Степанович Ж.. Что бывало

примолкли, как мыши.
Я слез со стола и стал трясти пароходик. Они стряхнутся, не усидят на
лавках, и я услышу, как они там болтаются.
Но внутри было тихо.
Я понял: они сидят на лавках, ноги поджали и руками что есть сил
уцепились в сиденья. Сидят как приклеенные.
Ага! Так погодите же. Я подковырну и приподниму палубу. И вас всех там
накрою. Я стал доставать из буфета столовый нож, но глаз не спускал с
пароходика, чтоб не выскочили человечки. Я стал подковыривать палубу. Ух,
как плотно все заделано. Наконец удалось немножко подсунуть нож. Но мачты
поднимались вместе с палубой. А мачтам не давали подниматься эти веревочные
лесенки, что шли от мачт к бортам. Их надо было отрезать - иначе никак. Я на
миг остановился. Всего только на миг. Но сейчас же торопливой рукой стал
резать эти лесенки. Пилил их тупым ножом. Готово, все они повисли, мачты
свободны. Я стал ножом приподнимать палубу. Я боялся сразу дать большую
щель. Они бросятся все сразу и разбегутся. Я оставил щелку, чтобы пролезть
одному. Он полезет, а я его - хлоп! - и захлопну, как жука в ладони. Я ждал
и держал руку наготове - схватить.
Не лезет ни один! Я тогда решил сразу отвернуть палубу и туда в середку
рукой - прихлопнуть. Хоть один да попадется. Только надо сразу: они уж там
небось приготовились - откроешь, а человечки прыск все в стороны.
Я быстро откинул палубу и прихлопнул внутрь рукой. Ничего. Совсем,
совсем ничего! Даже скамеек этих не было. Голые борта. Как в кастрюльке. Я
поднял руку. И под рукой, конечно, ничего. У меня руки дрожали, когда я
прилаживал назад палубу. Все криво становилась. И лесенки никак не
приделать. Они болтались как попало. Я кой-как приткнул палубу на место и
поставил пароходик на полку. Теперь все пропало!
Я скорей бросился в кровать, завернулся с головой.
Слышу ключ в дверях.
- Бабушка! - под одеялом шептал я. - Бабушка, миленькая, родненькая,
чего я наделал-то!
А бабушка стояла уж надо мной и по голове гладила:
- Да чего ты ревешь, да плачешь-то чего? Родной ты мой, Борюшка!
Видишь, как я скоро?
Она еще не видала пароходика.

ПУТЕШЕСТВИЕ ХРАБРОГО ВАН-ГУГЕНА

Шесть недель перелистывал книги голландский воин Фома Ван-дер-Гуген.
Это было четыреста лет тому назад, в старое время, и воин был старинный.
Чего ж он книги перелистывал? В книгах он вычитывал, что ждет его в пути,
когда он на корабле поедет в Персию и повезет золото, чтобы выкупить из
плена своего брата Иоганна Ван-дер-Гугена. Корабли у голландцев на славу -
ни ветру, ни бури не боятся - не беда.
А вот на первой же странице толстой книги написано: есть в океане
морской человек. Лицом он похож на человека, только руки коротки и хвост
рыбий. Однажды влез он на борт купеческого корабля, и корабль накренился на
борт и вовсе перевернулся бы, не соскочи человек обратно в море.
"Ничего, - подумал Ван-дер-Гуген, - на корабле можно к берегу пристать,
выскочить на землю и удрать от морского человека". Перевернул страницу - еще
картинка.
Рассмотрел: рыба на ножках. Подписано: морская собака. В море плавает,
как рыба, по земле бегает, как зверь.
От такой и на берегу не спасешься.
- Ну, а шпага моя на что? - сказал Ван-Гуген и погладил шпагу по боку.
Но через две страницы он увидал картинку, как чешуйчатый морской змей на
выбор глотает с корабля людей - какого захочет. И если даже все время ходить
в латах, то змей съест вместе с латами, ему и железо нипочем.
"Ну, должно быть, только отчаянных грешников хватает змей, меня не
тронет", - решил Ван-Гуген. Но дальше прочел в книге, что змей ухватил
как-то даже монаха самой праведной жизни.
- А вдруг все это не так? - уж вслух сказал Ван-Гуген и хотел выпить
вина, чтоб согнать страх, но внизу страницы увидал семиголовое чудище, и
достоверный ученый писал: "Эту семиголовую гидру и сейчас еще можно видеть в
городе Венеции, где ее показывают за небольшие деньги".
Уж если сам архиепископ Магнус пишет, значит, правда, и Ван-Гуген уж не
читал больше, а дрожащими пальцами листал книгу. Вон чудище прямо с берега
ухватило человека и ест, как кильку. Захлопнул книгу. Открыл другую. Вот тут
радость.
Босые, голые люди простым бревном губят чудище - крокодила. Главное -
дружно налечь. Ван-Гуген приосанился, подбоченился. Эх, так его! Луком
разят. Топором! Так его, голубчика. А-а-а, задрал ножки. Долго радовался
Ван-Гуген. Ходил по комнате, ногой притоптывал - есть на чудище управа.
Главное - дружно и не трусь.
Но вот он после обеда поспал, снова сел за книги: и вот на картине
море, за морем огненные волны, с огнем уж тихая, мирная вода. А из тихой
воды с края света подымается рука - пальцы до небес. Распялилась рука и
вот-вот сгребет когтями корабль. Тут уж трусь не трусь, дружно не дружно,
всем одна жестокая судьба.
Ван-Гуген прищурил глаза и поднес книгу к самому окну. Он сразу даже не
понял, что нарисовано. Нет, верно. И подпись говорит ясно: вылез из моря
огромный спрут, опутал своими щупальцами мачты корабля... ну, дальше
понятно, чем все кончилось.
Он хотел уж захлопнуть книгу. Но потом опять стал разглядывать ту
картинку, на которой была нарисована рука. Вон море взмахнуло волной выше
мачт корабля, сейчас грохнет на палубу и разобьет, как гнилое корыто. Но
вон-вон дальше тихое море, еще шаг, два... А это что ж вверху?
Гигантская птица Рок ухватила, подняла ввысь корабль и рвет, дерет по
клочьям, а люди валятся вниз, как семечки из дырявого мешка. Ну, а если и
птице Рок недосуг будет рвать корабль, - то вон из-за горизонта вздымается
до небес рука. Она закрыла собой огненный закат, распялилась и ждет, как
судьба.
Ван-дер-Гуген захлопнул ученую книгу и спрятал в шкаф.
"Нет, не поеду, ни за что не поеду, - в душе решил Ван-Гуген. - Скажу
всем, что я занемог. Может, сын мой поедет... когда подрастет".
И когда вошла жена, Ван-Гуген сделал кислую мину и, закатив глаза,
спросил:
- Берта, ты не забыла, где живет медикус Мунц?


Вот какие книги печатались в старину. Конечно, на самом деле никаких
таких зверей не было и никто их не мог видеть. Но тогда в школах, на уроках
географии всерьез учили, в каких странах живут все эти чудища...