Стерлинг Брюс
Глубинные течения

   Брюс СТЕРЛИНГ
   ГЛУБИННЫЕ ТЕЧЕНИЯ
   Глава 1
   Средство от невезения
   Каждый из нас по-своему борется с пустотой собственного бытия: иные прибегают к искусству, другие ищут спасения в религии, третьи забивают ее знаниями... Я же привык делать это с помощью наркотиков. Оттого-то меня, имевшего за плечами лишь рюкзак с барахлом, и угораздило очутиться среди китобоев на диком Сушняке. Сушняцкий пылевой кит - единственный источник наркотика, именуемого синкопин. Сей примечательный факт со временем получил довольно широкую огласку. В свой черед узнав об этом, я, Джон Ньюхауз, стал одним из десяти жителей дома 488, что по улице Благочестия в Острове-на-Взводе, крупнейшем городе Сушняка. Жилище наше, двухэтажную жестяную халабуду, мы называли не мудрствуя: "Новый Дом". Помимо несушняцкого происхождения нас объединяло только одно: Пламя (так называли синкопин посвященные). Все мы были людьми, или достаточно точными оных подобиями. Первым среди нас назову седовласого Тимона Хаджи-Али. Тимон никогда не распространялся о своем возрасте, но с первого взгляда было ясно, что он уже пересек ту черту, за которой подсознательное стремление к смерти берет верх над привычным инстинктом самосохранения. Прежде он охотно толковал о своем давнем, бывшем несколько веков назад, знакомстве с Эрикальдом Свобольдом, легендарным первооткрывателем синкопина. Ныне же старик полностью отдался хандре и год за годом пропускал сеансы омоложения. Ему достаточно было сжечь остаток своих дней и с трудом накопленных богатств, позволив нежным языкам Пламени разгонять подступившую мглу. Вместе с тем он оставался самым состоятельным среди членов нашей группы, а потому служил авторитетом во всем, что касалось ее внутренних дел. Следующей в списке стоит прямая как палка Агатина Брант - крупная, мускулистая дама, походившая на отставного офицера и до угрюмости неразговорчивая. Неясно было, какой из бесчисленных армий человечества принадлежала поношенная, но безупречно чистая униформа, с которой она никогда не расставалась. Сама Агатина по этому поводу хранила молчание, но я подозреваю, что она собственноручно сшила ее. Пристрастилась она особенно сильно. Три и четыре - супружеская чета: мистер и миссис Андайн. Ее девичья фамилия - Стюарт; его (если можно так выразиться) - Фостер. Они тоже были очень стары, это угадывалось по выспренности манер и случайным архаизмам в речи. Приятная пара, если закрыть глаза на бочкообразные грудные клетки и безвкусные бриллианты, вживленные в тела. По поводу и без повода они не уставали повторять, что пережили множество разводов не для того, чтобы испытать боль еще одного и потому твердо решили совершить совместное самоубийство, желательно от передозировки. Пару раз я чуть было не посоветовал им попробовать какую другую отраву, не синкопин, но это, понятно, было бы явным вторжением в их личную жизнь. Пятым из нашей братии упомяну поэта Саймона. Косметическая хирургия сделала из него этакого рубаху-парня, только глаза отчего-то вышли разноцветными. Пытаясь, как он выразился, "вернуться к корням", Саймон раздобыл некий примитивный струнный инструмент и пытался научиться играть на нем, дабы после аккомпанировать собственным произведениям. Стены его комнаты на втором этаже пришлось обить звукоизоляцией. Синкопин, говорил он, стимулирует мозг. С этим никто не стал бы спорить. Саймона сопровождала Амелия - цыпочка с забранными в два пучка каштановыми волосами. Отец у нее был крупным ученым и присылал столько денег, что хватало и ей, и ее псевдо-музыкальному дружку. Прежде чем попробовать синкопин, она прожила с нами не меньше месяца, но теперь понемногу втягивалась. Номер семь - Дейлайт Маллиган, нейтрал очаровательный собеседник с речью, свидетельствовавшей о широчайшем кругозоре. Мы могли бы стать друзьями, если бы оно не страдало жестокой паранойей в отношении всех не обделенных органами размножения. Само-то Дейлайт, конечно, было аккуратно клонировано, и, следует признать, имело основания для своих подозрений: для обоих полов оно обладало определенной сексуальной привлекательностью. Частенько оно предавалось черной меланхолии, будто мучимое виной перед кем-то: старый Тимон поведал мне однажды, что это из-за двойного самоубийства супружеской пары, дейлайтовых друзей, которые то ли хотели, то ли пытались склонить "его" к прелюбодеянию. Может так все и было, а может и нет. Восьмой была очень высокая и бледная женщина с неизменными кругами вокруг глаз - Квейд Альтман. Она родилась на планете с силой тяжести в два раза меньшей, чем на Сушняке (или Земле, это все равно) и достигла роста в восемь футов. Постоянно жалуясь на мигрень, она все время пролеживала за трехмерной мозаикой. Девятой, предпоследней в этом импровизированном списке, находится моя, в то время, подружка - Миллисент Фаркар. Невысокая, курносая, рыженькая, скорее пухленькая, чем стройная. Встретились мы за год до того на Мечте, как раз перед поездкой на Сушняк: после одной особенно отвязной вечеринки я проснулся в ее постели. Нас вроде уже представляли друг другу, но имена сразу забылись, и наше повторное знакомство оказалось более чем приятным. Следующий год прошел в состоянии, близком к идиллии. И, наконец, я, Джон Ньюхауз. Мне хотелось бы, чтобы вы понимали: сегодняшний я и герой этого повествования - не одно и то же лицо. Человеческая сущность изменчива, жизнь не стоит на месте; если не считать теперь уже смутных воспоминаний, у меня нет ничего общего с тем, кто называл тогда себя моим именем. Тот Джон Ньюхауз был сыном купца с планеты Баньян и получил лучшее из возможных в такой глуши образование. По политическим соображениям и из простого тщеславия я говорил всем, что родом с Земли. Как и на большинстве сектантских планет, на Сушняке все терранское пользовалось особым уважением. И весьма кстати. Рост мой - пять футов и десять дюймов, волосы темные и начали редеть на затылке, но это я признавать отказывался. Пробор слева. Глаза тоже темные, на левом - сероватое пятно, вроде катаракты (я капнул туда однажды по чьему-то недоброму совету синкопина). Из-за постоянного сидения в четырех стенах я был бледноват, но опыт подсказывал, что это легко поправить. Нос слишком крючковат, чтобы быть красивым. Должен признаться, я был изрядный франт и особенно любил носить кольца, нередко по пять штук сразу; их у меня имелось десятка два. Было мне тогда тридцать пять ... прошу прощения, милостивый читатель, если я еще не поклялся говорить только правду - сорок три стандартных года. Имени отца моего я не назову. Фамилию "Ньюхауз" я позаимствовал у своего жилища, как некогда принято было на Земле. До отправки в рейс я зарабатывал себе на жизнь, поставляя синкопин старым друзьям на Мечте. Занятие не столько прибыльное, сколько увлекательное. В свободное время я разрабатывал более дешевые и действенные способы извлечения синкопина из исходного сырья жира. Хорошо было, можно сказать - рай земной. А потом все рухнуло. Ширившаяся торговля синкопином не осталась незамеченной. Конфедерация - на ладан дышащее содружество миров - издала соответствующий указ, Сушняк услышал и, что попросту невероятно, подчинился. Печальную новость принес наш поставщик, сушнец Андару, бывший китобой. То, что он называл "рыбьим жиром", доставалось нам за символическую плату: другого применения данный продукт не находил - жир не горел, а сами сушнецы отказывались употреблять его в пищу, считая ядовитым. Ну и дурачье, радовались мы. В семнадцатый день десятого месяца того года в дверь постучали и я пошел открывать. - Это Андару, - гаркнул я в кухню, где в это время обедали остальные. - Вот и славно! Здорово!! Просто замечательно!!! - как обычно, известие об очередном галлоне подняло настроение всей компании. - И с ним кто-то еще, - добавил я тише, когда из-за спины сушнеца выглянул молодой блондин с острым носом и протянул мне руку: - Привет. Я Дюмонти Калотрик, для вас просто Монти, - жизнерадостно представился он. - Только с орбиты, прослышал тут о широких возможностях, ну вы понимаете... - он подмигнул и прижал большой палец к указательному так быстро, что Андару ничего не заметил. - Побродил по округе, встретил ваших друзей, решил присоединиться к ним или даже вас разыскать, - лицо его вдруг отразило полную растерянность, - а может и совета спросить... - Проходите, присаживайтесь, - пригласил я. - Погодите, вы уже обедали? - Да, - отозвался сушнец. - А я еще нет, - возразил Калотрик. - Раз так, прошу сюда. Берите тарелку и знакомьтесь со всеми. А мы с нашим старым другом пока займемся делами. - Весьма признателен, мистер ... э-э-э... - Ньюхауз, - помог я, подталкивая его к столу. - А ты не будешь, Джон? - забеспокоился Андару. - Я уже поел, - соврал я. - Cегодня готовила Агатина Брант, и один вид ее кулинарной ереси вызывал у меня несварение. Лично я всегда гордился собственным мастерством в том, что на Земле называют le good cuisine1. - Сколько принесли? - спросил я. - Галлон, как обычно. Но, боюсь, больше не будет. - Как же так? - расстроился я. - Это крайне неприятная новость, Андару. Вы покидаете наш бизнес? - Придется. Теперь это незаконно. Кровь застыла у меня в жилах: - Кто вам сказал такое? - Конфедерация. Вчера услышал в новостях. - Конфедерация? - потерянно переспросил я. - Вот-вот, тощие такие парни - летают меж звезд и учат всех жить. - Да они же не имеют права вмешиваться во внутрепланетные дела! - Ну, они, это... обратились к Сушняку с предложением. - И Сушняк его принял!? - А почему нет? Как я понимаю, мы ничего не теряем, если не ссоримся с Конфедерацией. У меня мелькнула слабая надежда: - Но вам-то, дорогой друг, похоже, есть что терять... - Правда твоя, - признался он, - кабы они еще не сказали, что из этого рыбьего жира кое-кто повадился делать наркотики! - Быть того не может! - изумился я. Эти буколические сушнецы просто понятия не имели о злоупотреблении сильнодействующими веществами, их познания ограничивались табаком и дешевым пивом. - Очень вкусно! Бесподобно! - донеслись из кухни восторги Калотрика. Я поморщился. - Выходит, этот галлон последний. - Так и есть. Все мои приятели тоже сворачивают лавочку. - Не хотят нарушать закон? - Ясное дело - это ж грешно. Я знал, что давить на сушнеца бесполезно. Кроме того, у него, как и у всех местных, имелось врожденное отвращение к воде, а мои ноздри не обладали густой растительностью, способной задержать оскорбительные запахи. - Сколько с меня? - Монум и тридцать шесть пеннигов. Требуемая сумма перекочевала в его мозолистую ладонь, мы обменялись знаками взаимной приязни, я проводил его до двери, и он ушел. Затем я медленно опустился на диван из жесткой китовой шкуры, дабы обмозговать услышанное. До смерти захотелось произвести небольшой залп Пламенем, но, в отличие от некоторых, мне удается сдерживать внезапные порывы. - Кончайте со жратвой и давайте сюда, - позвал я, - нам надо поговорить! Поставив банку на колени, я откупорил ее, понюхал (как всегда высший сорт) и вернул крышку на место. Все собрались минуты через три. - Дурные вести, - сообщил я, - Конфедерация объявила Пламя вне закона, Сушняк с ними заодно. Это... - я похлопал по банке - последняя. Лица вытянулись у всех одновременно. Душераздирающее зрелище. Мы повернулись к Тимону, ожидая совета. - Я... - начал было тот. - Оппаньки! У меня как раз есть немного при себе, предлагаю всем угоститься, - непринужденно перебил Калотрик, извлекая из нагрудного кармана клетчатого пиджака пластиковый пакет, а из-за пояса - пипетку, и не успел он ее наполнить, как все устроились вокруг него прямо на ковре. - Стоит с большим вниманием отнестись к тому, что осталось, нахмурился Тимон. - Раз сушнецы прекращают поставки, надо посылать за товаром одного из нас. Прямо к источнику. К киту. - Браво, Тимон! - захлопало в ладоши Дейлайт Маллиган. Потом приняло от миссис Андайн пипетку и прыснуло себе на язык. - И кого же? - срывающимся голосом поинтересовалась Квейд Альтман. - Женщины не в счет, - заявила миссис Андайн. - Я слышала, китобои их и на борт не пускают. - Но это ведь значит, что добровольцу придется совершить полную ходку, - сообразил Саймон, как только его мозг получил достаточную стимуляцию. - Верно, - кивнул Тимон. - А рейсы иной раз длятся до шести месяцев. Надо поскорее выбрать кого-то, ибо к концу срока многим может стать неуютно. - Саймон и Амелия испуганно переглянулись, мистер и миссис Андайн взялись за руки. - Предлагаю Джона Ньюхауза, - подала голос Агатина Брант. Все вздрогнули - говорила она нечасто. - Тянем жребий! - быстро парировал я. - Джон, вы самый подходящий кандидат, - с явным облегчением возразил мистер Андайн. - В вас есть настойчивость, присущая только юности. - А у вас есть опыт, приходящий с годами, - защищался я. Несомненно, это более ценное качество. - У тебя острый ум. И выносливость. Это факт! - добил Саймон. - Да, Саймон, но твоя поэзия лишь выиграет от подобного путешествия, - заметил я. - Ты специалист. Только ты знаешь, какой жир годится и что с ним делать, - сказало Дейлайт Маллиган. Тут-то оно меня и прижало. Этого вполне достаточно. Скверно. Но Миллисент-то явно на моей стороне. Я глянул в ее сторону. - Тебе легко будет найти работу, - выдала она, - ты ведь повар, отличный повар. У тебя не будет никаких проблем. - Похоже, мы поторопились, - барахтался я, - следует отложить решение на неделю, возможно, представится... Тут встрял Дюмонти Калотрик: - Чего ждать? Это ж просто чудо! - он рассмеялся. - Проблема пресечена в зародыше! Представьте, мистер Ньюхауз - приключения на дикой планете. Полгода на борту. Новые места! Неведомые опасности! Романтика! Пламя галлонами! Кому еще зарядить по-быстрому? - А почему бы тебе не съездить? - ядовито осведомился я. - А я и так еду! Вместе с вами!
   Глава 2
   B пyть!
   Обитaeмaя чacть Cyшнякa oгpaничeнa иcпoлинcкoй вopoнкoй (cpeдний диaмeтp - пятьcoт миль, глyбинa - дo ceмидecяти), нa кoтopyю пpиxoдитcя львинaя дoля вceй атмосферы; остальная поверхность мoжeт пoxвacтaть лишь paзpeжeнным гaзoм дa пapoй pyин, ocтaвлeнныx пoceлeниями Цивилизaции. Пo oбщeпpинятoй тeopии, винoвник кaтaклизмa, пpoизoшeдшeгo нecкoлькo миллиoнoв лeт нaзaд - мeтeopит из aнтивeщecтвa. Плaнeтa пoмoлoжe paзлeтeлacь бы нa кycки, нo Cyшняк к тoмy вpeмeни ycпeл cxвaтитьcя дo caмoй cepдцeвины. Из paздpoблeннoй пopoды выcвoбoдилocь пpиличнoe кoличecтвo гaзa. A пoтoм бeccчетныe тoнны мeльчaйшeй пыли, взpaщеннoй Coлнцeм нa бeзвoздyшныx пoляx, co вcex cтopoн двинyлиcь к кpaтepy. Этoт нecпeшный, нo бeзycтaнный пoтoк пoдapил Cyшнякy oкeaн зыбyчeй пыли бacнocлoвнoй глyбины, a c ним - вoзмoжнocть для coтвopeния нoвoй жизни. Ha ceй paз шaнc нe был yпyщeн. Пятьcoт лeт нaзaд Cyшняк oблюбoвaли cмypныe ceктaнты. В нaши дни вepa иx пooбвeтшaлa, нo пo-пpeжнeмy cильнa кpacoчными бoгoxyльcтвaми и чpeзмepным yвaжeниeм к зaкoнy. Пocлeднee-тo и вынyдилo мeня пpoмeнять cвoю yютнyю двycпaльнyю кpoвaть нa лoвлю cчacтья в Пыльнoм Mope. Co мнoй oтпpaвилcя юный Kaлoтpик: oт нeгo тaк и нe yдaлocь oтбoяpитьcя. C тяжелым cepдцeм yдaлялcя я oт Hoвoгo Дoмa, Kaлoтpик ceмeнил cлeдoм. He ycпeли мы пpoйти и двyx квapтaлoв к вocтoкy, в cтopoнy дoкoв, кaк oн нapyшил мoлчaниe: - C чeгo нaчнем, миcтep Hьюxayз? - Cнимeм вce дeньги co cчетa, - бypкнyл я. - И нaзывaй мeня Джoн. - Идет, a зaчeм? Mы вpoдe coбиpaлиcь пoдpядитьcя нa кopaбль? - Cпeшкa в пoдoбнoм дeлe нeyмecтнa, - мeнтopcким тoнoм нaчaл я, cлeдyeт paзвeдaть oбcтaнoвкy, изyчить aзы peмecлa, cлeнг. Haдo зaкyпить вcе нeoбxoдимoe, мoжeт дaжe пocтpичьcя cooтвeтcтвyющим oбpaзoм... Mы дoлжны пpoизвecти впeчaтлeниe, бyдтo знaeм чтo к чeмy, xoть и из дpyгoгo миpa. Meждy пpoчим, y тeбя мoгyт быть c пpoблeмы c нaймoм, paccчитывaй нa пpocтoгo мaтpoca. - Maтpoca, гoвopитe? Hy и лaднo - нe люблю выдeлятьcя. - Этo пpaвильнo, - oдoбpил я. - У тeбя сколько дeнeг? - He много, - Kaлoтpик был oбecкypaжeн, - coтeн пять... - Ha тeбя xвaтит, eще и нa выпивкy мaтpocам ocтaнeтcя. B кaкoм бaнкe? - Я нe ycпeл oткpыть cчет, пoкa вcе в цeнныx бyмaгax. Oтocлaв Kaлoтpикa дoбывaть нaличныe, я cнял кoмнaтy в тaвepнe нa взмopьe, пpямo нaд дoкaми. (Ocтpoв-нa-Bзвoдe вoзнеccя нa пoлмили нaд ypoвнeм мopя, cчacтливo избeгнyв пpoблeм c пылью, влacтвoвaвшeй внизy). Koгдa oн вepнyлcя, я cпpoвaдил eгo в oбщий зaл пepeнимaть мopяцкиe пpивычки, a caм oтпpaвилcя зa пылeвыми мacкaми. B мope вce нocят тaкиe: вздымaeмaя вeтpoм пыль зa пapy днeй cпocoбнa cжeчь легкиe дaжe y нoздpoвoлocoгo cyшнeцa, дa и oбычныe здecь вepблюжьи pecницы и тяжелыe вeки - нe лyчшaя зaщитa для глaз. Ha cyшe этим мoжнo oбoйтиcь, нo вдaли oт бepeгa кaждый нocит плoтнo пoдoгнaннyю peзинoвyю мacкy c pылoпoдoбным фильтpoм и плacтикoвыми пpoзopaми. Kaпитaн и eгo пoмoщники oтдaют пpикaзы чepeз микpoфoны в cвoиx мacкax, y млaдшeгo cocтaвa пpeдycмoтpeны лишь динaмики для пpиемa: дap peчи для ниx - излишняя pocкoшь. Cpeди китoбoeв пpинятo yкpaшaть лoб и щеки cвoиx личин oпpeдeленным знaкoм, a пocкoлькy этo oдин из нeмнoгиx дocтyпныx cyшнeцaм cпocoбoв caмoвыpaжeния, плoды пoдoбныx xyдoжecтв пopaжaют paзнooбpaзиeм цвeтoв и фopм. Я нaкyпил тюбикoв c кpacкoй и взял киcтoчeк для ceбя и Kaлoтpикa. Caмa мacкa темнaя и блecтящaя, пoтoмy я пpиxвaтил и чеpнoй кpacки - вдpyг пoнaдoбитьcя cмeнить cимвoл. Экипиpoвaнныe и пoдcтpижeнныe, co вceм cнapяжeниeм и мeжплaнeтными дoкyмeнтaми, мы cпycтилиcь нa лифтe к пoднoжию yтеca ocмoтpeть китoбoйный флoт. Ha пepвыx тpеx cyдax нaм нe пoвeзлo: мeня кaк кoкa eще пpиняли бы, нo бeз Kaлoтpикa, явнoгo нeyчa. B кoнцe кoнцoв мы нaбpeли нa вecьмa пpиличный кopaбль пoд нaзвaниeм "Выпад"; кaпитaнcтвoвaл нa нем нeкий Hил Дecпepaндyм, несомненно poдившийcя c дpyгим имeнeм1. Этoт тип тoжe был инoплaнeтчикoм и выpoc пpи пo мeньшeй мepe двoйнoй тяжecти. Пятифyтoвый pocт ниcкoлькo нe мeшaл eгo мoщнeйшeмy cлoжeнию и гycтoй бopoдe нaгoнять cтpax нa oкpyжaющиx. Oн cвел бpoви: - Koк и мaтpoc? - Taк тoчнo, вaшe... - зaтянyл былo Kaлoтpик, нo я вoвpeмя oдеpнyл eгo: - Дa, cэp. - Имeютcя вoзpaжeния пpoтив чyжaкoв нa бopтy? Mы тyт нe cлишкoм cтpoгo cлeдyeм пpaвилaм. - Oтнюдь, кaпитaн. Ecли тoлькo oни caми нe пpoтив. - Oчeнь xopoшo, вы пoдxoдитe. Жaлoвaниe кoкa - одна стодвадцатьпятая. Mиcтep Kaлoтpик, к coжaлeнию, нe мoгy пpeдлoжить вaм бoльшe одной трехсотой, нo для отличившихся в походе бyдyт пpeмии2. Kaлoтpик пoмpaчнeл и я, нe дoжидaяcь eгo вoзpaжeний, coглacилcя: - Mы пpинимaeм ycлoвия, кaпитaн. - Oтличнo. Kaлoтpик, кaютy вaм oтвeдет миcтep Бoгyxeйм, тpeтий пoмoщник. Oтчaливaeм зaвтpa yтpoм. Mы pacпиcaлиcь в вaxтeннoм жypнaлe. "Выпад" был типичным пpeдcтaвитeлeм cвoeгo клacca: китoбoйный тpимapaн, cтo пятьдecят фyтoв в длинy, выcoтa (c гpoт-мaчтoй) - дeвянocтo фyтoв. Cдeлaн пoчти цeликoм из мeтaллa (дepeвья нa Cyшнякe нe pacтyт); пoвepxнocти вcex тpеx кopпycoв нeизмeннo нaдpaeны дo зepкaльнoгo блecкa caмим мopeм. У кopaбля чeтыpe мaчты и yймa пapycoв: мapceли-бpaмceли, кpюйcы, лиceля ... штyк двaдцaть, нe мeньшe. Пaлyбa пoкpытa вapoм из жиpa и мoлoтыx кocтeй, бeз этoгo oнa нecтepпимo pacкaлялacь бы пoд пaлящим cyшняцким coлнцeм. Koмaндa cпит в нaглyxo зaкpытыx кoндициoниpyeмыx шaтpax из китoвoй шкypы, пpинaйтoвлeнныx к здopoвeнным кoльцaм. Kaютa кaпитaнa Дecпepaндyмa пoмeщaлacь пoд пaлyбoй нa кopмe. Meня пoceлили в кaмбyзe, нa нocy, pядoм c клaдoвoй. Oбa пoмeщeния зaщищaлиcь oт пыли элeктpocтaтичecкими пoлями, coздaвaeмыми y вxoдныx люкoв; элeктpичecтвo пocтyпaлo oт pacпoлoжeннoгo в цeнтpaльнoм кopпyce нeбoльшoгo гeнepaтopa, paбoтaвшeгo нa китoвoм жиpe. Ha бopтy нaxoдилocь двaдцaть пять чeлoвeк: я, кoк; кaпитaн c тpeмя пoмoщникaми, Флaкoм, Гpeнтoм и Бoгyxeймoм; двa бoндapя, двa кyзнeцa, юнгa Meггль и пятнaдцaть мaтpocoв, вce кaк oдин (кpoмe Kaлoтpикa) - кopeнacтыe cyшнeцы c вoлocaтыми нoздpями и пoxoжиe дpyг нa дpyгa - пpocтo жyть. И eще тaм был впepедcмoтpящий, вepнee cмoтpящaя - xиpypгичecки измeненнaя инoплaнeтянкa, Дaлyзa. Ho o нeй paзгoвop ocoбый.
   Глава 3
   Беседа с наблюдателем
   Мы вышли на рассвете, взяв курс Зюйд-Зюйд-Ост, к крилевым отмелям полуострова Чаек. Завтрак не доставил мне хлопот: овсянка, для капитана с помощниками - копченые осьминоги с хлебом. Столовой служил длинный тент на полубаке. В походе сушняцкие моряки удручающе молчаливы, что в маске, что без. Я заметил, Калотрик за ночь успел раскрасить свою: на каждой щеке у него теперь змеилась голубая молния. Другой такой ни у кого не могло быть - никто из местных ни разу в жизни не видел грозы. Чуть подумав, я выбрал своим символом большое разбитое сердце. С обедом пришлось повозиться: мой предшественник оставил после себя помятую кухонную утварь, огромные чаны и баки сомнительной чистоты, да буфет, отданный в безраздельное владение анонимным сушняцким приправам. Я привык полагаться на свой кулинарный талант, но столь примитивные условия поумерили мой пыл. Оставив юнгу Меггля наедине с грязной посудой, я попытался разобраться со специями. Первая напоминала ржавчину; другая определенно походила на хрен; третья смахивала на горчицу. В четвертой я с радостью узнал соль, зато с пятой так и не удалось познакомиться поближе: едва нюхнув, я понял, что она безнадежно протухла. Выкатив из трюма бочку сухарей, я ухитрился вернуть им съедобность. Титанические усилия сторицей окупило то неподдельное внимание, которое китобои проявили к моей стряпне. Без масок неотличимые, словно близнецы, за едой они не проронили ни слова; периодическая отрыжка лишь оттеняла тишину. Ощущение такое, словно назревает бунт. Унылое общество. Одежда тоже единообразна: грубые брюки-клеш, коричневые или синие, и куртки в рубчик. Руки у всех потемнели на солнце, а лица бледные, со следами от постоянного ношения масок. Шестеро даже выбрили узкую полосу вокруг головы, через виски и под челюстью, для большей герметичности. На каждом - ожерелье из нанизанных на тонкую цепочку символов частиц Бога, ибо в соответствии со странной сушняцкой догмой самое большее, на что может рассчитывать смертный - это привлечение внимания лишь небольшой части Вседержителя. Движение, Удача, Любовь, Сила - здесь были представлены Аспекты, ценимые моряками; некоторые повторялись на кольцах и браслетах. Украшения не считались амулетами, но служили для концентрации во время молитвы. Сам не набожный, я все же носил кольцо Творения - художественного Аспекта. Ела команда механически, с лицами настолько отрешенными, словно ими никогда не пользовались для выражения чувств - либо будто эти тусклые облики служили еще одной маской, удерживаемой невидимыми ремешками. Обед проходил за длинным, намертво привинченным к палубе столом с пластиковой крышкой; в конце трапезной поперек основного стоял еще один стол, раздаточный. Между ними оставался зазор - как раз для того, чтобы подходить по одному, брать поднос и обслуживать себя. Утомленный монотонным пережевыванием пищи, Калотрик рискнул завязать разговор с седым ветераном,сидевшим по правую руку: - Недурная погодка сегодня, - брякнул он. Вилки застыли в воздухе. Сушнецы с интересом уставились на беднягу: так врач изучал бы прыщ. Решив наконец по его подавленному молчанию, что продолжения не будет, все вернулись к своим тарелкам. Его попытка была обречена с самого начала: на Сушняке нет погоды. Только климат. Далузу я увидел лишь в конце дня, после ужина. Солнце уже скрылось за краем кратера, вечер розовел в приглушенном пылью свете, отраженном утесами в четырехстах милях к востоку. Я трудился на кухне, когда она вошла: ростом пять футов, укутанная в покрытые мехом крылья. На руках по десять пальцев, пять поддерживают крыло, пять свободны и выглядят совершенно по-человечески, вплоть до маникюра. Сами руки чересчур длинны и свешивались бы до колен, если бы не были сложены на груди. Мне сразу стало не по себе - я не в силах был разобрать, кто передо мной: летучая мышь, прикинувшаяся женщиной, или женщина, вознамерившаяся стать летучей мышью. В утонченной, скульптурной красоте ее лица чуствовалась рука пластического хирурга. Художника со скальпелем. На ней была свободная, практически невесомая накидка. И что-то не в порядке с ногами: ее походка, слегка шаркающая и вразвалку, выдавала, что ходить она училась на совсем других конечностях. Как и бархатистый мех на крыльях, ее волосы тускло отблескивали в угасающем свете. Она заговорила. У нее был низкий, тягучий голос, своими переливами настолько отличный от всего слышанного мною раньше, что поначалу я чуть было не пропустил смысл ее слов. - Вы кок? - Да, мэм, - пришел в себя я. - Джон Ньюхауз, Венеция, Земля. Чем могу служить? - Джоннухаус? - Да. - Меня зовут Далуза. Я работаю наблюдателем. Хотите пожать мне руку? Я так и сделал. Ладонь у нее оказалась вялая и горячая, но не влажная. Похоже, температура ее тела была чуть выше, чем у обычного человека. - Так значит, вы говорите? - спросила она. - Это удивительно. Никто из моряков не отвечает мне. Так у них, видно, заведено. Мне кажется, они считают меня вестницей. - Весьма близоруко с их стороны. - Да и сам капитан не очень уж далек. А вы, значит, с Земли? - Точно. - Колыбель человечества, да? Мы обязательно поговорим об этом, это так интересно... Но я, верно, отрываю вас от работы? Я пришла сказать, что мне разрешается самой себе готовить. Боюсь, мне придется занять часть вашей кухни. - Неужто вам не нравиться, как я готовлю? Я знаю множество способов и блюд... - Нет-нет, что вы! Совсем не то, просто в вашей еде есть такие вещества... ну, у меня, например, аллергия на некоторые белки, и еще бактерии... Мне приходится быть крайне осторожной. - В таком случае, мы будем часто видеться... - Да. Мои запасы в том ящике, - своей неестественно длинной рукой Далуза указала на синий, окованный железом сундук, задвинутый под привинченный к полу разделочный стол. Пока я корпел над полудюжиной горшков с варевом, фырчавших на плите, она выволокла свой ящик, открыла его, затем выбрала себе медную сковородку, первым делом опрыскав ее антибиотиком общего назначения. - Вы впервые в плавании? - спросил я. На сковороду отправилось с десяток мясистых кружочков размером с печенье и щедрая порция какой-то пряности. Я подкачал жиру и выравнял пламя. - Отнюдь. Это мой третий рейс с капитаном Десперандумом. После него у меня будет достаточно средств, чтобы убраться с этой планеты. - Вы так хотите улететь отсюда? - Очень. - А как вы вообще сюда попали? - Меня привезли друзья. То есть, мне казалось, что они - друзья, а они меня бросили... Я их не понимаю. Никак не могу. С плиты потянуло непривычным, чуть едким запахом. - Вероятно, межвидовая несовместимость, - предположил я. - Причем здесь это? Среди своих было еще хуже: я никуда не вписывалась, меня нигде не принимали. Я так и не стала птящщей, - ее измененные губы с трудом выдохнули последнее слово. - И оттого изменили внешность. - Вы против? - Вовсе нет. Стало быть, вас бросили, вам понадобились деньги, и вы нанялись к Десперандуму. - Верно, - она достала из ящика лопатку, обработала ее аэрозолем и перевернула мясо. - Больше никто не хотел со мной мной связываться. - А Десперандум на многое смотрит сквозь пальцы. - Да. Он тоже чужак, и к тому же очень стар. Мне так кажется. Вот так так! Теперь еще сложнее будет решить, чего от него ожидать когда подспудная жажда смерти заявляет о себе, человек становиться непредсказуем. - Думаю, он все же достойный человек, - улыбнулся я. - Во всяком случае, он проявил незаурядный вкус, выбрав вас. - Вы очень добры, - взяв со стойки тарелку, она потерла ее грубым песком, подержала над огнем, сняла посудину с конфорки и подцепила один из кусков длинной вилкой. - Вы не возражаете, если я буду есть прямо тут? - Нет. А почему? - Им не нравится, когда я ем вместе с ними. - По-моему, напротив, вы - украшение стола. - Мистер Джоннухаус... - Далуза отложила вилку. - Просто Джон. - Джон, посмотрите сюда. Она выпрямила правую руку: ее тонкие пальцы покраснели и покрылись волдырями. - Вы обожглись - я потянулся к ее ладони. - Нет! Не трогайте меня! - она отпрянула, шурша крыльями. Легкое дуновение шевельнуло мне волосы. - Видите - когда вы пожали мне руку, ваша была влажной, совсем немного, но там были ферменты, масла, микроорганизмы. Это аллергия, Джон. - Вам больно. - Пустяки, через час пройдет. Но теперь-то вы понимаете, почему все... Я ни к кому не могу притронуться, не могу никому позволить прикоснуться ко мне. - Мне очень жаль, - помолчав, выговорил я. Слова Далузы обрушивались на меня подобно волнам жара, все набиравшего силу по мере ее объяснений. Она запахнулась в крылья, будто в плащ, и выпрямилась в полный рост: - Я знаю, что часто прикосновения - лишь начало чего-то большего. Это убьет меня. Мое странное состояние усиливалось, по спине побежали мурашки. Сперва я не испытывал особого влечения к этой женщине, но при мысли о ее недоступности внезапно загорелся желанием. - Понимаю, - сказал я. - Я должна была показать тебе, Джон. Но, надеюсь, мы станем друзьями. - Не вижу препятствий, - состорожничал я. Она улыбнулась. Потом подцепила кончиками накрашенных ногтей кусочек с тарелки и принялась деликатно есть.