Пассажиров трехдневная буря измучила так, что они едва нашли в себе силы, чтобы выбраться на палубу Первым показался Абрахам Левитт. Несмотря на свой шестидесятилетний возраст, он выглядел заметно бодрее остальных, и, когда Сара сказала ему об этом, старый торговец ответил, что ему случалось видеть шторма и пострашнее. В подтверждение своих слов Левитт рассказал, как по пути в Индию он попал в ужасную бурю у мыса Доброй Надежды. Тогда их корабль затонул, а его, чудом спасшегося, долго носило по волнам, прежде чем голландский парусник подобрал всех, потерпевших кораблекрушение. Тогда, сказал Левитт, из ста человек спаслось только трое, и с тех пор он считает, что родился в рубашке.
   Последним из трюма поднялся Сет. Лицо его было встревоженным. Заметив Сару, он подошел прямо к ней.
   — Марта… — проговорил он каким-то странно отрешенным голосом. — Ей совсем плохо, миссис Фергюссон. Я боюсь, что у нее лихорадка. Она все время бредит и просит пить, но, когда я давал ей воды, она отказывалась и даже опрокидывала чашку. За все три дня она не выпила ни капли, и мне никак не удается ее заставить. Может быть, у вас получится?
   — Хорошо, я попробую, — согласилась Сара. Она тоже была встревожена: ей приходилось слышать, что без воды человек умирает гораздо скорее, чем без пищи.
   Но аптекарь, стоявший рядом с ней, только покачал головой.
   — Ей нужно пустить кровь, — сказал он. — Как жаль, что у нас на борту нет врача, который мог бы это сделать.
   — Обойдемся без кровопускания! — сказала Сара решительно и поспешила вниз, к Марте.
   Но, едва увидев ее, Сара с трудом удержалась, чтобы не вскрикнуть. Кожа у Марты была уже не бледной — она приобрела какой-то свинцово-серый безжизненный оттенок, глаза провалились, а потрескавшиеся губы безостановочно шептали что-то невнятное.
   — Марта… — Сара опустилась рядом с ней, но Марта никак не отреагировала. Похоже, она даже не слышала, что к ней обращаются.
   — Ты обязательно поправишься. Марта! — ласково прошептала Сара. — Ты должна только обязательно выпить воды, и увидишь, что тебе сразу станет лучше.
   С этими словами она зачерпнула из стоявшей на столе миски воды, попыталась просунуть ложку между судорожно стиснутыми зубами Марты, но у нее ничего не вышло. Марта не разжимала зубов, и вода протекла на подушку. Сара повторила попытку, но с тем же успехом.
   Она просидела с Мартой четыре часа кряду, время от времени пытаясь напоить больную, но все ее усилия оказались тщетны. Марта не узнавала Сару и не понимала, где она находится и что с ней. Время от времени она открывала глаза, но взгляд ее, казалось, был устремлен куда-то далеко, в иные пределы.
   Было уже поздно, когда в каюте наконец появился Сет Джордан. На руках он нес уснувшую Ханну. Уложив девочку на свободную койку, Сет попытался помочь Саре напоить жену, но снова безуспешно. Лекарь, за которым в панике бросился Сет, только сокрушенно качал головой — он ничем уже не мог помочь страдалице. Марта уходила от них, и к утру обоим стало ясно, что вот-вот случится самое худшее. Они сделали все что могли, но спасти Марту Джордан было уже нельзя. Она была слишком слаба, чтобы бороться за свою жизнь, да и беременность отнимала у нее все последние силы. Впрочем, Сара сомневалась, что в ее теле все еще теплится новая жизнь, так что, даже если бы Марта каким-то чудом выкарабкалась, вряд ли бы она могла сохранить ребенка.
   Перед самым рассветом Марта неожиданно открыла глаза и, поглядев на своего мужа, улыбнулась ему пугающе безмятежной улыбкой.
   — Спасибо тебе, Сет… — прошептала она тихим, но ясным голосом. Потом грудь ее в последний раз наполнилась воздухом, глаза закрылись, и Сет поспешно взял ее руку, но было уже поздно. Жизнь стремительно покидала ее хрупкое тело; еще несколько мгновений, и голова Марты бессильно откинулась на подушку.
   Сет зарыдал, прижимая к груди почти невесомое тело, и Сара отвернулась, не в силах сдержать слез. Ничего более печального, если не считать смерти ее собственных детей, она в жизни не видела.
   Когда — примерно через полчаса — неожиданно проснулась Ханна, Сара уже расчесала Марте волосы и покрыла голову своей косынкой, так что она выглядела даже красивее, чем в последние часы жизни. Казалось, она спит, и Ханна с надеждой спросила:
   — Она спит, миссис Сара? Мама спит? Ей лучше?
   — Нет, милая, — ответила Сара. — Она не спит, но ей лучше.
   Из деликатности она не хотела оставаться в каюте, но Сет упросил ее не уходить. Сейчас он повернулся к Саре, и его полные слез глаза просили, умоляли сказать девочке правду.
   — Она уже на небесах, Ханна, — глотая слезы, промолвила Сара. — Видишь, как она улыбается? Это ангелы божий встречают ее у врат и говорят с нею. Твоя мама — в раю. — «Как и мои малютки», — добавила она мысленно. — Мне очень жаль… — печально сказала Сара, обращаясь к Сету. Ей действительно было очень жаль эту женщину, которую она почти не знала. Марта никогда больше не приласкает свою дочь. Не увидит ее взрослой. Никогда больше не вернется в Огайо.
   — Мама… умерла? — Глазенки у Ханны стали большими-большими, и в них задрожали крупные слезы. Еще несколько мгновений она смотрела то на Сару, то на отца, а потом вдруг зарыдала, горько и безутешно.
   — Надо сообщить капитану, — негромко проговорила Сара, прижимая голову девочки к груди. — Ступайте, Сет, скажите ему, а я одену Ханну и выведу ее на палубу. Там ей сразу станет легче.
   Так оно и оказалось. В конце концов Сара увела Ханну в свою каюту и уложила спать, а сама пошла к Сету. Он сказал ей, что капитан предложил перенести тело в его каюту, которая была достаточно большой, чтобы там можно было обмыть и одеть покойницу подобающим образом-. Похороны, по морскому обычаю, должны были состояться завтра в полдень, и Сара понимала почему, но Сет и слышать об этом не хотел. Мысль о том, что Марту зашьют в мешок и бросят в море, представлялась ему кощунственной. К тому же только он один знал, как сильно его жена тосковала по их ферме в Огайо, и он хотел похоронить ее там. Но Сара понимала, что они вряд ли довезут тело до Бостона.
   Тем не менее она снова пошла с ним к капитану, и Маккормик без обиняков объяснил им, что выбора у них нет.
   — На судне нет ледника, — сказал он, — так что тело хранить негде. К тому же мертвец на корабле — плохая примета. Нам придется похоронить ее в море.
   Сара посмотрела на капитана, и он чуть заметно кивнул. В том, что случилось, для него не было ничего неожиданного или нового. Редкий рейс обходился без того, чтобы не погиб никто из команды или из пассажиров. Кто-то умирал от болезни, кто-то погибал в результате несчастного случая, кого-то смывало за борт штормовой волной. Да мало ли что могло произойти в таком долгом и трудном путешествии! Всего несколько дней назад Маккормик потерял двух матросов, которых унесло в море; их оплакивали, но никто не видел в этом ничего исключительного, из ряда вон выходящего. Каждый мореход знал, что разбушевавшаяся стихия может поглотить его в любой момент. Именно поэтому никто не стал устраивать погибшим пышных поминок. Ввиду отсутствия тел капитан ограничился тем, что прочел за ужином заупокойную молитву, выдал экипажу дополнительную порцию рома да опечатал личные вещи умерших для передачи родственникам, если таковые отыщутся.
   В тот же день двое моряков перенесли тело Марты в капитанскую каюту и, после того как Сара сделала все необходимое, завернули его в кусок просмоленной парусины, который они принесли специально для этой цели. Внутрь этого импровизированного савана они положили груз — несколько звеньев старой якорной цепи, — после чего один из матросов в несколько стежков прихватил парусину крепкой суровой ниткой.
   На следующие сутки, ровно в полдень, завернутое в парусину тело вынесли из капитанской каюты и положили на широкую, длинную доску, один конец которой свешивался за борт. Маккормик прочел над Мартой короткую молитву, после чего обряд похорон продолжил священник-миссионер. Он пропел несколько псалмов и произнес прочувствованную речь о почившей Марте Джордан, хотя и он, и все присутствующие едва знали ее. Когда служба была закончена, четверо матросов приподняли один конец доски, и закутанное в парусину тело соскользнуло за борт. Должно быть, якорная цепь была слишком тяжелой для хрупкой Марты Джордан, поскольку горестный груз сразу же исчез в волнах.
   За все время церемонии Ханна ни разу не всхлипнула, но, лишь только тело ее матери ударилось о воду, она зарыдала и никак не могла успокоиться. Она продолжала горько плакать и в каюте, куда Сара увела девочку, и только к вечеру немного успокоилась и уснула. Сет, который пришел за ней, тоже выглядел так, словно он проплакал несколько часов подряд, и Саре пришлось утешать и его. Для нее прошедший день был далеко не самым легким, однако она чувствовала, что должна что-то сделать для этого несчастного человека. Впрочем, в глубине души она была убеждена, что ничто не подействует на него и Ханну благотворнее, чем их возвращение домой.
   Между тем они находились в пути уже пять с половиной недель, и Сара надеялась, что самое большее через десять дней берега Нового Света уже покажутся на горизонте.
   — Если хотите, можете поехать с нами в Огайо, — смущенно предложил Сет, и Сара почувствовала, что по-настоящему тронута приглашением. Она успела привыкнуть к Сету и к Марте, а в особенности к Ханне.
   — Мне будет трудно одному с Ханной, — пояснил Сет. Сара могла его понять. На его месте она тоже не решилась бы совершить еще одно путешествие через Атлантику, чтобы отвезти девочку к английским родственникам Марты.
   — Спасибо, Сет, но я хотела бы обосноваться в Массачусетсе, — ответила она, улыбнувшись Сету. — Лучше вы приезжайте погостить ко мне на ферму… Когда у меня будет ферма.
   Может, еще и не будет, подумала она. Кто знает, какие в Америке цены на землю и на драгоценности? Если ей удастся выручить хорошие деньги за те вещи, которые по-прежнему лежали зашитыми в подкладке плаща, тогда все будет в порядке. Если же нет… Что ж, она что-нибудь придумает, трудностей она не боится.
   — В Огайо земли больше, и стоит она дешевле, — с надеждой сказал Сет, но от Левитта Сара знала, что жизнь в Огайо намного тяжелее, дай индейцы совсем не Такие мирные, как в окрестностях Бостона.
   — Что ж, тогда хотя бы приезжайте погостить, — со вздохом сказал он. Сет понял, что Сара приняла решение и не намерена от него отступать.
   — Спасибо, Сет. Конечно, я приеду проведать вас и Ханну, — задумчиво отозвалась Сара и предложила присмотреть за Ханной этой ночью, но Сет решил, что девочке лучше остаться в своей каюте. Он бережно поднял спящую девочку и перенес к себе в каюту.
   Но на протяжении всей следующей недели Ханна не отходила от Сары буквально ни на шаг, и Сара чувствовала, что ее сердце готово вот-вот разорваться. Девочка очень скучала по Матери, дай выражение лица Сета с каждым днем становилось все более угрюмым и растерянным, и на нем все четче проступало отчаяние. В конце седьмой недели он снова пришел к Саре, чтобы еще раз поговорить серьезно. Ханна спала в своей каюте, и им никто не мог помешать. Впрочем, Сара знала, что бедная сиротка так тянется к ней.
   — Я не знаю, что вы обо всем этом скажете, — сказал Сет, с беспокойством оглядывая тесную каюту" хотя он не один раз заходил к Саре. — Может быть, вам это покажется неприличным, но я много думал об этом…
   — О чем? — удивилась Сара, поправляя синий халат, который она накинула поверх ночной рубашки, но Сет неожиданно покраснел и стал мямлить что-то невразумительное. Смысл его слов Сара никак не могла понять, но она вдруг почувствовала, зачем он пришел и что он хочет ей предложить. Она должна была его остановить, но не знала, как это сделать.
   Сет наконец взял себя в руки.
   — Мы оба примерно в одинаковом положении, миссис Фергюссон, — проговорил он с великим трудом. — То есть вы понимаете… Марта… И ваш муж тоже… Правда, у меня есть Ханна, но это еще хуже. Я просто не могу… — Он неожиданно всхлипнул, и его глаза наполнились слезами. — Я просто не представляю себе, как я буду жить без нее! — выпалил он наконец. — Я понимаю, так не делается, да и для того, чтобы сделать женщине предложение, существуют лучшие способы, но я уверен — вы поймете… Выходите за меня замуж, Сара. Мы будем жить в Огайо, вместе будем воспитывать Ханну. Может быть, у нас будут еще дети…
   Сара вздрогнула, как будто ее ударили хлыстом, и на мгновение лишилась дара речи. «Он с ума сошел от горя!» — промелькнуло у нее в голове. В самом деле, ведь всего девять дней, как похоронили Марту, а он… Нет, ей действительно было очень жалко Сета, новее же не настолько, чтобы выйти за него замуж. Нет, ему нужна была не она, а служанка, которая могла бы делать для него домашнюю работу. Еще лучше, если бы Сет нашел женщину, на которой мог бы жениться если не по любви, то по взаимному согласию. Скажем, какую-нибудь фермерскую вдову — настоящую вдову, а не такую, какую она из себя изображала. Для нее же брак исключался в любом случае, поэтому она только покачала головой и осуждающе посмотрела на него.
   — Я не могу принять ваше предложение, мистер Джордан, — сказала она твердо.
   — Вы не должны так говорить, миссис Фергюссон! Ханна искренне любит вас! Мне кажется, она нуждается в вас больше, чем во мне. А мы с вами… со временем мы привыкнем друг к другу и, быть может, даже полюбим. Я не потребую от вас многого, уверяю вас. И я знаю, что делаю предложение слишком поспешно, но скоро наш корабль будет в Бостоне, и мы разъедемся: вы в одну сторону, я — в другую, и я, возможно, никогда больше вас не увижу. Поэтому я и решился… Поймите меня и не судите строго. — Трясущейся рукой он осторожно коснулся ее плеча, но Сара решительно отстранилась. Она не должна была давать волю жалости. Она не могла выйти за Сета Джордана.
   — Это решительно невозможно, — сказала она. — По многим причинам. Я искренне тронута вашим предложением и понимаю ваши чувства, но я не могу.
   На ее лице появилось решительное выражение, и Сет понял, что она не играет с ним и не кокетничает. В ее глазах он прочел свой приговор. Что касалось Сары, то она считала Джордана приятным человеком, а Ханну — славной девочкой, но снова совать голову в петлю брака она не собиралась. Она хотела жить своей жизнью — именно ради этого она и отправилась в Бостон, предприняв это нелегкое и опасное путешествие через Атлантику, и ничто — в том числе и Сет Джордан — не могло заставить ее изменить свое решение. Кроме того, в Англии у нее уже был муж, и он, к несчастью, был все еще жив и здоров.
   — Простите меня. Наверное, я не должен был начинать этот разговор… Просто я подумал: вы — вдова, я — вдовец, чего же еще… — Сет снова покраснел и попятился.
   — Все в порядке. Сет, я вас понимаю, — сказала она на прощание и улыбнулась. — Я уверена, все образуется.
   С этими словами Сара закрыла за ним дверь и с тяжелым вздохом опустилась на койку. Скорее бы конец пути, подумала она, закрывая лицо руками.

Глава 11

   Путешествие из Фальмута в Бостон заняло семь недель и четыре дня. Капитан Маккормик сказал по этому поводу, что они могли бы добраться и быстрее, если бы не штормы, которые задержали их на несколько дней, однако все неудобства и трудности путешествия были очень быстро забыты, как только вдали завиднелся американский берег. И пассажиры, и экипаж встретили его появление приветственными криками — почти два месяца они провели на шаткой корабельной палубе и были счастливы снова ощутить под ногами твердую землю.
   В Бостонскую гавань они вошли прохладным и солнечным утром двадцать восьмого октября 1789 года. «Конкорд» встал у длинного бревенчатого причала, и пассажиры поспешили сойти на берег. Все они были взволнованны, растерянны и ходили немного покачиваясь, как будто ноги не держали их.
   В порту кипела удивительная и незнакомая жизнь. Поселенцы в грубой домотканой одежде, солдаты гарнизона, офицеры в ярких мундирах, торговцы всякой всячиной заполонили причал, и это живое море постоянно колыхалось, шумело и бурлило. Подъезжали и уезжали легкие экипажи и тяжелые фургоны, на которые перегружались из трюмов тюки и ящики; по широким дощатым трапам гнали на берег стада тощих коров и отары блеющих овец. По сравнению с Англией это было настоящее вавилонское столпотворение, и Сара, наверное, растерялась бы, если бы не капитан Маккормик. Он рекомендовал ей недорогой частный пансион, помог нанять экипаж и прислал матроса, который перенес на берег ее вещи.
   Остальные пассажиры тоже разошлись в поисках лошадей, которые должны были доставить их домой или в гостиницу. Абрахам Левитт, другие торговцы, аптекарь, священник, журналист — все подошли попрощаться с Сарой и пожелать ей всего самого доброго. Одной из последних к Саре подбежала маленькая Ханна. Обхватив руками ее колени и зарывшись лицом в ее юбки, она умоляла Сару не бросать ее. Сара чувствовала, что от жалости у нее буквально разрывается сердце, но никакого выхода она не видела. Как могла, она объяснила девочке, что они должны расстаться и что она будет писать ей, как только устроится на новом месте.
   Поцеловав девочку в лоб, Сара выпрямилась, чтобы попрощаться с Сетом Джорданом. После их объяснения он все еще чувствовал себя несколько неловко, но ему по-прежнему очень хотелось, чтобы она вышла за него замуж и уехала в Огайо. Сара была очень красивой женщиной, и Сет знал, что он еще долго будет помнить ее и вздыхать по ней. Кроме того, она была очень добра к нему и к его маленькой дочери.
   — Берегите себя, — сказала Сара мягким голосом, который так нравился Сету.
   — И вы тоже, миссис Фергюссон. Будьте осторожны и не покупайте ферму слишком далеко от города. Это может быть опасно для молодой одинокой женщины.
   — Хорошо, спасибо за совет, — ответила Сара, понимая, что лжет и ему, и себе. Она собиралась устроиться как можно дальше от Бостона, чтобы, во-первых, не слишком будоражить общественное мнение, а во-вторых, чтобы в полной мере насладиться своей новообретенной свободой и первозданной красотой этой земли. Дом в городе или вблизи какого-нибудь укрепленного форта вряд ли бы подошел ей. Сара хотела подлинной свободы, не сдерживаемой никакими условностями и ограничениями.
   Распрощавшись с Сетом Джорданом, Сара поднялась в экипаж, нанятый для нее капитаном Маккормиком, и отправилась в рекомендованный им пансион миссис Ингерсолл. Она не знала, есть ли там свободная комната, она вообще никого и ничего здесь не знала и не имела пока никаких конкретных планов, однако, прощаясь со всеми, кто оставался на причале и на борту, она не чувствовала никакого страха. Страх остался далеко позади, по ту сторону Атлантики, и что-то подсказывало Саре, что теперь с ней все будет хорошо и что она еще найдет свое счастье.
 
   «Да, удивительная это женщина, Сара Фергюссон, — подумал Чарли. — На ее долю выпало столько испытаний, столько боли, но они не сломали и не ожесточили ее. Сара не боялась идти вперед, не боялась пробовать — и в конце концов сумела изменить свою жизнь. А ведь она была всего лишь женщиной, да и жила она двести лет назад, когда весь мир принадлежал мужчинам. В те времена женщине было очень трудно, почти невозможно сделать что-то значительное и при этом не погубить свое имя и репутацию».
   Подумав обо всем, что пережила Сара, Чарли невольно вздохнул. Чего стоило одно путешествие на «Конкорде»! Сам он ни за что не отважился бы на подобное, а если бы и отважился, то скорее всего вряд ли выдержал бы все испытания до конца. Сара же сохранила достаточно сил, чтобы поддерживать других и ухаживать за больной Мартой. А оказавшись в чужой стране совершенно одна, она не поддалась слабости и не бросилась очертя голову в объятия первого же человека, который предложил ей выйти за него замуж. Впрочем, тут ее, пожалуй, можно было понять — впечатления от брака-с графом Бальфором были еще слишком свежи в памяти Сары. И все же она была удивительной женщиной — даже спустя два столетия число таких бесстрашных и решительных женщин увеличилось ненамного.
   От долгого сидения в одном положении руки и ноги у Чарли затекли, и он с наслаждением потянулся. Интересно, подумал он, где Сара собиралась купить ферму? В дневнике, где Сара писала о себе, оценивая события как бы со стороны, и который он читал как самый увлекательный роман, несомненно, говорилось и об этом, но, как ни жаль было Чарли прерывать чтение, он все же отложил переплетенный в кожу том. Время пролетело незаметно, и за окном сгущались ранние зимние сумерки, а Чарли еще нужно было заехать к Глэдис Палмер и вернуть книги в библиотеку.
   Интересно, увидит ли он там Франческу Виронэ?
   У Глэдис Чарли задержался, чтобы выпить чашечку чая с печеньем. Его так и подмывало рассказать ей о своей удивительной находке, но он сдержался. Прежде чем делиться этим неожиданно свалившимся на него сокровищем с кем-нибудь еще, Чарли собирался сначала прочесть дневник до конца и как следует над ним поразмыслить.
   Но если уж быть абсолютно откровенным, Чарли хотелось, чтобы Сара принадлежала ему одному. Конечно, мысль о том, что он очарован, почти влюблен в женщину, которая умерла так давно, не могла его не смущать, однако сейчас Чарли старался об этом не думать. Удивительная повесть о ее жизни и приключениях, о ее мыслях и, чувствах, да еще написанная, судя по всему, ею самой, сделала Сару гораздо более реальной и живой, чем были в глазах Чарли иные женщины, с которыми он сталкивался в Клэрмонте и во время поездок по дирфилдским магазинам.
   За чаем они с Глэдис поговорили о последних городских новостях. У Глэдис всегда было что рассказать ее молодому другу: то сын соседки завербовался в армию, то с одним из знакомых Глэдис случился сердечный приступ, то старый друг прислал ей поздравительную открытку из Парижа. Упоминание о Франции заставило Чарли встрепенуться, и он спросил о Франческе. Глэдис видела ее один или два раза и находила ее очень хорошенькой; когда она только появилась в Шелбурн-Фоллс, все в городе говорили о ее красоте, однако Франческа вела себя так отчужденно и замкнуто, что никто, похоже, так и не узнал ее как следует. Почему она, приехала в Шелбурн-Фоллс, Глэдис не знала; впрочем, Чарли был осведомлен об этом гораздо лучше ее.
   — Она очень красива, — осторожно заметила Глэдис, вопросительно глядя на Чарли, и он не мог с ней не согласиться. Франческа Виронэ заинтриговала его, да и с ее дочерью он, кажется, успел даже подружиться.
   От Глэдис Чарли уехал в половине пятого вечера, но, когда он добрался до библиотеки Исторического общества" она оказалась уже закрыта.
   Не зная, что ему теперь делать, Чарли некоторое время бесцельно топтался на крыльце. Конечно, он мог бы оставить книги на верхней ступеньке, однако он боялся, что их могут украсть. Или снова пойдет снег, и они намокнут. Так ничего и не придумав, он вернулся в машину, положив себе снова вернуться в город завтра утром.
   По дороге в свое шале Чарли остановился возле местного супермаркета, чтобы купить что-нибудь из еды. Оставив машину на стоянке, он прошел внутрь и, взяв тележку, покатил ее вдоль полок. Чарли как раз укладывал в сетку упаковку с овсянкой, когда услышал громкие шаги за спиной. Оглянувшись, Чарли увидел Франческу.
   Заметив Чарли, Франческа долго мешкала, но в конце концов улыбнулась ему. Улыбка у нее вышла какая-то неловкая, почти настороженная, и Чарли поспешил развеять ее опасения.
   — Как хорошо, что я встретил вас, — сказал он самым небрежным тоном, продолжая укладывать в тележку продукты. При этом Чарли заметил, что ее дочери нигде не было видно. — Я приехал сдать книги, но библиотека была заперта. Наверное, я сам виноват — опоздал. Ничего, если я сдам книги завтра или послезавтра?
   Франческа неуверенно кивнула, но Чарли показалось, что при этом она посмотрела на него чуть ли не с интересом. Взгляд ее, во всяком случае, не был таким откровенно враждебным и холодным, как в их последнюю встречу. Главное, в нем не было того ужаса, который промелькнул в глубине глаз Франчески, когда в канун Нового года он предложил ей выпить по бокалу вина.
   Чарли было интересно узнать, что Же случилось, что заставило ее переменить свое отношение к нему? Быть может, Франческа поняла, что была слишком груба с ним? Но почему она вообще вспоминала его?
   Не знала этого и Франческа. Даже сейчас она отнюдь не сгорала от желания если не подружиться с ним, то, по крайней мере, установить с Чарли нормальные человеческие отношения. Правда, Франческа не могла не признать, что этот привлекательный высокий шатен был очень добр и мягок с ее дочерью, но что с того? Он не был ей нужен — ни он и ни кто другой.
   — Как встретили Новый год? — спросила она, стараясь не выходить за рамки формальной вежливости.
   — Отлично, — отозвался Чарли и улыбнулся своей самой очаровательной улыбкой, которая так нравилась женщинам. Впрочем, Франческа притворилась, будто ничего не замечает. — Я отправился спать, а на следующее утро уехал к себе. Последние два дня я был очень занят. Мне нужно было привести в порядок дом, кое-что починить, подправить…
   «И прочесть дневники его бывшей хозяйки», — добавил он про себя, но Франческе он об этом рассказывать не собирался. Это была его тайна.
   — Вы нашли какие-то новые сведения о Саре и Франсуа?