Стаут Рекс. Повелительница павианов

   Сейчас он был живым воплощением обиды и негодования.
   - Это бестактность - впутать меня в такую историю! - заявил он Крамеру. - Обычная грубая полицейская бестактность.
   - Да уж, - сочувственно вздохнув, ответил Крамер. - Этого не случилось бы, будь ваши портреты во всех газетах. Вы член клуба любителей цветов?
   Уэддер ответил отрицательно. Он пришел сюда за компанию со своей приятельницей, миссис Бэшем, и остался посмотреть орхидеи, когда она убежала на какую-то встречу. Они пришли около половины четвертого, и он все время провел в оранжерее, ни разу никуда не отлучившись.
   Когда Крамер задал все приличествующие случаю вопросы и получил на них, как и ожидалось, отрицательные ответы, он внезапно спросил:
   - Вы были знакомы с Дорис Хаттен?
   Уэттер насупил брови.
   - С кем?
   - Дорис Хаттен. Она тоже была...
   - А! - воскликнул Уэддер. - Ее тоже задушили. Теперь припоминаю.
   - Совершенно верно.
   Уэддер положил руки на стол, сжал кулаки и подался вперед.
   - Вы же знаете, нет более мерзкого деяния, чем удушение человеческого существа, особенно женщины.
   - Вы знали Дорис Хаттен?
   - Отелло! - вдруг глубоким зычным голосом произнес Уэддер, поднимая глаза на Крамера. - Нет, не знал, но читал о ней. - Он содрогнулся и резко встал. - Я приходил сюда только затем, чтобы полюбоваться орхидеями.
   Он провел рукой по волосам, повернулся и зашагал к двери.
   Леви вопросительно взглянул на Крамера, но тот лишь покачал головой.
   Следующим привели Билла Макнаба, издатела "Газетт".
   - Мне трудно выразить словами, как я сожалею о случившемся, мистер Вулф, - удрученно проговорил он. - Какой ужас! Мне и в кошмарном сне не могло привидеться ничего подобного! И это - Манхэттенский цветоводческий клуб. Конечно, она не была членом, но тем хуже для нас. - Макнаб повернулся к Крамеру. - Это все моя вина.
   - Ваша? - удивился инспектор.
   - Да, это я уговорил мистера Вулфа устроить прием и разослал приглашения. Я уже поздравлял себя с небывалым успехом, и вдруг такое! Как же быть?
   - Присядьте ненадолго, - пригласил Крамер.
   Макнаб, по крайней мере, добавил кое-какие подробности, оживив унылую картину. Он сказал, что трижды во время приема покидал оранжерею - провожал гостей и проверял, кто уже пришел, а кто нет. В остальном же он лишь повторил уже известное нам. После разговора с ним мы решили, что нет смысла тратить время на оставшихся гостей только потому, что они уходили последними.
   Любой полицейский знает, что вопросы, которые он задает, должны помочь ему выяснить три обстоятельства: мотив, возможность и орудие совершения преступления. В нашем случае вопросы были не нужны, ибо мы уже получили ответы на них. Мотив: убедившись, что Синтия узнала его, неизвестный последовал за ней вниз, увидел, как она входит в кабинет Вулфа, вполне оправданно предположил, что Синтия намерена все рассказать, и решил помешать ей самым надежным и быстрым из всех известных ему способов. Орудие: им мог послужить любой кусок ткани, даже носовой платок. Возможность: убийца был здесь, как и все, кого Сол занес в свой список.
   Итак, если мы хотим узнать, кто задушил Синтию Браун, первым делом надо выяснить, кто задушил Дорис Хаттен.
   Билл Макнаб ушел, и привели полковника Брауна. Он был очень напряжен, но держал себя в руках. Сейчас его никак нельзя было заподозрить в непоколебимой самоуверенности. Сев, полковник устремил на Крамера взор своих проницательных серых глаз. На нас с Вулфом он не обратил ни малейшего внимания. Когда он представился, Крамер спросил, в какой армии его зовут полковником Брауном.
   - Я полагаю, - ледяным тоном ответил Браун, - что мы сбережем немало времени, если я сначала изложу свою точку зрения. Я дам правдивые и исчерпывающие ответы на вопросы о том, что я видел, слышал или делал после своего прихода сюда. С ответами на все другие вопросы придется подождать, пока я не переговорю со своим поверенным.
   - Так я и думал, - кивнув, молвил Крамер. - Честно говоря, мне безразлично, что вы видели, слышали или делали во время приема. К этому мы ещё вернемся. Но сперва я вам кое-что сообщу. Как видте, я даже не тороплюсь выяснить, почему вы так рвались уйти отсюда до прибытия полиции.
   - Я хотел позвонить...
   - Забудем об этом. Итак, дело обстоит следующим образом: женщина, которая назвалась Синтией Браун и была убита здесь сегодня, вовсе не ваша сестра. Вы познакомились с ней во Флориде полтора-два месяца назад, и она стала соучастницей мошенничества, жертвой которого оказалась миссис Орвин. Вот почему вы представили её миссис Орвин как вашу сестру. Неделю назад вы с миссис Орвин приехали в Нью-Йорк. Мошенническая комбинация развивалась. На мой взгляд, это обстоятельство может стать отправной точкой. Все остальное меня не интересует. Я расследую убийство. Отправная точка такова: в течение некоторого времени вы и мисс Браун вместе участвовали в неком действе. Наверняка не раз доверительно беседовали друг с другом. Вы выдавали её за свою сестру, а кончилось все убийством мисс Браун. Этого вполне достаточно, чтобы попортить вам кровь. Но я дам вам шанс, расщедрился Крамер. - В течение двух месяцев вы были в тесных отношениях с Синтией Браун. Наверняка она говорила вам, что её подруга Дорис Хаттен была задушена в октябре прошлого года. Мисс Браун располагала сведениями об убийце, но предпочитала держать их при себе. Она и сейчас была бы жива, если бы не решила поделиться ими. Наверняка она упоминала об этом обстоятельстве, и теперь я хочу, чтобы вы рассказали все нам. Тогда мы сможем арестовать убийцу за сегодняшнее преступление, и это благоприятно отразится на вашей участи.
   Браун поджал губы, поднял руку и почесал щеку.
   - Очень сожалею, но ничем не могу помочь.
   - Вы думаете, я поверю, что за все эти месяцы она ни разу не говорила вам об убийстве Дорис Хаттен?
   - Извините, но мне нечего сказать, - твердо и решительно заявил Браун.
   Крамер передернул плечами.
   - Что ж, ладно. Вернемся к событиям дня нынешнего. Вы помните то мгновение, когда какая-то перемена в облике Синтии Браун заставила миссис Орвин поинтересоваться, что с ней случилось?
   На лбу Брауна прорезалась складка.
   - Очень жаль, но ничего подобного я не припоминаю.
   - Извольте напрячь память.
   Браун снова поджал губы, складочка на лбу сделалась резче. Наконец он сказал:
   - Возможно, меня тогда не было рядом. Не могли же мы все время толкаться в коридоре, набитом народом.
   - Но вы помните, когда она извинилась и сказала, что ей неможется?
   - Да, конечно.
   - Так вот, событие, о котором я вас спрашиваю, произошло незадолго до этого. Мисс Браун встретилась взглядом с каким-то человеком, и её реакция на это событие заставила миссис Орвин спросить, что произошло. Меня интересует именно этот обмен взглядами.
   - Я ничего не заметил.
   Крамер так сильно грохнул кулаком по столу, что наши подносы подпрыгнули.
   - Леви! Уведите его и скажите Стеббинсу, чтобы запер этого типа в участке. Это важный свидетель. Возьмите ещё людей и займитесь им. Он был судим. Надо узнать, где и за что. Мы уходим. Передайте Стеббинсу, что одного человека перед домом вполне достаточно... Нет, я сам ему скажу.
   - Там ещё один гость, сэр, - ответил Леви. - Николсон Морли, психиатр.
   - Пусть идет домой. Все это начинает смахивать на фарс.
   Крамер посмотрел на Вулфа. Тот выдержал его взгляд.
   - Вы недавно упоминали о какой-то мысли, пришедшей вам в голову, отрывисто произнес инспектор.
   - Неужели? - холодно ответил Вулф.
   Поединок взглядов кончился тем, что Крамер отвернулся и пошел прочь. Меня так и подмывало столкнуть их лбами, но я удержался. Сейчас они оба напоминали расшалившихся мальчишек. Если у Вулфа и впрямь возникла какая-то идея, он должен был понимать, что ради неё Крамер готов отказаться от намерения опечатать кабинет. И Крамер знал, что можно заключить перемирие, не теряя достоинства. Но оба были слишком мнительны и упрямы, чтобы выказать хоть толику здравомыслия.
   Крамер уже обогнул стол, когда в комнату снова вошел Леви и сказал:
   - Этот Морли настаивает на беседе с вами. Говорит, это жизненно важно.
   Крамер остановился и раздраженно спросил:
   - Он в своем уме?
   - Не знаю, сэр.
   - Ладно, приведите его.
   Теперь у меня была возможность как следует разглядеть мужчину средних лет, с пышной черной шевелюрой и такими же черными бегающими глазками.
   Крамер нетерпеливо кивнул.
   - Вы хотели что-то сказать, доктор Морли?
   - Да. Нечто очень важное.
   - Слушаю.
   Морли поудобнее устроился на стуле.
   - Во-первых, мне известно, что вы никого не арестовали, правильно?
   - Да, если вы имеете в виду арест по обвинению в убийстве.
   - Подозревая кого-либо, вы располагаете доказательствами или нет?
   - Если вы хотите знать, могу ли я назвать убийцу, то нет, не могу. А вы?
   - Кажется, да.
   У Крамера отвисла челюсть.
   - Что? Вы можете сказать мне...
   Доктор Морли улыбнулся.
   - Не спешите. Я намерен сделать предложение, которое будет иметь силу лишь при соблюдении некоторых условий. - Морли принялся загибать пальцы, начав с мизинца левой руки. - Во-первых, если у вас нет никаких догадок относительно личности убийцы. По всей видимости, дело обстоит именно так. Он загнул безымянный палец. - Во-вторых, преступление необычное и требует необычных методов расследования. - Доктор загнул средний палец. В-третьих, нам не известно ни одно обстоятельство, способное опровергнуть утверждение, что девушку задушил человек, убивший Дорис Хаттен. Могу ли я исходить из этих допущений?
   - Попробуйте. Но зачем вам это?
   Морли покачал головой.
   - Мне это и не нужно. Если позволите, я внесу предложение. Уверяю вас, что искренне уважаю полицию и её работу, но лишь до определенной степени. Если бы человека, убившего Дорис Хаттен, можно было изобличить обычными полицейскими методами и средствами, он почти наверняка уже был бы арестован. Но этого не произошло. Вы потерпели неудачу. Почему? Да потому что он неуязвим для вас. Потому что выяснение мотива преступления втиснуто в рамки устаревших полицейских схем. - Черные глаза Морли горели. - Вы не специалист, поэтому я избавлю вас от научной терминологии. Наиболее распространенные причины поступков той или иной личности - побуждения самой личности, которые в чистом виде недоступны сколь-нибудь объективному исследованию. Если личность искажена и подвержена психозу того или иного рода, то и побуждения её прявляются в извращенном виде. Как психиатра, меня очень заинтересовали газетные сообщения об убийстве Дорис Хаттен, особенно то обстоятельство, что она была задушена её же собственным шейным платком. Когда ваши усилия не увенчались успехом, вам следовало обратиться за советом ко мне...
   - Ближе к делу, - поторопил его Крамер.
   - Да. - Морли взгромоздил локти на стол и сплел пальцы. - Перейдем к конкретному случаю. Если исходить из тех допущений, с которых я начал, предположение, что оба убийства совершены одним человеком, выглядит вполне правдоподобным, хотя и нуждается в подтверждении. Если так, нет необходимости разыскивать его среди миллионов других людей, круг поиска сузился до сотни, и я готов предложить свою помощь. - Его черные глаза сверкнули. - Это - подарок для психиатра. Нечасто имеешь дело с психозом, выливающимся в убийство. Увлекательнейшее дело! Вам надо только привести ко мне в кабинет одного за другим...
   - Погодите-ка! - оборвал его Крамер. - Вы предлагаете мне привести в ваш кабинет всех, кто был здесь на приеме?
   - Нет. Только мужчин. Поговорив с ними, я, возможно, и не добуду доказательств, но узнаю достаточно, чтобы сообщить вам имя убийцы...
   - Простите, что прерываю вас, доктор, но мне пора, - сказал Крамер и встал. - Боюсь, ваше предположение не подтвердится... Я свяжусь с вами...
   Он вышел в сопровождении Леви.
   Доктор Морли проводил их взглядом, затем встал и молча удалился.
   - Без двадцати десять, - сообщил я.
   Вулф пробормотал:
   - Сходи взгляни на дверь кабинета.
   - Она опечатана. Злобный выпад завистливой посредственности. Но и тут, в столовой, тоже неплохо.
   - Фу! Позволь спросить тебя кое о чем.
   - Пожалуйста.
   - Меня интересует твое мнение. Допустим, мы безоговорочно поверили тому, что тебе рассказала мисс Браун. Допустим, что человек, которого она опознала, догадался об этом и увидел, как она вошла в кабинет. Заподозрил, что она хочет посоветоваться со мной. Войти в кабинет он не мог: там был ты. Он видел, как ты вышел и поднялся наверх, воспользовался случаем, проник в кабинет, застал женщину одну, убил её, незаметно вышел и опять поднялся наверх.
   - Надо полагать, так все и было.
   - Очень хорошо. Значит, мы имеем несколько важных ключей к его характеру. Он убил женщину и вернулся наверх, зная, что мисс Браун успела недолго побеседовать с тобой. Он хотел узнать, что она тебе сообщила, особенно его интересовало, много ли она рассказала тебе о нем, дала ли словесный портрет. Мог ли он улизнуть, не получив ответы на эти вопросы? Или предпочел остаться, пока не обнаружат тело, и посмотреть, что ты будешь делать? И я тоже. И полиция.
   - Да. Но это - лишь ваши догадки, - сказал я. - Могу предложить вам свою.
   - Я предпочитаю догадкам расчет, а для этого нужна отправная точка, и она у нас есть. Мы знаем последовательность событий и кое-что о характере убийцы.
   - Хорошо, - согласился я. - Расчет так расчет. Я думаю, преступник оставался тут до обнаружения тела. Значит, он - один из тех, кого допрашивал Крамер. Вам пришла в голову именно эта мысль, правильно?
   - Нет, неправильно. Дело совсем в другом. Я лишь пытаюсь произвести расчеты. Но если они верны, я знаю, кто убийца.
   Я посмотрел на Вулфа. Иногда я могу сказать, что он разыгрывает меня, но чаще мне не удается понять насмешку. Я решил подольститься к нему.
   - Вот это да! - восхищенно проговорил я. - Если вы хотите, чтобы я позвонил ему по телефону, я сделаю это из кухни.
   - Я хочу проверить свои расчеты.
   - Я тоже.
   - Но это не так просто. Проверка, которая удовлетворила бы меня, может быть проведена только тобой. Но тебе придется подвергнуться серьезной опасности.
   - Ну и ну! - Я вытаращил глаза. - Это что-то новое. С каких пор вы стали таким нерешительным, когда надо подвергнуть меня опасности?
   - Сейчас опасность слишком большая.
   - Позвольте мне самому судить. А вы пока расскажите, что задумали.
   - Хорошо. - Он взмахнул рукой. - Твоя старая пишущая машинка ещё работает?
   - Да, конечно.
   - Принеси её сюда и не забудь несколько листов бумаги и конверт. И захвати из моей спальни манхэттенский телефонный справочник.
   Когда я вернулся в столовую и поставил пишущую машинку напротив своего стула, Вулф сказал:
   - Нет, дай её сюда. Я буду печатать сам.
   Я удивленно вскинул брови.
   - Но вы провозитесь битый час с одной страницей.
   - Вставь лист. У меня всего несколько строк.
   Я заправил лист и поставил машинку перед Вулфом. Некоторое время он растерянно смотрел на нее, потом начал печатать. Я отвернулся, чтобы не отпустить замечания по поводу его великолепной двухпальцевой техники машинописи, но не успел: Вулф уже извлек лист.
   - Думаю, этого достаточно, - сказал он.
   Я взял у него лист и прочел: "Сегодня она была весьма словоохотлива, поэтому я знаю, кому послать означенную записку, да и многое другое тоже знаю. Я ещё не решил, что делать, и пока ничего никому не рассказывал. Сначала я хочу поговорить с вами, и если завтра, во вторник, вы позвоните мне с девяти утра до полудня, мы сможем условиться о встрече. Не стоит её откладывать, иначе мне придется делать выбор в одиночку".
   Я трижды перечитал записку и посмотрел на Вулфа, который уже вставил в машинку конверт и теперь листал телефонную книгу. Наконец он принялся печатать адрес. Я подождал, пока он вытащит конверт из машинки, и спросил:
   - И это все? Ни имени, ни даже инициалов?
   - Нет.
   - Готов признать, что это остроумно. Мы можем забыть о расчете и разослать такие письма всем, кто был на приеме, а потом подождать, кто из них позвонит.
   - Я предпочитаю отправить это письмо только одному человеку - тому, на которого указал мне ты своим рассказом. Вот и проверим, верен ли расчет.
   - И сэкономим на марках. Единственный изъян плана, на мой взгляд, заключается в том, что меня могут задушить.
   - Я хочу свести риск к минимуму, Арчи.
   - Я тоже. Придется одолжить у Сола пистолет. Мой остался в кабинете. Я могу взять конверт и бросить в ящик на Таймс-сквер.
   - Да, но прежде сними с письма копию. Попроси Сола прийти сюда утром. Если нам позвонят, тебе придется хорошенько обмозговать, как провести встречу.
   - Согласен.
   Вулф протянул мне конверт.
   С восьми часов следующего утра мне пришлось то отвечать на телефонные звонки, то открывать дверь. В девять мне на помощь пришел Сол и занялся дверью, а телефон так и остался на мне. Звонили главным образом из редакций газет, но пару раз довелось отвечать полицейским из отдела по расследованию убийств.
   Всякий раз, когда я подходил к телефону и говорил: "Сыскное бюро Ниро Вулфа, Арчи Гудвин слушает", у меня начиналось сердцебиение, но вскоре все опять входило в норму.
   Незадолго до одиннадцати я сидел на кухне с Солом, которого по указке Вулфа ввел в курс дела. Зазвонил телефон.
   - Сыскное бюро Ниро Вулфа, Арчи Гудвин слушает.
   - Вы прислали мне записку.
   Меня так и подмывало поступить с телефонной трубкой так же, как Уэддер накануне обошелся с цветочным горшком, но я сдержался.
   - Я? Вам? Какую ещё записку?
   - Записку с предложением встретиться. Вы ещё хотите обсуждать затронутую тему?
   - Ах, да! Конечно. Мы одни, никто нас не слышит, но я не узнаю вас по голосу. Кто вы?
   - У меня два голоса. Сейчас я использую второй. Вы уже приняли решение?
   - Нет, я ждал вашего звонка.
   - Разумно. Я готов обсудить дело. Вы вечером свободны?
   - Как птица. Приезжайте в кафе на углу Пятьдесят первой улицы и Одиннадцатой авеню к восьми часам. Машину оставьте на Пятьдесят первой улице, но поодаль от перекрестка. Разумеется, вы должны быть один. Войдите в кафе и закажите что-нибудь. Я не приду, но вы получите записку. Успеете к восьми часам?
   - Да. Но я все ещё не узнал вас. Непохоже, что вы - тот человек, которому я отправил письмо.
   - Это я. Мы договорились, так?
   Разговор прервался. Я положил трубку, сказал Фрицу, что теперь он может отвечать на звонки, и пулей поднялся на третий этаж.
   Вулф был в холодном отделении оранжереи. Выслушав мой доклад, он только кивнул.
   - Этот звонок, - сказал он, - подтверждает верность наших умозаключений и нашего расчета, но ничего более. Печати с двери сняли?
   Я ответил, что нет.
   - Я просил об этом Стеббинса, и он обещал поговорить с Крамером.
   - Больше не проси, - резко бросил Вулф. - Пойдем в мою комнату.
   Окажись убийца в этот день в нашем доме, он был бы польщен. Даже с четырех до шести, когда Вулф, по обыкновению, был в оранжерее, он усиленно обдумывал мою предстоящую встречу с душегубом, поэтому, когда он спустился на кухню, у него была уйма новых идей. Я тоже размышлял о том, что произойдет вечером. Правда, мне пришлось на часок отлучиться на Леонард-стрит, чтобы ответить на вопросы окружного прокурора. Среди ценных указаний, данных мне Вулфом, были и такие, которые показались мне сущей бессмыслицей: зайти к доктору Уоллмеру за рецептом, а потом - в аптеку.
   Когда я вернулся из окружной прокуратуры, мы с Солом сели в машину и поехали на разведку. Мы не останавливались на перекрестке Пятьдесят первой улицы и Одиннадцатой авеню, но четырежды проехали его, чтобы найти место для Сола. И он сам, и Вулф настаивали, чтобы Сол был поблизости.
   Наконец мы остановились у бензоколонки напротив кафе. В восемь часов Солу надлежало сесть в такси и оставаться там, пока водитель будет возиться с карбюратором. Дальше придется действовать по обстановке, и вариантов множество. Кабы я имел дело не с Солом, а с кем-то другим, у меня не было бы уверенности, что мой партнер запомнит хотя бы половину указаний. Например, если я выйду из кафе, сяду в машину и уеду, Сол должен следовать за мной лишь в том случае, если я опущу стекло.
   Сол ушел раньше меня, чтобы найти подходящего водителя. Вулф проводил меня до передней, где я вооружился шляпой и дождевиком.
   - Мне все это решительно не нравится, - твердил он. - По-моему, тебе надо засунуть его в носок, а не в карман.
   - Не согласен. Если меня обыщут, то все равно найдут, в носке или в кармане.
   - Ты уверен, что он заряжен?
   - На моей памяти вы ещё ни разу так не волновались. Сейчас вы наверняка посоветуете мне надеть галоши.
   Вулф даже придержал для меня дверь. На улице моросило, и через пару минут я был вынужден включить "дворники". Когда я свернул к Десятой авеню, часы на приборном щитке показывали без четверти восемь, а когда сделал левый поворот к Пятьдесят первой улице, на них было без десяти. В это время здесь безлюдно. Я подкатил к тротуару и остановился ярдах в двадцати от перекрестка. Заглушил мотор и опустил стекло, чтобы лучше видеть бензоколонку на той стороне улицы. Без одной минуты восемь подъехало такси и остановилось у колонки. Водитель вылез, открыл капот и принялся копаться в моторе. Я поднял стекло, захлопнул дверцу и вошел в кафе.
   За стойкой суетился бармен, на высоких табуретах сидели пятеро посетителей. Я сел, заказал кофе с мороженым и за десять минут расправился со всем этим, а потом заказал еще.
   Вскоре вошел мужчина, окинул взглядом зал, приблизился ко мне и спросил, как меня зовут. Получив ответ, он протянул мне сложенный лист бумаги и повернулся, чтобы уйти. Он был совсем молоденький, наверное, студент, и я не стал удерживать его - тот тип, с которым у меня была назначена встреча, едва ли мог так выглядеть. Развернув листок, я увидел старательно выведенные печатными буквами слова: "Подойдите к своей машине и достаньте из-под "дворника" записку. Прочтите её в машине".
   Я расплатился, вышел на улицу и исполнил все полученные указания. Записка была выведена той же рукой, что и первая: "Не подавайте никаких знаков, следуйте указаниям. Поверните направо на Одиннадцатую авеню и медленно езжайте до Пятьдесят шестой улицы. Сверните направо и двигайтесь к Девятой авеню, поверните на неё и опять езжайте направо до Сорок девятой улицы. Налево на Одиннадцатую авеню. Налево на Тридцать восьмую улицу. Направо по Седьмой авеню. Направо по Двадцать седьмой улице. Остановитесь между Девятой и Десятой авеню. Подойдите к дому 814 и 5 раз постучите в дверь. Отдайте обе записки человеку, который откроет вам. Он скажет, куда идти дальше".
   Мне это совсем не понравилось, но надо было признать: они придумали самый лучший способ убедиться, что я пришел на встречу один.
   Полил дождь. Запустив мотор, я с трудом разглядел сквозь мокрое стекло водителя такси - тот все ещё возился со своей машиной. Пришлось бороться с соблазном опустить стекло и помахать на прощание рукой. Я подъехал к перекрестку, дождался зеленого сигнала светофора и свернул на Одиннадцатую авеню.
   Остановившись на красный свет у Пятьдесят второй улицы, я заметил, что сзади меня от тротуара отъезжает то ли черный, то ли темно-синий автомобиль. Как и следовало ожидать, он увязался за мной.
   Как я вскоре узнал, за рулем этой машины сидел не убийца. Возле дома 814 на Двадцать седьмой улице было место для стоянки. Темно-синяя машина остановилась позади меня. Заперев дверцу, я немного постоял на тротуаре, но мой сопровождающий сидел в машине, точно гвоздем прибитый, поэтому я последовал указаниям, поднялся на крыльцо старого приземистого дома и пять раз постучался в дверь. Сквозь стекло мне не удалось никого заметить в полутемной прихожей. Тут за спиной послышались шаги, и я обернулся. Это был мой преследователь.
   - Ну, вот и приехали, - дружелюбно проговорил я.
   - Вы почти оторвались от меня на каком-то углу, - ответил он. Отдайте мне записки.
   Я вручил ему все улики, которые были в нашем распоряжении, и успел разглядеть своего опекуна. Он был примерно моих лет и роста, поджарый и жилистый, с оттопыренными ушами и красной родинкой на правой стороне подбородка.
   - Все верно, - сказал он и спрятал записки в карман. Потом извлек оттуда ключ и открыл дверь. - Следуйте за мной.
   Когда мы поднимались наверх, я мог бы без труда вытащить пистолет из кобуры у него на боку. Но у него на боку не было кобуры. Возможно, он, как и я, предпочитал носить кобуру под мышкой.
   Лестница была деревянная и обшарпанная, стены следовало бы оштукатурить ещё во времена Пирл-Харбор, а воздух был напоен амбре, состоявшим из уникальнейших и мерзейших ароматов. Поднявшись, мой предводитель указал на дверь в конце коридора и велел мне войти.
   В комнате был ещё один человек, но опять не тот, с кем я условился о встрече. Во всяком случае, я так думал. Едва ли можно было вести речь о каком-либо убранстве, но в комнате все же была мебель - стол, кровать и три стула. Лежавший на кровати человек приподнялся, когда мы вошли, и сел на постели. Его ноги едва доставали до пола. У человека был торс борца и ножки жокея. Он сощурил красные глаза, как будто только что пробудился ото сна.
   - Это он? - спросил полуборец-полужокей.
   - Он самый, - ответил тощий.
   Полуборец-полужокей поднялся, подошел к столу и взял моток бечевки.
   - Снимайте шляпу, плащ и садитесь сюда, - он указал на один из стульев.