Стерлинг Брюс. Пуля, начиненная гуманизмом

   – И что же вы с ним сделаете, если поймаете?
   – Пустим ему пулю меж глаз. – Сержант с усмешкой ткнул указательным пальцем себе в переносицу. – Вот сюда. Но пуля будет не свинцовая, а с зарядом гуманизма.
   Сниффи счёл, что услышал достаточно. Пора было сматываться из госпиталя.
   Проскочить мимо солдат было нереально. Это же не олухи из добровольческих отрядов и банд, а настоящие профессионалы, каких здесь давно не видели.
   Привезённая солдатами тележка с медикаментами стояла совсем рядом. Сниффи высмотрел на ней скальпель. Если удастся завладеть скальпелем, то можно будет прорезать дыру в задней стенке палатки и выскользнуть незамеченным.
   Сниффи ползком залез под тележку и высунул руку, но нашарить вслепую скальпель ему сразу не удалось. Немного выждав, он сделал вторую попытку. Его рука уже коснулась холодной ручки скальпеля, как вдруг кто-то грубо сжал его запястье и выволок из-под тележки. Солдат-европеец!
   – Кто этот мальчишка?! – рявкнул сержант.
   Сесилия, охнув, взволнованно запричитала:
   – Это мой сын Чип. Чип, радость моя, зачем ты залез туда?
   – Прости, ма. Мне было интересно.
   – Запомни, сынок, что именно любопытство сгубило кошку.
   – Герр Шпитцлер не говорил нам, что у вас есть сын, – заметил сержант.
   – Так он и не знал о моём сыне.
   Сниффи решил, что настало время разыграть комедию, и, извиваясь в руках солдата, заверещал:
   – Мистер, мистер ведь вы не сделаете мне больно? Ведь не убьёте меня?
   – Отпусти его, – скомандовал сержант.
   Солдат выполнил приказ, но остался в шаге за спиной Сниффи.
   – Спасибо, сержант. – Сниффи одёрнул футболку. – А то я уж испугался, что угодил в лапы к фашистам.
   Сержант удивлённо уставился на Сниффи.
   – Сколько тебе лет, парень?
   – Двенадцать, сэр.
   – Следовательно, ты не можешь знать, каким был мир прежде, чем доктор Хаверкемп сделал своё злосчастное открытие. Откуда же тебе известно о фашистах?
   – Нам о них рассказывали в школе.
   – Все школы давным-давно закрыты.
   – Меня обучала мама.
   – Он очень способный ребёнок, – пояснила Сесилия.
   – Да уж, не по годам способный мальчуган. – Глаза сержанта подозрительно сузились. – Мы покажем его герру Шпитцлеру.
   С истошным воплем Сниффи бросился на четвереньки, воспользовавшись замешательством солдат, молниеносно прополз под ближайшей койкой и понёсся к выходу.
   Сниффи выбрался наружу. Здесь у него было явное преимущество перед европейцами: он знал местность, а они нет. Через полторы минуты бега зигзагами между палатками и хижинами он оказался на краю футбольного поля, выкатил из кустов свой велосипед, вскочил в седло и погнал к Восточной площади.
   Ему было совершенно ясно, что бейсбольная бита более не защитит его. Беспощадные враги уже знают, как он выглядит! Теперь ему отчаянно нужен пистолет.
   Достигнув территории Торговой Палаты, Сниффи почувствовал облегчение. Членом банды он, конечно же, не был, но её руководитель – генерал Рокфеллер – приходился ему, как-никак, родным дядей.
   Университетская Оборонная Лига заодно с европейцами, поскольку позволила вертолёту приземлиться на своей территории. Наверняка европейцы попытаются объединить свои силы и с отрядами Национальной Гвардии. Следовательно, Сниффи лучше всего держаться поближе к банде Рокфеллера.
   Штаб-квартира торговцев была самой крупной крепостью в Западной Роли, а возможно, и во всём штате Северная Каролина. Сюда вела лишь единственная дорога с юга, со всех остальных сторон улицы были заминированы и перерыты двойным рядом траншей, повсюду были замаскированы пулемётные гнёзда. Некогда штаб торговцев был обычным многоквартирным домом, но теперь все окна в нём были заложены мешками с песком, и имелись лишь узкие бойницы, из которых можно было вести прицельный огонь. На крыше располагались зенитки, надёжно защищающие от непрошеных гостей с воздуха. Периодически из подземного гаража выкатывались грузовые форды, превращённые в броневички, объезжали владения торговцев и вновь скрывались под землёй.
   Количество вооружения в штаб-квартире торговцев заставляло многочисленных покупателей относиться к ним с уважением. А покупателей сюда каждый день наведывалось немало. Часто к торговцам приходили люди с трясущимися руками и остекленевшим взором, а выходили бодрыми и счастливыми. Наведывались сюда и богачи, но даже им приходилось оставлять личные автомобили, не доехав как минимум квартал, поскольку торговцы не желали, чтобы в их владения прикатила бомба на колёсах, как это когда-то случилось.
   Вертолетов в небе видно не было, и Сниффи быстро пересёк лужайку и соскочил с велосипеда у крыльца штаб-квартиры торговцев. Его терзал страх, ему явственно казалось, что его тощую шею стягивает удавка. Чувство было не из приятных.
   В тени крыльца стояла очередь покупателей, вдоль неё прохаживался вооружённый автоматом охранник в чёрных очках и с подозрением вглядывался в лица.
   Сниффи кивнул охраннику, взбежал по ступенькам и, никем не остановленный, вошёл в холл. Здесь за огромным столом сидел торговец, обменивающий деньги покупателей на ампулы с омолаживателем. Лицо торговца лоснилось от пота, из-под мокрой подмышки виднелась кобура с кольтом 45-го калибра. Сейчас он тараторил стоявшему перед ним сгорбленному коротышке привычной скороговоркой:
   – Товар у нас как всегда отменный. Бери и радуйся жизни! Минимальная такса – десять серебряных четвертаков. Если намерен обменять жратву, пройди к столу справа.
   Штаб-квартира торговцев была оснащена чудом новейшей техники – кондиционером воздуха, не только символизирующим преуспевание предприятия, но и указывающим на то, что у торговцев достаточно денег даже на бензин для автономного генератора. За многочисленными закрытыми дверями скрывались бесценные сокровища: ящики с настоящим виски, водкой, ликёрами; целые комнаты ломились от видеоаппаратуры; в других хранились аккуратно смазанные десятискоростные велосипеды и запчасти к ним. Были здесь комнаты битком набитые спортивной одеждой, костюмами-тройками и даже меховыми шубами. Хранящееся в иных комнатах добро можно было почуять, и, судя по запахам, там были не только консервы и бобы, но даже настоящая колбаса.
   Сниффи направился прямиком в глубину здания. Перед дверью в офис Рокфеллера сидела его секретарша, Линдзи. Когда-то Линдзи была женой самого губернатора Северной Каролины. Лет ей было не меньше восьмидесяти пяти, но выглядела она всего лишь на тридцать. Драгоценностей на ней было столько, что в былые времена позавидовала бы любая танцовщица из Лас-Вегаса. Золото, изумруды, бриллианты – все настоящие. Её боготворили все парни из банды торговцев. Или по крайней мере, делали вид, что боготворят, поскольку она, отличаясь несносным нравом, была приближена к главарю банды. Сейчас она была занята разговором с тремя громилами, которые то и дело выжидающе поглядывали на дверь офиса.
   При появлении Сниффи Линдзи вскочила, на её лице засияла деланная улыбка. Похоже, в ней столь глубоко укоренилось желание нравиться всем мужчинам, что она заигрывала даже со Сниффи.
   – Сниффи, дорогуша, как у тебя дела? Давно же мы с тобой не виделись!
   – Линдзи, мне срочно нужно к генералу.
   – Боюсь, сейчас он занят, – проворковала она. – А ты уже слышал?
   – Слышал что?
   – К нам прибыли европейцы. Вроде бы швейцарцы. Они сейчас беседуют с генералом. У них с собой настоящая видеокамера. Они снимут о нас документальный фильм, а потом прокрутят его у себя по телевидению!
   Было ясно, что Линдзи возбуждает мысль о том, что её вновь покажут по телевидению.
   – А я помню телевизор, – сказал один из бандитов.
   – За съёмки они, наверное, нам заплатят? – предположил другой. – Может, предложат европейские бумажные деньги.
   – Да у них в ходу, поди, только кредитные карточки, – заметил третий.
   – А я помню кредитные карточки, – сказал первый бандит.
   Сниффи несколько раз подпрыгнул, привлекая к себе внимание, и сообщил:
   – Я на всех парах прикатил сюда из лагеря Красного Креста как раз для того, чтобы предупредить генерала о тех европейских ублюдках. Они вознамерились вытеснить нас из бизнеса и ради этого уже объединились с Университетской Лигой!
   Линдзи, глядя на него, наморщила лобик.
   – Похоже, Сниффи, тебе и впрямь следует срочно поговорить с генералом.
   И Сниффи, спиной ощущая завистливые взгляды, обогнул её стол. Дверь в кабинет Рокфеллера оказалась незапертой, и он без стука вошёл внутрь.
   Пол устилал персидский ковёр, стены покрывали панели из натурального ореха, кожаные с золотым тиснением кресла были доставлены сюда из здания конгресса Штата, ко всем окнам крепились стальные пластинки с искусной гравировкой. За приоткрытой дверью в соседнюю комнату виднелись и другие сокровища: микрокомпьютер, открытый ящичек с настоящими гаванскими сигарами, коробка с новыми электрическими лампочками, банки с сардинами. Стены той, соседней, комнаты были украшены охотничьими трофеями – полусотней голов лосей, медведей и оленей.
   На Рокфеллере был серый шерстяной костюм-тройка, на ногах – расшитые серебром высокие ковбойские сапоги из кожи питона. Он методично жевал батончик «Марса» – давно ставшую редкой и очень дорогой шоколадку. Рядом с ним сидели два блондина в чёрных мешковатых брюках и белых сорочках. Оружия у них Сниффи не заметил. Один из блондинов держал на коленях широкополую шляпу, другой – миниатюрную видеокамеру.
   У двери в кресле развалился одетый в бейсбольную шапочку и джинсовый комбинезон личный телохранитель Рокфеллера – лейтенант Форбос. Завидев входящего Сниффи, Рокфеллер широко улыбнулся, из чего Сниффи сразу заключил, что тот уже читал листовки европейцев.
   Блондин постарше с интересом оглядел Сниффи и спросил:
   – Кто это?
   У него был режущий ухо акцент, должно быть, английский он изучал в Британии.
   – Это – Сниффи. Привет, Снифф. Давно не виделись.
   – К вашим услугам, генерал! – воскликнул Сниффи. – Можете всегда на меня рассчитывать, но своим визитёрам не верьте.
   – Это – герр Шпитцлер, – невозмутимо представил своих гостей Сниффи генерал. – А это – синьор Андолини.
   – Рад встрече, – сказал Шпитцлер, поднимаясь с кресла. Держался он необычайно прямо, будто у него был искусственный позвоночник. – Но вы, мой юный друг, заблуждаетесь относительно нас. Мы здесь с дружественным визитом, прибыли, чтобы помочь вам.
   – Последний раз, когда мы слышали о том, что творится за океаном, помощь была нужна вам, ребята, а не нам, – буркнул Рокфеллер.
   – Жизнь в Европе за последние годы значительно улучшилась, – возразил Шпитцлер. – Мы у себя уже преодолели социальные взрывы и хаос.
   Сниффи, усевшись на софу, привалился спиной к стене. На случай, если придётся спешно уносить ноги, глаз с двери он не спускал. Хотя ноги его уже вряд ли спасут. Слишком хорошо укреплена штаб-квартира торговцев. Надо бы постараться, чтобы развязка ситуации наступила здесь, сейчас.
   – Рад за вас, – сказал Рокфеллер. – Тем более что поначалу в Европе было даже хуже, чем здесь, в Америке.
   – Да, нам досталось. Только в Швейцарии погибло два миллиона человек. По всей Европе – более пятидесяти миллионов. В основном люди умирали в первые годы кризиса. Но худшее для нас уже позади.
   Задумавшись на несколько секунд, Рокфеллер пробормотал:
   – Прорва народу. Интересно, а как много американцев погибло?
   – По нашим подсчётам, приблизительно девяносто пять миллионов, – с готовностью сообщил Шпитцлер. – Хотя, возможно, и больше. Подсчёты весьма приблизительные, поскольку в Америке давно уже не существует централизованной власти.
   – Бог ты мой! – Рокфеллер приподнял брови. – Целых девяносто пять миллионов!
   – Мы полагаем, что во всём мире сейчас насчитывается не более трёх миллиардов человек. Следовательно, в последние пятнадцать лет на Земле погибло около трёх миллиардов. – Шпитцлер печально опустил глаза.
   Манерами и спокойствием Шпитцлер напоминал профессионального карточного игрока, и Сниффи решил, что, хотя выглядит он двадцатипятилетним, на самом деле ему далеко за пятьдесят.
   Рокфеллер молча жевал батончик «Марса».
   – Ну, – вступил в разговор Сниффи, – по-моему, ничего страшного не произошло. Людей хотя и стало меньше, но жизнь их удлинилась.
   – Ничего себе удлинилась! – воскликнул Шпитцлер. – Да будет вам известно, мой юный друг, что из-за болезней, голода и, конечно же, из-за царящего везде насилия, вызванного появлением омолаживателя, средняя продолжительность жизни сейчас составляет всего лишь двадцать с небольшим лет.
   – Вы отлично информированы, – заявил Рокфеллер. – Но что нам толку от ваших цифр?
   – Дело в том, что благодаря своему последнему изобретению мы научились жить с омолаживателем, – принялся похваляться Шпитцлер. – Объединённая Европа уже вполне способна прокормить себя и даже поставлять продукты на экспорт. В Женеве возобновилась деятельность Организации Объединённых Наций. Мы верим в то, что недалёк тот час, когда во всём мире будут восстановлены мир и порядок.
   Рокфеллер скомкал обёртку от шоколадки и, натренированным движением швырнув её в корзину, сказал:
   – Ну, Торговая Палата города Роли приветствует торговлю во всём мире. Мы располагаем самыми обширными ресурсами на всём Пидмонте и готовы к сотрудничеству. Роли – стратегическая столица Северной Каролины. Как только город будет целиком наш, мы сразу двинем на Шарлотт, Ричмонд, Чарлстон… Да что там эти города, мы возьмём в свои руки все Восточное побережье! Места здесь богатые. Мы предложим европейцам любой товар – наркотики, табак… Только скажите, что вам нужно! Вы поможете нам, а мы – вам!
   Рокфеллер встал, нагнулся и выволок одной рукой из-под своего необъятного письменного стола на середину комнаты ящик размером с микроволновую печь. Сниффи доводилось прежде видеть этот металлический, цвета хаки, ящик с надписью «Армия США», но что в нём, он не знал.
   – В этом ящике – тяжёлый ручной пулемёт М-3 50-го калибра, – сообщил Рокфеллер, открывая крышку ящика и доставая из него посверкивающего черным металлом монстра. – Ствол у него керамический, большинство деталей изготовлено из композитных материалов, оттого весит он вполовину того, что весил старый добрый браунинг 50-го калибра. Скорострельность такая, что и представить страшно, отдачи почти никакой, а каждая пуля способна пробить огромную дыру в лобовой броне танка.
   Рокфеллер, смачно прищёлкнув языком, продолжил:
   – Беда только, что таких игрушек было выпущено всего ничего. Пентагон едва успел запустить их опытную партию, как началась заварушка с омолаживателем. Мне очень повезло, что я обзавёлся хотя бы одним.
   Лица швейцарцев оставались непроницаемы. Они сидели неподвижно, лишь Андолини слегка перемещал видеокамеру, постоянно держа Рокфеллера в фокусе.
   – Бьюсь об заклад, что у вас, ребята, таких игрушек нет и в помине. – Рокфеллер достал из ящика обойму и привычно вогнал её в ручной пулемёт. – Ведь и ежу понятно, что в Европе классно изготовляли только часы! Но вам наверняка по силам сделать копии с моей малютки. Ведь так? – Он на секунду замолчал. – Так я вам вот что скажу. Дайте мне штук тридцать таких игрушек, ну и, конечно, патроны к ним, а я через день положу к вашим ногам весь Западный Роли. Ну как, честная сделка?
   – Силой оружия глобального кризиса не разрешишь.
   – Тогда нужно более мощное оружие!
   Шпитцлер невозмутимо кивнул и сказал:
   – У нас есть более мощное оружие. Пули, начинённые гуманизмом.
   – Что-что?
   – Пули, начинённые гуманизмом. – Шпитцлер говорил с теми же интонациями, с какими в былые времена читали лекции опытные профессора в университете. – Люди хотят долгой жизни и не желают быстрой смерти от оружия. Пули, начинённые гуманизмом, позволяют нам создать такую социальную среду, в которой медикаменты будут справедливо распределены без насилия.
   – Людям, сколько ни дай, всё мало.
   – В душе каждого живут ангел и злобная обезьяна. За многие века люди выработали такой образ поведения, который позволял им жить в мире с соседями, но неожиданно появился омолаживатель и разрушил все моральные устои. Нам следовало научиться жить по новым правилам. И мы научились. Вместе с дозой омолаживателя мы теперь выдаём и пулю гуманизма – наше собственное достижение в медицине.
   – Так пуля, начинённая гуманизмом, вовсе не пуля? – спросил удивлённый Сниффи. – Выходит, она – некий нейрофизиологический препарат?
   – Вы как всегда правы, мой юный друг. Пуля, начинённая гуманизмом, предназначена для особенно агрессивных человеческих особей, а для всех остальных – обычный раствор того же самого препарата, вводимый в организм добровольно в виде инъекции. Я не нейролог и не могу объяснить принцип действия препарата гуманизма, но знаю точно, что он, воздействуя на мозг, пробуждает в людях жалость, усиливает симпатию к другим людям, восстанавливает утерянную с появлением омолаживателя способность человеческих существ вести себя в соответствии с установившимися нормами морали.
   – Сдаётся мне, что ваша пуля гуманизма – обычный наркотик. – Рокфеллер поморщился. – Говорите, каждый в Европе принимает его?
   – Каждый, кто пользуется омолаживателем. Бессмертие не даётся даром. Лучше уж пуля гуманизма, чем свинцовая пуля.
   – Ваша пуля гуманизма – обычный промыватель мозгов! – возмущённо воскликнул Сниффи. – Может, вас и устраивает, что люди в Европе превратились в послушных овечек, но у нас, в Америке, такой фокус не пройдёт!
   – Нам тоже такое положение вещей не нравится, – сказал Шпитцлер. – Благодаря пуле гуманизма мы вышли из состояния кризиса, но изготовлять пулю гуманизма дорого и сложно, а производство обоих препаратов – омолаживателя и пули гуманизма – быстро истощает наши ресурсы. Поэтому мы разработали план. Мы хотим изменить генную систему человека так, чтобы его организм сам непрерывно вырабатывал и омолаживатель, и препарат гуманизма. Тогда людская натура навсегда изменится на клеточном уровне, ангел в душе каждого победит злобную обезьяну. На Земле навсегда восторжествуют мир и порядок!
   – В мелочности идей вас не упрекнёшь, – прокомментировал речь Шпитцлера Сниффи.
   – Мы серьёзно работаем над своим проектом, – сказал Шпитцлер. – К несчастью, ощутимых результатов пока не достигнуто.
   – Удивляться нечему! – восторжествовал Сниффи. – Ведь для осуществления вашей затеи нужны не умники профессора из университетов, а настоящий гений!
   – Вот потому-то мы столь усердно разыскиваем Сидни Хаверкемпа, – пояснил Шпитцлер. – Он подлинный гений. Но к тому же он ещё и аморальный тип. Именно из-за него на Земле погибло три миллиарда человек. Отыщите для нас Хаверкемпа, мы вгоним в него пулю гуманизма, перевезём в Цюрих и засадим за работу в фармацевтической лаборатории. Он наверняка справится с поставленной задачей, и тогда мы изменим мир к лучшему.
   – Пулям гуманизма я предпочитаю пули старого образца, – заявил Рокфеллер. – Они гораздо дешевле, да и действуют эффективнее.
   – Не представляю, каким образом Хаверкемп использует здесь свои гениальные способности, – сказал Шпитцлер, не обращая внимания на Рокфеллера. – Он расходует свой интеллект попусту. Доставьте его нам, и он сможет работать во благо человечества и, быть может, даже загладит свою вину перед людьми.
   Говорил Шпитцлер напыщенно, но в голосе его звучал холод. Именно такие напыщенные, произнесённые холодными безучастными голосами речи преподавателей в старших классах школы, а затем в университете в былые времена приводили Сниффи в ярость. И сейчас в его душе разразилась буря.
   – Загладит свою вину перед людьми?! – воскликнул он. – Как бы не так! Да лет через двести вы будете благодарить Сидни Хаверкемпа, стоя на коленях!
   Шпитцлер, спокойно оглядев его, произнёс:
   – Хаверкемп совершил величайшее преступление в истории человечества.
   – История закончилась. Теперь мы переживём историю!
   – А почему собственно, вы, мой юный друг, защищаете доктора Хаверкемпа? Ведь именно по его вине ваша страна повержена в руины. То же самое произошло и у нас в Европе, но мы потихоньку выходим из кризиса, а ваша бедная Америка представляет собой кучу сброда, дерущегося за чудо-препарат.
   – Следи за своей речью, приятель! – рявкнул Рокфеллер. – Не такие уж вы великие!
   – Не хочу дискутировать с вами на эту тему. Я видел здесь достаточно ужасов. Боюсь, что вы погибнете, но протянутую нами руку помощи так и не примете.
   Рокфеллер сел за письменный стол и в ярости сжал кулаки.
   – Так вот что вы задумали на самом деле. Хотите нашей всеобщей гибели, чтобы весь континент достался вам? Не выйдет! Помните, что один американский боец положит целый взвод ваших бесхребетных европейцев-моралистов! Напрасно только мы, американцы, в своё время освободили Европу от немцев-нацистов.
   – Немцы давно уже не нацисты.
   – С тобой всё ясно. Нацистская свинья!
   Сниффи был рад тому, какой оборот принимают события.
   – Может, эти яйцеголовые и спелись со слюнтяями из Университетской Оборонной Лиги, но настоящих мужчин из Торговой Палаты им не облапошить! – воскликнул он. – Не позволяйте этим пожирателям сыра водить себя за нос, генерал!
   Наконец Шпитцлер вроде бы забеспокоился.
   – Мы не вооружены. – В доказательство он вытянул вперёд руки. – Мы действительно пытаемся найти общий язык не только с вашим, но и с другими вооружёнными формированиями в Америке, но только лишь ради вашего же собственного блага. Пуля гуманизма принесёт мир всем. Она спасёт человечество!
   – Американцы проживут и без вашей пули гуманизма! – заорал не на шутку рассерженный Рокфеллер. – Форбос, свяжи этих ублюдков и швырни в подвал.
   – Есть, сэр! – с явным удовольствием воскликнул Форбос.
   – Не валяйте дурака, генерал, – посоветовал Шпитцлер. – Пленив нас, вы ровным счётом ничего не добьётесь.
   – Вы станете у нас заложниками, – пояснил Рокфеллер. – Только так и можно обходиться с вами. Подумаешь, пуля гуманизма!
   Форбос встал и пошёл на европейцев. Шпитцлер, как стоял с простёртыми руками, так и остался на месте. Андолини поспешно сжал в руках видеокамеру.
   В комнате полыхнула непереносимо яркая вспышка белого света.
   Сниффи мгновенно ослеп.
   – Я не вижу ни черта! – заорал Рокфеллер. – Чертовы ублюдки ослепили меня!
   В комнате послышались грохот мебели и сдавленные проклятия.
   – Я у двери, шеф! – членораздельно вскричал вдруг Форбос. – Проклятым европейцам не сбежать!
   – Молодчина, Форбос. Отлично сделано.
   – Спасибо, шеф. Но я по-прежнему ни зги не вижу.
   – Я тоже, – поделился Сниффи.
   Всё действительно было погружено в багровый туман. Сниффи побрёл, как ему представлялось, к середине комнаты. Наконец ступня его ухнула о металл.
   Он нагнулся и вытащил из ящика ручной пулемёт. Обойма, к счастью, уже была вставлена. Тяжёлое оружие внушило ему силу и уверенность в себе.
   – И правда, шеф, – сказал Сниффи, – крошка немного весит. А как из неё стрелять?
   – Не пори горячку, Снифф, – остановил его Рокфеллер. – Ведь мы даже точно не знаем, остались ли ублюдки-европейцы в этой комнате.
   – Они здесь, я чую, – крикнул Сниффи. – И дыхание их слышу. Буду целить на звук.
   – Сниффи, сынок, ты ведь никогда не был метким стрелком. Да и вряд ли понимаешь, какая грозная игрушка у тебя в руках.
   – Порядок, шеф. Я уже нашёл спусковой крючок. – Сниффи отступил на шаг, приподнял ствол пулемёта и сказал, возвысив голос: – Эй, вы, двое! Сдавайтесь или станете дырявыми, точно сыр! – Он засмеялся. – Дырявыми, точно ваш любимый швейцарский сыр!
   Ответа не последовало.
   – Вы знаете, о чём я говорю?!
   Молчание.
   – Шеф? – позвал Форбос. Он оказался много ближе, чем предполагал Сниффи, и слева, а не справа. – Я надёжно заблокировал эту дверь, но, быть может, она ведёт вовсе не наружу, а в соседний кабинет? Может, европейцы уже унесли ноги?
   – Может быть. Во всяком случае, пулемёта им не видать как своих ушей, – сообщил Сниффи. – Именно, чтобы он не достался им, я его и схватил первым. Понятно?
   – Отлично придумано, Снифф, – похвалил его Рокфеллер. – Ты всегда у нас был башковитым малым.
   Сниффи напряжённо думал. Можно было, конечно, позвать на помощь, но пока сбежится охрана, Шпитцлер почти наверняка сумеет овладеть пулемётом.
   – Шеф, я вот что подумал! – вскричал Сниффи. – Пока мы ослеплены, они могут легко подобраться ко мне, выхватить пулемёт, прикончить всех нас, а затем с помощью оружия проложить себе путь наружу!
   – Могут, – подтвердил Рокфеллер. – Особенно после того как ты, приятель, подсказал им такую возможность.
   Сниффи обуяла паника. Его колени задрожали мелкой дрожью.
   – Они могут наброситься на меня в любую секунду! – Он принялся неистово водить стволом пулемёта из стороны в сторону. – Что мне делать?!
   – Мне плевать, проживу ли я вечно! – заорал Рокфеллер. – Но будь я проклят, если и им плевать! Жми на всю железку, парень, а там будь что будет!
   – По-моему, стрелять пока не стоит, – неуверенно возразил Форбос. – Держи, парень, пулемёт покрепче и зови на помощь.
   Сниффи сделалось не по себе. Вопреки совершеннейшим технологиям пулемёт был для него чертовски тяжёл. Его крошечный палец на огромном спусковом крючке уже немел. И что это за звуки? Неужели приглушённые длинным ворсом ковра приближающиеся шаги?
   Похоже!
   – Даю вам, проклятые европейцы, последний шанс! – завопил Сниффи во всю мощь своих детских лёгких. – Если вы ещё здесь, немедленно сдавайтесь! Иначе – считаю до десяти и открываю огонь! Итак, один… два… три…