Спрэг де Камп Лион. Аристотель и оружие

озадаченно смотрит мне вслед. Бедняга так никогда и не понял, кто я такой
и откуда взялся. Я шел по разбитой проселочной дороге, на которой между
двумя глубокими колеями чередовались камни, грязь и высокая трава.
Я направился в сторону озера и встретил несколько прохожих. Тому, кто
привык к оживленному движению в моем мире, Македония показалась бы
пустынной и вымершей. Я пытался заговорить с путниками, но столкнулся с
теми же трудностями, что и при разговоре с пахарем.
Наконец мимо проехала колесница, запряженная парой лошадей, которой
правил плотный мужчина в головной повязке, подобие шотландского кильта, в
высоких башмаках на шнуровке. Услышав мой окрик, он притормозил.
- В чем дело? - На аттическом диалекте он говорил не лучше меня.
- Я ищу философа Аристотеля из Стагира. Где я могу найти его?
- Он живет в Мизе.
- Где это?
Он показал.
- Ты не туда идешь. Иди обратно по этой дороге. У переправы через Ботий
сверни направо, и эта дорога приведет тебя в Мизу и Китион. Ты понял?
- Кажется, да, - ответил я. - Это далеко?
- Около двухсот стадий.
Я пал духом. Двести стадий - это пять парасангов, или два дня пути. Я
подумал, не попытаться ли мне купить коня или колесницу, но я не умел
ездить верхом и править лошадьми и не представлял себе, как я этому
научусь за короткий срок. Я читал, что в Македонии Аристотель жил в Мизе,
но, так как это место не было обозначено на тех картах, которые у меня
были, я решил, что это пригород Пеллы.
Я поблагодарил возничего, тот пустил лошадей трусцой, а я отправился в
путь. Не буду утомлять Вас подробным описанием моего путешествия. Я не
знал, где расположены деревни, и ночь застала меня в чистом поле, я
отбивался от собак, меня заживо ели москиты и одолевали другие твари, пока
я не нашел пристанища на вторую ночь. Дорога шла вдоль огромных болот,
простиравшихся по Эмафианской равнине к западу от Лудийского озера.
Несколько мелких речушек стекали с Бермиона и терялись в болотах.
Наконец я оказался вблизи Мизы, расположенной на одном из склонов
Бермиона. Я из последних сил тащился вверх по крутому склону, когда
шестеро подростков на малорослых греческих лошадях проскакали вниз по
дороге. Я отступил в сторону, но, вместо того чтобы пронестись мимо, они
придержали коней и окружили меня.
- Кто ты? - спросил меня невысокий юноша лет пятнадцати на чистом
аттическом наречии. Светловолосый, он был бы очень хорош собой, если бы не
прыщи.
- Я - Зандра из Паталипутры, - отвечал я, называя город Патну на Ганге
его древним именем. - Я ищу философа Аристотеля.
- А, варвар! - закричал прыщавый. - Что, ребята, уж мы-то знаем, как
Аристотель любит варваров!
Другие поддержали его, выкрикивая оскорбления, похваляясь тем, что
когда-нибудь перебьют всех варваров или обратят их в рабов.
Я допустил оплошность, показав им, что разозлился. Я знал, что это
неразумно, но ничего не мог с собой сделать.
- Если вы не хотите мне помочь, дайте мне пройти, - сказал я.
- Да он не просто варвар, он еще и наглец! - закричал один из ребят,
наезжая на меня лошадью.
- Отойдите прочь, дети! - потребовал я.
- Мы должны его проучить, - сказал прыщавый. Остальные захихикали.
- Лучше оставьте меня в покое, - сказал я, сжимая посох обеими руками.
Высокий красивый подросток сбил с меня шляпу.
- Вот тебе, трусливый азиат! - закричал он.
Недолго думая, я выругался по-английски и взмахнул посохом. То ли
молодой человек успел увернуться, то ли его лошадь отпрянула, но я
промахнулся. Посох мой пролетел мимо цели и ударил одну из лошадей по
морде.
Лошадка пронзительно заржала и встала на дыбы. Всадник, сидевший без
стремени, соскользнул с крестца лошади в грязь. Лошадь умчалась.
Все шестеро завопили. Светловолосый, у которого был необыкновенно
пронзительный голос, стал выкрикивать угрозы. В следующую секунду я
увидел, что его лошадь несется прямо на меня. Раньше чем я успел
увернуться, она сбила меня с ног, я полетел вверх тормашками, и животное
перепрыгнуло через меня, пока я катился по земле. К счастью, лошади
стараются не наступать на мягкое, иначе я был бы растоптан. Я едва успел
встать на ноги, как заметил, что остальные мальчишки тоже посылают лошадей
прямо на меня.


Рядом росла старая сосна. Я нырнул под нижние ветки раньше, чем лошади
налетели на меня, всадники скакали вокруг дерева и вопили. Я с трудом
понимал, что они кричали, но услышал, как прыщавый приказал:
- Птолемей! Езжай домой и привези луки и копья!
Стук копыт смолк в отдалении. Я почти ничего не видел сквозь ветки, но
догадывался о том, что происходило. Мальчишки не собирались атаковать меня
пешими, во-первых, потому что им больше нравилось ездить верхом, да и
слезать с коней, ловить их потом им было лень; во-вторых, до тех пор пока
я стоял спиной к дереву, им было не так просто добраться до меня сквозь
сплетение ветвей, а я мог бы отбиваться от них посохом.
Хотя в своем мире я не казался очень высоким, я был гораздо выше этих
ребят.
Но не это сейчас меня волновало. Я услышал имя "Птолемей" и понял, что
это один из соратников Александра, который в моем мире стал царем Египта и
основал знаменитую династию. Прыщавый юнец, стало быть, Александр
собственной персоной. Я попал в переплет. Если я останусь на месте, то
послужу мишенью для стрельбы по цели, когда Птолемей вернется с оружием.
Я, конечно, мог подстрелить нескольких мальчишек из своего ружья, что
спасло бы меня на время. Но в стране, где власть царя безгранична, трудно
рассчитывать на то, что доживешь до старости, убив одного из друзей
наследника престола, не говоря уже о самом царевиче. Пока я обдумывал свое
положение и прислушивался к голосам нападающих, сквозь ветви просвистел
камень и отскочил от ствола. Невысокий смуглый юноша, который упал с
лошади, бросил камень и побуждал своих товарищей последовать его примеру.
Мне удалось разглядеть, как прыщавый и остальные спешились и стали
лихорадочно собирать камни, а известно, что этого добра в Греции и
Македонии предостаточно. Камни пролетели сквозь хвою, отскакивая от веток.
Один, величиной с кулак, оцарапал мне голень.
Мальчишки подошли поближе, чтобы вернее целиться. Я попытался отползти
за дерево и спрятаться за ним, но они заметили мое движение и окружили
дерево со всех сторон. Один из камней попал мне в голову и до крови содрал
кожу, у меня потемнело в глазах. Я подумал было, не забраться ли на
дерево, но сосна кверху сужалась, и чем выше я бы забрался, тем уязвимее
был бы, и, кроме того, сидя на ветке, мне было бы труднее уворачиваться от
камней.
Так развивались события в тот момент, когда я снова услышал стук копыт.
Я подумал, что настала пора решиться на что-либо. Птолемей возвращался с
оружием. Если я даже воспользуюсь своим ружьем, мне все равно не спастись
бегством, но было бы глупо оставаться на месте и дать изрешетить себя, не
применив оружия.
Я нащупал под туникой ремешок, закреплявший пистолет в кобуре, и
отстегнул его, затем вытащил пистолет и оттянул затвор.
Чей-то мужской голос вмешался в перебранку. Я уловил слова:
"...оскорблять безобидного путешественника... Откуда вы знаете, что он не
князь в своей собственной стране? Придется рассказать царю... Можно
подумать, что вы рабы, только что получившие свободу, а не знатные юноши
из благородных семейств..."
Я протиснулся к краю завесы из сосновых иголок. Коренастый чернобородый
всадник обращался к подросткам, побросавшим камни. Прыщавый сказал:
- Мы просто немного побаловались.
Я вылез из-под ветвей, подошел к тому месту, где лежала моя шляпа, и
поднял ее. Затем я обратился к незнакомцу:
- Радуйся! Хорошо, что ты приехал раньше, чем игра зашла слишком
далеко. - Я улыбнулся, решив вести себя приветливо, чего бы мне это ни
стоило. Только благодаря железному самообладанию я мог выпутаться из этой
ситуации.
Всадник проворчал:
- Кто ты?
- Зандра из Паталипутры, что в Индии. Я ищу философа Аристотеля.
- Он оскорбил нас... - начал один из подростков, но чернобородый не
обратил на него внимания. Он сказал:
- Я сожалею, что твое знакомство с царским домом было столь неприятным.
Этот дерзкий юноша, - он указал на прыщавого, - Александр, сын Филиппа,
наследник македонского престола.
Он представил остальных:
- Гефастион - тот, который сбил с меня шляпу, а сейчас держал лошадей;
Неарх - тот, который упал с лошади; Птолемей - тот, который ездил за
оружием; а также Гарпал и Филот.
- Когда Птолемей ворвался в дом, - продолжал незнакомец, - я спросил
его, что за спешка, узнал о стычке и решил ехать с ним. Хорошо же они
слушают своего учителя. Они не должны были вести себя недостойно даже с
тобой, варваром, ибо, поступая так, они сами спускаются до уровня
варваров. Я возвращаюсь в дом к Аристотелю. Ты можешь следовать за мной.
Всадник развернул коня и поехал шагом обратно в Мизу. Шестеро
подростков стали ловить лошадь Неарха.
Я пустился вслед за ним, хотя мне иногда приходилось бежать трусцой,
чтобы не отставать. Дорога шла в гору, и вскоре я начал задыхаться. Я
пропыхтел:
- Кто ты... о господин?
Всадник мотнул бородой и удивленно поднял брови:
- Я думал, ты знаешь. Я Антипатр, правитель Македонии.
Не доезжая до самой деревни, Антипатр свернул и поехал по ухоженной
территории, напоминавшей современный парк, где стояли статуи и скамьи. Я
предположил, что это роща Нимф, в которой Аристотель проводит занятия с
учениками. Мы проехали через парк и остановились у особняка, Антипатр
бросил поводья слуге и соскочил с коня.
- Аристотель! - загремел Антипатр. - Тут тебя один человек видеть
хочет.
Вышел мужчина примерно моего возраста, лет сорока. Он был стройный,
среднего роста, с лицом тонкогубым и суровым, седеющая борода была коротко
подстрижена. Одет он был в пышный гиматий, большой плащ с каймой,
украшенной разноцветными спиралями. На пальцах золотые кольца. Антипатр,
запинаясь, представил меня:
- Друг мой, это... э... как его зовут, из... э... откуда-то из Индии.
Он рассказал ему, как спас меня от Александра и его злокозненных
друзей, и добавил:
- Если ты в скором времени не научишь этих щенков, как нужно себя
вести, то потом будет поздно.
Аристотель внимательно посмотрел на меня.
- Вшегда приятно пожнакомитьшя ш человеком, приехавшим иждалека. Что
привело тебя шюда, друг мой?
Я представился и сказал:
- В своей стране я считаюсь философом, и я подумал, что мое путешествие
на Запад не может быть завершено, пока я не поговорю с величайшим
философом Запада. А когда я спросил, кого мне искать, все назвали мне
Аристотеля, сына Никомаха.
Аристотель промурлыкал:
- Я рад, что они нажвали меня. Гм. Войди в дом, выпей шо мной вина. Ты
можешь рашкажать мне о чудешах Индии?
- Да, конечно, но ты в свою очередь должен рассказать мне о своих
открытиях, они воистину еще большее чудо.
- Ну что ж, жаходи, жаходи. Может, ты шможешь оштатьшя на пару дней.
Мне ешть о чем рашпрошить тебя.


Так я встретился с Аристотелем. Мы, как говорили в моем мире, понимали
друг друга с полуслова. У нас было много общего. Кому-то могло не
понравиться то, что Аристотель шепелявил, или его педантичность и
чрезмерная сосредоточенность, или то, что любую тему он мусолил до
умопомрачения. Но мы с ним ладили. В то утро в доме, который царь Филипп
построил для придворной школы, Аристотель передал мне чашу густого вина и
попросил:
- Рашкажи мне о шлоне, этом огромном жвере, у которого по хвошту
впереди и шжади. Он дейштвительно шущештвует?
- Да, действительно, - ответил я и начал рассказывать все, что и знал о
слонах, а Аристотель делал заметки на листах папируса.
- Как в Индии нажывают шлонов?
Вопрос застал меня врасплох, мне не приходило в голову, что помимо
всего того, что я знаю, мне в моем путешествии понадобится еще и знание
древнего хиндустани. Я отхлебнул вина, чтобы протянуть время. Я никогда не
любил спиртные напитки и эта жидкость казалась мне отвратительной, но ради
достижения моей цели приходилось притворяться, что она мне нравится. Без
сомнения, мне пришлось бы выдумать какую-нибудь абракадабру, но тут память
моя совершила внезапный скачок, и мне на ум пришли рассказы Киплинга,
которые я читал в детстве.
- Мы зовем их _хатхи_, - сказал я. - Но в Индии, конечно, говорят на
разных языках.
- А что ты шнаешь о диких ошлах, что водятшя в Индии, тех, о которых
пишет Ктежий, у них рог на лбу?
- Правильнее было бы называть их носорогами, потому что рог у них в
действительности на носу, и они больше похожи не на ослов, а на огромных
свиней...
Приближалось время обеда, и я несколько раз тонко намекал, что мне
нужно найти пристанище в Мизе, но Аристотель, к моей радости, и слушать
меня не захотел. Он потребовал, чтобы я остановился прямо в школе, и не
обратил внимания на то, что я из вежливости воспротивился этому.
- Ты должен оштатьшя ждешь на нешколько мешяцев, - сказал он. - У меня
никогда, никогда больше не будет такой вожможношти шобрать шведения об
Индии. Не бешпокойшя о рашходах. Царь платит жа вше. Ты первый
дейштвительно умны... э... варвар иж тех, кого я жнал, а я иштошковалшя по
ученому шерьежному шобешеднику. Феофрашт вернулшя в Афины, а другие мои
дружья редко жаежжают в эту глушь.
- А македонцы?
- Ахой! Некоторые иж них, как и мой Друг Антипатр, неплохие люди, но в
большинштве швоем они штоль же бежможглы, как и першидшкие вельможи. А
теперь рашкажи мне о Патал... как нажываетшя твой город?
Вскоре вошли Александр и его друзья. Мне показалось, они растерялись,
увидев, что я беседую наедине с их учителем. Я изобразил радостную улыбку
и сказал:
- Хайре, друзья мои!
Как будто ничего не произошло. Мальчишки переглянулись и начали
перешептываться, но не решились ничего предпринять.
На следующее утро, когда они пришли на занятия, Аристотель сказал им:
- Я шлишком жанят ражговором ш доштопочтенным путешештвенником иж
Индии, чтобы терять время, вколачивая ненужные вам жнания в ваши жалкие
умишки. Идите, поштреляйте кроликов или наловите рыбы к обеду, только
ишчежните!
Мальчишки улыбнулись. Александр сказал:
- Кажется, и от варвара может быть какой-то толк. Я надеюсь, что ты
останешься у нас навсегда, достопочтенный варвар.
После того как они ушли, попрощаться с Аристотелем зашел Антипатр. Он
грубовато-добродушно спросил у меня, как я поживаю, вышел и отправился
верхом в Пеллу.


Недели проходили незаметно, и, пока я гостил у Аристотеля, появились
первые весенние цветы. День за днем мы, беседуя, бродили по роще Нимф или
сидели дома, когда шел дождь. Иногда мы беседовали одни, а иногда за нами
следовали, слушая нас, мальчики. Они несколько раз попытались подшутить
надо мной, но я, хотя и был в ярости, сделал вид, что меня забавляют их
проделки, и таким образом избежал серьезных неприятностей.
Я узнал, что в другой половине большого дома жила жена Аристотеля с
маленькой дочкой. Но он не представил меня ей. Я только несколько раз
видел ее издалека.
Во время наших ежедневных бесед я осторожно пытался перейти от чудес
Индии к фундаментальным вопросам науки. Мы спорили о том, какова природа
материи и что представляет собой Солнечная система. Я дал ему понять, что
в Индии астрономия, физика и другие науки развиваются в современном
направлении, я имею в виду современное для моего мира. Я рассказал об
открытиях выдающихся паталипутранских философов: вкладе Коперника в
астрономию, Ньютона в физику, Дарвина в теорию эволюции и Менделя в
генетику. (Я забыл, что для Вас эти имена ни о чем не говорят, но любой
образованный человек в моем мире узнал бы их, несмотря на маскарад.)
Я постоянно внушал ему, что важно экспериментировать и изобретать
новое, что каждую теорию нужно проверять.
Аристотель был человеком самоуверенным и любил поспорить, но ум у него
был как губка, и он мгновенно впитывал в себя все новые сведения,
гипотезы, взгляды, независимо от того, согласен он был с ними или нет.
Я попытался найти какое-нибудь компромиссное решение между тем, чего,
как я знал, может добиться наука, и тем, во что может поверить Аристотель.
Поэтому я не стал ничего рассказывать о летательных аппаратах, ружьях,
зданиях высотой в тысячу футов и других чудесах техники, существовавших в
моем мире. Тем не менее однажды я заметил, что маленькие темные глаза
Аристотеля внимательно смотрят на меня.
- Ты не веришь мне, Аристотель? - спросил я.
- Н-нет, нет, - сказал он задумчиво. - Но мне кажетшя, что ешли бы
индийцы были такими жамечательными ижобретателями, как ты уверяешь, они бы
ижготовили тебе крылья вроде тех, что, по легенде, шделал Дедал. Тогда ты
мог бы прилететь в Македонию, и тебе бы не пришлешь терпеть лишения,
путешештвуя на верблюде череж вшю Першию.
- Такие крылья пытались сделать, но мускульная сила человека
относительно его веса невелика.
- Ага. Ты привеж что-нибудь иж Индии, что могло бы подтвердить
маштерштво твоего народа?
Я усмехнулся, потому что уже давно ожидал этого вопроса.
- Я привез несколько маленьких приспособлений, - сказал я, залезая под
тунику и вытаскивая увеличительное стекло. Я показал, как им пользоваться.
Аристотель покачал головой.
- Почему же ты не покажал мне его раньше?
- Люди часто навлекали на себя несчастья, пытаясь сразу изменить
взгляды окружающих. Вспомни Сократа - учителя своего учителя.
- Правда, правда. А что ты еще привеж?
Я собирался показывать приборы постепенно, не все сразу, но Аристотель
был так настойчив, что я уступил прежде, чем он разозлился. Маленький
телескоп был недостаточно мощным, и с его помощью нельзя было рассмотреть
спутники Юпитера или кольца Сатурна, но того, что мы увидели, было
достаточно, чтобы убедить Аристотеля в его возможностях. Если он не мог
наблюдать эти небесные тела сам, он был почти готов поверить мне на слово,
что их видно в большие телескопы, которые есть у нас в Индии.
Однажды, когда дискуссия в роще Нимф была в самом разгаре, к нам
подскакал легко вооруженный всадник. Не обращая на нас никакого внимания,
он обратился к Александру:
- Приветствую тебя, о царевич! Царь, твой отец, прибудет сюда еще до
захода солнца.
Все бросились наводить порядок. Мы ждали, выстроившись рядами перед
большим домом, когда со звоном и бряцаньем прибыли царь Филипп и его
свита, все в украшенных гребнями шлемах и развевающихся плащах. В
одноглазом я узнал Филиппа. Это был высокий, богатырского сложения
мужчина, весь покрытый шрамами, его густая вьющаяся черная борода начинала
седеть. Он спешился, обнял сына, небрежно поздоровался с Аристотелем и
сказал Александру:
- Ты бы хотел принять участие в осаде города?
Александр завопил от восторга.
- Фракия покорена. Но стараниями афинян Византии и Перинф выступили
против меня. Жителям Перинфа будет не до даров Великого Царя. Пора тебе,
мой мальчик, понюхать крови, хочешь поехать?
- Да, да! Можно, мои друзья поедут тоже?
- Если они захотят и если их родители им позволят.
- О, царь! - сказал Аристотель.
- Что тебе, долговязый?
- Я надеюшь, на этом обучение царевича не жакончитшя. Ему еще многому
нужно научитьшя.
- Нет, нет, я пришлю его обратно, как только город падет. Но он
вступает в тот возраст, когда нужно учиться на деле, а не только слушая
твои мудрые, возвышенные речи. Кто это? - Филипп взглянул на меня своим
единственным глазом.
- Жандра иж Индии, филошоф-варвар.
Филипп дружелюбно улыбнулся и похлопал меня по плечу:
- Радуйся. Приезжай в Пеллу, расскажи моим военачальникам об Индии. Кто
знает? Может, и туда еще ступит нога младенца.
- Гораздо важнее получить сведения о Персии, - сказал один из
военачальников Филиппа, красивый малый с рыжевато-каштановой бородой. - Он
недавно был там проездом. Что ты скажешь на это? Чертов Артаксеркс все еще
крепко сидит на троне?
- Я почти ничего не знаю, - сказал я, чувствуя, как сердце мое уходит в
пятки при мысли о том, что меня сейчас разоблачат. - Я проехал вдоль
северных границ владений Великого Царя и почти не заезжал в крупные
города. Я ничего не знаю о том, какую они ведут политику.
- Это действительно так? - спросил рыжебородый, взглянув на меня с
подозрением. - Нам придется еще вернуться к этому разговору.
Они толпой повалили в большой дом, где суетились повар и служанки. Во
время обеда оказалось, что я сижу между Неархом, маленьким критянином,
другом Александра, и воином, не говорившим по-гречески. Поэтому я в
основном молчал, а вдобавок почти не понимал, о чем говорили сидевшие во
главе стола. Я попросил Неарха назвать мне военачальников.
- Тот, высокий, справа от царя, - Парменион, - сказал он, - а
рыжебородый - Аттал.
Когда унесли еду и началась попойка, ко мне подошел Аттал. Воин уступил
ему свое место. Аттал уже много выпил, но, хотя он и покачивался слегка,
голова его была ясной.
- Как ты ехал через владения Великого Царя? - спросил он. - По какому
маршруту ты следовал?
- Я же сказал тебе - вдоль северной границы.
- Тогда ты должен был заехать в Орхой.
- Я... - начал я и остановился. Возможно, Аттал пытается подловить
меня. Что, если я скажу "да", а Орхой на самом деле находится на юге? Или
вдруг он там был и знаком с городом? Многие греки и македонцы служили
Великому Царю наемниками.
- Я проезжал разные города, но не запомнил их названия, - сказал я. - И
не помню, заезжал ли в Орхой.
Аттал мрачно улыбнулся в бороду.
- Много же пользы принесет тебе твое путешествие, если ты не помнишь,
где был. Послушай, скажи мне, ты не слышал о смуте в северных провинциях?
Я уклонился от ответа, набрав полный рот вина, чтобы скрыть
замешательство. Я прихлебывал вино снова и снова, пока наконец Аттал не
сказал:
- Ну, хорошо, предположим, ты действительно ничего не знаешь о Персии.
Тогда расскажи мне об Индии.
- Что рассказать? - Я икнул. Вино начинало действовать и на меня.
- Я солдат, и мне хотелось бы узнать об индийском военном искусстве.
Как там насчет обучения боевых слонов?
- О, мы придумали кое-что получше.
- Что именно?
- Мы поняли, что слоны из плоти и крови ненадежны в бою, несмотря на
свою величину, потому что часто пугаются и, обратившись в бегство, топчут
наши собственные войска. Поэтому философы Паталипутры создали механических
стальных слонов со скорострельными катапультами на спине.
Так в моем одурманенном мозгу трансформировались бронированные военные
машины моего мира. Я не знаю, что заставило меня наговорить Атталу таких
глупостей.
Частично виной была антипатия, возникшая между нами. Из истории
известно, что Аттал был неплохим человеком, хотя иногда и совершал
безрассудные и глупые поступки. Но меня раздражало то, что он надеялся
выведать у меня все хитрыми расспросами, а хитрость-то была шита белыми
нитками. Его голос, выражение лица говорили сами за себя: ты лукав и
пронырлив, за тобой надо смотреть в оба. Он был из тех людей, которые,
получив приказ следить за врагом, нацепили бы на лицо фальшивую бороду,
завернулись в длинный черный плащ и стали посреди бела дня, крадучись,
ходить вокруг да около, подмигивать, бросать косые взгляды и привлекали бы
к себе всеобщее внимание. Кроме того, он, конечно, насторожил меня,
проявив настойчивый интерес к моему прошлому.
Но основной причиной моего безрассудного поведения явилось крепкое
вино. В своем мире я пил очень редко и не привык к подобным попойкам.
Аттал при упоминании о механических слонах весь превратился в слух.
- Да что ты говоришь!
- Да, у нас есть и кое-что получше. Если наземные войска противника
отражают атаки наших стальных слонов, мы посылаем летающие колесницы,
запряженные грифонами, и сверху осыпаем неприятеля дротиками. - Мне
казалось, что я изобретателен, как никогда.
Аттал открыл рот от изумления: "Что еще?"
- Ну... э... у нас также мощный флот, знаешь, мы контролируем низовья
Ганга и прилегающую часть Океана. Нашим кораблям не нужны ни паруса, ни
весла. Их приводят в движение машины.
- Все индийцы владеют подобными чудесами?
- В общем, да, но паталипутранцы искуснее всех. Когда в морских
сражениях численный перевес на нашей стороне, мы посылаем ручных тритонов,
которые подплывают под корабли и продырявливают днища.
Аттал нахмурился.
- Скажи мне, варвар, почему, имея столь разрушительное оружие,
палалал... патапата... жители вашего города не завоевали весь мир?
Я пьяно рассмеялся и хлопнул Аттала по плечу:
- Да мы его уже давно завоевали, приятель. Вы, македонцы, еще просто не
заметили, что находитесь под нашим владычеством.
Аттал переварил все это и грозно нахмурился:
- По-моему, ты дурачил меня, варвар! _Меня_! Клянусь Гераклом, я
тебя...
Он поднялся и размахнулся, чтобы ударить меня кулаком. Я поднял руку,
пытаясь защитить лицо.
- Аттал! - окликнули его с другого конца. Царь Филипп следил за нами.
Аттал опустил кулак и пробормотал что-то вроде. "Воистину летающие
колесницы и ручные Тритоны!" - и, спотыкаясь, направился к своей компании.
Я помнил, что у него впереди не было счастливого будущего. Ему было
суждено выдать свою племянницу замуж за Филиппа, молодую женщину и ее
младенца умертвят по приказу Олимпиады, первой жены Филиппа, после того
как сам царь падет от руки вероломного убийцы. Вскоре, по повелению
Александра, расправятся и с Атталом. У меня язык чесался, так мне хотелось
намекнуть ему на то, что его ждет, но я сдержался. Я и так привлек к себе
слишком много внимания.
Позже, когда попойка была в полном разгаре, пришел Аристотель и шуганул
мальчишек. Он сказал мне: "Пойдем, Жандра, прогуляемшя, проветримшя да и