Все это время Вим регулярно ей звонил. Поездка была потрясающая – ребята объездили Францию, Италию, Англию и Испанию, и Вим только о том и говорил, как снова поедет туда на следующий год.
– Только тогда я поеду с тобой! – предупредила мать с озорным блеском в глазах, чему Вим очень обрадовался. Ведь, когда он уезжал, мама была похожа на живой труп. – Господи, как долго тебя не было! Не знаю даже, что я стану делать, когда ты уедешь совсем. – И она рассказала ему об идее Анны Смайт насчет того, чтобы перебраться в Калифорнию. Пэрис не терпелось узнать его мнение.
– Ты вправду переедешь?
Сын изумился и был отнюдь не в таком восторге, как предсказывала Мэг. Пэрис поняла: для Вима отъезд в колледж был синонимом независимости, и сейчас он представил себе, как мама станет приходить к нему в общежитие с завтраком в такой же коробочке, как была у него в первом классе.
– А как же дом? Продашь? – Это был единственный дом, который он знал, и ему не хотелось его терять. Ему нравилось представлять маму в родовом гнезде, как она его ждет и встречает – именно так он вспоминал о ней в своей поездке.
– Нет. Если что и надумаю делать с домом, так только сдать в аренду, да и в этом я не очень уверена. И вообще, это всего лишь предположение.
Пэрис говорила совершенно искренне: она и сама еще по-настоящему не прониклась идеей переезда.
– А как это тебе в голову пришло? – поинтересовался сын. Он был явно заинтригован.
– Психотерапевт посоветовала, – беспечно сказала Пэрис, и Вим выпучил глаза.
– Психотерапевт?! Мам, с тобой все в порядке?
– Конечно. Мне сейчас намного лучше, чем было, когда ты уезжал, – невозмутимо ответила мать и улыбнулась. – Кажется, помогает.
– Это самое главное! – храбро отреагировал Вим, а вечером поделился своим недоумением с сестрой: – Ты знала, что мама ходит к психотерапевту?
– Конечно. И думаю, это пошло ей на пользу. Во всяком случае, в последние два месяца мама стала казаться мне чуточку веселей. Значит, эта Анна Смайт ей помогла.
– Так у нашей мамы не все в порядке с головой? – забеспокоился Вим, и Мэг рассмеялась:
– Нет, хотя этого вполне можно было бы ожидать, учитывая, как с ней обошелся отец. После такого шока у кого угодно крыша поедет. Ты из Европы отцу не звонил?
– Звонил, только нам с ним как-то не о чем разговаривать. Так ты думаешь, она и впрямь переедет в Калифорнию? – Вим еще не оправился от удивления, но постепенно начинал находить в этой затее и положительные стороны. Если, конечно, она не будет по делу и без дела являться в Беркли. Этот вопрос его по-прежнему беспокоил.
– Не исключено. Ей будет очень полезно переменить обстановку. Но, по-моему, пока она говорит об этом не всерьез. А ты что об этом думаешь?
– Да я вообще-то не против…
– Во всяком случае, это лучше, чем сидеть одной в пустом доме в Гринвиче. Не могу себе представить, что она станет делать, когда ты уедешь.
– Да, я тоже. – Вим и раньше задумывался о том, что будет с матерью после его отъезда, и всякий раз ему становилось не по себе. – Может, ей пойти работать? Хотя бы с людьми будет общаться…
– Она так и хочет. Только пока не знает, куда податься. Она ведь, по сути, никогда не работала. Но ничего, со временем решит что-нибудь. Эта докторша ей поможет.
– Будем надеяться.
Вим тяжело вздохнул. Он никогда не думал, что матери понадобится посторонний человек, чтобы решить ее проблемы. Но, что правда, то правда – за последние три месяца ей досталось. Ему и то понадобилось время, чтобы свыкнуться. И все равно как-то странно – приходишь домой, а папы нет.
Через два дня после своего возвращения Вим съездил к отцу в город, они вместе пообедали. Папа познакомил его с несколькими своими коллегами, в частности, с одной девушкой ненамного старше Мэган. Она была очень приветлива и любезна. Когда Вим рассказал об этом знакомстве матери, та почему-то вся сжалась. Вим решил, что ей просто неприятно говорить об отце, и побыстрее закруглил разговор.
Питер пообещал сыну, что приедет в Сан-Франциско помочь ему обустроиться. Эта новость очень не понравилась Пэрис, хотя сыну она ничего не сказала. Она тоже собиралась слетать в Сан-Франциско, чтобы помочь ему устроиться в общежитии, а с Питером встречаться ей вовсе не хотелось. Но главное, она не собиралась устраивать из этого проблему для сына. Попросить Питера не ездить было бы несправедливо по отношению и к нему, и к мальчику.
Придя на следующий сеанс к Анне, Пэрис тут же поделилась с ней своими сомнениями.
– А вы думаете, что сможете находиться там вместе с ним? – сочувственно спросила Анна.
Пэрис подняла на доктора глаза, полные боли. Одна мысль о встрече с бывшим мужем причиняла ей страдания.
– Если честно, не знаю. Думаю, будет довольно странно общаться с Питером. Как вы считаете, может, мне не следует ездить?
– А как к этому отнесется ваш сын?
– Думаю, огорчится. И я – тоже.
– А если попросить Питера не ездить? – осторожно предложила врач, но Пэрис помотала головой. Эта идея ей тоже не улыбалась.
– Мне кажется, если отец не приедет, Вим расстроится.
– Ладно. Номер моего мобильника у вас есть. Если туго придется – звоните. В конце концов, вы всегда сможете удалиться, если станет невмоготу. Договоритесь с Питером навещать сына по очереди.
О такой возможности Пэрис не подумала, и теперь ей показалось, что это – выход.
– Вы думаете, мне может стать невмоготу? – с сомнением спросила она, пытаясь себя приободрить.
– Это будет от вас зависеть, – невозмутимо ответила Анна, и Пэрис впервые поняла, что она права. – Если захотите уйти, никто вас не упрекнет. И даже если вовсе не поедете. Уверена, сын вас поймет, если вы решите, что вам это не по силам. Он ведь не захочет видеть вас несчастной.
Пэрис кивнула. Она действительно была очень несчастна, и Вим это знал. С того самого дня, когда ушел отец.
– Ничего, как-нибудь справлюсь. – Пэрис заставила себя улыбнуться. – Может быть, пока я там буду, успею и дом присмотреть.
– Что ж, тоже развлечение, – поддакнула Анна.
Пока Пэрис еще не решила, будет ли переезжать. Просто время от времени эта тема как-то сама собой возникала, хотя ей еще по-прежнему казалось, что лучше остаться в Гринвиче. Здесь все было родным, здесь она чувствовала себя в безопасности. Пэрис еще не была готова к решительным переменам. Но как вариант…
С работой тоже все было неясно. Пока она записалась добровольным помощником в детский приют и с сентября должна была начать туда ходить. Но это не было окончательным решением. Она все еще находилась в поиске и не знала, где сможет вновь обрести себя.
Три месяца назад Питер выбросил ее из самолета, забыв снабдить парашютом. Анна считала, что, с учетом всех обстоятельств, Пэрис держится молодцом. Она действительно каждое утро вставала, причесывалась, одевалась, иногда обедала с ближайшими подругами и готовилась к тому, что Вим уедет в колледж. Но больше она пока ни на что не была способна.
Когда Пэрис пришла на последнюю перед отъездом консультацию, она уже приготовилась к встрече с Питером и твердо сказала себе, что это ей по плечу. А после того, как она устроит Вима в его новом жилище, она поедет к дочери в Лос-Анджелес. И все-таки ее продолжали мучить сомнения. Уже уходя, она обернулась к Анне и спросила голосом испуганного ребенка:
– Думаете, я справлюсь? Доктор улыбнулась.
– У вас все хорошо. Позвоните, если возникнут проблемы, – снова напомнила Анна.
Всю дорогу Пэрис повторяла себе эту фразу: «У вас все хорошо… У вас все хорошо…» Слова эхом отдавались у нее в мозгу. Сейчас надо только не сбавлять, держаться изо всех сил и верить, что в один прекрасный день все уладится. Другого выхода Питер ей не оставил. И когда-нибудь, если ей повезет, если фортуна ей улыбнется, спасительный парашют раскроется. Пока она даже не знала, есть ли он у нее, и могла лишь об этом молиться.
Глава 6
Глава 7
– Только тогда я поеду с тобой! – предупредила мать с озорным блеском в глазах, чему Вим очень обрадовался. Ведь, когда он уезжал, мама была похожа на живой труп. – Господи, как долго тебя не было! Не знаю даже, что я стану делать, когда ты уедешь совсем. – И она рассказала ему об идее Анны Смайт насчет того, чтобы перебраться в Калифорнию. Пэрис не терпелось узнать его мнение.
– Ты вправду переедешь?
Сын изумился и был отнюдь не в таком восторге, как предсказывала Мэг. Пэрис поняла: для Вима отъезд в колледж был синонимом независимости, и сейчас он представил себе, как мама станет приходить к нему в общежитие с завтраком в такой же коробочке, как была у него в первом классе.
– А как же дом? Продашь? – Это был единственный дом, который он знал, и ему не хотелось его терять. Ему нравилось представлять маму в родовом гнезде, как она его ждет и встречает – именно так он вспоминал о ней в своей поездке.
– Нет. Если что и надумаю делать с домом, так только сдать в аренду, да и в этом я не очень уверена. И вообще, это всего лишь предположение.
Пэрис говорила совершенно искренне: она и сама еще по-настоящему не прониклась идеей переезда.
– А как это тебе в голову пришло? – поинтересовался сын. Он был явно заинтригован.
– Психотерапевт посоветовала, – беспечно сказала Пэрис, и Вим выпучил глаза.
– Психотерапевт?! Мам, с тобой все в порядке?
– Конечно. Мне сейчас намного лучше, чем было, когда ты уезжал, – невозмутимо ответила мать и улыбнулась. – Кажется, помогает.
– Это самое главное! – храбро отреагировал Вим, а вечером поделился своим недоумением с сестрой: – Ты знала, что мама ходит к психотерапевту?
– Конечно. И думаю, это пошло ей на пользу. Во всяком случае, в последние два месяца мама стала казаться мне чуточку веселей. Значит, эта Анна Смайт ей помогла.
– Так у нашей мамы не все в порядке с головой? – забеспокоился Вим, и Мэг рассмеялась:
– Нет, хотя этого вполне можно было бы ожидать, учитывая, как с ней обошелся отец. После такого шока у кого угодно крыша поедет. Ты из Европы отцу не звонил?
– Звонил, только нам с ним как-то не о чем разговаривать. Так ты думаешь, она и впрямь переедет в Калифорнию? – Вим еще не оправился от удивления, но постепенно начинал находить в этой затее и положительные стороны. Если, конечно, она не будет по делу и без дела являться в Беркли. Этот вопрос его по-прежнему беспокоил.
– Не исключено. Ей будет очень полезно переменить обстановку. Но, по-моему, пока она говорит об этом не всерьез. А ты что об этом думаешь?
– Да я вообще-то не против…
– Во всяком случае, это лучше, чем сидеть одной в пустом доме в Гринвиче. Не могу себе представить, что она станет делать, когда ты уедешь.
– Да, я тоже. – Вим и раньше задумывался о том, что будет с матерью после его отъезда, и всякий раз ему становилось не по себе. – Может, ей пойти работать? Хотя бы с людьми будет общаться…
– Она так и хочет. Только пока не знает, куда податься. Она ведь, по сути, никогда не работала. Но ничего, со временем решит что-нибудь. Эта докторша ей поможет.
– Будем надеяться.
Вим тяжело вздохнул. Он никогда не думал, что матери понадобится посторонний человек, чтобы решить ее проблемы. Но, что правда, то правда – за последние три месяца ей досталось. Ему и то понадобилось время, чтобы свыкнуться. И все равно как-то странно – приходишь домой, а папы нет.
Через два дня после своего возвращения Вим съездил к отцу в город, они вместе пообедали. Папа познакомил его с несколькими своими коллегами, в частности, с одной девушкой ненамного старше Мэган. Она была очень приветлива и любезна. Когда Вим рассказал об этом знакомстве матери, та почему-то вся сжалась. Вим решил, что ей просто неприятно говорить об отце, и побыстрее закруглил разговор.
Питер пообещал сыну, что приедет в Сан-Франциско помочь ему обустроиться. Эта новость очень не понравилась Пэрис, хотя сыну она ничего не сказала. Она тоже собиралась слетать в Сан-Франциско, чтобы помочь ему устроиться в общежитии, а с Питером встречаться ей вовсе не хотелось. Но главное, она не собиралась устраивать из этого проблему для сына. Попросить Питера не ездить было бы несправедливо по отношению и к нему, и к мальчику.
Придя на следующий сеанс к Анне, Пэрис тут же поделилась с ней своими сомнениями.
– А вы думаете, что сможете находиться там вместе с ним? – сочувственно спросила Анна.
Пэрис подняла на доктора глаза, полные боли. Одна мысль о встрече с бывшим мужем причиняла ей страдания.
– Если честно, не знаю. Думаю, будет довольно странно общаться с Питером. Как вы считаете, может, мне не следует ездить?
– А как к этому отнесется ваш сын?
– Думаю, огорчится. И я – тоже.
– А если попросить Питера не ездить? – осторожно предложила врач, но Пэрис помотала головой. Эта идея ей тоже не улыбалась.
– Мне кажется, если отец не приедет, Вим расстроится.
– Ладно. Номер моего мобильника у вас есть. Если туго придется – звоните. В конце концов, вы всегда сможете удалиться, если станет невмоготу. Договоритесь с Питером навещать сына по очереди.
О такой возможности Пэрис не подумала, и теперь ей показалось, что это – выход.
– Вы думаете, мне может стать невмоготу? – с сомнением спросила она, пытаясь себя приободрить.
– Это будет от вас зависеть, – невозмутимо ответила Анна, и Пэрис впервые поняла, что она права. – Если захотите уйти, никто вас не упрекнет. И даже если вовсе не поедете. Уверена, сын вас поймет, если вы решите, что вам это не по силам. Он ведь не захочет видеть вас несчастной.
Пэрис кивнула. Она действительно была очень несчастна, и Вим это знал. С того самого дня, когда ушел отец.
– Ничего, как-нибудь справлюсь. – Пэрис заставила себя улыбнуться. – Может быть, пока я там буду, успею и дом присмотреть.
– Что ж, тоже развлечение, – поддакнула Анна.
Пока Пэрис еще не решила, будет ли переезжать. Просто время от времени эта тема как-то сама собой возникала, хотя ей еще по-прежнему казалось, что лучше остаться в Гринвиче. Здесь все было родным, здесь она чувствовала себя в безопасности. Пэрис еще не была готова к решительным переменам. Но как вариант…
С работой тоже все было неясно. Пока она записалась добровольным помощником в детский приют и с сентября должна была начать туда ходить. Но это не было окончательным решением. Она все еще находилась в поиске и не знала, где сможет вновь обрести себя.
Три месяца назад Питер выбросил ее из самолета, забыв снабдить парашютом. Анна считала, что, с учетом всех обстоятельств, Пэрис держится молодцом. Она действительно каждое утро вставала, причесывалась, одевалась, иногда обедала с ближайшими подругами и готовилась к тому, что Вим уедет в колледж. Но больше она пока ни на что не была способна.
Когда Пэрис пришла на последнюю перед отъездом консультацию, она уже приготовилась к встрече с Питером и твердо сказала себе, что это ей по плечу. А после того, как она устроит Вима в его новом жилище, она поедет к дочери в Лос-Анджелес. И все-таки ее продолжали мучить сомнения. Уже уходя, она обернулась к Анне и спросила голосом испуганного ребенка:
– Думаете, я справлюсь? Доктор улыбнулась.
– У вас все хорошо. Позвоните, если возникнут проблемы, – снова напомнила Анна.
Всю дорогу Пэрис повторяла себе эту фразу: «У вас все хорошо… У вас все хорошо…» Слова эхом отдавались у нее в мозгу. Сейчас надо только не сбавлять, держаться изо всех сил и верить, что в один прекрасный день все уладится. Другого выхода Питер ей не оставил. И когда-нибудь, если ей повезет, если фортуна ей улыбнется, спасительный парашют раскроется. Пока она даже не знала, есть ли он у нее, и могла лишь об этом молиться.
Глава 6
Пэрис с Вимом вместе летели в Сан-Франциско со всеми его пожитками. Питер должен был прилететь чуть позже. В самолете Вим все время смотрел фильм, потом прикорнул, а Пэрис не переставая думала о том, как они встретятся с Питером.
После двадцати четырех лет совместной жизни он вдруг стал для нее чужим, но самое худшее было то, что ей страшно хотелось с ним увидеться. Это было как укол, без которого она погибнет. После трех месяцев разлуки, после всего, что он сделал, она продолжала его любить и надеяться, что случится чудо и он вернется! Единственный человек, которому она в этом призналась, была Анна Смайт. Странно, но доктор сказала, что это вполне нормально и что настанет день, когда она освободится от наваждения. Однако сейчас, по-видимому, этот день еще не наступил.
После четырехчасового перелета они взяли в аэропорту такси и отправились в «Риц-Карлтон», где Пэрис заранее забронировала два номера, себе и сыну. Вечером она повела Вима ужинать в Чайна-таун, они чудесно провели время, а вернувшись в отель, позвонили Мэг. Через пару дней Пэрис планировала ее навестить, но сначала надо было устроить Вима в общежитие. Она считала, что на это надо выделить два дня – куда спешить? А больше всего ее сейчас страшило возвращение домой.
Чтобы перевезти вещи Вима в Беркли, расположенный на другом берегу залива, Пэрис взяла напрокат небольшой универсал. Виму предстояло еще завершить кое-какие формальности. Поэтому утром он сунул матери бумажку с координатами общежития, назначил ей встречу через два часа и умчался в университет.
Пэрис целых полчаса искала эту несчастную общагу, немало поплутав по бескрайнему студгородку Беркли. Отыскав нужный корпус, она поставила машину у входа, немного прогулялась, потом села на большой камень перед входом и стала на солнышке ждать Вима.
Место она выбрала удачное. Был погожий день, солнце пригревало: Пэрис показалось, что температура градусов на пятнадцать выше, чем была в Сан-Франциско час назад. Нежась на солнышке, она еще издали заметила знакомую неспешную походку, которую узнала бы и с закрытыми глазами, по одному биению своего сердца. Питер шел прямо к ней, и вид у него был весьма решительный. Он остановился, не дойдя всего пары метров.
– Здравствуй, Пэрис, – сухо поздоровался он, как с едва знакомым человеком. На его лице не было и намека на теплоту. Да, он подготовился к встрече. Но и она тоже.
– где Вим?
– Пошел записаться на лекции и взять ключ от комнаты. Примерно через час будет здесь.
Питер кивнул и неуверенно огляделся по сторонам, не зная, как поступить – остаться ждать вместе с Пэрис или уйти, а потом вернуться. Но заняться ему все равно было нечем, и он решил тоже посидеть и подождать, хотя находиться рядом с Пэрис ему было неловко. Он и ехать-то не рвался, но согласился ради сына.
Они немного помолчали, каждый погруженный в свои мысли. Питер старался сосредоточиться на Рэчел. Пэрис вспоминала свои разговоры с Анной Смайт о том, как она встретится с бывшим мужем. Первым заговорил Питер.
– Хорошо выглядишь, – холодно произнес он, хотя сразу заметил, что Пэрис изрядно исхудала.
– Благодарю. Ты тоже.
Она не стала расспрашивать о сопернице, о том, как ему живется в Нью-Йорке в новой семье. Пэрис давно подозревала, что Питер держит за собой номер в отеле для отвода глаз – только ради детей, чтобы не надо было ничего объяснять, пока не оформлен развод. Пэрис не спрашивала и о том, доволен ли Питер, что развод вот-вот будет оформлен. Окончательно все должно было завершиться где-то в декабре, к Рождеству, что грозило основательно испортить ей праздники.
– Молодец, что приехал, – вежливо произнесла она. От одной его близости у нее ныло сердце, а этот ничего не значащий разговор казался до боли нелепым. – Вим придает этому большое значение.
– Я так и думал, потому и приехал. Надеюсь, ты не против, что я здесь?
Пэрис подняла на него глаза, что потребовало от нее немалых душевных усилий. Ей по-прежнему казалось невероятным, что он так внезапно и так окончательно ее отверг. Более страшного удара она не получала за всю жизнь. Ей все еще не верилось, что она сможет от него оправиться. Ей казалось, что она всегда будет любить Питера и переживать его предательство до конца своих дней.
– Думаю, нам обоим надо привыкать к новому порядку вещей, – рассудительно проговорила Пэрис, стараясь, чтобы голос звучал бодро.
– У детей впереди масса важных событий, и нам поневоле придется в них участвовать.
В данный момент именно такое событие свело их вместе, да еще в чужом городе, что было особенно тяжело. Здесь не поедешь домой зализывать раны, номер в отеле – это совсем другое дело.
Питер молча кивнул, а Пэрис с удвоенной остротой ощутила неопределенность своего будущего. У Питера есть Рэчел, а у нее…
Некоторое время они не произносили ни слова, чувствуя одинаковую неловкость, и оба молились, чтобы Вим пришел скорее.
– Как у тебя дела? – спросил наконец Питер, и у Пэрис округлились глаза. Как можно быть таким бесчувственным? Как можно, прожив с человеком полжизни, в одно прекрасное утро проснуться и уйти? Пэрис по-прежнему отказывалась это понимать.
– У меня все в порядке, – негромко ответила она, не вполне понимая, что его конкретно интересует – «дела» в узком смысле или душевное состояние. Уточнять не хотелось.
– Я о тебе беспокоюсь, – неожиданно выдавил Питер, разглядывая носки своих туфель.
Ему было больно смотреть на жену. В ее глазах застыло отчаяние человека, с которым обошлись очень подло, и виной тому был он. Это были не глаза, а два озерца битого зеленого стекла.
– Нам сейчас обоим нелегко, – добавил он, но Пэрис ему не поверила.
– Ты ведь сам этого хотел, правда? – прошептала она, молясь, чтобы он ответил: «Нет». Ей казалось, другого шанса задать этот вопрос может не представиться.
– Да. – Он не сказал, а выплюнул это слово, будто оно торчало у него в горле. – Но из этого не следует, что мне очень легко. Могу себе представить, что чувствуешь ты.
Пэрис покачала головой:
– Нет, этого ты себе представить не можешь. Я бы тоже не могла, если бы такое не случилось со мной. Это равносильно смерти близкого человека, даже хуже. Иногда я говорю себе, что ты умер, и тогда мне легче: не нужно думать, где ты, с кем ты и почему меня бросил. – Она была с ним предельно честна. Но почему бы и нет? Терять ей теперь было нечего.
– Это пройдет. Со временем все перемелется, – мягко произнес Питер, не зная, что еще добавить.
И тут они увидели сына, который вприпрыжку несся к ним. В первый момент Пэрис пожалела, что разговор прервался, но в следующий миг испытала облегчение. Все, что хотела, она уже услышала. Питер тверд в своем решении, и ему ее не более чем жаль. А она хотела от него не жалости, а любви! Неизвестно, куда завел бы их этот разговор. Хорошо, что Вим появился: куда легче было заняться проблемами Вима.
Оба с радостью подхватили пожитки новоиспеченного студента и понесли наверх. Войдя в комнату, Пэрис принялась распаковывать сумки, а мужчины снова спустились к машине забрать тяжелые чемоданы и коробки. Микроволновку и маленький холодильник Вим взял напрокат у коменданта общежития. Теперь у него было все необходимое.
Обустройство на новом месте продолжалось до четырех часов. К этому времени прибыли трое соседей Вима – двое из Калифорнии, третий – из Гонконга. Все ребята были крепкие, молодые и, казалось, положительные. Вим заранее обещал отцу, что поужинает в этот вечер с ним, и они оба отправились провожать Пэрис.
День выдался длинный и нервный во всех отношениях, все порядком устали. Пэрис не только наблюдала, как вылетает из гнезда ее младший птенец, но и фактически отпускала на волю Питера. В один день она понесла две утраты. Те, кого она любила и на кого опиралась, отныне ушли из ее повседневной жизни, а Питер – и того хуже. Питер ушел совсем.
Они вышли в главный холл, где стояла гигантская доска объявлений, обклеенная всевозможными записками и афишами – средоточие студенческой жизни. Питер повернулся к Пэрис.
– Не хочешь к нам вечером присоединиться? – великодушно предложил он.
Пэрис покачала головой, машинально поправила волосы, и Питер с трудом удержался, чтобы не обнять ее. В джинсах, футболке и сандалиях, растерянная и беспомощная, она была похожа на молоденькую девушку ненамного старше студенток, сновавших в корпус и обратно. При взгляде на бывшую жену в Питере всколыхнулась волна воспоминаний.
– Спасибо, я слишком устала. Лучше пойду в отель и закажу массаж.
Пэрис и для этого была чересчур утомлена, но уж сидеть за одним столом с Питером, любоваться на то, чего она лишилась навсегда, было выше ее сил. В таком состоянии она не удержится от слез, а рыдания им совсем ни к чему.
– Я с Вимом завтра еще увижусь, – добавила она. – Ты когда летишь?
– Завтра вечером мне надо быть в Чикаго. Утром полечу, ни свет ни заря. Но мне кажется, ребенок прекрасно устроился, и завтра мы ему уже оба будем не нужны. Он вышел в плавание, – с улыбкой подытожил Питер.
Было видно, что он гордится сыном. Те же чувства испытывала и Пэрис.
– Да, это уж точно, – грустно улыбнулась она. – Все равно больно расставаться. У меня вся душа изболелась. Спасибо, что помог с вещами. Когда собирались, казалось, их не так много…
– Обычное дело, – улыбнулся Питер. – Помнишь, как мы Мэг отвозили в колледж? В жизни не видел такого количества шмоток! Она ведь тогда даже обои и занавески с собой везла. А потом заставила меня эти обои лепить на стену. Она переняла у тебя талант наводить уют. Хорошо, что ее соседке результат понравился. Кстати, что потом стало со всем этим барахлом? Не припомню, чтобы она что-то привозила назад. Или она все в Нью-Йорк притащила? Пэрис вздохнула. Это были те самые мелочи, из которых и складывается жизнь. Раньше она была у них одна на двоих, а теперь будет идти врозь.
– Уезжая, она все оставила какой-то первокурснице. Питер кивнул, и они долго молча смотрели друг на друга. Все, что их когда-то объединяло, лишилось всякого смысла. Как старые вещи, оставшиеся пылиться на чердаке. На чердаке их сердец. И разрушенного Питером брака. У Пэрис было такое чувство, словно вся ее жизнь пущена в расход. Выброшена на свалку за ненадобностью. Все, чем они оба дорожили когда-то, теперь оказалось никому не нужно. И сама Пэрис тоже. Ее бросили, забыли, лишили любви. От одной этой мысли можно было снова впасть в депрессию.
– Береги себя, – произнес Питер и добавил, решившись наконец вслух сказать о том, что мучило его весь день: – я это серьезно говорю, ты очень похудела. И спасибо, что позволила мне сегодня поучаствовать.
Не зная, что ответить, Пэрис только кивнула и отвернулась, не желая показывать слез.
– Я рада, что ты был с нами, – великодушно сказала она. Когда Пэрис села в машину и, не оглядываясь, выехала со стоянки, Питер еще долго смотрел ей вслед. Он не сомневался в своем решении, с Рэчел у него бывали мгновения такого счастья, о каком он даже не мечтал. Но были и другие минуты, когда он понимал, что всю жизнь будет скучать без Пэрис. Он всегда считал ее замечательной женщиной и надеялся, что когда-нибудь она перестанет страдать из-за его ухода. Он восхищался ее чувством собственного достоинства и волей. Ему ли не знать, что она человек огромного милосердия. Он такого не заслуживает.
После двадцати четырех лет совместной жизни он вдруг стал для нее чужим, но самое худшее было то, что ей страшно хотелось с ним увидеться. Это было как укол, без которого она погибнет. После трех месяцев разлуки, после всего, что он сделал, она продолжала его любить и надеяться, что случится чудо и он вернется! Единственный человек, которому она в этом призналась, была Анна Смайт. Странно, но доктор сказала, что это вполне нормально и что настанет день, когда она освободится от наваждения. Однако сейчас, по-видимому, этот день еще не наступил.
После четырехчасового перелета они взяли в аэропорту такси и отправились в «Риц-Карлтон», где Пэрис заранее забронировала два номера, себе и сыну. Вечером она повела Вима ужинать в Чайна-таун, они чудесно провели время, а вернувшись в отель, позвонили Мэг. Через пару дней Пэрис планировала ее навестить, но сначала надо было устроить Вима в общежитие. Она считала, что на это надо выделить два дня – куда спешить? А больше всего ее сейчас страшило возвращение домой.
Чтобы перевезти вещи Вима в Беркли, расположенный на другом берегу залива, Пэрис взяла напрокат небольшой универсал. Виму предстояло еще завершить кое-какие формальности. Поэтому утром он сунул матери бумажку с координатами общежития, назначил ей встречу через два часа и умчался в университет.
Пэрис целых полчаса искала эту несчастную общагу, немало поплутав по бескрайнему студгородку Беркли. Отыскав нужный корпус, она поставила машину у входа, немного прогулялась, потом села на большой камень перед входом и стала на солнышке ждать Вима.
Место она выбрала удачное. Был погожий день, солнце пригревало: Пэрис показалось, что температура градусов на пятнадцать выше, чем была в Сан-Франциско час назад. Нежась на солнышке, она еще издали заметила знакомую неспешную походку, которую узнала бы и с закрытыми глазами, по одному биению своего сердца. Питер шел прямо к ней, и вид у него был весьма решительный. Он остановился, не дойдя всего пары метров.
– Здравствуй, Пэрис, – сухо поздоровался он, как с едва знакомым человеком. На его лице не было и намека на теплоту. Да, он подготовился к встрече. Но и она тоже.
– где Вим?
– Пошел записаться на лекции и взять ключ от комнаты. Примерно через час будет здесь.
Питер кивнул и неуверенно огляделся по сторонам, не зная, как поступить – остаться ждать вместе с Пэрис или уйти, а потом вернуться. Но заняться ему все равно было нечем, и он решил тоже посидеть и подождать, хотя находиться рядом с Пэрис ему было неловко. Он и ехать-то не рвался, но согласился ради сына.
Они немного помолчали, каждый погруженный в свои мысли. Питер старался сосредоточиться на Рэчел. Пэрис вспоминала свои разговоры с Анной Смайт о том, как она встретится с бывшим мужем. Первым заговорил Питер.
– Хорошо выглядишь, – холодно произнес он, хотя сразу заметил, что Пэрис изрядно исхудала.
– Благодарю. Ты тоже.
Она не стала расспрашивать о сопернице, о том, как ему живется в Нью-Йорке в новой семье. Пэрис давно подозревала, что Питер держит за собой номер в отеле для отвода глаз – только ради детей, чтобы не надо было ничего объяснять, пока не оформлен развод. Пэрис не спрашивала и о том, доволен ли Питер, что развод вот-вот будет оформлен. Окончательно все должно было завершиться где-то в декабре, к Рождеству, что грозило основательно испортить ей праздники.
– Молодец, что приехал, – вежливо произнесла она. От одной его близости у нее ныло сердце, а этот ничего не значащий разговор казался до боли нелепым. – Вим придает этому большое значение.
– Я так и думал, потому и приехал. Надеюсь, ты не против, что я здесь?
Пэрис подняла на него глаза, что потребовало от нее немалых душевных усилий. Ей по-прежнему казалось невероятным, что он так внезапно и так окончательно ее отверг. Более страшного удара она не получала за всю жизнь. Ей все еще не верилось, что она сможет от него оправиться. Ей казалось, что она всегда будет любить Питера и переживать его предательство до конца своих дней.
– Думаю, нам обоим надо привыкать к новому порядку вещей, – рассудительно проговорила Пэрис, стараясь, чтобы голос звучал бодро.
– У детей впереди масса важных событий, и нам поневоле придется в них участвовать.
В данный момент именно такое событие свело их вместе, да еще в чужом городе, что было особенно тяжело. Здесь не поедешь домой зализывать раны, номер в отеле – это совсем другое дело.
Питер молча кивнул, а Пэрис с удвоенной остротой ощутила неопределенность своего будущего. У Питера есть Рэчел, а у нее…
Некоторое время они не произносили ни слова, чувствуя одинаковую неловкость, и оба молились, чтобы Вим пришел скорее.
– Как у тебя дела? – спросил наконец Питер, и у Пэрис округлились глаза. Как можно быть таким бесчувственным? Как можно, прожив с человеком полжизни, в одно прекрасное утро проснуться и уйти? Пэрис по-прежнему отказывалась это понимать.
– У меня все в порядке, – негромко ответила она, не вполне понимая, что его конкретно интересует – «дела» в узком смысле или душевное состояние. Уточнять не хотелось.
– Я о тебе беспокоюсь, – неожиданно выдавил Питер, разглядывая носки своих туфель.
Ему было больно смотреть на жену. В ее глазах застыло отчаяние человека, с которым обошлись очень подло, и виной тому был он. Это были не глаза, а два озерца битого зеленого стекла.
– Нам сейчас обоим нелегко, – добавил он, но Пэрис ему не поверила.
– Ты ведь сам этого хотел, правда? – прошептала она, молясь, чтобы он ответил: «Нет». Ей казалось, другого шанса задать этот вопрос может не представиться.
– Да. – Он не сказал, а выплюнул это слово, будто оно торчало у него в горле. – Но из этого не следует, что мне очень легко. Могу себе представить, что чувствуешь ты.
Пэрис покачала головой:
– Нет, этого ты себе представить не можешь. Я бы тоже не могла, если бы такое не случилось со мной. Это равносильно смерти близкого человека, даже хуже. Иногда я говорю себе, что ты умер, и тогда мне легче: не нужно думать, где ты, с кем ты и почему меня бросил. – Она была с ним предельно честна. Но почему бы и нет? Терять ей теперь было нечего.
– Это пройдет. Со временем все перемелется, – мягко произнес Питер, не зная, что еще добавить.
И тут они увидели сына, который вприпрыжку несся к ним. В первый момент Пэрис пожалела, что разговор прервался, но в следующий миг испытала облегчение. Все, что хотела, она уже услышала. Питер тверд в своем решении, и ему ее не более чем жаль. А она хотела от него не жалости, а любви! Неизвестно, куда завел бы их этот разговор. Хорошо, что Вим появился: куда легче было заняться проблемами Вима.
Оба с радостью подхватили пожитки новоиспеченного студента и понесли наверх. Войдя в комнату, Пэрис принялась распаковывать сумки, а мужчины снова спустились к машине забрать тяжелые чемоданы и коробки. Микроволновку и маленький холодильник Вим взял напрокат у коменданта общежития. Теперь у него было все необходимое.
Обустройство на новом месте продолжалось до четырех часов. К этому времени прибыли трое соседей Вима – двое из Калифорнии, третий – из Гонконга. Все ребята были крепкие, молодые и, казалось, положительные. Вим заранее обещал отцу, что поужинает в этот вечер с ним, и они оба отправились провожать Пэрис.
День выдался длинный и нервный во всех отношениях, все порядком устали. Пэрис не только наблюдала, как вылетает из гнезда ее младший птенец, но и фактически отпускала на волю Питера. В один день она понесла две утраты. Те, кого она любила и на кого опиралась, отныне ушли из ее повседневной жизни, а Питер – и того хуже. Питер ушел совсем.
Они вышли в главный холл, где стояла гигантская доска объявлений, обклеенная всевозможными записками и афишами – средоточие студенческой жизни. Питер повернулся к Пэрис.
– Не хочешь к нам вечером присоединиться? – великодушно предложил он.
Пэрис покачала головой, машинально поправила волосы, и Питер с трудом удержался, чтобы не обнять ее. В джинсах, футболке и сандалиях, растерянная и беспомощная, она была похожа на молоденькую девушку ненамного старше студенток, сновавших в корпус и обратно. При взгляде на бывшую жену в Питере всколыхнулась волна воспоминаний.
– Спасибо, я слишком устала. Лучше пойду в отель и закажу массаж.
Пэрис и для этого была чересчур утомлена, но уж сидеть за одним столом с Питером, любоваться на то, чего она лишилась навсегда, было выше ее сил. В таком состоянии она не удержится от слез, а рыдания им совсем ни к чему.
– Я с Вимом завтра еще увижусь, – добавила она. – Ты когда летишь?
– Завтра вечером мне надо быть в Чикаго. Утром полечу, ни свет ни заря. Но мне кажется, ребенок прекрасно устроился, и завтра мы ему уже оба будем не нужны. Он вышел в плавание, – с улыбкой подытожил Питер.
Было видно, что он гордится сыном. Те же чувства испытывала и Пэрис.
– Да, это уж точно, – грустно улыбнулась она. – Все равно больно расставаться. У меня вся душа изболелась. Спасибо, что помог с вещами. Когда собирались, казалось, их не так много…
– Обычное дело, – улыбнулся Питер. – Помнишь, как мы Мэг отвозили в колледж? В жизни не видел такого количества шмоток! Она ведь тогда даже обои и занавески с собой везла. А потом заставила меня эти обои лепить на стену. Она переняла у тебя талант наводить уют. Хорошо, что ее соседке результат понравился. Кстати, что потом стало со всем этим барахлом? Не припомню, чтобы она что-то привозила назад. Или она все в Нью-Йорк притащила? Пэрис вздохнула. Это были те самые мелочи, из которых и складывается жизнь. Раньше она была у них одна на двоих, а теперь будет идти врозь.
– Уезжая, она все оставила какой-то первокурснице. Питер кивнул, и они долго молча смотрели друг на друга. Все, что их когда-то объединяло, лишилось всякого смысла. Как старые вещи, оставшиеся пылиться на чердаке. На чердаке их сердец. И разрушенного Питером брака. У Пэрис было такое чувство, словно вся ее жизнь пущена в расход. Выброшена на свалку за ненадобностью. Все, чем они оба дорожили когда-то, теперь оказалось никому не нужно. И сама Пэрис тоже. Ее бросили, забыли, лишили любви. От одной этой мысли можно было снова впасть в депрессию.
– Береги себя, – произнес Питер и добавил, решившись наконец вслух сказать о том, что мучило его весь день: – я это серьезно говорю, ты очень похудела. И спасибо, что позволила мне сегодня поучаствовать.
Не зная, что ответить, Пэрис только кивнула и отвернулась, не желая показывать слез.
– Я рада, что ты был с нами, – великодушно сказала она. Когда Пэрис села в машину и, не оглядываясь, выехала со стоянки, Питер еще долго смотрел ей вслед. Он не сомневался в своем решении, с Рэчел у него бывали мгновения такого счастья, о каком он даже не мечтал. Но были и другие минуты, когда он понимал, что всю жизнь будет скучать без Пэрис. Он всегда считал ее замечательной женщиной и надеялся, что когда-нибудь она перестанет страдать из-за его ухода. Он восхищался ее чувством собственного достоинства и волей. Ему ли не знать, что она человек огромного милосердия. Он такого не заслуживает.
Глава 7
Когда на другой день Пэрис приехала в общежитие повидать Вима, тот уже собирался куда-то уходить с приятелями. Ему надо было с кем-то повидаться, что-то узнать и сделать, и Пэрис быстро поняла, что, если останется, будет сыну мешать. Она сделала свое дело. Надо уходить.
– Хочешь, сегодня вместе поужинаем? – неуверенно спросила она.
Но сын смущенно помотал головой:
– Прости, мам, я не смогу. Сегодня вечером общее организационное собрание спортивных секций.
Пэрис знала, что Вим хочет записаться в секцию плавания – он всегда выступал за школьную сборную.
– Ну ладно, раз так. Тогда я, пожалуй, двинусь в Лос-Анджелес, к Мэг. Справишься тут?
В глубине души Пэрис надеялась, что сын сейчас бросится ей на шею и попросит не уезжать – в родительские дни в летнем лагере всегда так и бывало. Но теперь он был взрослый парень, готовый к самостоятельному плаванию. Она крепко его обняла, а Вим одарил ее незабываемой улыбкой.
– Мамочка, я тебя люблю, – шепнул он и оглянулся на приятелей. – Береги себя. И спасибо за все.
Ему хотелось поблагодарить ее за вчерашнее, за то, что, несмотря ни на что, она согласилась повидаться с отцом, но нужные слова на ум не шли. Вечером отец говорил о маме очень уважительно, и Вим чуть было не спросил, почему же он в таком случае ушел от нее. Это было выше его понимания. Но главное – Вим хотел, чтобы родители были счастливы. Особенно – мама. Она порой казалась такой беззащитной.
– Я тебе буду звонить, – пообещал он.
– Я тебя люблю… Хорошо тебе повеселиться! – ответила Пэрис, и они вышли из комнаты.
Вим помахал, вприпрыжку понесся по лестнице и быстро исчез из виду, а Пэрис медленно побрела вниз, размышляя о том, что стала бы делать, если бы вернулась молодость и все можно было начать сначала. И пришла к выводу, что, даже зная заранее, чем это закончится, все равно вышла бы замуж за Питера. И родила бы ему Мэг и Вима. Если не считать трех последних месяцев, она нисколько не жалела о своем браке.
Пэрис ехала назад в Сан-Франциско, радуясь дивному солнечному деньку, а войдя в номер, тут же принялась за сборы. Она собиралась поискать себе дом – вдруг все-таки дойдет до переезда, – но сейчас была не в настроении заниматься этим. Оставив младшего птенца в Беркли, она хотела как можно скорее увидеться с дочерью.
– Хочешь, сегодня вместе поужинаем? – неуверенно спросила она.
Но сын смущенно помотал головой:
– Прости, мам, я не смогу. Сегодня вечером общее организационное собрание спортивных секций.
Пэрис знала, что Вим хочет записаться в секцию плавания – он всегда выступал за школьную сборную.
– Ну ладно, раз так. Тогда я, пожалуй, двинусь в Лос-Анджелес, к Мэг. Справишься тут?
В глубине души Пэрис надеялась, что сын сейчас бросится ей на шею и попросит не уезжать – в родительские дни в летнем лагере всегда так и бывало. Но теперь он был взрослый парень, готовый к самостоятельному плаванию. Она крепко его обняла, а Вим одарил ее незабываемой улыбкой.
– Мамочка, я тебя люблю, – шепнул он и оглянулся на приятелей. – Береги себя. И спасибо за все.
Ему хотелось поблагодарить ее за вчерашнее, за то, что, несмотря ни на что, она согласилась повидаться с отцом, но нужные слова на ум не шли. Вечером отец говорил о маме очень уважительно, и Вим чуть было не спросил, почему же он в таком случае ушел от нее. Это было выше его понимания. Но главное – Вим хотел, чтобы родители были счастливы. Особенно – мама. Она порой казалась такой беззащитной.
– Я тебе буду звонить, – пообещал он.
– Я тебя люблю… Хорошо тебе повеселиться! – ответила Пэрис, и они вышли из комнаты.
Вим помахал, вприпрыжку понесся по лестнице и быстро исчез из виду, а Пэрис медленно побрела вниз, размышляя о том, что стала бы делать, если бы вернулась молодость и все можно было начать сначала. И пришла к выводу, что, даже зная заранее, чем это закончится, все равно вышла бы замуж за Питера. И родила бы ему Мэг и Вима. Если не считать трех последних месяцев, она нисколько не жалела о своем браке.
Пэрис ехала назад в Сан-Франциско, радуясь дивному солнечному деньку, а войдя в номер, тут же принялась за сборы. Она собиралась поискать себе дом – вдруг все-таки дойдет до переезда, – но сейчас была не в настроении заниматься этим. Оставив младшего птенца в Беркли, она хотела как можно скорее увидеться с дочерью.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента