Страница:
Все, кроме самого радиста, встали, подтянулись, словно выстраивались на какой-то очень торжественный парад.
Бой часов Кремлевской башни кончился, но мы не шевелились, и вот, как бурный водопад, как фронтовая канонада, обрушилась на наши головы дотоле не слышанная нами песня:
Вставай, страна огромная!
Вставай на смертный бой
С фашистской силой темною,
С проклятою ордой!
Лица моих боевых товарищей бледны, сурово сдвинуты брови, а в глазах Баранова слезы.
Музыка и слова этой песни удивили нас, взбудоражили, слили воедино с огромной, поднявшейся на смертный бой Родиной.
Когда песня кончилась, заговорил диктор: "От Советского информбюро! Передаем вечернее сообщение от 11 августа. В течение 11 августа наши войска продолжали бои с противником на Смоленском, Белоцерковском и Уманском направлениях...
За 10 августа уничтожено 39 фашистских самолетов. Наши потери - 25 самолетов. По уточненным данным, во время налета фашистских самолетов на Москву в ночь с 10 на 11 августа сбито не 5 фашистских самолетов, как сообщалось ранее, а 6 самолетов..."
Было ясно, что бои идут жестокие, кровопролитные. Но главным было то, что Москва стоит, что Москва сражается...
Нашей радости не было конца. Мы со слезами на глазах обнимали друг друга, тискали нашего радиста.
Москва наша!
Почти всю ночь не спали, находясь под впечатлением услышанного.
А Льва Астафьева мы прозвали с тех пор "Кренкелем".
* * *
Однажды Иван Павлович Крисковец сообщил мне, что группа партизан из коммунистов Кличевского района хочет установить связь с нашей группой. Мы обрадовались этому сообщению.
Встретились в доме Ивана Павловича. Он стал знакомить нас с местными партизанами, которые пришли всем отрядом.
Командиром Кличевского партизанского отряда был Игнатий Зиновьевич Изох, представительный мужчина лет сорока. И манерой держаться, и речью, и ростом Изох производил впечатление человека солидного, внушительного. Он спокойно и деловито рассказал о жизни его партизанской группы, изложил свое мнение о дальнейшем развертывании партизанского движения в районе. Он считал первостепенным вовлечь в партизанскую деятельность как можно больше людей, активизировать борьбу с оккупантами. На этом же настаивал и комиссар отряда Яков Иванович Заяц.
После недолгих разговоров договорились о совместных действиях.
Через несколько дней отряд Кличевский расположился недалеко от нас, по другую сторону деревни Великая Старина. Теперь мы перестали чувствовать себя одинокими. В случае тревоги можно будет действовать совместно.
Между тем фашисты разворачивали бурную деятельность: забирали хлеб и скот у крестьян.
Объединенными силами двух отрядов мы начали отбивать увозимый в Германию хлеб и возвращать его крестьянам.
Однажды ночью мы с отрядом Изоха вошли в большое село Воевичи. Открыли амбары с зерном, подготовленным для отправки в Германию, и стали раздавать его жителям. Люди всю ночь закапывали зерно в ямы. Старосте мы решили выдать расписку о том, что хлеб реквизирован партизанами. Однако многие крестьяне считали, что староста Харламп Тимоха их предаст. Он пошел на службу к фашистам добровольно.
Группа партизан направилась к его дому. Вызвали ничего не подозревавшего Харлампа на улицу. Скрутили его, объявили приговор партизанского суда. Грянул выстрел, и фашистский холуй получил то, что заработал.
* * *
Однажды я пришел в землянку Изоха и застал у него незнакомого партизана с ручным пулеметом. Это был высокий, красивый боец с доброй веселой улыбкой.
- Леонид Горбачевский, - представил мне гостя Изох, - у него шесть бойцов. Просится в отряд. Его направил сюда Иван Павлович. А у меня видишь, - Игнатий Зиновьевич повел руками по землянке, чуть нес доставая до стены, - сами с трудом втискиваемся на ночь.
Переговорив с Изохом обо всем, за чем шел, я повел Горбачевского к себе.
Когда вышли из землянки, Горбачевский тихо свистнул, и тотчас из заснеженного орешника вышло шестеро так же, как и сам Леонид, тепло одетых бойцов. Они оделись - как он сам сказал - за счет фашистского обоза, увозившего награбленное.
- Ну, у вас просто Петродворец в сравнении с Изоховой землянухой! громко воскликнул Горбачевский, переступив порог нашей землянки.
По одну сторону землянки тянулись нары. К правой стене было прижато наскоро отесанное бревно, служившее скамьей. У оконца - стол из горбыля на подставке из двух поленьев. В печке как раз жарко пылали дрова, и по всей землянке обильно шло тепло. На столе - разобранный приемник, над которым колдовал наш "Кренкель".
Бойцы из группы Горбачевского быстро нашли общий язык с моими товарищами. Сидя рядком и покуривая, они расспрашивали друг друга о прошлом, искали земляков, знакомых.
Еще по дороге в наш отряд Горбачевский рассказал мне, что война застала его в автобатальоне, расположенном недалеко от границы. Он служил шофером. Тяжело раненный, он долго лечился в лесу, где за ним ухаживали деревенские подростки. А потом ушел с такими же, как и сам, окруженцами к линии фронта. В деревне Березово Болото прожили неделю на чердаке, и Крисковец посоветовал присоединиться к партизанам.
Имея пулемет и пополнение, наш отряд стал сильнее. Нам не терпелось начать активные действия против оккупанто|. Наш порыв горячо одобрял Иван Павлович Крисковец.
Но это оказалось делом не таким уж простым, как мы поначалу думали. Как правило, в больших селах фашисты оставляли хорошо вооруженные гарнизоны.
Только зимой, накопив оружия и хорошо подготовившись, мы решились на длительный рейд по окрестным селам с целью разгрома фашистских гарнизонов.
На рассвете 22 декабря наш отряд, объединившийся с партизанами Изоха, подошел к селу Заполье, которое было центром волости. Но тут дело обошлось без боя. Бургомистр Иван Жлукто был своим человеком. Он ждал нашего прихода и сразу же передал нам четыре винтовки, много патронов и ключи от склада с хлебом. До рассвета жители села разобрали весь хлеб и попрятали по своим ямам.
Ранним морозным утром мы пошли дальше, на Орлино и Лютино. В деревне Орлино жители рассказали, что в Лютине есть полиция, набранная из каких-то бандитов и изуверов.
- Там особо лютуют братья Галацевичи, - сообщил нам самый старый житель села.
В середине дня двумя группами подошли мы к этой деревне. Чтобы не вспугнуть полицаев, командиры групп решили пойти на хитрость. Четверо бойцов во главе с отчаянным партизаном Кучеруком из группы Изоха надели на рукава полицейские повязки и пошли в деревню. А остальные остались на опушке леса.
Наши посланцы незаметно вошли в деревню, спросили, где живет начальник полиции, и зашли в хату к Галацевичу. Тот сидел за бутылкой самогона и жареным гусем.
- Ты начальник полиции? - грозно спросил Кучерук.
- Я, я, я! - дрожащим голосом ответил полицай, поглядывая на висевшую около порога винтовку.
- Не дрожи, вояка! Возьми оружие и не будь разиней, не оставляй его у порога. Партизаны у тебя под носом, а ты самогонку глушишь! - С этими словами Кучерук снял со стены винтовку, передал ее Галацевичу и приказал: Через десять минут чтобы все твои вояки с оружием были тут. Есть очень важное дело.
- А вы кто же будете? - осмелился спросить фашистский холуй.
- У тебя что, глаза повылезли, не видишь? - и Кучерук показал на полицейскую повязку на рукаве. - С Осипович мы. В вашем лесу напали на партизанский след. Но их много. А нас, сам видишь, четверо. Не одолеем. Позвонили шефу, он приказал привлечь вас в помощь. А у вас и телефона нету. Вот и пришлось тащиться. Шеф требовал к вечеру доставить ему партизан живых или мертвых. А ты знаешь, что если не выполним этот приказ, то мертвыми будем мы сами.
Тон Кучерука подействовал лучше всяких документов. Галацевич быстро собрал свою шайку в одну хату, а тут как раз весь наш отряд вошел в деревню...
Полицаев же судили сами жители деревни и воздали каждому по заслугам.
Утром основная часть объединенного отряда перешла по льду Березину и направилась в Осиповичский район, где решила разогнать и уничтожить другие полицейские гарнизоны. Но мне не повезло - я был ранен случайной пулей одного немецкого холуя.
Вернулись мои товарищи из этого рейда уже в начале января 1942 года. Я радовался их успехам и переживал, что из-за ранения не мог быть вместе с ними.
Этот рейд нас вдохновил, вселил веру в победу.
Но тогда мы еще не могли оценить главного итога его. Мы поняли это лишь к весне, когда везде, где прошел в начале года наш отряд, возникли партизанские отряды, большие и маленькие.
И снова в бой...
Еще в декабре 1941 года по направлению Ивана Павловича Крисковца к нам прибыло семеро хорошо вооруженных бойцов во главе с кадровым командиром старшим лейтенантом Василием Павловичем Свистуновым. Эта группа уже отличилась в борьбе с фашистами - разбила грузовик с боеприпасами, совершила несколько налетов на полицейские участки. Пришли они к нам с предложением совместно разоружить полицаев в Бацевичах. Я принял предложение Свистунова, выделил ему несколько человек из нашего отряда, и они отправились на операцию...
Глядя на энергичного, хотя и немного запальчивого Свистунова, с которым охотно отправились наши ребята, и даже Баранов, в Бацевичи, я подумал, что, если этот старший лейтенант сумеет провести операцию в Бацевичах так, что наши бойцы признают его командиром, то я буду рекомендовать избрать его командиром нашего отряда.
Полиция в Бацевичах была уничтожена. Наши партизаны охотно приняли мое предложение и избрали Свистунова командиром отряда. А меня - комиссаром. И я наконец-то занялся своим "родным" делом - ведь я был политруком!
Наш отряд быстро разрастался. В середине января в отряд влилась молодежная группа из местных жителей, но во главе ее стоял девятнадцатилетний Борис Шумилин.
В Кличевский отряд вошла еще одна группа из местных партизан во главе с Николаем Носковым. Изох назначил его командиром роты. Однако воевал с нами Николай недолго, в одном из боев он погиб смертью героя.
С ростом отряда появились новые проблемы - в землянках, отрытых осенью, все не помещались. Самые закаленные спали в шалашах. Но это был не выход из положения. Нужно было срочно решать вопрос о размещении, да и питании такого большого количества людей.
К этому времени я стал уже понемногу ходить. Возле землянки у нас всегда стояла наготове лошадь, запряженная в сани. На них вместе с Горбачевским я не раз выезжал в разведку. Положив в сани пулемет, мы объезжали окрестные леса, осматривали деревни, которые были очищены нами от немецких ставленников и холуев. Эти поездки подсказали тактику партизанской борьбы в зимних условиях. Решили весь отряд посадить на сани и совершать объезды деревень и сел района. Там, где есть немецкие комендатуры или созданные немцами полицейские участки, - уничтожать их.
Свистунов и Крисковец одобрили это предложение.
...Разгромив ближайший немецкий гарнизон, мы с неделю пожили в освобожденном селе. А когда узнали, что идет крупный карательный отряд, перебрались на санях в другое село, в которое на автомобилях проехать было невозможно. Гужевым транспортом немцы тогда еще пользовались очень редко. Таким образом родная зимушка нам помогала.
Передвигаясь от села к селу, наш отряд, как снежный ком, обрастал людьми. Мы становились сильнее. Однако нам не хватало боеприпасов. После нападения на несколько гарнизонов у нас осталось по двадцать патронов на каждого бойца и на пулеметы, которых у нас было теперь четыре.
От одного из лесников мы узнали, что в сорока километрах на месте большого боя наших войск с гитлеровцами закопано много оружия. Решили попытать счастья: отыскать этот драгоценный клад.
...Проснулись рано. Проверили оружие, разделили патроны и к восходу солнца были готовы в путь. Целый день обоз двигался по лесам, а на ночь остановился в деревне Печкуры.
Фашисты узнали об этом и двинули на нас роту вооруженных до зубов солдат.
Мы издали заметили черневшие на снегу цепи немецких солдат, с трех сторон надвигавшихся на нас, и заняли оборону.
Свистунов, командир нашего отряда, с группой партизан расположился в той половине деревни, которая прилегала к лесу. Другую половину деревни остальные партизаны, ими командовал я - комиссар. По отряду был передан строгий приказ вести только прицельный огонь. На каждый патрон - по одному фашисту!
Оккупанты открыли огонь из автоматов. Видно, надеялись взять на испуг, ибо огонь этот не был прицельным, а так, в "божий свет".
Засевшие за домами и сараями партизаны скупым, но метким огнем расстреливали наступавших. Пулеметчики Вася Вороненко, Николай Дмитриенко заставили гитлеровцев залечь в глубоком снегу. Молчал только пулемет Горбачевского, устроившегося рядом со мной за сараем. Я сдерживал Леонида до решительного момента.
Немного отлежавшись, фашисты вдруг усилили огонь из пулеметов, автоматов и винтовок. И снова полезли по снегу. Вот-вот они ворвутся в деревню. Особенно много их двигалось по дороге со стороны Кличева и с огородов к центру деревни. Леонид теребил меня, просил разрешения дать очередь. Я молчал. И лишь когда гитлеровцы поднялись в рост для атаки, я махнул Леониду:
- Давай!
Короткими меткими очередями Леонид скосил бегущих фашистов.
А на другом конце деревни в это время раздался голос Свистунова:
- Не пускать гадов!
Меткий огонь партизан и там остановил атакующих.
Через некоторое время мы с Леонидом Горбачевским увидели, как по дороге со стороны Кличева на полном галопе к нам скачет лошадь с санями. Мы притаились и стали наблюдать за приближавшейся упряжкой. Но вскоре поняли, что в санях никого нет. Остановив бегущую лошадь, мы были удивлены: в санях на сене лежал немецкий ручной пулемет, патроны и несколько винтовок. Видимо, кто-то из партизан прицельным огнем уложил фашистов, управлявших этой упряжкой, а лошадь была, наверное, местная, вот и бросилась домой, привезла нам трофеи. Как это было своевременно и кстати!
Леонид Горбачевский и Вася Вороненко, у которых пулеметы были немецкие, запаслись трофейными патронами, а стрелки разобрали винтовки. Трофейный пулемет мы передали самому меткому стрелку Грише Бойко, он тут же стал расстреливать наседавших полицейских и немцев.
А в это время по огороду, скрываясь за плетнем, к нам метров на пятьдесят приблизился вражеский пулеметчик. Он укрылся за большой вербой и повел ураганный огонь по центру деревни.
_ Вороненко, срежь пулеметчика! - закричал Свистунов.
Вася Вороненко дал длинную очередь, и вражеский пулемет замолчал. Наступила тишина.
Считая, что пулеметчик убит, партизан Сергей Мелезиков бросился к вербе, чтобы взять трофейный пулемет. Но, не добежав до плетня метров десять, Сергей был скошен длинной очередью хитрого врага.
Пулемет, установленный за вербой, снова начал поливать нас свинцовым огнем. Мы укрылись за домами и сараями, и я приказал не высовываться, не лезть без прикрытия под вражеский огонь. Но партизанам очень уж хотелось завладеть этим пулеметом. И как только он смолк, из-за сарая выбежал рослый партизан Иван Липухин. Он по снегу пополз к вражескому пулемету. Но тоже был сражен.
Не успели мы опомниться от новой потери, из-за того же сарая выскочил Борис Шумилин. Он полз не напрямик. То укроется за бровкой огородной межи, то прижмется за кочкой. Партизаны затихли, замерли от волнения. Сможет ли товарищ добраться до цели? Не постигнет ли и его горькая участь тех двоих? А Борис все ближе и ближе подползает к плетню. Еще несколько метров, еще немного... Но пулеметчик за вербой снова застрочил, теперь уже в упор. Шумилин притих, распластавшись в снегу, и тотчас вокруг него снег стал алым.
- И этого! - крикнул кто-то рядом со мной.
Но Борис вдруг выстрелил, и пулеметная очередь врага оборвалась. Шумилин стал отползать назад, оставляя на снегу кровавый след. Но вот и он застыл на месте.
Вражеский пулемет больше не стрелял из-за вербы. Но немцы с поля открыли по нашему сараю перекрестный огонь. И все-таки двое друзей Шумилина сумели подползти к нему и утащить в безопасную зону. Раненый истекал кровью, и я поручил заботу о нем нашей санитарке - студентке Вере.
А Сергей Лобанов пополз с веревкой в руке к пулемету, чтобы довести до конца дело своего раненого товарища. Он добрался до старой вербы, захватил концом веревки пулемет и, несмотря на обстрел, притащил его к нам.
Бой длился около шести часов. Фашисты так и не смогли подняться в решительную атаку. Под редким, но метким прицельным огнем они пролежали на снегу целый день. Мы уже готовились к тому, чтобы в ночной темноте окружить противника и полностью уничтожить. Однако к вечеру мы узнали, что к врагу идет большое подкрепление, да еще и с двух сторон. Мы вынуждены были покинуть деревню.
С наступлением сумерек отряд двинулся по болотам, где немцев, по данным разведки, не было. Враг разгадал наше намерение и открыл огонь теперь уже и с северной и западной стороны. Видно, прибыло какое-то подкрепление. Сергей Лобанов вызвался остаться с пулеметом для прикрытия отхода. К нему присоединились еще два пулеметчика, Леонид Горбачевский и Николай Дмитриенко. Задержав противника до того момента, когда отряд отошел от деревни на порядочное расстояние, пулеметчики догнали нас. Через несколько дней мы были в Осиповичском районе.
Склад боеприпасов, который мы искали, оказался взорванным полицией всего лишь день назад. Мы вернулись в свою "родную" деревню Великая Старина, довольствуясь только трофейным оружием и боеприпасами.
До боя в Печкурах мы считали, что дело партизан только из засады, молниеносным налетом громить врага. А теперь убедились, что мы можем вести серьезный и длительный бой. Были бы только патроны в достатке!
* * *
В начале 1942 года на Могилевщине появилось много небольших партизанских групп. В большинстве случаев они стремились к совместным действиям с крупными отрядами или присоединялись к ним. Стали прибывать новички и к нам.
Однажды мы с командиром сидели за столом в небольшой белорусской хате, как вдруг раскрылась дверь и вошли несколько человек в военной форме. Впереди стоял суровый коренастый сержант лет двадцати. Он был в кожаной тужурке, в шлеме летчика, в летных перчатках. Все это было уже поношенным, но придавало партизану бравый, элегантный вид. За ним - майор в потертой, но полной форме. Подтянутый, крепкий, сугубо военный человек лет тридцати.
- Сержант Марков Иван Евдокимович, командир партизанской группы, представился первый и, молодцевато отдав честь, сделал шаг в сторону, пропуская вперед майора.
- Майор Елецкий Степан Григорьевич, заместитель командира группы, отрекомендовался второй и спокойно, с достоинством, присущим кадровым военным, отдал честь.
- Как же это майор стал заместителем сержанта? - ухмыльнувшись, спросил Свистунов.
- Все в порядке, товарищ командир! - четко доложил майор. - Я примкнул к этой группе, когда она из засады вела бой. Командир уже был. И неплохой, настоящий командир. Я попросился рядовым.
- Кем были до войны, товарищ майор? - спросил я.
- Начальником штаба батальона, - ответил Елецкий и с доброй, располагающей улыбкой добавил: - Надеюсь, со временем и в партизанском отряде появится штаб, и тогда я займусь своим родным делом.
- Это замечательно, что вы верите в такое будущее партизан! - сказал Свистунов. - А пока займетесь разведкой. Познакомитесь с нашими людьми и по своему усмотрению организуете группу. Целый взвод можем выделить на это дело. А вы, товарищ Марков, что добавите о себе?
Четко, бойко, как на докладе, сержант Марков рассказал, что он здешний, родом из деревни Устье Кличевского района, шофер. Был мобилизован вместе с автомашиной. Когда машину разбило снарядом, он после долгих скитаний по тылам врага пробрался в родную деревню. Услышав, что в Кличевском районе появились партизаны, стал искать с ними встречи. Установил связь с военнослужащими, скрывавшимися в деревнях. Вместе организовали партизанский отряд...
Мы предложили Маркову должность заместителя командира нашего отряда. Марков удивился, что мы ему так доверяем.
- А как вы думаете, у нас совсем никакой разведки не было? - прищурив правый глаз, сказал Свистунов. - Ведь это вы разгромили полицейский участок, где было втрое больше людей!
- А что нам было делать? - развел руками Марков. - Нужно было оружием и боеприпасами пополнить отряд. Вот и схитрили.
- Значит, договорились, - пристукнул ладонью по столу Свистунов. - А теперь пообедаем вместе, потолкуем по душам...
* * *
С организацией взвода разведки наш отряд почувствовал себя настоящим боевым воинским подразделением. Теперь мы знали, что делается не только в нашем районе, но и в соседнем.
Появились у нас и хозяйственники, которые занимались вопросами питания и обеспечения отряда всем необходимым. Правда, в этой группе было всего лишь пять человек, но мы ее гордо называли хозвзводом.
В связи с необходимостью ухаживать за ранеными, а когда надо, и перевозить их на санях или нести на носилках у нас образовалась санитарная группа во главе с Нюрой Соколовой. Ей в помощь выделили пожилого конюха Митрофана Ивановича Метелицу.
У нас был уговор: ни раненых, ни больных не оставлять даже в самых надежных селах. Уж бедовать так вместе! Разве только состояние здоровья не позволит возить, трясти человека. Тут главным был моральный фактор - каждый партизан знал, что в беде его не оставят товарищи.
* * *
Через несколько дней после возвращения из Осиповичского района я пошел к соседям, в партизанский отряд Изоха, узнать, как складывается обстановка в районе и что нового в других отрядах. Командир и комиссар встретили меня приветливо. Но были они невеселые. Я спросил, что случилось.
- Присаживайся, Михаил, - предложил мне Яков Иванович Заяц, - сейчас все узнаешь.
И они рассказали, что обстановка в Кличевском районе крайне осложнилась. В Бобруйск прибыл батальон СС под командованием майора Гофмана. Две роты этого батальона появились в Кличеве.
- Мы сначала не обратили особого внимания на эти сообщения, - заявил Игнат Изох, - мало ли батальонов проходило через Бобруйск и Кличев по пути на фронт. А потом узнали, что Гофман основательно осел на Кличевщине. У него специальное задание: уничтожить партизан во всей округе и создать из местного населения так называемую "самооборону".
Вернувшись в отряд, я предложил усилить разведку и поручить Елецкому внимательно следить за деятельностью Гофмана. Выяснилось, что берлинский эсэсовец делает все, чтобы выслужиться перед начальством. "Язык", приведенный нашими разведчиками, рассказал нам о методах Гофмана. "Стреляйте в каждого встречного, не щадите ни стариков, ни женщин, ни детей. Все они партизаны или связанные с партизанами", - поучал палач своих головорезов.
И эсэсовцы старались. Они расстреляли старого учителя Якова Семака и его больную жену, семью бывшего председателя Бацевичской потребкооперации Ивана Белокурского, замучили до смерти жену учителя Михаила Медведева и размозжили голову ее грудному ребенку. В одном только Кличеве каратели расстреляли свыше пятидесяти человек, в основном женщин и детей. И все эти невинные жертвы входили в кровавые сводки Гофмана как партизаны, убитые в боях.
Майор Елецкий хорошо наладил работу разведки. И вот однажды он сообщил, что Гофман со дня на день двинет в село Усохи крупный карательный отряд. Его цель - уничтожить партизан, забрать в селах скот и продовольствие, работоспособное население угнать на работу в Германию, а остальное истребить.
Мы решили не допустить врага до Усох, выйти навстречу и устроить засаду. Наши разведчики прошли по дороге, ведущей в город, и выбрали место, где густой лес вплотную подступал к дороге. На операцию было послано двадцать автоматчиков, четверо метких стрелков с винтовками и ручным пулеметом. Гранат было мало, поэтому их взяли только несколько штук.
Партизаны вышли темной ночью. В двух километрах от села разделились на две равные группы. Одну группу Баранов повел по правой стороне дороги, немного углубившись в лес. Группа под командой Маркова пошла левой стороной.
...Утро наступило морозное, но солнечное. Пароконные сани с двумя эсэсовцами мчались по лесной дороге, как по тоннелю. На одном повороте этот тоннель был особенно узким. Вековечные ели, припорошенные снегом, стояли хмурой ратью. С дороги не было видно, что скрывается под отяжелевшими от снега, до самой земли опущенными ветвями. А как раз под этими природными шатрами и расположилась первая группа партизан. Они притаились по двое, по трое за каждым деревом.
Сани партизаны пропустили. Ясно было, что это разведка. Если по этим саням в лесу стрелять никто не станет, значит, партизан здесь нет. Видимо, так должны были решить фашисты, если это на самом деле их разведка.
Когда утих топот конских копыт, в заснеженном лесу установилась мертвая тишина. Пока разведка не вернется, карательный отряд не пойдет. Партизаны могут покурить и погреться под елками прыжками да легкой зарядкой. А командиры могут поговорить между собой через дорогу.
- Леонид, что будем делать, когда разведка назад вернется? - спросил Марков.
- Ни в коем случае не трогать! - отвечал Баранов строго. - Ни в коем случае.
Через некоторое время в стороне Усох, куда уехала немецкая разведка, раздалось несколько выстрелов из винтовок. И вскоре взмыленные, изо всей силы погоняемые кнутом кони пронесли сани с разведчиками мимо безмолвной партизанской засады.
Бой часов Кремлевской башни кончился, но мы не шевелились, и вот, как бурный водопад, как фронтовая канонада, обрушилась на наши головы дотоле не слышанная нами песня:
Вставай, страна огромная!
Вставай на смертный бой
С фашистской силой темною,
С проклятою ордой!
Лица моих боевых товарищей бледны, сурово сдвинуты брови, а в глазах Баранова слезы.
Музыка и слова этой песни удивили нас, взбудоражили, слили воедино с огромной, поднявшейся на смертный бой Родиной.
Когда песня кончилась, заговорил диктор: "От Советского информбюро! Передаем вечернее сообщение от 11 августа. В течение 11 августа наши войска продолжали бои с противником на Смоленском, Белоцерковском и Уманском направлениях...
За 10 августа уничтожено 39 фашистских самолетов. Наши потери - 25 самолетов. По уточненным данным, во время налета фашистских самолетов на Москву в ночь с 10 на 11 августа сбито не 5 фашистских самолетов, как сообщалось ранее, а 6 самолетов..."
Было ясно, что бои идут жестокие, кровопролитные. Но главным было то, что Москва стоит, что Москва сражается...
Нашей радости не было конца. Мы со слезами на глазах обнимали друг друга, тискали нашего радиста.
Москва наша!
Почти всю ночь не спали, находясь под впечатлением услышанного.
А Льва Астафьева мы прозвали с тех пор "Кренкелем".
* * *
Однажды Иван Павлович Крисковец сообщил мне, что группа партизан из коммунистов Кличевского района хочет установить связь с нашей группой. Мы обрадовались этому сообщению.
Встретились в доме Ивана Павловича. Он стал знакомить нас с местными партизанами, которые пришли всем отрядом.
Командиром Кличевского партизанского отряда был Игнатий Зиновьевич Изох, представительный мужчина лет сорока. И манерой держаться, и речью, и ростом Изох производил впечатление человека солидного, внушительного. Он спокойно и деловито рассказал о жизни его партизанской группы, изложил свое мнение о дальнейшем развертывании партизанского движения в районе. Он считал первостепенным вовлечь в партизанскую деятельность как можно больше людей, активизировать борьбу с оккупантами. На этом же настаивал и комиссар отряда Яков Иванович Заяц.
После недолгих разговоров договорились о совместных действиях.
Через несколько дней отряд Кличевский расположился недалеко от нас, по другую сторону деревни Великая Старина. Теперь мы перестали чувствовать себя одинокими. В случае тревоги можно будет действовать совместно.
Между тем фашисты разворачивали бурную деятельность: забирали хлеб и скот у крестьян.
Объединенными силами двух отрядов мы начали отбивать увозимый в Германию хлеб и возвращать его крестьянам.
Однажды ночью мы с отрядом Изоха вошли в большое село Воевичи. Открыли амбары с зерном, подготовленным для отправки в Германию, и стали раздавать его жителям. Люди всю ночь закапывали зерно в ямы. Старосте мы решили выдать расписку о том, что хлеб реквизирован партизанами. Однако многие крестьяне считали, что староста Харламп Тимоха их предаст. Он пошел на службу к фашистам добровольно.
Группа партизан направилась к его дому. Вызвали ничего не подозревавшего Харлампа на улицу. Скрутили его, объявили приговор партизанского суда. Грянул выстрел, и фашистский холуй получил то, что заработал.
* * *
Однажды я пришел в землянку Изоха и застал у него незнакомого партизана с ручным пулеметом. Это был высокий, красивый боец с доброй веселой улыбкой.
- Леонид Горбачевский, - представил мне гостя Изох, - у него шесть бойцов. Просится в отряд. Его направил сюда Иван Павлович. А у меня видишь, - Игнатий Зиновьевич повел руками по землянке, чуть нес доставая до стены, - сами с трудом втискиваемся на ночь.
Переговорив с Изохом обо всем, за чем шел, я повел Горбачевского к себе.
Когда вышли из землянки, Горбачевский тихо свистнул, и тотчас из заснеженного орешника вышло шестеро так же, как и сам Леонид, тепло одетых бойцов. Они оделись - как он сам сказал - за счет фашистского обоза, увозившего награбленное.
- Ну, у вас просто Петродворец в сравнении с Изоховой землянухой! громко воскликнул Горбачевский, переступив порог нашей землянки.
По одну сторону землянки тянулись нары. К правой стене было прижато наскоро отесанное бревно, служившее скамьей. У оконца - стол из горбыля на подставке из двух поленьев. В печке как раз жарко пылали дрова, и по всей землянке обильно шло тепло. На столе - разобранный приемник, над которым колдовал наш "Кренкель".
Бойцы из группы Горбачевского быстро нашли общий язык с моими товарищами. Сидя рядком и покуривая, они расспрашивали друг друга о прошлом, искали земляков, знакомых.
Еще по дороге в наш отряд Горбачевский рассказал мне, что война застала его в автобатальоне, расположенном недалеко от границы. Он служил шофером. Тяжело раненный, он долго лечился в лесу, где за ним ухаживали деревенские подростки. А потом ушел с такими же, как и сам, окруженцами к линии фронта. В деревне Березово Болото прожили неделю на чердаке, и Крисковец посоветовал присоединиться к партизанам.
Имея пулемет и пополнение, наш отряд стал сильнее. Нам не терпелось начать активные действия против оккупанто|. Наш порыв горячо одобрял Иван Павлович Крисковец.
Но это оказалось делом не таким уж простым, как мы поначалу думали. Как правило, в больших селах фашисты оставляли хорошо вооруженные гарнизоны.
Только зимой, накопив оружия и хорошо подготовившись, мы решились на длительный рейд по окрестным селам с целью разгрома фашистских гарнизонов.
На рассвете 22 декабря наш отряд, объединившийся с партизанами Изоха, подошел к селу Заполье, которое было центром волости. Но тут дело обошлось без боя. Бургомистр Иван Жлукто был своим человеком. Он ждал нашего прихода и сразу же передал нам четыре винтовки, много патронов и ключи от склада с хлебом. До рассвета жители села разобрали весь хлеб и попрятали по своим ямам.
Ранним морозным утром мы пошли дальше, на Орлино и Лютино. В деревне Орлино жители рассказали, что в Лютине есть полиция, набранная из каких-то бандитов и изуверов.
- Там особо лютуют братья Галацевичи, - сообщил нам самый старый житель села.
В середине дня двумя группами подошли мы к этой деревне. Чтобы не вспугнуть полицаев, командиры групп решили пойти на хитрость. Четверо бойцов во главе с отчаянным партизаном Кучеруком из группы Изоха надели на рукава полицейские повязки и пошли в деревню. А остальные остались на опушке леса.
Наши посланцы незаметно вошли в деревню, спросили, где живет начальник полиции, и зашли в хату к Галацевичу. Тот сидел за бутылкой самогона и жареным гусем.
- Ты начальник полиции? - грозно спросил Кучерук.
- Я, я, я! - дрожащим голосом ответил полицай, поглядывая на висевшую около порога винтовку.
- Не дрожи, вояка! Возьми оружие и не будь разиней, не оставляй его у порога. Партизаны у тебя под носом, а ты самогонку глушишь! - С этими словами Кучерук снял со стены винтовку, передал ее Галацевичу и приказал: Через десять минут чтобы все твои вояки с оружием были тут. Есть очень важное дело.
- А вы кто же будете? - осмелился спросить фашистский холуй.
- У тебя что, глаза повылезли, не видишь? - и Кучерук показал на полицейскую повязку на рукаве. - С Осипович мы. В вашем лесу напали на партизанский след. Но их много. А нас, сам видишь, четверо. Не одолеем. Позвонили шефу, он приказал привлечь вас в помощь. А у вас и телефона нету. Вот и пришлось тащиться. Шеф требовал к вечеру доставить ему партизан живых или мертвых. А ты знаешь, что если не выполним этот приказ, то мертвыми будем мы сами.
Тон Кучерука подействовал лучше всяких документов. Галацевич быстро собрал свою шайку в одну хату, а тут как раз весь наш отряд вошел в деревню...
Полицаев же судили сами жители деревни и воздали каждому по заслугам.
Утром основная часть объединенного отряда перешла по льду Березину и направилась в Осиповичский район, где решила разогнать и уничтожить другие полицейские гарнизоны. Но мне не повезло - я был ранен случайной пулей одного немецкого холуя.
Вернулись мои товарищи из этого рейда уже в начале января 1942 года. Я радовался их успехам и переживал, что из-за ранения не мог быть вместе с ними.
Этот рейд нас вдохновил, вселил веру в победу.
Но тогда мы еще не могли оценить главного итога его. Мы поняли это лишь к весне, когда везде, где прошел в начале года наш отряд, возникли партизанские отряды, большие и маленькие.
И снова в бой...
Еще в декабре 1941 года по направлению Ивана Павловича Крисковца к нам прибыло семеро хорошо вооруженных бойцов во главе с кадровым командиром старшим лейтенантом Василием Павловичем Свистуновым. Эта группа уже отличилась в борьбе с фашистами - разбила грузовик с боеприпасами, совершила несколько налетов на полицейские участки. Пришли они к нам с предложением совместно разоружить полицаев в Бацевичах. Я принял предложение Свистунова, выделил ему несколько человек из нашего отряда, и они отправились на операцию...
Глядя на энергичного, хотя и немного запальчивого Свистунова, с которым охотно отправились наши ребята, и даже Баранов, в Бацевичи, я подумал, что, если этот старший лейтенант сумеет провести операцию в Бацевичах так, что наши бойцы признают его командиром, то я буду рекомендовать избрать его командиром нашего отряда.
Полиция в Бацевичах была уничтожена. Наши партизаны охотно приняли мое предложение и избрали Свистунова командиром отряда. А меня - комиссаром. И я наконец-то занялся своим "родным" делом - ведь я был политруком!
Наш отряд быстро разрастался. В середине января в отряд влилась молодежная группа из местных жителей, но во главе ее стоял девятнадцатилетний Борис Шумилин.
В Кличевский отряд вошла еще одна группа из местных партизан во главе с Николаем Носковым. Изох назначил его командиром роты. Однако воевал с нами Николай недолго, в одном из боев он погиб смертью героя.
С ростом отряда появились новые проблемы - в землянках, отрытых осенью, все не помещались. Самые закаленные спали в шалашах. Но это был не выход из положения. Нужно было срочно решать вопрос о размещении, да и питании такого большого количества людей.
К этому времени я стал уже понемногу ходить. Возле землянки у нас всегда стояла наготове лошадь, запряженная в сани. На них вместе с Горбачевским я не раз выезжал в разведку. Положив в сани пулемет, мы объезжали окрестные леса, осматривали деревни, которые были очищены нами от немецких ставленников и холуев. Эти поездки подсказали тактику партизанской борьбы в зимних условиях. Решили весь отряд посадить на сани и совершать объезды деревень и сел района. Там, где есть немецкие комендатуры или созданные немцами полицейские участки, - уничтожать их.
Свистунов и Крисковец одобрили это предложение.
...Разгромив ближайший немецкий гарнизон, мы с неделю пожили в освобожденном селе. А когда узнали, что идет крупный карательный отряд, перебрались на санях в другое село, в которое на автомобилях проехать было невозможно. Гужевым транспортом немцы тогда еще пользовались очень редко. Таким образом родная зимушка нам помогала.
Передвигаясь от села к селу, наш отряд, как снежный ком, обрастал людьми. Мы становились сильнее. Однако нам не хватало боеприпасов. После нападения на несколько гарнизонов у нас осталось по двадцать патронов на каждого бойца и на пулеметы, которых у нас было теперь четыре.
От одного из лесников мы узнали, что в сорока километрах на месте большого боя наших войск с гитлеровцами закопано много оружия. Решили попытать счастья: отыскать этот драгоценный клад.
...Проснулись рано. Проверили оружие, разделили патроны и к восходу солнца были готовы в путь. Целый день обоз двигался по лесам, а на ночь остановился в деревне Печкуры.
Фашисты узнали об этом и двинули на нас роту вооруженных до зубов солдат.
Мы издали заметили черневшие на снегу цепи немецких солдат, с трех сторон надвигавшихся на нас, и заняли оборону.
Свистунов, командир нашего отряда, с группой партизан расположился в той половине деревни, которая прилегала к лесу. Другую половину деревни остальные партизаны, ими командовал я - комиссар. По отряду был передан строгий приказ вести только прицельный огонь. На каждый патрон - по одному фашисту!
Оккупанты открыли огонь из автоматов. Видно, надеялись взять на испуг, ибо огонь этот не был прицельным, а так, в "божий свет".
Засевшие за домами и сараями партизаны скупым, но метким огнем расстреливали наступавших. Пулеметчики Вася Вороненко, Николай Дмитриенко заставили гитлеровцев залечь в глубоком снегу. Молчал только пулемет Горбачевского, устроившегося рядом со мной за сараем. Я сдерживал Леонида до решительного момента.
Немного отлежавшись, фашисты вдруг усилили огонь из пулеметов, автоматов и винтовок. И снова полезли по снегу. Вот-вот они ворвутся в деревню. Особенно много их двигалось по дороге со стороны Кличева и с огородов к центру деревни. Леонид теребил меня, просил разрешения дать очередь. Я молчал. И лишь когда гитлеровцы поднялись в рост для атаки, я махнул Леониду:
- Давай!
Короткими меткими очередями Леонид скосил бегущих фашистов.
А на другом конце деревни в это время раздался голос Свистунова:
- Не пускать гадов!
Меткий огонь партизан и там остановил атакующих.
Через некоторое время мы с Леонидом Горбачевским увидели, как по дороге со стороны Кличева на полном галопе к нам скачет лошадь с санями. Мы притаились и стали наблюдать за приближавшейся упряжкой. Но вскоре поняли, что в санях никого нет. Остановив бегущую лошадь, мы были удивлены: в санях на сене лежал немецкий ручной пулемет, патроны и несколько винтовок. Видимо, кто-то из партизан прицельным огнем уложил фашистов, управлявших этой упряжкой, а лошадь была, наверное, местная, вот и бросилась домой, привезла нам трофеи. Как это было своевременно и кстати!
Леонид Горбачевский и Вася Вороненко, у которых пулеметы были немецкие, запаслись трофейными патронами, а стрелки разобрали винтовки. Трофейный пулемет мы передали самому меткому стрелку Грише Бойко, он тут же стал расстреливать наседавших полицейских и немцев.
А в это время по огороду, скрываясь за плетнем, к нам метров на пятьдесят приблизился вражеский пулеметчик. Он укрылся за большой вербой и повел ураганный огонь по центру деревни.
_ Вороненко, срежь пулеметчика! - закричал Свистунов.
Вася Вороненко дал длинную очередь, и вражеский пулемет замолчал. Наступила тишина.
Считая, что пулеметчик убит, партизан Сергей Мелезиков бросился к вербе, чтобы взять трофейный пулемет. Но, не добежав до плетня метров десять, Сергей был скошен длинной очередью хитрого врага.
Пулемет, установленный за вербой, снова начал поливать нас свинцовым огнем. Мы укрылись за домами и сараями, и я приказал не высовываться, не лезть без прикрытия под вражеский огонь. Но партизанам очень уж хотелось завладеть этим пулеметом. И как только он смолк, из-за сарая выбежал рослый партизан Иван Липухин. Он по снегу пополз к вражескому пулемету. Но тоже был сражен.
Не успели мы опомниться от новой потери, из-за того же сарая выскочил Борис Шумилин. Он полз не напрямик. То укроется за бровкой огородной межи, то прижмется за кочкой. Партизаны затихли, замерли от волнения. Сможет ли товарищ добраться до цели? Не постигнет ли и его горькая участь тех двоих? А Борис все ближе и ближе подползает к плетню. Еще несколько метров, еще немного... Но пулеметчик за вербой снова застрочил, теперь уже в упор. Шумилин притих, распластавшись в снегу, и тотчас вокруг него снег стал алым.
- И этого! - крикнул кто-то рядом со мной.
Но Борис вдруг выстрелил, и пулеметная очередь врага оборвалась. Шумилин стал отползать назад, оставляя на снегу кровавый след. Но вот и он застыл на месте.
Вражеский пулемет больше не стрелял из-за вербы. Но немцы с поля открыли по нашему сараю перекрестный огонь. И все-таки двое друзей Шумилина сумели подползти к нему и утащить в безопасную зону. Раненый истекал кровью, и я поручил заботу о нем нашей санитарке - студентке Вере.
А Сергей Лобанов пополз с веревкой в руке к пулемету, чтобы довести до конца дело своего раненого товарища. Он добрался до старой вербы, захватил концом веревки пулемет и, несмотря на обстрел, притащил его к нам.
Бой длился около шести часов. Фашисты так и не смогли подняться в решительную атаку. Под редким, но метким прицельным огнем они пролежали на снегу целый день. Мы уже готовились к тому, чтобы в ночной темноте окружить противника и полностью уничтожить. Однако к вечеру мы узнали, что к врагу идет большое подкрепление, да еще и с двух сторон. Мы вынуждены были покинуть деревню.
С наступлением сумерек отряд двинулся по болотам, где немцев, по данным разведки, не было. Враг разгадал наше намерение и открыл огонь теперь уже и с северной и западной стороны. Видно, прибыло какое-то подкрепление. Сергей Лобанов вызвался остаться с пулеметом для прикрытия отхода. К нему присоединились еще два пулеметчика, Леонид Горбачевский и Николай Дмитриенко. Задержав противника до того момента, когда отряд отошел от деревни на порядочное расстояние, пулеметчики догнали нас. Через несколько дней мы были в Осиповичском районе.
Склад боеприпасов, который мы искали, оказался взорванным полицией всего лишь день назад. Мы вернулись в свою "родную" деревню Великая Старина, довольствуясь только трофейным оружием и боеприпасами.
До боя в Печкурах мы считали, что дело партизан только из засады, молниеносным налетом громить врага. А теперь убедились, что мы можем вести серьезный и длительный бой. Были бы только патроны в достатке!
* * *
В начале 1942 года на Могилевщине появилось много небольших партизанских групп. В большинстве случаев они стремились к совместным действиям с крупными отрядами или присоединялись к ним. Стали прибывать новички и к нам.
Однажды мы с командиром сидели за столом в небольшой белорусской хате, как вдруг раскрылась дверь и вошли несколько человек в военной форме. Впереди стоял суровый коренастый сержант лет двадцати. Он был в кожаной тужурке, в шлеме летчика, в летных перчатках. Все это было уже поношенным, но придавало партизану бравый, элегантный вид. За ним - майор в потертой, но полной форме. Подтянутый, крепкий, сугубо военный человек лет тридцати.
- Сержант Марков Иван Евдокимович, командир партизанской группы, представился первый и, молодцевато отдав честь, сделал шаг в сторону, пропуская вперед майора.
- Майор Елецкий Степан Григорьевич, заместитель командира группы, отрекомендовался второй и спокойно, с достоинством, присущим кадровым военным, отдал честь.
- Как же это майор стал заместителем сержанта? - ухмыльнувшись, спросил Свистунов.
- Все в порядке, товарищ командир! - четко доложил майор. - Я примкнул к этой группе, когда она из засады вела бой. Командир уже был. И неплохой, настоящий командир. Я попросился рядовым.
- Кем были до войны, товарищ майор? - спросил я.
- Начальником штаба батальона, - ответил Елецкий и с доброй, располагающей улыбкой добавил: - Надеюсь, со временем и в партизанском отряде появится штаб, и тогда я займусь своим родным делом.
- Это замечательно, что вы верите в такое будущее партизан! - сказал Свистунов. - А пока займетесь разведкой. Познакомитесь с нашими людьми и по своему усмотрению организуете группу. Целый взвод можем выделить на это дело. А вы, товарищ Марков, что добавите о себе?
Четко, бойко, как на докладе, сержант Марков рассказал, что он здешний, родом из деревни Устье Кличевского района, шофер. Был мобилизован вместе с автомашиной. Когда машину разбило снарядом, он после долгих скитаний по тылам врага пробрался в родную деревню. Услышав, что в Кличевском районе появились партизаны, стал искать с ними встречи. Установил связь с военнослужащими, скрывавшимися в деревнях. Вместе организовали партизанский отряд...
Мы предложили Маркову должность заместителя командира нашего отряда. Марков удивился, что мы ему так доверяем.
- А как вы думаете, у нас совсем никакой разведки не было? - прищурив правый глаз, сказал Свистунов. - Ведь это вы разгромили полицейский участок, где было втрое больше людей!
- А что нам было делать? - развел руками Марков. - Нужно было оружием и боеприпасами пополнить отряд. Вот и схитрили.
- Значит, договорились, - пристукнул ладонью по столу Свистунов. - А теперь пообедаем вместе, потолкуем по душам...
* * *
С организацией взвода разведки наш отряд почувствовал себя настоящим боевым воинским подразделением. Теперь мы знали, что делается не только в нашем районе, но и в соседнем.
Появились у нас и хозяйственники, которые занимались вопросами питания и обеспечения отряда всем необходимым. Правда, в этой группе было всего лишь пять человек, но мы ее гордо называли хозвзводом.
В связи с необходимостью ухаживать за ранеными, а когда надо, и перевозить их на санях или нести на носилках у нас образовалась санитарная группа во главе с Нюрой Соколовой. Ей в помощь выделили пожилого конюха Митрофана Ивановича Метелицу.
У нас был уговор: ни раненых, ни больных не оставлять даже в самых надежных селах. Уж бедовать так вместе! Разве только состояние здоровья не позволит возить, трясти человека. Тут главным был моральный фактор - каждый партизан знал, что в беде его не оставят товарищи.
* * *
Через несколько дней после возвращения из Осиповичского района я пошел к соседям, в партизанский отряд Изоха, узнать, как складывается обстановка в районе и что нового в других отрядах. Командир и комиссар встретили меня приветливо. Но были они невеселые. Я спросил, что случилось.
- Присаживайся, Михаил, - предложил мне Яков Иванович Заяц, - сейчас все узнаешь.
И они рассказали, что обстановка в Кличевском районе крайне осложнилась. В Бобруйск прибыл батальон СС под командованием майора Гофмана. Две роты этого батальона появились в Кличеве.
- Мы сначала не обратили особого внимания на эти сообщения, - заявил Игнат Изох, - мало ли батальонов проходило через Бобруйск и Кличев по пути на фронт. А потом узнали, что Гофман основательно осел на Кличевщине. У него специальное задание: уничтожить партизан во всей округе и создать из местного населения так называемую "самооборону".
Вернувшись в отряд, я предложил усилить разведку и поручить Елецкому внимательно следить за деятельностью Гофмана. Выяснилось, что берлинский эсэсовец делает все, чтобы выслужиться перед начальством. "Язык", приведенный нашими разведчиками, рассказал нам о методах Гофмана. "Стреляйте в каждого встречного, не щадите ни стариков, ни женщин, ни детей. Все они партизаны или связанные с партизанами", - поучал палач своих головорезов.
И эсэсовцы старались. Они расстреляли старого учителя Якова Семака и его больную жену, семью бывшего председателя Бацевичской потребкооперации Ивана Белокурского, замучили до смерти жену учителя Михаила Медведева и размозжили голову ее грудному ребенку. В одном только Кличеве каратели расстреляли свыше пятидесяти человек, в основном женщин и детей. И все эти невинные жертвы входили в кровавые сводки Гофмана как партизаны, убитые в боях.
Майор Елецкий хорошо наладил работу разведки. И вот однажды он сообщил, что Гофман со дня на день двинет в село Усохи крупный карательный отряд. Его цель - уничтожить партизан, забрать в селах скот и продовольствие, работоспособное население угнать на работу в Германию, а остальное истребить.
Мы решили не допустить врага до Усох, выйти навстречу и устроить засаду. Наши разведчики прошли по дороге, ведущей в город, и выбрали место, где густой лес вплотную подступал к дороге. На операцию было послано двадцать автоматчиков, четверо метких стрелков с винтовками и ручным пулеметом. Гранат было мало, поэтому их взяли только несколько штук.
Партизаны вышли темной ночью. В двух километрах от села разделились на две равные группы. Одну группу Баранов повел по правой стороне дороги, немного углубившись в лес. Группа под командой Маркова пошла левой стороной.
...Утро наступило морозное, но солнечное. Пароконные сани с двумя эсэсовцами мчались по лесной дороге, как по тоннелю. На одном повороте этот тоннель был особенно узким. Вековечные ели, припорошенные снегом, стояли хмурой ратью. С дороги не было видно, что скрывается под отяжелевшими от снега, до самой земли опущенными ветвями. А как раз под этими природными шатрами и расположилась первая группа партизан. Они притаились по двое, по трое за каждым деревом.
Сани партизаны пропустили. Ясно было, что это разведка. Если по этим саням в лесу стрелять никто не станет, значит, партизан здесь нет. Видимо, так должны были решить фашисты, если это на самом деле их разведка.
Когда утих топот конских копыт, в заснеженном лесу установилась мертвая тишина. Пока разведка не вернется, карательный отряд не пойдет. Партизаны могут покурить и погреться под елками прыжками да легкой зарядкой. А командиры могут поговорить между собой через дорогу.
- Леонид, что будем делать, когда разведка назад вернется? - спросил Марков.
- Ни в коем случае не трогать! - отвечал Баранов строго. - Ни в коем случае.
Через некоторое время в стороне Усох, куда уехала немецкая разведка, раздалось несколько выстрелов из винтовок. И вскоре взмыленные, изо всей силы погоняемые кнутом кони пронесли сани с разведчиками мимо безмолвной партизанской засады.