Страница:
Портрет Сталина, который нам рисуют сейчас средства массовой информации (очень любопытны в этом плане детско-арбатские сказки
[36]) — сделан по известному шаблону, который разсмотрен нами выше при анализе психологического портрета царя Ирода Великого. Грубая работа — слишком хорошо видны «ослиные уши» хозяев таких борзописцев.
8. Пушкин и «ток истории»
9. Троцкисты в селе Горюхино
10. Когда мелка вода…
8. Пушкин и «ток истории»
Немногим личностям, даже широко образованным и наделённым от природы глубочайшей проницательностью, удавалось понять подлинное течение «тока истории»
[37], прикосновение к которому всегда было небезопасно. Что касается «современной истории», то в отношении её Б.Пастернак как-то заметил, что «
современная история есть изоляция на проводе: электрическому току она не помеха». В такой «искренности» просматривается некоторый цинизм: профаны (по терминологии масонов — непосвященные) не поймут, а придёт время и меткое определение вместе с автором останется на скрижалях истории. Одновременно это и предупреждение всем прошлым и будущим «ясновидцам», что прикосновение к «току истории», т.е. «нарушение её изоляции» — смельчаку может грозить гибелью.
В России таких, имевших смелость прикоснуться к «току истории», было немного и как правило, после их гибели, так называемое «общественное мнение», тщательно охраняющее изоляцию «тока истории», вешало на них ярлык — «сам смерти искал, да ещё предсказывал её в своём творчестве», или «имел неуравновешенный характер», жертва «злого рока — судьбы», «на гениях природа отдыхает» и т.д. По существу же вся их вина была в том, что они не желали соучаствовать в оболванивании народа «строгими историками».
Неслучайно в одном из своих писем М.П.Погодину Пушкин так прямо и заметил по этому поводу: « Публика наша глупа, но не дoлжно её морочить».
Да, Пушкин и его современники были, судя по их жизни, диалектиками [38]более их потомков, которые так часто путают причины со следствиям. Достаточно вспомнить с какой ясностью вскрывал В.Ф.Одоевский истинные мотивы деятелей Французской революции 1791 года в своей статье «О вражде к просвещению, замечаемой в новейшей литературе», написанной для пушкинского «Современника» в 1835 году:
«… литература вопреки общепринятому мнению, есть всегда выражение прошедшего. (…) В старой Европе ужасы конца XVIII столетия отозвались в нынешней литературе по той простой причине, почему идиллическая и жеманная поэзия прежнего времени отозвалась в век терроризма [39]».
И добавляет в примечании, что он имел в виду:
«Известно, что Робеспьер и компания писали нежные мадригалы».
Вот вам и образец применения диалектического метода при анализе реального участия личностей в конкретных исторических событиях. Жаль, что наши современники не обращают внимания на эту сторону «двигателей прогресса». Пушкин, разделяя данную точку зрения, оценил статью по достоинству:
«Думаю № 2 „Современника“ начать статьею вашей дельной, умной и сильной».
В то время в журнале, редактируемом А.С.Пушкиным уже разворачивалась полемика между реалистами (в современной интерпретации — материалистами) и идеалистами.
«… совершенно другие я понятия имею о действительности и реализме, чем наши реалисты и критики. Мой идеализм реальнее ихнего… Ихним реализмом — сотой доли реальных, действительно случившихся фактов не объяснить. А мы нашим идеализмом пророчим даже факты. Случалось».
Так Ф.М.Достоевский отвечал своим критикам на обвинения его в идеализме.
Это тот самый Ф.М.Достоевский, который в 1871 году в письме Н.Н.Страхову из Дрездена, отвечая на его вопросы о Парижской Коммуне, словно перекликался с пушкинским «Андреем Шенье»:
«Они рубят головы — почему? Единственно потому, что это всего легче. (…).
Я обругал Белинского, более как явление русской жизни, нежели лицо: это было смрадное, тупое и позорное явление русской жизни. Одно извинение — в неизбежности этого явления. И уверяю вас, что Белинский примирился бы теперь на такой мысли: «А ведь это оттого не удалась Коммуна, что она всё-таки прежде всего была французская, т.е. сохраняла в себе заразу национальности. А потому надо приискать такой народ, в котором нет ни капли национальности и который способен бить как я свою мать (Россию). И с пеной у рта бросился бы вновь писать поганые статьи свои, позоря Россию, отрицая Великие явления её (Пушкина), — чтобы окончательно сделать Россию вакантною нациею, способную стать во главе общечеловеческого дела. Иезуитизм и ложь наших передовых двигателей он принял бы со счастием».
Если уж мы заговорили о мировоззрении и методах исследования истории, то пока можно принять как факт, то обстоятельство, что личности, обладавшие обостренным чувством диалектичности мира, могут предсказать (сосчитать) развитие событий иногда на столетия вперед. То есть будущее можно познать только на основе правильного анализа прошлого. Личность же, наделённая от природы обостренным чувством возприятия жизни на основе диалектического метода иногда будущее может и «сосчитать» и порою довольно точно — это в порядке вещей. А уж проверить насколько «сошёлся ответ», т.е. насколько реальная жизнь соответствует счёту — это наша задача. Но мы плохие ученики и, то ли по недомыслию, то ли по лености ума редко заглядываем в «возпоминания о будущем» «учебника жизни». Так, что упрёк Пушкина-Пророка своим современникам: «мы ленивы и нелюбопытны», — это упрёк и нам, его потомкам. Вот только один пример.
В России таких, имевших смелость прикоснуться к «току истории», было немного и как правило, после их гибели, так называемое «общественное мнение», тщательно охраняющее изоляцию «тока истории», вешало на них ярлык — «сам смерти искал, да ещё предсказывал её в своём творчестве», или «имел неуравновешенный характер», жертва «злого рока — судьбы», «на гениях природа отдыхает» и т.д. По существу же вся их вина была в том, что они не желали соучаствовать в оболванивании народа «строгими историками».
Неслучайно в одном из своих писем М.П.Погодину Пушкин так прямо и заметил по этому поводу: « Публика наша глупа, но не дoлжно её морочить».
Да, Пушкин и его современники были, судя по их жизни, диалектиками [38]более их потомков, которые так часто путают причины со следствиям. Достаточно вспомнить с какой ясностью вскрывал В.Ф.Одоевский истинные мотивы деятелей Французской революции 1791 года в своей статье «О вражде к просвещению, замечаемой в новейшей литературе», написанной для пушкинского «Современника» в 1835 году:
«… литература вопреки общепринятому мнению, есть всегда выражение прошедшего. (…) В старой Европе ужасы конца XVIII столетия отозвались в нынешней литературе по той простой причине, почему идиллическая и жеманная поэзия прежнего времени отозвалась в век терроризма [39]».
И добавляет в примечании, что он имел в виду:
«Известно, что Робеспьер и компания писали нежные мадригалы».
Вот вам и образец применения диалектического метода при анализе реального участия личностей в конкретных исторических событиях. Жаль, что наши современники не обращают внимания на эту сторону «двигателей прогресса». Пушкин, разделяя данную точку зрения, оценил статью по достоинству:
«Думаю № 2 „Современника“ начать статьею вашей дельной, умной и сильной».
В то время в журнале, редактируемом А.С.Пушкиным уже разворачивалась полемика между реалистами (в современной интерпретации — материалистами) и идеалистами.
«… совершенно другие я понятия имею о действительности и реализме, чем наши реалисты и критики. Мой идеализм реальнее ихнего… Ихним реализмом — сотой доли реальных, действительно случившихся фактов не объяснить. А мы нашим идеализмом пророчим даже факты. Случалось».
Так Ф.М.Достоевский отвечал своим критикам на обвинения его в идеализме.
Это тот самый Ф.М.Достоевский, который в 1871 году в письме Н.Н.Страхову из Дрездена, отвечая на его вопросы о Парижской Коммуне, словно перекликался с пушкинским «Андреем Шенье»:
«Они рубят головы — почему? Единственно потому, что это всего легче. (…).
Я обругал Белинского, более как явление русской жизни, нежели лицо: это было смрадное, тупое и позорное явление русской жизни. Одно извинение — в неизбежности этого явления. И уверяю вас, что Белинский примирился бы теперь на такой мысли: «А ведь это оттого не удалась Коммуна, что она всё-таки прежде всего была французская, т.е. сохраняла в себе заразу национальности. А потому надо приискать такой народ, в котором нет ни капли национальности и который способен бить как я свою мать (Россию). И с пеной у рта бросился бы вновь писать поганые статьи свои, позоря Россию, отрицая Великие явления её (Пушкина), — чтобы окончательно сделать Россию вакантною нациею, способную стать во главе общечеловеческого дела. Иезуитизм и ложь наших передовых двигателей он принял бы со счастием».
Если уж мы заговорили о мировоззрении и методах исследования истории, то пока можно принять как факт, то обстоятельство, что личности, обладавшие обостренным чувством диалектичности мира, могут предсказать (сосчитать) развитие событий иногда на столетия вперед. То есть будущее можно познать только на основе правильного анализа прошлого. Личность же, наделённая от природы обостренным чувством возприятия жизни на основе диалектического метода иногда будущее может и «сосчитать» и порою довольно точно — это в порядке вещей. А уж проверить насколько «сошёлся ответ», т.е. насколько реальная жизнь соответствует счёту — это наша задача. Но мы плохие ученики и, то ли по недомыслию, то ли по лености ума редко заглядываем в «возпоминания о будущем» «учебника жизни». Так, что упрёк Пушкина-Пророка своим современникам: «мы ленивы и нелюбопытны», — это упрёк и нам, его потомкам. Вот только один пример.
9. Троцкисты в селе Горюхино
«История села Горюхина» написана Пушкиным в 1830 году. Можно согласиться с В.Кожевниковым, работником Государственного музея им. А.С.Пушкина, что «История села Горюхина» — это история России, но… лишь наполовину. Пушкин не только и не столько отобразил историю прошлую, сколько «сосчитал» историю будущую. Это произведение, наряду с другими творениями Пушкина, следует понимать как завершённое. А незавершённым оно видится «пушкинистам-профессионалам» лишь потому, что творивший и толкущие творение, пользуются различной методологией: «пушкиноведы» разсматривают текст сам по себе в отрыве его от истории и политики. Судить же о завершённости или незавершённости произведения следует не по планам и замыслам творца, а по результату, т.е. самому произведению. Об этом знает каждый, кто хоть раз пытался писать самостоятельно, а не по заказу. Но слава Богу, Пушкин писал не для пушкинистов, а для России и её народа.
Но о чём же всё-таки писал Пушкин в «Истории села Горюхина» и почему мы считаем, что он «ведал»? Не будем навязывать своё мнение читателю, а сошлёмся лишь на Ф.М.Достоевского, который тоже здорово «ведал» и потому в своей речи на пушкинских праздниках в 1880 г. прямо заявил: «Пушкин ещё впереди!»
Итак, соотнесем написанное Пушкиным в «Истории села Горюхина» с событиями, происшедшими в России ровно сто лет спустя, т.е. в 1930 г.
«Мрачная туча висела над Горюхиным, и никто об ней не помышлял. В последний год властвования Трифона, последнего старосты, народом избранного, в самый день храмового праздника, когда весь народ шумно окружал увеселительное здание (кабаком в просторечии именуемое) или бродил по улицам, обнявшись между собою и громко воспевая песни Архипа Лысого, въехала в село плетёная крытая бричка, заложенная парой кляч едва живых; на козлах сидел оборванный жид, а из бричкпи высунулась голова в картузе и, казалось, с любопытством смотрела на веселящийся народ. Жители встречали повозку смехом и грубыми насмешками. (NB. Свернув трубкою воскрылия одежд, безумцы глумились над еврейским возницею и восклицали смехотворно: „Жид, жид, ешь свиное ухо!…“ Летопись горюхинского дьячка)»
Удивительно, но Пушкин особо выделил, что правителя нового в Российское Горюхино привез еврей, а «безумцы» поначалу глумились над «еврейским возницею». Всякий знает — кучерами, извозчиками, евреи никогда на Руси (вне черты осёдлости) не были — не их профессия. Это, разумеется, аллегория, но совершенно особого рода, то есть — на уровне «ведовства».
Вот речь нового приказчика, которую автор назвал «краткой и выразительной»:
«Смотрите ж вы у меня, не очень умничайте — вы, я знаю, народ избалованный, да я выбью дурь из ваших голов, скорее вчерашнего хмеля».
Или, к примеру, последний раздел, названный «Правление приказчика».
«Принял бразды правленая и приступил к исполнению своей политической системы; она заслуживает особого рассмотрения.
Главным основанием оной была следующая аксиома: чем мужик богаче, тем он избалованнее — чем беднее, тем смирнее.
Вследствие сего, старался о смирности вотчины, как о главной крестьянской добродетели. Он потребовал опись крестьян, разделил на богачей и бедняков».
1. Недоимки были разложены меж зажиточных мужиков и взыскаемы с них со всевозможной строгостию.
2. Недостаточные и празднолюбивые гуляки были немедленно посажаны на пашню, — если же по его расчёту труд их оказывался недостаточным, то он отдавал их в батраки другим крестьянам, за что они платили ему добровольную дань, отдаваемые в холопство имели полное право откупаться, заплатя сверх недоимок двойной годовой оброк… Мирские сходки были уничтожены. Оброк он собирал понемногу и круглый год сряду.
Сверх того, завел он нечаянные сборы. Мужики, кажется, платили и не слишком более противу прежнего, но никак не могли ни наработать, ни накопить достаточно денег. В три года Горюхино совершенно обнищало. Горюхино приуныло, базар запустел, песни Архипа-Лысого умолкли. Ребятишки пошли по миру. Половина мужиков была на пашне, а другая служила в батраках; и день храмового праздника сделался, по выражению летописца, не днем радости и ликования, но годовщиною печали и поминовения горестного».
Точка. И ещё строчка многоточия, свидетельствующая о том, что «История села Горюхина» на этом не кончается, но автор смог поведать её читателю только до этого момента. На сто лет вперед «сосчитал» Пушкин неплохо. И главного приказчика — Л.Д.Троцкого (а с ним и целую армию троцкистов), которого мировое еврейство ввезло в послереволюционную Россию и, разсмотрел и даже речи-приказы его «краткие и выразительные» услышал. Одной фразою напомнил об уничтожении демократии и про приёмы насильственной коллективизации, приведшие к обнищанию русского крестьянства, потомкам поведал.
Примеры такого «ведовства» — Пушкина можно множить безконечно, но известно, что «профессионалы-пушкинисты» навесят на них ярлык «домысла» дилетантов. Им простительно, ибо не ведают, что творят и не способны чувствовать жизнь, как таковую, и уж тем более не способны её адекватно отображать, поскольку им недоступна диалектика, как метод постижения жизни. Доказательства? Пожалуйста:
Один из самых известных и популярных в период 1920-х гг. метафизиков-идеалистов А.В.Луначарский [40], не ведая, что творит, так писал о Пушкине в одной из своих статей:
«Добролюбов не мог не понять, что Пушкин в иных случаях был фальшивым. Пушкин был человеком до чрезвычайности уживчивым со средой, показал себя способным к очень гибкому внешнему и внутреннему оппортунизму».
Каково! Вот вам, читатель, — ваш «живой Протей», каким его видели троцкисты, призывавшие сбросить Пушкина.
Первый нарком просвещения, никогда не понимавший диалектики, не понимал и того, что обострённое чувство диалектичности мира как раз и выражается в чрезвычайной чуткости к изменению внешней среды, т.е. реального мира. А гибкое реагирование на эти изменения есть доказательство владения диалектикой жизни, а не оппортунизма. Но люди, подобные Луначарскому, склонные к конформизму (перестроились внешне, после победы революции в России, но изменить своего мировоззрения оказались неспособны), всегда готовы, ловко жонглируя терминами и скользя по понятиям, приписывать свои недостатки другим, особенно своим идеологическим противникам.
Пушкин был не просто великий русский национальный поэт. Он одним из первых прикоснулся к «току истории» и погиб. Погиб, а не «принял смерть ради сохранения некой тайны»,как хотят нас уверить некоторые современные пушкинисты [41]. Пушкина уничтожили его идеологические противники за то, что он постоянно срывал покровы со всех и всяческих тайн.
Поначалу они считали, что он делает это по недомыслию, свойственному ребячеству гения, и пытались его приручить, вовлекая в масонские ложи. Но чем старше он становился, тем опаснее и острее становилось оружие гения. Он стал страшен своим ведовством и они убили его. Но за ним встали другие: Лермонтов, Тютчев, Достоевский, Есенин…
Русская земля богата «ведающими». Охранители же изоляции — «вольные каменщики» — и по сей день зорко следят, чтобы «ток истории» безпрерывно крутил их «главный двигатель прогресса» — деньги, эту « отчуждённую сущность труда и бытия человечества». К Пушкину у них особый счёт. Ведь он при жизни смело оголял «провода истории» и вот уже более полутора столетий им приходится много трудиться, заделывая изоляцию на этих проводах. Несть числа «торгующим электрикам» в храме Пушкина. Это о них В.Пикуль верно заметил в своём письме А.Гулыге:
«История в нашей стране вообще разработана безобразно плохо, мы мало что знаем (да и знать не желаем) — от этого здесь открытый простор для всяческого разбоя — и тактического, и стратегического. Главные разбойники устроили себе „малину“ в Пушкинском доме, где громко чавкая, они жуют новиковых-радищевых, со смаком высасывая мозги из костей Пушкина и Льва Толстого, уже отполированные ими до нестерпимого блеска» [42].
Хотелось бы только к этому добавить, что, не чувствуя и не понимая русского языка,все эти гоцы, абрамовичи, эйдельманы, альшицы, лотманы, городины на «пиджин-русиш» разтолковывают русскому народу русского поэта и его эпоху. Желая «защитить» поэта от своего народа, Л.Васильева с неподдельным пафосом в вышеупомянутой статье «биография чуда» возклицает: «Встань он сегодня, кого бы пришлось вызывать ему на дуэль, дабы защитить своё доброе имя от посягательств».
А действительно, кого?
Радуясь, что не нашлись «утерянные» дневники поэта, автор статьи с облегчением извещает читателя: «Хорошо, что нет дневника. Не будет шума вокруг того, что поэт доверил бумаге».
Можно легко просчитать, где эти бумаги, если весь архив поэта после его смерти оказался в руках главы Третьего отделения, шефа жандармов, масона Бенкендорфа.
Но о чём же всё-таки писал Пушкин в «Истории села Горюхина» и почему мы считаем, что он «ведал»? Не будем навязывать своё мнение читателю, а сошлёмся лишь на Ф.М.Достоевского, который тоже здорово «ведал» и потому в своей речи на пушкинских праздниках в 1880 г. прямо заявил: «Пушкин ещё впереди!»
Итак, соотнесем написанное Пушкиным в «Истории села Горюхина» с событиями, происшедшими в России ровно сто лет спустя, т.е. в 1930 г.
«Мрачная туча висела над Горюхиным, и никто об ней не помышлял. В последний год властвования Трифона, последнего старосты, народом избранного, в самый день храмового праздника, когда весь народ шумно окружал увеселительное здание (кабаком в просторечии именуемое) или бродил по улицам, обнявшись между собою и громко воспевая песни Архипа Лысого, въехала в село плетёная крытая бричка, заложенная парой кляч едва живых; на козлах сидел оборванный жид, а из бричкпи высунулась голова в картузе и, казалось, с любопытством смотрела на веселящийся народ. Жители встречали повозку смехом и грубыми насмешками. (NB. Свернув трубкою воскрылия одежд, безумцы глумились над еврейским возницею и восклицали смехотворно: „Жид, жид, ешь свиное ухо!…“ Летопись горюхинского дьячка)»
Удивительно, но Пушкин особо выделил, что правителя нового в Российское Горюхино привез еврей, а «безумцы» поначалу глумились над «еврейским возницею». Всякий знает — кучерами, извозчиками, евреи никогда на Руси (вне черты осёдлости) не были — не их профессия. Это, разумеется, аллегория, но совершенно особого рода, то есть — на уровне «ведовства».
Вот речь нового приказчика, которую автор назвал «краткой и выразительной»:
«Смотрите ж вы у меня, не очень умничайте — вы, я знаю, народ избалованный, да я выбью дурь из ваших голов, скорее вчерашнего хмеля».
Или, к примеру, последний раздел, названный «Правление приказчика».
«Принял бразды правленая и приступил к исполнению своей политической системы; она заслуживает особого рассмотрения.
Главным основанием оной была следующая аксиома: чем мужик богаче, тем он избалованнее — чем беднее, тем смирнее.
Вследствие сего, старался о смирности вотчины, как о главной крестьянской добродетели. Он потребовал опись крестьян, разделил на богачей и бедняков».
1. Недоимки были разложены меж зажиточных мужиков и взыскаемы с них со всевозможной строгостию.
2. Недостаточные и празднолюбивые гуляки были немедленно посажаны на пашню, — если же по его расчёту труд их оказывался недостаточным, то он отдавал их в батраки другим крестьянам, за что они платили ему добровольную дань, отдаваемые в холопство имели полное право откупаться, заплатя сверх недоимок двойной годовой оброк… Мирские сходки были уничтожены. Оброк он собирал понемногу и круглый год сряду.
Сверх того, завел он нечаянные сборы. Мужики, кажется, платили и не слишком более противу прежнего, но никак не могли ни наработать, ни накопить достаточно денег. В три года Горюхино совершенно обнищало. Горюхино приуныло, базар запустел, песни Архипа-Лысого умолкли. Ребятишки пошли по миру. Половина мужиков была на пашне, а другая служила в батраках; и день храмового праздника сделался, по выражению летописца, не днем радости и ликования, но годовщиною печали и поминовения горестного».
Точка. И ещё строчка многоточия, свидетельствующая о том, что «История села Горюхина» на этом не кончается, но автор смог поведать её читателю только до этого момента. На сто лет вперед «сосчитал» Пушкин неплохо. И главного приказчика — Л.Д.Троцкого (а с ним и целую армию троцкистов), которого мировое еврейство ввезло в послереволюционную Россию и, разсмотрел и даже речи-приказы его «краткие и выразительные» услышал. Одной фразою напомнил об уничтожении демократии и про приёмы насильственной коллективизации, приведшие к обнищанию русского крестьянства, потомкам поведал.
Примеры такого «ведовства» — Пушкина можно множить безконечно, но известно, что «профессионалы-пушкинисты» навесят на них ярлык «домысла» дилетантов. Им простительно, ибо не ведают, что творят и не способны чувствовать жизнь, как таковую, и уж тем более не способны её адекватно отображать, поскольку им недоступна диалектика, как метод постижения жизни. Доказательства? Пожалуйста:
Один из самых известных и популярных в период 1920-х гг. метафизиков-идеалистов А.В.Луначарский [40], не ведая, что творит, так писал о Пушкине в одной из своих статей:
«Добролюбов не мог не понять, что Пушкин в иных случаях был фальшивым. Пушкин был человеком до чрезвычайности уживчивым со средой, показал себя способным к очень гибкому внешнему и внутреннему оппортунизму».
Каково! Вот вам, читатель, — ваш «живой Протей», каким его видели троцкисты, призывавшие сбросить Пушкина.
Первый нарком просвещения, никогда не понимавший диалектики, не понимал и того, что обострённое чувство диалектичности мира как раз и выражается в чрезвычайной чуткости к изменению внешней среды, т.е. реального мира. А гибкое реагирование на эти изменения есть доказательство владения диалектикой жизни, а не оппортунизма. Но люди, подобные Луначарскому, склонные к конформизму (перестроились внешне, после победы революции в России, но изменить своего мировоззрения оказались неспособны), всегда готовы, ловко жонглируя терминами и скользя по понятиям, приписывать свои недостатки другим, особенно своим идеологическим противникам.
Пушкин был не просто великий русский национальный поэт. Он одним из первых прикоснулся к «току истории» и погиб. Погиб, а не «принял смерть ради сохранения некой тайны»,как хотят нас уверить некоторые современные пушкинисты [41]. Пушкина уничтожили его идеологические противники за то, что он постоянно срывал покровы со всех и всяческих тайн.
Поначалу они считали, что он делает это по недомыслию, свойственному ребячеству гения, и пытались его приручить, вовлекая в масонские ложи. Но чем старше он становился, тем опаснее и острее становилось оружие гения. Он стал страшен своим ведовством и они убили его. Но за ним встали другие: Лермонтов, Тютчев, Достоевский, Есенин…
Русская земля богата «ведающими». Охранители же изоляции — «вольные каменщики» — и по сей день зорко следят, чтобы «ток истории» безпрерывно крутил их «главный двигатель прогресса» — деньги, эту « отчуждённую сущность труда и бытия человечества». К Пушкину у них особый счёт. Ведь он при жизни смело оголял «провода истории» и вот уже более полутора столетий им приходится много трудиться, заделывая изоляцию на этих проводах. Несть числа «торгующим электрикам» в храме Пушкина. Это о них В.Пикуль верно заметил в своём письме А.Гулыге:
«История в нашей стране вообще разработана безобразно плохо, мы мало что знаем (да и знать не желаем) — от этого здесь открытый простор для всяческого разбоя — и тактического, и стратегического. Главные разбойники устроили себе „малину“ в Пушкинском доме, где громко чавкая, они жуют новиковых-радищевых, со смаком высасывая мозги из костей Пушкина и Льва Толстого, уже отполированные ими до нестерпимого блеска» [42].
Хотелось бы только к этому добавить, что, не чувствуя и не понимая русского языка,все эти гоцы, абрамовичи, эйдельманы, альшицы, лотманы, городины на «пиджин-русиш» разтолковывают русскому народу русского поэта и его эпоху. Желая «защитить» поэта от своего народа, Л.Васильева с неподдельным пафосом в вышеупомянутой статье «биография чуда» возклицает: «Встань он сегодня, кого бы пришлось вызывать ему на дуэль, дабы защитить своё доброе имя от посягательств».
А действительно, кого?
Радуясь, что не нашлись «утерянные» дневники поэта, автор статьи с облегчением извещает читателя: «Хорошо, что нет дневника. Не будет шума вокруг того, что поэт доверил бумаге».
Можно легко просчитать, где эти бумаги, если весь архив поэта после его смерти оказался в руках главы Третьего отделения, шефа жандармов, масона Бенкендорфа.
10. Когда мелка вода…
Так что видите, ушедший Пушкин страшен им не менее, чем при жизни, и настоящая борьба уже не с ним, а с его творчеством, началась сразу же после его смерти. Но понятие «умер» к Пушкину не применимо, как неприменимо это понятие к любому художнику, обладающему способностью чувствовать и диалектично возпринимать и описывать жизнь. «Мертвяками» ещё при жизни становятся те, кто эту жизнь пытаются «прогнуть» под себя, поскольку сами они гибки только по отношению к изгибам политики власть предержащих, а не к изменениям реальной жизни. Вследствие этого их жизненный путь отмечается устойчивым внешним благополучием и даже некоторой популярностью у оболваненной ими толпы, но зато и «творчество» их умирает вместе с ними.
Вот, к примеру, один из них — Евгений Евтушенко, постоянно стремящийся быть современным, в своём «Письме к Есенину [43]» заметил по поводу «корабля», который так безпокоил Пушкина в «Сценах из Фауста»:
Но наш корабль плывёт
А дальше, не ведая, что творит, он проговорился о главном точно (стихотворец, всё-таки):
Когда мелка вода,
Мы посуху вперед Россию тащим.
Что сволочей хватает,
не беда
Что правда, то правда: «их корабль» пока плывёт, а Россию они, действительно, «посуху вперёд тащат». Оттого-то русские животы и окровавлены. Они не только реки России с, их природного русла поворачивают, они и «ключи жизни» иссушили, «колодцы памяти» мерзостью космополитизма забросали. Это для них, «что сволочей хватает, не беда»,а для народа русского — ох, как тяжко!
Было время, когда окололитературные деятели громили и Пушкина, и Тютчева, и Достоевского, и Есенина. Но потом, поверив, что каждый из них « хоть чуточку Есенин» —стали прикрываться лозунгом «кота Леопольда»: « Ребята, давайте жить дружно!»
Поэтому и «Письмо к Есенину» Евтушенко начинает призывом:
Поэты русские, друг друга мы браним.
Парнас российский дрязгами заселен,
Но все мы чем-то связаны родным -
Любой из нас хоть чуточку Есенин.
Так он писал в 1965 году, когда было ясно, что «их корабль» плывёт, а наш они уже посадили на мель (начало «застойного», а вернее, их застольного периода).
Прошло два десятилетия. Читатель не поверил, что каждый из них «хоть чуточку Есенин», а Иосиф Бродский, даже — новый Пушкин. Не усыпил читателя и лозунг «кота Леопольда». Более того, читатель довольно откровенно выразил своё негативное отношение к тому, что «его корабль тащат посуху».
Читатель почему-то продолжает искренне верить, что «наш корабль» можно снять с мели и он способен плыть самостоятельно. Посмотрите, что стало с Евтушенко, куда девалось его миролюбие. Какие ярлыки, сколько презрения, желчи и ненависти исходит из его «Вандеи» [44].
Отечественное болото,
Самодовольнейшая грязь.
Всех мыслящих, как санкюлотов,
Проглатывает пузырясь.
Ну, разумеется, право мыслить он признает только за своими, то есть теми, кто мнит себя «элитой» — «мозгом нации»; все же остальные — это «самодовольнейшая грязь».
А какие библейские истины, стекают с его «поэтического» языка в «Прелестных снах» [45]:
Я продаю себя,
меня все сразу.
Все — каждого,
и каждый — сразу всех.
В этих стихах прорывается с безсознательных уровней психики поэта главный мотив первой книги «Торы» — «Бытие». Забыл стихотворец, что во сне можно проговориться о самом сокровенном, о чем наяву принято умалчивать, и потому шпарит без запинки:
Прелестный сон…
Идёт продажа дали,
Той дали, за которую страдали.
Рассматривая хищно, кто масон там? -
Расселись спекулянты горизонтом.
Вот уж, доподлинно, не ведает, что творит! Сам задает вопросы, сам же на них и отвечает. Кто привержен духу торгашества и своекорыстия и кто есть спекулянт и маркитант, ваш Маркс всё вам объяснил в своей работе «К еврейскому вопросу». А что касается «далей», то здесь вопрос по существу: слишком поздно мы разобрались, что за разные «дали» страдали. Оттого «ваш корабль» плывёт, а наш пока — на мели.
Но чувство оптимизма нам не изменяет. И как бы ни глупа была, на ваш взгляд наша публика, сами видите — всё сложнее её дурачить. В этом подлинные причины истерики представителей «литературной элиты» по поводу любого острого выступления журналов «Наш современник», «Москва», «Молодая гвардия». Но не надо бояться; никто «ваш корабль» топить не собирается, если он не пойдёт на дно сам, перегруженный «бочками злата», да «грузом богатым шоколата», либо если ваши «обезьяны» вдруг встанут к рулю. Даже «элита» в длительном плавании не может долго протянуть, имея в запасе лишь шоколат да злато. ЗАЧАХНЕТ!
Тут как раз бы и вспомнить предостережение Пушкина — Пророка:
Там царь Кашей над златом чахнет;
Там русский дух… Там Русью пахнет!
Да где вам! Когда «ваш корабль» начинает угрожающе крениться, спасая злато, вы на весь мир вопите: «Спасите! Нас топят неизвестные корабли, предположительно, русские». И под звон ложной тревоги вы выбрасываете за борт своих не очень удачливых попутчиков-соплеменников. И долго потом эксплуатируете мифы о катастрофах-погромах.
Глядя на это, другой великий русский поэт — Ф.Тютчев написал:
Опально-мировое племя!
Когда же будешь ты народ?
Когда же упразднится время
Твоей и розни, и невзгод,
И грянет клич к объединенью
И рухнет то, что делит нас?…
Мы ждём и верим Провиденью:
Ему известны день и час…
Мы ждём… Так не изпытывайте наше терпенье — всему есть мера. Не мешайте нам сняться с мели и наполнить ветром паруса, чтобы плыть дальше. Иначе — совет пушкинского Фауста может быть исполнен.
Это не угроза — это предупреждение.
г. Ленинград, июнь 1988 год.
Уточнения и пояснения в сносках — июль 2005 г.
[1]Мировоззрение — система субъективных образных представлений о жизни.
[2]Миропонимание складывается на основе мировоззрения и включает в себя как субъективные образные представления, так и определённое соответствие образам языковых средств, свойственных культуре личности. Если эти языковые средства распространены в обществе, то на их основе возможно взаимопонимание людей; если нет, то субъект — их носитель — говорит на только ему самому понятном языке. Является ли он самодовольным эгоистом или сумасшедшим, либо — единичным явлением будущего в настоящем — это другой вопрос.
[3]Об этом в материалах Концепции общественной безопасности см. работы ВП СССР: «Диалектика и атеизм: две сути несовместны», «Мёртвая вода», «Краткий курс…».
[4]Об этом в материалах Концепции общественной безопасности см. работы ВП СССР: «Печальное наследие Атлантиды» (“Троцкизм — это «вчера», но никак не «завтра»”, “Время: начинаю про Сталина рассказ”.
[5]Об этом в материалах Концепции общественной безопасности см. работы ВП СССР «Форд и Сталин: о том, как жить по-человечески», «Нам нужны большевики-предприниматели».
[6]Материал, которым реставратор заполняет утраты в подлиннике.
[7]Д.Д.Благой, «Душа в заветной лире». М. 1979 г.
[8]В древней Греции — изгнание граждан, почитаемых опасными для государства. Решение выносилось путём тайного голосования с помощью черепков, на которых писались имена изгоняемых. Последнее и дало название: остракон — черепок. Ныне употребляется в переносном значении, подразумевая всеобщее неприятие и гонение.
[9]А.Г.Кузьмин, «Падение Перуна», М.,1988 г.
[10]А.С. Пушкин, стихотворение — «Второе послание цензору».
[11]Во времена Пушкина на русском языке Библия ещё не была издана. Этот документ можно тогда было прочитать только на церковно-славянском. Впервые Библия на русском языке была издана в России в 1876 году.
[12]Журнал «Знамя», № 11, 1986 г., последнее интервью Г.К.Жукова Галине Ржевской.
[13]В руководимом им журнале он опубликовал антисемитскую записку-угрозу, написанную от имени общества “Память”. Было произведено разследование и выявлен автор этой записки. Им оказался обыкновенный еврейский жид.
[14]Одна из традиций сообщает, что Пифагор и Ездра был лично знакомы.
[15]«Историческое предание относит появление Септуагинты ко времени, когда в Египте царствовал Птолемей II Филадельф (282 -246 гг. до н.э.). Создание Септуагинты историческое предание приписывает семидесяти или семидесяти двум старцам (латинское septuaginta — семьдесят). Рассказ об этом событии дошёл до нас в так называемом письме Аристея Филократу, составленном не ранее II века до н.э. Согласно письму Аристея инициатором перевода Торы (Пятикнижия Моисеева) на греческий язык был Деметрий из Фалерона — библиотекарь Александрийской библиотеки (в те времена — крупнейшее книгохранилище древности). По предложению Деметрия из Фалерона Птолемей II направил в Палестину двух своих приближённых — Андрея и Аристея — с письмом к иудейскому первосвященнику Елеазару. Последний отобрал 72 переводчика и отправил их в Египет. В специальном здании на острове Фарос они совершили свой труд, занявший 72 дня. По окончанию работы Деметрий предоставил перевод александрийской иудейской общине, которая восторженно приняла его и пожелала иметь один экземпляр, а затем Птолемею II. Существует ещё одно предание, сохранённое раннехристианскими писателями (Ириней, Климент, Августин и др.): переводчики работали порознь, однако, результаты их труда совпали; рассказчики видели в этом признак особого благоволения Бога. В основе преданий лежит реально событие: создание стандартной греческой версии Пятикнижия» (И.Шифман, «Ветхий Завет и его мир», изд.1987 г.). Этот фрагмент иудейской истории освещён в двухтомной монографии французского профессора Альбера Ревиля в переводе Ф.Зелинского — «Иисус Назарянин», 1909 г.
[16]Важнейшую роль в теории Л.Н.Гумилёва играет термин «пассионарность» и другие, с ним связанные.
На стр. 266: «Итак, пассионарность — это способность и стремление к изменению окружения, или, переводя на язык физики, — к нарушению инерции агрегатного состояния среды. Импульс пассионарности бывает столь силён, что носители этого признака — пассионарии — не могут заставить себя рассчитать последствия своих поступков. Это очень важное обстоятельство, указывающее, что пассионарность — атрибут не сознания, а подсознания, важный признак, выражающийся в специфике конституции нервной деятельности. Степени пассионарности различны, но для того, чтобы она имела видимые и фиксируемые историей проявления, необходимо, чтобы пассионариев было много, т.е. это признак не только индивидуальный, но и популяционный».
Вот, к примеру, один из них — Евгений Евтушенко, постоянно стремящийся быть современным, в своём «Письме к Есенину [43]» заметил по поводу «корабля», который так безпокоил Пушкина в «Сценах из Фауста»:
Но наш корабль плывёт
А дальше, не ведая, что творит, он проговорился о главном точно (стихотворец, всё-таки):
Когда мелка вода,
Мы посуху вперед Россию тащим.
Что сволочей хватает,
не беда
Что правда, то правда: «их корабль» пока плывёт, а Россию они, действительно, «посуху вперёд тащат». Оттого-то русские животы и окровавлены. Они не только реки России с, их природного русла поворачивают, они и «ключи жизни» иссушили, «колодцы памяти» мерзостью космополитизма забросали. Это для них, «что сволочей хватает, не беда»,а для народа русского — ох, как тяжко!
Было время, когда окололитературные деятели громили и Пушкина, и Тютчева, и Достоевского, и Есенина. Но потом, поверив, что каждый из них « хоть чуточку Есенин» —стали прикрываться лозунгом «кота Леопольда»: « Ребята, давайте жить дружно!»
Поэтому и «Письмо к Есенину» Евтушенко начинает призывом:
Поэты русские, друг друга мы браним.
Парнас российский дрязгами заселен,
Но все мы чем-то связаны родным -
Любой из нас хоть чуточку Есенин.
Так он писал в 1965 году, когда было ясно, что «их корабль» плывёт, а наш они уже посадили на мель (начало «застойного», а вернее, их застольного периода).
Прошло два десятилетия. Читатель не поверил, что каждый из них «хоть чуточку Есенин», а Иосиф Бродский, даже — новый Пушкин. Не усыпил читателя и лозунг «кота Леопольда». Более того, читатель довольно откровенно выразил своё негативное отношение к тому, что «его корабль тащат посуху».
Читатель почему-то продолжает искренне верить, что «наш корабль» можно снять с мели и он способен плыть самостоятельно. Посмотрите, что стало с Евтушенко, куда девалось его миролюбие. Какие ярлыки, сколько презрения, желчи и ненависти исходит из его «Вандеи» [44].
Отечественное болото,
Самодовольнейшая грязь.
Всех мыслящих, как санкюлотов,
Проглатывает пузырясь.
Ну, разумеется, право мыслить он признает только за своими, то есть теми, кто мнит себя «элитой» — «мозгом нации»; все же остальные — это «самодовольнейшая грязь».
А какие библейские истины, стекают с его «поэтического» языка в «Прелестных снах» [45]:
Я продаю себя,
меня все сразу.
Все — каждого,
и каждый — сразу всех.
В этих стихах прорывается с безсознательных уровней психики поэта главный мотив первой книги «Торы» — «Бытие». Забыл стихотворец, что во сне можно проговориться о самом сокровенном, о чем наяву принято умалчивать, и потому шпарит без запинки:
Прелестный сон…
Идёт продажа дали,
Той дали, за которую страдали.
Рассматривая хищно, кто масон там? -
Расселись спекулянты горизонтом.
Вот уж, доподлинно, не ведает, что творит! Сам задает вопросы, сам же на них и отвечает. Кто привержен духу торгашества и своекорыстия и кто есть спекулянт и маркитант, ваш Маркс всё вам объяснил в своей работе «К еврейскому вопросу». А что касается «далей», то здесь вопрос по существу: слишком поздно мы разобрались, что за разные «дали» страдали. Оттого «ваш корабль» плывёт, а наш пока — на мели.
Но чувство оптимизма нам не изменяет. И как бы ни глупа была, на ваш взгляд наша публика, сами видите — всё сложнее её дурачить. В этом подлинные причины истерики представителей «литературной элиты» по поводу любого острого выступления журналов «Наш современник», «Москва», «Молодая гвардия». Но не надо бояться; никто «ваш корабль» топить не собирается, если он не пойдёт на дно сам, перегруженный «бочками злата», да «грузом богатым шоколата», либо если ваши «обезьяны» вдруг встанут к рулю. Даже «элита» в длительном плавании не может долго протянуть, имея в запасе лишь шоколат да злато. ЗАЧАХНЕТ!
Тут как раз бы и вспомнить предостережение Пушкина — Пророка:
Там царь Кашей над златом чахнет;
Там русский дух… Там Русью пахнет!
Да где вам! Когда «ваш корабль» начинает угрожающе крениться, спасая злато, вы на весь мир вопите: «Спасите! Нас топят неизвестные корабли, предположительно, русские». И под звон ложной тревоги вы выбрасываете за борт своих не очень удачливых попутчиков-соплеменников. И долго потом эксплуатируете мифы о катастрофах-погромах.
Глядя на это, другой великий русский поэт — Ф.Тютчев написал:
Опально-мировое племя!
Когда же будешь ты народ?
Когда же упразднится время
Твоей и розни, и невзгод,
И грянет клич к объединенью
И рухнет то, что делит нас?…
Мы ждём и верим Провиденью:
Ему известны день и час…
Мы ждём… Так не изпытывайте наше терпенье — всему есть мера. Не мешайте нам сняться с мели и наполнить ветром паруса, чтобы плыть дальше. Иначе — совет пушкинского Фауста может быть исполнен.
Это не угроза — это предупреждение.
г. Ленинград, июнь 1988 год.
Уточнения и пояснения в сносках — июль 2005 г.
[1]Мировоззрение — система субъективных образных представлений о жизни.
[2]Миропонимание складывается на основе мировоззрения и включает в себя как субъективные образные представления, так и определённое соответствие образам языковых средств, свойственных культуре личности. Если эти языковые средства распространены в обществе, то на их основе возможно взаимопонимание людей; если нет, то субъект — их носитель — говорит на только ему самому понятном языке. Является ли он самодовольным эгоистом или сумасшедшим, либо — единичным явлением будущего в настоящем — это другой вопрос.
[3]Об этом в материалах Концепции общественной безопасности см. работы ВП СССР: «Диалектика и атеизм: две сути несовместны», «Мёртвая вода», «Краткий курс…».
[4]Об этом в материалах Концепции общественной безопасности см. работы ВП СССР: «Печальное наследие Атлантиды» (“Троцкизм — это «вчера», но никак не «завтра»”, “Время: начинаю про Сталина рассказ”.
[5]Об этом в материалах Концепции общественной безопасности см. работы ВП СССР «Форд и Сталин: о том, как жить по-человечески», «Нам нужны большевики-предприниматели».
[6]Материал, которым реставратор заполняет утраты в подлиннике.
[7]Д.Д.Благой, «Душа в заветной лире». М. 1979 г.
[8]В древней Греции — изгнание граждан, почитаемых опасными для государства. Решение выносилось путём тайного голосования с помощью черепков, на которых писались имена изгоняемых. Последнее и дало название: остракон — черепок. Ныне употребляется в переносном значении, подразумевая всеобщее неприятие и гонение.
[9]А.Г.Кузьмин, «Падение Перуна», М.,1988 г.
[10]А.С. Пушкин, стихотворение — «Второе послание цензору».
[11]Во времена Пушкина на русском языке Библия ещё не была издана. Этот документ можно тогда было прочитать только на церковно-славянском. Впервые Библия на русском языке была издана в России в 1876 году.
[12]Журнал «Знамя», № 11, 1986 г., последнее интервью Г.К.Жукова Галине Ржевской.
[13]В руководимом им журнале он опубликовал антисемитскую записку-угрозу, написанную от имени общества “Память”. Было произведено разследование и выявлен автор этой записки. Им оказался обыкновенный еврейский жид.
[14]Одна из традиций сообщает, что Пифагор и Ездра был лично знакомы.
[15]«Историческое предание относит появление Септуагинты ко времени, когда в Египте царствовал Птолемей II Филадельф (282 -246 гг. до н.э.). Создание Септуагинты историческое предание приписывает семидесяти или семидесяти двум старцам (латинское septuaginta — семьдесят). Рассказ об этом событии дошёл до нас в так называемом письме Аристея Филократу, составленном не ранее II века до н.э. Согласно письму Аристея инициатором перевода Торы (Пятикнижия Моисеева) на греческий язык был Деметрий из Фалерона — библиотекарь Александрийской библиотеки (в те времена — крупнейшее книгохранилище древности). По предложению Деметрия из Фалерона Птолемей II направил в Палестину двух своих приближённых — Андрея и Аристея — с письмом к иудейскому первосвященнику Елеазару. Последний отобрал 72 переводчика и отправил их в Египет. В специальном здании на острове Фарос они совершили свой труд, занявший 72 дня. По окончанию работы Деметрий предоставил перевод александрийской иудейской общине, которая восторженно приняла его и пожелала иметь один экземпляр, а затем Птолемею II. Существует ещё одно предание, сохранённое раннехристианскими писателями (Ириней, Климент, Августин и др.): переводчики работали порознь, однако, результаты их труда совпали; рассказчики видели в этом признак особого благоволения Бога. В основе преданий лежит реально событие: создание стандартной греческой версии Пятикнижия» (И.Шифман, «Ветхий Завет и его мир», изд.1987 г.). Этот фрагмент иудейской истории освещён в двухтомной монографии французского профессора Альбера Ревиля в переводе Ф.Зелинского — «Иисус Назарянин», 1909 г.
[16]Важнейшую роль в теории Л.Н.Гумилёва играет термин «пассионарность» и другие, с ним связанные.
На стр. 266: «Итак, пассионарность — это способность и стремление к изменению окружения, или, переводя на язык физики, — к нарушению инерции агрегатного состояния среды. Импульс пассионарности бывает столь силён, что носители этого признака — пассионарии — не могут заставить себя рассчитать последствия своих поступков. Это очень важное обстоятельство, указывающее, что пассионарность — атрибут не сознания, а подсознания, важный признак, выражающийся в специфике конституции нервной деятельности. Степени пассионарности различны, но для того, чтобы она имела видимые и фиксируемые историей проявления, необходимо, чтобы пассионариев было много, т.е. это признак не только индивидуальный, но и популяционный».