Стил Даниэла. Путешествие

   – Я знаю. И все равно я уверена, что это замечательная книга.
   Странно, но Мэдди ощущала гордость за Билла.
   – Я вам дам экземпляр рукописи, как только ее перепечатают. Мне и самому не терпится услышать ваше мнение.
   Наступило странное напряженное молчание. Билл не решался сказать ей о том, что все время о ней думает, постоянно тревожится за нее.
   – Не могу дождаться того момента, когда снова увижу вас, Мэдди. Я так беспокоюсь за вас.
   – Не стоит, у меня все в порядке. В следующий уик-энд я увижусь с Лиззи. Она собирается приехать в Вашингтон. Я вас с ней познакомлю. Я столько ей о вас рассказывала.
   – Не могу себе представить, что вы ей обо мне могли рассказать Я ей, наверное, покажусь каким-нибудь доисторическим монстром, неимоверно скучным.
   – А вот мне вы кажетесь очень интересным человеком. Вы мой самый близкий друг, Билл.
   Действительно, он стал ее единственным другом, первым за долгие годы. Не считая, конечно, Грега. У того появилась новая подружка, но все равно он звонил ей из Нью-Йорка, когда удавалось прорваться. Они уже поняли, что Джек перехватывает его звонки и никогда не сообщает о них Мэдди. С Биллом они были более осторожны и тщательно выбирали время для телефонных разговоров.
   – И вы тоже... Вы для меня человек особенный... Билл не знал, что сказать. Он сам не мог разобраться в своих чувствах. Она для него и друг, и вроде дочери... и женина... Мэдди ощущала то же самое. Порой чувствовала себя Биллом как с братом, а иногда не могла разобраться в странных чувствах, которые он в ней вызывал, и это ее пугало. Ни из них пока не решался даже попытаться вслух определить свои чувства друг к другу.
   – Давайте встретимся на ленче до заседания комитета в понедельник.
   – С удовольствием.
   В последний уик-энд в Виргинии Джек очень ее удивил. Принес ей цветы из сада, подал завтрак в постель, ходил с ней в долгие далекие прогулки и неустанно говорил о том, как она ему дорога и как много для него значит. Занимаясь с ней любовью, он теперь вел себя нежнее и ласковее, чем когда бы то ни было. Все оскорбления и унижения, боль прежних дней действительно теперь казались лишь плодом ее воображения. Мэдди скова чувствовала себя виноватой – за все то, что она наговорила о нем Биллу, Грегу и доктору Флауэрс. Сейчас ей хотелось исправить неблагоприятное впечатление о муже, о ее любящем муже, которое могло остаться у этих людей с ее слов. Может быть, это действительно только ее вина? Может, она сама вызывала его на насилие? Когда она с ним хороша и когда он этого хочет, он такой приятный, неотразимый.
   На следующее утро после возвращения в Вашингтон она попыталась объяснить все доктору Флауэрс.
   Та ответила ей неожиданно резко:
   – Осторожно. Мэдди! Посмотрите, что происходит. Вы снова позволили ему заманить себя в ловушку. Он наверняка понял, о чем вы думали, и теперь всячески старается доказать, что вы не правы. И что еще хуже, старается заставить вас почувствовать себя виноватой.
   В описании доктора Флауэрс Джек выглядит настоящим злодеем, да еще и дьявольски хитрым к тому же, подумала Мэдди. Просто Макиавелли какой-то... Сейчас она ощущала жалость к мужу и раскаяние. Ведь это она сама его таким изобразила, и доктор Флауэрс ей поверила.
   Биллу за ленчем она ничего не стала говорить, опасаясь той же реакции, что и у доктора Флауэрс. Вместо этого они говорили о его книге. Несколько месяцев назад он продал рукопись издателю через литературного агента.
   – Какие у вас планы на осень? – осторожно спросил он, надеясь услышать, что она собирается расстаться с мужем.
   Мэдди ни словом не упомянула об этом за ленчем. И выглядит она сейчас счастливее, чем когда-либо, заметил он. Билл ее такой никогда еще не видел. Кажется, у нее все хорошо. И, тем не менее, он по-прежнему испытывал тревогу. Так же, как и доктор Флауэрс, он опасался, что Джек снова заманил ее в ловушку, в которой собирается держать всю жизнь, то мучая и оскорбляя, то смущая неожиданными сменами настроения, пока она не дойдет до того, что совсем запутается.
   – Хочу попытаться снова поднять нашу телепередачу на прежний уровень. Сейчас рейтинги катастрофически упали. Я думала, что это из-за Брэда, но Джек считает, что я тоже никуда не гожусь и мне надо поработать над собой. По его мнению, мои репортажи скучны. Осенью я собираюсь подготовить несколько материалов, посмотреть, нельзя ли вдохнуть в передачи новую жизнь.
   Ну вот, так он и думал. Джек снова обвиняет ее в том, в чем она не виновата. И она безоговорочно ему верит. Не потому, что глупа, просто он ее словно гипнотизирует. Когда ему нужно, он может быть невероятно убедительным. Если не знать, по какой схеме он действует, если смотреть со стороны, невозможно ничего заподозрить. А Мэдди, наоборот, слишком близка к нему, чтобы разглядеть правду.
   После ленча Билл с трудом поборол искушение позвонить доктору Флауэрс и поговорить с ней о Мэдди. Он понимал, что теперь, когда Мэдди фактически стала ее пациенткой, врачебная этика не позволит доктору Флауэрс обсуждать ее дела с кем бы то ни было. Остается лишь со стороны наблюдать за тем, что происходит с Мэдди, а в случае необходимости вмешаться. Сейчас нет никакой возможности ей помочь. Снова та же ситуация, что и тогда, с Маргарет... И какой страшный исход. Но нет, сейчас он не повторит прошлой ошибки. Не станет вмешиваться, чтобы не спугнуть врага. Он понимал более, чем кто-либо, что Джек очень опасный противник, что он дьявольски изощренный садист. Остается только надеяться, что на этот раз Биллу удастся сохранить терпение и спасти Мэдди.
   Работа Комитета по защите прав женщин продвигалась вперед полным ходом. Они уже подумывали о том, чтобы собираться чаще. Первая леди пригласила для участия в работе еще шестерых. Комитет разделился на шесть подгрупп Билл и Мэдди занимались проблемами сексуального насилия. Факты, Которые им открылись, потрясали чудовищной жестокостью.
   На следующий уик-энд приехала Лиззи Мэдди поместила ее в отель и пригласила Билла к ним на чай. Ее дочь произвела на него сильное впечатление. Мэдди не преувеличивала – Лиззи действительно оказалась красавицей и такой же яркой и способной, как и ее мать. К тому же она говорила как образованный человек, чем немало его удивила, учитывая, какие скудные возможности предоставила ей жизнь. Она прилежно и даже с удовольствием училась в колледже в Мемфисе и, по-видимому, много читала.
   – На следующий семестр мне бы хотелось перевести дочь в Джорджтаун, если будет такая возможность, – сказала Мэдди за чаем.
   Лиззи не могла сдержать радостного волнения.
   – Может быть, я смогу помочь, – вызвался Билл. – У меня есть кое-какие связи. – Он обернулся к Лиззи: – Что именно вы бы хотели изучать?
   Лиззи ответила не задумываясь:
   – Внешнюю политику и средства коммуникации.
   – Мне бы очень хотелось добиться для нее места на телестудии, но это, конечно, невозможно, – сказала Мэдди.
   Она не сообщила Джеку о приезде своей дочери и не собиралась говорить. Он сейчас так мило себя ведет, что просто не хочется его огорчать. Поговаривает о том, чтобы снова повезти ее в Европу в октябре Биллу она еще об этом не сказала.
   – Если Лиззи поступит здесь в колледж, мы снимем для нее квартирку в Джорджтауне.
   – Только подберите подходящий квартал, убедитесь, что место безопасное.
   – Можете не волноваться, об этом я позабочусь. Может быть, есть смысл снять ей квартирку с кем-нибудь на двоих…
   Потом Лиззи пошла в дамскую комнату, попудрить нос. Воспользовавшись ее отсутствием, Билл поделился с Мэдди своими впечатлениями о ее дочери.
   – Потрясающая девушка! Вы можете ею гордиться.
   – Я и горжусь, хотя не имею на это никакого права.
   Вечером они с Лиззи собирались в театр Джеку Мэдди сказала, что у них сегодня обед для женщин, подопечных их комитета. Его это не слишком обрадовало, однако он знал, что эта работа проходит под патронажем первой леди, поэтому ничего не возразил.
   Вернулась Лиззи Они еще немного поговорили о ее учебе и планах переехать в Вашингтон, поближе к матери. Обеим это казалось волшебной сказкой, которая внезапно стала реальностью.
   Они расстались в пять часов Билл уехал к себе, Мэдди оставила Лиззи в отеле и поехала домой – увидеться с Джеком и переодеться для театра. Они собирались на новую постановку пьесы «Я и король». Мэдди самой не терпелось показать дочери первый в ее жизни мюзикл. Впереди у них еще столько удовольствий... Просто не терпится поскорее начать.
   Джек отдыхал, смотрел субботние новости по телевизору. У дикторов, работавших на уик-энд, программа шла лучше, и были рейтинги повыше, чем у них с Брэдом. Однако Джек по-прежнему ничего не хотел слышать. Не хотел признавать, что Брэд не годится для ведущего теленовостей. Его замысел убрать Грега уже больно ударил по телекомпании, но он продолжал винить во всем Мэдди. Режиссер считал, что она права, однако боялся сказать об этом Джеку. Никто из подчиненных не решался ему возражать.
   Сегодня вечером Джек собирался обедать с друзьями, хотя не очень любил выходить куда-либо по выходным без жены. Он нежно поцеловал ее на прощание. Господи, как хорошо, когда он такой нежный, ласковый, добрый. Может быть, все их размолвки уже позади...
   Мэдди взяла такси, заехала за Лиззи, и они вместе поехали в театр. Лиззи вела себя как маленький ребенок. Не отрываясь смотрела на сцену со счастливым выражением на лице, а в конце бешено аплодировала.
   – Ничего лучше я в жизни не видела, ма!
   Когда они вышли из театра, Мэдди краем глаза успела заметить человека с фотоаппаратом, нацеленным прямо на них. Сверкнула вспышка. В следующее мгновение человек исчез. Ничего страшного, подумала Мэдди. Может, это какой-нибудь турист ее узнал и захотел увезти ее фотографию на память. Вскоре за оживленным разговором с дочерью Мэдди забыла об этом. Им столько нужно было сказать друг другу. Они провели прекрасный вечер.
   Мэдди довезла дочь до отеля на такси. Они крепко обнялись на прощание, договорились встретиться на следующее утро и вместе позавтракать. Придется снова как-то скрыть это от Джека. Как неприятно врать... Ока скажет, что идет в церковь. Он никогда с ней не ходит на воскресную службу. А потом Лиззи улетит обратно в Мемфис, а она, Мэдди, проведет остаток дня с мужем. Так что все будет прекрасно. В хорошем настроении, довольная собой и проведенным днем, Мэдди подъехала к своему дому в Джорджтауне.
   Джек смотрел вечерние новости в гостиной. Мэдди вошла, не в силах сдержать радостную улыбку после целого дня, проведенного с дочерью. Села рядом.
   – Ну как, хорошо провела время? – невинным тоном спросил Джек.
   – Да, было интересно.
   До чего противно лгать... Но ведь он сам запретил ей видеться с Лиззи.
   – Кто там был?
   – Конечно, Филлис. И еще женщины из нашего комитета. Интересные люди.
   Скорее бы переменить тему, думала она.
   – Филлис?! Как это она ухитрилась? Я только что видел ее по телевизору у храма в Киото. Они прибыли в Японию сегодня утром.
   Мэдди молча смотрела на мужа, не зная, что сказать.
   – Ну-ну, расскажи, с кем ты меня обманывала? Трахаешься с кем попало?
   Он сгреб ее за шиворот, сдавил горло. Мэдди почувствовала, что ей нечем дышать. Стараясь не поддаваться панике, она смотрела мужу прямо в глаза.
   – Я никогда бы так с тобой не поступила, – с трудом выговорила она.
   – Так где ты была? Только правду!
   – С Лиззи.
   – А это еще кто такая, к чертям собачьим?
   – Моя дочь.
   – Ах, черт!
   Он отшвырнул ее с такой силой, что она упала на диван, с облегчением ощущая, что воздух снова поступает в легкие.
   – Какого черта ты притащила сюда эту потаскушку?
   – Она не потаскушка. – Мэдди старалась говорить спокойно. – Она моя дочь.
   – Бульварные газетчики вымажут тебя грязью. Я же запретил тебе с ней встречаться!
   – Мы нужны друг другу.
   Он смотрел на нее, не в силах сдержать ярость. Больше всего его разозлило то, что она его ослушалась.
   – Я говорил, для твоего же собственного блага: ты не можешь себе это позволить. Тебе кажется, что сейчас твои рейтинги упали. Посмотришь, что произойдет, если эта история просочится в газеты. И скорее всего, по ее инициативе.
   – Ей нужно только меня видеть. Ей вовсе не нужна огласка.
   Теперь Мэдди горько сожалела о том, что не сказала мужу правду о сегодняшней встрече с Лиззи. Но он сам не оставил ей выбора своим несгибаемым упрямством.
   – Это ты так думаешь. Как можно быть такой дурой! Вот погоди, скоро она начнет выкачивать из тебя деньги. Если уже не начала. – Он всматривался в ее лицо, прищурившись. – Знаешь, кажется, ты начинаешь доставлять мне больше неприятностей, чем радости. Каждый раз не одно, так другое. Где она сейчас?
   – В отеле «Четыре времени года».
   – Скажите пожалуйста! И ты мне будешь говорить, что она не выкачивает из тебя деньги!
   – Я говорю тебе, ей нужна мать, и больше ничего.
   Но он все не мог успокоиться. Прошел через комнату, остановился перед диваном, презрительно глядя на нее:
   – Тебе обязательно надо как-нибудь мне досадить, правда, Мэдди? То материал о той чокнутой, жене Пола Мак-Катчинса, теперь это... Да от тебя камня на камне не оставят из-за этой истории! Вот увидишь, на этот раз я окажусь прав' А когда это произойдет, ты горько пожалеешь.
   Как ни странно, он замолчал. Поднялся наверх в свою ванную и громко хлопнул дверью.
   Мэдди долго сидела неподвижно. Как ему объяснить, что она вовсе не хотела его огорчать? Как заставить его понять, насколько для нее это важно? Конечно же, она сама во всем виновата. Почему она не сказала ему о ребенке? Признайся она честно с самого начала, может быть, он сейчас не так бы расстраивался. Теперь же она может только просить прощения и стараться не доставлять ему еще больших неприятностей, вести себя осторожно. Одно она знала твердо: теперь, когда ее дочь нашлась, она ни за что с ней не расстанется.
   Она выключила свет и тихонько поднялась наверх. К тому времени как она переоделась в ночную сорочку и вошла в спальню, муж уже лег и погасил свет. Однако Мэдди не сомневалась в том, что он не спит.
   – Ненавижу, когда ты меня обманываешь, – заговорил он, не открывая глаз. – У меня такое чувство, словно я больше не могу тебе доверять. И ты все время мне досаждаешь.
   Мэдди коснулась его щеки, уже забыв о том, что полчаса назад он едва не задушил ее.
   – Прости, Джек. Я не хотела тебя огорчать. Но мне действительно нужно видеть дочь.
   – А я сказал тебе – не хочу, чтобы ты с ней виделась! Ты можешь это понять? Мне вовсе не нужны дети. И тебе, как я понимаю, тоже. – Он открыл глаза и взглянул на нее. – Мне тем более не нужна девятнадцатилетняя шлюшка из Мемфиса.
   – Пожалуйста, Джек, не говори так о ней.
   Больше всего Мэдди сейчас хотелось, чтобы он простил ложь. Хотя, конечно, ему трудно такое проглотить. Джек пристально смотрел на нее.
   – Я хочу, чтобы ты прекратила с ней видеться. Уж это обязана для меня сделать! Ты никогда мне не говорила о ее существовании. И сейчас я хочу, чтобы она снова исчезла из нашей жизни. Она тебе не нужна, ты ее совсем не знаешь.
   – Я не могу этого сделать. У меня ведь больше никогда не будет детей. С самого начала мне не следовало от нее отказываться.
   – Ты не хочешь отказаться от нее даже ценой нашею брака?
   – Ты мне ставишь такое условие?!
   Мэдди пришла в ужас. Джек ей угрожает. Хочет ее заставить сделать выбор, который разобьет ей сердце. Но и с ним ей расставаться совсем не хочется. Последние несколько недель он вел себя так, что у нее забрезжила надежда, что может быть, у них все налаживается... И вот теперь такое! Она не может не видеться с дочерью. Что же ей делать? Как поступить?..
   – Вполне возможно, – ответил он на ее вопрос. – Это не входило в условия нашего договора. Напротив, это полностью исключалось. Ты обманом вступила со мной в брак. Сказала мне, что у тебя нет и никогда не было детей. Ты мне лгала. Исходя из этого, я мог бы признать наш брак недействительным.
   – После семи лет совместной жизни?!
   – Если я докажу, что ты меня обманула – а я смогу это доказать, потому что так оно и есть, – значит, наш брак недействителен. Так что хорошенько подумай, Мэд, прежде чем впускать в нашу жизнь эту девку. Советую тебе очень серьезно об этом подумать. Я не шучу.
   С этими словами он от нее отвернулся и закрыл глаза. А через несколько минут уже храпел. Мэдди лежала, глядя на него широко раскрытыми глазами. Нет, от Лиззи она ни за что на свете не откажется. Но и Джека терять она тоже не хочет. Он столько ей дал. А все оскорбления и унижения, о которых она говорила еще недавно, теперь действительно начали казаться лишь плодом ее воображения. Незаметно для нее самой у нее появилось ощущение, что это она плохо себя с ним вела, что он жертва, а не тиран. Она долго лежала без сна, все больше мучаясь сознанием собственной вины.
   Наутро она все еще не решила, как поступить. Джеку объяснила, что собирается встретиться с Лиззи в отеле и позавтракать с ней на прощание, а потом вернется домой и остаток дня проведет с ним.
   – Ты ее лучше предупреди, что вы больше не увидитесь, Мэд. Не играй с огнем. Я имею в виду прессу. Это слишком высокая цена за какую-то девчонку, которую ты даже не знаешь, и по которой наверняка не будешь тосковать.
   – Я тебе сказала, Джек, я не могу этого сделать.
   – Придется.
   – Я с ней так не поступлю.
   – Значит, ты предпочитаешь поступить так со мной? Ну что ж, это о многом говорит. Вот, значит, как ты относишься к нашему браку.
   Он выглядел расстроенным и обиженным. Настоящая жертва.
   – Джек, ну будь же благоразумен...
   Он метнул на нее яростный взгляд:
   – Быть благоразумным?! Ты что, смеешься? Или рехнулась? Сидишь на наркотиках? По-твоему, благоразумно швырнуть мне в лицо своего незаконнорожденного ублюдка, о котором ты до этого даже ни разу не упоминала!
   – Да, я виновата. Признаю. Но я же не предлагаю тебе с Лиззи встречаться. Я сама хочу ее видеть.
   – Тогда ты чокнулась еще больше, чем я думал. Как насчет семейного портрета на обложке журнала «Люди»? Этого ей будет достаточно? А ведь именно это и произойдет рано или поздно. И тогда можешь распроститься со всеми своими почитателями.
   – А может быть, и нет. Может, они окажутся более понимающими, чем ты.
   – Чушь! Ну, так что, ты придешь в себя, наконец, или нет?
   Так они спорили еще полчаса. Потом Джек уехал играть в гольф с советниками президента, предупредив Мэдди на прощание, чтобы та больше не смела встречаться с Лиззи. Тем не менее, Мэдди все же поехала завтракать к дочке в отель, и они прекрасно провели время. Лиззи, правда, заметила, что мать чем-то расстроена, однако Мэдди это отрицала. Она ничего не сказала дочери о требовании мужа с ней не видеться. Наоборот, пообещала вскоре снова пригласить ее на уик-энд. Сказала, что даст Лиззи знать, как только выяснит что-нибудь насчет колледжа и квартиры в Джорджтауне. На прощание они крепко обнялись и расцеловались. Мэдди дала дочери денег на такси до аэропорта. Больше денег Лиззи взять не захотела, как мать ее ни уговаривала. Мэдди еще раньше предложила открыть на ее имя счет в банке, но Лиззи наотрез отказалась. Не желала быть на содержании матери. Мэдди, однако, понимала, что Джек ни за что этому не поверит.
   К полудню она вернулась домой. Джека еще не было, поэтому она позвонила Биллу и рассказала ему о том, что произошло.
   – Я сама во всем виновата. Нельзя было его обманывать.
   Билл не мог с этим согласиться:
   – Он ведет себя как последний мерзавец и при этом еще изображает из себя жертву! Это не так, Мэдди. На самом деле это вы жертва. Ну как вы не можете понять!
   Они разговаривали почти час. К концу разговора Мэдди, казалось, еще больше расстроилась. Она словно не понимала, о чем Билл ей говорит. Похоже, что она, вместо того чтобы продвинуться вперед, снова откатилась назад в своих отношениях с Джеком, в отчаянии подумал Билл. Неужели ей никогда не удастся освободиться от невидимых цепей, которыми он ее опутал?
   Вечером, вернувшись домой, Джек ни словом не упомянул о Лиззи. Мэдди не знала, радоваться ей или огорчаться. Она всячески старалась ему угодить. Приготовила вкусный обед, развлекала приятными разговорами. Ночью они занимались любовью, причем он вел себя с ней нежнее, чем когда бы то ни было, отчего она ощущала еще большее раскаяние за то, что доставила ему столько неприятностей.
   А на следующее утро, как только они приехали на работу, история с Лиззи внезапно обрушилась на них, как и предсказывал Джек. На первых страницах всех бульварных газет в разных вариациях красовалась ее фотография с Лиззи, которую снял тот человек у театра. И, по-видимому, кто-то либо угадал правду, либо рассказал о ней. Заголовки, набранные крупным шрифтом, гласили: «Мэдди Хантер и ее давно потерянная дочь». В статьях рассказывалось о том, что Мэдди в пятнадцать лет родила ребенка и отказалась от него. Газеты поместили несколько интервью с Бобби Джо и одним из ее школьных учителей. Да, репортеры поработали на славу.
   Джек ворвался к ней в офис, потрясая кипой газет. Он купил по экземпляру каждой, поместившей материал о Мэдди и ее дочери.
   – Ну, ты довольна? И что нам теперь делать? За девять лет мы создали из тебя чуть ли не образ Девы Марии! А теперь ты предстала перед всеми обыкновенной шлюхой. Какого черта ты меня не послушалась!
   Он в ярости метался по кабинету, как раненый зверь. Однако что произошло, то произошло, сделанного не исправить. На фотографии они с Лиззи выглядели как сестры-близнецы.
   Когда Джек, наконец, ушел к себе, Мэдди позвонила Лиззи и сообщила ей о случившемся. Потом она позвонила доктору Флауэрс и Биллу. Оба говорили почти одно и то же. Она ни в чем не виновата, на самом деле все не так плохо, как ей кажется, зрители ее любят, она хороший человек, да и у кого в молодости не бывает ошибок. Узнав об этом, публика ее полюбит еще больше, все проникнутся к ней сочувствием. И фотография выглядит очень привлекательной, они с Лиззи так трогательно обнимают друг друга за плечи.
   Однако Джек сделал все возможное, чтобы ее запугать и заставить почувствовать свою вину. Лиззи даже заплакала.
   – Прости меня, мама. Я не хотела тебе доставлять такие неприятности. Джек очень сердится?
   Сейчас она тревожилась за мать. Она уже познакомилась с Джеком, и он ей совсем не понравился. В нем чувствовалось что-то зловещее и бесчеловечное.
   – Он, конечно, недоволен. Но ничего, это пройдет.
   – Он собирается тебя уволить?
   – Не думаю. И потом, профсоюз не позволит. Это будет дискриминация.
   Если, конечно, Джек не решит разорвать с ней контракт из-за нарушения его пунктов, касающихся причинения морального ущерба. Но, как бы там ни было, сейчас ее больше всего мучило сознание собственной вины перед ним.
   – Придется нам это пережить. Только обещай мне, Лиззи, что не скажешь ни слова никому из репортеров.
   – Клянусь. Я никому ничего не говорила и не скажу. Никогда бы я не стала доставлять тебе неприятности. Я люблю тебя, мама.
   На другом конце провода слышались приглушенные всхлипывания. Мэдди почувствовала непреодолимое желание утешить дочь.
   – Я тоже люблю тебя, моя радость. И я тебе верю. В конце концов им это надоест. Пожалуйста, не переживай так.
   Однако это было только начало. Репортеры бульварных телепрограмм осаждали ее с утра до вечера. Все без исключения журналы страны звонили на телестудию, добиваясь интервью.
   – Может быть, дать им то, чего они так хотят? – предложил, наконец, руководитель отдела по связям с общественностью. – Ну чем это нам может грозить, в конце концов? Ну, родила она ребенка в пятнадцать лет. Такие вещи и раньше случались. Она же его не убила, черт побери. А теперь из этого может получиться очень завлекательная история, если ее правильно преподнести. Что ты на это скажешь, Джек?
   – Скажу, что я вышвырну ее отсюда, пусть убирается подальше, в Кливленд. Надо быть круглой идиоткой, чтобы признаться этой маленькой сучке, что она ее мать. Мать! Да что это вообще означает в данном случае? Потрахалась с каким-то сопляком из школы, влипла и бросила ребенка сразу же после рождения. А теперь изображает чуть ли не святую и разглагольствует о том, что любит свою дочь. Да у кошки больше чувств к своему приплоду, чем у Мэдди к этой паршивой сучке из Мемфиса. Эта девка прилепилась к ней, чтобы выкачивать деньги, а Мэдди ничего не хочет замечать!
   – Да нет, здесь кое-что другое...
   Руководитель отдела по связям с общественностью не ожидал от Джека такой ярости и необъяснимой злобы. Действительно, в последнее время рейтинги передачи, которую ведет Мэдди, все больше снижаются. Возможно, он зол на нее еще и за это. Однако все на студии знают, что это не ее вина, и пытались убедить в этом Джека. Но он ничего не желает слушать.
   Вечером дома Джек все еще продолжал бушевать. Пытался вытянуть из Мэдди обещание, что она больше не увидится с дочерью. Однако она отказалась ему это пообещать. Уже около полуночи он в ярости выбежал из дома, хлопнув дверью, и не вернулся до утра. Мэдди представления не имела, куда он пошел. Выглянув в окно, она увидела у их дома телекамеры и не решилась выйти вслед за ним. Оставалось только одно – набраться терпения, уйти в тень и переждать всю эту шумиху. Именно это она посоветовала дочери.
   Лиззи перебралась на время к подруге, чтобы репортеры не смогли ее найти. Хозяин ресторана, потрясенный тем, что она оказалась дочерью знаменитой Мэдди Хантер, дал ей еще несколько дней отпуска.
   Только Джек оказался непробиваемым. В наказание за все неприятности он на две недели снял Мэдди с программы, приказал поработать над собой, забыть о дочери и не являться к нему на глаза до тех пор, пока она не выполнит все его требования. И еще он ей сказал, что, если когда-нибудь она его обманет, он ее убьет на месте. При этих словах на виске у него лихорадочно билась синяя жилка. Мэдди смотрела на мужа, слушала его слова и снова ощущала, как ее переполняет чувство собственной вины. Что бы ни произошло, всегда во всем виновата она.