Стил Даниэла. Большая девочка

   Она кивнула не в силах найти слова. Она не позволит себе расплакаться у него на глазах. Какое это было бы унижение – рыдать в постели... От двери Бо еще раз обернулся, долго смотрел на нее и вышел. Тогда Виктория с головой накрылась одеялом и дала наконец волю слезам. Она была обижена, раздосадована, несчастна, но в глубине души Виктория понимала, что Бо прав. Было бы только хуже, если бы она с ним переспала и нафантазировала себе то, чего не может быть. Уж лучше так! Но от этого понимания было не легче, она все равно чувствовала себя отвергнутой.
   Долго Виктория не могла уснуть, все перебирала в памяти те чудесные дни, которые они провели вместе, сокровенные тайны, которыми делились, нескончаемые объятия и ласки, которые ничем так и не закончились, но заставляли обоих трепетать от страсти. И каким оказался финал?! Наконец она погасила свет и уснула. Утром Бо не позвонил. Зато позвонила Грейси.
   – Как там твой Бо? – поинтересовалась сестренка бодрым голоском двенадцатилетней девчонки.
   – Мы расстались, – ответила Виктория, чувствуя себя отвратительно.
   – А... Вот жалость... Ты говорила, он симпатичный...
   – Симпатичный. И был, и есть.
   – Вы что, поссорились? Может, еще помиритесь? – Грейси хотелось поддержать сестру. Она не выносила, когда Виктория была расстроена.
   – Вряд ли. Ладно, не будем об этом. У тебя-то как дела? – сменила тему Виктория, и последовал полный отчет о мальчиках седьмого класса, после чего сестры распрощались и Виктория наконец смогла целиком отдаться своим переживаниям. Бо так и не позвонил ни в тот день, ни в последующие. Виктория со страхом думала о том, что им придется встречаться на общих лекциях. Ее охватила паника, но она все же взяла себя в руки и отправилась на занятие, где преподаватель как бы между делом сообщил, что Бо больше не будет ходить на лекции по английской литературе. Сердце у Виктории сжалось. А вдруг она больше не увидит Бо? Эта мысль преследовала Викторию и после лекции, когда она покидала аудиторию. И тут она подняла глаза и увидела Бо – он стоял в конце коридора и следил за ней, потом медленно двинулся навстречу. Виктория в смятении остановилась. Бо ласково коснулся рукой ее лица, он как будто хотел ее поцеловать, но сдержался.
   – Прости меня, – произнес он искренне. – Прости, что я был такой дурак и эгоист! Я подумал, нам обоим будет легче, если я уйду из группы. Если тебя это утешит – знай, что мне тоже очень тошно. Просто я не хотел запутывать все еще больше.
   – Все в порядке, – тихо ответила она, и он улыбнулся. – Все в порядке. Я тебя люблю, даже если тебе это совсем неважно.
   – Мне это очень важно! – сказал он, коснулся губами ее щеки и быстро зашагал прочь. Виктория побрела в общежитие. Шел снег, было холодно, она шла по обледенелой дороге, думала о Бо и мечтала о том, чтобы их пути когда-нибудь снова пересеклись. Виктория даже не чувствовала, как по ее щекам катятся слезы. Теперь ей нужно было собрать всю свою волю и выкинуть его из головы. А еще, может быть, самое важное – ей надо перестать чувствовать себя несчастной жертвой. Неважно, по какой причине, но она оказалась не нужна Бо. Такой финал их отношений лишь подтвердил то, что она знала и раньше, – никто ее не любит. Случилось то, чего Виктория так страшилась всю жизнь, – она оказалась никому не нужна.

Глава 5

   Два последних года в колледже пронеслись незаметно. Летом после второго курса Виктория опять отправилась в Нью-Йорк. На этот раз она стала работать в приемной модельного агентства, и если в адвокатской конторе жизнь текла спокойно и размеренно, то здесь она кипела и бурлила. Но Виктории это даже нравилось. Она сдружилась с несколькими манекенщицами, своими ровесницами, да и сотрудничали с агентством люди интересные. И все в один голос назвали Викторию сумасшедшей, когда узнали, что она хочет стать учителем. Да Виктория и сама уже была готова признать, что работа в модельном агентстве намного увлекательнее.
   Две девушки из агентства предложили ей вместе с ними снимать квартиру, и Виктория с радостью съехала из унылого гостиничного номера. Казалось бы, не жизнь, а сплошной праздник, график необременительный, шикарные наряды и не менее шикарные кавалеры, но так мог считать человек непосвященный. Виктория, придя в агентство, была потрясена тем, насколько тяжелая у манекенщиц профессия. Даже уже известные модели вкалывали в поте лица, тщательно готовились к каждому показу и съемкам. После работы они могли отрываться по полной, но ни на одну съемку не опаздывали и, пока сессия не окончится, были целиком погружены в работу, бывало, по двенадцать-четырнадцать часов кряду. Словом, это не был тот вечный праздник жизни, каким многие считают работу модели.
   И еще Виктория была поражена их худобой. Две девушки, с которыми она теперь жила в фешенебельном районе Трайбека, практически совсем ничего не ели. Мучимая угрызениями совести, Виктория было попыталась последовать их примеру, но к ужину уже умирала с голоду. Соседки же либо не ели вообще, либо позволяли себе что-то строго диетическое, да и то в смехотворных количествах. Они словно питались одним воздухом да еще практиковали все мыслимые виды очищения кишечника, чтобы, не дай бог, не поправиться. У Виктории же телосложение было совсем другое, она бы ни за что не смогла продержаться на таких мизерных порциях еды. И все же она изо всех сил старалась соблюдать разумную диету, избегала углеводов, сокращала порции и в результате к концу лета, когда перед началом учебного года полетела домой в Лос-Анджелес, выглядела очень неплохо. Ей ужасно не хотелось уезжать из Нью-Йорка и уходить из агентства. Но ее утешили слова директора: он на прощание сказал, что, если Виктория захочет работать у них, они готовы взять ее в любой момент. А с каким интересом слушала ее рассказы Грейси, когда Виктория приехала домой! Она уже перешла в восьмой класс, а у Виктории впереди был третий курс колледжа. Половина студенческой жизни осталась позади, и Виктория пока не меняла своего решения пойти учительствовать в школу, обязательно в нью-йоркскую. В том, что это непременно должен быть Нью-Йорк, она не сомневалась. Это был тот город, где ей хотелось жить. Отец с матерью уже отчаялись заманить ее обратно в Калифорнию, да и Грейси тоже смирилась.
   За прошедший год она похорошела еще больше, и в ней не было и намека на подростковую нескладность, свойственную девочкам ее возраста. И кожа у нее была гладкая и нежная. Стройная и изящная, она успешно занималась балетом. Родители разрешали ей время от времени сниматься в рекламе. Грейси не скрывала, что не любит учиться. За стенами школы она была неутомима, у нее было много друзей, на мобильный телефон, полученный наконец в подарок от родителей, ей беспрестанно звонили ухажеры, которых у нее было одновременно человек пять-шесть. Ничего похожего на тот замкнутый образ жизни, который вела Виктория, когда училась в школе.
   За последний год в колледже жизнь Виктории заметно изменилась: два романа, один за другим, но оба не слишком серьезные. Тем не менее в выходные она бегала на свидания, что было гигантским шагом вперед по сравнению с двумя первыми курсами. С одним из своих новых приятелей Виктория лишилась девственности, хотя она бы не могла сказать, что влюблена. С Бо они больше не виделись. Она даже не знала, продолжает ли он учиться. Время от времени она видела кого-то из его приятелей, но подойти и заговорить не решалась. Странная это была история, Виктория до сих пор вспоминала о ней с грустью, это был чудесный сон. Ребята, с которыми она встречалась теперь, были куда более приземленными. Один играл в хоккей, как тот придуманный приятель, о котором она рассказывала родителям на первом курсе. Виктория нравилась ему куда больше, чем он – ей. Он вырос в Бостоне, был грубоват и, частенько напиваясь, впадал в агрессию. В конце концов Виктория с ним порвала. После него был еще один, с которым у нее и случился секс. Этот юноша был симпатичным, но скучным. Он изучал биохимию, и у них практически не было общих тем для разговора. Единственным, что их связывало, был секс. Через несколько месяцев Виктория рассталась со своим биохимиком и полностью сосредоточилась на учебе.
   После третьего курса Виктория осталась в колледже на летний семестр. Она хотела прослушать несколько курсов, чтобы освободить время для спецкурса по педагогике на последнем году обучения. Невероятно быстро пролетело время. До выпуска оставался всего год, и пора было вплотную заняться поиском работы в Нью-Йорке. Уже осенью Виктория начала рассылать заявки. У нее был составлен список частных школ, в которых она хотела бы работать по окончании учебы. Она знала, что преподаватели в частных школах получают меньше, чем в государственных, но считала свой выбор правильным. К Рождеству она разослала заявки в девять школ. Она была готова работать даже на подмене, если в какой-то школе вакансию придется подождать.
   В январе она стала получать ответы. В восьми случаях ей было отказано. Из девятой школы ответа не было. Не пришел он и к весне, и Виктория сочла это дурным знаком. Она начала подумывать о том, чтобы поработать опять в модельном агентстве, пока в какой-нибудь из школ не откроется вакансия. В любом случае платить в агентстве будут лучше, а жить, если повезет, опять можно будет с кем-нибудь из девушек.
   И тут пришел последний ответ. Она сидела над закрытым конвертом с бьющимся от волнения сердцем, точь-в-точь как тогда, когда получала письма из университетов о приеме. Тогда она тоже один за другим с трепетом вскрывала конверты, пытаясь отгадать ответ. Виктория уже не надеялась на положительный ответ. Ведь это была одна из самых престижных школ в Нью-Йорке, и Виктория с трудом могла представить, чтобы они взяли на работу новоиспеченного специалиста, прямо со студенческой скамьи. Оттягивая решающий момент, она достала из стола шоколадный батончик, после чего медленно вскрыла конверт. Внутри был лишь один листок. Виктория приготовилась прочесть очередной отказ и развернула письмо. «Уважаемая мисс Доусон, благодарим за ваше предложение, но, к сожалению, мы вынуждены вам отказать...» – сформулировала она в уме текст письма и в недоумении уставилась на листок. Работу ей не предлагали, но приглашали приехать в Нью-Йорк на собеседование. В письме объяснялось, что одна из учительниц английского языка осенью уходит в длительный декретный отпуск, так что, если они останутся довольны собеседованием, ее могут взять на год, а постоянного места, увы, предложить не могут. Виктория не верила своим глазам. Она с радостными воплями запрыгала по комнате, размахивая своим шоколадным батончиком. Ее просили сообщить, сможет ли она в ближайшие две недели приехать в Нью-Йорк на собеседование.
   Она кинулась к компьютеру и набрала ответный текст: она будет счастлива приехать в Нью-Йорк! Распечатав ответ и поставив подпись, Виктория вложила его в конверт, схватила пальто и побежала на почту. Она указала в письме свой электронный адрес и номер мобильного телефона. Ей не терпелось поскорее отправиться в Нью-Йорк. Если ее возьмут, то мечта, считай, исполнилась. Это именно то, чего она так хотела. Нью-Йорк, а не Лос-Анджелес! Все четыре года в колледже она только об этом и мечтала. Спасибо незнакомой преподавательнице, которая собирается рожать. Только бы ее взяли! Приглашение на собеседование было большим событием, и, опустив письмо, Виктория решила отметить его пиццей. Тут ей пришло в голову, что, наверное, лучше было не писать, а позвонить. Но ничего, теперь у них есть номер ее телефона и они смогут назначить встречу на ближайшее время, а уж она-то готова лететь в Нью-Йорк хоть завтра. Виктория принесла пиццу к себе в комнату и еще раз перечитала письмо. Улыбка не сходила с ее лица. Тот факт, что у нее будет реальная возможность попробовать себя в роли преподавателя частной школы, она воспринимала как самое большое счастье в жизни.
   Ей перезвонили через три дня на мобильный и назначили встречу на ближайший понедельник. Виктория обещала быть, а затем решила, что хорошо было бы провести в Нью-Йорке выходные. Потом вдруг поняла, что собеседование состоится в День святого Валентина, с четвертого класса самый ненавистный для нее день, день ее позора. Но если ее примут на работу, то этот день может стать для нее счастливым. Она немедленно забронировала билет, после чего с улыбкой растянулась на кровати, размышляя, как ей надо одеться на собеседование. Может, надеть юбку со свитером и туфли на каблуке? Или лучше брюки, свитер и туфли без каблука? Она не была уверена, стоит ли ей принарядиться, нанимаясь на работу в частную нью-йоркскую школу, а посоветоваться было не с кем, придется действовать наугад. Эмоции переполняли девушку. Ей хотелось петь от радости. Но она лишь счастливо улыбалась, представляя себе свое будущее.

Глава 6

   Школа Мэдисон на Восточной 76-й улице, рядом с Ист-Ривер, была одной из самых престижных частных школ в Нью-Йорке. В ней учились старшеклассники с девятого по двенадцатый класс. Считалось, что в этой школе прекрасно готовили учащихся к поступлению в колледжи. Школа была дорогая, с превосходной репутацией, обучение велось совместно, а учащиеся были сплошь из нью-йоркской элиты и лишь маленькая горстка – счастливчики, заслужившие стипендии. Ученикам этого заведения предоставлялись большие возможности для академических и внеклассных занятий. Выпускников охотно брали в лучшие университеты, и школа по праву считалась одной из лучших частных старших школ в Нью-Йорке. Получая щедрые пожертвования, школа оснащала лаборатории и компьютерные классы по последнему слову техники, не хуже любого колледжа. Здесь особое внимание уделялось преподаванию иностранных языков – китайского, русского, японского, не говоря уже обо всех остальных, а также об английском. Среди выпускников школы прошлых лет было даже несколько писателей. Не менее замечательным был и преподавательский состав, все – с дипломами лучших университетов. Но, что характерно для всех частных школ, получали учителя до смешного мало. Наградой считалась сама работа в таком учебном заведении. Для Виктории огромной удачей было само приглашение на собеседование, а уж если она, хотя бы на один год, получит здесь место, это вообще будет потрясающей удачей. Если бы ей предложили любую школу на выбор, она бы все отдала, чтобы работать именно в этой.
   В пятницу, сразу после лекций, она вылетела в Нью-Йорк и прибыла на место поздно вечером. Шел снег, многие вылеты были перенесены, а сразу после ее рейса аэропорт вообще закрыли. Виктория радовалась, что их не посадили куда-нибудь на запасной аэродром. У здания аэропорта такси были нарасхват. У Виктории был забронирован номер в отеле в Грэмерси-парк, где она уже когда-то останавливалась. До места она добралась только в два часа ночи, для нее был оставлен крохотный номер, зато по приемлемой цене. Решив не разбирать вещи, Виктория быстро облачилась в ночную рубашку, почистила зубы, легла в кровать и проспала до полудня.
   Когда она поднялась, за окном ярко светило солнце, и в его лучах сверкало двухфутовое снежное покрывало, за ночь укрывшее город. Нью-Йорк был похож на рождественскую открытку. Мамаши катали детей на санках, неподалеку ребятня затеяла сражение в снежки, мальчишки ловко уворачивались от вражеских «снарядов» и прятались за укрытые снегом припаркованные автомобили, которые хозяевам теперь придется расчищать несколько часов, если не дней. Снегоуборочные машины усиленно чистили улицы и посыпали проезжую часть солью. Был прекрасный зимний день, и Виктория подумала, что погода не застала ее врасплох – она взяла с собой зимние сапоги, без которых в Чикаго было не обойтись. В час дня она уже шла к метро – когда Виктория здесь жила, она каждый день добиралась до работы этим маршрутом. Она вышла из метро на Восточной 77-й улице и дальше пешком направилась в сторону реки. Для начала ей хотелось взглянуть на школу.
   И вот перед ней прекрасно отремонтированное огромное здание с несколькими входами. Оно вполне могло бы быть посольством или домом приемов. Было заметно, что совсем недавно оно было подвергнуто реконструкции и обновлено. Над главным входом висела табличка: «Школа Мэдисон». Виктория знала, что здесь обучаются почти четыре сотни воспитанников. На крыше был разбит сад, где можно было подышать свежим воздухом в обед или на большой перемене. Через дорогу, на месте бывшей парковки, был выстроен современный спортзал. Школа предоставляла своим учащимся массу возможностей для развития. В этот солнечный зимний день здание выглядело как-то особенно торжественно и значительно. Кругом царила тишина, и лишь одинокий служитель расчищал ведущую к подъезду дорожку. Виктория встретилась с ним взглядом и улыбнулась, тот улыбнулся ей в ответ. У нее до сих пор не укладывалось в голове, что ей может повезти и она получит работу в своем самом любимом городе на земле. В подаренном мамой белом пуховике она сейчас была похожа на снеговика. Пуховик ее полнил, зато в нем было тепло. В нем она чувствовала себя кем-то вроде белого человечка – логотипа компании «Мишлен», производящей шины, но пуховик служил исправно и был самой теплой вещью в ее гардеробе, приспособленном к холодным чикагским зимам. А на голове у нее была надвинутая до бровей белая шерстяная шапочка, из-под которой выбивалась непослушная светлая прядь.
   Виктория долго стояла и смотрела на школу, а потом зашагала обратно к метро, чтобы поехать в центр. Нужно было пройтись по магазинам и приодеться к понедельнику. Ей не очень-то нравилась привезенная с собой одежда, а на собеседовании при приеме на работу надо выглядеть безукоризненно. Виктория понимала, что шансов у нее немного, ведь она прямо со студенческой скамьи, и наверняка у них масса других кандидатов, правда, у нее высокие оценки и превосходные рекомендации, да и энтузиазма ей не занимать. Родителям о предстоящем собеседовании она ничего не сообщила, поскольку отец не оставил своих советов насчет работы в другой сфере деятельности, с более приличным заработком и перспективами последующего роста. Для родителей ее мечта о карьере преподавателя не вписывалась в набор достижений, которыми можно хвалиться перед друзьями или которые повышают их престиж в глазах окружающих. «Моя дочь – учительница» было для них пустым звуком, но как много значила бы для самой Виктории работа в школе Мэдисон в Нью-Йорке! Эта школа занимала первую строчку в списке учебных заведений, где ей бы хотелось работать. На ее взгляд, о такой работе можно было только мечтать, и неважно, что платят там немного. Ей бы только получить эту работу, а она уж как-нибудь проживет.
   По заснеженным улицам Виктория вернулась к метро и доехала до Восточной 59-й улицы, откуда на эскалаторе поднялась в магазин «Блуминдейлз» и занялась поисками подходящего наряда. Чаще всего понравившихся моделей ее размера не оказывалось в наличии. Сейчас у нее был четырнадцатый размер, но он был ей тесноват. Зимой Виктория обычно несколько расслаблялась и в результате перелезала в шестнадцатый. К лету, когда становились актуальными легкие вещи, купальники и шорты, она, как правило, снова брала себя в руки и худела. Увы, в последнее время она немного распустилась. Виктория уже дала себе слово к выпуску сбросить вес, а если получит место в Нью-Йорке, то тем более. Не хотелось начинать свою карьеру в школе в образе толстухи.
   После долгих, но безуспешных поисков и нескольких неудачных примерок Виктория наконец остановила свой выбор на серых брюках и темно-синем блейзере, под который подобрала светло-голубую водолазку, в точности под цвет глаз. Виктория осталась довольна своим видом – строгим и сдержанно-элегантным, – как раз то, что нужно, чтобы произвести серьезное впечатление. Примерно так Виктория представляла себе внешний вид учителя этой школы. Нагруженная пакетами, она вернулась в отель. На улицах города по-прежнему хозяйничали снегоуборщики, припаркованные машины оставались под снегом, и повсюду высились огромные сугробы еще не вывезенного снега. Город был парализован. Но Виктория пребывала в приподнятом настроении. Еще она наденет маленькие жемчужные сережки, которые ей подарила мама. А огрехи фигуры спрячет удачно скроенный пиджак. В этом костюме она будет выглядеть молодо, профессионально и достойно.
   Утром в день собеседования Виктория проснулась в волнении, у нее даже живот свело. Она вымыла и высушила феном волосы, стянула их в аккуратный хвост и перехватила темно-синей атласной лентой. Тщательно оделась, облачилась в свой большущий пуховик и вышла на февральское солнце. Потеплело, и снег на проезжей части превратился в кашу из слякоти и льда. Надо быть начеку, вся эта жижа так и брызжет из-под колес на прохожих. Может, поехать на такси? Но на метро, она уже знала, будет быстрее. Виктория была на месте за десять минут до назначенного времени и получила возможность увидеть толпу ребят, спешащих к первому уроку. Почти все были в джинсах, некоторые девочки – в коротких юбках и сапогах, несмотря на холодную погоду. Демонстрируя все мыслимые прически и цвет волос, они обменивались репликами и смеялись. Они были похожи на учеников любой старшей школы и ничем не выдавали свою принадлежность к высшим слоям общества. У входа стояли двое учителей, мужчина и женщина, одетые точно так же, как и ребята, – в джинсы и пуховики. На ногах у мужчины были кроссовки, у женщины – сапоги. Здесь царила радующая глаз неформальная атмосфера. У учительницы были длинные волосы, заплетенные в косу, мужчина же был брит наголо. Виктория заметила у него на затылке маленькую татуировку в виде птицы. Весело переговариваясь, дежурные педагоги проследовали в здание за последними учениками, а Виктория вошла следом, молча молясь о том, чтобы ей повезло. Ей была назначена встреча с Эриком Уокером – директором школы, после чего с ней должен был побеседовать и декан отделения английского языка. На входе Виктория назвала себя и села ждать в кресле в вестибюле. Спустя пять минут к ней вышел мужчина сорока с небольшим лет, в джинсах, черном свитере, твидовом пиджаке и туристических ботинках. Это и был директор Уокер. Он приветливо улыбнулся и пригласил ее пройти в свой кабинет, где указал на потертое кожаное кресло.
   – Спасибо, что не поленились лететь в такую даль, – сказал он, пока Виктория снимала пуховик. Хорошо бы ее не сочли излишне чопорной, ведь школа оказалась намного либеральнее, чем она думала, по крайней мере – в плане требований к внешнему виду. – Я уж боялся, из-за метели вы не прилетите, – непринужденно продолжал Уокер. – А кстати, счастливого Валентинова дня! У нас на субботу была назначена дискотека, так пришлось отменить: ребята из пригородов и из Коннектикута не смогли бы добраться. У нас процентов двадцать учеников ездят издалека. Так что дискотеку мы перенесли на следующие выходные. – Виктория заметила, что на столе перед директором лежит ее резюме, значит, он тоже подготовился к встрече. Еще там была выписка из ее зачетки, которую она тоже присылала. Виктория и сама готовилась к собеседованию и наводила об Эрике Уокере справки в Интернете: он окончил Йельский университет, а степень доктора философии получил в Гарварде. Так что это был доктор Уокер, хотя свою корреспонденцию он так не подписывал. Его заслуги впечатляли. Кроме всего прочего, он издал две книги по педагогике и руководство по поступлению в университеты и коллежди для абитуриентов. В его присутствии Виктория чувствовала себя абсолютным ничтожеством, но Уокер держался дружелюбно и сразу перешел к делу.
   – Итак, Виктория, – произнес он, сидя в старинном кожаном кресле за письменным английским столом, который, как он ей сказал, перешел к нему от отца. Вся мебель в кабинете была старинная и в то же время стильная. Вдоль стен стояли книжные шкафы. – Почему вы решили стать учителем? И почему хотите работать в Нью-Йорке? Может, лучше было бы остаться в Лос-Анджелесе, там, по крайней мере, снег не пришлось бы разгребать, чтобы дойти до школы? – Он говорил это с улыбкой, и Виктория улыбнулась в ответ. Какой он славный! Девушке так хотелось произвести на него хорошее впечатление, но вот как? Единственным ее оружием были энтузиазм и искренность.
   – Я люблю детей. С детства мечтала, когда вырасту, стать учителем. Я всегда чувствовала, что это – мое. Мне неинтересно заниматься бизнесом, продвигаться по карьерной лестнице. Хотя именно этого хотят для меня мои родители. По их мнению, сейчас очень важно вовремя сделать карьеру. А я думаю, что куда важнее изменить жизнь какого-нибудь парня или девчонки, если, конечно, мне это когда-нибудь удастся. – По глазам директора она видела, что ее ответ понравился. Виктория немного приободрилась. И она говорила правду.