Стил Даниэла. Благословение

   Они под руку с Марком начали спускаться по проходу, и Барбара старалась не думать о том, что ждет ее впереди, о том, что принесет ей эта свадьба и что за жизнь последует за ней.
   И вдруг перед ней появился… Чарли… Со счастливой улыбкой на лице, нарядный и взволнованный, он выглядел совсем молодо. В белом смокинге он был похож на мальчишку, который, собираясь на школьный вечер, позаимствовал костюм в гардеробе отца. И его вовсе не надо было бояться, и не было ничего страшного в том, чтобы соединить свою жизнь с его.
   Марк сжал ей руку и слегка подтолкнул к жениху, и Барби вдруг поняла, что все ее страхи — просто глупость, если она выйдет за Чарли, жизнь ее будет спокойной и счастливой. Она вдруг осознала, что никакой ошибки не делает, становясь его женой.
   — Я люблю тебя. — Чарли посмотрел на нее с нежностью, а она стояла как зачарованная, не в силах отвести взгляд, и волна любви и благодарности захлестнула ее. Он делал ей подарок, о котором она не смела и мечтать, подарок, который ей никто никогда не предлагал. Этим подарком будет совершенно новая и спокойная жизнь. Он подарит ей эту жизнь и ничего не потребует взамен, и их счастье будет длиться вечно.
   Ей вдруг стало мучительно стыдно за свои страхи и сомнения, за то, что она так долго колебалась, принимая решение, которое оказалось самым правильным в ее жизни. Чарли, и только он, был теперь ее мужчиной, ее другом, ее мужем, и какая же она была глупая, мечтая о чем-то большем. Ей уже тридцать, и наверняка тот принц, которого она ждала все эти годы, нашел себе принцессу где-нибудь на другой планете. Чарли Винвуд — вот ее принц, и ей нужен только он.
   — Чарли, я люблю тебя.
   Он надел ей на палец обручальное кольцо, а когда наклонился, чтобы поцеловать, у него в глазах стояли слезы. И Барби обняла его и изо всех сил прижала к себе, как будто пытаясь избавить от одиночества и печали, которых он столько хлебнул в жизни.
   — А я, я люблю тебя так… так… — Он умолк, не находя слов.
   — Чарли, я обещаю тебе, что буду хорошей женой… Я правда буду стараться…
   — Я знаю, моя дорогая, ты будешь просто замечательной женой. — Он улыбнулся и налил ей бокал шампанского.
   А потом они танцевали на небольшой танцплощадке посреди лужайки, время от времени подходя к буфету, чтобы подкрепиться.
   Вечер получился что надо, веселились все, а особенно жених с невестой, шампанское «От Марка», как они его назвали, было замечательным, и это послужило великолепным поводом к тому, чтобы им всем напиться, причем молодожены не были исключением. Марк тоже казался довольным, он почти все время танцевал с Джуди. Все были крайне возбуждены, и маленький оркестрик беспрерывно играл быстрые мелодии наподобие «Когда святые маршируют» и «Хава-Нагила».
   В конце концов оркестр заиграл медленную мелодию, чтобы все хоть немного успокоились, так как вечер уже приближался к концу. Когда зазвучала «Лунная река», Марк пригласил невесту, в то время как Джуди пошла танцевать с женихом.
   — Ты прекрасно выглядишь, Барби. — Они с Марком медленно вальсировали по площадке. Вечер был чудесный, теплый, все небо усыпано звездами. — Вы оба заслуживаете счастья, я просто уверен, что вы созданы друг для друга. — Говоря это, он сделался вдруг очень серьезным и добавил: — Очень надеюсь, что у вас будет много прелестных ребятишек.
   — Как вы можете так уверенно говорить? — рассмеялась Барби, у которой голова кружилась от счастья и выпитого шампанского.
   — Девочка, поверь, я уже много повидал и кое-что понимаю в этой жизни. Кроме того, я знаю, что Чарли хочет иметь детей.
   Она тоже это знала, но уже сообщила Чарли, что хочет повременить с этим несколько лет. Он не принял ее слов всерьез, они не стали обсуждать эту тему, а решили, что поговорят об этом позже. Чарли не мог и предположить, что вопрос о детях был единственным, беспокоящим ее в данный момент. Как только Марк заговорил об этом, настроение у Барби тут же упало.
   — Можно разбить вашу пару?
   Чарли оттеснил Марка, и тот подхватил Джуди. Это был последний танец, и жених захотел танцевать его со своей невестой. Они медленно заскользили под плавную музыку, оба были слегка пьяны, и Барби казалось, что все происходит будто во сне. Гости были также изрядно навеселе.
   — Тебе понравился вечер? — спросил Чарли, уткнувшись лицом в ее шею и чувствуя прикосновение ее груди. Всегда, когда он приближался к ней, его бросало в дрожь, и ей это нравилось. Она же никогда не говорила ему «нет», что бы он ни делал; она была хорошим другом и чертовски сексуальной партнершей. И новоявленный муж чувствовал себя самым счастливым человеком в мире.
   — Все было просто замечательно, — сказала Барби, блаженно улыбаясь.
   — Ты знаешь, это была лучшая свадьба в моей жизни. — Они были почти одного роста, и, когда вот так смотрели, улыбаясь, друг другу в глаза, им казалось, что весь мир принадлежит им двоим.
   — Ну знаешь, это не ответ. — Она притворилась обиженной, и Чарли притянул ее к себе еще ближе.
   Барби, дорогая… я так счастлив… и надеюсь, что и ты тоже… Ты понимаешь, сегодня исполнилась мечта всей моей жизни. — У него было приятное чувство, что он заложил основу того, о чем всегда мечтал, но никогда не имел: любви, тепла, домашнего очага, семьи.
   — Я знаю, милый. — Руки ее безвольно опустились, когда он коснулся ее губ. Единственное, чего хотела она, — оказаться с ним на берегу океана в Вайкики. Утром они уезжали на Гавайи, а свадебную ночь собирались провести у Чарли. Хорошо бы, конечно, было провести ее здесь, в одном из роскошных номеров отеля, но на это у них не хватало денег. Впрочем, Барби это уже не волновало, она и так знала, что никогда в жизни не забудет этот вечер.

* * *

   В эту ночь в Санта-Барбаре небо тоже было безоблачным и звездным. Собравшиеся на торжественную церемонию гости наблюдали, как Пилар Грэхем и Брэдфорд Колеман скрепляют свой союз долгим поцелуем. Наконец они оторвались друг от друга и сияющими, счастливыми глазами обвели собравшихся. Марина Г одетой, судья, возглавлявшая церемонию, объявила их мужем и женой, и тогда все весело зааплодировали и начали подходить к молодоженам, поздравляя и желая им счастья.
   — Почему вы не сделали этого давным-давно? — допытывался один из друзей Брэда.
   — Мы тщательно готовились к семейной жизни, — парировала Пилар.
   Невеста была одета в шелковое платье, плотно облегавшее ее высокую, стройную фигуру. Каждый день она плавала и проделывала целый комплекс специальных упражнений, и Брэдфорд не уставал повторять, что тело у нее как у молодой девушки. Она была действительно красивой женщиной, и ее гордостью были прямые, необычайно густые волосы, спадающие на плечи.
   — Тринадцать лет, не слишком ли большой срок для подготовки? — поинтересовался кто-то из гостей.
   Одна из ее коллег по суду, Алиса Джексон, улыбнулась:
   — Мы так рады, что вы с Брэдом наконец решились пожениться.
   — Да, — вмешался другой ее сослуживец, Брюс Хеммингс, — я-то знаю, что вам обоим ни к чему разговоры теперь, когда Брэд стал судьей.
   — Ты совершенно прав, дружище, — раздался глубокий голос Брэда, а его рука легла ей на плечо, — я не желаю, чтобы кто-нибудь обвинил Пилар в том, что она спит с судьей, чтобы завоевать его снисхождение во время слушания дел.
   — Можно подумать, мне это очень надо! — поддразнила она, откидываясь назад и прижимаясь к нему хорошо знакомым им обоим движением.
   Глядя на них, никто не мог бы сказать, что эти двое когда-то, в течение трех лет, были заклятыми врагами. Пилар окончила юридический факультет, приехала в Санта-Барбару и получила место защитника в городском суде, где Брэд был обвинителем. Слушание любого дела в зале суда превращалось для них в настоящее сражение. Ее просто бесили его идеи и убеждения, его взгляды и высказывания, вся его манера вести процесс безжалостно и настойчиво, до тех пор, пока он или выиграет его, или вконец не измучает присяжных.
   Не один раз они, неудовлетворенные ходом разбирательства, продолжали отстаивать друг перед другом свою точку зрения после закрытия заседаний. Их постоянно призывали к порядку в зале суда, и Пилар однажды чудом избе жала ночи в тюрьме по требованию присяжных за то, что назвала Брэда негодяем в присутствии судьи. Но ее гневный выпад так позабавил Брэда, что он решил пойти на примирение с ней и даже больше того, пригласить ее пообедать, как только закончится заседание. Что он и сделал, когда они вышли из здания суда.
   — Вы что, ненормальный? Разве вы не знаете, какого я о вас мнения? — Пилар все еще пылала гневом, вспоминая о том, как он ловко провел это дело об изнасиловании, добившись максимально строгого наказания для ее подзащитного. — Вы просто проголодались, поэтому приглашаете меня составить вам компанию, чтобы насладиться своим триумфом подольше.
   — Ваш подзащитный виновен, и вы это прекрасно знаете. Она знала это и переживала по этому поводу. Но Пилар прекрасно понимала, что кто-то должен был защищать этого подонка, это не зависело от его или ее желания, в конце концов, это была ее работа, она должна делать ее, и плевать ей, нравится это Брэду Колеману или нет.
   — Я не собираюсь обсуждать с вами виновность или невиновность моих клиентов, мистер Колеман. Это было бы ошибкой. Вы за этим приглашаете меня на обед? Вы думаете, что я проболтаюсь о чем-нибудь, что вы потом сможете использовать против меня? — Пилар была ужасно зла на него и не понимала, почему все считают его привлекательным. Однако он был первым красавцем у себя в прокуратуре. Ему было под пятьдесят, и его седина была белоснежной. Все женщины, работающие в суде, с которыми она общалась, постоянно болтали о том, как он красив и сексуален. Но Пилар Грэхем никогда не обсуждала этот вопрос, поскольку этот человек интересовал ее только с деловой стороны.
   — Я бы никогда до этого не опустился, — спокойно ответил ей Брэд Колеман, — и мне кажется, вам это прекрасно известно. А вот чего я действительно хочу, это чтобы вы работали у нас, а не в адвокатуре. Мне иногда очень хочется, чтобы мы с вами были на одной стороне. Вы знаете, мы с вами смогли бы разнести в пух и прах любую оппозицию.
   Ее тогда позабавили его слова, но обедать с ним она не пошла. Пилар слышала, что Брэд Колеман вдовец, что у него есть дети и что он хорош во всех отношениях. Но она видела в нем только своего оппонента и долгое время не представляла его в другом качестве.
   Спустя некоторое время они должны были представлять противодействующие стороны в шумном деле, которое попало во все газеты. Это было жестокое убийство, ре портеры, к сожалению, пронюхали о нем очень скоро, и процесс получился невероятно грязным и отвратительным. Подсудимая — молодая девушка — обвинялась в убийстве любовника своей матери. Она утверждала, что тот пытался изнасиловать ее, но следствием это установлено не было, и мать дала показания против нее.
   Процесс был долгим, тяжелым, позиции судей — непреклонными. Вдруг во время одного из заседаний Брэдфорд Колеман поднялся со своего места и направился прямо к Пилар. Подойдя, он спокойно заявил, что благодаря кое-каким новым данным он пришел к выводу, что ее клиентка невиновна. Он попросил у судьи перерыв, после которого встал на защиту девушки и с таким мастерством и легкостью доказал ее невиновность, что, Пилар всегда это повторяла, ее освободили только благодаря ему. Вот тогда-то они и пообедали вместе в первый раз, хотя были знакомы уже три года. Этим двоим ничто в жизни не давалось легко и просто.
   Его детям в то время было тринадцать и десять. Старшая, Нэнси, и десятилетний Тэдди невзлюбили Пилар с первого взгляда. Их мать умерла около пяти лет назад, и с тех пор они владели отцом полностью и безраздельно. Дети и мысли не допускали, что отец может увлечься другой женщиной, поэтому, понимая, что у отца с Пилар завязываются дружеские отношения, всячески старались помешать этому. Видно было, что Брэд огорчен этим до глубины души, и ей было искренне жаль его. Она понимала, что ему нужен кто-то, помимо работы и детей, пусть это будет даже не она, а другая женщина. И чем больше она его узнавала, тем большим уважением к нему проникалась. На нее производили впечатление его ум, талант, доброта, а также удивительная открытость, искренность и неизменное чувство юмора. Он был, оказывается, еще лучше, чем про него говорили.
   А поняв это, Пилар вдруг обнаружила, что влюблена в него по уши, да и он тоже был от нее без ума, и перед ними возникла проблема, как быть с детьми.
   — Но, помимо детей, существует еще одна проблема, Брэд… Как насчет работы? Я теперь не смогу выступать на процессах против тебя… ты же понимаешь, это как-то неприлично… и не очень хорошо для нас обоих…
   В конце концов он согласился с ней после очередного процесса, на котором им пришлось схлестнуться не на шутку. Пилар ушла из суда, стала практиковать частным образом, и это ей понравилось. Он тоже практиковал время от времени, жизнь была насыщенной, и наконец даже дети привыкли к их отношениям. А потом постепенно его дочь и сын даже полюбили ее. Для них это была долгая война, и длилась она целых три года, но в конце концов они выиграли ее, и, когда Нэнси исполнилось шестнадцать, а Тэдди — тринадцать, Пилар Грэхем сошлась с Брэдфордом Колеманом.
   Они переехали в Монтечито, купив там дом. Дети выросли: Нэнси уехала учиться в колледж, а Тэдди — в школу-интернат. Друзья поговаривали о том, что пора бы им пожениться. Но сами они считали, что вполне могут обойтись без этого. У них были его дети, и Пилар никогда не хотела иметь своих собственных. А что касается документа, где было бы записано, что они муж и жена, то ей лично он был ни к чему, потому что другого мужа в ее сердце не было.
   Так они прожили в свое удовольствие тринадцать лет, и вот, когда Брэду исполнился шестьдесят один год, а ей — сорок два, его назначили главным судьей верховного суда Санта-Барбары. И они поняли, что для него может обернуться скандалом то, что он живет с женщиной, не будучи с ней зарегистрирован. Тем более что пресса уже потихоньку взялась за них.
   Они как раз прочитали одну из таких заметок за завтраком, и Пилар спросила с несчастным видом:
   — Как ты думаешь, может, мне лучше переехать?
   Он откинулся на спинку стула, держа в руке «Тайме» и умиленно глядя на нее. Брэд смотрел на нее так уже в течение тринадцати лет, и в свои сорок два она была так же мила, как в двадцать шесть, когда в первый раз вошла в зал суда в качестве его оппонента.
   — Тебе не кажется, что это будет слишком?
   — Да, но я не хочу, чтобы у тебя были проблемы. — Она выглядела совсем удрученной, наливая по второй чашке кофе.
   — Неужели вы не видите более пристойного выхода из создавшейся ситуации, советник? Я, например, вижу.
   — Какой? — Пилар напряглась. Она не могла понять, что он имеет в виду.
   — Я очень рад, что вы не являетесь моим адвокатом, мисс Грэхем. Вам никогда не приходило в голову, что мы можем просто пожениться? Но, конечно, если это решение для вас неприемлемо, то мы можем оставить все как есть. В конце концов, судьи тоже люди, и они имеют право жить с кем хотят. И я не думаю, что газетчики смогут раздуть из этого факта скандал, который испортил бы мою карьеру.
   — Я думаю, что это все равно может повредить тебе. — Его репутация была настолько безупречной, что было бы просто глупо испортить ее таким пустяком.
   — Так как насчет женитьбы?
   Пилар долго молча смотрела в окно на море.
   — Я даже не знаю… Я никогда всерьез об этом не думала… во всяком случае, не в ближайшее время… А ты?
   — Нет, потому что ты никогда не хотела этого, но это не значит, что этого не хотел я.
   Он всегда хотел жениться на ней, но Пилар настаивала на том, что им следует оставаться свободными, чтобы чувствовать себя двумя самостоятельными личностями, идущими по жизни бок о бок, а не единым целым, когда двое, как она любила выражаться, «заглатывают» или «пожирают» друг друга. В начале их совместной жизни еще все можно было свалить на детей, но только не теперь. Нэнси вышла замуж год назад, между прочим, ей было уже двадцать шесть, да и Тэдди в свои двадцать три года — взрослый мужчина! — работал в Чикаго.
   — Ну что страшного в том, что мы поженимся? — Он слегка улыбался, наблюдая, как нерешительность отражается на ее лице.
   — Это в наши-то годы? — Она выглядела настолько изумленной, как будто он предложил что-нибудь совершенно немыслимое, например совершить прыжок с парашютом.
   — А что, сейчас на это дело существуют возрастные ограничения? Я почему-то не в курсе. — Он явно ее поддразнивал, и Пилар улыбнулась.
   — Хорошо, хорошо, — она тяжело вздохнула, — но… ноя правда не знаю… просто я немного боюсь. Нам было так хорошо все эти годы, а теперь надо что-то менять… А вдруг эта перемена все испортит?
   — Вот ты всегда так говоришь. Но почему что-то должно измениться? Ты можешь измениться? Или я?
   — Я не знаю. — Она серьезно посмотрела на него. — Ты станешь другим?
   — Но почему я должен измениться, Пилар? Я тебя люблю и никогда не был против того, чтобы жениться на тебе. А может, это как раз то, что нам обоим просто необходимо?
   — Но зачем? Если только ради твоей карьеры… Но почему кому-то должно быть до этого дело?
   Ты совершенно права, до этого не должно быть дела никому, кроме нас двоих. И я хочу, чтобы ты стала моей женой. — Брэд вдруг наклонился вперед, взял ее за руку и поцеловал. — Я люблю вас, Пилар Грэхем. Я буду любить вас всегда, до конца жизни. И я хочу, чтобы вы стали моей женой, независимо от того, получу я судейское кресло или нет. Ну, что ты на это скажешь?
   — Я скажу, что ты сумасшедший. — Пилар улыбнулась и поцеловала его. — Ты, наверное, переутомился на работе. Между прочим, я совсем не такая, как все. Так вот, слушай: когда мне было двадцать пять, я страшно гордилась тем, что у меня седые волосы; я никогда не мечтала иметь детей, тогда как другие только и думают о том, как бы завести дочурок и сыновей; я люблю отдаваться работе, а не торчать целыми днями дома, и нисколько не возражаю против того, чтобы жить с мужчиной, не будучи за ним замужем.
   — Как так? Тебе должно быть стыдно жить во грехе. Разве у тебя нет совести?
   — О какой совести ты говоришь? Может, о той, которую я как-то оставила в баре, потому что мне было больше нечем расплатиться?
   — О, я всегда знал, что у тебя в прошлом есть какие-то грехи. — Вдруг он изменил тон и сказал совершенно серьезно: — Хорошо, оставим пока эту тему, надо все хорошо обдумать.
   Этот разговор происходил накануне Рождества. Потом, в течение шести месяцев, они обсуждали эту тему со всех сторон, вертели ее так и эдак, спорили до хрипоты, пока наконец Брэд не поклялся в том, что никогда не женится на ней, даже если она будет умолять его об этом. И он был совершенно ошеломлен, когда как-то в мае вечером Пилар вдруг заявила:
   — Ты знаешь, я все обдумала. — Она возилась с кофеваркой и даже не повернулась к нему.
   — Обдумала что? — Брэд совершенно не представлял, что она имеет в виду.
   — Ну… о нас. — Она замолчала на некоторое время, а он вдруг заволновался. Пилар была очень независимым человеком, и он знал, что она может принять какое-нибудь скоропалительное решение, а потом внушить себе, что оно очень важное и правильное, и ничем ее тогда не переубедишь. — Я думаю, что мы должны пожениться. — Она выглядела вполне серьезно и протянула ему кофе, но он уставился на нее в изумлении и даже забыл взять чашку.
   — Что? После всех тех возражений, которые ты навыдумывала, начиная с Рождества… Что, черт возьми, заставило тебя изменить свое решение?
   — Да ничего. Я просто подумала, что, наверное, ты прав и все-таки уже пора…
   Она на самом деле очень много над этим думала, но сейчас не смогла бы объяснить ни ему, ни себе, что был какой-то толчок, что-то не зависящее от нее, и в то же время сознание того, что, если они поженятся, она навсегда станет его частью… его плотью… до конца жизни…
   — Но почему?
   — Я не знаю. — Пилар выглядела такой растерянной, что он не выдержал и усмехнулся.
   — Ты сошла с ума. Окончательно и бесповоротно. И я еще больше люблю тебя. — Он обошел вокруг стола, обнял ее и поцеловал. — Я просто без ума от тебя, и мне абсолютно все равно, выйдешь ты за меня замуж или нет. Ты не хочешь обдумать свое решение еще какое-то время?
   — Не стоит давать мне много времени на обдумывание, — усмехнулась она, — а то ведь мне ничего не стоит изменить решение. Знаешь, давай сделаем это как можно быстрей.
   — Клянусь, я сделаю все, что в моих силах! — Брэд был в восторге.
   Свадьба была назначена на июнь, они позвонили детям, и те, совершенно потрясенные, пообещали в любом случае приехать, бросив все дела: казалось, они были рады даже больше, чем жених и невеста. Пригласили около десяти пар, несколько холостых друзей, коллег, среди них Марину Голетти — лучшую подругу Пилар, которая должна была возглавить церемонию, и, конечно, мать Пилар. Брэд похоронил своих родителей четыре года назад. Мать Пилар жила и работала в Нью-Йорке, но на свадьбу обещала вырваться, «если, конечно, она состоится», — заметила она скептически, что еще больше раззадорило ее дочь.
   Как Брэд и обещал, он все взял в свои руки, только приглашения рассылал его секретарь. Все, что осталось невесте, — покупка свадебного платья. Они отправились на его поиски втроем: она, ее будущая падчерица и Марина Голетти. Пилар была так смущена всей этой затеей, что пришлось чуть ли не силой заставлять ее мерить платья. Но в конце концов она сама выбрала красивое шелковое, мелко плиссированное платье от Мэри Макфадден. Надев его, она стала похожа на греческую богиню. В день свадьбы она зачесала волосы наверх, оставив только несколько завитков у лица, а прическу украсила небольшим венком из живых цветов. Когда она вышла к гостям, то выглядела просто потрясающе.
   — Смотри, оказывается, это не так уж плохо, — шепнул ей Брэд, когда они тихо стояли в сторонке, наблюдая, как веселятся их гости. Между ними уже давно существовало взаимопонимание, которое успело возникнуть за эти тринадцать прожитых вместе лет. Возникло из споров, отчаяния, слез, одиночества и ненависти. Это было взаимопонимание, рожденное любовью, которая соединила их, чтобы они могли вместе идти по жизни, преодолевая все трудности и помогая друг другу. — Скажи, ты решилась на эту свадьбу ради меня или ради них? — мягко спросил он.
   — Пусть это глупо, но я сделала это ради себя самой, — быстро проговорила она. Пилар не собиралась говорить это, но слова вырвались сами собой. Поэтому она поспешно добавила: — Мне вдруг очень захотелось выйти за тебя.
   — Это просто замечательно — то, что ты сейчас сказала. — Он приблизился к ней вплотную и заключил в объятия. — Я тоже очень хотел жениться на тебе все это время, Пилар. Но я не хотел на тебя давить.
   — Да, ты всегда был тактичен, и я тебе очень за это благодарна. Я теперь поняла, мне просто нужно было время. — Она игриво улыбнулась, и Брэд рассмеялся. Да, хорошо, что она никогда не думала, родить ей ребенка или нет, а то ведь этого тоже можно прождать тринадцать лет, а потом это будет уже проблематично.
   — Будем считать, что мы выбрали самое подходящее время. И я люблю тебя. — Произнеся это, он вдруг вопросительно посмотрел на нее: — Между прочим, кто ты теперь? Миссис Колеман? Или мисс Грэхем?
   Я вообще-то не думала об этом. Но мне кажется, что в мои годы мне будет не так-то просто сменить фамилию. Когда пробудешь сорок два года мисс Грэхем, потом стать кем-то другим, да еще за один день… — она заметила разочарование в его глазах, — но, с другой стороны… может, за следующие тринадцать лет я смогу привыкнуть к другой фамилии?.. Знаешь, что я тебе отвечу?
   — Колеман? — Он был поражен и тронут до глубины души. Действительно, сегодня был просто необыкновенный день.
   — Миссис Колеман, — проговорила она, — Пилар Колеман. — Она трогательно улыбнулась, став совсем юной. Брэд не удержался и снова поцеловал ее. Его рука нежно обвилась вокруг ее талии, и они медленно двинулись к гостям, туда, где праздник был в разгаре.
   — Мои поздравления, Пилар. — Мать улыбалась ей поверх бокала с шампанским.
   В свои шестьдесят семь Элизабет Грэхем была все еще привлекательной женщиной. Она была врачом-невропатологом и имела обширную практику в Нью-Йорке вот уже сорок лет. Пилар была ее единственным ребенком. Ее муж — судья нью-йоркского апелляционного суда — погиб в авиакатастрофе. Он был тогда на вершине своей карьеры, а Пилар училась на юридическом факультете.
   — Сегодня ты удивила нас всех, — сдержанно проговорила мать и поджала губы.
   Пилар улыбнулась ей в ответ. Она прекрасно знала ее манеру все время поддразнивать дочь и научилась с годами не обращать внимания на эти реплики и тон, которым они обычно произносились.
   — Вся наша жизнь полна неожиданностей и сюрпризов, — парировала дочь и посмотрела на Брэда и стоящую позади него Марину.
   Они были знакомы буквально с первых дней, как только Пилар появилась в Санта-Барбаре. Женщины очень сблизились, Марина в какой-то мере заменяла ей мать, и для Пилар очень много значило то, что именно она возглавила свадебную церемонию. Марина работала с Брэдом в суде, но дружили они с Пилар уже целую вечность. Они вместе работали еще в адвокатской конторе, пока Марина не сделалась судьей, а отношения их были гораздо более тесными, чем отношения Пилар с матерью.
   С матерью они никогда не были близки, да и вообще своих родителей Пилар почти совсем не знала и виделась с ними редко. Они были заняты своей карьерой и, когда дочери исполнилось семь, отправили ее в интернат. На каникулы ее привозили домой и устраивали, как она рассказывала об этом Брэду, «допросы с пристрастием». Они спрашивали, чему их там учат, как продвигается ее французский и не будет ли она любезна объяснить появление низкой оценки по математике. Они были совершенно чужими ей людьми, хотя отец иногда во время отпуска предпринимал слабые попытки сблизиться с дочерью. Но как бы ни был отец занят своей карьерой, это была ерунда по сравнению с тем, как относилась к работе Элизабет Грэхем. Когда Пилар была еще ребенком, мать дала ей понять раз и навсегда, что то, что она делает для своих пациентов, не идет по важности ни в какое сравнение с тем, что она может сделать для своей единственной дочери.