Старджон Теодор Гамильтон. Борговля Тутылками

Старджон Теодор
Борговля Тутылками

   Теодор Старджон
   БОРГОВЛЯ ТУТЫЛКАМИ
   
   Никогда прежде я не замечал этого магазинчика - а ведь живу всего в полутора кварталах отсюда. Хотите, дам адрес? Называется "Борговля тутылками" - между Двадцатой и Двадцать первой улицами, на Десятой авеню, Нью-Йорк. Можете отправиться туда сами и поискать. Возможно, вы об этом не пожалеете. Но лучше не пробуйте.
   "Борговля тутылками". Это меня сразу остановило. Представьте себе лавчонку с уныло скрипящей на ветру облупившейся вывеской, болтающейся на кованой завитушке. Я было прошел мимо: в кармане у меня лежало обручальное кольцо, которое Одри мне только что вернула, и мысли мои были очень далеко от таких вещей, как лавочки по борговле тутылками. Я говорил себе, что Одри могла бы найти для описания моей особы иное слово, чем "никудышный". А ее заявление о том, что я "прирожденный психопатический никчемушник, заведомо неприспособленный к жизни", было настолько же неуместно, насколько выспренно. Она, несомненно, вычитала где-то эту тираду и теперь выдала ее на-гора, присовокупив: "И я бы не вышла за тебя, даже если бы ты был последним мужчиной на земле",- что, как вы понимаете, тоже довольно-таки потертое клише.
   "Борговля тутылками!"- пробормотал я и приостановился, задумавшись, где я подхватил такое странное сочетание. Ясно - прочел на вывеске. "А что такое "Борговля тутылками"? - спросил я себя. И сам себе уверенно ответил: "Не знаю. Вернись и выясни, если хочешь".
   Так я и сделал - прошел назад по восточной стороне Десятой авеню, размышляя, кто может содержать это заведение и чем они там занимаются.
   Ответ на этот второй вопрос мне дала надпись на табличке в окне, трудно читаемая из-за наслоений пыли - несомненно, пыли веков. Там было написано:
   МЫ ПРОДАЕМ БУТЫЛКИ
   Там еще что-то было написано - буквами поменьше. Я протер пыльное стекло рукавом и наконец разобрал и эту строку:
   С РАЗНООБРАЗНЫМ СОДЕРЖИМЫМ!
   Да, именно так:
   МЫ ПРОДАЕМ БУТЫЛКИ С РАЗНООБРАЗНЫМ СОДЕРЖИМЫМ!
   Ну и, естественно, я зашел. Содержимое у бутылок порой бывает очень даже приятным, а я, по моему состоянию, не возражал бы против пары стаканчиков приятности.
   - Закройте ее! - крикнул кто-то, лишь только я, толкнув дверь, шагнул внутрь. Голос исходил от плавающего в воздухе над углом прилавка огромного белого яйца. Вглядевшись, я понял, что это вовсе не яйцо, а лысина какогото старичка, вцепившегося в прилавок. Его тщедушное костлявое тело висело в воздухе, колышимое сквозняком от открытой мною двери, словно было сделано из мыльных пузырей. В некотором изумлении я пнул дверь пяткой. Та закрылась, и человечек шлепнулся на пол, но тут же, улыбаясь, поднялся на ноги.
   - Рад снова вас видеть,- проскрипел он. Похоже, его голосовые связки тоже были здорово пропылены. Как всё в лавчонке. Когда дверь закрылась, мне показалось, что я оказался внутри огромной пропыленной головы, закрывшей глаза. Нет, света было достаточно.
   Но это был не дневной и не искусственный свет, а что-то вроде света, отраженного бледными - очень бледными - щеками. Не могу сказать, чтобы этот свет мне понравился.
   - Почему вы сказали - "снова"? - с некоторым раздражением спросил я.- Вы же меня никогда раньше не видели.
   - Разумеется видел - когда вы вошли. Я упал, а потом поднялся и снова вас увидел, - вывернулся старикашка и расплылся в улыбке.- Чем могу служить?
   - Ну,- ответил я,- я прочел вашу вывеску. Найдется ли у вас бутылка с хорошим содержимым?
   - А что вы хотите?
   - А что у вас есть?
   Вместо ответа он вдруг разразился стихами, которые я и сегодня помню слово в слово:
   За пару монет - удачи флакон
   Иль редкого шанса бутыль;
   Иль этот флакон - принесет тебе он
   На сказку похожую быль.
   Из этой бутыли один глоток
   И тебя не промочат дожди;
   А вот еще один пузырек
   С ним победы на скачках жди.
   Вот бутылка чертей и креветок бутыль
   Из морей, что неведомы вам;
   Вот от страха лекарство и звездная пыль,
   Это - трель, что наигрывал Пан.
   Можно все получить: работу, жену,
   Дар в воде уцелеть и в огне;
   Иль уменье пройти в - Иную Страну...
   И все - по доступной цене.
   
   - Эй, эй, постойте! - оборвал его я.- Вы что, всерьез торгуете кровью дракона, чернилами отца Бэкона и прочей дребеденью?
   Он быстро покивал и заулыбался во всю свою невозможную физиономию.
   - Все настоящее, без подделок? - настаивал я. Он снова покивал.
   - Вы хотите сказать, что вот так стоите тут, в этом городе, средь бела дня и, не боясь, что вам попортят карточку, несете чушь и ждете, что я - я, образованный, интеллектуальный человек...
   - Вы очень невежественны, вдвое более глупы, чем невежественны, и вдвое более напыщенны, чем глупы,- тихо сказал он.
   Я метнул на него взгляд, каким можно испепелить человека на месте, потянулся к дверной ручке - и застыл. В самом буквальном смысле. Старикашка выудил откуда-то допотопный пульверизатор с резиновой грушей и пару раз брызнул на меня, когда я поворачивался. И Господи помилуй, я просто не мог шевельнуться! Зато ругаться я мог по-прежнему и, клянусь, использовал эту возможность на все сто!
   Хозяин лавчонки выбрался из-за прилавка и подбежал ко мне. Похоже, что за стойкой он стоял на ящике, потому что в нем было никак не больше трех футор роста. Он ухватился за фалды моего пиджака, мигом вскарабкался мне на плечи и затем съехал оттуда прямо на руку, протянутую к дверям. Он сидел у меня на руке, болтал ножками и хихикал. По-моему, он вообще ничего не весил.
   Когда мой запас ругательств иссяк - а я считаю делом чести не повторяться, - он сказал:
   - Ну как, это вас убеждает, о мой нахальный и невежественный друг? Это была эссенция из волос Горгоны. И пока я вам не дам антидот, вы так и будете тут стоять. Хоть до гудущего бода!
   - Сейчас же отпусти меня, - прорычал я, - не то я так тебе врежу, что у тебя мозги через зад вылетят!
   Он только хихикнул.
   Я вновь попытался высвободиться, но тщетно. Как если бы кожа моя превратилась вдруг в кокон из легированной высокоуглеродистой стали. Я снова принялся ругаться, но уже от бессилия.
   - Вы просто возомнили о себе невесть что,- объяснил владелец "Борговли тутылками".- А взгляните-ка на себя! Да я бы не нанял вас даже стекла мыть. Вы хотите жениться на девице, которая привыкла, прямо скажем, к полурастительному существованию, и дуетесь на весь белый свет, когда она вас отвергает. А знаете, почему она вам отказала? Потому что у вас нет и никогда не будет работы. Вы неудачник. Вы бездельник. Вы не умеете и не желаете жить своим трудом. Хи! Хи! И вы позволяете себе учить своих ближних! Так вот, будь я на вашем месте, я бы очень вежливо попросил отпустить меня, а затем ждал бы, не найдется ли в этом магазине доброй души, которая согласилась бы продать мне бутылку с полезным Содержимым, которое, возможно, помогло бы мне...
   Должен сказать, что я никогда и ни перед кем не извиняюсь, не иду на попятную и не позволяю всяким торговцам болтать что на ум взбредет. Но тут случай был особый. Никогда раньше меня не превращали в камень, и никогда раньше меня не тыкали носом в такое количество обидных истин. Я сдался.
   - Ладно, ладно, ваша взяла. Отпустите меня, и я что-нибудь куплю...
   - Слишком кисло, - самодовольно упрекнул он, легко соскользнув на пол и взяв распылитель наизготовку. - Вы должны сказать: "Пожалуйста, очень вас прошу".
   - Очень вас прошу,- выговорил я, давясь от унижения.
   Он отошел к прилавку и вернулся с пакетиком порошка, который и дал мне понюхать. Через пару секунд меня прошибло потом, и к моему телу так быстро вернулась гибкость, что я едва устоял на ногах. Я наверняка грохнулся бы и расшиб затылок, если бы не продавец, который заботливо подхватил меня и усадил на стул. Когда сила понемногу стала возвращаться в мое потрясенное тело, я было подумал, что сумел бы пальцем перешибить этого гнома за его шуточки. Однако меня остановила странная мысль - странная потому, что никогда раньше я ни о чем таком не думал. А именно, я понял, что когда выйду из лавки, я вынужден буду согласиться с невысокой оценкой моей персоны, данной продавцом.
   А он ничуть не беспокоился. Оживленно потирая ручки, он повернулся к полкам.
   - Нуте-с, посмотрим... Интересно, что же вам все-таки подойдет? Хмммм... Успех вы оправдать не сумеете. Деньги? Вы не знаете, что с ними делать. Хорошая работа? Так вы не годитесь ни для какой работы...- Он сочувственно оглядел меня и покачал головой. - Тяжелый случай. Тц-тц-тц... (Я почувствовал, как у меня по спине побежали мурашки.) Идеальная подруга жизни? Ну, нет. Вы слишком глупы, чтобы распознать идеал, слишком эгоистичны и влюблены в себя, чтобы оценить его. Право, не знаю, чем я могу... хотя постойте!
   Он выхватил с полок пяток бутылок и банок и скрылся где-то в темных недрах магазина. Раздавшиеся звуки свидетельствовали о бурной деятельности - звенело стекло, что-то хрустело и пестик скрежетал в ступке.
   Потом я услышал, как жидкость вливают в посуду с порошком и размешивают при этом; и наконец, как получившимся снадобьем через фильтровальную воронку с бульканьем наполняют бутыль. И вот хозяин вернулся ко мне, гордо неся небольшую, унции на четыре, бутылочку без этикетки.
   - .Вот, в самый раз! - он так и сиял.
   - В самый раз - для чего?
   - То есть как для чего? Чтобы вылечить вас, разумеется!
   - Вылечить? - моя, как выражалась Одри, самоуверенная напыщенность вернулась ко мне, пока он смешивал свое зелье. - Что значит вылечить? Я в полном порядке!
   - Милый мальчик,- тон его был совершенно непереносим, оскорбителен. - Милый мой мальчик, вы совершенно НЕ в порядке! Разве вы счастливы? Разве вы хоть когда-нибудь были счастливы? Нет. Так вот, это я и собираюсь вылечить. Точнее сказать, я подтолкну вас к выздоровлению; ну а остальное - уже ваше дело. От больного всегда требуется помощь врачу...
   В общем и целом, молодой человек, - продолжал он, - ваш случай - очень тяжелый. Выражаясь профессиональным языком, у вас наблюдается чрезвычайно запущенный случай злокачественной формы ретрогрессивного метампсихоза эго. Вы от природы непригодны ни к какому делу. Вы - отвратительный социофаг. Вы мне совершенно не нравитесь. Вы никому не нравитесь.
   Я чувствовал себя примерно как под бомбежкой. Заикаясь, я выдавил:
   - Что... что в-вы хотите?..
   Он протянул бутылку.
   - Подите домой. Запритесь в комнате, один. Чем комната меньше, тем лучше. Выпейте до дна, прямо из бутылки. Ждите, пока подействует. Всё.
   - Но - что со мной будет?
   - С вами - ничего. Для вас - много чего. Содержимое этой бутылки может сделать для вас ровно столько, сколько вы пожелаете. А теперь слушайте внимательно! Пока вы будете использовать то, что даст вам Содержимое, для собственного развития и улучшения своего положения - вы будете процветать. Но попытайтесь только тешить себя самолюбованием, или хвастаться, или, того хуже, мстить кому-то, пользуясь тем, что вы получите, - и последствия будут для вас ужасны. Помните это!
   - Но что это такое? Каким образом...
   - Я продаю вам талант. У вас сейчас таланта нет, никакого. Когда вы обнаружите сущность своего таланта, от вас будет зависеть, как вы им воспользуетесь. А теперь уходите; вы мне по-прежнему не симпатичны.
   - Сколько я вам должен? - пробормотал я, совершенно на этот раз уничтоженный.
   - Цена входит в само Содержимое. Вам не придется ничего платить, если только вы будете следовать моим указаниям. А теперь уходите, не то я раскупорю бутылку с джинном - я имею в виду отнюдь не "Лондон Драй"!
   - Иду-иду,- поспешил сказать я, заметив подозрительное шевеление внутри огромной десятигаллонной бутыли, в каких держат кислоты. Это шевеление мне совсем не понравилось.- До свидания!
   - Со двидания,- ответил он.
   Я вышел, прошел по Десятой авеню, свернул на Двадцатую улицу и ни разу не обернулся. Теперь-то я об этом жалею, потому что, несомненно, было в этой "Борговле тутылками" нечто чрезвычайно странное.
   Я смог успокоиться, только когда добрался домой и выпил чашку крепкого кофе по-итальянски. К этому времени ко мне уже вернулось немного скепсиса; я даже попытался посмеяться над всем, что было со мной в той лавчонке. Только почему-то не хотелось смеяться... Я кисло посмотрел на бутылочку. В темном стекле мне померещился ответный взгляд.
   Хмыкнув, я зашвырнул бутылочку на верхнюю полку шкафа, за старые шляпы, и уселся поудобнее. Я тогда очень любил расслабляться вот так. Для этого я принимал излюбленную позу - клал ноги на стул и съезжал по обивке кресла так, что в конце концов упирался в сиденье лопатками. Как говорится, "иногда я сижу и размышляю, а иногда - просто сижу". Первое достаточно просто, и через это проходит даже записной лентяй, прежде чем он достигнет блаженного второго состояния... Чтобы научиться как следует расслабляться и "просто сидеть", нужны годы практики. Ну я-то овладел этим искусством уже несколько лет назад.
   И вот как раз когда я был готов впасть в растительное состояние, чтото мне помешало. Я попытался не обращать внимания. Я проявил сверхчеловеческое отсутствие любопытства. Но это что-то не отставало. Такое, знаете ли, легкое давление на локоть в том месте, где он касался подлокотника. Я волей-неволей задумался о том, что бы это могло быть. А это - самое последнее дело. Короче, в конце концов я сдался, глубоко вздохнул и открыл глаза.
   Бутылка.
   Я зажмурился и снова взглянул. Но бутылка по-прежнему была тут. Дверца шкафа открыта, полка - прямо над моей головой. Упала, стало быть. Ну что ж... если эта штука будет на полу, ей ведь некуда будет падать, верно? Я локтем спихнул бутылку на пол.
   А она отскочила, как мячик. Отскочила с такой поразительной точностью, что снова оказалась на том же самом месте - на подлокотнике кресла, у самого моего локтя. Ничего себе! Я швырнул бутылку в стену. И что вы думаете? Она отскочила от стены на полку под журнальным столиком, срикошетила и вновь оказалась на подлокотнике, на этот раз у моего плеча. Пробка от всех этих прыжков и полетов с легким хлопком выскочила из горлышка и скатилась мне на колени. Я ощутил горьковато-сладковатый запах Содержимого. Я был немного испуган и чувствовал некоторую несуразность ситуации.
   Я осторожно понюхал. Пахло чем-то неуловимо знакомым; но откуда мне может быть знаком этот аромат?.. Да. Так пахли румяна и прочие краски, какими пользуются девочки из притонов Фриско. Жидкость была темная, скорее даже дымчато-черная. Я осторожно попробовал. Неплохо! Если это не алкоголь, то старикашке-бутылочнику удалось придумать недурную замену алкоголя. Со второго глотка снадобье мне определенно понравилось, с третьего я был в восторге, ну а на четвертый глоток ничего не осталось. Кстати, к этому времени я вспомнил и название краски с этим диковинным запахом, которая, видно, была использована в снадобье.
   Коуль. На Востоке верят, что с помощью этой травки можно видеть сверхъестественные существа. Предрассудки...
   Но тут зелье, видно, угрелось у меня в желудке и словно вскипело. И, кажется, увеличилось в объеме. Я попытался подняться, но не смог. Комната взорвалась и обрушилась на меня.
   Ни вам, ни кому другому не пожелаю просыпаться так, как проснулся я. Ни в коем случае не советую выныривать из тяжелого сна и, оглядевшись, видеть вокруг себя плавающие в воздухе, трепещущие, порхающие, ползающие предметы - какие-то отечные штуки, роняющие капли крови, и пленчатые странные создания, и части человеческого тела, и... Это был кошмар. Всего в дюйме от моего носа плавала в воздухе человеческая рука. От моего сдавленного вскрика она медленно заколыхалась, и ее пальцы медленно шевелились при этом. Что-то пузырчатое, все оплетенное сосудами, выскочило из-под кресла и покатилось по полу. Я услышал еле слышное пощелкивание и, подняв глаза, обнаружил пару челюстей без малейших признаков лица. Я не выдержал и заплакал, а потом, кажется, снова отключился...
   Когда я опять пришел в себя - это было несколько часов спустя, потому что стало совсем светло, а часы остановились - и ручные, и настенные, - обстановка несколько улучшилась. Ну, конечно, дряни вокруг болталось предостаточно, но почему-то она меня уже не так беспокоила. Я теперь точно знал, что спятил, а раз так, то чего зря переживать? Не знаю, возможно, в состав снадобья входило что-то успокоительное. Мне было любопытно, я был взволнован - вот и все. А когда я огляделся, мне это почти понравилось.
   Стены были сплошь покрыты зеленью. Драные обои превратились в нечто потрясающе прекрасное. Больше всего "это" напоминало мох; только никогда человеческим глазам не приходилось видеть такого красивого мха. Он был длинный, густой и постоянно колыхался - не из-за ветра, а потому что он рос. Это было здорово. Я подошел поближе. В самом деле: словно по волшебству, мох вырастал, давал споры, погибал, споры прорастали, новый мох давал новые споры... И эта зеленая магия была, однако, лишь частью удивительного целого. А такого зеленого цвета просто не могло существовать в природе! Я осторожно протянул руку - мне хотелось погладить удивительный мох, - но рука наткнулась только на шершавые обои. Однако когда я сжал в руке зеленые пряди, я почувствовал легкое прикосновение - словно вес двух дюжин солнечных лучей, словно мягкое сопротивление непроглядного мрака в замкнутом пространстве... Ощущение мимолетного экстаза, восторга - я в жизни не испытывал подобного счастья.
   Из плинтусов вырастали маленькие белоснежные трибы. Пол зарос травой. По дверце шкафа карабкались пышно цветущие плети вьющихся растений. Их лепестки светились красками, для которых у нас нет названий. Казалось, до этой минуты я был слеп и глух - теперь я слышал шорох алых полупрозрачных насекомых в листве и непрерывный шелест растущей зелени. Это был новый и прекрасный мир, такой хрупкий, что ветер от моих движений обрывал нежные лепестки, и такой реальный и живой, что мысль о его неестественности исчезла сама собой. Потрясенный, я озирался вокруг, ходил по комнате, заглядывал под дряхлую мебель, открывал пыльные книги - и всюду, куда смотрел, я находил все новые и новые прекрасные и чудесные вещи.
   А когда я лежал на животе, вглядываясь в сетку кровати, где угнездилось целое семейство ярких, как самоцветы, ящериц, я услышал плач.
   Кто-то всхлипывал. Голос был детский и очень жалобный, и ему было вовсе не место в этой радостной комнате. Я встал и огляделся. В углу съежилась прозрачная детская фигурка. Девочка сидела, прислонившись спиной к стене и скрестив тоненькие ноги. В одной руке она держала потрепанного игрушечного слоненка, ухватив его за лапу, а другой утирала слезы. У нее были длинные темные волосы, рассыпавшиеся по плечам и упавшие на лицо.
   - Что случилось, малышка? - спросил я. Не выношу, когда ребенок плачет...
   Плач оборвался. Она смахнула в сторону волосы и посмотрела как-то мимо меня. Смуглое лицо и огромные фиалковые глаза, полные слез.
   - Ой! - вскрикнула она испуганно.
   - В чем дело? - повторил я.- Отчего ты плачешь? Она крепко прижала к груди слоненка и дрожащим голоском спросила:
   - Где т-ты?..
   - Прямо перед тобой, малышка,- удивленно ответил я. - Ты что, не видишь меня? Она покачала головой.
   - Нет. Я боюсь. Кто ты?
   - Я не сделаю тебе ничего плохого. Просто услышал, как ты плачешь, и решил узнать, не могу ли я тебе чем-нибудь помочь... Так ты меня правда совсем не видишь?
   - Нет,- прошептала она. - Ты... ангел?
   Я расхохотался.
   - Ничего похожего! - Я подошел поближе и положил ей руку на плечо. Рука прошла сквозь ее тело, она вздрогнула, отпрянула и скорчилась еще больше, слегка вскрикнув.
   - Прости,- поспешно сказал я.- Я не хотел... так ты вовсе не видишь меня? Я-то тебя вижу! Она снова покачала головой.
   - Ты, наверно, привидение,- сказала она.
   - Еще чего! А ты-то кто такая?
   - Я Джинни,- сказала она. - Я должна сидеть тут, и мне не с кем играть...
   Она заморгала, готовая снова расплакаться.
   - Ты откуда? - осторожно полюбопытствовал я.
   - Я приехала с мамой, - объяснила Джинни. - Мы с ней раньше жили в других меблированных комнатах. Много где. Мама мыла полы в конторах. Ну вот, мы переехали сюда, и я сильно заболела. Болела, болела очень долго, а потом однажды встала и решила посидеть вот здесь, а когда снова посмотрела на кровать, то я опять лежала там. Очень смешно. Вот, а потом пришли какието люди, положили ту "меня", которая на кровати, на носилки и унесли. А еще потом мама уехала. Она долго плакала, а когда я ее звала, она не слышала. Мама потом так и не вернулась больше... А мне пришлось остаться тут.
   - Почему?
   - Ну, просто пришлось. Я не знаю почему. Просто пришлось.
   - А что ты тут делаешь?
   - Просто сижу и думаю... Однажды тут жила одна леди. У нее была маленькая девочка, как я. Мы с ней играли, только эта леди однажды увидела, как мы играем. Ух она и раскричалась! Она сказала, что ее девочка - "одержимая". Девочка плакала и звала меня. Она кричала: "Джинни, Джинни! Ну скажи маме, что ты здесь!" Я и говорила, только ее мама меня не слышала и не видела. Тогда она напугалась, обняла девочку и заплакала... Мне их было очень жалко. Я снова спряталась здесь и не выходила. Скоро девочка про меня забыла... А потом они уехали.
   Я был тронут.
   - Что же с тобой будет, Джинни?
   - Не знаю,- задумчиво сказала она. - Придется сидеть и ждать, когда мама вернется. Я здесь уже давно. Наверно, я это заслужила...
   - Почему, Джинни?
   Она виновато опустила глаза.
   - Ну, я болела, и мне было так плохо, что я больше не могла терпеть. Вот я и вылезла из кровати раньше времени. А мне было положено лежать. Вот за это меня здесь и оставили... Но мама придет, вот увидишь!
   - Конечно придет, - пробормотал я. У меня перехватило горло.- Не плачь. Выше нос! И... когда захочешь поговорить, позови. Если я буду рядом, я отвечу...
   Она улыбнулась и сразу стала очень хорошенькой. Для ребенка это чересчур все-таки... Я надел шляпу и вышел.
   Снаружи все оказалось так же, как в комнате. Холлы и пыльные дорожки на лестницах поросли диковинными растениями со сверкающими, почти неосязаемыми листьями. Здесь было уже не темно, как раньше, - каждый лист светился своим собственным бледным светом. Иногда, правда, попадались менее приятные вещи. Кто-то торопливо ковылял взад-вперед по площадке четвертого этажа и хихикал. Я толком не разглядел, но, по-моему, это был Дубина Броган, ирландец, пьяница и бездельник. С год тому назад он заявился сюда прямо после ограбления склада только для того, чтобы пустить себе пулю в лоб. Должен признаться, мне его нисколько не было жалко.
   А на втором этаже, на нижней ступеньке лестницы, сидели двое - юноша и девушка. Она положила голову ему на плечо, а он обнял ее. Сквозь них были видны перила. Я остановился и прислушался. Голоса у них были тихие и доносились словно бы издалека.
   Он сказал:
   - У нас есть только один выход. Она сказала:
   - Томми, не надо так говорить!
   - А что еще мы можем сделать? Я люблю тебя три года, и мы не можем пожениться. Нет денег. Нет надежды. Ничего нет. Сью, если мы сделаем это, мы всегда будем вместе, я знаю. Всегда. Всегда:
   После долгого молчания она сказала: - Хорошо, Томми. У тебя пистолет, ты сказал?..
   Она вдруг прижалась к нему еще крепче.
   - Ох, Томми, ты уверен, что мы всегда будем вместе вот как теперь?
   - Всегда, - прошептал он и поцеловал ее. - Как теперь.
   Последовало долгое молчание, во время которого они были неподвижны. Потом вдруг они снова сидели, как в тот момент, когда я их увидел, и он сказал: - У нас есть только один выход.
   Она сказала: - Томми, не надо так говорить!
   А он сказал:
   - А что еще мы можем сделать? Я люблю тебя три года, и...
   И так было снова, и снова, и снова.
   Мне стало нехорошо. Я выскочил на улицу. Кажется, до меня стало доходить, в чем тут дело. Продавец назвал это "талантом". Я ведь в своем уме, правда? Во всяком случае, психом я себя не чувствовал. Снадобье открыло мои глаза для нового мира. Этот мир...
   ...Это был мир, населенный призраками. Они жили здесь - приведения из детских книг, призраки, духи, кладбищенские страхи и просто бедные неприкаянные души. Все, что положено для историй о сверхъестественном, все, что мы слышали, чему не верили на людях и о чем с замиранием сердца думали наедине с собой. Ну так что же? Какое ко мне-то все это имеет отношение?
   Шло время, и довольно скоро я почти привык к моему новому миру, все больше раздумывая над этим вопросом - то есть о том, какое он имеет отношение ко мне. Стало быть, я купил - вернее, получил в подарок - талант. Я мог видеть призраков. Я мог видеть мир духов, даже его призрачную растительность. Причем все это было вполне объяснимо - я имею в виду деревья, птиц, мох, цветы и прочее. Призрачный мир - это тоже мир, он похож на наш, и значит в нем должны быть животные и растения, И я все это видел, а духи меня - нет.
   Хорошо; но какую выгоду можно извлечь из этого? Нет смысла рассказывать или писать об этом мире - мне все равно не поверят. К тому же я, судя по всему, обладаю чем-то вроде монополии на контакт с призрачным миром; так с чего бы мне делиться с кем-либо?
   Да, но чем делиться?
   Решительно не видел я никакой выгоды для себя в этом "таланте". Мне была нужна подсказка. И вот на шестой день после того как я принял снадобье, я сооб-разил, что если и получу такую подсказку, так только в "Борговле тутылками".
   Я в это время был на Шестой авеню, пытался отыскать в магазинчике "Всё за $ 5.10" что-нибудь для Джинни. Она, правда, не могла трогать вещи, которые я ей приносил, но с удовольствием разглядывала книжки с картинками и прочие вещи, на которые можно просто смотреть. А когда я принес ей книжечку с фотографиями поездов начиная с "Де Витт Клинтон", то даже сумел приблизительно установить, сколько времени она уже ждет (я спрашивал, какие поезда она видела). Вышло что-то вроде восемнадцати лет...