Страница:
Складывалось впечатление, что они мне знакомы. Но сколько я не перебирал в памяти известные мне литературные источники, ничего похожего вспомнить не мог, пока не вернулся к периоду своей деятельности в организации «Врачи без границ». Ну, конечно же, гимны Эхнатона и по ритмике, и по смыслу напомнили мне суры Корана, с которым я познакомился перед поездкой в Пакистан и Афганистан. Пришлось обратиться к английскому переводу «Священного Корана» Муланы Мухаммада Али издания 1996 года. Не могу сказать, что после чтения «Священного Корана» я стал истинным мусульманином, но эта книга для меня была подлинным открытием. Да, я был поверхностно знаком с Библией, а к любым религиозным догмам относился как к анахронизмам культуры, с которыми принято считаться в приличном обществе, но которые, по сути своей, бессмысленны и ни к чему не могут обязывать свободного человека. И, тем не менее, я не был убеждённым атеистом в современном понимании этого слова, считая общение с Богом делом сугубо личным. Но даже поверхностное знакомство с Кораном открыло мне удивительную истину: всем пророкам давалось Свыше одно и то же знание о том, как лучше устроить жизнь людей на Земле. И первый, кто письменно зафиксировал это знание, был 17-ти летний юноша, вошедший в историю под именем Эхнатон. О том же, что это знание из одного источника, давало простое сопоставление текстов гимнов Эхнатона и Корана. Они разнесены во времени 20-ю веками и, тем не менее, в них чувствуется не только содержательное сходство, но и, что особенно меня поразило, — единая ритмика текстов. Как такое оказалось возможным — уму не постижимо.
События за прошедшую неделю шли своим чередом. Из последних известий исчезли кадры с обломками ВТЦ, их заменили репортажи с американскими бомбардировками Афганистана; в сообщениях каналов CNN и NBC начали упоминать об актах биотерроризма в Нью-Йорке, Вашингтоне и Флориде. Холмс звонил дважды: один раз из Каира, второй — из какого-то индийского городка с труднопроизносимым названием.
Часть I II. Расследование Холмса
События за прошедшую неделю шли своим чередом. Из последних известий исчезли кадры с обломками ВТЦ, их заменили репортажи с американскими бомбардировками Афганистана; в сообщениях каналов CNN и NBC начали упоминать об актах биотерроризма в Нью-Йорке, Вашингтоне и Флориде. Холмс звонил дважды: один раз из Каира, второй — из какого-то индийского городка с труднопроизносимым названием.
Часть I II. Расследование Холмса
22 — 27 сентября. Швейцария — Лихтенштейн (Цюрих — Вадуц — Женева )
Рейс Лондон — Цюрих прибыл по расписанию. Холмс встал в очередь на визовый контроль. Диктор объявил о прибытии рейса из Франкфурта-на-Майне, и скоро рядом выстроилась другая очередь, в которой в основном была слышна немецкая речь. Взгляд Холмса машинально выхватил из вновь образовавшейся очереди полную фигуру в светлом плаще и серой шляпе.
— А что интересного в этом человеке? — подумал про себя Холмс и понял, что интересной была газета, которую толстяк прижимал рукой поверх небольшого кейса.
Газета была русской и называлась «Известия», но Холмс так и не мог понять, почему она привлекла его внимание. Пока Холмс размышлял об этом, толстяк в светлом плаще зашёл в кабину визового контроля и Холмс потерял его из виду. Получив багаж, Холмс вышел в зал ожидания, пытаясь в толпе встречающих отыскать представителя своей фирмы, как вдруг его взгляд снова упал на ту самую газету, которую толстяк перед выходом почему-то бросил не в урну с мусором, а на сиденье кресла в зале аэропорта. Движимый непонятным ему чувством любопытства, Холмс, вместо того, чтобы идти к выходу, направился к креслу с газетой, и в это время его окликнули.
— Здравствуйте, мистер Холмс, меня зовут Луи Ренье. Давайте ваш багаж.
Холмс остановился и пожал руку высокому стройному брюнету средних лет, с прядью седых волос в густой иссиня-чёрной шевелюре.
— Я готов вас отвезти в отель, — тщательно подбирая английские слова, обратился он к Холмсу с заметным французским акцентом, — и если у вас будет желание, то вечером мы сможем совершить прогулку по старому Цюриху.
Холмс уже собирался идти к машине вслед за встретившим его представителем фирмы, но вдруг остановился.
— Извините, Ренье, одну минуту. Я сейчас.
Холмс, оставив в недоумении своего спутника, свернул к креслу, взял русскую газету и, сунув её в карман пиджака, направился к выходу. Вряд ли он смог бы объяснить Ренье, удивлённо наблюдавшему за действиями Холмса, для чего взял газету, языка которой не понимал. Но его спутник был человек деликатный, лишних вопросов не задавал, а повёз гостя из Лондона прямо в отель, где фирмой «Ernst amp; Young» для Холмса был забронирован номер. Вечер субботы и воскресенье Холмс провёл в цитадели «цюрихских гномов». Он бродил по узким улочкам старого Цюриха, размышляя о той власти, которую без армий и оружия приобрели мировые банкиры. И почему Швейцарии разрешена такая роскошь, как нейтралитет? И почему эта страна до сих пор не является членом ООН? Вопросы, вопросы…
Весь понедельник шли переговоры в Цюрихе, которые продолжались на другой день в Давосе. Да, размышлял Холмс, неплохое местечко присмотрели себе акулы мирового капитала. Этот небольшой курортный городок, в котором всего две улицы, стал настоящей Меккой крупнейших финансистов мира, а вернее тех, кто думает, что участвует в определении целей и методов мировой политики. На обратном пути в Цюрих, опекавший гостя Луи Ренье, неожиданно предложил Холмсу посетить Лихтенштейн, где, как он выразился, доживал свой век один известный русский эмигрант и меценат — граф Пфанфальц. Граф обитал где-то в окрестностях Вадуца — административного центра карликового государства, в которое закачиваются капиталы со всего мира лишь потому, что оно объявило свою территорию свободной от налогообложения. Минут десять они блуждали по узким улочкам городка, заполненного туристами со всего света, потом столько же — по горному серпантину, и скоро оказались у ворот «Аскании-Новы», — так называлась вилла графа. Хозяин оказался дома, что по его словам было большой редкостью. Несмотря на свой преклонный возраст, он много путешествовал, занимался скупкой раритетов русского прошлого и возвращением их России.
За чаем, которым граф угощал своих гостей, разговор зашел о недавних событиях в Америке. Все сошлись на том, что после 11 сентября мир стал другим, и нет ни одной страны, которой бы это событие как-то не коснулось. Холмс задал графу вопрос о России и её перспективах в свете американской трагедии. Тот некоторое время молчал, задумчиво разглядывая пейзаж за окном гостиной, затем поднялся и, извинившись, удалился в свой кабинет. Скоро он вернулся с пакетом плотной желтой бумаги. Каково же было удивление Холмса, когда граф разложил перед гостями те самые «пикники», которые два дня назад он обсуждал с Ватсоном. По тому, как отреагировал на картинки Ренье, Холмсу показалось, что тот их уже видел. Кроме знакомых «пикников» в желтом пакете оказалось ещё несколько документов.
Граф развернул перед Холмсом копии первой страницы газеты «Труд» № 107 (19554) от 9 мая 1985 года, 9-й страницы еженедельника «Аргументы и Факты» № 43 (836) за октябрь 1996 года и первой страницы газеты «Час пик» № 151 (880) от 14 октября 1997 года.
— Посмотрите, мистер Холмс, вы не находите ничего странного на этих снимках высшего руководства бывшего Советского Союза?
— Честно говоря, если бы не эта белая стрелка, направленная на пол головы Горбачева в «Аргументах и Фактах», я бы её в газете «Труд» даже не заметил. Но какое отношение эти снимки имеют к «пикникам» и тем более к трагедии «черного вторника»?
А вот смотрите, как выглядит полностью фотография на первой полосе газеты «Труд» от 9 мая 1985 года:
Граф откинулся на спинку кресла красного дерева с изящной резьбой и, восстанавливая в памяти картины былого, повёл свой необычный рассказ, наделавший впоследствии столько шума в меценатских кругах.
Пакет с «пикниками» и копиями других газет я обнаружил в своем почтовом ящике 17 августа 1998 года. Эту дату я хорошо запомнил, поскольку в тот день все телевизионные каналы шумели о финансовом кризисе, поразившем Россию. Рассматривая «пикники», я решил поначалу, что меня кто-то разыгрывает, поскольку никогда не считал себя специалистам по ребусам. Но те, кто положил пакет в почтовый ящик, видимо знали о моём увлечении картинами и потому естественно, первым делом я прочитал статью о реставрации «Данаи» Рембранта. Эта жемчужина из коллекции Эрмитажа была практически загублена неким маньяком 15 июня 1985 года, то есть 37 дней спустя после того, как в праздничном номере газеты «Труд» появился жутковатый снимок с половиной черепа генерального секретаря КПСС. Многие иностранные специалисты пришли тогда к выводу, что картина Рембрандта восстановлению не подлежит. Маньяк нанёс ей два ножевых удара и затем облил картину концентрированным раствором серной кислоты. Помню, узнав поначалу об акте терроризма против рембрандтовского шедевра, я даже слег — подскочило давление. И вот передо мной петербургская газета «Час пик» за 14 октября № 151 (880), из которой я узнаю, что в день Покрова [19]Пресвятой Богородицы открывается сенсационная выставка: «Даная — судьба шедевра Рембрандта». Картина была восстановлена, и я посчитал это явление мистически знаковым.
Вы, Холмс, спросили, какое отношение это знаковое явление имеет к фотографии в газете «Труд», «пикникам» и тем более к террористическим актам 9.11 — так на Западе обозначают месяц и число? Мне кажется, — имеет, но чтобы я смог объяснить вам эту мистическую связь, придётся в общих чертах напомнить легенду о Данае и её сыне Персее.
Даная была дочерью аргосского царя Акрисия, которому дельфийский оракул предсказал смерть от руки собственного внука. Акрисий, чтобы избежать этой судьбы, заточил свою девственную красавицу дочь в подземную бронзовую башню. Но к Данае воспылал страстью Зевс — властитель Олимпа. К Данае он проник в виде золотого дождя, после чего она и родила сына — будущего героя древнегреческой мифологии — Персея. Акрисий законопатил дочь и внука в бочку и — в море. Дальнейшее развитие сюжета этого мифа своеобразно интерпретировал наш великий Пушкин в «Сказке о царе Салтане, прекрасной царевне Лебеде и сыне её Гвидоне», устранив из него катастрофический конец. Мне кажется, что Пушкин таким образом пробовал свои силы в исправлении сценария воспроизводства катастроф, который свойственен всей так называемой «христианской» культуре. Как вы помните, миф о Персее и Данае заканчивается для Акрисия трагически. После долгих странствий и свершения многих подвигов Персей прибыл на Олимпийские игры в Аргосс и во время состязаний по метанию диска «снёс полбашни» (эти слова граф произнес по-русски, хотя рассказ вел на английском, и потому сразу поправился),извините, снёс пол головы своему деду.
— Как вы думаете, мистер Холмс, почему за год до выхода октябрьского номера газеты «Час пик» с сообщением о реставрации шедевра Рембрандта, в октябре 1996 года одна из самых читаемых сегодня в России газет — «Аргументы и Факты», вдруг снова напомнила о главном символе мифа о Данае?
— Мне трудно, граф, сказать что-то определённое по этому поводу, поэтому я бы с удовольствием выслушал вашу версию.
— Я полагаю, — продолжал граф свой рассказ, — подлинные истоки трагедии «черного вторника» не могут быть объяснены с позиций ущербного материалистического или не менее ущербного идеалистического сознания современного обывателя. Да, несомненно, был план террористической акции, были и террористы-камикадзе, но все они, в том числе и закулисные сценаристы, — всего лишь исполнители какой-то объемлющей матрицы-сценария, уходящей корнями в далёкое прошлое современной, а может и предшествующей, то есть допотопной, цивилизации, неясное отражение которой мы едва улавливаем в дошедших до нас мифах и легендах. Образно-символьная сторона этих мифов и легенд воплотились в материальных памятниках культуры, над которыми работали многие поколения великих скульпторов, художников, архитекторов, композиторов, а также поэтов, писателей и драматургов.
В моём представлении мир един и целостен, и всё в нём причинно-следственно обусловлено. Это может означать лишь одно: всякое случайное событие представляется нам случайным лишь потому, что мы не в состоянии выявить событий ему предшествующих, а также других событий, причиной которых этот случай явился.
Перестройка-обрезание Российской империи в границах СССР началась при Горбачёве и это неблаговидное дело сразу же «случайно» отобразилось в мифологическом символе — половине черепа «прораба перестройки», выставленного на всеобщее обозрение более чем 200 миллионам граждан Советского Союза в священный праздник почти всех русских во всём мире — День Победы над фашизмом, который в середине двадцатого столетия отождествлялся с германским нацизмом. Что могло означать появление этого символа на первой странице одной из самых многотиражных газет СССР?
Насколько я понимаю, речь могла идти о кем-то инспирированной активизации алгоритма матрицы мифа о Данае. Разные люди по разному воспринимают этот процесс активизации алгоритма; большинство же его просто не замечает. Но и в далёком прошлом, и в наш жестокий технократический век везде в мире и, особенно в России, были те, кто очень болезненно воспринимали возбуждённое, если можно так сказать, состояние энергетически накачанных матриц. Раньше таких людей называли юродивыми, блаженными; в наше время они частенько становятся объектом современной психиатрии. Активизацию алгоритма разрушительной матрицы они воспринимают также болезненно, как нормальный человек чувствует боль ободранной кожей, если её посыпать солью. Вы, мистер Холмс, видели фильм «Матрица» либо сочли его просмотр пустой тратой времени?
— Да, граф, видел и даже познакомился с интересной аналитической статьёй на эту тему. А почему вы спросили об этом?
— Дело в том, что один из героев фильма на вопрос, что такое «матрица» ответил — «матрица везде». Её ведь не потрогаешь руками и не воспримешь зрением, слухом или обонянием, но, тем не менее, её воздействие всё-таки можно ощутить. Как? — я вам этого толком объяснить не могу, поскольку в своём мировосприятии опираюсь на пять чувств, из которых человек формирует субъективные образы окружающего объективного мира. Скорее всего, её можно ощутить шестым чувством, о котором вроде бы все знают, но к которому мало кто прислушиваются, — чувством меры. Вот это-то гипертрофированное чувство меры в культуре современной цивилизации, опирающейся в своей основе на «эдипов комплекс», и воспринимается в качестве шизофрении.
— Извините, граф, что перебиваю, но термин «эдипов комплекс», насколько мне известно, впервые в обращение ввел Зигмунд Фрейд. Какое он имеет отношение к активизации алгоритма матрицы мифа о Данае?
— А вы, Холмс помните миф об Эдипе?
— Так, в общих чертах.
— И всё-таки, очень важно, что вы помните из этого мифа?
— Ну, оракул в Дельфах предсказал Эдипу, что тот убьёт своего отца, женится на собственной матери, и от этого брака родятся дети, проклятые богами и ненавидимые людьми. Сколько Эдип не пытался избежать предсказания Оракула, всё сбылось точно, и конец Эдипа — печальный: по-моему, он ослепил себя, а его жена покончила с собой. Впрочем, вариантов мифа об Эдипе много.
— Действительно, мистер Холмс, вариантов много, но все они почему-то завершаются трагически. Почему? — Потому, что все внимание в мифе сосредоточено на основных персонажах, имеющих собственные имена, а вот оракул имени собственного не имеет — он просто некий оракул в Дельфах, ведущий прогноз развития событий. Вот вы, Холмс, например, сможете отличить прогноз от программирования?
— Я рискну на ваш вопрос, граф, ответить словами из древнекитайской истории, которые звучат примерно так: «Если мы не изменим направления своего движения, то рискуем оказаться там, куда направляемся».
— Да, в этом что-то есть, — после небольшой паузы снова заговорил граф, — но у меня, Холмс, нет пока исчерпывающего ответа на этот вопрос и, чтобы его найти, попытаемся проследить, как развивались события после того, как оракул в Дельфах предсказал Эдипу убийство его отца? Чтобы преодолеть жестокий рок, Эдип решил не возвращаться к родителям в Коринф, а уйти от них в чужие края. Но Эдип не знал, что бежал от приёмных родителей и что дорога, которую он выбрал для бегства, ведёт в Фивы, где правил его настоящий отец — Лай. А этому Лаю, как и Акрисию в своё время, дельфийский оракул тоже предсказал гибель, но не от руки внука, а от руки сына. Поэтому отец приказал бросить родившегося младенца Эдипа в лесу на растерзание диким зверям.
— Но, кажется, есть вариант, по которому отец приказал бросить ребёнка в море, а волны вынесли младенца на берег, после чего его усыновил царь города Сикона.
— Совершенно верно, мистер Холмс, и этот вариант мифа об Эдипе лишь подчёркивает его сходство с мифом о Персее. В любом случае речь идёт о чудесном спасении Эдипа и его усыновлении, — в первом варианте бездетным царём Коринфа Полибом. На пути в Фивы после бегства от приёмного отца Эдип в случайной драке убивает знатного мужчину. Это и был его настоящий отец — Лай. Так исполнилась первая часть пророчества дельфийского оракула.
— Или первый этап алгоритма программирования, которым целенаправленно занимался оракул в Дельфах, — заметил Холмс.
— Возможно, что и так, — ответил граф и продолжал свой рассказ. — Разгадав загадку Сфинкса, Эдип освобождает Фивы. Благодарные жители города выбирают его своим царём. Вдовствующая царица Иокаста, которую он берет в жены, — его мать; его дети от неё — в то же время его братья и сёстры. После двадцатилетнего благополучного царствования Эдипа, в Фивах начался голод и вспыхнула эпидемия чумы. Дельфийский оракул в своё время предсказал, что бедствия прекратятся после того, как будет изгнан убийца Лая. Заботясь о благе государства, Эдип энергично принялся разыскивать виновника преступления и, найдя единственного из спасшихся спутников Лая, выяснил, что убийца фиванского царя — он сам. К тому же свидетель убийства оказался тем самым рабом, которому Лай приказал бросить младенца Эдипа на растерзание диким зверям, но тот пожалел ребёнка и отдал его коринфскому пастуху, после чего Эдип и оказался у Полиба. Так Эдип узнал, что роковое предсказание оракула сбылось, и он не только убийца своего отца, но и супруг своей матери. В ужасе от содеянного Эдип ослепил себя, а Иокаста покончила жизнь самоубийством.
Как видите, Холмс, во всей этой истории наиболее неприглядна роль оракула и она действительно более похожа на роль программиста, чем предсказателя.
— Да, граф, связь между мифом об Эдипе и Данае очевидна и связующим звеном в этих мифах несомненно является деятельность дельфийского оракула. Осталось только окончательно выяснить, чем же он на самом деле занимался: прогнозированием или программированием будущих событий?
— Чтобы ответить на этот вопрос, мистер Холмс, и необходимо научиться отличать прогноз от программирования. Мне кажется, что в процессе разгадки русских ребусов этот вопрос — ключевой. Ну а что касается «эдипова комплекса» (стремление убить своего отца и вступить в половые отношения со своей матерью), которому согласно Фрейду бессознательно привержено большинство мужчин, — то даже из нашего анализа мифа хорошо видно, на основе чего раздул его до вселенских масштабов крупнейший авторитет в области психологии. При таком раскладе Фрейд выглядит жалким адептом безвестного оракула из Дельф. Но для нас сейчас важно даже не кто, а как осуществляется активизация алгоритмов катастрофических матриц. Если мир един и целостен и всё в нём причинно-следственно обусловлено, то в анализе следствий можно обнаружить истоки причин. Чтобы подняться на такой уровень понимания, необходимо выйти за пределы системы, формирующей стереотипы поведения в ней. В нашем случае понять поведение «маньяка» в рамках культуры, в которой мы живём, невозможно. Картина Рембрандта «Даная» — одно из лучших воплощений мифа о Данае, а поскольку «матрица везде» и её разрушительный алгоритм активизировался, то «маньяк» ищет и находит материальные составляющие матрицы в шедевре Рембрандта. Дальнейшее Холмс вам известно.
— И вы, граф, хотите сказать, что маньяк заблокировал действие разрушительного алгоритма матрицы мифа о Данае?
— Полагаю, мистер Холмс, что дело обстояло таким образом и тому есть два доказательства. Первое, состоит в том, что некоторые реставраторы и члены их семей погибли при странных обстоятельствах в результате автокатастрофы, которую можно воспринять как выражение алгоритма осуществления альтернативной матрицы-сценария. К сожалению, я не могу подтвердить это доказательство сообщениями в прессе. И хотя руководство Эрмитажа всё знает, но почему-то говорит об этом неохотно. Вторым доказательством блокировки разрушительного алгоритма служит вторичное появление через 11 лет главного символа мифа на страницах «Аргументов и фактов» с объяснением, что это «случайная ошибка» монтажа праздничной фотографии. Что-то пошло не так в матрице-сценарии разрушения страны, которую Запад объявил «империей зла» и в результате, если следовать моей гипотезе, имела место вторая попытка активизации разрушительного алгоритма по завершении 11-ти летнего цикла солнечной активности. На мой взгляд, действия этого «безумца» неосознанно противостояли разрушительным действиям Горбачева, хотя многие считают их обоих современными геростратами. Я понимаю, что подобный вывод для большинства, выросшего в библейской культуре, покажется безумным, поскольку сама культура накладывает определённые подсознательные запреты на оценки стереотипов, вырабатываемых ею. Другими словами, человек выросшей в такой культуре, не способен задаться вопросом: а всё ли хорошо в этой культуре? И почему многие ведут себя в ней, как потенциальные преступники? И как формируется алгоритм совершения преступлений в рамках этой культуры? Может он специально заложен на бессознательных уровнях психики индивида таким образом, чтобы тот в стремлении избежать «напророченного» ему зла творил зло, ещё более худшее? Но тогда, если проводить аналогию с мифом об Эдипе, можно при желании выявить и главного виновника многих преступлений, или, как теперь принято говорить, их заказчика.
— Ваши выводы, граф, настолько необычны, что необходимо время для их осмысления. И я полагаю, что стоит проанализировать события «черного вторника» с этих позиций. Возможно, и получится выйти на коварного «никто».
— Вы имеете в виду миф об Одиссее и Полифеме?
— Совершенно верно, граф. Соединенные Штаты напоминают мне сегодня этого циклопа, которому выжгли сразу два глаза и который в ярости ищет коварного «Никто» [20], ощупывая современных «баранов». Правда, на сей раз «коварный Никто» прикрылся именем бен Ладена. А что может означать в контексте вашей версии появление статьи о реставрации «Данаи» в газете «Час пик» № 151(880) от 14 октября 1997 года?
— Лучше я переведу на английский несколько абзацев из этой статьи:
«Современный мир полон жестокости и насилия. В конце ХХ века жертвами маньяков всё чаще становятся произведения искусства. Рембрандт — чемпион по числу подобных преступлений. Именно его картины притягивают психов с особенной силой».
Вам не кажется, Холмс, что автор статьи, ничего не зная о моей версии преступления в Эрмитаже, обосновывает именно её, хотя и несколько с других позиций.
— Извините, граф, что прерываю нить ваших рассуждений, но почему именно Рембрандт притягивает психов с особой силой?
— Есть у меня на этот счёт одна версия, но чтобы её понять, нам придётся понять роль живописи в эпоху ранее появления кино и телевидения.
— Вы хотите сказать, граф, что живопись играла ту же самую роль, которая в наше время отведена кино и телевидению?
— Совершенно верно, но… только для высшего света. Современной наукой доказано, что музыкальные и зрительные образы поступают на бессознательные уровни психики в обход сознания. Известно также, что 95 % всей информации из внешнего мира человек получает через зрение (5 % остаётся на слуховые, вкусовые и прочие образы), следовательно, в эпоху до кино и телевидения живопись играла огромную роль в формировании мировоззрения. Поскольку основное содержание картин западноевропейских художников, по крайней мере до середины XIX века, составляли библейские сюжеты, то через живопись и формировалось библейское мировоззрение «элиты» Запада. В Россию картины западноевропейских художников стали впервые поступать в период петровских реформ, но особенно много их завозили при Екатерине II. Так, например, только в 1772 году было сразу закуплено около 150 полотен знаменитых фламандцев и голландцев, среди которых было много картин Рембрандта. Благодаря особой манере письма, его картины уже тогда отличались необычайно сильным воздействием на психику зрителя. Скорее всего он и был первым “импрессионистом
— А что интересного в этом человеке? — подумал про себя Холмс и понял, что интересной была газета, которую толстяк прижимал рукой поверх небольшого кейса.
Газета была русской и называлась «Известия», но Холмс так и не мог понять, почему она привлекла его внимание. Пока Холмс размышлял об этом, толстяк в светлом плаще зашёл в кабину визового контроля и Холмс потерял его из виду. Получив багаж, Холмс вышел в зал ожидания, пытаясь в толпе встречающих отыскать представителя своей фирмы, как вдруг его взгляд снова упал на ту самую газету, которую толстяк перед выходом почему-то бросил не в урну с мусором, а на сиденье кресла в зале аэропорта. Движимый непонятным ему чувством любопытства, Холмс, вместо того, чтобы идти к выходу, направился к креслу с газетой, и в это время его окликнули.
— Здравствуйте, мистер Холмс, меня зовут Луи Ренье. Давайте ваш багаж.
Холмс остановился и пожал руку высокому стройному брюнету средних лет, с прядью седых волос в густой иссиня-чёрной шевелюре.
— Я готов вас отвезти в отель, — тщательно подбирая английские слова, обратился он к Холмсу с заметным французским акцентом, — и если у вас будет желание, то вечером мы сможем совершить прогулку по старому Цюриху.
Холмс уже собирался идти к машине вслед за встретившим его представителем фирмы, но вдруг остановился.
— Извините, Ренье, одну минуту. Я сейчас.
Холмс, оставив в недоумении своего спутника, свернул к креслу, взял русскую газету и, сунув её в карман пиджака, направился к выходу. Вряд ли он смог бы объяснить Ренье, удивлённо наблюдавшему за действиями Холмса, для чего взял газету, языка которой не понимал. Но его спутник был человек деликатный, лишних вопросов не задавал, а повёз гостя из Лондона прямо в отель, где фирмой «Ernst amp; Young» для Холмса был забронирован номер. Вечер субботы и воскресенье Холмс провёл в цитадели «цюрихских гномов». Он бродил по узким улочкам старого Цюриха, размышляя о той власти, которую без армий и оружия приобрели мировые банкиры. И почему Швейцарии разрешена такая роскошь, как нейтралитет? И почему эта страна до сих пор не является членом ООН? Вопросы, вопросы…
Весь понедельник шли переговоры в Цюрихе, которые продолжались на другой день в Давосе. Да, размышлял Холмс, неплохое местечко присмотрели себе акулы мирового капитала. Этот небольшой курортный городок, в котором всего две улицы, стал настоящей Меккой крупнейших финансистов мира, а вернее тех, кто думает, что участвует в определении целей и методов мировой политики. На обратном пути в Цюрих, опекавший гостя Луи Ренье, неожиданно предложил Холмсу посетить Лихтенштейн, где, как он выразился, доживал свой век один известный русский эмигрант и меценат — граф Пфанфальц. Граф обитал где-то в окрестностях Вадуца — административного центра карликового государства, в которое закачиваются капиталы со всего мира лишь потому, что оно объявило свою территорию свободной от налогообложения. Минут десять они блуждали по узким улочкам городка, заполненного туристами со всего света, потом столько же — по горному серпантину, и скоро оказались у ворот «Аскании-Новы», — так называлась вилла графа. Хозяин оказался дома, что по его словам было большой редкостью. Несмотря на свой преклонный возраст, он много путешествовал, занимался скупкой раритетов русского прошлого и возвращением их России.
За чаем, которым граф угощал своих гостей, разговор зашел о недавних событиях в Америке. Все сошлись на том, что после 11 сентября мир стал другим, и нет ни одной страны, которой бы это событие как-то не коснулось. Холмс задал графу вопрос о России и её перспективах в свете американской трагедии. Тот некоторое время молчал, задумчиво разглядывая пейзаж за окном гостиной, затем поднялся и, извинившись, удалился в свой кабинет. Скоро он вернулся с пакетом плотной желтой бумаги. Каково же было удивление Холмса, когда граф разложил перед гостями те самые «пикники», которые два дня назад он обсуждал с Ватсоном. По тому, как отреагировал на картинки Ренье, Холмсу показалось, что тот их уже видел. Кроме знакомых «пикников» в желтом пакете оказалось ещё несколько документов.
Граф развернул перед Холмсом копии первой страницы газеты «Труд» № 107 (19554) от 9 мая 1985 года, 9-й страницы еженедельника «Аргументы и Факты» № 43 (836) за октябрь 1996 года и первой страницы газеты «Час пик» № 151 (880) от 14 октября 1997 года.
— Посмотрите, мистер Холмс, вы не находите ничего странного на этих снимках высшего руководства бывшего Советского Союза?
— Честно говоря, если бы не эта белая стрелка, направленная на пол головы Горбачева в «Аргументах и Фактах», я бы её в газете «Труд» даже не заметил. Но какое отношение эти снимки имеют к «пикникам» и тем более к трагедии «черного вторника»?
Граф откинулся на спинку кресла красного дерева с изящной резьбой и, восстанавливая в памяти картины былого, повёл свой необычный рассказ, наделавший впоследствии столько шума в меценатских кругах.
* * *
Пакет с «пикниками» и копиями других газет я обнаружил в своем почтовом ящике 17 августа 1998 года. Эту дату я хорошо запомнил, поскольку в тот день все телевизионные каналы шумели о финансовом кризисе, поразившем Россию. Рассматривая «пикники», я решил поначалу, что меня кто-то разыгрывает, поскольку никогда не считал себя специалистам по ребусам. Но те, кто положил пакет в почтовый ящик, видимо знали о моём увлечении картинами и потому естественно, первым делом я прочитал статью о реставрации «Данаи» Рембранта. Эта жемчужина из коллекции Эрмитажа была практически загублена неким маньяком 15 июня 1985 года, то есть 37 дней спустя после того, как в праздничном номере газеты «Труд» появился жутковатый снимок с половиной черепа генерального секретаря КПСС. Многие иностранные специалисты пришли тогда к выводу, что картина Рембрандта восстановлению не подлежит. Маньяк нанёс ей два ножевых удара и затем облил картину концентрированным раствором серной кислоты. Помню, узнав поначалу об акте терроризма против рембрандтовского шедевра, я даже слег — подскочило давление. И вот передо мной петербургская газета «Час пик» за 14 октября № 151 (880), из которой я узнаю, что в день Покрова [19]Пресвятой Богородицы открывается сенсационная выставка: «Даная — судьба шедевра Рембрандта». Картина была восстановлена, и я посчитал это явление мистически знаковым.
Вы, Холмс, спросили, какое отношение это знаковое явление имеет к фотографии в газете «Труд», «пикникам» и тем более к террористическим актам 9.11 — так на Западе обозначают месяц и число? Мне кажется, — имеет, но чтобы я смог объяснить вам эту мистическую связь, придётся в общих чертах напомнить легенду о Данае и её сыне Персее.
Даная была дочерью аргосского царя Акрисия, которому дельфийский оракул предсказал смерть от руки собственного внука. Акрисий, чтобы избежать этой судьбы, заточил свою девственную красавицу дочь в подземную бронзовую башню. Но к Данае воспылал страстью Зевс — властитель Олимпа. К Данае он проник в виде золотого дождя, после чего она и родила сына — будущего героя древнегреческой мифологии — Персея. Акрисий законопатил дочь и внука в бочку и — в море. Дальнейшее развитие сюжета этого мифа своеобразно интерпретировал наш великий Пушкин в «Сказке о царе Салтане, прекрасной царевне Лебеде и сыне её Гвидоне», устранив из него катастрофический конец. Мне кажется, что Пушкин таким образом пробовал свои силы в исправлении сценария воспроизводства катастроф, который свойственен всей так называемой «христианской» культуре. Как вы помните, миф о Персее и Данае заканчивается для Акрисия трагически. После долгих странствий и свершения многих подвигов Персей прибыл на Олимпийские игры в Аргосс и во время состязаний по метанию диска «снёс полбашни» (эти слова граф произнес по-русски, хотя рассказ вел на английском, и потому сразу поправился),извините, снёс пол головы своему деду.
— Как вы думаете, мистер Холмс, почему за год до выхода октябрьского номера газеты «Час пик» с сообщением о реставрации шедевра Рембрандта, в октябре 1996 года одна из самых читаемых сегодня в России газет — «Аргументы и Факты», вдруг снова напомнила о главном символе мифа о Данае?
— Мне трудно, граф, сказать что-то определённое по этому поводу, поэтому я бы с удовольствием выслушал вашу версию.
— Я полагаю, — продолжал граф свой рассказ, — подлинные истоки трагедии «черного вторника» не могут быть объяснены с позиций ущербного материалистического или не менее ущербного идеалистического сознания современного обывателя. Да, несомненно, был план террористической акции, были и террористы-камикадзе, но все они, в том числе и закулисные сценаристы, — всего лишь исполнители какой-то объемлющей матрицы-сценария, уходящей корнями в далёкое прошлое современной, а может и предшествующей, то есть допотопной, цивилизации, неясное отражение которой мы едва улавливаем в дошедших до нас мифах и легендах. Образно-символьная сторона этих мифов и легенд воплотились в материальных памятниках культуры, над которыми работали многие поколения великих скульпторов, художников, архитекторов, композиторов, а также поэтов, писателей и драматургов.
В моём представлении мир един и целостен, и всё в нём причинно-следственно обусловлено. Это может означать лишь одно: всякое случайное событие представляется нам случайным лишь потому, что мы не в состоянии выявить событий ему предшествующих, а также других событий, причиной которых этот случай явился.
Перестройка-обрезание Российской империи в границах СССР началась при Горбачёве и это неблаговидное дело сразу же «случайно» отобразилось в мифологическом символе — половине черепа «прораба перестройки», выставленного на всеобщее обозрение более чем 200 миллионам граждан Советского Союза в священный праздник почти всех русских во всём мире — День Победы над фашизмом, который в середине двадцатого столетия отождествлялся с германским нацизмом. Что могло означать появление этого символа на первой странице одной из самых многотиражных газет СССР?
Насколько я понимаю, речь могла идти о кем-то инспирированной активизации алгоритма матрицы мифа о Данае. Разные люди по разному воспринимают этот процесс активизации алгоритма; большинство же его просто не замечает. Но и в далёком прошлом, и в наш жестокий технократический век везде в мире и, особенно в России, были те, кто очень болезненно воспринимали возбуждённое, если можно так сказать, состояние энергетически накачанных матриц. Раньше таких людей называли юродивыми, блаженными; в наше время они частенько становятся объектом современной психиатрии. Активизацию алгоритма разрушительной матрицы они воспринимают также болезненно, как нормальный человек чувствует боль ободранной кожей, если её посыпать солью. Вы, мистер Холмс, видели фильм «Матрица» либо сочли его просмотр пустой тратой времени?
— Да, граф, видел и даже познакомился с интересной аналитической статьёй на эту тему. А почему вы спросили об этом?
— Дело в том, что один из героев фильма на вопрос, что такое «матрица» ответил — «матрица везде». Её ведь не потрогаешь руками и не воспримешь зрением, слухом или обонянием, но, тем не менее, её воздействие всё-таки можно ощутить. Как? — я вам этого толком объяснить не могу, поскольку в своём мировосприятии опираюсь на пять чувств, из которых человек формирует субъективные образы окружающего объективного мира. Скорее всего, её можно ощутить шестым чувством, о котором вроде бы все знают, но к которому мало кто прислушиваются, — чувством меры. Вот это-то гипертрофированное чувство меры в культуре современной цивилизации, опирающейся в своей основе на «эдипов комплекс», и воспринимается в качестве шизофрении.
— Извините, граф, что перебиваю, но термин «эдипов комплекс», насколько мне известно, впервые в обращение ввел Зигмунд Фрейд. Какое он имеет отношение к активизации алгоритма матрицы мифа о Данае?
— А вы, Холмс помните миф об Эдипе?
— Так, в общих чертах.
— И всё-таки, очень важно, что вы помните из этого мифа?
— Ну, оракул в Дельфах предсказал Эдипу, что тот убьёт своего отца, женится на собственной матери, и от этого брака родятся дети, проклятые богами и ненавидимые людьми. Сколько Эдип не пытался избежать предсказания Оракула, всё сбылось точно, и конец Эдипа — печальный: по-моему, он ослепил себя, а его жена покончила с собой. Впрочем, вариантов мифа об Эдипе много.
— Действительно, мистер Холмс, вариантов много, но все они почему-то завершаются трагически. Почему? — Потому, что все внимание в мифе сосредоточено на основных персонажах, имеющих собственные имена, а вот оракул имени собственного не имеет — он просто некий оракул в Дельфах, ведущий прогноз развития событий. Вот вы, Холмс, например, сможете отличить прогноз от программирования?
— Я рискну на ваш вопрос, граф, ответить словами из древнекитайской истории, которые звучат примерно так: «Если мы не изменим направления своего движения, то рискуем оказаться там, куда направляемся».
— Да, в этом что-то есть, — после небольшой паузы снова заговорил граф, — но у меня, Холмс, нет пока исчерпывающего ответа на этот вопрос и, чтобы его найти, попытаемся проследить, как развивались события после того, как оракул в Дельфах предсказал Эдипу убийство его отца? Чтобы преодолеть жестокий рок, Эдип решил не возвращаться к родителям в Коринф, а уйти от них в чужие края. Но Эдип не знал, что бежал от приёмных родителей и что дорога, которую он выбрал для бегства, ведёт в Фивы, где правил его настоящий отец — Лай. А этому Лаю, как и Акрисию в своё время, дельфийский оракул тоже предсказал гибель, но не от руки внука, а от руки сына. Поэтому отец приказал бросить родившегося младенца Эдипа в лесу на растерзание диким зверям.
— Но, кажется, есть вариант, по которому отец приказал бросить ребёнка в море, а волны вынесли младенца на берег, после чего его усыновил царь города Сикона.
— Совершенно верно, мистер Холмс, и этот вариант мифа об Эдипе лишь подчёркивает его сходство с мифом о Персее. В любом случае речь идёт о чудесном спасении Эдипа и его усыновлении, — в первом варианте бездетным царём Коринфа Полибом. На пути в Фивы после бегства от приёмного отца Эдип в случайной драке убивает знатного мужчину. Это и был его настоящий отец — Лай. Так исполнилась первая часть пророчества дельфийского оракула.
— Или первый этап алгоритма программирования, которым целенаправленно занимался оракул в Дельфах, — заметил Холмс.
— Возможно, что и так, — ответил граф и продолжал свой рассказ. — Разгадав загадку Сфинкса, Эдип освобождает Фивы. Благодарные жители города выбирают его своим царём. Вдовствующая царица Иокаста, которую он берет в жены, — его мать; его дети от неё — в то же время его братья и сёстры. После двадцатилетнего благополучного царствования Эдипа, в Фивах начался голод и вспыхнула эпидемия чумы. Дельфийский оракул в своё время предсказал, что бедствия прекратятся после того, как будет изгнан убийца Лая. Заботясь о благе государства, Эдип энергично принялся разыскивать виновника преступления и, найдя единственного из спасшихся спутников Лая, выяснил, что убийца фиванского царя — он сам. К тому же свидетель убийства оказался тем самым рабом, которому Лай приказал бросить младенца Эдипа на растерзание диким зверям, но тот пожалел ребёнка и отдал его коринфскому пастуху, после чего Эдип и оказался у Полиба. Так Эдип узнал, что роковое предсказание оракула сбылось, и он не только убийца своего отца, но и супруг своей матери. В ужасе от содеянного Эдип ослепил себя, а Иокаста покончила жизнь самоубийством.
Как видите, Холмс, во всей этой истории наиболее неприглядна роль оракула и она действительно более похожа на роль программиста, чем предсказателя.
— Да, граф, связь между мифом об Эдипе и Данае очевидна и связующим звеном в этих мифах несомненно является деятельность дельфийского оракула. Осталось только окончательно выяснить, чем же он на самом деле занимался: прогнозированием или программированием будущих событий?
— Чтобы ответить на этот вопрос, мистер Холмс, и необходимо научиться отличать прогноз от программирования. Мне кажется, что в процессе разгадки русских ребусов этот вопрос — ключевой. Ну а что касается «эдипова комплекса» (стремление убить своего отца и вступить в половые отношения со своей матерью), которому согласно Фрейду бессознательно привержено большинство мужчин, — то даже из нашего анализа мифа хорошо видно, на основе чего раздул его до вселенских масштабов крупнейший авторитет в области психологии. При таком раскладе Фрейд выглядит жалким адептом безвестного оракула из Дельф. Но для нас сейчас важно даже не кто, а как осуществляется активизация алгоритмов катастрофических матриц. Если мир един и целостен и всё в нём причинно-следственно обусловлено, то в анализе следствий можно обнаружить истоки причин. Чтобы подняться на такой уровень понимания, необходимо выйти за пределы системы, формирующей стереотипы поведения в ней. В нашем случае понять поведение «маньяка» в рамках культуры, в которой мы живём, невозможно. Картина Рембрандта «Даная» — одно из лучших воплощений мифа о Данае, а поскольку «матрица везде» и её разрушительный алгоритм активизировался, то «маньяк» ищет и находит материальные составляющие матрицы в шедевре Рембрандта. Дальнейшее Холмс вам известно.
— И вы, граф, хотите сказать, что маньяк заблокировал действие разрушительного алгоритма матрицы мифа о Данае?
— Полагаю, мистер Холмс, что дело обстояло таким образом и тому есть два доказательства. Первое, состоит в том, что некоторые реставраторы и члены их семей погибли при странных обстоятельствах в результате автокатастрофы, которую можно воспринять как выражение алгоритма осуществления альтернативной матрицы-сценария. К сожалению, я не могу подтвердить это доказательство сообщениями в прессе. И хотя руководство Эрмитажа всё знает, но почему-то говорит об этом неохотно. Вторым доказательством блокировки разрушительного алгоритма служит вторичное появление через 11 лет главного символа мифа на страницах «Аргументов и фактов» с объяснением, что это «случайная ошибка» монтажа праздничной фотографии. Что-то пошло не так в матрице-сценарии разрушения страны, которую Запад объявил «империей зла» и в результате, если следовать моей гипотезе, имела место вторая попытка активизации разрушительного алгоритма по завершении 11-ти летнего цикла солнечной активности. На мой взгляд, действия этого «безумца» неосознанно противостояли разрушительным действиям Горбачева, хотя многие считают их обоих современными геростратами. Я понимаю, что подобный вывод для большинства, выросшего в библейской культуре, покажется безумным, поскольку сама культура накладывает определённые подсознательные запреты на оценки стереотипов, вырабатываемых ею. Другими словами, человек выросшей в такой культуре, не способен задаться вопросом: а всё ли хорошо в этой культуре? И почему многие ведут себя в ней, как потенциальные преступники? И как формируется алгоритм совершения преступлений в рамках этой культуры? Может он специально заложен на бессознательных уровнях психики индивида таким образом, чтобы тот в стремлении избежать «напророченного» ему зла творил зло, ещё более худшее? Но тогда, если проводить аналогию с мифом об Эдипе, можно при желании выявить и главного виновника многих преступлений, или, как теперь принято говорить, их заказчика.
— Ваши выводы, граф, настолько необычны, что необходимо время для их осмысления. И я полагаю, что стоит проанализировать события «черного вторника» с этих позиций. Возможно, и получится выйти на коварного «никто».
— Вы имеете в виду миф об Одиссее и Полифеме?
— Совершенно верно, граф. Соединенные Штаты напоминают мне сегодня этого циклопа, которому выжгли сразу два глаза и который в ярости ищет коварного «Никто» [20], ощупывая современных «баранов». Правда, на сей раз «коварный Никто» прикрылся именем бен Ладена. А что может означать в контексте вашей версии появление статьи о реставрации «Данаи» в газете «Час пик» № 151(880) от 14 октября 1997 года?
— Лучше я переведу на английский несколько абзацев из этой статьи:
«Современный мир полон жестокости и насилия. В конце ХХ века жертвами маньяков всё чаще становятся произведения искусства. Рембрандт — чемпион по числу подобных преступлений. Именно его картины притягивают психов с особенной силой».
Вам не кажется, Холмс, что автор статьи, ничего не зная о моей версии преступления в Эрмитаже, обосновывает именно её, хотя и несколько с других позиций.
— Извините, граф, что прерываю нить ваших рассуждений, но почему именно Рембрандт притягивает психов с особой силой?
— Есть у меня на этот счёт одна версия, но чтобы её понять, нам придётся понять роль живописи в эпоху ранее появления кино и телевидения.
— Вы хотите сказать, граф, что живопись играла ту же самую роль, которая в наше время отведена кино и телевидению?
— Совершенно верно, но… только для высшего света. Современной наукой доказано, что музыкальные и зрительные образы поступают на бессознательные уровни психики в обход сознания. Известно также, что 95 % всей информации из внешнего мира человек получает через зрение (5 % остаётся на слуховые, вкусовые и прочие образы), следовательно, в эпоху до кино и телевидения живопись играла огромную роль в формировании мировоззрения. Поскольку основное содержание картин западноевропейских художников, по крайней мере до середины XIX века, составляли библейские сюжеты, то через живопись и формировалось библейское мировоззрение «элиты» Запада. В Россию картины западноевропейских художников стали впервые поступать в период петровских реформ, но особенно много их завозили при Екатерине II. Так, например, только в 1772 году было сразу закуплено около 150 полотен знаменитых фламандцев и голландцев, среди которых было много картин Рембрандта. Благодаря особой манере письма, его картины уже тогда отличались необычайно сильным воздействием на психику зрителя. Скорее всего он и был первым “импрессионистом