- Право? - сказал я хрипло. - А при чем здесь право? Я был у пульта. Если и имелось решение, его должен был принимать я. Я делал только то, что делал, и у меня вообще не было никакого решения. Добро и Зло не имеют к этому никакого отношения. Я был у пульта и пытался предотвратить крушение. Я совершил его. Если бы в моем мозгу была мысль о том, чтобы дать вашему брату возможность выжить, может быть, я бы и спас его. Но этой мысли не было. В моей голове не было мысли о чьем-то спасении, кроме как о спасении корабля. Это мой корабль падал, я думал только о нем.
- Понимаю, - сказала она обычным голосом. - Все в порядке.
- Все в порядке?! - она перестала обращать на меня внимание. Мой голос взвился вверх, беспомощный перед лицом ее изменчивого настроения.
- Вы заставили меня признать, что я мог бы устроить так, что ваш брат остался бы жить, или, по крайней мере, признать, что я не сделал все, что был в состоянии сделать для спасения вашего чертова братца. Вы убедили себя, что именно я убил его и считаете, что я должен думать аналогичным образом. А теперь все, что вы изволите сказать - это "Понимаю, все в порядке"!
Она двинулась вперед на середине моей речи, и всю ее вторую часть я произносил, следуя за ней на пол-шага сзади.
- Просто мне было интересно, - небрежно бросила она.
- Да, восхитительно, черт возьми, - сказал я. - Огромное спасибо. А теперь, полагаю, вы опять хотите помогать мне. - Мне самому стало неловко после этих слов. Это мне кое-что напоминает, - добавил я.
- Что же это вам напоминает? - в голосе ее послышалось некоторое удивление.
- Я должен извиниться перед вами.
- За что?
- Я думал, это вы направили дель Арко ко мне. Я вас обвинял в его первом визите.
- Я ему сказала, где вас можно найти.
- Да, но именно новоалександрийцы очень хотели, чтобы он нанял меня. Я же полагал, что он действует по вашей подсказке. Он действительно сказал, что его послали они, но я не очень-то ему поверил.
- Думаю, не стоит об этом так переживать, - сказала она.
Мною тоже овладело некоторое любопытство.
- Ну, а какова ваша роль в этом предприятии? - спросил я. - Чем вы занимаетесь в команде "Хохлатого лебедя"?
Она поколебалась.
- Я наблюдатель, нанятый Новой Александрией. Они записывают весь полет на сенсорное устройство, которое регистрирует впечатления, используя мои глаза.
Тут что-то было не так. Я подумал о том, какая у нее может быть причина лгать. Раздумывая таким образом, я совсем забыл спросить, что за работа у нее у дель Арко.
- Нам еще нужен пилот? спросила она.
- Нет, - сказал я. - Вы получили нанятого вами.
Она выглядела удовлетворенной, словно это она меня уговорила.
10
Три дня спустя я решил, что достаточно хорошо ознакомился с пультом управления корабля, чтобы стартовать. Дель Арко все время настаивал, чтобы я сделал это незамедлительно, но я был осторожнее: я хотел отработать управление еще на Земле - в доке. Мне показалось, что дель Арко был обижен моим расчетливым решением. Он чертовски торопился совершить самоубийство.
Казалось, капитан не понимал, что хотя я сидел, привязанный в кресле управления и вроде бы ничего не делал, на самом деле я тяжко трудился. Я ведь делал необходимую работу: привыкал к сенсорному диапазону и возможностям корабля, просто стараясь ощутить размеры и форму своего нового тела. В этом пульте дель Арко превосходно знал каждое реле. Он знал местоположение каждого дюйма проволоки, но не знал, как всем этим пользоваться.
Мне нужно было переделать контакты на шее, чтобы они соответствовали спинным электродам. Чертовски тяжело в полете, когда где-то чешется, а ты не можешь почесаться, или зажим чуть-чуть щиплет... Я настоял на том, чтобы переделали шлем таким образом, чтобы он подходил моему черепу, соответствовал расстоянию между ямками. Все это требовало времени, которое дель Арко считал потерянным. Он считал, что для научения корабля его необходимо прогнать на Холстхэммер и обратно.
Я долго размышлял, почему новоалександрийцы назначили его капитаном корабля. Он просто не годился для этой работы. Он подходил для управления банком информации, для работы с отверткой, но только не в качестве астронавта.
Казалось, только Ив понимает процесс вживания в тело корабля и лишь ее одну я мог терпеть в кабине, где проводил все свое свободное время. Но мне так и не удалось понять, зачем она находится на корабле, разве что она решила идти по стопам своего брата, да и эта идея была несерьезной. Я не знал, хочет ли она следовать примеру брата и бежать из узкого домашнего мирка или для нее это было чем-то вроде паломничества в его честь. Хотя Лэпторн и погиб, тем не менее, он был где-то поблизости. Он летел внутри Ив точно так же, как и ветер внутри меня.
За четыре дня до старта дель Арко начал паниковать. Он чуть не содрал с меня шлем, чтобы привлечь к себе внимание.
- Они нашли корабль, - сказал он. - Они сличили все карты и нашли корабль. Они знают, где приземлилась "Потерянная Звезда".
- Ну и что? - сказал я.
- Мы должны отправляться. Они очень скоро доберутся до корабля.
- Правильно, - согласился я. - Примерно через три месяца, если они вылетят из Холстхэммера.
- Они уже в потоке Течения. Один из их кораблей может достигнуть цели.
- Невозможно, - ровным тоном сказал я. - "Потерянная Звезда" находится в самом ядре. "Рэмроды" снаружи ядра. Они не смогут всунуться туда. Разница между скоростями, которые можно развить в потоке Течения и в его сердцевине - колоссальна. У них не будет никаких шансов. Делать карту Течения очень тяжело из-за искривления пространства, а добраться туда, куда нужно - это проблема совершенно иного порядка. Не беспокойтесь, капитан, у нас достаточно времени, чтобы закончить игру и обогнать их, если наша штуковина соответствует своей рекламе.
Ему это не понравилось, но я не собирался менять распорядок ради успокоения его нервов.
Я ни разу не поднимал корабль до дня старта. Корабль нужно было переместить из дока на летный полигон. Властям не нравилось, когда вся мощь корабля отдавалась прямо здесь.
Я решил оставаться в атмосфере и проделать только самые простые манипуляции. Во время испытательного полета я делал все, что нужно, ну а сейчас у меня было ощущение полета. Теперь я мог представить, как будет вести себя по пути в Холстхэммер наш корабль.
Было святотатством, конечно, использовать такой корабль, чтобы ползти на высоте тридцати тысяч футов со скоростью одной мили в час. Но сначала нужно научиться ползать, прежде чем вы встанете на задние ноги и завоете.
Несмотря на все часы, проведенные мною в кабине, когда я надел шлем по-настоящему, то почувствовал себя совсем по-другому, - сенсоры были отличные и сфокусированы великолепно. С помощью тысяч глаз корабля я видел, как открывается башня дока и уезжают поддерживающие колонны. Я положил руки на рычаги, почувствовал растущую мощь, поднимающуюся из чрева корабля.
Впервые я начал чувствовать нечто положительное в теле корабля. Я чувствовал, как снаружи дует ветер, как нити энергии тянутся из привода. Я чувствовал, что "Хохлатый Лебедь" живой и находится во мне. Мой пульс совпал с ритмичными импульсами выброса энергии. Поле потока, паутины релаксации массы, были холодные и инертные, но я ощущал его охватывающее присутствие, как ощущаешь осторожно сжимающую руку. А ощущение в глубине сознание того, что я являюсь кораблем, что мы становимся неразрывным целым - становилось все сильнее. Цифровая информация отражалась на шлеме вокруг изображения пустого неба. Цифры подбирались к тому минимальному уровню энергии, который я мог использовать, чтобы взлететь.
- Дай мне отсчет, - сказал я Ротгару, и он начал отсчитывать последние секунды. Когда он дошел до нуля, я напрягся, а вместе со мной и весь корабль. Загорелись сопла, но вхолостую: реактивная сила в камере увеличилась, и мы поднялись над землей выше и выше, осторожно балансируя на снопе огня. Я притормаживал корабль с самого начала, укачивая его, как он укачивал меня, переворачивая его для горизонтального полета. Мгновение-другое мы планировали, а затем я его направил.
Крылья разрезали воздух, словно ножи. Я отсчитал секунды до первого поворота, затем мягко погрузился в нервную сеть, подобрал левое крыло и повернул направо. Плавным, мягким движением пальцев я вернул нас обратно, и все это походило на струящийся шелк и было так естественно, словно я был птицей. Визг ветра шел вдоль моих рук, по позвоночнику, под животом и между ногами.
"Хохлатый Лебедь" и в самом деле был птицей. Он мог лететь. Я поднял его выше, сложил крылья и нырнул. Я бросал его по кругу снова и снова, а затем вновь по прямой. Потом начали возвращаться домой. Я летел сам, как воздушный змей - так много адреналина было в крови. Я посадил корабль на стоянке, где он должен был провести ночь. За нами наблюдала какая-то толпа. Либо просочились сведения о том, что у нас есть разрешение на полет, либо они только что приземлились. Много народу собралось, чтобы посмотреть на нашу посадку. Им нечего было смотреть, посадка есть посадка. Взлет - это нечто иное. А то - все падение. Я подумал, сколько же их будет завтра, чтобы помахать нам на прощанье?
Как только я отключил большую тягу, я расслабился и начал подбивать итоги. Внешне все было в идеале. Теперь у меня сложилось ощущение корабля, и я знал, что смогу с ним управиться. Но было ли мое ощущение правильным? Испытательный полет - не настоящее дело, поскольку атмосфера меняет поведение корабля. Сверхсветовые скорости и маневры на них - это совсем другое дело. Единственное, что я доказал, так это то, что внутри его находиться очень приятно.
Ротгар поднялся снизу и мы молча поздравили друг друга. Ив и дель Арко остались готовиться к старту. Я не позавидовал им в связи с любопытными наблюдателями.
- Все о'кей? - спросил я Ротгара.
- Как знать? - ответил он. - Поле нормирования является основным для движения, а не камера выброса. Пока мы не используем весь поток энергии, мы не узнаем, работает корабль или нет.
- Но все исправно?
- Да, конечно. Разве я мог бы допустить неисправность! Мы возьмем от корабля все, на что он способен, - Ротгар повернулся и пошел обратно в свою величественную дыру.
Я обратил внимание на слегка озабоченного Джонни Сокоро.
- У тебя что, нет работы?
- Я должен проверить сопла снаружи, но только тогда, когда разойдется толпа.
- Дель Арко позаботится, чтобы их разогнали, - сказал я. - Он закатит скандал работниками космопорта за то, что их пустили.
- Они не могли не пустить людей, - заметил Джонни.
- Чертовски мало нужно было сделать, чтобы не пустить их. Их ведь можно было посадить за решетку, если бы такое решение приняли власти. Ведь эти зеваки нарушили границы космопорта.
- Это действительно настолько серьезно?
Я пожал плечами.
- Для меня нет. Это корабль дель Арко.
Я помолчал, а затем продолжал.
- Но ты-то получил то, что хотел? Завтра утром покидаешь Землю. Затем через несколько дней будет Венец Алькионы.
- Не знаю, почему он меня нанял, - сказал он. - У меня нет опыта работы в космосе и я не знаком с этим типом двигателя.
- Может быть, они просто торопились? - сказал я. - Не стоит об этом беспокоиться. Если у них и была какая-то особая причина то это, наверняка, - тщательность. Новоалександрийцы - весьма аккуратные люди. Основа команды - пилот и, может быть, он хотели сгруппировать вокруг меня команду.
Всеми новинками, которые в наличии на корабле, занимаюсь я, и они могли позволить себе дать мне людей, которых я знаю и с которыми могу сработаться.
- Тогда почему капитан - дель Арко, а не вы?
Меня это тоже беспокоило. И я ответил, что не знаю. Но у меня были подозрения. Пока дель Арко - капитан, я - никто. На капитана любого корабля возложена большая ответственность и, естественно, определенная власть в пределах закона. Капитан может скрывать, куда, как и когда полетит корабль. Может быть, новоалександрийцам нужны были только мои способности, а не мои мысли о том, как все должно происходить. В глазах закона я не обладал никакой властью, а они при помощи контракта надо мной такую власть имели.
Джонни пошел помогать Ротгару. У меня тоже было много работы тщательно проверить все механизмы, которые я использовал, чтобы убедиться в их надежной работе, но пока я хотел несколько часов отдохнуть. Я был совершенно без сил после полета. Я оперся о люльку и начал беседу с ветром.
Так ты действовал по-своему? - впервые я сам был инициатором разговора. Я привыкал к нему, принимал его присутствие, как нечто большее, чем неприятное явление, с которым я ничего не мог поделать.
- Я действовал по-твоему, - ответил он. Было приятно, что кто-то принимает близко к сердцу мои интересы.
- У меня в сердце и твои, и мои интересы. И так же должно быть у тебя. Наши интересы должны быть более-менее одинаковыми. Спор может повредить обоим.
Может быть, - согласился я и добавил: - но больше для тебя, чем для меня. У меня ведь эта оболочка. Я обладаю телом.
Именно этот момент меня и беспокоил. На что был способен ветер, если он уже устроился? Может ли он лишить меня моего тела? Но он охотно согласился, что телом обладаю именно я и, в случае какого-либо спора ему придется лететь туда, куда его везут. Я подумал, что, будь я на его месте, то очень возражал бы против полета в Течение Алькионы.
11
Второй полет был мало похож на первый. Днем раньше я устанавливал ограничители, чтобы не дать возможность выкачать из корабля все, на что он был способен. На этот раз все было по-настоящему - двигатели готовы к работе, а плазма - к истечению.
Небольшими порциями я набавлял импульсы в нормирующую систему, чтобы прочувствовать циклы подачи плазмы и приспособить свою нервную систему к этому ритму, прежде чем покинуть Землю.
Птица взмыла на вышке, словно неистово желала чистого пространства всю свою юную жизнь, и теперь ей предложили, и она больше не в силах ждать. Я сбросил релаксационную сеть к моменту закрытия дюз, и волна энергии протекла через нервную цепь словно шок. Внезапно все ожило и вылилось в скачок. Птица и в самом деле теперь двигалась - не поднималась на всплеске двигателя или паря на крыльях, а перемещалась, внутренне свободная и потребляющая энергию.
Быстрее, быстрее, быстрее...
В капоре Земля мне была видна только как направляющая отметка. Даже солнце визуально превратилось в жалкую точку света.
- Отсчет времени готовности к тахионному переносу, - спокойно сказал я Ротгару. Я всегда выглядел перед взлетом спокойным. Он начал с двухсот, что я предвидел - из осторожности. На секунду или две я расслабился, чтобы затем предельно собраться. Отсчет я игнорировал до тех пор, пока он не дошел до восьмидесяти, затем немного ускорил свои действия и увеличил в сети мощность, рывками подавая ее и отбирая назад. Релаксационное поле скачками начало возрастать.
Ротгар удерживал плазму в полном равновесии. Она текла ровно, словно большая река, несмотря на нагрузку, которую несла. Я пробежал пальцами по пульту управления, ощущая готовность ответить на малейшее давление. Осторожно повел корабль вдоль линии, которую мы вместе с дель Арко проложили для рабочего курса. Корабль двигался ровно, без каких-либо рывков по вине плазменного поля. Большая часть кораблей имела отклонения теряли время и мощность, - и постоянно барахлящие защитные поля. Но "Хохлатый Лебедь" двигался с грацией совершенства.
Отсчет достиг двадцати, а в руках у меня было время и мощность. Все в порядке - даже сомнения отсутствовали, что что-то может быть не так. Вне всякого сомнения - корабль подчинялся мне, и мы действуем как единое целое. Мы готовы.
Когда счет перешел на простые числа, релаксационное поле резко возросло и начало усиливаться. Под нагрузкой плазма пыталась вырваться, но мы с Ротгаром удерживали ее, заставляя плавно истекать. Правой рукой я прибавлял, а левой сдерживал подачу. Точно старался выдержать баланс, чтобы удержать истечение. Достигнув барьера Эйнштейна на границе досветовых и сверхсветовых скоростей удерживать равновесие стало неимоверно сложнее. Теперь необходимо было быть очень точным. Если я пережму, плазменное поле прорвется и истечет из системы. Если бы я ослабил напор, то мы потерпели бы неудачу с передачей, поскольку не совладали бы с нагрузкой течения.
Но отсчет достиг нуля, и времени на размышления у меня уже не было. Только рефлексы и интуиция. Нагрузка перераспределилась к ограничителю, и импульс резко бросил нас через барьер без фазовой вспышки. Каждое мгновение корабль оставался устойчивым. Плазма поддерживалась в совершенстве. Немедленно я успокоил распределяющее поле. Напор возрастал у меня в руках. В тахионном реверсе скорость возрастала экспоненциально, по мере того, как я изменял эффективную массу. Я расслабился, на пяти тысячах дал кораблю возможность двигаться равномерно. Он лег на трассу и вскоре мы были в открытом пространстве.
Я откинулся назад и закрыл глаза.
- Он движется намного быстрее, чем в прошлый раз, - услышал я голос дель Арко с большого расстояния. Меня охватило искушение изменить гравитационное поле в надежде, что он не успеет пристегнуться в кресле.
- Комментарии оставьте на потом, - сказал я. - Он будет делать то, что ему скажут.
Больше он ничего не сказал. Я осторожно отсоединил от себя капор, снял шлем, контакты с основания шеи. Расстегнул привязной ремень, но кресла не оставил. Настоящие пилоты никогда этого не делают, пока их корабль в космосе - только жокеи на стандартных линиях.
- Пусть кто-нибудь принесет мне чашку кофе, - сказал я.
На какое-то время всем стало неловко от мысли дублировать стюарда. Палец, в конце концов остановился на Джонни. Ив даже на мгновение не подумала, что место женщины в космосе - на кухне.
Я пристально оглядел приборы, но все было таким, каким ему и надлежало быть.
- Ну? - спросил дель Арко.
На мгновенье я задержался с ответом.
- Теперь о'кей, - наконец сказал я.
Он был неимоверно горд за свой корабль, но старался не показывать этого слишком явно. Я же не собирался впадать в энтузиазм и разыгрывать представление в честь достоинств и возможностей корабля.
Пока мы оставались в пределах солнечной системы, я не мог использовать всех возможностей "Хохлатого Лебедя" для движения в глубоком пространстве. Постепенно я увеличивал скорость, сжимая приборы управления в руке и ожидая подтверждения Ротгара о вероятности колебания плазменного поля и угрозы потерять его прямоточность. В дальнейшем я уменьшил релаксационную сеть для того, чтобы облегчить манипуляции. Сопротивление управляющего рычага было жестко фиксированным, но он мог перемещаться только на 150 градусов и не отвечал требованиям на скорости выше двенадцати тысяч. После этого предела требовалась точность и осторожность в управлении. Он был уже на скорости, превышающей сорок семь тысяч - и я все еще полагал, что он по-прежнему будет хорошо подчиняться управлению когда предположения стали сбываться. Поле начало испаряться. Я вернулся назад, к тридцати тысячам, и выждал. Ротгар не произнес ни слова. Вероятно, баланс плазмы он мог удержать на любой скорости... Предел был определен исключительно непрерывностью поля, которое было детерминированным из-за конструкции двигателя. Он был раз в десять быстрее, чем любой другой масс-релаксационный корабль, о котором я когда-либо слышал.
Дель Арко, видя, что я снова оставил управление, приблизился и стал тщательно приглядываться к показаниям приборов.
- Отойдите, - сказал я. - И помолчите. - Он молча отошел.
- Все в порядке? - спросила Ив шепотом, стараясь не беспокоить меня. Должно быть, он кивнул в ответ, потому что не сказал больше ничего, и она тоже не нарушила молчания.
Я снизил ход до двадцати тысяч, остановившись для обдумывания положения, а затем решил не впадать в амбицию. Снизил скорость еще на десять тысяч.
- Это испытание, - сказал я. - Сидите, застегнувшись, а если понадобится отлучиться, то не пугайтесь падения силы тяжести.
Я дождался щелчка застежек, а затем повернулся к приборам.
- Готов, Ротгар? - спросил я.
- Несомненно.
- Теперь слушай внимательно. - Я говорил в микрофон преувеличенно четко.
- Я собираюсь вывести корабль на трассу по нормальной дуге. А затем собираюсь принять более крутую траекторию. Если мы дернемся, закувыркаемся или закрутимся, я хочу, чтобы ты добавил столько плазмы, сколько мы сможем получить. Храни это движение превыше всего. Меня не волнует, как много напора мы потеряем, как долго поле будет оставаться целым. Когда у нас настанут небольшие неприятности, я выведу корабль по касательной. Понятно?
- Давай, - ответил он
- О'кей, я нагружу управление до предела и буду держаться до конца, чтобы выяснить, на какую мощность мы можем принять. Начинаю.
Я сделал паузу, собирая свое мужество, как и сосредоточенность. То, что я собирался сделать, было невозможно сделать на любом другом корабле. Может быть, на этом тоже.
Я подал энергию и поддерживал ее протекающей через нервную сеть. Осмотрев приборы внутри капора, я перевел взгляд, сфокусировав его на круге смутного звездного света, который был единственным, что я мог видеть в туннеле темноты.
Я позволил своим органам осязания распространиться при посредстве электродных контактов до тех пор, пока не стал уверен, что чувствую каждый синапс корабля. Я не мог ощущать их по отдельности, только как полную систему.
Мои руки выросли в огромные крылья, позвоночник стал длинным корабельным шпангоутом, ноги стали стабилизаторами, пах - атомными реакторами, сердце - релаксационной сетью, обернутой вокруг двигателя, мои легкие - внутренним корабельным пространством.
Я ждал и ждал до тех пор, пока не стал абсолютно уверен в том, что моя личность срослась с кораблем.
Затем с гарантией, немного замешанной на самоуверенности и вере в совершенное ощущение корабля, я бросил его по смертоносной траектории движения.
Я летал. Я напряг крылья, чтобы использовать силу, которая была в них заложена, слегка расправил их и направил импульс в движение. Немного подтянув ноги, я почувствовал, что мои спинные мышцы сократились.
Сердце забилось, но тотчас волна паники была погашена и насильно доведена до необходимого уровня. Только на мгновение сокращения сердца нарушились, когда плазма достигла стрессового состояния, на решающее мгновение. Но Ротгар поддерживал движение, и плазма текла спокойно и безопасно. Релаксационное поле было в порядке. Внутренняя гравитация тоже была в норме и постоянной.
Мы взбирались, кружили и падали, взмывали свечой по гигантской дуге. Медленно, почти безжизненно, я начал ужесточать дугу, уменьшая по спирали радиус. Мое тело сжалось, а крылья заволновались, и я мог чувствовать состояние своих костей, строение кожи и тонус мышц так точно, как только это могло быть. Я безошибочно знал, на что способен мой корабль, потому что я был им, а он мной. Корабль был "Хохлатым Лебедем". Моим.
Я мог лететь быстрее света.
Я мог лететь выше звезд.
Я мог лететь сквозь облака и радуги.
Я задохнулся.
Холодная металлическая рука сжала мое горло хваткой, которая была не жесткой, но ледяной, и мороз вошел в мою глотку. "Хохлатый Лебедь" закричал от боли, и я услышал звук собственного крика, ударившийся рикошетом о стены рубки управления в бесчисленном эхо, вперемежку со вскриком Ив.
Я сражался за воздух, крылья в панике коротко забились, и мы по касательной вышли из дуги. Внешне птица успокоилась, и Ротгар понизил в ее лоне энергию, выводя свое детище назад, к жизни и безопасности.
Мы вернулись на свой прежний запрограммированный курс. Я глубоко дышал, все еще чувствуя боль, которая овладела моим горлом, когда поток плазмы исказился, крупные красные пятна были у меня на шее - так как мне позднее объяснил Джонни. Я чувствовал себя так же, как и мой корабль. Его боль была моей, а его повреждения - моими. Если "Хохлатый Лебедь" Когда-нибудь разобьется, то мне не понадобится проводить два одиноких года на призрачной скале.
Долгое время царило молчание. Никто не двигался, пока я не снял капор с головы и не начал растирать шею и лицо руками. Я стер влагу с лица и смог убедиться, что был более озабочен птицей, чем собой.
- Что случилось? - спросил дель Арко.
- Ничего серьезного. Поток в релаксационной сети нарушился. Плазма разорвалась. Но только на мгновение. Ротгар подал энергию, которая была у него в запасе. Корабль легко воспринял ее. Если понадобится, то так будет и в дальнейшем. Все в порядке, капитан. Корабль преодолевает сверхсветовые. Он будет маневрировать в глубоком пространстве. Он сумеет доставить нас в ядро Алькионы и обратно.
- Когда вы закричали, - сказал Джонни, - я подумал, что нам конец.
- Я покачал головой.
- Это, скорее, было удивление, чем повреждение. Я не ожидал, что почувствую это внутри себя, снаружи, везде... Я знал, предполагал, но знать - не то же самое, что испытать. Это была личная тревога. "Лебедь" только похныкал.
- У него все в порядке? - потребовал дель Арко.
- Абсолютно, - заверил я его. - Операция была успешной. Пациент в добром здравии. Он сделает все, что вы скажете.
- И в Течении?
- На этот вопрос я отвечу в Течении. Теперь я запущу его на двадцати тысячах и затем хочу отдохнуть. И немного поесть.
Я мог чувствовать слова, царящие вокруг меня, но не сказанные ни капитаном дель Арко, никем другим. Я направился на кухню, которая была такой, какой ей следовало быть.
- Понимаю, - сказала она обычным голосом. - Все в порядке.
- Все в порядке?! - она перестала обращать на меня внимание. Мой голос взвился вверх, беспомощный перед лицом ее изменчивого настроения.
- Вы заставили меня признать, что я мог бы устроить так, что ваш брат остался бы жить, или, по крайней мере, признать, что я не сделал все, что был в состоянии сделать для спасения вашего чертова братца. Вы убедили себя, что именно я убил его и считаете, что я должен думать аналогичным образом. А теперь все, что вы изволите сказать - это "Понимаю, все в порядке"!
Она двинулась вперед на середине моей речи, и всю ее вторую часть я произносил, следуя за ней на пол-шага сзади.
- Просто мне было интересно, - небрежно бросила она.
- Да, восхитительно, черт возьми, - сказал я. - Огромное спасибо. А теперь, полагаю, вы опять хотите помогать мне. - Мне самому стало неловко после этих слов. Это мне кое-что напоминает, - добавил я.
- Что же это вам напоминает? - в голосе ее послышалось некоторое удивление.
- Я должен извиниться перед вами.
- За что?
- Я думал, это вы направили дель Арко ко мне. Я вас обвинял в его первом визите.
- Я ему сказала, где вас можно найти.
- Да, но именно новоалександрийцы очень хотели, чтобы он нанял меня. Я же полагал, что он действует по вашей подсказке. Он действительно сказал, что его послали они, но я не очень-то ему поверил.
- Думаю, не стоит об этом так переживать, - сказала она.
Мною тоже овладело некоторое любопытство.
- Ну, а какова ваша роль в этом предприятии? - спросил я. - Чем вы занимаетесь в команде "Хохлатого лебедя"?
Она поколебалась.
- Я наблюдатель, нанятый Новой Александрией. Они записывают весь полет на сенсорное устройство, которое регистрирует впечатления, используя мои глаза.
Тут что-то было не так. Я подумал о том, какая у нее может быть причина лгать. Раздумывая таким образом, я совсем забыл спросить, что за работа у нее у дель Арко.
- Нам еще нужен пилот? спросила она.
- Нет, - сказал я. - Вы получили нанятого вами.
Она выглядела удовлетворенной, словно это она меня уговорила.
10
Три дня спустя я решил, что достаточно хорошо ознакомился с пультом управления корабля, чтобы стартовать. Дель Арко все время настаивал, чтобы я сделал это незамедлительно, но я был осторожнее: я хотел отработать управление еще на Земле - в доке. Мне показалось, что дель Арко был обижен моим расчетливым решением. Он чертовски торопился совершить самоубийство.
Казалось, капитан не понимал, что хотя я сидел, привязанный в кресле управления и вроде бы ничего не делал, на самом деле я тяжко трудился. Я ведь делал необходимую работу: привыкал к сенсорному диапазону и возможностям корабля, просто стараясь ощутить размеры и форму своего нового тела. В этом пульте дель Арко превосходно знал каждое реле. Он знал местоположение каждого дюйма проволоки, но не знал, как всем этим пользоваться.
Мне нужно было переделать контакты на шее, чтобы они соответствовали спинным электродам. Чертовски тяжело в полете, когда где-то чешется, а ты не можешь почесаться, или зажим чуть-чуть щиплет... Я настоял на том, чтобы переделали шлем таким образом, чтобы он подходил моему черепу, соответствовал расстоянию между ямками. Все это требовало времени, которое дель Арко считал потерянным. Он считал, что для научения корабля его необходимо прогнать на Холстхэммер и обратно.
Я долго размышлял, почему новоалександрийцы назначили его капитаном корабля. Он просто не годился для этой работы. Он подходил для управления банком информации, для работы с отверткой, но только не в качестве астронавта.
Казалось, только Ив понимает процесс вживания в тело корабля и лишь ее одну я мог терпеть в кабине, где проводил все свое свободное время. Но мне так и не удалось понять, зачем она находится на корабле, разве что она решила идти по стопам своего брата, да и эта идея была несерьезной. Я не знал, хочет ли она следовать примеру брата и бежать из узкого домашнего мирка или для нее это было чем-то вроде паломничества в его честь. Хотя Лэпторн и погиб, тем не менее, он был где-то поблизости. Он летел внутри Ив точно так же, как и ветер внутри меня.
За четыре дня до старта дель Арко начал паниковать. Он чуть не содрал с меня шлем, чтобы привлечь к себе внимание.
- Они нашли корабль, - сказал он. - Они сличили все карты и нашли корабль. Они знают, где приземлилась "Потерянная Звезда".
- Ну и что? - сказал я.
- Мы должны отправляться. Они очень скоро доберутся до корабля.
- Правильно, - согласился я. - Примерно через три месяца, если они вылетят из Холстхэммера.
- Они уже в потоке Течения. Один из их кораблей может достигнуть цели.
- Невозможно, - ровным тоном сказал я. - "Потерянная Звезда" находится в самом ядре. "Рэмроды" снаружи ядра. Они не смогут всунуться туда. Разница между скоростями, которые можно развить в потоке Течения и в его сердцевине - колоссальна. У них не будет никаких шансов. Делать карту Течения очень тяжело из-за искривления пространства, а добраться туда, куда нужно - это проблема совершенно иного порядка. Не беспокойтесь, капитан, у нас достаточно времени, чтобы закончить игру и обогнать их, если наша штуковина соответствует своей рекламе.
Ему это не понравилось, но я не собирался менять распорядок ради успокоения его нервов.
Я ни разу не поднимал корабль до дня старта. Корабль нужно было переместить из дока на летный полигон. Властям не нравилось, когда вся мощь корабля отдавалась прямо здесь.
Я решил оставаться в атмосфере и проделать только самые простые манипуляции. Во время испытательного полета я делал все, что нужно, ну а сейчас у меня было ощущение полета. Теперь я мог представить, как будет вести себя по пути в Холстхэммер наш корабль.
Было святотатством, конечно, использовать такой корабль, чтобы ползти на высоте тридцати тысяч футов со скоростью одной мили в час. Но сначала нужно научиться ползать, прежде чем вы встанете на задние ноги и завоете.
Несмотря на все часы, проведенные мною в кабине, когда я надел шлем по-настоящему, то почувствовал себя совсем по-другому, - сенсоры были отличные и сфокусированы великолепно. С помощью тысяч глаз корабля я видел, как открывается башня дока и уезжают поддерживающие колонны. Я положил руки на рычаги, почувствовал растущую мощь, поднимающуюся из чрева корабля.
Впервые я начал чувствовать нечто положительное в теле корабля. Я чувствовал, как снаружи дует ветер, как нити энергии тянутся из привода. Я чувствовал, что "Хохлатый Лебедь" живой и находится во мне. Мой пульс совпал с ритмичными импульсами выброса энергии. Поле потока, паутины релаксации массы, были холодные и инертные, но я ощущал его охватывающее присутствие, как ощущаешь осторожно сжимающую руку. А ощущение в глубине сознание того, что я являюсь кораблем, что мы становимся неразрывным целым - становилось все сильнее. Цифровая информация отражалась на шлеме вокруг изображения пустого неба. Цифры подбирались к тому минимальному уровню энергии, который я мог использовать, чтобы взлететь.
- Дай мне отсчет, - сказал я Ротгару, и он начал отсчитывать последние секунды. Когда он дошел до нуля, я напрягся, а вместе со мной и весь корабль. Загорелись сопла, но вхолостую: реактивная сила в камере увеличилась, и мы поднялись над землей выше и выше, осторожно балансируя на снопе огня. Я притормаживал корабль с самого начала, укачивая его, как он укачивал меня, переворачивая его для горизонтального полета. Мгновение-другое мы планировали, а затем я его направил.
Крылья разрезали воздух, словно ножи. Я отсчитал секунды до первого поворота, затем мягко погрузился в нервную сеть, подобрал левое крыло и повернул направо. Плавным, мягким движением пальцев я вернул нас обратно, и все это походило на струящийся шелк и было так естественно, словно я был птицей. Визг ветра шел вдоль моих рук, по позвоночнику, под животом и между ногами.
"Хохлатый Лебедь" и в самом деле был птицей. Он мог лететь. Я поднял его выше, сложил крылья и нырнул. Я бросал его по кругу снова и снова, а затем вновь по прямой. Потом начали возвращаться домой. Я летел сам, как воздушный змей - так много адреналина было в крови. Я посадил корабль на стоянке, где он должен был провести ночь. За нами наблюдала какая-то толпа. Либо просочились сведения о том, что у нас есть разрешение на полет, либо они только что приземлились. Много народу собралось, чтобы посмотреть на нашу посадку. Им нечего было смотреть, посадка есть посадка. Взлет - это нечто иное. А то - все падение. Я подумал, сколько же их будет завтра, чтобы помахать нам на прощанье?
Как только я отключил большую тягу, я расслабился и начал подбивать итоги. Внешне все было в идеале. Теперь у меня сложилось ощущение корабля, и я знал, что смогу с ним управиться. Но было ли мое ощущение правильным? Испытательный полет - не настоящее дело, поскольку атмосфера меняет поведение корабля. Сверхсветовые скорости и маневры на них - это совсем другое дело. Единственное, что я доказал, так это то, что внутри его находиться очень приятно.
Ротгар поднялся снизу и мы молча поздравили друг друга. Ив и дель Арко остались готовиться к старту. Я не позавидовал им в связи с любопытными наблюдателями.
- Все о'кей? - спросил я Ротгара.
- Как знать? - ответил он. - Поле нормирования является основным для движения, а не камера выброса. Пока мы не используем весь поток энергии, мы не узнаем, работает корабль или нет.
- Но все исправно?
- Да, конечно. Разве я мог бы допустить неисправность! Мы возьмем от корабля все, на что он способен, - Ротгар повернулся и пошел обратно в свою величественную дыру.
Я обратил внимание на слегка озабоченного Джонни Сокоро.
- У тебя что, нет работы?
- Я должен проверить сопла снаружи, но только тогда, когда разойдется толпа.
- Дель Арко позаботится, чтобы их разогнали, - сказал я. - Он закатит скандал работниками космопорта за то, что их пустили.
- Они не могли не пустить людей, - заметил Джонни.
- Чертовски мало нужно было сделать, чтобы не пустить их. Их ведь можно было посадить за решетку, если бы такое решение приняли власти. Ведь эти зеваки нарушили границы космопорта.
- Это действительно настолько серьезно?
Я пожал плечами.
- Для меня нет. Это корабль дель Арко.
Я помолчал, а затем продолжал.
- Но ты-то получил то, что хотел? Завтра утром покидаешь Землю. Затем через несколько дней будет Венец Алькионы.
- Не знаю, почему он меня нанял, - сказал он. - У меня нет опыта работы в космосе и я не знаком с этим типом двигателя.
- Может быть, они просто торопились? - сказал я. - Не стоит об этом беспокоиться. Если у них и была какая-то особая причина то это, наверняка, - тщательность. Новоалександрийцы - весьма аккуратные люди. Основа команды - пилот и, может быть, он хотели сгруппировать вокруг меня команду.
Всеми новинками, которые в наличии на корабле, занимаюсь я, и они могли позволить себе дать мне людей, которых я знаю и с которыми могу сработаться.
- Тогда почему капитан - дель Арко, а не вы?
Меня это тоже беспокоило. И я ответил, что не знаю. Но у меня были подозрения. Пока дель Арко - капитан, я - никто. На капитана любого корабля возложена большая ответственность и, естественно, определенная власть в пределах закона. Капитан может скрывать, куда, как и когда полетит корабль. Может быть, новоалександрийцам нужны были только мои способности, а не мои мысли о том, как все должно происходить. В глазах закона я не обладал никакой властью, а они при помощи контракта надо мной такую власть имели.
Джонни пошел помогать Ротгару. У меня тоже было много работы тщательно проверить все механизмы, которые я использовал, чтобы убедиться в их надежной работе, но пока я хотел несколько часов отдохнуть. Я был совершенно без сил после полета. Я оперся о люльку и начал беседу с ветром.
Так ты действовал по-своему? - впервые я сам был инициатором разговора. Я привыкал к нему, принимал его присутствие, как нечто большее, чем неприятное явление, с которым я ничего не мог поделать.
- Я действовал по-твоему, - ответил он. Было приятно, что кто-то принимает близко к сердцу мои интересы.
- У меня в сердце и твои, и мои интересы. И так же должно быть у тебя. Наши интересы должны быть более-менее одинаковыми. Спор может повредить обоим.
Может быть, - согласился я и добавил: - но больше для тебя, чем для меня. У меня ведь эта оболочка. Я обладаю телом.
Именно этот момент меня и беспокоил. На что был способен ветер, если он уже устроился? Может ли он лишить меня моего тела? Но он охотно согласился, что телом обладаю именно я и, в случае какого-либо спора ему придется лететь туда, куда его везут. Я подумал, что, будь я на его месте, то очень возражал бы против полета в Течение Алькионы.
11
Второй полет был мало похож на первый. Днем раньше я устанавливал ограничители, чтобы не дать возможность выкачать из корабля все, на что он был способен. На этот раз все было по-настоящему - двигатели готовы к работе, а плазма - к истечению.
Небольшими порциями я набавлял импульсы в нормирующую систему, чтобы прочувствовать циклы подачи плазмы и приспособить свою нервную систему к этому ритму, прежде чем покинуть Землю.
Птица взмыла на вышке, словно неистово желала чистого пространства всю свою юную жизнь, и теперь ей предложили, и она больше не в силах ждать. Я сбросил релаксационную сеть к моменту закрытия дюз, и волна энергии протекла через нервную цепь словно шок. Внезапно все ожило и вылилось в скачок. Птица и в самом деле теперь двигалась - не поднималась на всплеске двигателя или паря на крыльях, а перемещалась, внутренне свободная и потребляющая энергию.
Быстрее, быстрее, быстрее...
В капоре Земля мне была видна только как направляющая отметка. Даже солнце визуально превратилось в жалкую точку света.
- Отсчет времени готовности к тахионному переносу, - спокойно сказал я Ротгару. Я всегда выглядел перед взлетом спокойным. Он начал с двухсот, что я предвидел - из осторожности. На секунду или две я расслабился, чтобы затем предельно собраться. Отсчет я игнорировал до тех пор, пока он не дошел до восьмидесяти, затем немного ускорил свои действия и увеличил в сети мощность, рывками подавая ее и отбирая назад. Релаксационное поле скачками начало возрастать.
Ротгар удерживал плазму в полном равновесии. Она текла ровно, словно большая река, несмотря на нагрузку, которую несла. Я пробежал пальцами по пульту управления, ощущая готовность ответить на малейшее давление. Осторожно повел корабль вдоль линии, которую мы вместе с дель Арко проложили для рабочего курса. Корабль двигался ровно, без каких-либо рывков по вине плазменного поля. Большая часть кораблей имела отклонения теряли время и мощность, - и постоянно барахлящие защитные поля. Но "Хохлатый Лебедь" двигался с грацией совершенства.
Отсчет достиг двадцати, а в руках у меня было время и мощность. Все в порядке - даже сомнения отсутствовали, что что-то может быть не так. Вне всякого сомнения - корабль подчинялся мне, и мы действуем как единое целое. Мы готовы.
Когда счет перешел на простые числа, релаксационное поле резко возросло и начало усиливаться. Под нагрузкой плазма пыталась вырваться, но мы с Ротгаром удерживали ее, заставляя плавно истекать. Правой рукой я прибавлял, а левой сдерживал подачу. Точно старался выдержать баланс, чтобы удержать истечение. Достигнув барьера Эйнштейна на границе досветовых и сверхсветовых скоростей удерживать равновесие стало неимоверно сложнее. Теперь необходимо было быть очень точным. Если я пережму, плазменное поле прорвется и истечет из системы. Если бы я ослабил напор, то мы потерпели бы неудачу с передачей, поскольку не совладали бы с нагрузкой течения.
Но отсчет достиг нуля, и времени на размышления у меня уже не было. Только рефлексы и интуиция. Нагрузка перераспределилась к ограничителю, и импульс резко бросил нас через барьер без фазовой вспышки. Каждое мгновение корабль оставался устойчивым. Плазма поддерживалась в совершенстве. Немедленно я успокоил распределяющее поле. Напор возрастал у меня в руках. В тахионном реверсе скорость возрастала экспоненциально, по мере того, как я изменял эффективную массу. Я расслабился, на пяти тысячах дал кораблю возможность двигаться равномерно. Он лег на трассу и вскоре мы были в открытом пространстве.
Я откинулся назад и закрыл глаза.
- Он движется намного быстрее, чем в прошлый раз, - услышал я голос дель Арко с большого расстояния. Меня охватило искушение изменить гравитационное поле в надежде, что он не успеет пристегнуться в кресле.
- Комментарии оставьте на потом, - сказал я. - Он будет делать то, что ему скажут.
Больше он ничего не сказал. Я осторожно отсоединил от себя капор, снял шлем, контакты с основания шеи. Расстегнул привязной ремень, но кресла не оставил. Настоящие пилоты никогда этого не делают, пока их корабль в космосе - только жокеи на стандартных линиях.
- Пусть кто-нибудь принесет мне чашку кофе, - сказал я.
На какое-то время всем стало неловко от мысли дублировать стюарда. Палец, в конце концов остановился на Джонни. Ив даже на мгновение не подумала, что место женщины в космосе - на кухне.
Я пристально оглядел приборы, но все было таким, каким ему и надлежало быть.
- Ну? - спросил дель Арко.
На мгновенье я задержался с ответом.
- Теперь о'кей, - наконец сказал я.
Он был неимоверно горд за свой корабль, но старался не показывать этого слишком явно. Я же не собирался впадать в энтузиазм и разыгрывать представление в честь достоинств и возможностей корабля.
Пока мы оставались в пределах солнечной системы, я не мог использовать всех возможностей "Хохлатого Лебедя" для движения в глубоком пространстве. Постепенно я увеличивал скорость, сжимая приборы управления в руке и ожидая подтверждения Ротгара о вероятности колебания плазменного поля и угрозы потерять его прямоточность. В дальнейшем я уменьшил релаксационную сеть для того, чтобы облегчить манипуляции. Сопротивление управляющего рычага было жестко фиксированным, но он мог перемещаться только на 150 градусов и не отвечал требованиям на скорости выше двенадцати тысяч. После этого предела требовалась точность и осторожность в управлении. Он был уже на скорости, превышающей сорок семь тысяч - и я все еще полагал, что он по-прежнему будет хорошо подчиняться управлению когда предположения стали сбываться. Поле начало испаряться. Я вернулся назад, к тридцати тысячам, и выждал. Ротгар не произнес ни слова. Вероятно, баланс плазмы он мог удержать на любой скорости... Предел был определен исключительно непрерывностью поля, которое было детерминированным из-за конструкции двигателя. Он был раз в десять быстрее, чем любой другой масс-релаксационный корабль, о котором я когда-либо слышал.
Дель Арко, видя, что я снова оставил управление, приблизился и стал тщательно приглядываться к показаниям приборов.
- Отойдите, - сказал я. - И помолчите. - Он молча отошел.
- Все в порядке? - спросила Ив шепотом, стараясь не беспокоить меня. Должно быть, он кивнул в ответ, потому что не сказал больше ничего, и она тоже не нарушила молчания.
Я снизил ход до двадцати тысяч, остановившись для обдумывания положения, а затем решил не впадать в амбицию. Снизил скорость еще на десять тысяч.
- Это испытание, - сказал я. - Сидите, застегнувшись, а если понадобится отлучиться, то не пугайтесь падения силы тяжести.
Я дождался щелчка застежек, а затем повернулся к приборам.
- Готов, Ротгар? - спросил я.
- Несомненно.
- Теперь слушай внимательно. - Я говорил в микрофон преувеличенно четко.
- Я собираюсь вывести корабль на трассу по нормальной дуге. А затем собираюсь принять более крутую траекторию. Если мы дернемся, закувыркаемся или закрутимся, я хочу, чтобы ты добавил столько плазмы, сколько мы сможем получить. Храни это движение превыше всего. Меня не волнует, как много напора мы потеряем, как долго поле будет оставаться целым. Когда у нас настанут небольшие неприятности, я выведу корабль по касательной. Понятно?
- Давай, - ответил он
- О'кей, я нагружу управление до предела и буду держаться до конца, чтобы выяснить, на какую мощность мы можем принять. Начинаю.
Я сделал паузу, собирая свое мужество, как и сосредоточенность. То, что я собирался сделать, было невозможно сделать на любом другом корабле. Может быть, на этом тоже.
Я подал энергию и поддерживал ее протекающей через нервную сеть. Осмотрев приборы внутри капора, я перевел взгляд, сфокусировав его на круге смутного звездного света, который был единственным, что я мог видеть в туннеле темноты.
Я позволил своим органам осязания распространиться при посредстве электродных контактов до тех пор, пока не стал уверен, что чувствую каждый синапс корабля. Я не мог ощущать их по отдельности, только как полную систему.
Мои руки выросли в огромные крылья, позвоночник стал длинным корабельным шпангоутом, ноги стали стабилизаторами, пах - атомными реакторами, сердце - релаксационной сетью, обернутой вокруг двигателя, мои легкие - внутренним корабельным пространством.
Я ждал и ждал до тех пор, пока не стал абсолютно уверен в том, что моя личность срослась с кораблем.
Затем с гарантией, немного замешанной на самоуверенности и вере в совершенное ощущение корабля, я бросил его по смертоносной траектории движения.
Я летал. Я напряг крылья, чтобы использовать силу, которая была в них заложена, слегка расправил их и направил импульс в движение. Немного подтянув ноги, я почувствовал, что мои спинные мышцы сократились.
Сердце забилось, но тотчас волна паники была погашена и насильно доведена до необходимого уровня. Только на мгновение сокращения сердца нарушились, когда плазма достигла стрессового состояния, на решающее мгновение. Но Ротгар поддерживал движение, и плазма текла спокойно и безопасно. Релаксационное поле было в порядке. Внутренняя гравитация тоже была в норме и постоянной.
Мы взбирались, кружили и падали, взмывали свечой по гигантской дуге. Медленно, почти безжизненно, я начал ужесточать дугу, уменьшая по спирали радиус. Мое тело сжалось, а крылья заволновались, и я мог чувствовать состояние своих костей, строение кожи и тонус мышц так точно, как только это могло быть. Я безошибочно знал, на что способен мой корабль, потому что я был им, а он мной. Корабль был "Хохлатым Лебедем". Моим.
Я мог лететь быстрее света.
Я мог лететь выше звезд.
Я мог лететь сквозь облака и радуги.
Я задохнулся.
Холодная металлическая рука сжала мое горло хваткой, которая была не жесткой, но ледяной, и мороз вошел в мою глотку. "Хохлатый Лебедь" закричал от боли, и я услышал звук собственного крика, ударившийся рикошетом о стены рубки управления в бесчисленном эхо, вперемежку со вскриком Ив.
Я сражался за воздух, крылья в панике коротко забились, и мы по касательной вышли из дуги. Внешне птица успокоилась, и Ротгар понизил в ее лоне энергию, выводя свое детище назад, к жизни и безопасности.
Мы вернулись на свой прежний запрограммированный курс. Я глубоко дышал, все еще чувствуя боль, которая овладела моим горлом, когда поток плазмы исказился, крупные красные пятна были у меня на шее - так как мне позднее объяснил Джонни. Я чувствовал себя так же, как и мой корабль. Его боль была моей, а его повреждения - моими. Если "Хохлатый Лебедь" Когда-нибудь разобьется, то мне не понадобится проводить два одиноких года на призрачной скале.
Долгое время царило молчание. Никто не двигался, пока я не снял капор с головы и не начал растирать шею и лицо руками. Я стер влагу с лица и смог убедиться, что был более озабочен птицей, чем собой.
- Что случилось? - спросил дель Арко.
- Ничего серьезного. Поток в релаксационной сети нарушился. Плазма разорвалась. Но только на мгновение. Ротгар подал энергию, которая была у него в запасе. Корабль легко воспринял ее. Если понадобится, то так будет и в дальнейшем. Все в порядке, капитан. Корабль преодолевает сверхсветовые. Он будет маневрировать в глубоком пространстве. Он сумеет доставить нас в ядро Алькионы и обратно.
- Когда вы закричали, - сказал Джонни, - я подумал, что нам конец.
- Я покачал головой.
- Это, скорее, было удивление, чем повреждение. Я не ожидал, что почувствую это внутри себя, снаружи, везде... Я знал, предполагал, но знать - не то же самое, что испытать. Это была личная тревога. "Лебедь" только похныкал.
- У него все в порядке? - потребовал дель Арко.
- Абсолютно, - заверил я его. - Операция была успешной. Пациент в добром здравии. Он сделает все, что вы скажете.
- И в Течении?
- На этот вопрос я отвечу в Течении. Теперь я запущу его на двадцати тысячах и затем хочу отдохнуть. И немного поесть.
Я мог чувствовать слова, царящие вокруг меня, но не сказанные ни капитаном дель Арко, никем другим. Я направился на кухню, которая была такой, какой ей следовало быть.