан с Грецией. На самом деле это был центр греческой культуры. В период своего наибольшего расцвета, где-то между 697 — 524 годом до н. э., один из его властителей, Псамметик, удерживался на троне при помощи греческих наемников. Он дал своим сыновьям греческое образование и поощрял греков приезжать в его город. Сближению Саиса и Афин особенно способствовало их поклонение одному и тому же божеству — Нейт-Афине. Отсюда возникло предположение, что Кекроп[13] был главой колонии саитов в Афинах. Жрецы Саиса, кажется, действительно заискивали перед афинянами, обнаруживая похожие черты между аттическими и египетскими социальными учреждениями. В Саисе даже существовал отдельный греческий квартал. Эллинский элемент в Саисе был настолько силен, что ходили даже споры о том, кто кого колонизировал — саиты Аттику или афиняне Саис.
Если жрецы Саиса и вправду передали историю Атлантиды Солону, они почти наверняка должны были рассказать ее многим другим грекам, с которыми поддерживали постоянный контакт. Отсутствие какого-либо другого подтверждения этой предполагаемой передачи информации неудивительно, если мы примем во внимание то, что контактировали они в основном с эллинскими торговцами. Но если рассказ Платона не был унаследован от Солона и имел египетское, но не саисское происхождение, то его могли бы опровергнуть тысячи греков, и это опровержение обязательно достигло бы Афин, принимая во внимание чрезвычайный интерес, вызванный повествованием Платона в античном мире.
Рассматривая совершенно иной аспект платоновской истории, можно только удивляться, насколько точно обстоятельства его повествования совпадают с данными археологии, сообщающей нам о происхождении цивилизации ранней Европы. Это обстоятельство будет рассмотрено в деталях позже. Здесь достаточно сказать, что приблизительная дата вторжения с Атлантиды, указанная Платоном, согласуется со временем переселения азилийско-тарденозианских народов — предков иберийской расы — в Европу и в те европейские и африканские области, которые он считал подвластными Атлантиде. «Ливия до Египта и Европа до границ Этрурии» точно являются теми регионами, в которых протоиберийцы обрели родину.
В «Тимее» утверждается, что Афины освободили Европу от тирании Атлантиды. Совершенно очевидно, что в то время (9600 г. до н. э.) не было никаких Афин, на которые ссылается Платон. Эта дата отстоит на тысячи лет от первой египетской династии, и все относящиеся к этому периоду находки на месте Афин — всего лишь немного глиняных черепков времен неолита или нового каменного века. Тем не менее, как мы видим, Европа и Африка вовсе не находились тогда в состоянии презренного варварства, и вполне возможно, что смутные воспоминания о сопротивлении, оказанном местными жителями надвигающимся ордам протоиберийцев, сохранялись в веках.
«Но позднее, — заметил египетский собеседник Солона, — когда пришел срок для невиданных землетрясений и наводнений, за одни ужасные сутки вся ваша воинская сила была поглощена разверзнувшейся землей; равным образом исчезла и Атлантида, погрузившись в пучину». Здесь необходимо отметить, что греки подверглись разрушительному действию подземной стихии, а жители Атлантиды — морской, и этот фрагмент дает нам ключ к пониманию действительно исторического характера повествования Платона. Афина Паллада, богиня-покровительница Афин, была заклятым врагом Посейдона, основателя Атлантиды и ее божества-эпонима. Борьба между Афиной и Посейдоном за владение Аттикой широко освещена в греческой мифологии. Один из древних комментаторов Платона утверждает, что победа афинян над атлантами была изображена на символическом пеплуме — одеянии, которое подносили богине на Малых Панафинеях, празднике в ее честь. Отсюда можно сделать вывод, что битва между афинянами, людьми Афины, и атлантами, народом Посейдона, или Нептуна, бога моря, имела для первых реальный исторический характер, сохраненный в народной памяти. Попутно заметим, что Панафинеи были основаны по крайней мере за 125 лет до Платона. Таким образом, если мы принимаем на веру утверждение комментатора о войне между афинянами и атлантами, мифологической или же исторической, должно было быть хорошо известно афинянам более чем за столетие до Платона; и это сразу опровергает расхожее предположение, будто он сам сочинил эту историю.
Факт посещения Солоном Египта также кажется несомненным. Плутарх в своей «Жизни Солона» и «De Iside et Osiride» утверждает, что Солон посетил Египет и говорил со жрецом Сончисом в Саисе. Именно таково, согласно Клементу Александрийскому, было имя жреца, обучавшего Пифагора египетской науке. Прокл в своем трактате, посвященном Тимею, сообщает, что Платон также посетил Египет и беседовал в Саисе со жрецом Патенеитом, а в Гелиополе со жрецом Очлапи и в Себенните со жрецом Этимоном. Он упоминает также, что Патенеит, несомненно, тот самый жрец, на которого ссылался Платон в «Тимее».
В «Критии» говорится, что Солон написал большую эпическую поэму об Атлантиде и что его высказывания об этой истории дошли до молодого Крития. Он узнал их от своего дедушки, Крития, сын Дропида. Этот второй Критий, согласно генеалогии, сохраненной Проклом, был кузеном матери Платона. Аст и Кляйн в своих критических анализах работ Платона считают, что именно он впервые принес рассказы об Атлантиде из Египта. Плутарх явно поддерживает утверждение Платона, что Солон намеревался написать поэму об Атлантиде, но был вынужден отказаться от этого намерения из-за своего преклонного возраста. В «Тимее» Платон красноречиво выражает свое сожаление по поводу того, что он так и не осуществил свой замысел. Мартин в своей «Dissertation sur l'Atlantide» высказал обоснованное предположение, что Платон, осознавая свое родство с Солоном, благородно попытался выполнить намерение родственника и для этой цели использовал дошедший до него материал, положив его в основу своего рассказа.
Крантор, который умер тридцатью тремя годами позже Платона и был одним из наиболее известных его комментаторов, заявляет, что в его время египетские жрецы показывали грекам некие колонны или столбы, на которых, как они уверяли, была записана история Атлантиды. И разумеется, хорошо известно, что Саис, где Солон услышал историю об Атлантиде, был тесно связан с Грецией. На самом деле это был центр греческой культуры. В период своего наибольшего расцвета, где-то между 697 — 524 годом до н. э., один из его властителей, Псамметик, удерживался на троне при помощи греческих наемников. Он дал своим сыновьям греческое образование и поощрял греков приезжать в его город. Сближению Саиса и Афин особенно способствовало их поклонение одному и тому же божеству — Нейт-Афине. Отсюда возникло предположение, что Кекроп[13] был главой колонии саитов в Афинах. Жрецы Саиса, кажется, действительно заискивали перед афинянами, обнаруживая похожие черты между аттическими и египетскими социальными учреждениями. В Саисе даже существовал отдельный греческий квартал. Эллинский элемент в Саисе был настолько силен, что ходили даже споры о том, кто кого колонизировал — саиты Аттику или афиняне Саис.
Если жрецы Саиса и вправду передали историю Атлантиды Солону, они почти наверняка должны были рассказать ее многим другим грекам, с которыми поддерживали постоянный контакт. Отсутствие какого-либо другого подтверждения этой предполагаемой передачи информации неудивительно, если мы примем во внимание то, что контактировали они в основном с эллинскими торговцами. Но если рассказ Платона не был унаследован от Солона и имел египетское, но не саисское происхождение, то его могли бы опровергнуть тысячи греков, и это опровержение обязательно достигло бы Афин, принимая во внимание чрезвычайный интерес, вызванный повествованием Платона в античном мире.
Рассматривая совершенно иной аспект платоновской истории, можно только удивляться, насколько точно обстоятельства его повествования совпадают с данными археологии, сообщающей нам о происхождении цивилизации ранней Европы. Это обстоятельство будет рассмотрено в деталях позже. Здесь достаточно сказать, что приблизительная дата вторжения с Атлантиды, указанная Платоном, согласуется со временем переселения азилийско-тарденозианских народов — предков иберийской расы — в Европу и в те европейские и африканские области, которые он считал подвластными Атлантиде. «Ливия до Египта и Европа до границ Этрурии» точно являются теми регионами, в которых протоиберийцы обрели родину.
В «Тимее» утверждается, что Афины освободили Европу от тирании Атлантиды. Совершенно очевидно, что в то время (9600 г. до н. э.) не было никаких Афин, на которые ссылается Платон. Эта дата отстоит на тысячи лет от первой египетской династии, и все относящиеся к этому периоду находки на месте Афин — всего лишь немного глиняных черепков времен неолита или нового каменного века. Тем не менее, как мы видим, Европа и Африка вовсе не находились тогда в состоянии презренного варварства, и вполне возможно, что смутные воспоминания о сопротивлении, оказанном местными жителями надвигающимся ордам протоиберийцев, сохранялись в веках.
«Но позднее, — заметил египетский собеседник Солона, — когда пришел срок для невиданных землетрясений и наводнений, за одни ужасные сутки вся ваша воинская сила была поглощена разверзнувшейся землей; равным образом исчезла и Атлантида, погрузившись в пучину». Здесь необходимо отметить, что греки подверглись разрушительному действию подземной стихии, а жители Атлантиды — морской, и этот фрагмент дает нам ключ к пониманию действительно исторического характера повествования Платона. Афина Паллада, богиня-покровительница Афин, была заклятым врагом Посейдона, основателя Атлантиды и ее божества-эпонима. Борьба между Афиной и Посейдоном за владение Аттикой широко освещена в греческой мифологии. Один из древних комментаторов Платона утверждает, что победа афинян над атлантами была изображена на символическом пеплуме — одеянии, которое подносили богине на Малых Панафинеях, празднике в ее честь. Отсюда можно сделать вывод, что битва между афинянами, людьми Афины, и атлантами, народом Посейдона, или Нептуна, бога моря, имела для первых реальный исторический характер, сохраненный в народной памяти. Попутно заметим, что Панафинеи были основаны по крайней мере за 125 лет до Платона. Таким образом, если мы принимаем на веру утверждение комментатора о войне между афинянами и атлантами, мифологической или же исторической, должно было быть хорошо известно афинянам более чем за столетие до Платона; и это сразу опровергает расхожее предположение, будто он сам сочинил эту историю.