Страница:
-- Случись что -- орудия без тяги! -- возмущался Клич. -- Павлов каждый день докладывает в Москву о серьезности положения, а нам отвечают, чтобы не разводили панику и что Сталину все известно.
-- Но ведь немецкие войска отведены на восточные границы Германии для отдыха? -- осторожно заметил я. -- Во всяком случае, в сообщении ТАСС от 14-го числа так и говорится.
-- Я не сотрудник ТАСС, а солдат! -- отрезал Клич. -- И привык держать порох сухим. Особенно
имея дело с фашистской сволочью! Кому это я должен верить? Гитлеру? Ты что, Вольф? "
Продолжить беседу не удалось: Клича срочно вызвали к Павлову.
День прошел в подготовке к учениям: уточняли и изменяли пункты программы испытаний в соответствии с пожеланиями командующего округом. В конце дня я попытался еще раз увидеть Клича, но безуспешно.
-- Поезжайте отдыхать! -- сказал генерал Васильев. -- Утро вечера мудренее. Случись что-нибудь серьезное, учения давно бы отменили, а все, как видите, идет по плану,
В словах начальника инженерного управления был резон. Мы отправились в гостиницу, выспались и ранним утром 21 июня, в субботу, выехали поездом в Кобрин, где располагался штаб 4-й армии, прикрывавшей брестское направление; необходимо было повидать начальника штаба инженерных войск армии полковника А. И. Прошлякова, обсудить с ним изменение программы учений.
Добрались до Кобрина к вечеру. Прошляков подтвердил, что фашисты подтягивают к Западному Бугу военную технику, соорудили множество наблюдательных вышек, на открытых местах установили маскировочные щиты.
-- Нас предупредили, что германская военщина может пойти на провокации и что поддаваться на провокации нельзя, -- спокойно сказал Прошляков. -Ничего. Слабонервных в штабе армии нет.
Начальник инженерного управления устроил нас на ночлег в собственном служебном кабинете. Условились, что поутру вместе поедем в Брест. Прошляков ушел, а мы с Колесниковым отправились бродить перед сном по живописному субботнему городку. Около двадцати двух часов возвратились в штаб. Дежурный доложил: звонили из округа, учения отменены, нам следует возвратиться в Минск. Невольно вспомнились доводы генерала Васильева...
-- Неужто немецкие генералы решатся на провокацию? -- сидя на краю штабного дивана и стягивая сапоги, спросил Колесников. -- Как ты думаешь? 166
-- Спи спокойно, Захар Иосифович! Утром все узнаем! -- ответил я.
22 июня. Корбин
Мы проснулись внезапно. То ли взрывные работы, то ли бомба с самолета сорвалась... Разрывы, следуя один за другим, слились в чудовищный грохот.
По штабным коридорам бежали люди, слышалась команда покинуть помещение. На ходу застегиваясь, выскочили на улицу и мы с Колесниковым. Эскадрилья фашистских бомбардировщиков шла прямо на штаб. Мы -- через площадь, через канаву, в какой-то сад. Бросились на землю вовремя. Видели, как окуталось дымом и пылью здание штаба армии. А бомбардировщики все прибывали. Взрывы рвали и рвали землю, повеяло гарью, в небо поднимался дым... Враг бомбил беззащитный городок около часа.
Выяснив у оставшегося в живых дежурного, что штаб 4-й армии немедленно передислоцируется в Буховичи, мы с Колесниковым решили все же ехать в Брест: там, в Бреете, представители Наркомата обороны и Генерального штаба, у кого еще, как не у них, можно узнать, что происходит?
Сели в первую попутную машину. По обочинам шоссе, ведущему к Кобрину, волокли чемоданы и корзины со скарбом женщины, покинувшие военный городок. Навстречу бежали командиры, спешившие к месту службы. Кобрин горел. На площади возле телеграфного столба с репродуктором толпились люди. Остановились и мы. Знакомые позывные Москвы вы-светляли лица. Люди жадно смотрели на черную тарелку репродуктора. Началась передача последних известий. Мы ловили каждое слово. Слушали о трудовых успехах страны, о зреющем урожае, о досрочном выполнении планов, о торжествах в Марийской АССР: вот сейчас, сейчас...
-- Германское информационное агентство сообщает... -- начал диктор.
Нигде, никогда позже я не слышал такой тишины, как в тот миг на кобринской площади.
Но диктор говорил о потоплении английских судов. О бомбардировке немецкой авиацией шотландских 167
городов, о войне в Сирии -- еще о чем-то, только не о вражеском нападении на нашу страну.
Выпуск последних сообщений закончился сообщением о погоде. Люди стояли, не сходили с места и мы: может, будет специальное сообщение или заявление правительства?
Но начался, как обычно, урок утренней гимнастики. Тогда люди стали расходиться, кое-кто побежал. Наш шофер захлопнул дверцу. Через Кобрин уже катили в восточном направлении грузовики с женщинами и детьми, успевшими, может быть, осиротеть. А над пожарами, над дымом разносился бодрый энергичный голос:
-- Раскиньте руки в сторону/присядьте! Встаньте! Присядьте!..
Много лет прошло, а я как сейчас вижу пыльную, пахнущую гарью кобринскую площадь, и черную тарелку репродуктора над ней, не забыл тот урок гимнастики.
Прерванная командировка
Узнав от беженцев, что фашистские войска перешли границу и в Бресте идет бой, мы с Колесниковым направились в Буховичи, в штаб 4-й армии, где нам сообщили, что в 5 часов 25 минут из штаба Западного особого военного округа получена телеграмма, требующая поднять войска и действовать по-боевому.
-- Надо срочно возвращаться в Минск, Илья Григорьевич, -- забеспокоился Колесников.
Ехали через Пинск. Добрались до него около полудня. Близ города, на военном аэродроме, вокруг горящих самолетов метались летчики и персонал части аэродромного обслуживания. Сам Пинск еще не бомбили, но город выглядел встревоженным: на улицах необычно людно, около военкоматов толпы мужчин. В горкоме партии забросали вопросами, на которые ни я, ни Колесников ответить не могли. Впрочем, никто в горкоме не сомневался, что до Пинска, расположенного в двухстах километрах от границы, враг не дойдет. Нас устроили на грузовик, везущий в Минск эвакуированные семьи военнослужащих.
К Минску подъехали следующим утром. На окраине валялся побитый осколками скот. В самом городе" чадили пожары. Штаб особого военного округа уже переименовали в штаб Западного фронта. Генерал Васильев, далеко не такой спокойный, как двое суток назад, сообщил, что положения на фронте никто толком не знает: связь с войсками систематически нарушается.
-- Одним могу порадовать, -- сказал генерал, -- сегодня с утра войска наносят контрудары. Директива наркома обороны!
Видимо, начальник инженерных войск нервничал, так как не заметил, что сообщение об отсутствии связи с войсками плохо согласуется с сообщением о контрударах.
Из кабинета Васильева связались с Москвой, с Главным военно-инженерным управлением.
-- Немедленно возвращайтесь! -- различил я в трубке далекий голос начальника управления боевой
подготовки полковника Нагорного. -- Слышите? Немедленно!
Регулярного железнодорожного сообщения со столицей уже не было. Выручил все тот же генерал Васильев: дал легковую машину. Прощаясь, просил ускорить поставку фронту взрывчатых веществ и мин, прежде всего -- противотанковых.
Мобилизационные мероприятия
Полковник Нагорный, внешне так походивший на Рокоссовского, что их иногда путали, немедленно повел нас с Колесниковым к генералу Галицкому, исполнявшему обязанности начальника ГВИУ.
Иван Павлович Галицкий вышел из-за стола, чтобы пожать нам руки. Все так же прям, тонок в талии, моложавое лицо гладко выбрито, черные усики аккуратно подстрижены, пробор в волосах безупречен, только взгляд необычно напряженный, но это и понятно:
на Галицком лежит сейчас вся ответственность за инженерные войска, за надежность укрепленных районов вблизи западных границ страны, за обеспечение сражающихся армий инженерным имуществом, инжемерными средствами борьбы с противником, в nep-вую очередь, взрывчатыми веществами и минами.
Докладываем со слов генерала Васильева о положении на Западном фронте, передаем просьбу выделить фронту как можно больше мин и взрывчатки.
Понимая, что мы устали и проголодались, Галицкий предложил пообедать и возвращаться в штаб:
-- Предупредите семьи, что сегодня домой не выберетесь: срочная работа.
Я позвонил жене. Анна -- человек мужественный, была со мною в Испании, ходила с минерами в фашистский тыл. И все же не удержалась от восклицания:
-- Вернулся! А уж я чего только не передумала!
-- Дети здоровы?
-- С ними все хорошо. Как ты?
-- Нормально. Приеду завтра.
-- Ладно. Хорошо, что живой... -- проронила Анна. Перед Главным военно-инженерным управлением с первого дня войны поставили многочисленные задачи: формировать новые части, организовывать курсы для подготовки специалистов по минновзрывным заграждениям, маневрировать имевшимися в наличии силами и средствами. Мы с Колесниковым подключились к этой нелегкой работе.
Утром 26 июня вызвал полковник Нагорный:
-- Нарком обороны приказал немедленно помочь войскам в устройстве заграждений. С этой целью создаются оперативно-инженерные группы. Вы назначаетесь начальником ОИГ на Западном фронте. Заместителем предлагаем полковника Овчинникова Михаила Семеновича. Возражений, полагаю, нет?
-- Нет. На что мы можем рассчитывать?
-- Выделим четырех специалистов-подрывников из командного состава, три саперных батальона, шесть тысяч противотанковых мин и двадцать пять томм взрывчатых веществ.
Я озадаченно смотрел нa Нагорного. Он нахмурил-ся:
-- Сам знаю, что этого и на день не хватит, wo больше нет! Дошлем! Ну, и минировать будете не так, как на учениях, а применительно к обстоятельствам. 170
Вечером Галицкий собрал командиров и инженеров, направленных в оперативные группы. Кроме нас с Овчинниковым явились военный инженер 2-го ранга В. Н. Ястребов и полковник П. К. Случевский. Оказалось, вызывает нарком обороны маршал Тимошенко. Маршала я встречал не раз. И на Карельском перешейке, и на учениях. Память хранила образ высокого, широкоплечего, уверенного в себе, жесткого и громкоголосого человека. Поэтому, войдя в огромный кабинет, ^ не сразу признал его в том сутулом, выглядевшем крайне усталым военном, который сидел за
широким письменным столом возле задрапированного окна.
Начальники оперативно-инженерных групп получили от наркома обороны самые широкие полномочия
по разрушению военных объектов перед наступающим противником.
Сведения о маршрутах ОИГ, о дислокации штабов фронтов и армий, действующих на направлениях, где предполагалось применять минновзрывные заграждения и разрушать различные объекты, следовало получить у начальника оперативного управления Генерального штаба генерал-майора Г. К. Маландина.
В кабинете Маландина штабные командиры --"направленны" -- докладывали обстановку. Маландин, высокий, худощавый, с гладко зачесанными русыми
волосами, отмечал на карте изменения в положении войск.
Галицкий попросил уделить внимание начальникам оперативно-инженерных групп.
-- Обстановка на фронтах крайне трудная, товарищи! -- пояснил Маландин. -- В подробности не вдаюсь, вы их узнаете на месте, в штабах фронтов. Но" помните сами и заставьте запомнить всех своих бойцов и командиров: вы прикрываете московское стра-тегическое направление. Московское, товарищи!
Пригласив нас к карте, генерал показал, где активнее всего действуют вражеские танки, осведомился у Галицкого, на каком направлении чья группа будет работать, и предложил запомнить" дислокацию штабов фронтов:
-- Записывать не нужно, это Совершенно секретные данные.
Затем Маландин подозвал штабного работника, " который вручил каждому из нас мандат, подписанный наркомом обороны.
Где взять мины?!
У себя в кабинете Галицкий напомнил, что подготовку к разрушению и минированию шоссе следует вести на глубину до 20 километров, предварительно разбив шоссе на участки и оставляя на головных участках подразделения охраны, чтобы в случае необходимости приводить заграждения в действие немедленно. Не забыл и; мосты: со взрывом не запаздывать, но и не спешить, чтобы не остались без переправ собственные войска...
Немного позже у Нагорного, мы стали подсчитывать, сколько и каких мин потребуется на самых важных направлениях Западного фронта, скажем, там, где по директиве наркома обороны от 25 июня следовало развернуть группу резервных армий под командованием маршала С. М. Буденного. Протяженность рубежа, определенного для этих армий, составляла около пятисот километров. Двести из них не имели мало-мальски значительных водных и других естественных преград, способных задерживать танки. По нашим подсчетам получалось, что для прикрытия рубежа резервных армий потребуется минимум 200 тысяч противотанковых мин, много больше противопехотных и почти шесть тысяч мин замедленного действия.
Нагорный, глядя на листок с цифрами, скрипнул зубами.
Шофер Володя Шлегер
Я принял выделенные для ОИГ три саперных батальона в ночь на 27 июня и ранним утром, наспех простившись с семьей, выехал из города. Двигались по Минскому шоссе на запад. Сидя на переднем сиденье зеленого пикапа рядом с молоденьким светловолосым и голубоглазым водителем, назвавшимся Володей, я смотрел на серую полосу дорожного по-172
лотна, на спящие деревни, на росные травы лугов, на верхушки елей, прокалывающих предутренний сумрак и вонзающихся в розовое золото зари, но покой и красота окружающей природы лишь усиливали не покидавшее меня беспокойство.
В командирах группы я был уверен. Сухощавый, несколько замкнутый полковник Михаил Семенович Овчинников, начальник 1-го отделения в отделе заграждений, крепко сбитый майор А. Т. Ковалев, майоры Л. Н. Афанасьев и П. Н. Уманец, высокий, худощавый лейтенант Г. В. Семенихин -- прекрасные специалисты, обладающие и мужеством, и находчивостью. Не слишком тревожит и то, что приданные группе саперные батальоны укомплектованы "запасниками":
бойцы -- советские люди, смелости у них достанет, а опыт -- дело наживное. Смущало и тревожило, что мин и взрывчатки крайне мало! Задание у группы чрезвычайно ответственное. Выполнить его мы обязаны. Но как?..
Думая о солдатах, вспомнил, что не удосужился узнать фамилию водителя. Тот, услышав, о чем спрашивают, залился густым румянцем, ответил не сразу и как-то отрывисто:
-- Шлегер, товарищ полковник.
Я недоуменно покосился на водителя, не понимая причину его волнения. Он сам ее объяснил:
-- Мать у меня русская, а отец -- немец, товарищ полковник. Но еще в прошлую мировую против кайзера воевал, в гражданскую его командиром выбирали!
Пальцы Шлегера буквально стискивали руль.
-- Следите за дорогой, -- заметил я л, чтобы успокоить бойца, добавил: -- В Испании, Володя, моими товарищами по борьбе были и немцы, и американцы, и чехи, и словаки, и французы. Решает не национальность, главное -- на чьей ты стороне. Так?
-- Так! -- облегченно выдохнул Володя.
На волосок от расстрела
Перед Вязьмой, на обочине, стояла колонна из пятидесяти порожних грузовиков. На шоссе вышел, поднял руку, о чем-то предупреждая, высокий стар
ший лейтенант. Вышли из машин. Сразу услышали грохот бомбежки. Бомбили где-то впереди. Старший лейтенант оказался начальником колонны, следовавшей в Белосток. Он недоумевал: неужели фашистские самолеты могут из Польши долететь до Вязьмы?
Я не стал рассказывать, что радиус действия вражеских машин не столь велик и что летают они, по всей видимости, уже не с польских аэродромов: куда более важным представлялось, что на порожние грузовики старшего лейтенанта можно погрузить не менее семидесяти тонн взрывчатки, которую мы должны были получить в Вязьме. Я предъявил старшему лейтенанту мандат, приказал перейти в мое подчинение, и всего через два часа, получив взрывчатку, мы двинулись дальше уже огромной колонной.
В шестидесяти километрах западнее Вязьмы, возле моста через Днепр, я вновь достал свой мандат, предъявил начальнику охраны моста и объявил, что мост следует подготовить к разрушению. Не успел я это договорить, как мы были окружены и обезоружены. Начальник охраны презрительно бросил:
-- Плохо ваши хозяева работают! Не знают даже, кому охрана мостов подчинена. Теперь тебе крышка, гад фашистский!
Мы с Овчинниковым оторопело переглянулись. А ведь начальник-то прав! Охрана мостов передана в ведение наркома внутренних дел, а наши мандаты подписаны наркомом обороны!
К счастью, в районном отделе НКВД быстро разобрались в недоразумении, принесли извинения, и я вспоминаю этот эпизод лишь для того, чтобы показать, как велика была бдительность советских людей.
Эта бдительность помогала и военнослужащим, и местным жителям вылавливать и обезвреживать многих гитлеровских лазутчиков.
Глава 2. На московском стратегическом
Под Могилевым
В высокоствольном сосновом бору пахло СМОЛОЙ и нагретой хвоей, тянулись перекинутые через сучья и
подпертые шестами черные телефонные провода. Сквозь свежевырубленные ветви светил брезент штабных палаток, виднелись выставленные на воздух столы, где работали штабные командиры, слышался треск пишущих машинок.
Командующий находился в войсках. Нас принял начальник штаба Западного фронта генерал Климов-ских. Вид у него был усталый. Я подал строевую записку. В записке значилось, что взрывчатки и мин мы привезли в три раза больше, чем получили в Москве (по дороге распоряжались под свою ответственность), но Климовских покачал головой: мало!
Глядя в упор воспаленными глазами, приказал:
-- Ознакомьтесь с обстановкой и немедленно на
разрушение автомобильных и железных дорог! Все силы туда!
С обстановкой нас ознакомили в инженерном управлении, оговорившись, что сведения о противнике полученные несколько часов назад, могут оказаться не совсем точными. Тут же сообщили, что в составе инженерных войск фронта остались всего три саперных и два понтонных батальона: другие части сражаются в окружении.
Распределили с генералом Васильевым имеющиеся части и материальные средства по магистралям, где заграждения требовалось создать в первую очередь. Оперативно-инженерную группу разбили на три отряда. Отряд' полковника Овчинникова и майора Афанасьева направили действовать в треугольнике Полоцк -- Лепель -- Витебск, отряд майора Уманца -- на магистрали Минск -- Борисов -- Орша, отряд майора Ковалева -- на направлении Минск -- Могилев.
Наиболее опасным представлялся участок, выделенный отряду майора Уманца, и майор получил. несколько больше взрывчатки и мин, чем другие командиры. Резерв взрывчатых веществ и противотанковых мин сосредоточили на КП оперативно-инженерной группы неподалеку от Орши.
Скажу сразу, положение группы оказалось нелегким. Поначалу трудно было понять, как далеко удалось продвинуться противнику, где идут бои. Средств радиосвязи у нас не имелось, и для поддержания-175
контакта с отрядами приходилось пользоваться проводной связью фронта, а телефон и телеграф в те дни оказались не слишком надежными, да и отряды часто находились на значительном удалении от войсковых телефонных коммутаторов или телеграфных узлов. Выручали группы лишь опыт и мужество командиров отрядов да наличие значительного числа автомашин, "прихваченных" по пути на фронт.
В те далекие, исполненные трагизма дни приходилось бывать на КП и в штабе Западного фронта. Связь с войсками налаживалась, возникла возможность предвидеть действия врага, и штаб старался эту возможность использовать.
Генерал Павлов
На второй или третий день пребывания вблизи Могилева получил я наконец возможность представиться командующему фронтом. Генерал Павлов, похудевший, осунувшийся, интересовался уже не преодолением заграждений, а способами их устройства, минами, главным образом -- противотанковыми.
-- Мало взрывчатки? Постарайтесь достать еще, Вольф! -- говорил Павлов, называя меня, подобно Кличу, испанским псевдонимом. -- Требуйте у Москвы! В конце концов, под Теруэлем и на Эбро как-то выходили из положения? А дома и стены помогают!
Командующий обещал сделать все возможное, чтобы оперативно-инженерная группа получала необходимое обеспечение. Однако командовать фронтом Павлову оставалось недолго: 1 июля 1941 года Государственный Комитет Обороны сместил командование Западного фронта: Павлова, Климовских, Клича, на ряд других военачальников возложив на них вину за неудачное начало войны с агрессором. Они были расстреляны. Во временное командование войсками фронта вступил генерал-лейтенант А. И. Еременко, место Климовских занял генерал-майор Г. К. Малан-дин.
Смена командования нередко вызывает трудности в управлении войсками. Возникли они и у Еременко с Баландиным. И все же войска Западного фронта, усиленные за счет армий Резервного, хотя и вынуж-176
дены были по прежнему отступать, но дрались, дрались отчаянно, и сопротивление их постепенно нарастало.
Опять самоделки. Первый выход в тыл немцев
Что же делали в те жаркие и кровавые июльские дни саперы оперативно-инженерной группы?
Мы заблаговременно минировали и своевременно разрушали мосты на железных и автомобильных дорогах, а также подрывали рельсы и асфальтобетонное покрытие шоссейных дорог, минировали предполагаемые места обхода врагом разрушенных участков пути, минировали после отхода наших войск сами магистрали, устраивали завалы перед фашистскими мотоциклистами-разведчиками, перед вражеской мотопехотой и танками. Работать приходилось под непрерывным воздействием вражеской авиации, нередко под ружейно-пулеметным огнем, отряды несли потери, и все же их действия превзошли наши ожидания: люди проявляли огромное мужество, замечательную выдержку, не терялись в самых сложных, даже критических ситуациях. Беспокоили нас тогда не люди,, а мины. Состоявшие на вооружении Красной Армии противотанковые мины. При столкновении с танковыми соединениями вермахта очень скоро выяснилось, что эти мины не обладают достаточной мощностью: взрываясь под гусеницами вражеских машин, перебивают всего два-три трака. "Фашистские танкисты, если им не мешает огонь артиллерии, за какие-нибудь полчаса устраняют неисправность и вновь идут в бой.
Стараясь усилить действие противотанковых мин, саперы оперативно-инженерной группы сдваивали их. Но и тогда мины повреждали лишь ходовую часть вражеской машины.. Вывести танк из строя полностью, уничтожить экипаж танка мины все-таки не могли. Да и устанавливались они саперами группы в небольшом количестве, главным образом при усилении полевой обороны собственных войск. Для минирования магистралей и предполагаемых мест обхода разрушенных участков магистралей требовались мины намного более мощные и не обычные, а замедленно-177
го действия. Ведь противотанковые мины на магистралях мы устанавливали лишь после отхода своих арьергардов, а за нашими арьергардами торопились фашистские авангарды, и саперы несли потери, а мины враг легко обнаруживал, уничтожал или объезжал.
Увы, мин замедленного действия, изготовленных-промышленным способом, в войсках не имелось. Пришлось вспомнить Испанию, испанских друзей, Мастеров изготовлять мины и гранаты из консервных банок, чайных жестянок, дырявых бензиновых бачков и прочего хлама, выброшенного на свалку, вспомнить наши фугасы на дорогах под Кордовой и Гранадой. Собрав командиров отрядов, я показал, как нужно делать мины замедленного действия из подручных материалов. За дело взялись сразу. Общевойсковые командиры отнеслись к нашему замыслу скептически, не верили, что самоделки принесут пользу, однако неверие очень скоро сменилось похвалами и благодарностями.
Вспоминал я Испанию и испанский опыт, конечно, не только потому, что войскам не хватало мин замедленного действия. События показали: враг вторгается на территорию нашей Родины главным образом в полосе железнодорожных и шоссейных дорог, он не контролирует и не может контролировать огромные массивы лесов, полей и болот по сторонам этих магистралей. Таким образом, возникала возможность, как в Испании, перенести действие минеров в тыл врага!
Работая в полосе обороны 20-й армии, я поделился своими мыслями с начальником штаба армии генералом Н. В. Корнеевым. Прирожденный разведчик, Корнеев сразу загорелся идеей отправки во вражеский тыл минеров-добровольцев. Через несколько дней мы послали за линию фронта группу бойцов, возглавленную сержантом Кошелем. Добровольцам предстояло заминировать восстановленный врагом участок автомагистрали Минск -- Москва в нескольких километрах восточное Коханова. Группа Кошеля благополучно достигла указанного участка" поставила мины, убедилась, что они сработали, подорвав 178
несколько грузовиков с военным имуществом и солдатами, благополучно вышла к нашим окопам в районе деревни Русский Селец.
Сержант и его товарищи рассказывали о пережитом и увиденном возбужденно, с удивлением: одно дело, представлять действие мин мысленно, и совсем другое -- наблюдать, как мины уничтожают противника в его собственном тылу, когда он совершенно беспомощен.
Вылазка группы Кошеля подтвердила предположение об уязвимости фашистских коммуникаций, и мы не преминули бы послать во вражеский тыл новые группы саперов, однако технические возможности оперативно-инженерной группы иссякали, у нас не оставалось больше замыкателей замедленного действия, на исходе была взрывчатка, да и ход событий требовал иных, более масштабных решений для нарушения работы вражеского тыла. Однако принять эти решения самостоятельно никто из нас, конечно, не мог.
-- Но ведь немецкие войска отведены на восточные границы Германии для отдыха? -- осторожно заметил я. -- Во всяком случае, в сообщении ТАСС от 14-го числа так и говорится.
-- Я не сотрудник ТАСС, а солдат! -- отрезал Клич. -- И привык держать порох сухим. Особенно
имея дело с фашистской сволочью! Кому это я должен верить? Гитлеру? Ты что, Вольф? "
Продолжить беседу не удалось: Клича срочно вызвали к Павлову.
День прошел в подготовке к учениям: уточняли и изменяли пункты программы испытаний в соответствии с пожеланиями командующего округом. В конце дня я попытался еще раз увидеть Клича, но безуспешно.
-- Поезжайте отдыхать! -- сказал генерал Васильев. -- Утро вечера мудренее. Случись что-нибудь серьезное, учения давно бы отменили, а все, как видите, идет по плану,
В словах начальника инженерного управления был резон. Мы отправились в гостиницу, выспались и ранним утром 21 июня, в субботу, выехали поездом в Кобрин, где располагался штаб 4-й армии, прикрывавшей брестское направление; необходимо было повидать начальника штаба инженерных войск армии полковника А. И. Прошлякова, обсудить с ним изменение программы учений.
Добрались до Кобрина к вечеру. Прошляков подтвердил, что фашисты подтягивают к Западному Бугу военную технику, соорудили множество наблюдательных вышек, на открытых местах установили маскировочные щиты.
-- Нас предупредили, что германская военщина может пойти на провокации и что поддаваться на провокации нельзя, -- спокойно сказал Прошляков. -Ничего. Слабонервных в штабе армии нет.
Начальник инженерного управления устроил нас на ночлег в собственном служебном кабинете. Условились, что поутру вместе поедем в Брест. Прошляков ушел, а мы с Колесниковым отправились бродить перед сном по живописному субботнему городку. Около двадцати двух часов возвратились в штаб. Дежурный доложил: звонили из округа, учения отменены, нам следует возвратиться в Минск. Невольно вспомнились доводы генерала Васильева...
-- Неужто немецкие генералы решатся на провокацию? -- сидя на краю штабного дивана и стягивая сапоги, спросил Колесников. -- Как ты думаешь? 166
-- Спи спокойно, Захар Иосифович! Утром все узнаем! -- ответил я.
22 июня. Корбин
Мы проснулись внезапно. То ли взрывные работы, то ли бомба с самолета сорвалась... Разрывы, следуя один за другим, слились в чудовищный грохот.
По штабным коридорам бежали люди, слышалась команда покинуть помещение. На ходу застегиваясь, выскочили на улицу и мы с Колесниковым. Эскадрилья фашистских бомбардировщиков шла прямо на штаб. Мы -- через площадь, через канаву, в какой-то сад. Бросились на землю вовремя. Видели, как окуталось дымом и пылью здание штаба армии. А бомбардировщики все прибывали. Взрывы рвали и рвали землю, повеяло гарью, в небо поднимался дым... Враг бомбил беззащитный городок около часа.
Выяснив у оставшегося в живых дежурного, что штаб 4-й армии немедленно передислоцируется в Буховичи, мы с Колесниковым решили все же ехать в Брест: там, в Бреете, представители Наркомата обороны и Генерального штаба, у кого еще, как не у них, можно узнать, что происходит?
Сели в первую попутную машину. По обочинам шоссе, ведущему к Кобрину, волокли чемоданы и корзины со скарбом женщины, покинувшие военный городок. Навстречу бежали командиры, спешившие к месту службы. Кобрин горел. На площади возле телеграфного столба с репродуктором толпились люди. Остановились и мы. Знакомые позывные Москвы вы-светляли лица. Люди жадно смотрели на черную тарелку репродуктора. Началась передача последних известий. Мы ловили каждое слово. Слушали о трудовых успехах страны, о зреющем урожае, о досрочном выполнении планов, о торжествах в Марийской АССР: вот сейчас, сейчас...
-- Германское информационное агентство сообщает... -- начал диктор.
Нигде, никогда позже я не слышал такой тишины, как в тот миг на кобринской площади.
Но диктор говорил о потоплении английских судов. О бомбардировке немецкой авиацией шотландских 167
городов, о войне в Сирии -- еще о чем-то, только не о вражеском нападении на нашу страну.
Выпуск последних сообщений закончился сообщением о погоде. Люди стояли, не сходили с места и мы: может, будет специальное сообщение или заявление правительства?
Но начался, как обычно, урок утренней гимнастики. Тогда люди стали расходиться, кое-кто побежал. Наш шофер захлопнул дверцу. Через Кобрин уже катили в восточном направлении грузовики с женщинами и детьми, успевшими, может быть, осиротеть. А над пожарами, над дымом разносился бодрый энергичный голос:
-- Раскиньте руки в сторону/присядьте! Встаньте! Присядьте!..
Много лет прошло, а я как сейчас вижу пыльную, пахнущую гарью кобринскую площадь, и черную тарелку репродуктора над ней, не забыл тот урок гимнастики.
Прерванная командировка
Узнав от беженцев, что фашистские войска перешли границу и в Бресте идет бой, мы с Колесниковым направились в Буховичи, в штаб 4-й армии, где нам сообщили, что в 5 часов 25 минут из штаба Западного особого военного округа получена телеграмма, требующая поднять войска и действовать по-боевому.
-- Надо срочно возвращаться в Минск, Илья Григорьевич, -- забеспокоился Колесников.
Ехали через Пинск. Добрались до него около полудня. Близ города, на военном аэродроме, вокруг горящих самолетов метались летчики и персонал части аэродромного обслуживания. Сам Пинск еще не бомбили, но город выглядел встревоженным: на улицах необычно людно, около военкоматов толпы мужчин. В горкоме партии забросали вопросами, на которые ни я, ни Колесников ответить не могли. Впрочем, никто в горкоме не сомневался, что до Пинска, расположенного в двухстах километрах от границы, враг не дойдет. Нас устроили на грузовик, везущий в Минск эвакуированные семьи военнослужащих.
К Минску подъехали следующим утром. На окраине валялся побитый осколками скот. В самом городе" чадили пожары. Штаб особого военного округа уже переименовали в штаб Западного фронта. Генерал Васильев, далеко не такой спокойный, как двое суток назад, сообщил, что положения на фронте никто толком не знает: связь с войсками систематически нарушается.
-- Одним могу порадовать, -- сказал генерал, -- сегодня с утра войска наносят контрудары. Директива наркома обороны!
Видимо, начальник инженерных войск нервничал, так как не заметил, что сообщение об отсутствии связи с войсками плохо согласуется с сообщением о контрударах.
Из кабинета Васильева связались с Москвой, с Главным военно-инженерным управлением.
-- Немедленно возвращайтесь! -- различил я в трубке далекий голос начальника управления боевой
подготовки полковника Нагорного. -- Слышите? Немедленно!
Регулярного железнодорожного сообщения со столицей уже не было. Выручил все тот же генерал Васильев: дал легковую машину. Прощаясь, просил ускорить поставку фронту взрывчатых веществ и мин, прежде всего -- противотанковых.
Мобилизационные мероприятия
Полковник Нагорный, внешне так походивший на Рокоссовского, что их иногда путали, немедленно повел нас с Колесниковым к генералу Галицкому, исполнявшему обязанности начальника ГВИУ.
Иван Павлович Галицкий вышел из-за стола, чтобы пожать нам руки. Все так же прям, тонок в талии, моложавое лицо гладко выбрито, черные усики аккуратно подстрижены, пробор в волосах безупречен, только взгляд необычно напряженный, но это и понятно:
на Галицком лежит сейчас вся ответственность за инженерные войска, за надежность укрепленных районов вблизи западных границ страны, за обеспечение сражающихся армий инженерным имуществом, инжемерными средствами борьбы с противником, в nep-вую очередь, взрывчатыми веществами и минами.
Докладываем со слов генерала Васильева о положении на Западном фронте, передаем просьбу выделить фронту как можно больше мин и взрывчатки.
Понимая, что мы устали и проголодались, Галицкий предложил пообедать и возвращаться в штаб:
-- Предупредите семьи, что сегодня домой не выберетесь: срочная работа.
Я позвонил жене. Анна -- человек мужественный, была со мною в Испании, ходила с минерами в фашистский тыл. И все же не удержалась от восклицания:
-- Вернулся! А уж я чего только не передумала!
-- Дети здоровы?
-- С ними все хорошо. Как ты?
-- Нормально. Приеду завтра.
-- Ладно. Хорошо, что живой... -- проронила Анна. Перед Главным военно-инженерным управлением с первого дня войны поставили многочисленные задачи: формировать новые части, организовывать курсы для подготовки специалистов по минновзрывным заграждениям, маневрировать имевшимися в наличии силами и средствами. Мы с Колесниковым подключились к этой нелегкой работе.
Утром 26 июня вызвал полковник Нагорный:
-- Нарком обороны приказал немедленно помочь войскам в устройстве заграждений. С этой целью создаются оперативно-инженерные группы. Вы назначаетесь начальником ОИГ на Западном фронте. Заместителем предлагаем полковника Овчинникова Михаила Семеновича. Возражений, полагаю, нет?
-- Нет. На что мы можем рассчитывать?
-- Выделим четырех специалистов-подрывников из командного состава, три саперных батальона, шесть тысяч противотанковых мин и двадцать пять томм взрывчатых веществ.
Я озадаченно смотрел нa Нагорного. Он нахмурил-ся:
-- Сам знаю, что этого и на день не хватит, wo больше нет! Дошлем! Ну, и минировать будете не так, как на учениях, а применительно к обстоятельствам. 170
Вечером Галицкий собрал командиров и инженеров, направленных в оперативные группы. Кроме нас с Овчинниковым явились военный инженер 2-го ранга В. Н. Ястребов и полковник П. К. Случевский. Оказалось, вызывает нарком обороны маршал Тимошенко. Маршала я встречал не раз. И на Карельском перешейке, и на учениях. Память хранила образ высокого, широкоплечего, уверенного в себе, жесткого и громкоголосого человека. Поэтому, войдя в огромный кабинет, ^ не сразу признал его в том сутулом, выглядевшем крайне усталым военном, который сидел за
широким письменным столом возле задрапированного окна.
Начальники оперативно-инженерных групп получили от наркома обороны самые широкие полномочия
по разрушению военных объектов перед наступающим противником.
Сведения о маршрутах ОИГ, о дислокации штабов фронтов и армий, действующих на направлениях, где предполагалось применять минновзрывные заграждения и разрушать различные объекты, следовало получить у начальника оперативного управления Генерального штаба генерал-майора Г. К. Маландина.
В кабинете Маландина штабные командиры --"направленны" -- докладывали обстановку. Маландин, высокий, худощавый, с гладко зачесанными русыми
волосами, отмечал на карте изменения в положении войск.
Галицкий попросил уделить внимание начальникам оперативно-инженерных групп.
-- Обстановка на фронтах крайне трудная, товарищи! -- пояснил Маландин. -- В подробности не вдаюсь, вы их узнаете на месте, в штабах фронтов. Но" помните сами и заставьте запомнить всех своих бойцов и командиров: вы прикрываете московское стра-тегическое направление. Московское, товарищи!
Пригласив нас к карте, генерал показал, где активнее всего действуют вражеские танки, осведомился у Галицкого, на каком направлении чья группа будет работать, и предложил запомнить" дислокацию штабов фронтов:
-- Записывать не нужно, это Совершенно секретные данные.
Затем Маландин подозвал штабного работника, " который вручил каждому из нас мандат, подписанный наркомом обороны.
Где взять мины?!
У себя в кабинете Галицкий напомнил, что подготовку к разрушению и минированию шоссе следует вести на глубину до 20 километров, предварительно разбив шоссе на участки и оставляя на головных участках подразделения охраны, чтобы в случае необходимости приводить заграждения в действие немедленно. Не забыл и; мосты: со взрывом не запаздывать, но и не спешить, чтобы не остались без переправ собственные войска...
Немного позже у Нагорного, мы стали подсчитывать, сколько и каких мин потребуется на самых важных направлениях Западного фронта, скажем, там, где по директиве наркома обороны от 25 июня следовало развернуть группу резервных армий под командованием маршала С. М. Буденного. Протяженность рубежа, определенного для этих армий, составляла около пятисот километров. Двести из них не имели мало-мальски значительных водных и других естественных преград, способных задерживать танки. По нашим подсчетам получалось, что для прикрытия рубежа резервных армий потребуется минимум 200 тысяч противотанковых мин, много больше противопехотных и почти шесть тысяч мин замедленного действия.
Нагорный, глядя на листок с цифрами, скрипнул зубами.
Шофер Володя Шлегер
Я принял выделенные для ОИГ три саперных батальона в ночь на 27 июня и ранним утром, наспех простившись с семьей, выехал из города. Двигались по Минскому шоссе на запад. Сидя на переднем сиденье зеленого пикапа рядом с молоденьким светловолосым и голубоглазым водителем, назвавшимся Володей, я смотрел на серую полосу дорожного по-172
лотна, на спящие деревни, на росные травы лугов, на верхушки елей, прокалывающих предутренний сумрак и вонзающихся в розовое золото зари, но покой и красота окружающей природы лишь усиливали не покидавшее меня беспокойство.
В командирах группы я был уверен. Сухощавый, несколько замкнутый полковник Михаил Семенович Овчинников, начальник 1-го отделения в отделе заграждений, крепко сбитый майор А. Т. Ковалев, майоры Л. Н. Афанасьев и П. Н. Уманец, высокий, худощавый лейтенант Г. В. Семенихин -- прекрасные специалисты, обладающие и мужеством, и находчивостью. Не слишком тревожит и то, что приданные группе саперные батальоны укомплектованы "запасниками":
бойцы -- советские люди, смелости у них достанет, а опыт -- дело наживное. Смущало и тревожило, что мин и взрывчатки крайне мало! Задание у группы чрезвычайно ответственное. Выполнить его мы обязаны. Но как?..
Думая о солдатах, вспомнил, что не удосужился узнать фамилию водителя. Тот, услышав, о чем спрашивают, залился густым румянцем, ответил не сразу и как-то отрывисто:
-- Шлегер, товарищ полковник.
Я недоуменно покосился на водителя, не понимая причину его волнения. Он сам ее объяснил:
-- Мать у меня русская, а отец -- немец, товарищ полковник. Но еще в прошлую мировую против кайзера воевал, в гражданскую его командиром выбирали!
Пальцы Шлегера буквально стискивали руль.
-- Следите за дорогой, -- заметил я л, чтобы успокоить бойца, добавил: -- В Испании, Володя, моими товарищами по борьбе были и немцы, и американцы, и чехи, и словаки, и французы. Решает не национальность, главное -- на чьей ты стороне. Так?
-- Так! -- облегченно выдохнул Володя.
На волосок от расстрела
Перед Вязьмой, на обочине, стояла колонна из пятидесяти порожних грузовиков. На шоссе вышел, поднял руку, о чем-то предупреждая, высокий стар
ший лейтенант. Вышли из машин. Сразу услышали грохот бомбежки. Бомбили где-то впереди. Старший лейтенант оказался начальником колонны, следовавшей в Белосток. Он недоумевал: неужели фашистские самолеты могут из Польши долететь до Вязьмы?
Я не стал рассказывать, что радиус действия вражеских машин не столь велик и что летают они, по всей видимости, уже не с польских аэродромов: куда более важным представлялось, что на порожние грузовики старшего лейтенанта можно погрузить не менее семидесяти тонн взрывчатки, которую мы должны были получить в Вязьме. Я предъявил старшему лейтенанту мандат, приказал перейти в мое подчинение, и всего через два часа, получив взрывчатку, мы двинулись дальше уже огромной колонной.
В шестидесяти километрах западнее Вязьмы, возле моста через Днепр, я вновь достал свой мандат, предъявил начальнику охраны моста и объявил, что мост следует подготовить к разрушению. Не успел я это договорить, как мы были окружены и обезоружены. Начальник охраны презрительно бросил:
-- Плохо ваши хозяева работают! Не знают даже, кому охрана мостов подчинена. Теперь тебе крышка, гад фашистский!
Мы с Овчинниковым оторопело переглянулись. А ведь начальник-то прав! Охрана мостов передана в ведение наркома внутренних дел, а наши мандаты подписаны наркомом обороны!
К счастью, в районном отделе НКВД быстро разобрались в недоразумении, принесли извинения, и я вспоминаю этот эпизод лишь для того, чтобы показать, как велика была бдительность советских людей.
Эта бдительность помогала и военнослужащим, и местным жителям вылавливать и обезвреживать многих гитлеровских лазутчиков.
Глава 2. На московском стратегическом
Под Могилевым
В высокоствольном сосновом бору пахло СМОЛОЙ и нагретой хвоей, тянулись перекинутые через сучья и
подпертые шестами черные телефонные провода. Сквозь свежевырубленные ветви светил брезент штабных палаток, виднелись выставленные на воздух столы, где работали штабные командиры, слышался треск пишущих машинок.
Командующий находился в войсках. Нас принял начальник штаба Западного фронта генерал Климов-ских. Вид у него был усталый. Я подал строевую записку. В записке значилось, что взрывчатки и мин мы привезли в три раза больше, чем получили в Москве (по дороге распоряжались под свою ответственность), но Климовских покачал головой: мало!
Глядя в упор воспаленными глазами, приказал:
-- Ознакомьтесь с обстановкой и немедленно на
разрушение автомобильных и железных дорог! Все силы туда!
С обстановкой нас ознакомили в инженерном управлении, оговорившись, что сведения о противнике полученные несколько часов назад, могут оказаться не совсем точными. Тут же сообщили, что в составе инженерных войск фронта остались всего три саперных и два понтонных батальона: другие части сражаются в окружении.
Распределили с генералом Васильевым имеющиеся части и материальные средства по магистралям, где заграждения требовалось создать в первую очередь. Оперативно-инженерную группу разбили на три отряда. Отряд' полковника Овчинникова и майора Афанасьева направили действовать в треугольнике Полоцк -- Лепель -- Витебск, отряд майора Уманца -- на магистрали Минск -- Борисов -- Орша, отряд майора Ковалева -- на направлении Минск -- Могилев.
Наиболее опасным представлялся участок, выделенный отряду майора Уманца, и майор получил. несколько больше взрывчатки и мин, чем другие командиры. Резерв взрывчатых веществ и противотанковых мин сосредоточили на КП оперативно-инженерной группы неподалеку от Орши.
Скажу сразу, положение группы оказалось нелегким. Поначалу трудно было понять, как далеко удалось продвинуться противнику, где идут бои. Средств радиосвязи у нас не имелось, и для поддержания-175
контакта с отрядами приходилось пользоваться проводной связью фронта, а телефон и телеграф в те дни оказались не слишком надежными, да и отряды часто находились на значительном удалении от войсковых телефонных коммутаторов или телеграфных узлов. Выручали группы лишь опыт и мужество командиров отрядов да наличие значительного числа автомашин, "прихваченных" по пути на фронт.
В те далекие, исполненные трагизма дни приходилось бывать на КП и в штабе Западного фронта. Связь с войсками налаживалась, возникла возможность предвидеть действия врага, и штаб старался эту возможность использовать.
Генерал Павлов
На второй или третий день пребывания вблизи Могилева получил я наконец возможность представиться командующему фронтом. Генерал Павлов, похудевший, осунувшийся, интересовался уже не преодолением заграждений, а способами их устройства, минами, главным образом -- противотанковыми.
-- Мало взрывчатки? Постарайтесь достать еще, Вольф! -- говорил Павлов, называя меня, подобно Кличу, испанским псевдонимом. -- Требуйте у Москвы! В конце концов, под Теруэлем и на Эбро как-то выходили из положения? А дома и стены помогают!
Командующий обещал сделать все возможное, чтобы оперативно-инженерная группа получала необходимое обеспечение. Однако командовать фронтом Павлову оставалось недолго: 1 июля 1941 года Государственный Комитет Обороны сместил командование Западного фронта: Павлова, Климовских, Клича, на ряд других военачальников возложив на них вину за неудачное начало войны с агрессором. Они были расстреляны. Во временное командование войсками фронта вступил генерал-лейтенант А. И. Еременко, место Климовских занял генерал-майор Г. К. Малан-дин.
Смена командования нередко вызывает трудности в управлении войсками. Возникли они и у Еременко с Баландиным. И все же войска Западного фронта, усиленные за счет армий Резервного, хотя и вынуж-176
дены были по прежнему отступать, но дрались, дрались отчаянно, и сопротивление их постепенно нарастало.
Опять самоделки. Первый выход в тыл немцев
Что же делали в те жаркие и кровавые июльские дни саперы оперативно-инженерной группы?
Мы заблаговременно минировали и своевременно разрушали мосты на железных и автомобильных дорогах, а также подрывали рельсы и асфальтобетонное покрытие шоссейных дорог, минировали предполагаемые места обхода врагом разрушенных участков пути, минировали после отхода наших войск сами магистрали, устраивали завалы перед фашистскими мотоциклистами-разведчиками, перед вражеской мотопехотой и танками. Работать приходилось под непрерывным воздействием вражеской авиации, нередко под ружейно-пулеметным огнем, отряды несли потери, и все же их действия превзошли наши ожидания: люди проявляли огромное мужество, замечательную выдержку, не терялись в самых сложных, даже критических ситуациях. Беспокоили нас тогда не люди,, а мины. Состоявшие на вооружении Красной Армии противотанковые мины. При столкновении с танковыми соединениями вермахта очень скоро выяснилось, что эти мины не обладают достаточной мощностью: взрываясь под гусеницами вражеских машин, перебивают всего два-три трака. "Фашистские танкисты, если им не мешает огонь артиллерии, за какие-нибудь полчаса устраняют неисправность и вновь идут в бой.
Стараясь усилить действие противотанковых мин, саперы оперативно-инженерной группы сдваивали их. Но и тогда мины повреждали лишь ходовую часть вражеской машины.. Вывести танк из строя полностью, уничтожить экипаж танка мины все-таки не могли. Да и устанавливались они саперами группы в небольшом количестве, главным образом при усилении полевой обороны собственных войск. Для минирования магистралей и предполагаемых мест обхода разрушенных участков магистралей требовались мины намного более мощные и не обычные, а замедленно-177
го действия. Ведь противотанковые мины на магистралях мы устанавливали лишь после отхода своих арьергардов, а за нашими арьергардами торопились фашистские авангарды, и саперы несли потери, а мины враг легко обнаруживал, уничтожал или объезжал.
Увы, мин замедленного действия, изготовленных-промышленным способом, в войсках не имелось. Пришлось вспомнить Испанию, испанских друзей, Мастеров изготовлять мины и гранаты из консервных банок, чайных жестянок, дырявых бензиновых бачков и прочего хлама, выброшенного на свалку, вспомнить наши фугасы на дорогах под Кордовой и Гранадой. Собрав командиров отрядов, я показал, как нужно делать мины замедленного действия из подручных материалов. За дело взялись сразу. Общевойсковые командиры отнеслись к нашему замыслу скептически, не верили, что самоделки принесут пользу, однако неверие очень скоро сменилось похвалами и благодарностями.
Вспоминал я Испанию и испанский опыт, конечно, не только потому, что войскам не хватало мин замедленного действия. События показали: враг вторгается на территорию нашей Родины главным образом в полосе железнодорожных и шоссейных дорог, он не контролирует и не может контролировать огромные массивы лесов, полей и болот по сторонам этих магистралей. Таким образом, возникала возможность, как в Испании, перенести действие минеров в тыл врага!
Работая в полосе обороны 20-й армии, я поделился своими мыслями с начальником штаба армии генералом Н. В. Корнеевым. Прирожденный разведчик, Корнеев сразу загорелся идеей отправки во вражеский тыл минеров-добровольцев. Через несколько дней мы послали за линию фронта группу бойцов, возглавленную сержантом Кошелем. Добровольцам предстояло заминировать восстановленный врагом участок автомагистрали Минск -- Москва в нескольких километрах восточное Коханова. Группа Кошеля благополучно достигла указанного участка" поставила мины, убедилась, что они сработали, подорвав 178
несколько грузовиков с военным имуществом и солдатами, благополучно вышла к нашим окопам в районе деревни Русский Селец.
Сержант и его товарищи рассказывали о пережитом и увиденном возбужденно, с удивлением: одно дело, представлять действие мин мысленно, и совсем другое -- наблюдать, как мины уничтожают противника в его собственном тылу, когда он совершенно беспомощен.
Вылазка группы Кошеля подтвердила предположение об уязвимости фашистских коммуникаций, и мы не преминули бы послать во вражеский тыл новые группы саперов, однако технические возможности оперативно-инженерной группы иссякали, у нас не оставалось больше замыкателей замедленного действия, на исходе была взрывчатка, да и ход событий требовал иных, более масштабных решений для нарушения работы вражеского тыла. Однако принять эти решения самостоятельно никто из нас, конечно, не мог.