— Не «меньше двадцати»! Меньше, чем двадцать.
— Спасибо. Я ненароком выведал, что состояние миссис Оделл исчисляется цифрой с восемью нулями. Или даже с девятью. Мне оставалось либо уволиться и сделать ей предложение, либо вынудить ее обратиться к вам. Я бросил монетку — и вы выиграли. Вот я и написал ей письмо.
— А вот теперь, — процедил он сквозь зубы, — выбирать буду я.
— Разумеется. Увольте меня или принимайтесь за работу. Если вы меня уволите, я не стану брать у вас отступные. Ведь в таком случае мне пришлось бы снимать деньги с вашего банковского счета, а всякий раз, как мне приходилось это делать в течение последнего месяца, я с трудом удерживался от рыданий. Меня так и подмывало разорвать на себе одежды и посыпать волосы пеплом. Когда будете принимать решение, не забудьте, что по меньшей мере дважды вы сами поступали так же, когда денег на счету оставалось — кот наплакал. В последний раз такое случилось, когда вы послали меня к женщине по фамилии Фрейсер. Разница только в том, что на сей раз я поступил так, не посоветовавшись с вами. Я предпочитаю отрабатывать хотя бы часть своего жалованья.
Вулф обеими руками вцепился в набалдашники подлокотников кресла, откинулся назад и закрыл глаза. Губы, правда, втягивать и выпячивать не стал — это означало, что ни о чем серьезном он не размышляет, а только прикидывает, стоит ли овчинка выделки.
Я уже собрался было развернуться к письменному столу и приступить к чтению собственного экземпляра «Таймс», когда Вулф открыл глаза, выпрямился и заговорил:
— Насчет моих слов по поводу самого важного факта, на который не обращают внимания. Эта женщина, разумеется, захочет знать, в чем он состоит. У тебя есть предложения?
— Еще бы. Я уже ей сказал — вчера. Главное — то, что Оделл вошел в комнату Браунинга и выдвинул тот самый ящик, в котором, насколько все знали, всегда хранилось только виски. Почему? Вот самый главный вопрос. Вы читали про это убийство только в газетах, а я вчера битых полтора часа обсуждал его с Лоном Коэном и узнал кое-какие подробности, которые не публиковались.
— Проклятье! — Вулф состроил гримасу. — Ладно. Излагай. Главное из беседы с мистером Коэном. И дословно — весь разговор с этой женщиной.
Я начал излагать.
Глава 5
Глава 6
— Спасибо. Я ненароком выведал, что состояние миссис Оделл исчисляется цифрой с восемью нулями. Или даже с девятью. Мне оставалось либо уволиться и сделать ей предложение, либо вынудить ее обратиться к вам. Я бросил монетку — и вы выиграли. Вот я и написал ей письмо.
— А вот теперь, — процедил он сквозь зубы, — выбирать буду я.
— Разумеется. Увольте меня или принимайтесь за работу. Если вы меня уволите, я не стану брать у вас отступные. Ведь в таком случае мне пришлось бы снимать деньги с вашего банковского счета, а всякий раз, как мне приходилось это делать в течение последнего месяца, я с трудом удерживался от рыданий. Меня так и подмывало разорвать на себе одежды и посыпать волосы пеплом. Когда будете принимать решение, не забудьте, что по меньшей мере дважды вы сами поступали так же, когда денег на счету оставалось — кот наплакал. В последний раз такое случилось, когда вы послали меня к женщине по фамилии Фрейсер. Разница только в том, что на сей раз я поступил так, не посоветовавшись с вами. Я предпочитаю отрабатывать хотя бы часть своего жалованья.
Вулф обеими руками вцепился в набалдашники подлокотников кресла, откинулся назад и закрыл глаза. Губы, правда, втягивать и выпячивать не стал — это означало, что ни о чем серьезном он не размышляет, а только прикидывает, стоит ли овчинка выделки.
Я уже собрался было развернуться к письменному столу и приступить к чтению собственного экземпляра «Таймс», когда Вулф открыл глаза, выпрямился и заговорил:
— Насчет моих слов по поводу самого важного факта, на который не обращают внимания. Эта женщина, разумеется, захочет знать, в чем он состоит. У тебя есть предложения?
— Еще бы. Я уже ей сказал — вчера. Главное — то, что Оделл вошел в комнату Браунинга и выдвинул тот самый ящик, в котором, насколько все знали, всегда хранилось только виски. Почему? Вот самый главный вопрос. Вы читали про это убийство только в газетах, а я вчера битых полтора часа обсуждал его с Лоном Коэном и узнал кое-какие подробности, которые не публиковались.
— Проклятье! — Вулф состроил гримасу. — Ладно. Излагай. Главное из беседы с мистером Коэном. И дословно — весь разговор с этой женщиной.
Я начал излагать.
Глава 5
Большинство людей, которые входят в этот кабинет впервые, озабочены своими бедами, но тем не менее частенько замечают что-нибудь особенное — огромный персидский ковер размером четырнадцать футов на двадцать шесть, исполинский глобус — три фута в поперечнике — или орхидеи в вазе на столе Вулфа. А вот миссис Питер Д. Оделл не заметила ничего. Когда я проводил ее в кабинет, она сразу уставилась на Вулфа и продолжала таращиться на него, даже подойдя к его столу. Следом за ней вошла секретарша. Вулф, естественно, даже не подумал привстать им навстречу.
— Шарлотта Хабер — мой секретарь, — представила миссис Оделл. — Я привела ее с собой на тот случай, если мне что-нибудь понадобится.
Она шагнула к красному кожаному креслу, уселась и положила сумочку на маленький столик возле подлокотника. Я придвинул одно из желтых кресел секретарше. По взгляду, которым удостоила меня у двери мисс Хабер, несложно было догадаться, что она предпочла бы находиться где-нибудь в другом месте. Ее узкий лоб был наморщен, отчего казался еще уже, а сложенные бантиком губы делали и без того маленький ротик почти невидимым.
— Я навела про вас справки в трех местах, — скрипучим голосом обратилась миссис Оделл к Вулфу. — Вы своенравны и упрямы, берете огромные гонорары, но на вас можно положиться.
Вулф хрюкнул.
— Вам следовало копнуть глубже, — ворчливо сказал он. — Как насчет профессионализма?
— О, судя по откликам, соображаете вы неплохо. Впрочем, на этот счет я составлю мнение сама. Ваш человек сказал мне, что, по вашим словам, полиция не уделяет должного внимания самому важному вопросу: почему мой муж пошел в комнату Браунинга и выдвинул тот самый ящик? Я хочу знать, почему именно это так важно. — Она взяла сумочку, раскрыла и извлекла наружу чековую книжку. — Сколько вы хотите за ответ на мой вопрос?
Вулф потряс головой.
— Я обсуждаю подобные тонкости только с клиентами, а на вас я не работаю. Однако, учитывая, что мистер Гудвин сослался на меня — о чем я даже не подозревал, — я сделаю для вас исключение. Когда речь идет о судебном процессе по делу об убийстве, подозреваемый может быть осужден и без доказанного мотива. Разумеется, присяжным проще вынести вердикт, когда мотив преступления установлен, но это не является обязательным условием. Совсем иное дело, когда убийство только расследуется. Здесь уже выяснить мотивацию необходимо. Много веков назад на древнем языке был задан вопрос: Cui bono? Кому это выгодно? Пытаться выяснить, кто подложил бомбу в ящик, не зная, для кого она предназначалась, — дело гиблое; чтобы узнать же это, нужно выяснить, почему ваш муж вошел в эту комнату и выдвинул тот ящик, а также кто знал о том, что он это сделает. Собственно говоря, это и есть самый главный вопрос: кто знал, что он так поступит? И знал ли? Если бы дело расследовал я, то сосредоточил бы все усилия на решении именно этого вопроса, отбросив все другие. Я вам ответил, мадам, и гонорара не потребую, поскольку мистер Гудвин процитировал меня без моего ведома и согласия.
Она по-прежнему не выпускала из руки чековую книжку.
— В полиции считают, что бомба предназначалась для Эймори Браунинга.
— Несомненно. Вполне разумное предположение. Но если на самом деле она предназначалась для вашего супруга, то полиция зря тратит время и ничего не добьется.
— Почему вы считаете, что бомба предназначалась для моего мужа?
— Я так не считаю. Но я полагаю, что это вовсе не исключено. И повторяю: в первую очередь я бы хотел узнать, знал ли кто-нибудь о том, что он собирается войти в эту комнату и выдвинуть этот ящик. И если да, то кто.
Миссис Оделл сидела и молча смотрела на Вулфа. Потом повернула голову и бросила взгляд на меня, после чего перевела взгляд на Шарлотту Хабер. Не знаю, требовалась ли ей какая-то помощь, или она делала это просто так, неосознанно. Наконец миссис Оделл раскрыла чековую книжку, вынула ручку, решительно начиркала на чеке, потом на корешке и вырвала чек.
— Вы сказали, что не работаете на меня, — заявила она. — Теперь это уже не так. Вот вам двадцать тысяч долларов в качестве аванса. Я хочу вам кое-что сказать, а также посоветоваться с вами, при условии, что все сказанное останется между нами и вы никогда, ни при каких обстоятельствах, не расскажете об этом кому-либо еще.
Вулф покачал головой.
— Я не могу согласиться на такие условия.
— Господи, почему? Любой адвокат согласился бы.
— Я не член коллегии адвокатов. Сказанное мне клиентом не считается конфиденциальными сведениями… Арчи, твой блокнот.
Я вытащил из ящика блокнот и приготовил ручку.
— В двух экземплярах, — сказал Вулф. — «Удостоверяю, запятая, что получил от миссис Питер Д. Оделл чек на двадцать тысяч долларов в качестве аванса за свои услуги. Точка. Гарантирую, запятая, что любые сведения, запятая, полученные от нее, запятая, не будут раскрыты без ее согласия ни мной, запятая, ни Арчи Гудвином, запятая, если возникшие обстоятельства не обяжут его или меня раскрыть их в законном порядке». — Он обратился к ней: — Уверяю вас, что мы никоим образом не заинтересованы в возникновении подобных обстоятельств. Это вас устроит?
— Я не… Я должна посмотреть на расписку.
Я вложил в каретку бумагу и забарабанил по клавишам. На стене за моим письменным столом висит зеркало высотой в четыре, а шириной в шесть футов, и мне было видно, с каким изумлением следит за мной мисс Хабер. Ни одна секретарша не верит, что какой-либо мужчина способен печатать на машинке десятью пальцами. Управившись с привычным делом, я вынул бумагу, оставил себе копию, а первый экземпляр передал Вулфу. Он подписал бумагу, вернул мне, а я уже отдал ее миссис Оделл. Та прочитала расписку, пожевала губами, перечитала ее и наконец вручила мне чек. Я пробежал чек глазами и отдал его Вулфу, который, даже не удостоив бумажку взглядом, небрежно бросил ее на стол.
Вулф посмотрел на свою клиентку:
— Я подписал эту расписку, мадам, но не буду считать себя чем-либо вам обязанным, пока не узнаю, чего именно вы от меня хотите. Надеюсь, мне не придется возвращать вам заверенный вами чек, но, если возникнет необходимость, я это сделаю. В любом случае я обязуюсь не разглашать полученные от вас сведения, оставаясь в рамках законности. Итак, что вам нужно?
— Мне нужен ваш совет. Я хочу знать, что я могу делать. Мне точно известно, почему именно мой муж пошел в комнату Эймори Браунинга и полез в тот ящик. Знает это и мисс Хабер. Вот почему она здесь. Я знаю, что бомба предназначалась именно ему, и знаю, кто ее подложил.
Думаю, что Вулфу в своей жизни доводилось удивляться не реже, чем нам с вами, но гонор не позволял ему признавать это. Однако эта дамочка его прошибла. Его глаза широко раскрылись, потом прищурились, и Вулф прочистил горло.
— Вот как? — произнес он. — Вы рассказали это полиции?
— Нет. Я не сказала ни одной живой душе. Никто не знает об этом, кроме мисс Хабер и меня. Я надеялась, что полиция его схватит. И почему они не докопались, где и как он раздобыл эту бомбу? Господи, и почему они такие бестолковые? Ведь уже больше двух недель прошло. Теперь, после того что вы мне сказали, я должна что-то предпринять, и я хочу, чтобы вы мне сказали — что именно. Сколько вам известно? Вы знаете, что в тот самый день на пять часов был назначен совет директоров, на котором должно было решиться, кому быть следующим президентом КВС?
— Да. Им должен был стать либо ваш муж, либо мистер Браунинг.
Она кивнула.
— Они должны были оба присутствовать на совете, предложить свою программу дальнейшей политики фирмы и первоочередных изменений, ответить на вопросы, а потом выйти. А мы должны были обсудить обе кандидатуры и затем проголосовать. Это вы тоже знали?
— Нет.
— Что ж, теперь знаете. Если вы читали газеты, то вам известно, что Эймори Браунинг хранил в том ящике стола виски особого сорта.
— Да.
— И что каждый день, часа в четыре, он прикладывался к бутылке.
— Да, это тоже упоминалось.
— Так оно и было. Каждый день между четырьмя и пятью. Все об этом знали. Хорошо, теперь я перехожу к тому самому, что вы обязались никому не раскрывать. Мой муж отправился в ту комнату и выдвинул тот самый ящик, чтобы подложить кое-что в виски. Это была моя задумка. Вам известно, что такое ЛСД?
— Да. Сильнодействующий наркотик. Диэтиламид лизергиновой кислоты.
— Господи, как вы можете это выговорить! Так вот, я сумела раздобыть его. Не спрашивайте у меня, каким образом. Мисс Хабер в курсе. Он был в виде порошка, который я ссыпала в маленькую пластмассовую ампулу и уговорила мужа воспользоваться им. Полиции об этом известно. Ампулу нашли в кармане его пиджака. Об этом вы не знали?
— Нет.
— Да, это держится в тайне. Думаю, что, кроме меня, они никому об этом не сказали, а я заявила, что мне ничего не известно. Питер собирался подсыпать порошок в виски. Ведь Браунинг наверняка приложился бы к бутылке, прежде чем идти на пятичасовое собрание. Мы понятия не имели, какое влияние окажет на него такое количество ЛСД — мы ведь даже не знали, сколько виски осталось в бутылке. Тем не менее мы были вправе рассчитывать, что наркотик подействует на Браунинга, и он произведет плохое впечатление на директоров, а ведь именно в тот день мы и должны были вынести решение о том, кто займет место президента. Ну вот, теперь вы знаете, почему мой муж полез в этот ящик.
Вулф кивнул.
— Да, наверное. Маловероятно, что вы могли бы выдумать подобную историю… к тому же ЛСД находится в руках полиции. Вы сказали, что мисс Хабер знает, как вы раздобыли наркотик. А знает ли она, какое применение вы ему уготовили?
— Да.
— А кто-нибудь еще об этом знает?
— Да. Эймори Браунинг.
Вулф покачал головой.
— Не злоупотребляйте моим доверием, мадам. Не собираетесь же вы сказать мне, что вашего мужа убил мистер Браунинг?
— Собираюсь. Убийца — он. — Она повернула голову: — Шарлотта?
Мисс Хабер раскрыла было рот, но тут же сомкнула губы. Потом подняла и уронила руку.
— Пожалуйста, миссис Оделл! — взмолилась она. — Я не думаю… скажите ему. Прошу вас.
— Что ж, ваше право. — Миссис Оделл обратилась к Вулфу: — Люди делятся на сильных и слабых, — сказала она. — Мисс Хабер как раз из породы слабых. Она — прекрасный работник, но ей не хватает смелости. Она узнала по моей просьбе, где достать ЛСД; более того, именно она и приобрела наркотик примерно месяц назад. Потом, подслушав мой разговор с мужем, проведала о нашем замысле. После этого она позвонила Эймори Браунингу и сообщила ему о наших планах. Я обо всем этом узнала лишь через три дня после смерти моего мужа. Так что слабость она проявила трижды: достав для меня ЛСД, хотя не знала, что я собираюсь с ним делать; позвонив Браунингу; и, наконец, признавшись мне в содеянном. По вашим словам, самый важный вопрос заключается в том, кто знал о том, что мой муж собирается пойти в эту комнату и полезть в тот самый ящик. Так вот, знали об этом трое: мисс Хабер, я и Эймори Браунинг. Браунинга она предупредила за четыре дня до случившегося, так что времени подложить бомбу у него было предостаточно.
Вулф, набычившись, хмуро таращился на нее.
— Замечательное представление, — заявил он. — Необыкновенное. Вы, похоже, не замечаете…
— Я еще не закончила, — оборвала его миссис Оделл. — Насчет того, как Браунинг заполучил бомбу. Вы смотрите телевизор?
— Редко.
— Примерно три месяца назад КВС организовала часовую программу под названием «Откуда берутся бомбочки». Вы ее видели?
— Нет.
— Многим людям показалось, что организаторы явно переусердствовали, объясняя, из чего сделаны бомбы и откуда они берутся, но я так не считаю — ведь ни адресов, ни подлинных имен изготовителей никто не называл. Задумал эту программу сам Браунинг, а всю подготовительную работу проделали его сотрудники, так что собрать нужные сведения труда ему не составило. Если вы считаете, что ему было сложно раздобыть бомбу и научиться пользоваться ею всего за четыре дня, то на самом деле это вовсе не так.
Вулф продолжал хмуриться.
— Вы меня не так поняли. Я имел в виду ваше представление. Это, конечно, следует принять во внимание, но прежде я хотел бы уточнить, стану ли вообще ввязываться в это дело. Чего вы от меня ожидаете, если я соглашусь на эту работу?
— Я ожидаю, что вы скажете мне, что я должна делать. И, надеюсь, поможете мне. Я хочу, чтобы Эймори Браунинг был изобличен, осужден и понес заслуженное наказание, но я не хочу, чтобы сказанное мною вам выплыло наружу. Я не собираюсь сидеть в свидетельском кресле и отвечать на вопросы по поводу того, что замыслили мы с мужем. Сколько вы сами совершили таких поступков, о которых хотели бы умолчать?
— Возможно, тысячу. Порчей чужого виски я не занимался, но о вкусах и методах не спорят. — Вулф повернул голову: — Мисс Хабер, вы подтверждаете то, что рассказала мне миссис Оделл о вашем участии в этом деле?
Секретарша сглотнула. Она сидела вполоборота ко мне, но смотрела, должно быть, прямо в глаза Вулфу.
— Да, — еле слышно выдавила она. Потом повторила, чуть громче: — Да, подтверждаю.
— Вы достали какое-то количество ЛСД по ее просьбе?
— Да, но я не собираюсь объяснять, где и как.
— Мне и не нужно это знать — во всяком случае сейчас. И вы узнали, что она собирается сделать с наркотиком, подслушав ее разговор с мужем?
— Да. Я думала, что имела право знать. ЛСД запрещен. Приобретать его и даже просто хранить — противозаконно.
— И вы решили рассказать про это мистеру Браунингу? Почему?
— Потому что я боялась, что наркотик может убить его. То количество, которое я дала миссис Оделл, — там было почти четыре столовых ложки… Я не знала, чего от него ждать. Если бутылка виски была полна лишь наполовину или даже на четверть, то такая огромная доза наркотика могла, насколько мне известно, оказаться смертельной для мистера Браунинга. Я оказалась бы соучастницей убийства… Да и вообще, я не хотела оказаться замешанной в такое тяжкое преступление. Должно быть, все дело в том, что сказала миссис Оделл, — я и впрямь такая слабая и безвольная личность. Но как бы то ни было, я не хотела становиться убийцей.
— Как вы связались с мистером Браунингом? Вы ему написали?
— Нет, позвонила. В пятницу вечером, из загородного автомата. Я не назвалась. Я вообще не назвала ему ни одного имени. Я только сказала, что во вторник днем некто собирается подсыпать ему в виски крайне опасный препарат и что ему лучше не пить это виски. Он порывался расспросить меня, но я повесила трубку. Конечно, он мог заподозрить, что злоумышленником окажется мистер Оделл, но мне и в голову не могло прийти, что он способен так поступить.
— Откуда именно вы звонили?
— Из Коннектикута. Из городка Вестпорт.
— Вы сказали, что позвонили в пятницу вечером. А в какую именно пятницу?
— Накануне этого ужасного случая. За четыре дня.
— Значит, шестнадцатого мая.
— Да? — Она ненадолго задумалась. — Да, вы правы, шестнадцатого.
— В котором часу вы ему позвонили?
— Около девяти. В самом начале десятого. Когда, как мне показалось, он должен был закончить ужин.
— А вы уверены, что разговаривали именно с мистером Браунингом?
— О, совершенно уверена. Он сам подошел к телефону, да и голос его мне хорошо знаком. Я его слышала не меньше дюжины раз, когда он звонил домой мистеру Оделлу.
Вулф задумчиво посмотрел на нее.
— А вы не говорили миссис Оделл, что предупредили его?
— Нет, конечно.
— Но ведь сказали потом, через три дня после смерти мистера Оделла. Почему?
— Потому что… Словом, я не могла иначе. Я же сказала вам, что не хотела стать убийцей, а сама все же стала. Не сделай я этого звонка, мистер Оделл был бы еще жив, да и мистер Браунинг, скорее всего, тоже. Возможно, ЛСД не повредил бы ему. Я не могла продолжать оставаться с миссис Оделл и не сказать ей… У меня не было другого выхода.
Вулф посмотрел на миссис Оделл.
— Это случилось две недели назад. Почему вы ее не уволили?
— Что за дурацкий вопрос! — взвилась миссис Оделл. — Ведь она могла разболтать кому угодно. Полиции, например. Я хочу нанять вас вовсе не для того, чтобы копаться в поведении мисс Хабер… Или в моем собственном. Я хочу знать, как отомстить Браунингу, не разглашая истории с наркотиком.
Вулф закрыл глаза, и его указательный палец принялся вычерчивать крохотные круги на пресс-папье. Впрочем, судя по тому, что губами он не шевелил, задачка выдалась не из сложных; решение он уже принял, а теперь просто обдумывал, стоит ли продолжать расспросы, прежде чем объявить о своем решении. Полминуты спустя он перестал выводить круги, поднял руку, потер лоб и, развернувшись, воззрился на меня. Если бы не посетители, он бы сказал примерно следующее: «Ты втравил меня в эту историю. Я признаю, что гонорар нам не помешает, но втянул меня ты».
Он ел меня глазами секунд десять, потом снова посмотрел на миссис Оделл…
— Очень хорошо. Вы просите невозможного, но готов принять от вас задаток. Размеры моего гонорара будут определяться не результатом, а затраченными усилиями и риском. Мне понадобится знать факты, много фактов, но приближается время ужина, а я должен услышать их из первых уст. Арчи, запиши эти фамилии: мистер Браунинг, мистер Эбботт, мистер Фолк, мистер Мир, миссис Браунинг, мисс Лугос, мисс Веннер. — Он снова обратился к клиентке: — Вы можете завтра собрать всех этих людей у меня, в девять вечера?
Миссис Оделл недоуменно уставилась на него.
— Нет. Да и с какой стати?
Для вас это труда не составит. Все они работали вместе с вашим покойным мужем. Они наверняка захотят оказать вам всяческое содействие в том, чтобы изобличить его убийцу. Они пожертвуют один вечер, если вы их попросите?
— Возможно. Но я не хочу их просить. И не стану.
Вулф взял со стола чек и протянул ей.
— Заберите его. Вы только впустую потратили свое и мое время. Вы можете рассчитывать только на чудо, а чудеса в мой арсенал не входят. Верните мне расписку.
— Господи! — тяжело вздохнула она. — Вы и впрямь несусветный упрямец. Но что могут они вам сказать?
— Не знаю, но должен это выяснить. Если существует хоть один факт, который поможет мне выполнить ваше задание, я должен заполучить его. Если вы опасаетесь, что я способен невзначай обмолвиться и выдать вас, то вы не должны были приходить сюда.
Миссис Оделл задумчиво пожевала губами.
— Это единственный путь… Вы непременно должны с ними встретиться?
— Если я берусь за работу на ваших условиях, то да.
Она посмотрела на меня, но увидела только честную, умную, заинтересованную и сочувствующую физиономию.
— Черт бы вас побрал! — махнула рукой она. — Дайте мне список.
— Шарлотта Хабер — мой секретарь, — представила миссис Оделл. — Я привела ее с собой на тот случай, если мне что-нибудь понадобится.
Она шагнула к красному кожаному креслу, уселась и положила сумочку на маленький столик возле подлокотника. Я придвинул одно из желтых кресел секретарше. По взгляду, которым удостоила меня у двери мисс Хабер, несложно было догадаться, что она предпочла бы находиться где-нибудь в другом месте. Ее узкий лоб был наморщен, отчего казался еще уже, а сложенные бантиком губы делали и без того маленький ротик почти невидимым.
— Я навела про вас справки в трех местах, — скрипучим голосом обратилась миссис Оделл к Вулфу. — Вы своенравны и упрямы, берете огромные гонорары, но на вас можно положиться.
Вулф хрюкнул.
— Вам следовало копнуть глубже, — ворчливо сказал он. — Как насчет профессионализма?
— О, судя по откликам, соображаете вы неплохо. Впрочем, на этот счет я составлю мнение сама. Ваш человек сказал мне, что, по вашим словам, полиция не уделяет должного внимания самому важному вопросу: почему мой муж пошел в комнату Браунинга и выдвинул тот самый ящик? Я хочу знать, почему именно это так важно. — Она взяла сумочку, раскрыла и извлекла наружу чековую книжку. — Сколько вы хотите за ответ на мой вопрос?
Вулф потряс головой.
— Я обсуждаю подобные тонкости только с клиентами, а на вас я не работаю. Однако, учитывая, что мистер Гудвин сослался на меня — о чем я даже не подозревал, — я сделаю для вас исключение. Когда речь идет о судебном процессе по делу об убийстве, подозреваемый может быть осужден и без доказанного мотива. Разумеется, присяжным проще вынести вердикт, когда мотив преступления установлен, но это не является обязательным условием. Совсем иное дело, когда убийство только расследуется. Здесь уже выяснить мотивацию необходимо. Много веков назад на древнем языке был задан вопрос: Cui bono? Кому это выгодно? Пытаться выяснить, кто подложил бомбу в ящик, не зная, для кого она предназначалась, — дело гиблое; чтобы узнать же это, нужно выяснить, почему ваш муж вошел в эту комнату и выдвинул тот ящик, а также кто знал о том, что он это сделает. Собственно говоря, это и есть самый главный вопрос: кто знал, что он так поступит? И знал ли? Если бы дело расследовал я, то сосредоточил бы все усилия на решении именно этого вопроса, отбросив все другие. Я вам ответил, мадам, и гонорара не потребую, поскольку мистер Гудвин процитировал меня без моего ведома и согласия.
Она по-прежнему не выпускала из руки чековую книжку.
— В полиции считают, что бомба предназначалась для Эймори Браунинга.
— Несомненно. Вполне разумное предположение. Но если на самом деле она предназначалась для вашего супруга, то полиция зря тратит время и ничего не добьется.
— Почему вы считаете, что бомба предназначалась для моего мужа?
— Я так не считаю. Но я полагаю, что это вовсе не исключено. И повторяю: в первую очередь я бы хотел узнать, знал ли кто-нибудь о том, что он собирается войти в эту комнату и выдвинуть этот ящик. И если да, то кто.
Миссис Оделл сидела и молча смотрела на Вулфа. Потом повернула голову и бросила взгляд на меня, после чего перевела взгляд на Шарлотту Хабер. Не знаю, требовалась ли ей какая-то помощь, или она делала это просто так, неосознанно. Наконец миссис Оделл раскрыла чековую книжку, вынула ручку, решительно начиркала на чеке, потом на корешке и вырвала чек.
— Вы сказали, что не работаете на меня, — заявила она. — Теперь это уже не так. Вот вам двадцать тысяч долларов в качестве аванса. Я хочу вам кое-что сказать, а также посоветоваться с вами, при условии, что все сказанное останется между нами и вы никогда, ни при каких обстоятельствах, не расскажете об этом кому-либо еще.
Вулф покачал головой.
— Я не могу согласиться на такие условия.
— Господи, почему? Любой адвокат согласился бы.
— Я не член коллегии адвокатов. Сказанное мне клиентом не считается конфиденциальными сведениями… Арчи, твой блокнот.
Я вытащил из ящика блокнот и приготовил ручку.
— В двух экземплярах, — сказал Вулф. — «Удостоверяю, запятая, что получил от миссис Питер Д. Оделл чек на двадцать тысяч долларов в качестве аванса за свои услуги. Точка. Гарантирую, запятая, что любые сведения, запятая, полученные от нее, запятая, не будут раскрыты без ее согласия ни мной, запятая, ни Арчи Гудвином, запятая, если возникшие обстоятельства не обяжут его или меня раскрыть их в законном порядке». — Он обратился к ней: — Уверяю вас, что мы никоим образом не заинтересованы в возникновении подобных обстоятельств. Это вас устроит?
— Я не… Я должна посмотреть на расписку.
Я вложил в каретку бумагу и забарабанил по клавишам. На стене за моим письменным столом висит зеркало высотой в четыре, а шириной в шесть футов, и мне было видно, с каким изумлением следит за мной мисс Хабер. Ни одна секретарша не верит, что какой-либо мужчина способен печатать на машинке десятью пальцами. Управившись с привычным делом, я вынул бумагу, оставил себе копию, а первый экземпляр передал Вулфу. Он подписал бумагу, вернул мне, а я уже отдал ее миссис Оделл. Та прочитала расписку, пожевала губами, перечитала ее и наконец вручила мне чек. Я пробежал чек глазами и отдал его Вулфу, который, даже не удостоив бумажку взглядом, небрежно бросил ее на стол.
Вулф посмотрел на свою клиентку:
— Я подписал эту расписку, мадам, но не буду считать себя чем-либо вам обязанным, пока не узнаю, чего именно вы от меня хотите. Надеюсь, мне не придется возвращать вам заверенный вами чек, но, если возникнет необходимость, я это сделаю. В любом случае я обязуюсь не разглашать полученные от вас сведения, оставаясь в рамках законности. Итак, что вам нужно?
— Мне нужен ваш совет. Я хочу знать, что я могу делать. Мне точно известно, почему именно мой муж пошел в комнату Эймори Браунинга и полез в тот ящик. Знает это и мисс Хабер. Вот почему она здесь. Я знаю, что бомба предназначалась именно ему, и знаю, кто ее подложил.
Думаю, что Вулфу в своей жизни доводилось удивляться не реже, чем нам с вами, но гонор не позволял ему признавать это. Однако эта дамочка его прошибла. Его глаза широко раскрылись, потом прищурились, и Вулф прочистил горло.
— Вот как? — произнес он. — Вы рассказали это полиции?
— Нет. Я не сказала ни одной живой душе. Никто не знает об этом, кроме мисс Хабер и меня. Я надеялась, что полиция его схватит. И почему они не докопались, где и как он раздобыл эту бомбу? Господи, и почему они такие бестолковые? Ведь уже больше двух недель прошло. Теперь, после того что вы мне сказали, я должна что-то предпринять, и я хочу, чтобы вы мне сказали — что именно. Сколько вам известно? Вы знаете, что в тот самый день на пять часов был назначен совет директоров, на котором должно было решиться, кому быть следующим президентом КВС?
— Да. Им должен был стать либо ваш муж, либо мистер Браунинг.
Она кивнула.
— Они должны были оба присутствовать на совете, предложить свою программу дальнейшей политики фирмы и первоочередных изменений, ответить на вопросы, а потом выйти. А мы должны были обсудить обе кандидатуры и затем проголосовать. Это вы тоже знали?
— Нет.
— Что ж, теперь знаете. Если вы читали газеты, то вам известно, что Эймори Браунинг хранил в том ящике стола виски особого сорта.
— Да.
— И что каждый день, часа в четыре, он прикладывался к бутылке.
— Да, это тоже упоминалось.
— Так оно и было. Каждый день между четырьмя и пятью. Все об этом знали. Хорошо, теперь я перехожу к тому самому, что вы обязались никому не раскрывать. Мой муж отправился в ту комнату и выдвинул тот самый ящик, чтобы подложить кое-что в виски. Это была моя задумка. Вам известно, что такое ЛСД?
— Да. Сильнодействующий наркотик. Диэтиламид лизергиновой кислоты.
— Господи, как вы можете это выговорить! Так вот, я сумела раздобыть его. Не спрашивайте у меня, каким образом. Мисс Хабер в курсе. Он был в виде порошка, который я ссыпала в маленькую пластмассовую ампулу и уговорила мужа воспользоваться им. Полиции об этом известно. Ампулу нашли в кармане его пиджака. Об этом вы не знали?
— Нет.
— Да, это держится в тайне. Думаю, что, кроме меня, они никому об этом не сказали, а я заявила, что мне ничего не известно. Питер собирался подсыпать порошок в виски. Ведь Браунинг наверняка приложился бы к бутылке, прежде чем идти на пятичасовое собрание. Мы понятия не имели, какое влияние окажет на него такое количество ЛСД — мы ведь даже не знали, сколько виски осталось в бутылке. Тем не менее мы были вправе рассчитывать, что наркотик подействует на Браунинга, и он произведет плохое впечатление на директоров, а ведь именно в тот день мы и должны были вынести решение о том, кто займет место президента. Ну вот, теперь вы знаете, почему мой муж полез в этот ящик.
Вулф кивнул.
— Да, наверное. Маловероятно, что вы могли бы выдумать подобную историю… к тому же ЛСД находится в руках полиции. Вы сказали, что мисс Хабер знает, как вы раздобыли наркотик. А знает ли она, какое применение вы ему уготовили?
— Да.
— А кто-нибудь еще об этом знает?
— Да. Эймори Браунинг.
Вулф покачал головой.
— Не злоупотребляйте моим доверием, мадам. Не собираетесь же вы сказать мне, что вашего мужа убил мистер Браунинг?
— Собираюсь. Убийца — он. — Она повернула голову: — Шарлотта?
Мисс Хабер раскрыла было рот, но тут же сомкнула губы. Потом подняла и уронила руку.
— Пожалуйста, миссис Оделл! — взмолилась она. — Я не думаю… скажите ему. Прошу вас.
— Что ж, ваше право. — Миссис Оделл обратилась к Вулфу: — Люди делятся на сильных и слабых, — сказала она. — Мисс Хабер как раз из породы слабых. Она — прекрасный работник, но ей не хватает смелости. Она узнала по моей просьбе, где достать ЛСД; более того, именно она и приобрела наркотик примерно месяц назад. Потом, подслушав мой разговор с мужем, проведала о нашем замысле. После этого она позвонила Эймори Браунингу и сообщила ему о наших планах. Я обо всем этом узнала лишь через три дня после смерти моего мужа. Так что слабость она проявила трижды: достав для меня ЛСД, хотя не знала, что я собираюсь с ним делать; позвонив Браунингу; и, наконец, признавшись мне в содеянном. По вашим словам, самый важный вопрос заключается в том, кто знал о том, что мой муж собирается пойти в эту комнату и полезть в тот самый ящик. Так вот, знали об этом трое: мисс Хабер, я и Эймори Браунинг. Браунинга она предупредила за четыре дня до случившегося, так что времени подложить бомбу у него было предостаточно.
Вулф, набычившись, хмуро таращился на нее.
— Замечательное представление, — заявил он. — Необыкновенное. Вы, похоже, не замечаете…
— Я еще не закончила, — оборвала его миссис Оделл. — Насчет того, как Браунинг заполучил бомбу. Вы смотрите телевизор?
— Редко.
— Примерно три месяца назад КВС организовала часовую программу под названием «Откуда берутся бомбочки». Вы ее видели?
— Нет.
— Многим людям показалось, что организаторы явно переусердствовали, объясняя, из чего сделаны бомбы и откуда они берутся, но я так не считаю — ведь ни адресов, ни подлинных имен изготовителей никто не называл. Задумал эту программу сам Браунинг, а всю подготовительную работу проделали его сотрудники, так что собрать нужные сведения труда ему не составило. Если вы считаете, что ему было сложно раздобыть бомбу и научиться пользоваться ею всего за четыре дня, то на самом деле это вовсе не так.
Вулф продолжал хмуриться.
— Вы меня не так поняли. Я имел в виду ваше представление. Это, конечно, следует принять во внимание, но прежде я хотел бы уточнить, стану ли вообще ввязываться в это дело. Чего вы от меня ожидаете, если я соглашусь на эту работу?
— Я ожидаю, что вы скажете мне, что я должна делать. И, надеюсь, поможете мне. Я хочу, чтобы Эймори Браунинг был изобличен, осужден и понес заслуженное наказание, но я не хочу, чтобы сказанное мною вам выплыло наружу. Я не собираюсь сидеть в свидетельском кресле и отвечать на вопросы по поводу того, что замыслили мы с мужем. Сколько вы сами совершили таких поступков, о которых хотели бы умолчать?
— Возможно, тысячу. Порчей чужого виски я не занимался, но о вкусах и методах не спорят. — Вулф повернул голову: — Мисс Хабер, вы подтверждаете то, что рассказала мне миссис Оделл о вашем участии в этом деле?
Секретарша сглотнула. Она сидела вполоборота ко мне, но смотрела, должно быть, прямо в глаза Вулфу.
— Да, — еле слышно выдавила она. Потом повторила, чуть громче: — Да, подтверждаю.
— Вы достали какое-то количество ЛСД по ее просьбе?
— Да, но я не собираюсь объяснять, где и как.
— Мне и не нужно это знать — во всяком случае сейчас. И вы узнали, что она собирается сделать с наркотиком, подслушав ее разговор с мужем?
— Да. Я думала, что имела право знать. ЛСД запрещен. Приобретать его и даже просто хранить — противозаконно.
— И вы решили рассказать про это мистеру Браунингу? Почему?
— Потому что я боялась, что наркотик может убить его. То количество, которое я дала миссис Оделл, — там было почти четыре столовых ложки… Я не знала, чего от него ждать. Если бутылка виски была полна лишь наполовину или даже на четверть, то такая огромная доза наркотика могла, насколько мне известно, оказаться смертельной для мистера Браунинга. Я оказалась бы соучастницей убийства… Да и вообще, я не хотела оказаться замешанной в такое тяжкое преступление. Должно быть, все дело в том, что сказала миссис Оделл, — я и впрямь такая слабая и безвольная личность. Но как бы то ни было, я не хотела становиться убийцей.
— Как вы связались с мистером Браунингом? Вы ему написали?
— Нет, позвонила. В пятницу вечером, из загородного автомата. Я не назвалась. Я вообще не назвала ему ни одного имени. Я только сказала, что во вторник днем некто собирается подсыпать ему в виски крайне опасный препарат и что ему лучше не пить это виски. Он порывался расспросить меня, но я повесила трубку. Конечно, он мог заподозрить, что злоумышленником окажется мистер Оделл, но мне и в голову не могло прийти, что он способен так поступить.
— Откуда именно вы звонили?
— Из Коннектикута. Из городка Вестпорт.
— Вы сказали, что позвонили в пятницу вечером. А в какую именно пятницу?
— Накануне этого ужасного случая. За четыре дня.
— Значит, шестнадцатого мая.
— Да? — Она ненадолго задумалась. — Да, вы правы, шестнадцатого.
— В котором часу вы ему позвонили?
— Около девяти. В самом начале десятого. Когда, как мне показалось, он должен был закончить ужин.
— А вы уверены, что разговаривали именно с мистером Браунингом?
— О, совершенно уверена. Он сам подошел к телефону, да и голос его мне хорошо знаком. Я его слышала не меньше дюжины раз, когда он звонил домой мистеру Оделлу.
Вулф задумчиво посмотрел на нее.
— А вы не говорили миссис Оделл, что предупредили его?
— Нет, конечно.
— Но ведь сказали потом, через три дня после смерти мистера Оделла. Почему?
— Потому что… Словом, я не могла иначе. Я же сказала вам, что не хотела стать убийцей, а сама все же стала. Не сделай я этого звонка, мистер Оделл был бы еще жив, да и мистер Браунинг, скорее всего, тоже. Возможно, ЛСД не повредил бы ему. Я не могла продолжать оставаться с миссис Оделл и не сказать ей… У меня не было другого выхода.
Вулф посмотрел на миссис Оделл.
— Это случилось две недели назад. Почему вы ее не уволили?
— Что за дурацкий вопрос! — взвилась миссис Оделл. — Ведь она могла разболтать кому угодно. Полиции, например. Я хочу нанять вас вовсе не для того, чтобы копаться в поведении мисс Хабер… Или в моем собственном. Я хочу знать, как отомстить Браунингу, не разглашая истории с наркотиком.
Вулф закрыл глаза, и его указательный палец принялся вычерчивать крохотные круги на пресс-папье. Впрочем, судя по тому, что губами он не шевелил, задачка выдалась не из сложных; решение он уже принял, а теперь просто обдумывал, стоит ли продолжать расспросы, прежде чем объявить о своем решении. Полминуты спустя он перестал выводить круги, поднял руку, потер лоб и, развернувшись, воззрился на меня. Если бы не посетители, он бы сказал примерно следующее: «Ты втравил меня в эту историю. Я признаю, что гонорар нам не помешает, но втянул меня ты».
Он ел меня глазами секунд десять, потом снова посмотрел на миссис Оделл…
— Очень хорошо. Вы просите невозможного, но готов принять от вас задаток. Размеры моего гонорара будут определяться не результатом, а затраченными усилиями и риском. Мне понадобится знать факты, много фактов, но приближается время ужина, а я должен услышать их из первых уст. Арчи, запиши эти фамилии: мистер Браунинг, мистер Эбботт, мистер Фолк, мистер Мир, миссис Браунинг, мисс Лугос, мисс Веннер. — Он снова обратился к клиентке: — Вы можете завтра собрать всех этих людей у меня, в девять вечера?
Миссис Оделл недоуменно уставилась на него.
— Нет. Да и с какой стати?
Для вас это труда не составит. Все они работали вместе с вашим покойным мужем. Они наверняка захотят оказать вам всяческое содействие в том, чтобы изобличить его убийцу. Они пожертвуют один вечер, если вы их попросите?
— Возможно. Но я не хочу их просить. И не стану.
Вулф взял со стола чек и протянул ей.
— Заберите его. Вы только впустую потратили свое и мое время. Вы можете рассчитывать только на чудо, а чудеса в мой арсенал не входят. Верните мне расписку.
— Господи! — тяжело вздохнула она. — Вы и впрямь несусветный упрямец. Но что могут они вам сказать?
— Не знаю, но должен это выяснить. Если существует хоть один факт, который поможет мне выполнить ваше задание, я должен заполучить его. Если вы опасаетесь, что я способен невзначай обмолвиться и выдать вас, то вы не должны были приходить сюда.
Миссис Оделл задумчиво пожевала губами.
— Это единственный путь… Вы непременно должны с ними встретиться?
— Если я берусь за работу на ваших условиях, то да.
Она посмотрела на меня, но увидела только честную, умную, заинтересованную и сочувствующую физиономию.
— Черт бы вас побрал! — махнула рукой она. — Дайте мне список.
Глава 6
Поскольку плачевное состояние нашего банковского счета отравляло мое существование вот уже шесть недель, вы, должно быть, предположили, что в понедельник в десять утра я буду нетерпеливо переминаться с ноги на ногу перед входом в «Континентал бэнк энд траст компани», чтобы как можно быстрее депонировать чек, но вы ошиблись. Я был абсолютно убежден, что Вулф даже пальцем не шелохнет до тех пор, пока миссис Оделл не выполнит своего обязательства; и я его не виню. Из всех людей, числившихся в его списке, не было ни одного, которого мог бы доставить ему я, какую бы причину я при том ни выдумал; и я был вовсе не уверен, что миссис Оделл удастся привести достаточно веские аргументы, чтобы собрать всех этих людей у Вулфа. Вот почему было вполне возможно, что с двадцатью тысячами нам придется расстаться, а раз так, то куда проще возвращать выписанный чек, чем зачислять его на свой счет, а потом выписывать новый чек на эту сумму.
В четыре часа дня я уже готов был поставить десять против одного на то, что чек придется возвратить. С приглашениями миссис Оделл справилась — во всяком случае, если верить ее словам, то все сказали «да». Но вот потом вышла закавыка: она сказала, что придет чуть пораньше, в половине девятого, а я, повинуясь полученным от Вулфа инструкциям, ответил, что приходить ей не стоит вовсе. Ее не приглашали, в список она не включена, и ее не пустят. Вдова рассвирепела. Я попытался объяснить, но она даже слушать не пожелала. Она потребовала, чтобы я переубедил Вулфа и перезвонил ей, причем если она не дождется моего звонка до половины пятого, то обзвонит всех приглашенных и скажет, чтобы они тоже не приходили.
Я заглянул на кухню, сообщил Фрицу, что отбываю по делам, рысью (не трусцой!) промчался до гаража на Десятой авеню, в котором стоит наш седан «герон», владеет которым Вулф, а вожу я, за девятнадцать минут (возможно, рекорд для этого времени суток) добрался до угла Шестьдесят третьей улицы и Мэдисон-авеню и влетел в особняк семьи Оделл, когда стрелки моих наручных часов показывали четыре двадцать восемь. Без ложной скромности признаюсь, что уломать ее удалось исключительно благодаря моему красноречию. Я объяснил, что если Браунинг начнет врать напропалую, что совершенно неизбежно, она не выдержит и вмешается, чем наверняка испортит все дело, а вот Вулф, если позволить ему поступить по-своему, сделает все, как надо. Кроме того, если она обзвонит всех приглашенных и скажет, чтобы они не приходили, нашу сделку можно считать разорванной, и ей придется подыскивать другого сыщика, согласного взяться за это дело, что, по-видимому, не так уж просто, судя по тому, что она обратилась к Вулфу и выписала ему чек на двадцать кусков. Вдове мои аргументы не понравились, но она их проглотила.
По возвращении мне повезло. На Шестьдесят третьей улице мне пришлось в спешке оставить машину во втором ряду, и я был приятно удивлен, вернувшись к седану, что ни один блюститель порядка во время моего отсутствия не налепил мне на ветровое стекло квитанцию об уплате штрафа. Обратный путь занял у меня тридцать одну минуту. Спустившись в шесть часов в кабинет и выслушав мой отчет, Вулф даже не буркнул свое обычное «приемлемо». Он просто зыркнул на меня глазом и позвонил, чтобы Фриц принес пиво. Вид у него был пренесчастный. Мало того, что беднягу заставили работать, так еще и в клиенты ему досталась женщина — упрямая и заносчивая.
Все собрались как миленькие. Первая, Сильвия Веннер, появилась чуть раньше девяти, а последний, Кеннет Мир, пожаловал в восемь минут десятого. Кэсс Р. Эбботт занял почетное красное кресло по двум причинам: как президент КВС и по старшинству, ибо ему было уже под семьдесят. Поэтому я ничуть не колебался, предлагая ему это кресло. Остальных я разместил на желтых креслах, которые расставил в два ряда напротив стола Вулфа. У меня есть правило, заключающееся в том, что, принимая гостей, один из которых может быть или есть убийца, я усаживаю его или ее в первом ряду, ближе ко мне. Вот почему именно там я усадил Эймори Браунинга. Соседнее кресло заняла его жена, а за ней сидел Теодор Фолк. Кеннета Мира я усадил во втором ряду, посередине; кресло слева от него я отвел Хелен Лугос, а справа — Сильвии Веннер. Из всех присутствующих прежде мне доводилось видеть только Кеннета Мира. Когда я открыл ему дверь, он смерил меня пристальным взглядом и спросил:
В четыре часа дня я уже готов был поставить десять против одного на то, что чек придется возвратить. С приглашениями миссис Оделл справилась — во всяком случае, если верить ее словам, то все сказали «да». Но вот потом вышла закавыка: она сказала, что придет чуть пораньше, в половине девятого, а я, повинуясь полученным от Вулфа инструкциям, ответил, что приходить ей не стоит вовсе. Ее не приглашали, в список она не включена, и ее не пустят. Вдова рассвирепела. Я попытался объяснить, но она даже слушать не пожелала. Она потребовала, чтобы я переубедил Вулфа и перезвонил ей, причем если она не дождется моего звонка до половины пятого, то обзвонит всех приглашенных и скажет, чтобы они тоже не приходили.
Я заглянул на кухню, сообщил Фрицу, что отбываю по делам, рысью (не трусцой!) промчался до гаража на Десятой авеню, в котором стоит наш седан «герон», владеет которым Вулф, а вожу я, за девятнадцать минут (возможно, рекорд для этого времени суток) добрался до угла Шестьдесят третьей улицы и Мэдисон-авеню и влетел в особняк семьи Оделл, когда стрелки моих наручных часов показывали четыре двадцать восемь. Без ложной скромности признаюсь, что уломать ее удалось исключительно благодаря моему красноречию. Я объяснил, что если Браунинг начнет врать напропалую, что совершенно неизбежно, она не выдержит и вмешается, чем наверняка испортит все дело, а вот Вулф, если позволить ему поступить по-своему, сделает все, как надо. Кроме того, если она обзвонит всех приглашенных и скажет, чтобы они не приходили, нашу сделку можно считать разорванной, и ей придется подыскивать другого сыщика, согласного взяться за это дело, что, по-видимому, не так уж просто, судя по тому, что она обратилась к Вулфу и выписала ему чек на двадцать кусков. Вдове мои аргументы не понравились, но она их проглотила.
По возвращении мне повезло. На Шестьдесят третьей улице мне пришлось в спешке оставить машину во втором ряду, и я был приятно удивлен, вернувшись к седану, что ни один блюститель порядка во время моего отсутствия не налепил мне на ветровое стекло квитанцию об уплате штрафа. Обратный путь занял у меня тридцать одну минуту. Спустившись в шесть часов в кабинет и выслушав мой отчет, Вулф даже не буркнул свое обычное «приемлемо». Он просто зыркнул на меня глазом и позвонил, чтобы Фриц принес пиво. Вид у него был пренесчастный. Мало того, что беднягу заставили работать, так еще и в клиенты ему досталась женщина — упрямая и заносчивая.
Все собрались как миленькие. Первая, Сильвия Веннер, появилась чуть раньше девяти, а последний, Кеннет Мир, пожаловал в восемь минут десятого. Кэсс Р. Эбботт занял почетное красное кресло по двум причинам: как президент КВС и по старшинству, ибо ему было уже под семьдесят. Поэтому я ничуть не колебался, предлагая ему это кресло. Остальных я разместил на желтых креслах, которые расставил в два ряда напротив стола Вулфа. У меня есть правило, заключающееся в том, что, принимая гостей, один из которых может быть или есть убийца, я усаживаю его или ее в первом ряду, ближе ко мне. Вот почему именно там я усадил Эймори Браунинга. Соседнее кресло заняла его жена, а за ней сидел Теодор Фолк. Кеннета Мира я усадил во втором ряду, посередине; кресло слева от него я отвел Хелен Лугос, а справа — Сильвии Веннер. Из всех присутствующих прежде мне доводилось видеть только Кеннета Мира. Когда я открыл ему дверь, он смерил меня пристальным взглядом и спросил: