Но светской беседы у нас с Хири так и не получилось. Он выглядел озабоченным, а у меня не было ни малейшего желания отвлекать его от мрачных мыслей. Мы провели несколько минут в дружном молчании, потом вернулся Вульф, прошел к своему креслу и уселся.
— Вместе с мистером Хансеном были мистер Бафф, мистер О'Гарро и мистер Асса. Они интересовались результатами, и я им их сообщил. Они не имеют никаких возражений против того, чтобы я отчитывался перед вами непосредственно, в любое время и без всяких ограничений.
— Чертовски мило с их стороны, — проговорил Хири без всякой благодарности. — А что, у них-то есть какие-нибудь важные новости?
— Ничего, что могло бы представлять хоть какой-то интерес.
— Что ж, тогда мне придется возвратиться к тому, с чего я начал. А у вас есть какие-нибудь результаты?
— Теперь я могу вам ответить. Нет.
— Почему?
— Мистер Хири, — Вульф начал раздражаться, — я говорю вам абсолютно то же самое, что только что сказал мистеру Хансену. Если бы в результате бесед с конкурсантами я и пришел к каким-нибудь выводам, я мог бы раскрывать их вам, а мог бы и не раскрывать. Но я пока не сделал никаких выводов. А догадки, если таковые у меня имеются, не могут квалифицироваться как результаты, за исключением тех случаев, когда мне будет нужна ваша помощь, чтобы их проверить. А мне она не нужна. Вы мешаете мне переваривать не только ужин, но также и информацию и впечатления, которые мне удалось собрать за долгий и многотрудный день. Эти четверо хотели прийти сюда. Но я сказал им, что либо они оставят меня в покое до того момента, пока у меня не появится что-нибудь, что стоило бы обсудить, либо они нанимают кого-нибудь другого.
— Но ведь у нас нет времени. Что вы собираетесь предпринять?
Потребовалось еще добрых пять минут, чтобы окончательно от него избавиться, но потом он все-таки ушел. Сопроводив его до двери, я вернулся к своему столу, сел за машинку и возобновил работу над стенограммой интервью с мисс Фрейзи. С этим надо было закончить, прежде чем идти спать, а шел уже одиннадцатый час, так что я подналег. Правда, у меня было несколько замечаний, которыми я хотел поделиться с Вульфом, и несколько вопросов, которые мне хотелось ему задать, но я был слишком занят, да, впрочем, и ему тоже было не до этого — он слишком глубоко погрузился в книгу. Когда, проводив Хири, я вернулся в кабинет, он уже успел пошарить па книжных полках, вернуться за стол с книгой и даже включить стенное освещение. Это оказался «Прах красоты» Кристофера Лафаржа. Вам могло бы показаться, что это не лучший способ вовремя справиться с работой, для которой были обозначены вполне жесткие сроки. Но ведь вы же не гений.
Я уже покончил с мисс Фрейзи и приступил к Уилок, когда раздался звонок в дверь. Когда я шел в прихожую, я готов был поставить пять к одному, что это «ЛБА» со своим адвокатом осмелились нарушить просьбу Вульфа оставить его в покое, и проиграл бы. Щелкнув выключателем, я зажег свет на крыльце, глянул в глазок, и мне все сразу стало ясно. Я отступил в кабинет и обратился к Вульфу:
— Очень сожалею, что вынужден вас отвлечь…
— Ни-ко-го!.. — прорычал Вульф. — Ни единого человека на свете!
— Да, сэр. Но это Кремер.
Он опустил книгу, губы его были плотно сжаты. Медленно, аккуратно загнул страницу, закрыл книгу и положил ее на стол.
— Тем лучше, — мрачно произнес он. — Впусти.
В дверь уже снова звонили.
— Вместе с мистером Хансеном были мистер Бафф, мистер О'Гарро и мистер Асса. Они интересовались результатами, и я им их сообщил. Они не имеют никаких возражений против того, чтобы я отчитывался перед вами непосредственно, в любое время и без всяких ограничений.
— Чертовски мило с их стороны, — проговорил Хири без всякой благодарности. — А что, у них-то есть какие-нибудь важные новости?
— Ничего, что могло бы представлять хоть какой-то интерес.
— Что ж, тогда мне придется возвратиться к тому, с чего я начал. А у вас есть какие-нибудь результаты?
— Теперь я могу вам ответить. Нет.
— Почему?
— Мистер Хири, — Вульф начал раздражаться, — я говорю вам абсолютно то же самое, что только что сказал мистеру Хансену. Если бы в результате бесед с конкурсантами я и пришел к каким-нибудь выводам, я мог бы раскрывать их вам, а мог бы и не раскрывать. Но я пока не сделал никаких выводов. А догадки, если таковые у меня имеются, не могут квалифицироваться как результаты, за исключением тех случаев, когда мне будет нужна ваша помощь, чтобы их проверить. А мне она не нужна. Вы мешаете мне переваривать не только ужин, но также и информацию и впечатления, которые мне удалось собрать за долгий и многотрудный день. Эти четверо хотели прийти сюда. Но я сказал им, что либо они оставят меня в покое до того момента, пока у меня не появится что-нибудь, что стоило бы обсудить, либо они нанимают кого-нибудь другого.
— Но ведь у нас нет времени. Что вы собираетесь предпринять?
Потребовалось еще добрых пять минут, чтобы окончательно от него избавиться, но потом он все-таки ушел. Сопроводив его до двери, я вернулся к своему столу, сел за машинку и возобновил работу над стенограммой интервью с мисс Фрейзи. С этим надо было закончить, прежде чем идти спать, а шел уже одиннадцатый час, так что я подналег. Правда, у меня было несколько замечаний, которыми я хотел поделиться с Вульфом, и несколько вопросов, которые мне хотелось ему задать, но я был слишком занят, да, впрочем, и ему тоже было не до этого — он слишком глубоко погрузился в книгу. Когда, проводив Хири, я вернулся в кабинет, он уже успел пошарить па книжных полках, вернуться за стол с книгой и даже включить стенное освещение. Это оказался «Прах красоты» Кристофера Лафаржа. Вам могло бы показаться, что это не лучший способ вовремя справиться с работой, для которой были обозначены вполне жесткие сроки. Но ведь вы же не гений.
Я уже покончил с мисс Фрейзи и приступил к Уилок, когда раздался звонок в дверь. Когда я шел в прихожую, я готов был поставить пять к одному, что это «ЛБА» со своим адвокатом осмелились нарушить просьбу Вульфа оставить его в покое, и проиграл бы. Щелкнув выключателем, я зажег свет на крыльце, глянул в глазок, и мне все сразу стало ясно. Я отступил в кабинет и обратился к Вульфу:
— Очень сожалею, что вынужден вас отвлечь…
— Ни-ко-го!.. — прорычал Вульф. — Ни единого человека на свете!
— Да, сэр. Но это Кремер.
Он опустил книгу, губы его были плотно сжаты. Медленно, аккуратно загнул страницу, закрыл книгу и положил ее на стол.
— Тем лучше, — мрачно произнес он. — Впусти.
В дверь уже снова звонили.
10
Между Вульфом и инспектором Западно-манхэттенского отделения криминальной полиции Кремером до открытых ссор никогда не доходило, хотя временами покрытое шрамами красное лицо Кремера становилось совсем белым, а мощные плечи, казалось, вот-вот должны были лопнуть от сдерживаемого напряжения. Я всегда мог предсказать, в каких тонах будет протекать беседа и до какой температуры она может раскалиться по тому, как Кремер приветствовал меня, когда я открывал ему дверь. Если он называл меня Арчи — что случалось, впрочем, нечасто, — значит, он пришел за одолжением, готов забыть старые раздоры и намерен вести себя по-дружески. Если — Гудвином, но при этом спрашивал, как я себя чувствую, речь все же шла об одолжении, но таком, на которое он, по его мнению, имел полное право. Если он называл меня Гудвином, но интереса к здоровью не проявлял, значит, он явился в очередной раз призвать нас к тому, что он именовал сотрудничеством, и не уйдет, пока этого не добьется. Если же он вообще никак меня не называл — наши дела плохи, и можно было в любой момент ожидать начала боевых действий.
На сей раз я не был Арчи, но он поинтересовался, как я себя чувствую, согласился, усевшись в кресло из красной кожи, принять предложенное Вульфом пиво и даже извинился, что явился так поздно, не позвонив. Пока Фриц подавал пиво, я успел сбегать на кухню за стаканом молока, а когда вернулся, увидел, что стакан Кремера уже наполовину пуст, а он слизывает с губ пену.
— Я надеюсь, — проговорил он строго, — что не прервал никаких важных занятий.
Не следовало всерьез принимать его строгий тон: он был из тех, кто был бы строг даже с самим Господом Богом.
— Мы сейчас занимаемся одним делом, — произнес Вульф, — так что я работал.
Поясняю, что произведение Кристофера Лафаржа «Прах красоты» представляет собой роман в стихах, действие которого происходит на Род-Айленде. Я, правда, никогда не читаю романов в стихах, но все-таки сомневаюсь, чтобы там хоть что-нибудь говорилось про парфюмерные конкурсы или вообще про какую бы то ни было косметику. Другое дело, если бы роман назывался «Прах для красоты»…
— Да, знаю, — проговорил Кремер, — дело об убийстве Далманна.
— Ошибаетесь, сэр, — Вульф долил себе немного пива. — Я слишком хорошо знаю, как неблагосклонны власти к частным детективам, которые суют свой нос в расследование находящихся в вашей юрисдикции дел об убийствах — видит Бог, как хорошо я это знаю. И мне особенно приятно сообщить вам, что на сей раз я совершенно безгрешен. Никакими убийствами я не занимаюсь.
— Что ж, прекрасно. В таком случае, если, конечно, это вас не затруднит, не скажете ли мне, кто является вашим клиентом? Я имею в виду то дело, которым вы сейчас занимаетесь.
— Вы просите об одолжении?
— Не все ли равно, как назвать. Просто скажите и все.
— Не вижу причин, почему бы вам этого не сказать — конфиденциально, разумеется. Это фирма, вернее, рекламное агентство «Липперт, Бафф и Асса».
Я просто обалдел, Вульф не просто удостаивал Кремера особых милостей. Он вел себя почти по-соседски.
— Да, слышал, — сообщил Кремер, — не далее как сегодня. Это ведь как раз та самая фирма, где работал Луис Далманн.
— Вы совершенно правы.
— И давно они к вам обратились?
— Сегодня.
— Х-м… Вы только подумайте, какое совпадение. И как раз сегодня к вам в гости приходят четверо, кто был вместе с Далманном вчера вечером на ужине — это не считая ваших клиентов. А Гудвин вдобавок ко всему еще и навещает в гостинице пятого. Так значит, вы не занимаетесь расследованием убийства?
— Нет, сэр.
— Чушь!
Похоже было, что медовый месяц подошел к концу и вот-вот полетят пух и перья, но Кремер нечеловеческим усилием проглотил уже готовое сорваться с языка ругательство, запил его глотком пива и отставил пустой стакан.
— Послушайте, — проговорил он. — Помню, вы тут не раз при мне разглагольствовали о том, что человек должен быть разумным. Хорошо. Теперь скажите, если бы кто-нибудь, кто знает вас и знает, кто сегодня сюда приходил, сказал, что вы не занимаетесь расследованием этого убийства, сочли бы вы его разумным или нет? Если вы хотите убедить меня в обратном, что ж, попробуйте.
Вульф издал звук, который должен был по замыслу изображать дружескую усмешку.
— Да, мистер Кремер, времена меняются… Помню, когда-то я пытался научить вас разумности, теперь все наоборот. Ладно, могу вам рассказать, чисто конфиденциально, в чем состоит моя задача. Вы, конечно, знаете об этом парфюмерном конкурсе и о бумажнике, который исчез из кармана Далманна. Так вот, я намерен выяснить кто взял этот бумажник, доказать, что его содержимое не имело ни малейшего отношения к конкурсу, и тем обеспечить его благополучное завершение. Я собираюсь также принять меры, чтобы известные обстоятельства, в частности задержка в Нью-Йорке четырех конкурсантов, не помешали справедливому распределению призов. Вы спросите меня, с чего это я вдруг с вами так откровенен, и я вам отвечу, что все это потому, что в данном случае наши интересы соприкасаются, но не противоречат друг другу. И как только мне станет известно что-нибудь, что может представлять для вас интерес, уверяю вас, вы незамедлительно об этом узнаете.
— Да… Любопытная у вас задачка, — Кремер посмотрел на Вульфа отнюдь не по-соседски. — Интересно, как же это вы собираетесь выяснить, кто взял бумажник, не обнаружив при этом убийцы?
— Может быть, мне это и не удастся. Но вот тут-то как раз наши интересы и соприкасаются. Но, повторяю, убийца как таковой меня совершенно не интересует.
— Ага, понятно. Просто нечто вроде побочного продукта. И вы утверждаете, что листок, который Далманн показал им, а потом убрал обратно в бумажник, не имел никакого отношения к ответам?
— Как вам сказать… — Вульф поджал губы. — Я бы не стал выражаться так категорично. Тут я как раз склонен проявлять некоторую сдержанность. Я бы сказал, что так утверждают мои клиенты, и было бы неучтиво с моей стороны им противоречить. Во всяком случае, это и иллюстрирует разницу между нашими целями. Поскольку одной из моих целей является обеспечение условий для справедливого и удовлетворительного для всех заинтересованных сторон распределения призов, то содержание этой бумаги имеет для меня первостепенное значение. Вам же это вообще безразлично. Для вас важно не то, были ли действительно в этой бумаге ответы, а то, что по этому поводу думали конкурсанты. Ведь если бы вы располагали неопровержимыми доказательствами, что один из них был уверен, что Далманн просто блефует, вы могли бы с полным основанием исключить его из числа подозреваемых. Кстати, у вас есть такие доказательства?
— Нет. А у вас?
— Тоже нет, сэр. У меня вообще нет никаких доказательств.
— Вы считаете, что его убил кто-то из конкурсантов?
Вульф покачал головой.
— Я ведь уже говорил вам, мистер Кремер, что не занимаюсь убийством. Похоже, бумажник взял кто-то из них, но это только предположение, а отнюдь не уверенность.
— Значит, вы думаете, что их могло быть двое — один убил, а другой взял бумажник?
— Вовсе нет. Конечно, я располагаю весьма скудной информацией. Я ведь даже не читал вечерних газет, впрочем, какой от этого толк, если на них нее равно нельзя полагаться… А у вас есть основания думать, что их было двое?
— Нет.
— Следовательно, вы исходите из предположения, что тот, кто убил, тот и взял бумажник?
— Да, именно так.
— Тогда и я тоже. Я ведь вам говорил, что у нас нет никаких противоречий. Теперь вы убедились?
В бутылке у Кремера оставалось еще немного пива, он вылил его в стакан, подождал, пока осядет пена, выпил, поставил на место стакан и облизал губы. Потом посмотрел на Вульфа.
— Вот что я хочу вам сказать. Еще не было случая, чтобы, столкнувшись с вами при исполнении служебных обязанностей, у нас с вами до самого конца не возникло никаких разногласий. И все-таки не хочу утверждать, будто это вообще невозможно. В создавшейся ситуации, если верить вам на слово — я говорю «если», — я не исключаю, что мы могли бы и поладить. Я думаю, у ваших клиентов здесь свои интересы. Скорее всего, они гораздо больше пекутся об этом своем чертовом конкурсе, чем о том, кто является убийцей. Вот почему мне хочется верить, что вы сказали правду о своей задаче в этом деле. Полагаю, что они были с вами достаточно откровенны, и мне бы, конечно, очень хотелось знать, что именно они вам сказали, но я не так глуп, чтобы рассчитывать узнать об этом от вас. Я уверен, что в том, что касается конкурса, и в особенности того листка, который был в бумажнике у Далманна, вы в их лагере, и поэтому знаете или еще узнаете такие вещи, которые нам неизвестны и, возможно, никогда не будут известны. Видит Бог, я не собираюсь выкачивать это из вас силой, но я все-таки полагаю, вы отдаете себе отчет, что от вас ни черта не убудет, если вы перестанете играть в молчанку и откинете от своих щедрот что-нибудь такое, что я мог бы использовать.
— Очень сожалею, — проговорил Вульф.
— О чем вы там еще сожалеете?
— Сожалею, что на сей раз вы отказались от своих обычных жестких методов давления и предпочли им более мягкие. А у меня как раз есть против вас падежная защита. Мистер Рудольф Хансен, он адвокат, взял с меня доллар в качестве гонорара, и теперь все паши разговоры подпадают под категорию доверительных отношений. Я являюсь его клиентом. Так что еще раз выражаю сожаление, что вы не дали мне возможности укрыться за этим щитом.
— Щит? — хмыкнул Кремер. — Можно подумать вы в нем нуждаетесь. Я и без щита от вас порядком натерпелся. А теперь еще новое дело. Так значит, на сей раз вы не можете ничего мне сказать, потому что у вас доверительные отношения, так что ли?..
— Да нет, сэр, — Вульф был слегка уязвлен, — я согласился на эту уловку мистера Хансена просто так, шутки ради. Все, что мне было сообщено под флагом доверительных отношений, представляет интерес лишь в связи с конкурсом, но это не поможет вам найти убийцу — вы ведь уже все равно знаете и про бумажник, и про этот листок. То же самое касается и моих бесед с конкурсантами, за исключением того обстоятельства, что ни одного из них я не могу считать пока вне подозрений в краже бумажника. Думаю, это мог сделать любой из них, а следовательно, и любой из них мог убить Далманна. Помимо этого у меня нет ничего, кроме кое-каких смутных догадок, которые я как раз и пытался привести в порядок, когда вы меня прервали. Ни одна из этих догадок пока еще не стоит обсуждения, во всяком случае до тех пор, пока я сам их как следует не изучу. Могу дать вам обещание: как только я приду к какому-нибудь заключению, я сообщу об этом лично вам, прежде чем начну действовать. А пока мою работу существенно облегчило бы, если бы вы сообщили мне кое-какие подробности.
— Ага. Так вы что, даже не читали газет?
— Нет, сэр.
— Что ж, буду рад избавить вас от лишних хлопот, а может, даже и сообщу кое-что сверх программы. Значит, так. Он был убит где-то между половиной двенадцатого и тремя часами ночи, выстрелом сзади, через диванную подушку вместо глушителя, револьвером 32-го калибра. Это установлено с помощью пули, оружия мы не нашли. Лифт в доме на самообслуживании, нет ни лифтера, ни портье, так что нам не удалось обнаружить никого, кто бы видел Далманна, когда тот возвращался домой, или кого-то, кто шел к нему в гости. Хотите, чтобы я рассказал вам все минусы?
— Предпочел бы плюсы.
— Я тоже, только у нас их нет или, во всяком случае, чертовски мало. Пока что никаких отпечатков пальцев, которые могли бы помочь нам в расследовании, никаких улик на месте преступления, ничего интересного в бумагах или вещах, никто не видел в доме никаких подозрительных посторонних, никаких телефонных звонков по этому номеру из гостиницы и так далее по всем другим вопросам… Впрочем, вы уже об этом и сами догадались. Ведь если бы обычный ход расследования дал бы нам какие-то конкретные результаты, я бы не был здесь и не стал бы отрывать вас от работы.
— Ваши методы расследования безукоризненны, — вежливо изрек Вульф.
— Премного благодарен. Что касается алиби, то полностью ни у кого его нет. Выйти и войти в большую гостиницу так, чтобы вас никто не заметил, не такая уж проблема, особенно если у вас есть на то веские причины. Эта женщина, Тешер, уверяет, что сразу же после встречи пошла в библиотеку какой-то своей подруги и проработала там над конкурсными стихами вплоть до четырех часов утра, но в комнате никого с ней не было, а в доме все спали. И тут возникает вопрос, который действительно привел меня к вам, — главный вопрос. Мы выяснили, что во всем городе найдется не так уж мало людей, которые могли иметь что-то против Далманна: три-четыре женщины по мотивам личного характера, трое-четверо мужчин, тоже по личным причинам, и несколько человек обоего пола по причинам делового характера. В том числе кое-кто из его ближайших сотрудников по бизнесу. Мы, конечно, их ищем, проверяем, где они были прошлой ночью, и так далее, но тот факт, что взят был только один бумажник и больше ничего, может означать, что все это просто пустая трата времени и таланта. Ведь денег в бумажнике не было, он держал их в другом кармане. В бумажнике он хранил в основном визитные карточки, водительское удостоверение и тому подобное.
Упоминание о кармане будто бы навело его на какую-то мысль. Он залез в свой нагрудный карман, вынул оттуда сигару и зажал ее между пальцами.
— Так вот, — проговорил он, — я и думаю, что вы могли бы ответить нам на один вопрос. А теперь, когда я знаю, что именно интересует лично вас, я надеюсь на это еще больше, чем раньше. Ради бумажника его убили или нет? Если это так, то убил его один из конкурсантов, и мы можем, во всяком случае сейчас, пока забыть обо всех остальных. Но это все упирается в конкурс, вы же, как я уже говорил, находитесь в их лагере. Нет, я не прошу у вас записей Гудвина о ваших беседах с клиентами и с этим адвокатом. Я только хочу узнать ваше мнение, считаете ли вы, что его убили ради бумажника?
— Повторяю вам, мистер Кремер, я не занимаюсь расследованием этого убийства.
— А кто, черт возьми, говорит, что занимаетесь?! Ну, как вы еще хотите, чтобы я сформулировал вопрос?
Вульф поднял и опустил плечи.
— В сущности, это не имеет значения. Вас ведь интересует только мое мнение. Я сильно склонен полагать, что ваш человек, то есть убийца, и мой человек, то есть вор, одно и то же лицо. Отсюда, казалось бы, следует утвердительный ответ на ваш вопрос. Вас это устраивает?
Судя по выражению лица Кремера, его это явно не устраивало.
— Мне не нравится это ваше «сильно склонен полагать», — возразил он. — Вы чертовски хорошо знаете, что я имею в виду. И еще этот фокус с доверительными отношениями. Скажите, почему все это не могло происходить примерно так: после встречи вчера вечером сотрудники Далманна обсудили все между собой и решили, что ему опасно оставлять этот листок в своем бумажнике; тогда кто-то из них отправился к нему, чтобы взять его или уничтожить. Когда он явился туда, дверь была не заперта, он вошел и обнаружил на полу Далманна, мертвого. Он вытащил у него из кармана бумажник и тут же смылся. Только не спрашивайте у меня, почему он не сообщил об этом в полицию, задайте лучше этот вопрос ему самому, он мог думать, что попадет под подозрение. Так или иначе, он этого не сделал, но, конечно, все рассказал своим компаньонам, после чего они все вместе кинулись к своему адвокату и сообщили обо всем ему, а потом, обсудив все между собой, решили обратиться к вам.
— С какой целью?
— Чтобы найти способ выйти из положения так, чтобы этот конкурс не поднял на воздух всю их лавочку. Ведь конкурсанты обязательно узнают не только об убийстве Далманна, но также и об исчезновении бумажника, и начнут подозревать друг друга в использовании готовых ответов, и вот тут-то и начнется настоящий цирк. Но я вовсе не собираюсь влезать во все эти дела, это уж их проблемы — и ваши. Моя проблема здесь заключается в том, что если все произошло именно так, как я только что сказал, то конкурсанты вовсе не моя забота, потому что в таком случае его убили не ради бумажника. А вы можете указать мне причину, по которой все не могло происходить именно так?
— Нет, сэр.
— Сюда неплохо ложится и этот адвокатский трюк, насчет того, что все, что бы он вам ни сказал, носит доверительный характер. Что, разве не так?
— Пожалуй, — согласился Вульф. — Но даже если все это произошло именно таким образом, я, во всяком случае, в это не посвящен. И это уже не мое соображение, а факт. Мне сказали, что никто из сотрудников Далманна вчера ночью у него на квартире не был, и у меня нет никаких оснований подозревать, что они водят меня за нос. Если бы они это сделали, они были бы просто скопищем идиотов.
— Значит, вы утверждаете это как факт.
— Да, утверждаю.
— Что ж, хотелось бы вам верить, — уступил Кремер. — В любом случае такое вранье не в вашем стиле. — Внезапно осознав, что это не слишком-то любезно по отношению к хозяину дома, он несколько заволновался и тут же прибавил: — Ну, вы ведь понимаете, что я имею в виду.
Он сунул сигару в рот и принялся ее жевать. Раз уж было не по зубам сжевать Вульфа, то на худой конец сойдет и сигара. Во всяком случае, я никогда не видел, чтобы он ее зажигал.
— Да ладно, — примирительно проворчал Вульф, — знаю я, что вы имеете в виду.
Кремер тут же вынул сигару изо рта.
— Вы вот еще в начале нашего разговора спросили меня, считаю ли я, что тот, кто убил Далманна, взял и его бумажник, и я вам ответил «да», но мне, пожалуй, следовало сказать «возможно». Ведь имеет смысл посмотреть на все это и под другим углом зрения. Если бы у меня были хоть какие-то основания думать, что кто-то один или несколько сотрудников Далманна ходили вчера вечером к нему на квартиру, это бы коренным образом изменило для меня всю ситуацию, ведь это объясняло бы исчезновение бумажника, и я бы тогда мог перестать заниматься конкурсантами. Но должен сказать вам откровенно, таких оснований у меня нет. Ни один из них — ни Бафф, ни О'Гарро, ни Асса, ни Хири, ни этот адвокат Хансен, — ни один из этой шайки не в состоянии доказать, что он в какой-то момент прошлой ночью не ходил на Перри-стрит, но, с другой стороны, у меня нет никаких оснований с уверенностью утверждать, что они там были. Надеюсь, вы понимаете, что я вовсе не собираюсь шить им дело об убийстве — как я уже говорил, они могли найти Далманна уже убитым и просто взять бумажник. В этом случае это как раз и будет тот человек, который интересует вас, а у меня будут развязаны руки, чтобы заняться поисками убийцы.
— При полном взаимном удовлетворении… — сухо заметил Вульф.
— Да, именно так. Вы вот сказали, что если кто-то из них и ходил туда вчера ночью, то вам об этом ничего не известно, и я вам верю, но что если они это от вас скрыли? Могли они так сделать? Почему бы и нет?
— Нет, если они хотят, чтобы я честно заработал свой гонорар, — Вульф поднял голову и посмотрел на часы. — Уже полночь, мистер Кремер. В заключение могу только повторить, что полностью отвергаю вашу версию. И не только по некоторым соображениям конфиденциального характера — вы ведь сами заметили, что я в данном случае нахожусь в их лагере, — но также и по другим причинам. Уж если один из них действительно ходил туда вчера ночью и обнаружил тело Далманна, то зачем ему понадобилось делать такую глупость и брать этот бумажник, ведь он не мог не понимать, что пропажа рано или поздно обнаружится и в результате под угрозой окажется конкурс? Разумеется, этот листок ему был нужен, ведь если бы он его оставил, его бы непременно обнаружили полицейские, а возможно, и репортеры тоже… Но почему бы ему не ограничиться только этим листком и не оставить на месте бумажник?
— Видит Бог, — проговорил Кремер, — вы все-таки лжете.
— Я? Почему вы так решили?
— Потому что такой вопрос может задать только идиот, а вы, как мне известно, этим не страдаете. Он вошел, обнаружил труп и, естественно, занервничал. Людям, знаете ли, свойственно немного нервничать, когда они находят трупы. Больше всего на свете ему хотелось повернуться и удрать ко всем чертям, именно так обычно и делают, особенно если у них есть хоть малейшие основания оказаться под подозрением, но он заставляет себя вытащить из кармана у мертвеца бумажник. Возможно, он даже сперва намеревался взять только листок, а бумажник положить обратно в карман, может, он даже начал уже искать этот листок, но тут ему в голову пришла мысль об отпечатках пальцев. Он мог бы, конечно, обтереть его, прежде чем положить в карман, но отпечатки все равно могли остаться. Даже при этом условии он все-таки мог бы попробовать, если бы спокойно взвесил все последствия исчезновения бумажника, но в том-то и дело, что он вовсе не был спокоен, у него не было времени и ему надо было как можно скорее смываться. Вот он и смылся — вместе с бумажником. Прошу извинить что занял своими детскими рассуждениями ваше драгоценное время, но вы сами этого хотели.
Он встал, посмотрел на зажатую в пальцах сигару, выбросил ее в мою мусорную корзину и проводил прощальным взглядом, скорбя об утраченных иллюзиях. Потом перевел взгляд на Вульфа.
— Если это все, чем вы можете мне помочь, то я, пожалуй, пойду, — произнес он и отвернулся.
— Как я понимаю, — бросил ему в спину Вульф, — вы отказываетесь верить утверждениям мистера Хансена и прочих, будто они сочли этот фокус Далманна с листком просто блефом?
— Сказки! Может, вы в это верите?! — прорычал, обернувшись уже в дверях, Кремер.
На сей раз я не был Арчи, но он поинтересовался, как я себя чувствую, согласился, усевшись в кресло из красной кожи, принять предложенное Вульфом пиво и даже извинился, что явился так поздно, не позвонив. Пока Фриц подавал пиво, я успел сбегать на кухню за стаканом молока, а когда вернулся, увидел, что стакан Кремера уже наполовину пуст, а он слизывает с губ пену.
— Я надеюсь, — проговорил он строго, — что не прервал никаких важных занятий.
Не следовало всерьез принимать его строгий тон: он был из тех, кто был бы строг даже с самим Господом Богом.
— Мы сейчас занимаемся одним делом, — произнес Вульф, — так что я работал.
Поясняю, что произведение Кристофера Лафаржа «Прах красоты» представляет собой роман в стихах, действие которого происходит на Род-Айленде. Я, правда, никогда не читаю романов в стихах, но все-таки сомневаюсь, чтобы там хоть что-нибудь говорилось про парфюмерные конкурсы или вообще про какую бы то ни было косметику. Другое дело, если бы роман назывался «Прах для красоты»…
— Да, знаю, — проговорил Кремер, — дело об убийстве Далманна.
— Ошибаетесь, сэр, — Вульф долил себе немного пива. — Я слишком хорошо знаю, как неблагосклонны власти к частным детективам, которые суют свой нос в расследование находящихся в вашей юрисдикции дел об убийствах — видит Бог, как хорошо я это знаю. И мне особенно приятно сообщить вам, что на сей раз я совершенно безгрешен. Никакими убийствами я не занимаюсь.
— Что ж, прекрасно. В таком случае, если, конечно, это вас не затруднит, не скажете ли мне, кто является вашим клиентом? Я имею в виду то дело, которым вы сейчас занимаетесь.
— Вы просите об одолжении?
— Не все ли равно, как назвать. Просто скажите и все.
— Не вижу причин, почему бы вам этого не сказать — конфиденциально, разумеется. Это фирма, вернее, рекламное агентство «Липперт, Бафф и Асса».
Я просто обалдел, Вульф не просто удостаивал Кремера особых милостей. Он вел себя почти по-соседски.
— Да, слышал, — сообщил Кремер, — не далее как сегодня. Это ведь как раз та самая фирма, где работал Луис Далманн.
— Вы совершенно правы.
— И давно они к вам обратились?
— Сегодня.
— Х-м… Вы только подумайте, какое совпадение. И как раз сегодня к вам в гости приходят четверо, кто был вместе с Далманном вчера вечером на ужине — это не считая ваших клиентов. А Гудвин вдобавок ко всему еще и навещает в гостинице пятого. Так значит, вы не занимаетесь расследованием убийства?
— Нет, сэр.
— Чушь!
Похоже было, что медовый месяц подошел к концу и вот-вот полетят пух и перья, но Кремер нечеловеческим усилием проглотил уже готовое сорваться с языка ругательство, запил его глотком пива и отставил пустой стакан.
— Послушайте, — проговорил он. — Помню, вы тут не раз при мне разглагольствовали о том, что человек должен быть разумным. Хорошо. Теперь скажите, если бы кто-нибудь, кто знает вас и знает, кто сегодня сюда приходил, сказал, что вы не занимаетесь расследованием этого убийства, сочли бы вы его разумным или нет? Если вы хотите убедить меня в обратном, что ж, попробуйте.
Вульф издал звук, который должен был по замыслу изображать дружескую усмешку.
— Да, мистер Кремер, времена меняются… Помню, когда-то я пытался научить вас разумности, теперь все наоборот. Ладно, могу вам рассказать, чисто конфиденциально, в чем состоит моя задача. Вы, конечно, знаете об этом парфюмерном конкурсе и о бумажнике, который исчез из кармана Далманна. Так вот, я намерен выяснить кто взял этот бумажник, доказать, что его содержимое не имело ни малейшего отношения к конкурсу, и тем обеспечить его благополучное завершение. Я собираюсь также принять меры, чтобы известные обстоятельства, в частности задержка в Нью-Йорке четырех конкурсантов, не помешали справедливому распределению призов. Вы спросите меня, с чего это я вдруг с вами так откровенен, и я вам отвечу, что все это потому, что в данном случае наши интересы соприкасаются, но не противоречат друг другу. И как только мне станет известно что-нибудь, что может представлять для вас интерес, уверяю вас, вы незамедлительно об этом узнаете.
— Да… Любопытная у вас задачка, — Кремер посмотрел на Вульфа отнюдь не по-соседски. — Интересно, как же это вы собираетесь выяснить, кто взял бумажник, не обнаружив при этом убийцы?
— Может быть, мне это и не удастся. Но вот тут-то как раз наши интересы и соприкасаются. Но, повторяю, убийца как таковой меня совершенно не интересует.
— Ага, понятно. Просто нечто вроде побочного продукта. И вы утверждаете, что листок, который Далманн показал им, а потом убрал обратно в бумажник, не имел никакого отношения к ответам?
— Как вам сказать… — Вульф поджал губы. — Я бы не стал выражаться так категорично. Тут я как раз склонен проявлять некоторую сдержанность. Я бы сказал, что так утверждают мои клиенты, и было бы неучтиво с моей стороны им противоречить. Во всяком случае, это и иллюстрирует разницу между нашими целями. Поскольку одной из моих целей является обеспечение условий для справедливого и удовлетворительного для всех заинтересованных сторон распределения призов, то содержание этой бумаги имеет для меня первостепенное значение. Вам же это вообще безразлично. Для вас важно не то, были ли действительно в этой бумаге ответы, а то, что по этому поводу думали конкурсанты. Ведь если бы вы располагали неопровержимыми доказательствами, что один из них был уверен, что Далманн просто блефует, вы могли бы с полным основанием исключить его из числа подозреваемых. Кстати, у вас есть такие доказательства?
— Нет. А у вас?
— Тоже нет, сэр. У меня вообще нет никаких доказательств.
— Вы считаете, что его убил кто-то из конкурсантов?
Вульф покачал головой.
— Я ведь уже говорил вам, мистер Кремер, что не занимаюсь убийством. Похоже, бумажник взял кто-то из них, но это только предположение, а отнюдь не уверенность.
— Значит, вы думаете, что их могло быть двое — один убил, а другой взял бумажник?
— Вовсе нет. Конечно, я располагаю весьма скудной информацией. Я ведь даже не читал вечерних газет, впрочем, какой от этого толк, если на них нее равно нельзя полагаться… А у вас есть основания думать, что их было двое?
— Нет.
— Следовательно, вы исходите из предположения, что тот, кто убил, тот и взял бумажник?
— Да, именно так.
— Тогда и я тоже. Я ведь вам говорил, что у нас нет никаких противоречий. Теперь вы убедились?
В бутылке у Кремера оставалось еще немного пива, он вылил его в стакан, подождал, пока осядет пена, выпил, поставил на место стакан и облизал губы. Потом посмотрел на Вульфа.
— Вот что я хочу вам сказать. Еще не было случая, чтобы, столкнувшись с вами при исполнении служебных обязанностей, у нас с вами до самого конца не возникло никаких разногласий. И все-таки не хочу утверждать, будто это вообще невозможно. В создавшейся ситуации, если верить вам на слово — я говорю «если», — я не исключаю, что мы могли бы и поладить. Я думаю, у ваших клиентов здесь свои интересы. Скорее всего, они гораздо больше пекутся об этом своем чертовом конкурсе, чем о том, кто является убийцей. Вот почему мне хочется верить, что вы сказали правду о своей задаче в этом деле. Полагаю, что они были с вами достаточно откровенны, и мне бы, конечно, очень хотелось знать, что именно они вам сказали, но я не так глуп, чтобы рассчитывать узнать об этом от вас. Я уверен, что в том, что касается конкурса, и в особенности того листка, который был в бумажнике у Далманна, вы в их лагере, и поэтому знаете или еще узнаете такие вещи, которые нам неизвестны и, возможно, никогда не будут известны. Видит Бог, я не собираюсь выкачивать это из вас силой, но я все-таки полагаю, вы отдаете себе отчет, что от вас ни черта не убудет, если вы перестанете играть в молчанку и откинете от своих щедрот что-нибудь такое, что я мог бы использовать.
— Очень сожалею, — проговорил Вульф.
— О чем вы там еще сожалеете?
— Сожалею, что на сей раз вы отказались от своих обычных жестких методов давления и предпочли им более мягкие. А у меня как раз есть против вас падежная защита. Мистер Рудольф Хансен, он адвокат, взял с меня доллар в качестве гонорара, и теперь все паши разговоры подпадают под категорию доверительных отношений. Я являюсь его клиентом. Так что еще раз выражаю сожаление, что вы не дали мне возможности укрыться за этим щитом.
— Щит? — хмыкнул Кремер. — Можно подумать вы в нем нуждаетесь. Я и без щита от вас порядком натерпелся. А теперь еще новое дело. Так значит, на сей раз вы не можете ничего мне сказать, потому что у вас доверительные отношения, так что ли?..
— Да нет, сэр, — Вульф был слегка уязвлен, — я согласился на эту уловку мистера Хансена просто так, шутки ради. Все, что мне было сообщено под флагом доверительных отношений, представляет интерес лишь в связи с конкурсом, но это не поможет вам найти убийцу — вы ведь уже все равно знаете и про бумажник, и про этот листок. То же самое касается и моих бесед с конкурсантами, за исключением того обстоятельства, что ни одного из них я не могу считать пока вне подозрений в краже бумажника. Думаю, это мог сделать любой из них, а следовательно, и любой из них мог убить Далманна. Помимо этого у меня нет ничего, кроме кое-каких смутных догадок, которые я как раз и пытался привести в порядок, когда вы меня прервали. Ни одна из этих догадок пока еще не стоит обсуждения, во всяком случае до тех пор, пока я сам их как следует не изучу. Могу дать вам обещание: как только я приду к какому-нибудь заключению, я сообщу об этом лично вам, прежде чем начну действовать. А пока мою работу существенно облегчило бы, если бы вы сообщили мне кое-какие подробности.
— Ага. Так вы что, даже не читали газет?
— Нет, сэр.
— Что ж, буду рад избавить вас от лишних хлопот, а может, даже и сообщу кое-что сверх программы. Значит, так. Он был убит где-то между половиной двенадцатого и тремя часами ночи, выстрелом сзади, через диванную подушку вместо глушителя, револьвером 32-го калибра. Это установлено с помощью пули, оружия мы не нашли. Лифт в доме на самообслуживании, нет ни лифтера, ни портье, так что нам не удалось обнаружить никого, кто бы видел Далманна, когда тот возвращался домой, или кого-то, кто шел к нему в гости. Хотите, чтобы я рассказал вам все минусы?
— Предпочел бы плюсы.
— Я тоже, только у нас их нет или, во всяком случае, чертовски мало. Пока что никаких отпечатков пальцев, которые могли бы помочь нам в расследовании, никаких улик на месте преступления, ничего интересного в бумагах или вещах, никто не видел в доме никаких подозрительных посторонних, никаких телефонных звонков по этому номеру из гостиницы и так далее по всем другим вопросам… Впрочем, вы уже об этом и сами догадались. Ведь если бы обычный ход расследования дал бы нам какие-то конкретные результаты, я бы не был здесь и не стал бы отрывать вас от работы.
— Ваши методы расследования безукоризненны, — вежливо изрек Вульф.
— Премного благодарен. Что касается алиби, то полностью ни у кого его нет. Выйти и войти в большую гостиницу так, чтобы вас никто не заметил, не такая уж проблема, особенно если у вас есть на то веские причины. Эта женщина, Тешер, уверяет, что сразу же после встречи пошла в библиотеку какой-то своей подруги и проработала там над конкурсными стихами вплоть до четырех часов утра, но в комнате никого с ней не было, а в доме все спали. И тут возникает вопрос, который действительно привел меня к вам, — главный вопрос. Мы выяснили, что во всем городе найдется не так уж мало людей, которые могли иметь что-то против Далманна: три-четыре женщины по мотивам личного характера, трое-четверо мужчин, тоже по личным причинам, и несколько человек обоего пола по причинам делового характера. В том числе кое-кто из его ближайших сотрудников по бизнесу. Мы, конечно, их ищем, проверяем, где они были прошлой ночью, и так далее, но тот факт, что взят был только один бумажник и больше ничего, может означать, что все это просто пустая трата времени и таланта. Ведь денег в бумажнике не было, он держал их в другом кармане. В бумажнике он хранил в основном визитные карточки, водительское удостоверение и тому подобное.
Упоминание о кармане будто бы навело его на какую-то мысль. Он залез в свой нагрудный карман, вынул оттуда сигару и зажал ее между пальцами.
— Так вот, — проговорил он, — я и думаю, что вы могли бы ответить нам на один вопрос. А теперь, когда я знаю, что именно интересует лично вас, я надеюсь на это еще больше, чем раньше. Ради бумажника его убили или нет? Если это так, то убил его один из конкурсантов, и мы можем, во всяком случае сейчас, пока забыть обо всех остальных. Но это все упирается в конкурс, вы же, как я уже говорил, находитесь в их лагере. Нет, я не прошу у вас записей Гудвина о ваших беседах с клиентами и с этим адвокатом. Я только хочу узнать ваше мнение, считаете ли вы, что его убили ради бумажника?
— Повторяю вам, мистер Кремер, я не занимаюсь расследованием этого убийства.
— А кто, черт возьми, говорит, что занимаетесь?! Ну, как вы еще хотите, чтобы я сформулировал вопрос?
Вульф поднял и опустил плечи.
— В сущности, это не имеет значения. Вас ведь интересует только мое мнение. Я сильно склонен полагать, что ваш человек, то есть убийца, и мой человек, то есть вор, одно и то же лицо. Отсюда, казалось бы, следует утвердительный ответ на ваш вопрос. Вас это устраивает?
Судя по выражению лица Кремера, его это явно не устраивало.
— Мне не нравится это ваше «сильно склонен полагать», — возразил он. — Вы чертовски хорошо знаете, что я имею в виду. И еще этот фокус с доверительными отношениями. Скажите, почему все это не могло происходить примерно так: после встречи вчера вечером сотрудники Далманна обсудили все между собой и решили, что ему опасно оставлять этот листок в своем бумажнике; тогда кто-то из них отправился к нему, чтобы взять его или уничтожить. Когда он явился туда, дверь была не заперта, он вошел и обнаружил на полу Далманна, мертвого. Он вытащил у него из кармана бумажник и тут же смылся. Только не спрашивайте у меня, почему он не сообщил об этом в полицию, задайте лучше этот вопрос ему самому, он мог думать, что попадет под подозрение. Так или иначе, он этого не сделал, но, конечно, все рассказал своим компаньонам, после чего они все вместе кинулись к своему адвокату и сообщили обо всем ему, а потом, обсудив все между собой, решили обратиться к вам.
— С какой целью?
— Чтобы найти способ выйти из положения так, чтобы этот конкурс не поднял на воздух всю их лавочку. Ведь конкурсанты обязательно узнают не только об убийстве Далманна, но также и об исчезновении бумажника, и начнут подозревать друг друга в использовании готовых ответов, и вот тут-то и начнется настоящий цирк. Но я вовсе не собираюсь влезать во все эти дела, это уж их проблемы — и ваши. Моя проблема здесь заключается в том, что если все произошло именно так, как я только что сказал, то конкурсанты вовсе не моя забота, потому что в таком случае его убили не ради бумажника. А вы можете указать мне причину, по которой все не могло происходить именно так?
— Нет, сэр.
— Сюда неплохо ложится и этот адвокатский трюк, насчет того, что все, что бы он вам ни сказал, носит доверительный характер. Что, разве не так?
— Пожалуй, — согласился Вульф. — Но даже если все это произошло именно таким образом, я, во всяком случае, в это не посвящен. И это уже не мое соображение, а факт. Мне сказали, что никто из сотрудников Далманна вчера ночью у него на квартире не был, и у меня нет никаких оснований подозревать, что они водят меня за нос. Если бы они это сделали, они были бы просто скопищем идиотов.
— Значит, вы утверждаете это как факт.
— Да, утверждаю.
— Что ж, хотелось бы вам верить, — уступил Кремер. — В любом случае такое вранье не в вашем стиле. — Внезапно осознав, что это не слишком-то любезно по отношению к хозяину дома, он несколько заволновался и тут же прибавил: — Ну, вы ведь понимаете, что я имею в виду.
Он сунул сигару в рот и принялся ее жевать. Раз уж было не по зубам сжевать Вульфа, то на худой конец сойдет и сигара. Во всяком случае, я никогда не видел, чтобы он ее зажигал.
— Да ладно, — примирительно проворчал Вульф, — знаю я, что вы имеете в виду.
Кремер тут же вынул сигару изо рта.
— Вы вот еще в начале нашего разговора спросили меня, считаю ли я, что тот, кто убил Далманна, взял и его бумажник, и я вам ответил «да», но мне, пожалуй, следовало сказать «возможно». Ведь имеет смысл посмотреть на все это и под другим углом зрения. Если бы у меня были хоть какие-то основания думать, что кто-то один или несколько сотрудников Далманна ходили вчера вечером к нему на квартиру, это бы коренным образом изменило для меня всю ситуацию, ведь это объясняло бы исчезновение бумажника, и я бы тогда мог перестать заниматься конкурсантами. Но должен сказать вам откровенно, таких оснований у меня нет. Ни один из них — ни Бафф, ни О'Гарро, ни Асса, ни Хири, ни этот адвокат Хансен, — ни один из этой шайки не в состоянии доказать, что он в какой-то момент прошлой ночью не ходил на Перри-стрит, но, с другой стороны, у меня нет никаких оснований с уверенностью утверждать, что они там были. Надеюсь, вы понимаете, что я вовсе не собираюсь шить им дело об убийстве — как я уже говорил, они могли найти Далманна уже убитым и просто взять бумажник. В этом случае это как раз и будет тот человек, который интересует вас, а у меня будут развязаны руки, чтобы заняться поисками убийцы.
— При полном взаимном удовлетворении… — сухо заметил Вульф.
— Да, именно так. Вы вот сказали, что если кто-то из них и ходил туда вчера ночью, то вам об этом ничего не известно, и я вам верю, но что если они это от вас скрыли? Могли они так сделать? Почему бы и нет?
— Нет, если они хотят, чтобы я честно заработал свой гонорар, — Вульф поднял голову и посмотрел на часы. — Уже полночь, мистер Кремер. В заключение могу только повторить, что полностью отвергаю вашу версию. И не только по некоторым соображениям конфиденциального характера — вы ведь сами заметили, что я в данном случае нахожусь в их лагере, — но также и по другим причинам. Уж если один из них действительно ходил туда вчера ночью и обнаружил тело Далманна, то зачем ему понадобилось делать такую глупость и брать этот бумажник, ведь он не мог не понимать, что пропажа рано или поздно обнаружится и в результате под угрозой окажется конкурс? Разумеется, этот листок ему был нужен, ведь если бы он его оставил, его бы непременно обнаружили полицейские, а возможно, и репортеры тоже… Но почему бы ему не ограничиться только этим листком и не оставить на месте бумажник?
— Видит Бог, — проговорил Кремер, — вы все-таки лжете.
— Я? Почему вы так решили?
— Потому что такой вопрос может задать только идиот, а вы, как мне известно, этим не страдаете. Он вошел, обнаружил труп и, естественно, занервничал. Людям, знаете ли, свойственно немного нервничать, когда они находят трупы. Больше всего на свете ему хотелось повернуться и удрать ко всем чертям, именно так обычно и делают, особенно если у них есть хоть малейшие основания оказаться под подозрением, но он заставляет себя вытащить из кармана у мертвеца бумажник. Возможно, он даже сперва намеревался взять только листок, а бумажник положить обратно в карман, может, он даже начал уже искать этот листок, но тут ему в голову пришла мысль об отпечатках пальцев. Он мог бы, конечно, обтереть его, прежде чем положить в карман, но отпечатки все равно могли остаться. Даже при этом условии он все-таки мог бы попробовать, если бы спокойно взвесил все последствия исчезновения бумажника, но в том-то и дело, что он вовсе не был спокоен, у него не было времени и ему надо было как можно скорее смываться. Вот он и смылся — вместе с бумажником. Прошу извинить что занял своими детскими рассуждениями ваше драгоценное время, но вы сами этого хотели.
Он встал, посмотрел на зажатую в пальцах сигару, выбросил ее в мою мусорную корзину и проводил прощальным взглядом, скорбя об утраченных иллюзиях. Потом перевел взгляд на Вульфа.
— Если это все, чем вы можете мне помочь, то я, пожалуй, пойду, — произнес он и отвернулся.
— Как я понимаю, — бросил ему в спину Вульф, — вы отказываетесь верить утверждениям мистера Хансена и прочих, будто они сочли этот фокус Далманна с листком просто блефом?
— Сказки! Может, вы в это верите?! — прорычал, обернувшись уже в дверях, Кремер.