Страница:
Джулии отчаянно хотелось найти светлую линию в его истории. Она пригладила ему волосы и пробормотала:
— Но ведь это было хорошо, правда? Лучше, чем быть куда-то отправленным и жить среди чужих людей?
— Наверно. Но несмотря на все старания этих добрых людей, я так и не стал соответствовать стандартам норвежской колонии. Голубые глаза и долговязая комплекция не шли в расчет. Я оставался для них таким же чужим, как если бы прилетел с Марса. Гены отца и сходство с ним бросали на меня своеобразную тень некомпетентности. Сколько бы я ни старался, работая на земле от восхода до темноты или забивая голы в местной хоккейной команде, я все равно оставался сыном непрактичного дурака Каррераса. Этот Каррерас писал куплеты о северном сиянии, но так и не научился азам выживания. — Он обернулся и долго и серьезно смотрел на нее. — В шестнадцать я бросил школу. В один прекрасный день, Джулия, я уехал из Саскачевана на автобусе. Я ехал туда, куда позволяла цена билета. Так я оказался в Ванкувере. Я не принадлежу к семье с наследственным богатством, университетским образованием и влиятельными родственниками, которые обеспечивают мне членство в лучших клубах. Да, я шеф собственной фирмы. Но до недавних пор мне редко приходилось надевать деловой костюм. Я не водил модную машину. И я понимаю, почему твои родственники думают, что я недостаточно хорош для тебя. Но обещаю тебе: я не позволю, чтобы моя жена испытывала в чем-нибудь недостаток. Если надо работать семь дней в неделю круглые сутки, чтобы обеспечить хорошую жизнь семье, я буду работать. Я докажу себе, как ценю тебя. И клянусь, никогда не дам тебе повода сожалеть о том, что ты вышла за меня замуж…
Он говорил тогда с полной сердечной искренностью. Но слова, сейчас она это понимала, ничего не стоят, если они не подкреплены делами.
Она еще не привыкла к свадебному кольцу на пальце, а он уже нарушил самые сокровенные обещания. Как он мог это сделать, если любил ее так, как говорил?
Слишком напряженная, чтобы уснуть, Джулия выключила свет и открыла окно. Ночное небо было ясным, на востоке горизонт закрывали призрачные очертания Маунт-Бейкер, покрытые круглый год снегом. На юго-западе воды бухты Семиахму спокойно бились о берег.
В теплом воздухе плавал аромат роз и другие ночные запахи. Серебряная луна проложила на море колеблющуюся тропинку света. Если высунуться из окна, можно увидеть сияние огней прибрежного ресторана «Марин Драйв». Там музыка и смех. Звон бокалов и мерцающий свет свечей…
Ночь, созданная для любовников, для новобрачных. Для того, чтобы лежать рядом с мужем в залитой лунным светом темноте и открывать истинную интимность. Никогда еще Джулия не чувствовала себя такой одинокой. Бен был всего в нескольких метрах. Но расстояние, разделявшее их, так велико, будто он находится на Марсе.
Подумав об этом, она почувствовала страшные разочарование и обиду. Эти чувства могли бы снова завладеть ею, но тут донесся слабый звук.
Она отвернулась от окна и прислушалась. Откуда-то из глубины дома снова донесся тоненький душераздирающий плач маленького ребенка.
Сына Бена.
Джулия не хотела прислушиваться. Не хотела знать, почему он плачет. Но ей не удавалось не обращать внимания на плач. Сама еще недавно ребенок, она не была расположена к детям. Скорее, относилась к ним пренебрежительно. Но Джулия понимала, что бедное маленькое существо лишилось матери…
Джулия снова включила свет и открыла сумку, которую принес Бен. Надо что-то найти, чтобы прикрыть тело. Не могла же она разгуливать в нижнем белье. Единственное, что она нашла, — это атласная ночная рубашка и в пару ей пеньюар.
Конечно, белые. Это приданое — подарок от матери. Очаровательные вещицы, щедро украшенные кружевами. Слишком легкомысленные и романтичные для нынешней ситуации. Но в любом случае ничего другого нет.
Когда она вышла в верхний холл, там было темно. Но внизу горел свет. Джулия молча подошла к лестнице. Она не рискнула продумать, что будет делать дальше. Не знала, сумеет ли успокоить ребенка. Она знала только одно: его жалобные вопли невыносимы.
Джулия спустилась по лестнице до середины, когда открылась дверь кухни, и поток света залил нижний холл. Через мгновение появился Бен, и девушка застыла па месте.
Он снял смокинг, но оставил галстук-бабочку, расслабив его, и теперь галстук свободно висел на шее. Верхняя пуговица белой рубашки расстегнута. Через плечо перекинуто чайное полотенце. А младенца он держал словно футбольный мяч. Голова в пальцах правой руки, а маленькая попка на ладони левой.
Бен что-то напевал сыну и укачивал его. Пожалуй, чересчур энергично. У нее сердце екнуло от страха, когда он приблизился к колонне винтовой лестницы. Еще сантиметр-два вправо, и малыш стукнулся бы головой о балясину перил.
Осторожней! — хотелось ей закричать. Смотри, куда идешь. Не крути его так, будто хочешь, чтобы его укачало и маленький желудок выбросил все, что малыш успел съесть. Держи его так, чтобы он слышал биение твоего сердца!
Наверно, она издала какой-то звук или пошевелилась. Бен посмотрел вверх. Она как раз протянула ногу, чтобы наступить на следующую ступеньку. Ей захотелось отвернуться и бежать назад. Туда, откуда она пришла. Но он держал ее взглядом, словно в капкане, и не отпускал.
Уходили секунды. Слышалось тиканье венских часов, висевших напротив парадного входа.
— Он срыгнул на меня, но наконец уснул, проговорил Бен.
Джулия кивнула. Огромный ком в горле мешал говорить. В голосе Бена слышалась хрипота.
В глазах трогательная нежность. И Джулия поняла, что то чувство, которое пробежало по его лицу, когда он первый раз посмотрел на сына, еще больше усилилось за те часы, что он держал мальчика на руках. Бен бесповоротно влюблен в своего ребенка и уже никогда не будет полностью ее.
— Ты искала меня, Джулия? — спросил он, подходя к ней.
— Нет. — Ответ прозвучал скрипучим шепотом.
— Ты что-нибудь хотела? — Он чуть заметно пожал плечами. — Холодильник пустой, но в баре есть бренди. Он поможет тебе уснуть.
Океан бренди не мог бы погрузить ее в сон! А если бы даже и мог? Он и вправду думает, что ночью она отдохнет и утром будет смотреть на случившееся другими глазами?
Негодование, которое кипело и бурлило в ней с того момента, как ее день свадьбы потерпел полную катастрофу, вспыхнуло с новой силой.
— Нет ничего, что бы ты мог сделать для меня! — Она бросила эти слова, повернувшись к нему спиной. Потом взлетела к себе в комнату, и пеньюар обвивался вокруг ног словно туман.
Бен заснул далеко за полночь, но поспать ему удалось не больше часа: его разбудил малыш. Он вынул малыша из ящика, превращенного в колыбель. Потом положил сына на кровать, чтобы поменять мокрые пеленки.
Это задача, к которой надо привыкнуть. Как бы осторожно он ни действовал, из памперса всегда что-то вытекало или падало. И далеко не сразу ему удавалось пристроить на место чистый подгузник.
Возникла и добавочная проблема. Младенец будто знал, что находится в руках новичка: он вертелся и извивался так, что и угорь мог бы позавидовать.
Какая способность пускать струю!.. Какое упорство и постоянная готовность обмочить «обмундирование»!
— Потерпи, парень, — бормотал Бен, нащупывая липкий край застежки памперса. А в это время малыш яростным криком сопровождал невероятное брыкание. — Как только закончу, надену на тебя ползунки.
Когда Бен решил, что эта часть работы сделана, ребенок снова проголодался. Но черт возьми, откуда Бену знать, как его кормить? До этой ночи самое близкое общение с младенцами имело место, когда он еще жил в Саскачеване. Женщина, взявшая его к себе в дом, родила двойню. Двумя днями позже он перебрался на соседнюю ферму.
— Пистолет водяной, подожди, — попросил он, всовывая крошечные ножки в ползунок. Почти невыполнимая задача. В ту минуту, когда он размещал в штанине одну ногу, другая вылезала наружу. — У меня есть для тебя бутылочка с едой.
Ему бы тоже бутылочка не помешала, предпочтительно с виски и соломинкой в горлышке.
Баюкая ребенка на груди, он спустился в кухню. Там Бен нашел одну из коробок с питанием.
Она находилась в сумке, которую оставила Мариан.
— Вот, — сообщил он сыну, вталкивая резиновую соску в рот младенца.
Мгновение благословенной тишины прервалось резким плевком! Питание потекло из уголков рта. Малыш оттолкнул бутылку, и ночь наполнилась очередным яростным воплем.
Бен беспомощно смотрел на тирана, извивавшегося в его руках.
— Чего же ты тогда хочешь?
С посиневшим от крика лицом малыш скулил, глядя на отца. Воспользовавшись минутой, Бен снова втиснул резиновую соску в широко открытый рот и тут же поспешно выдернул ее. Ребенок захлебнулся и мучительно закашлялся.
— О боже! — Бен в ужасе взирал на сына. — На помощь! Скорей!
Кто-то услышал его. Не Бог, к которому он взывал. Джулия. Она появилась из темноты, скромно запахивая прозрачный пеньюар, накинутый на ночную рубашку с глубоким вырезом. Кажется, это называется неглиже, попытался вспомнить Бен. Темные волосы рассыпались вокруг лица. И Бен подумал, что она самое красивое создание, какое видели его глаза.
— Привет, — сказал он, повышая голос, чтобы перекрыть крик младенца. — Мы разбудили тебя?
Господи, какой идиотский вопрос! Сейчас, наверно, уже проснулась половина соседей.
— Я не спала, — ответила Джулия.
— У нас сегодня не лучшая ночь, — слабо улыбнулся он.
— Он чем-то расстроен. — Она скользнула взглядом по младенцу и тут же отвела глаза.
Словно в подтверждение слов Джулии, малыш снова начал кричать.
— Я думал, он хочет есть, но он не берет бутылочку. Каждый раз, когда я даю ее, он выплевывает еду и кричит.
— Наверно, ты сделал ее слишком горячей, заметила она.
— Горячей?
— Ну, ты же грел питание?
— Нет. — Он смотрел на запотевшее стекло бутылки.
Джулия вытаращила глаза, будто усомнилась, есть ли у мужа вообще мозги. Шагнув к Бену, она забрала бутылочку. Джулия подошла так близко, что могла бы коснуться его. Но удержалась. Так же, как и тогда, когда он вел ее из бального зала в лимузин.
— Не удивительно, что он так плакал.
— Но в записке сказано, что я должен держать питание в холодильнике!
— Да? — Джулия сняла соску и поставила в микроволновку открытую бутылку, включив таймер на сорок секунд. — Такой совет дала тебе Мариан? Ей не приходило в голову, что иногда бывают необходимы более подробные инструкции?
Ему не хотелось говорить о Мариан. Ему хотелось говорить о них. О Джулии и о себе. Как им снова поставить на рельсы их отношения. Конечно, это не самый романтический момент, когда на руках плачущий ребенок. Но Бен попытался начать разговор:
— Ты такая красивая, Джулия. Как ангел.
— Вот, — сказала она и протянула ему уже нагретую бутылочку. — Попробуй сейчас.
Ладно, он будет настойчивым. Применим другой подход.
— Я в этом не большой специалист. А ты вроде бы знаешь, что делать. — Он протянул ей ребенка. — Не хочешь покормить его?
Джулия окаменела. И Бен понял, что снова все испортил.
— Прости, — проговорил он, и все внутри у него сжалось от собственного сладкоречивого тона. По-моему, я оттолкнул свою удачу.
— Да, — натянуто проговорила она, — думаю, не опасаясь возражений, ты можешь так сказать.
Младенец вцепился в бутылку, будто его не кормили неделю. Несколько секунд слышалось только бульканье. Время от времени малыш удовлетворенно кряхтел.
— Ты расстроена, я знаю. — Бен сочувственно рассматривал жену. — И только дурак стал бы отрицать твое право быть огорченной. Но ты должна знать, что я не планировал такой поворот событий. Меньше всего я хотел обидеть тебя.
— Вроде бы и Мариан ты меньше всего хотел обидеть, — буркнула она.
Бен выругался.
— Это именно того рода замечание, Джулия, которое никуда не ведет. Таких дешевых уколов я ждал скорее от твоей матери, но не от тебя.
— Но разве не говорят, что если мужчина хочет побольше узнать о своей невесте, то ему надо посмотреть на ее мать? Так что если ты разочарован в том, что в конце концов получил, то еще не все потеряно. Можешь радоваться хоть тому, что ты вышел из сделки не с пустыми руками. У тебя есть ребенок. И это чертовски больше того, что получила я.
— Ты получила меня. — Он старался скрыть раздражение. Они оба устали. Физически и морально. Ему не стоило в таком состоянии начинать разговор. — У тебя всегда есть я.
— Не уверена, что ты мне нужен.
— Джулия!..
Но она уже ушла. Босые ноги прошлепали по дубовому полу.
Можно подумать, будто малышу не понравилось, что не он в центре внимания. И, выбрав подходящий момент, он срыгнул.
— Боже правый! — Бен в отчаянии вытаращил глаза и вытер грудь бумажным полотенцем. — И кто сказал, что хорошие вещи поступают только маленькими порциями? Этот человек, Пистолет, очевидно, не знал тебя.
Глава 4
— Но ведь это было хорошо, правда? Лучше, чем быть куда-то отправленным и жить среди чужих людей?
— Наверно. Но несмотря на все старания этих добрых людей, я так и не стал соответствовать стандартам норвежской колонии. Голубые глаза и долговязая комплекция не шли в расчет. Я оставался для них таким же чужим, как если бы прилетел с Марса. Гены отца и сходство с ним бросали на меня своеобразную тень некомпетентности. Сколько бы я ни старался, работая на земле от восхода до темноты или забивая голы в местной хоккейной команде, я все равно оставался сыном непрактичного дурака Каррераса. Этот Каррерас писал куплеты о северном сиянии, но так и не научился азам выживания. — Он обернулся и долго и серьезно смотрел на нее. — В шестнадцать я бросил школу. В один прекрасный день, Джулия, я уехал из Саскачевана на автобусе. Я ехал туда, куда позволяла цена билета. Так я оказался в Ванкувере. Я не принадлежу к семье с наследственным богатством, университетским образованием и влиятельными родственниками, которые обеспечивают мне членство в лучших клубах. Да, я шеф собственной фирмы. Но до недавних пор мне редко приходилось надевать деловой костюм. Я не водил модную машину. И я понимаю, почему твои родственники думают, что я недостаточно хорош для тебя. Но обещаю тебе: я не позволю, чтобы моя жена испытывала в чем-нибудь недостаток. Если надо работать семь дней в неделю круглые сутки, чтобы обеспечить хорошую жизнь семье, я буду работать. Я докажу себе, как ценю тебя. И клянусь, никогда не дам тебе повода сожалеть о том, что ты вышла за меня замуж…
Он говорил тогда с полной сердечной искренностью. Но слова, сейчас она это понимала, ничего не стоят, если они не подкреплены делами.
Она еще не привыкла к свадебному кольцу на пальце, а он уже нарушил самые сокровенные обещания. Как он мог это сделать, если любил ее так, как говорил?
Слишком напряженная, чтобы уснуть, Джулия выключила свет и открыла окно. Ночное небо было ясным, на востоке горизонт закрывали призрачные очертания Маунт-Бейкер, покрытые круглый год снегом. На юго-западе воды бухты Семиахму спокойно бились о берег.
В теплом воздухе плавал аромат роз и другие ночные запахи. Серебряная луна проложила на море колеблющуюся тропинку света. Если высунуться из окна, можно увидеть сияние огней прибрежного ресторана «Марин Драйв». Там музыка и смех. Звон бокалов и мерцающий свет свечей…
Ночь, созданная для любовников, для новобрачных. Для того, чтобы лежать рядом с мужем в залитой лунным светом темноте и открывать истинную интимность. Никогда еще Джулия не чувствовала себя такой одинокой. Бен был всего в нескольких метрах. Но расстояние, разделявшее их, так велико, будто он находится на Марсе.
Подумав об этом, она почувствовала страшные разочарование и обиду. Эти чувства могли бы снова завладеть ею, но тут донесся слабый звук.
Она отвернулась от окна и прислушалась. Откуда-то из глубины дома снова донесся тоненький душераздирающий плач маленького ребенка.
Сына Бена.
Джулия не хотела прислушиваться. Не хотела знать, почему он плачет. Но ей не удавалось не обращать внимания на плач. Сама еще недавно ребенок, она не была расположена к детям. Скорее, относилась к ним пренебрежительно. Но Джулия понимала, что бедное маленькое существо лишилось матери…
Джулия снова включила свет и открыла сумку, которую принес Бен. Надо что-то найти, чтобы прикрыть тело. Не могла же она разгуливать в нижнем белье. Единственное, что она нашла, — это атласная ночная рубашка и в пару ей пеньюар.
Конечно, белые. Это приданое — подарок от матери. Очаровательные вещицы, щедро украшенные кружевами. Слишком легкомысленные и романтичные для нынешней ситуации. Но в любом случае ничего другого нет.
Когда она вышла в верхний холл, там было темно. Но внизу горел свет. Джулия молча подошла к лестнице. Она не рискнула продумать, что будет делать дальше. Не знала, сумеет ли успокоить ребенка. Она знала только одно: его жалобные вопли невыносимы.
Джулия спустилась по лестнице до середины, когда открылась дверь кухни, и поток света залил нижний холл. Через мгновение появился Бен, и девушка застыла па месте.
Он снял смокинг, но оставил галстук-бабочку, расслабив его, и теперь галстук свободно висел на шее. Верхняя пуговица белой рубашки расстегнута. Через плечо перекинуто чайное полотенце. А младенца он держал словно футбольный мяч. Голова в пальцах правой руки, а маленькая попка на ладони левой.
Бен что-то напевал сыну и укачивал его. Пожалуй, чересчур энергично. У нее сердце екнуло от страха, когда он приблизился к колонне винтовой лестницы. Еще сантиметр-два вправо, и малыш стукнулся бы головой о балясину перил.
Осторожней! — хотелось ей закричать. Смотри, куда идешь. Не крути его так, будто хочешь, чтобы его укачало и маленький желудок выбросил все, что малыш успел съесть. Держи его так, чтобы он слышал биение твоего сердца!
Наверно, она издала какой-то звук или пошевелилась. Бен посмотрел вверх. Она как раз протянула ногу, чтобы наступить на следующую ступеньку. Ей захотелось отвернуться и бежать назад. Туда, откуда она пришла. Но он держал ее взглядом, словно в капкане, и не отпускал.
Уходили секунды. Слышалось тиканье венских часов, висевших напротив парадного входа.
— Он срыгнул на меня, но наконец уснул, проговорил Бен.
Джулия кивнула. Огромный ком в горле мешал говорить. В голосе Бена слышалась хрипота.
В глазах трогательная нежность. И Джулия поняла, что то чувство, которое пробежало по его лицу, когда он первый раз посмотрел на сына, еще больше усилилось за те часы, что он держал мальчика на руках. Бен бесповоротно влюблен в своего ребенка и уже никогда не будет полностью ее.
— Ты искала меня, Джулия? — спросил он, подходя к ней.
— Нет. — Ответ прозвучал скрипучим шепотом.
— Ты что-нибудь хотела? — Он чуть заметно пожал плечами. — Холодильник пустой, но в баре есть бренди. Он поможет тебе уснуть.
Океан бренди не мог бы погрузить ее в сон! А если бы даже и мог? Он и вправду думает, что ночью она отдохнет и утром будет смотреть на случившееся другими глазами?
Негодование, которое кипело и бурлило в ней с того момента, как ее день свадьбы потерпел полную катастрофу, вспыхнуло с новой силой.
— Нет ничего, что бы ты мог сделать для меня! — Она бросила эти слова, повернувшись к нему спиной. Потом взлетела к себе в комнату, и пеньюар обвивался вокруг ног словно туман.
Бен заснул далеко за полночь, но поспать ему удалось не больше часа: его разбудил малыш. Он вынул малыша из ящика, превращенного в колыбель. Потом положил сына на кровать, чтобы поменять мокрые пеленки.
Это задача, к которой надо привыкнуть. Как бы осторожно он ни действовал, из памперса всегда что-то вытекало или падало. И далеко не сразу ему удавалось пристроить на место чистый подгузник.
Возникла и добавочная проблема. Младенец будто знал, что находится в руках новичка: он вертелся и извивался так, что и угорь мог бы позавидовать.
Какая способность пускать струю!.. Какое упорство и постоянная готовность обмочить «обмундирование»!
— Потерпи, парень, — бормотал Бен, нащупывая липкий край застежки памперса. А в это время малыш яростным криком сопровождал невероятное брыкание. — Как только закончу, надену на тебя ползунки.
Когда Бен решил, что эта часть работы сделана, ребенок снова проголодался. Но черт возьми, откуда Бену знать, как его кормить? До этой ночи самое близкое общение с младенцами имело место, когда он еще жил в Саскачеване. Женщина, взявшая его к себе в дом, родила двойню. Двумя днями позже он перебрался на соседнюю ферму.
— Пистолет водяной, подожди, — попросил он, всовывая крошечные ножки в ползунок. Почти невыполнимая задача. В ту минуту, когда он размещал в штанине одну ногу, другая вылезала наружу. — У меня есть для тебя бутылочка с едой.
Ему бы тоже бутылочка не помешала, предпочтительно с виски и соломинкой в горлышке.
Баюкая ребенка на груди, он спустился в кухню. Там Бен нашел одну из коробок с питанием.
Она находилась в сумке, которую оставила Мариан.
— Вот, — сообщил он сыну, вталкивая резиновую соску в рот младенца.
Мгновение благословенной тишины прервалось резким плевком! Питание потекло из уголков рта. Малыш оттолкнул бутылку, и ночь наполнилась очередным яростным воплем.
Бен беспомощно смотрел на тирана, извивавшегося в его руках.
— Чего же ты тогда хочешь?
С посиневшим от крика лицом малыш скулил, глядя на отца. Воспользовавшись минутой, Бен снова втиснул резиновую соску в широко открытый рот и тут же поспешно выдернул ее. Ребенок захлебнулся и мучительно закашлялся.
— О боже! — Бен в ужасе взирал на сына. — На помощь! Скорей!
Кто-то услышал его. Не Бог, к которому он взывал. Джулия. Она появилась из темноты, скромно запахивая прозрачный пеньюар, накинутый на ночную рубашку с глубоким вырезом. Кажется, это называется неглиже, попытался вспомнить Бен. Темные волосы рассыпались вокруг лица. И Бен подумал, что она самое красивое создание, какое видели его глаза.
— Привет, — сказал он, повышая голос, чтобы перекрыть крик младенца. — Мы разбудили тебя?
Господи, какой идиотский вопрос! Сейчас, наверно, уже проснулась половина соседей.
— Я не спала, — ответила Джулия.
— У нас сегодня не лучшая ночь, — слабо улыбнулся он.
— Он чем-то расстроен. — Она скользнула взглядом по младенцу и тут же отвела глаза.
Словно в подтверждение слов Джулии, малыш снова начал кричать.
— Я думал, он хочет есть, но он не берет бутылочку. Каждый раз, когда я даю ее, он выплевывает еду и кричит.
— Наверно, ты сделал ее слишком горячей, заметила она.
— Горячей?
— Ну, ты же грел питание?
— Нет. — Он смотрел на запотевшее стекло бутылки.
Джулия вытаращила глаза, будто усомнилась, есть ли у мужа вообще мозги. Шагнув к Бену, она забрала бутылочку. Джулия подошла так близко, что могла бы коснуться его. Но удержалась. Так же, как и тогда, когда он вел ее из бального зала в лимузин.
— Не удивительно, что он так плакал.
— Но в записке сказано, что я должен держать питание в холодильнике!
— Да? — Джулия сняла соску и поставила в микроволновку открытую бутылку, включив таймер на сорок секунд. — Такой совет дала тебе Мариан? Ей не приходило в голову, что иногда бывают необходимы более подробные инструкции?
Ему не хотелось говорить о Мариан. Ему хотелось говорить о них. О Джулии и о себе. Как им снова поставить на рельсы их отношения. Конечно, это не самый романтический момент, когда на руках плачущий ребенок. Но Бен попытался начать разговор:
— Ты такая красивая, Джулия. Как ангел.
— Вот, — сказала она и протянула ему уже нагретую бутылочку. — Попробуй сейчас.
Ладно, он будет настойчивым. Применим другой подход.
— Я в этом не большой специалист. А ты вроде бы знаешь, что делать. — Он протянул ей ребенка. — Не хочешь покормить его?
Джулия окаменела. И Бен понял, что снова все испортил.
— Прости, — проговорил он, и все внутри у него сжалось от собственного сладкоречивого тона. По-моему, я оттолкнул свою удачу.
— Да, — натянуто проговорила она, — думаю, не опасаясь возражений, ты можешь так сказать.
Младенец вцепился в бутылку, будто его не кормили неделю. Несколько секунд слышалось только бульканье. Время от времени малыш удовлетворенно кряхтел.
— Ты расстроена, я знаю. — Бен сочувственно рассматривал жену. — И только дурак стал бы отрицать твое право быть огорченной. Но ты должна знать, что я не планировал такой поворот событий. Меньше всего я хотел обидеть тебя.
— Вроде бы и Мариан ты меньше всего хотел обидеть, — буркнула она.
Бен выругался.
— Это именно того рода замечание, Джулия, которое никуда не ведет. Таких дешевых уколов я ждал скорее от твоей матери, но не от тебя.
— Но разве не говорят, что если мужчина хочет побольше узнать о своей невесте, то ему надо посмотреть на ее мать? Так что если ты разочарован в том, что в конце концов получил, то еще не все потеряно. Можешь радоваться хоть тому, что ты вышел из сделки не с пустыми руками. У тебя есть ребенок. И это чертовски больше того, что получила я.
— Ты получила меня. — Он старался скрыть раздражение. Они оба устали. Физически и морально. Ему не стоило в таком состоянии начинать разговор. — У тебя всегда есть я.
— Не уверена, что ты мне нужен.
— Джулия!..
Но она уже ушла. Босые ноги прошлепали по дубовому полу.
Можно подумать, будто малышу не понравилось, что не он в центре внимания. И, выбрав подходящий момент, он срыгнул.
— Боже правый! — Бен в отчаянии вытаращил глаза и вытер грудь бумажным полотенцем. — И кто сказал, что хорошие вещи поступают только маленькими порциями? Этот человек, Пистолет, очевидно, не знал тебя.
Глава 4
На следующее утро она проснулась от всплесков воды в фонтане под окном. Солнечные зайчики от капель прыгали по узорному потолку.
Джулия не сразу поняла, где она. Почему одна?
Почему нет простыней? Почему она укрыта только своим пеньюаром?
Ответы пришли чересчур быстро. С цепенящей ясностью она вспомнила события предыдущего дня. Конфликт с Беном. Его признание. Родителей, едва скрывавших ликование. Ведь Бен оправдал их самые худшие ожидания. А что говорить о любопытстве гостей, об их предположениях, высказываемых шепотом… Ох, негодование и боль от всего случившегося просто невыносимы!
Откинув с лица волосы, она села и огляделась.
Может быть, ей просто приснился дурной сон?
Но вид свадебного платья, валявшегося на полу там, где она его вчера бросила, стал убедительным доказательством реальности вчерашних событий. Платье выглядело таким же жалким и ненужным, как и ее замужество!
Образ Мариан Дэйэс преследовал ее. Маленькая, беспомощная, с большими голубыми глазами, утопающими в жалобных слезах, она принадлежала к тому типу женщин, чья хрупкость превращала мужчин в дураков. Рядом с ней они чувствовали себя могущественными и сильными защитниками слабых.
Может быть, в этом и заключается ее главная ошибка, размышляла Джулия, вышагивая по комнате. Когда Бен сказал, что лучше подождать, пока они поженятся, а потом заниматься любовью и еще года два подождать с детьми, наверно, ей надо было надуть губки и удариться в слезы. Она так страстно его хотела, что могла бы вызвать его мужскую силу, которой ему явно не занимать. А если у нее еще есть сомнения, то доказательство спит в комнате в дальнем конце дома.
Уже забрезжил рассвет, когда она наконец заснула. По положению солнца можно догадаться, что сейчас часов восемь. В доме стояла тишина.
Бен, должно быть, ушел за завтраком или купить что-то младенцу.
Или вообще уехал насовсем?
Джулия решила не поддаваться панике, которая при этой мысли моментально охватила ее. Есть более неотложные заботы. И первая из них — найти какую-нибудь одежду. Иначе в чем она выйдет из комнаты? В полупрозрачном пеньюаре или в помятом свадебном платье?
Ей нужны душ, чистая одежда и крепкий черный кофе. Именно в таком порядке. Только после этого она без страха встретит оставшуюся часть дня и свою жизнь.
У дверей она нашла свой остальной багаж.
Еще одно доказательство, что Бен встал, когда она еще спала. Она втащила сумки в комнату и нашла в одной из них хлопчатобумажное летнее платье и босоножки. В ванной оказались полотенца, шампунь и горячая вода. Еще одно доказательство, что из-за личного неблагополучия не все пошло вразнос.
Джулия спустилась вниз и не обнаружила никаких признаков пребывания Бена и малыша. Поиски кофе не увенчались успехом. Впрочем, они предполагали въехать в дом только через месяц.
Поэтому в списке неотложных дел не значились закупки продуктов.
Но это не имеет значения. Она последует его примеру и поедет куда-нибудь завтракать. Вдоль побережья много кофеен.
Но Джулия не прошла дальше парадного входа. На пороге она столкнулась с мужем. И ребенком. И хотя она знала, что отец и сын могут быть только вместе, их вид вызвал новый прилив смятения. Она привыкнет к этому? Или всякий раз будет воспринимать эту картину как болезненный укол в сердце? И так будет продолжаться всю оставшуюся жизнь?
— Привет. — Бен вытащил из кармана детской люльки букетик роз и протянул ей. — Куда ты так рано? Еще нет и половины девятого. Кстати, это от нас.
НАС. До вчерашнего дня это слово обволакивало ее, словно кокон, чувством фальшивой безопасности. Она верила, что они с Беном образуют магический, нерушимый шарик счастья. В этом шарике пространства хватало лишь на двоих. И вдруг она оказалась снаружи и заглядывала внутрь. Ей хотелось схватить Бена за горло и визжать: «МЫ — это ты и я. Третьему не место в свадебном путешествии!»
Естественно, Джулия этого не сделала. Она призвала на помощь гордость, которая помогала ей вчера перенести фарс свадебной церемонии.
— Я думала, гораздо позже. — Она не обратила внимания на розы. — Собиралась поехать позавтракать.
— Нет необходимости. Я уже все купил. — Он указал на пакеты, стоявшие на ступеньке. — Я рассчитал, что лучше сразу запастись едой для Пистолета, а заодно купил и кое-что для нас. На пару завтраков хватит.
— Спасибо за заботу, — проговорила Джулия, стараясь глядеть куда угодно, лишь бы не на люльку малыша. — Но я предпочитаю куда-нибудь поехать.
— Ты имеешь в виду, что предпочитаешь быть где угодно, только не со мной. — Колючий тон Бена заставил ее перевести взгляд на его лицо. Почему, Джулия, ты не хочешь сказать правду, а ходишь вокруг да около?
— К тебе это не имеет никакого отношения.
Это имеет отношение ко мне. Я ничего не ела и не пила со вчерашнего вечера. А точнее сказать, и еще двенадцать часов до этого. Имело место одно неприятное событие, — подчеркнула она, и, как ни странно, оно лишило меня аппетита.
— Я не могу ничего исправить из того, что уже произошло. — Он подвинул к ней самый маленький пакет. — Здесь горячий кофе, круассаны и фруктовый салат. Возьми пакет, и мы поедим в кухонном патио на воздухе. Сегодня опять будет жара. Но я утром включил фонтан и поставил зонты от солнца. Так что там должно быть относительно прохладно.
В ней вдруг заговорили упрямство, неразумность, мстительность. Печально, но осознание отвратительности подобных качеств не уберегло ее от ядовитого вопроса:
— А теперь, Бен, ты отдаешь мне приказы?
— Нет. Я просто пытаюсь не отдалять тебя больше, чем уже отдалил. Почему бы иначе я покупал тебе цветы и вставал с рассветом, чтобы создать романтическую обстановку для завтрака вдвоем?
ВДВОЕМ? Это даже смешно!
— Неужели ты серьезно думаешь, что несколько роз могут исправить случившееся? — с горечью спросила Джулия.
— Нет, — ответил Бен. — Думаешь, я не знаю, что пустил под откос наши отношения? Думаешь, я не вижу, что сделал с тобой? С нами? Я хочу направить наши дела по правильному пути.
Но один я не смогу. Нравится тебе это или нет, мы должны сесть и разумно обсудить наши дела.
И решить, куда направляется наш брак. Если он куда-то направляется.
— Я думала, что у нас будет такая же нормальная, счастливая жизнь, какая ждет большинство пар, если люди по-настоящему привязаны друг к другу. Но наш брак сам по себе ненормален. Разве не так?
— Так. Вряд ли я ожидал, что стану отцом раньше, чем пойму, что значит быть мужем. И еще меньше, что женюсь па другой женщине, а не на матери своего ребенка.
В последние двенадцать часов любая мерзкая, обидная мысль, какая приходила ей в голову, лишала ее здравого смысла.
— Намекаешь па то, что ты женился не на той женщине?
Он устало посмотрел на нее и взял в руки пакеты с бакалеей.
— Не ребячься, Джулия. Тебе это не идет.
Злость, чувство вины, разочарование и примитивное, разрушающее душу унижение, одновременно нахлынувшие на нее, заставили забыть о самообладании.
— Как ты смеешь критиковать меня? — взорвалась она. — Я обиженная сторона, а не ты. В том, что случилось, моей вины нет!
— Знаю, — произнес Бен, и Джулия немного остыла. В его голосе прозвучала слабость. Он всегда поражал ее своей силой. Богоподобный в своей красоте, он, казалось, способен свернуть горы.
Ей никогда не приходило в голову, что и его может охватить слабость.
Угрызения совести и тень сочувствия сделали свое дело. Она потянулась к пакетам с продуктами.
— Я отнесу в кухню…
— Они тяжелые. Возьми лучше ребенка.
— Ничего, я сильная. — Не давая ему возможности возразить, Джулия буквально вырвала у него пакеты и направилась в кухню.
Что с ней творится? Почему она не может заставить себя посмотреть на малыша? Коснуться его? Она считает себя наиболее пострадавшей в этой истории, забыв, что ребенок во сто крат уязвимее.
С несчастным видом она окинула взглядом кухню. Бен сделал ее на заказ. Специально для нее. Ряд белых лакированных шкафов. Стеклянные двери будто арки, полки с изысканным фарфором и хрусталем. Темно-зеленые гранитные поверхности разделочных столов и дубовые полы. Новейший кухонный комбайн. Кухня-мечта!
— Я не могу позволить себе постоянную прислугу. Но если ты хочешь, чтобы кто-нибудь приходил помогать тебе готовить… — сказал Бей, когда они купили этот дом.
— Нет! — воскликнула тогда Джулия. — Я не похожа на свою мать. В собственном доме она не сумеет найти банку с консервированным супом, даже если от этого будет зависеть ее жизнь. Это моя кухня, и я не хочу, чтобы какая-нибудь другая женщина хозяйничала в ней.
Она видела себя приготавливающей изысканные блюда, когда они будут приглашать гостей. И видела его сидевшим на табуретке с бокалом вина, пока она накладывает последние мазки на спокойный обед только для них двоих. В воображении возникали картины, как возвращаются из школы дети. Их дети. Как дети садятся за столик и пьют молоко с булочками, которые она испекла утром.
Но ей в голову не могла прийти мысль, что первый мешок с памперсами и коробку с детским питанием муж принесет для ребенка, который будет его, но не ее.
Она услышала приближавшиеся шаги и сделала вид, будто сосредоточенно раскладывает в холодильнике купленную еду. Бен подошел и встал сзади. Джулия почувствовала его дыхание на волосах и напряглась в ожидании поцелуя. Она инстинктивно знала, что он сейчас последует.
Его губы скользнули по ее шее.
— Оставь это пока. Пойдем, — прошептал он ей в ухо. Потом обхватил за талию. — Кофе остынет.
Джулия ненавидела свое тело, которое дрожью отвечало па его призыв. Наверняка он считает, что без труда соблазнит ее.
— Разве ты не видишь, что я занята? — проворчала она, ударяя его по руке. — Я не хочу, чтобы при такой жаре протухли продукты.
Он моментально отпрянул. А она осталась с таким болезненным чувством утраты, что едва не заплакала.
— Какие продукты? — И снова в его голосе прозвучали резкие ноты нетерпения. — Ради бога! Я купил всего лишь пару стейков, немного салата и молочные десерты. Ты готова заниматься чем угодно, лишь бы не общаться со мной!
— Прекрасно! — Она хлопнула дверцей холодильника. — Я сяду во дворике. Буду пить кофе.
Есть круассаны. Это сделает тебя счастливым?
— Нет! — коротко бросил он. — Боюсь, надо гораздо больше, чтобы сделать нас обоих счастливыми. Сейчас, Джулия, мы в тупике. Даже ты не станешь этого отрицать. Куда мы пойдем дальше и пойдем ли по одной дороге или по разным — это все нам предстоит решить.
— А если я еще не готова обдумывать решение?
— Жаль… Ты все заталкиваешь, внутрь. Нам нужно справляться с бедой вместе, а не врозь. Он тронул ее за руку. — Пойдем, Джулия. Не заставляй меня просить. Малыш поспит еще пару часов. Нам никто не помешает. Давай попытаемся расставить все по местам.
Она испепелила его взглядом.
— Что мы будем расставлять? Ты уже принял решение, а мое мнение вряд ли для тебя что-нибудь значит.
— Я думал, что и ты приняла решение. Вчера у тебя был выбор. Ты могла уйти от меня, по ты осталась. Если хочешь, назови меня идиотом, по я расценил это как некую уступку с твоей стороны.
— Я не была готова принимать моментальное решение. Вот и все. Мне надо время, чтобы все обдумать.
— И?
— И что? — Она сощурилась.
— Всю ночь я слышал твои шаги. Ты не могла уснуть, не отпирайся. Тебе прямо на колени шлепнулись неприятности, и ты пытаешься найти способы справиться с ними. — Он скривил рот. — Я пытаюсь, Джулия, быть рассудительным мужчиной. Но ты опасно близко подходишь к краю. Ты подталкиваешь меня за границы терпения. И теперь не надо перекидывать мне мой вопрос. Пожалуйста, ответь: к какому заключению ты пришла во время твоей долгой бессонной ночи?
— Ни к какому! Если хочешь, можешь подчиниться давлению своей бывшей любовницы. Но без меня. Я не хочу в этом участвовать, Бен. И это последнее слово. Что бы я ни решила, на это нужно время. И рассудительный мужчина не стал бы вынуждать меня объяснять ему это. Он бы понял и отошел на задний план. В особенности учитывая то неловкое положение, в которое он уже поставил меня в глазах моей семьи и друзей. Не знаю, как я буду теперь смотреть им в лицо! А тебе я хочу сказать: если ты думаешь, что, коли ты стал отцом, так и у меня должен забить фонтан материнских чувств, то ты печально заблуждаешься.
Бен скрестил на груди руки. На нем были джинсовые бермуды, белая хлопчатобумажная рубашка с короткими рукавами и шлепанцы. Он выглядел уверенным в себе и неукротимым. И таким сексуальным! Ничего нет удивительного, что Мариан Дэйэс ради него бросила мужа.
Джулия не сразу поняла, где она. Почему одна?
Почему нет простыней? Почему она укрыта только своим пеньюаром?
Ответы пришли чересчур быстро. С цепенящей ясностью она вспомнила события предыдущего дня. Конфликт с Беном. Его признание. Родителей, едва скрывавших ликование. Ведь Бен оправдал их самые худшие ожидания. А что говорить о любопытстве гостей, об их предположениях, высказываемых шепотом… Ох, негодование и боль от всего случившегося просто невыносимы!
Откинув с лица волосы, она села и огляделась.
Может быть, ей просто приснился дурной сон?
Но вид свадебного платья, валявшегося на полу там, где она его вчера бросила, стал убедительным доказательством реальности вчерашних событий. Платье выглядело таким же жалким и ненужным, как и ее замужество!
Образ Мариан Дэйэс преследовал ее. Маленькая, беспомощная, с большими голубыми глазами, утопающими в жалобных слезах, она принадлежала к тому типу женщин, чья хрупкость превращала мужчин в дураков. Рядом с ней они чувствовали себя могущественными и сильными защитниками слабых.
Может быть, в этом и заключается ее главная ошибка, размышляла Джулия, вышагивая по комнате. Когда Бен сказал, что лучше подождать, пока они поженятся, а потом заниматься любовью и еще года два подождать с детьми, наверно, ей надо было надуть губки и удариться в слезы. Она так страстно его хотела, что могла бы вызвать его мужскую силу, которой ему явно не занимать. А если у нее еще есть сомнения, то доказательство спит в комнате в дальнем конце дома.
Уже забрезжил рассвет, когда она наконец заснула. По положению солнца можно догадаться, что сейчас часов восемь. В доме стояла тишина.
Бен, должно быть, ушел за завтраком или купить что-то младенцу.
Или вообще уехал насовсем?
Джулия решила не поддаваться панике, которая при этой мысли моментально охватила ее. Есть более неотложные заботы. И первая из них — найти какую-нибудь одежду. Иначе в чем она выйдет из комнаты? В полупрозрачном пеньюаре или в помятом свадебном платье?
Ей нужны душ, чистая одежда и крепкий черный кофе. Именно в таком порядке. Только после этого она без страха встретит оставшуюся часть дня и свою жизнь.
У дверей она нашла свой остальной багаж.
Еще одно доказательство, что Бен встал, когда она еще спала. Она втащила сумки в комнату и нашла в одной из них хлопчатобумажное летнее платье и босоножки. В ванной оказались полотенца, шампунь и горячая вода. Еще одно доказательство, что из-за личного неблагополучия не все пошло вразнос.
Джулия спустилась вниз и не обнаружила никаких признаков пребывания Бена и малыша. Поиски кофе не увенчались успехом. Впрочем, они предполагали въехать в дом только через месяц.
Поэтому в списке неотложных дел не значились закупки продуктов.
Но это не имеет значения. Она последует его примеру и поедет куда-нибудь завтракать. Вдоль побережья много кофеен.
Но Джулия не прошла дальше парадного входа. На пороге она столкнулась с мужем. И ребенком. И хотя она знала, что отец и сын могут быть только вместе, их вид вызвал новый прилив смятения. Она привыкнет к этому? Или всякий раз будет воспринимать эту картину как болезненный укол в сердце? И так будет продолжаться всю оставшуюся жизнь?
— Привет. — Бен вытащил из кармана детской люльки букетик роз и протянул ей. — Куда ты так рано? Еще нет и половины девятого. Кстати, это от нас.
НАС. До вчерашнего дня это слово обволакивало ее, словно кокон, чувством фальшивой безопасности. Она верила, что они с Беном образуют магический, нерушимый шарик счастья. В этом шарике пространства хватало лишь на двоих. И вдруг она оказалась снаружи и заглядывала внутрь. Ей хотелось схватить Бена за горло и визжать: «МЫ — это ты и я. Третьему не место в свадебном путешествии!»
Естественно, Джулия этого не сделала. Она призвала на помощь гордость, которая помогала ей вчера перенести фарс свадебной церемонии.
— Я думала, гораздо позже. — Она не обратила внимания на розы. — Собиралась поехать позавтракать.
— Нет необходимости. Я уже все купил. — Он указал на пакеты, стоявшие на ступеньке. — Я рассчитал, что лучше сразу запастись едой для Пистолета, а заодно купил и кое-что для нас. На пару завтраков хватит.
— Спасибо за заботу, — проговорила Джулия, стараясь глядеть куда угодно, лишь бы не на люльку малыша. — Но я предпочитаю куда-нибудь поехать.
— Ты имеешь в виду, что предпочитаешь быть где угодно, только не со мной. — Колючий тон Бена заставил ее перевести взгляд на его лицо. Почему, Джулия, ты не хочешь сказать правду, а ходишь вокруг да около?
— К тебе это не имеет никакого отношения.
Это имеет отношение ко мне. Я ничего не ела и не пила со вчерашнего вечера. А точнее сказать, и еще двенадцать часов до этого. Имело место одно неприятное событие, — подчеркнула она, и, как ни странно, оно лишило меня аппетита.
— Я не могу ничего исправить из того, что уже произошло. — Он подвинул к ней самый маленький пакет. — Здесь горячий кофе, круассаны и фруктовый салат. Возьми пакет, и мы поедим в кухонном патио на воздухе. Сегодня опять будет жара. Но я утром включил фонтан и поставил зонты от солнца. Так что там должно быть относительно прохладно.
В ней вдруг заговорили упрямство, неразумность, мстительность. Печально, но осознание отвратительности подобных качеств не уберегло ее от ядовитого вопроса:
— А теперь, Бен, ты отдаешь мне приказы?
— Нет. Я просто пытаюсь не отдалять тебя больше, чем уже отдалил. Почему бы иначе я покупал тебе цветы и вставал с рассветом, чтобы создать романтическую обстановку для завтрака вдвоем?
ВДВОЕМ? Это даже смешно!
— Неужели ты серьезно думаешь, что несколько роз могут исправить случившееся? — с горечью спросила Джулия.
— Нет, — ответил Бен. — Думаешь, я не знаю, что пустил под откос наши отношения? Думаешь, я не вижу, что сделал с тобой? С нами? Я хочу направить наши дела по правильному пути.
Но один я не смогу. Нравится тебе это или нет, мы должны сесть и разумно обсудить наши дела.
И решить, куда направляется наш брак. Если он куда-то направляется.
— Я думала, что у нас будет такая же нормальная, счастливая жизнь, какая ждет большинство пар, если люди по-настоящему привязаны друг к другу. Но наш брак сам по себе ненормален. Разве не так?
— Так. Вряд ли я ожидал, что стану отцом раньше, чем пойму, что значит быть мужем. И еще меньше, что женюсь па другой женщине, а не на матери своего ребенка.
В последние двенадцать часов любая мерзкая, обидная мысль, какая приходила ей в голову, лишала ее здравого смысла.
— Намекаешь па то, что ты женился не на той женщине?
Он устало посмотрел на нее и взял в руки пакеты с бакалеей.
— Не ребячься, Джулия. Тебе это не идет.
Злость, чувство вины, разочарование и примитивное, разрушающее душу унижение, одновременно нахлынувшие на нее, заставили забыть о самообладании.
— Как ты смеешь критиковать меня? — взорвалась она. — Я обиженная сторона, а не ты. В том, что случилось, моей вины нет!
— Знаю, — произнес Бен, и Джулия немного остыла. В его голосе прозвучала слабость. Он всегда поражал ее своей силой. Богоподобный в своей красоте, он, казалось, способен свернуть горы.
Ей никогда не приходило в голову, что и его может охватить слабость.
Угрызения совести и тень сочувствия сделали свое дело. Она потянулась к пакетам с продуктами.
— Я отнесу в кухню…
— Они тяжелые. Возьми лучше ребенка.
— Ничего, я сильная. — Не давая ему возможности возразить, Джулия буквально вырвала у него пакеты и направилась в кухню.
Что с ней творится? Почему она не может заставить себя посмотреть на малыша? Коснуться его? Она считает себя наиболее пострадавшей в этой истории, забыв, что ребенок во сто крат уязвимее.
С несчастным видом она окинула взглядом кухню. Бен сделал ее на заказ. Специально для нее. Ряд белых лакированных шкафов. Стеклянные двери будто арки, полки с изысканным фарфором и хрусталем. Темно-зеленые гранитные поверхности разделочных столов и дубовые полы. Новейший кухонный комбайн. Кухня-мечта!
— Я не могу позволить себе постоянную прислугу. Но если ты хочешь, чтобы кто-нибудь приходил помогать тебе готовить… — сказал Бей, когда они купили этот дом.
— Нет! — воскликнула тогда Джулия. — Я не похожа на свою мать. В собственном доме она не сумеет найти банку с консервированным супом, даже если от этого будет зависеть ее жизнь. Это моя кухня, и я не хочу, чтобы какая-нибудь другая женщина хозяйничала в ней.
Она видела себя приготавливающей изысканные блюда, когда они будут приглашать гостей. И видела его сидевшим на табуретке с бокалом вина, пока она накладывает последние мазки на спокойный обед только для них двоих. В воображении возникали картины, как возвращаются из школы дети. Их дети. Как дети садятся за столик и пьют молоко с булочками, которые она испекла утром.
Но ей в голову не могла прийти мысль, что первый мешок с памперсами и коробку с детским питанием муж принесет для ребенка, который будет его, но не ее.
Она услышала приближавшиеся шаги и сделала вид, будто сосредоточенно раскладывает в холодильнике купленную еду. Бен подошел и встал сзади. Джулия почувствовала его дыхание на волосах и напряглась в ожидании поцелуя. Она инстинктивно знала, что он сейчас последует.
Его губы скользнули по ее шее.
— Оставь это пока. Пойдем, — прошептал он ей в ухо. Потом обхватил за талию. — Кофе остынет.
Джулия ненавидела свое тело, которое дрожью отвечало па его призыв. Наверняка он считает, что без труда соблазнит ее.
— Разве ты не видишь, что я занята? — проворчала она, ударяя его по руке. — Я не хочу, чтобы при такой жаре протухли продукты.
Он моментально отпрянул. А она осталась с таким болезненным чувством утраты, что едва не заплакала.
— Какие продукты? — И снова в его голосе прозвучали резкие ноты нетерпения. — Ради бога! Я купил всего лишь пару стейков, немного салата и молочные десерты. Ты готова заниматься чем угодно, лишь бы не общаться со мной!
— Прекрасно! — Она хлопнула дверцей холодильника. — Я сяду во дворике. Буду пить кофе.
Есть круассаны. Это сделает тебя счастливым?
— Нет! — коротко бросил он. — Боюсь, надо гораздо больше, чтобы сделать нас обоих счастливыми. Сейчас, Джулия, мы в тупике. Даже ты не станешь этого отрицать. Куда мы пойдем дальше и пойдем ли по одной дороге или по разным — это все нам предстоит решить.
— А если я еще не готова обдумывать решение?
— Жаль… Ты все заталкиваешь, внутрь. Нам нужно справляться с бедой вместе, а не врозь. Он тронул ее за руку. — Пойдем, Джулия. Не заставляй меня просить. Малыш поспит еще пару часов. Нам никто не помешает. Давай попытаемся расставить все по местам.
Она испепелила его взглядом.
— Что мы будем расставлять? Ты уже принял решение, а мое мнение вряд ли для тебя что-нибудь значит.
— Я думал, что и ты приняла решение. Вчера у тебя был выбор. Ты могла уйти от меня, по ты осталась. Если хочешь, назови меня идиотом, по я расценил это как некую уступку с твоей стороны.
— Я не была готова принимать моментальное решение. Вот и все. Мне надо время, чтобы все обдумать.
— И?
— И что? — Она сощурилась.
— Всю ночь я слышал твои шаги. Ты не могла уснуть, не отпирайся. Тебе прямо на колени шлепнулись неприятности, и ты пытаешься найти способы справиться с ними. — Он скривил рот. — Я пытаюсь, Джулия, быть рассудительным мужчиной. Но ты опасно близко подходишь к краю. Ты подталкиваешь меня за границы терпения. И теперь не надо перекидывать мне мой вопрос. Пожалуйста, ответь: к какому заключению ты пришла во время твоей долгой бессонной ночи?
— Ни к какому! Если хочешь, можешь подчиниться давлению своей бывшей любовницы. Но без меня. Я не хочу в этом участвовать, Бен. И это последнее слово. Что бы я ни решила, на это нужно время. И рассудительный мужчина не стал бы вынуждать меня объяснять ему это. Он бы понял и отошел на задний план. В особенности учитывая то неловкое положение, в которое он уже поставил меня в глазах моей семьи и друзей. Не знаю, как я буду теперь смотреть им в лицо! А тебе я хочу сказать: если ты думаешь, что, коли ты стал отцом, так и у меня должен забить фонтан материнских чувств, то ты печально заблуждаешься.
Бен скрестил на груди руки. На нем были джинсовые бермуды, белая хлопчатобумажная рубашка с короткими рукавами и шлепанцы. Он выглядел уверенным в себе и неукротимым. И таким сексуальным! Ничего нет удивительного, что Мариан Дэйэс ради него бросила мужа.