Стерлинг Брюс. Священная корова

   Джеки покопался в бумажнике и протянул банкноту местной валюты.

***

   У Байшо в группе было пять японцев. И даже с помощью группы Джеки почти весь вечер ушел, чтобы выкосить толстые коричневые стебли бурьяна на старом чумном кладбище Болтона. Каждые примерно полметра стоял маркер, отмечающий мертвеца. Пятьдесят лет назад в землю вбили гранитные столбики, а потом стесали чем-то вроде металлической пилы. На плоской верхушке вырезали полустертые теперь имена и даты и компьютерные номера удостоверений.
   Джеки думал, что кладбище, наверное, тянется где-то на километр. Во все стороны расстилалась бугристая английская земля, из нее торчали зацепившиеся толстыми корнями приземистые дубы и ясени, странно голые, как все европейские деревья зимой.
   Ничего такого особенного не было на этом месте. Оно было совершенно прозаическим, как запущенный парк в заштатном городишке, и никак не лезло в образ трагедии. Джеки был ребенком, когда разразилась чума скрейпи, но он помнил, как сидел в жаркой бомбейской темноте, глядя в непонимании на кричащие ролики новостей, непонятные картинки. Конечно, они были цветные, но его детская память сохранила их черно-белыми, зернистыми. Застеленные койки в больничных лагерях Европы, бредущие белые люди в одинаковых одеждах, изможденные и дрожащие, черпающие благотворительную похлебку ложками, зажатьми в высохших руках. Чума скрейпи развивалась в людях чертовски медленно, но ни один из заболевших не выжил.
   Сначала возникали медленные мучительные головные боли и неодолимое чувство усталости. Потом спотыкающаяся, шаркающая походка, когда отказывали нервы ног.
   Поражение ширилось и уходило глубже в мозг, мышцы слабели и атрофировались, наступала смертельная психотическая апатия. В этих старых кинороликах западная цивилизация смотрела в индийский объектив с недоуменным слабоумием, и миллионы отказывались признавать, что умирают просто потому, что ели корову.
   Как это называлось? – попытался вспомнить Джеки.
   Бифбургеры? Нет, гамбургеры. Девяносто процентов населения Британии, тридцать – Западной Европы, двадцать процентов реактивносамолетной Америки погибли страшной смертью. Из-за гамбургеров.
   Постановочная группа Байшо изо всех сил старалась создать на этом месте ужаса подходящую атмосферу. Японцы тянули по скошенной траве длинные нити белой паутины из какого-то аэрозоля и ставили осветительную аппаратуру со светофильтрами. Съемка будет ночной, и скоро приедут экспрессом Макбет с Макдуфом.
   Бетти вывела Джеки из раздумий:
   – Байшо-сан хотел бы знать, что ты думаешь.
   – Мое профессиональное мнение о постановке сцены как ветерана индийского кино? – спросил Джеки.
   – Именно, босс.
   Джеки не собирался выдавать свои профессиональные секреты, но не смог удержаться от искушения переплюнуть японцев.
   – Генератор ветра, – бросил он. – Тут генератор ветра нужен. Пусть он оставит несколько стеблей повыше, под деревом где-нибудь. У нас в Болтоне есть пятьдесят кило блестящей пыли. Даем ему, если он готов платить, запускать в ветрогенератор эту пыль по горсточке, и получится классный эффект. Жуть будет, как в аду.
   Бетти передала его совет. Байшо кивнул, обдумал идею и тронул машинку у себя на поясе. Открыв футляр, он стал нажимать кнопочки.
   Джеки подошел ближе.
   – Что это у него? Телефон?
   – Ага, – сказала Бетти. – Он должен утрясти этот план с начальством.
   – Здесь же нет телефонных кабелей, – удивился Джеки.
   – Хайтек. У них спутниковая связь.
   – Черт побери, – сказал Джеки. – А я тут предлагаю техническую помощь. Этим чертовым японцам, да?
   Бетти посмотрела на него долгим взглядом:
   – У тебя над ними численное превосходство восемь к одному. Пусть японцы тебя не беспокоят.
   – А я и не беспокоюсь, – ответил Джеки. – Я человек толерантный, лапуля. Очень светский, не религиозный. Но я думаю, что скажет моя студия, когда узнает, что я преломлял хлеб с конкурентами моей страны. В бомбейских желтых листках это не будет хорошо выглядеть.
   Бетти молчала. Солнце садилось за груду облаков.
   – Вы, азиаты, короли мира, – сказала она наконец. – Вы богаты, вся власть у вас, и все деньги тоже. Нам нужна ваша помощь, Джеки, и мы не хотим, чтобы вы воевали друг с другом.
   – Политика? – удивился Джеки. – Ну, понимаешь... жизнь такова, какова она есть... – Он помолчал. – Бетти, послушай старого умного Джеки. В Бомбее не жалуют актрис, которые лезут в политику. Это тебе не Тулза, штат Оклахома. Ты поосторожнее.
   Она медленно повернулась к нему, широко раскрыв глаза:
   – Ты не говорил, что возьмешь меня в Бомбей, Джеки.
   – В общем, может так выйти, – ответил он неуверенно.
   – Мне бы хотелось, – сказала она мечтательно. – Центр мира. – Бетти взяла себя за руки выше локтей, поежилась. – Холодает. Пойду возьму свитер.
   Прибыли актеры в моторном трехколесном кебе, японцы стали одевать их в сценические доспехи. Макдуф для разминки сделал несколько движений кендо.
   Джеки подошел к мистеру Байшо:
   – Не позволите ли вы мне позвонить по вашему телефону?
   – Извините? – не понял Байшо.
   Джеки показал жестами.
   – Бомбей, – сказал он, написал номер на страничке блокнота и показал Байшо.
   – А! – закивал Байшо. – Вакаримасита.
   Он набрал номер, что-то быстро сказал по-японски и подал прибор Джеки.
   Раздалось быстрое чириканье цифровых сигналов. Джеки, перейдя на хинди, пробился через цепочку секретарей.
   – Золотце?
   – Джеки-джи! А я тут тебя обыскался.
   – Да, я слышал. – Джеки помолчал. – Ты фильмы видел?
   Золотце Вахшани хмыкнул, вызвав резкое цифровое эхо.
   – Первые два. Метраж снимал в Блайти, да? Ничего особенного.
   – Ну и?.. – спросил Джеки.
   – Третий. Тот, где девушка-полукровка и Луна. И саундтрек.
   – Помню, Золотце.
   Золотце заговорил медленно и злорадно:
   – Вот он – особенный. Да, Джеки. Это бомба. Это суперхит! Джеки, шампанское и гирлянды цветов. Класс. Мега.
   – То есть тебе понравилась Луна? – спросил огорошенный Джеки.
   – Я в нее влюбился. Во всю эту чушь.
   – Я слыхал про назначение твоего брата, Золотце. Мои поздравления.
   Золотце тихо засмеялся:
   – Блин, Джеки, ты уже четвертый сегодня. Тот Вахшани из воздухоплавания мне ни фига не брат. Братец мой – строитель, занимается дурацкими подрядами и строит дурацкие дома. А тот – какой-то яйцеголовый, из ученых. Нет, насчет Луны это потрясающая глупость, такого никогда не будет. – Он посмеялся еще, потом понизил голос. – А четвертый твой фильм, Джеки, – говно. В этом сезоне бабьи слезы на рынке затоварены, дурак ты. Присылай на следующий раз чего-нибудь посмешнее. Комедию с танцами.
   – Будет сделано.
   – Девчонка эта, Бетти, – спросил Золотце. – Нравится ей работать?
   – Да.
   – И девка компанейская?
   – Можно и так сказать.
   – Я хочу видеть эту Бетти. Отправь ее мне ближайшим поездом. Нет, аэропланом, черт с ней, с ценой. И того типа, что делал саундтрек. Мои детишки от этой дурацкой музыки балдеют. А если детишки балдеют, значит, тут деньгами пахнет.
   – Мне они оба нужны. Золотце. На следующий фильм. Они у меня, знаешь, на контракте.
   Золотце помолчал. Джеки ждал ответа.
   – У тебя там неприятности были с налогами, Джеки? Так я это дело готов уладить на раз. Немедленно. И лично.
   Джеки выпустил задержанное дыхание.
   – Можешь считать, что они уже летят, Золотце.
   – Тогда и с налогами у тебя все путем. Нормальный ты мужик, Джеки.
   Цифровой щелчок, и телефон заглох.
   Вспыхнули юпитеры японской группы, облив стоящего посреди кладбища Джеки фосфоресцирующим сиянием.
   – Черт побери! – выдохнул Джеки, подбросив телефон в воздух и хлопнув в ладоши. – Ребята, празднуем! Колоссальный праздник сегодня для всех, Джеки Амар угощает! – Он испустил громкий вопль. – И кто сегодня не будет пить и плясать, тот мне не друг. Всех зову, всех! Господи, до чего хороша жизнь!