Страница:
– Ну, как она? – озабоченно спросил он, и Луиза раздраженно передернула плечами. Ей тоже было больно, но почему-то это никого не интересовало. Детей она отправила домой, Джерри вернулся на работу в контору, и, кроме Пола, Луизе совершенно не с кем было поговорить. Пола она не любила, но никого другого рядом все равно не было.
– Мама в ужасном состоянии. Такой я ее еще никогда не видела, – сказала она, садясь напротив него и наливая себе кофе из стоящего подле кофейника. – В последнее время она зависела от отца на все сто процентов. Он говорил ей, когда вставать и во сколько ложиться, что делать и чего не делать, с кем общаться, а кого не пускать на порог. По-моему, это чудовищно. Я просто не понимаю, как она могла такое допустить! Неудивительно, что теперь она так растерялась...
– Быть может, именно этого она всегда хотела. Разные люди – разные характеры. Один сам ведет кого-то по жизни, другому нужно, чтобы вели его, – заметил Пол, с интересом поглядев на свояченицу. В Луизе всегда было столько горькой иронии и затаенного гнева, что он не раз задумывался, насколько она счастлива со своим мужем. Как и во всех семьях, в семействе Кингстон были свои подводные течения, свои рифы и отмели, лавировать между которыми человеку со стороны бывало подчас очень трудно, и, чтобы правильно ориентироваться, Пол всегда прислушивался к тому, что Джен и Лу говорят о своей матери. Они, разумеется, видели ее по-разному, однако главное заключалось в том, что на самом деле Аманда Кингстон была совсем не такой, какой ее видели посторонние. Для всего мира она была сильной, уверенной в себе, даже чуточку холодноватой женщиной, но дочери знали ее совсем другой. Для них она была робкой, неуверенной, полностью подчиненной мужу женщиной, которой нравилось, когда ей указывали, что надо делать, и принимали за нее все важные решения.
Иногда Полу даже казалось, что в этом-то и заключена главная причина того, что Аманда отказалась от продолжения кинокарьеры. Может быть, размышлял он, дело вовсе не в том, что Мэттью не разрешил ей сниматься. Может быть, она сама боялась возвращаться в реальную жизнь, где надо было принимать решения и самой отвечать за них.
– Ничего... Я думаю, она скоро успокоится, – сказал Пол Луизе. Ничего другого ему просто не приходило в голову. Да и что тут можно было сказать?
Луиза отпила глоток кофе, поморщилась и отодвинула чашку. Подойдя к буфету, она налила себе вина, но пить не стала и только нервно вертела в руках бокал. Пол сразу понял, что видит перед собой еще одну не очень-то счастливую женщину, но, как ее утешить, он не знал.
– Джен о ней позаботится, – добавил он, но эти слова, казалось, разозлили Луизу еще больше.
– Разумеется, позаботится! Да она от нее теперь ни на шаг не отойдет! – Луиза так резко опустила бокал на стол, что Пол невольно вздрогнул. – Джен всегда обожала лизаться со своей любимой мамочкой! Удивляюсь, как она до сих пор не предложила тебе переехать сюда, тогда бы они могли видеться друг с другом каждый день. Да и мама была бы счастлива. Если вы поселитесь здесь, ей не придется заботиться о доме. Джен была бы только рада взвалить это на себя.
– Послушай, Лу, возьми себя в руки! – воскликнул Пол, назвав свояченицу именем, которым называла сестру Джен, но Луиза смерила его таким взглядом, что ему стало не по себе. В это мгновение она была удивительно похожа на свою мать. И на отца тоже, но это сходство было сходством характеров, а не внешности. Из двух сестер именно Джен унаследовала красоту матери и аристократическое благородство Мэттью. – По-моему, ты зря кипятишься, – добавил Пол. – Поверь, никто не хочет обидеть тебя или причинить тебе боль.
– Черта с два! – воскликнула Луиза и, залпом осушив бокал вина, тут же налила себе еще. – Да они всю свою жизнь только тем и занимались, что старались унизить меня. Быть может, теперь, когда отец умер, Аманда сумеет стать нормальным, зрелым человеком. И она, и все мы...
И, не дав Полу ответить, Луиза вышла, громко хлопнув дверью, а Пол остался сидеть за столом над чашкой остывшего кофе.
Джен увидела Луизу в окно кабинета.
– Лу снова злится на меня, – вздохнула она, провожая взглядом сестру, которая медленно шла по дорожке с бокалом вина в руке. – Она все время на меня за что-нибудь злится.
– Как бы мне хотелось, чтобы вы перестали ссориться друг с другом, – печально ответила Аманда. – Я надеялась, что, когда вы вырастете, все будет по-другому. Я думала, вы подружитесь, особенно после того, как выйдете замуж и у вас будут свои дети...
Она действительно надеялась на это еще с тех пор, когда ее девочки были детьми. Никакого другого будущего Аманда для них не желала, но Джен, услышав ее слова, погрустнела еще больше.
– Ты же знаешь, мама, я... Я не...
– Что?! – На лице Аманды отразилась такая тревога, что сердце Джен болезненно сжалось.
– У меня нет детей, – тихо ответила она, но в ее голосе прозвучала такая грусть, что Аманда насторожилась.
– Ты не хочешь иметь детей?! – осторожно спросила она. Ее дочь не хочет детей? Если это так, это же настоящее предательство!
Другого слова она подобрать просто не могла.
– Дело не в этом... – Джен снова посмотрела в сад, на сестру, которая уселась на скамейку перед клумбой с мелкими желтыми розами и поднесла к губам бокал с вином. У Луизы было трое детей, которых она родила одного за другим в первые пять лет брака. Она сама так хотела и, выйдя замуж, осуществила свою мечту. Теперь у нее было два сына и дочь, и Джен оставалось только завидовать сестре. Зачатие, беременность, роды – все далось Луизе просто и естественно, а у Джен с Полом, увы, ничего не получалось...
– Разумеется, я хочу детей, – сказала Джен. – Но... Мы очень стараемся, но ничего пока не случилось. А ведь прошел уже почти целый год, как мы отказались от контрацепции.
– Это ничего не значит. – Аманда невольно улыбнулась. – Подчас на это требуется время. Будь терпеливой. Во всяком случае, отчаиваться еще рано.
– Почему-то вам с папой никакого времени не потребовалось, – упрямо возразила Джен. – Лу родилась ровно через десять месяцев после того, как вы поженились. А еще через год родилась я.
Она тяжело вздохнула, и Аманда ласково погладила дочь по голове. У Джен было такое выражение лица, что у Аманды буквально сжалось сердце. В глазах Джен отразились не только досада или сожаление; в них были горечь и разочарование, и Аманде снова захотелось заплакать, на этот раз – от бессилия.
– Я хочу, чтобы Пол сходил со мной к врачу, а он не хочет. Он считает, что я напрасно беспокоюсь и что все образуется само собой.
– А сама-то ты была у врача? – осторожно поинтересовалась Аманда. – Что он сказал?
– Мой доктор не нашел никаких отклонений, но он считает, что, раз у нас ничего не получается, значит, я должна подвергнуться более серьезному обследованию. И я, и Пол тоже. Доктор дал мне адрес одного известного специалиста в этой области, но Пол ужасно разозлился, когда я ему сказала... Он был просто вне себя и заявил, что раз дети есть у его сестры и у Лу, значит, и мне нечего беспокоиться. Но ведь все это не так просто... во всяком случае – не всегда.
Джен говорила что-то еще, а Аманда неожиданно задумалась, не могло ли здесь быть чего-то такого, о чем она забыла или не знала. Быть может, когда Джен была маленькой, она проглядела у нее какую-нибудь скрытую патологию или пропустила болезнь, которая могла бы повлиять на ее возможность иметь детей. А может, Джен втайне от нее сделала аборт и вот теперь... Спросить об этом у дочери Аманда не решилась. Все равно помочь она ничем не могла, так что самым разумным было оставить проблему врачам.
– А тебе не кажется, что в словах Пола есть здравый смысл? – спросила она мягко. – Может, тебе стоит прислушаться к ним и перестать волноваться? Мне кажется, что ничего страшного пока не случилось. Во всяком случае, время у вас есть.
– Но я ни о чем другом просто не могу думать! – призналась Джен, и на глазах у нее снова показались слезы. Они стекали по щекам на подбородок и капали на платье, и Аманда почувствовала, что еще немного, и она тоже расплачется. Ей было отчаянно жаль Джен, но она не знала, как ей помочь, что посоветовать.
– Мне так хочется ребенка, – всхлипнула Джен. – Я хочу, и Пол тоже хочет, но ничего не получается. Я боюсь... боюсь, что не смогу родить. Никогда!..
– Что за глупости, Джен! – воскликнула Аманда. – Ты все сможешь – и зачать, и выносить, и родить. В крайнем случае... в самом крайнем случае вы всегда сможете усыновить ребенка, но я совершенно уверена, что до этого дело не дойдет.
Ей было тяжело думать о том, что ее дочь несчастна. Она только что потеряла отца, а тут еще оказалось, что у нее есть и другие проблемы.
Джен снова всхлипнула:
– Мы говорили об этом с Полом, но он сказал, что никогда на это не пойдет. Он сказал, что хочет воспитывать своих собственных сыновей и что дети чужого дяди ему не нужны.
– Вот как?! – Аманда собиралась сказать, что Пол не только эгоист, но еще и глупец, но вовремя сдержалась. – Я думаю, Джен, он так сказал, потому что верит в тебя, – заявила она решительно. – Этим он хотел сказать тебе, чтобы ты не отчаивалась и что у вас все получится. Ну а если нет, то... Вот увидишь, если лет через двадцать у вас так ничего и не выйдет, он первым предложит тебе взять из приюта какого-нибудь симпатичного мальчика или девочку. Ну а пока... пока я тоже советую тебе не переживать. Вот увидишь, все будет в порядке. Лично я готова спорить на что угодно!
Джен в ответ торопливо кивнула, но Аманда видела, что ей не удалось успокоить дочь. На протяжении целого года она была обеспокоена своей неспособностью зачать, и теперь ее тревога на глазах превращалась в панику. Аманда запоздало корила себя за то, что не обратила на это внимания раньше. Слава богу, Джен наконец-то доверилась ей!
– А ты, мам? Как ты будешь жить одна?.. – спросила Джен.
Это была очень болезненная тема, и Аманда почувствовала, что глаза ее наполняются слезами, а в горле встает комок.
– Не знаю. – Она покачала головой и, не в силах сдерживаться, заплакала снова. – Мэтт был единственным человеком, которого я по-настоящему любила, и вот теперь он ушел... Я твердо знаю только одно, Джен: в моей жизни никогда больше не будет другого мужчины. Никогда. Мы с твоим отцом были женаты двадцать шесть лет – это больше половины того срока, что я прожила на свете, и теперь я просто не представляю, как быть дальше. Ведь моя-то жизнь еще не закончилась! Как я буду просыпаться каждое утро, как буду ложиться спать... Одна... Мне кажется, что я этого не выдержу! Что мне делать, Джен?!
Джен прижала мать к себе и молчала, давая ей выплакаться. Джен очень хотелось сказать матери, что со временем ей станет легче, но она не могла. Джен тоже не представляла себе, как ее мать сможет жить без мужа. Он был и фундаментом, и раствором, скреплявшим собой кирпичики их семейного здания. Он заслонял собой Аманду от внешнего, не всегда доброжелательного мира, подсказывал ей, что и как лучше сделать, и, несмотря на то что он был старше своей жены всего на семь лет, был для Аманды не только мужем, но и в каком-то смысле отцом. «Я не могу без него жить», – сказала Аманда, и Джен знала, что это вовсе не преувеличение.
Когда Аманда успокоилась и перестала плакать, Джен помогла ей привести себя в порядок. Они сидели рядышком на диване и вспоминали Мэттью, когда дверь кабинета открылась и вошел Пол.
Он сказал, что Луиза уехала домой, что она сама была очень расстроена и решила не прощаться, чтобы не расстраивать мать и сестру еще больше. Потом Пол намекнул Джен, что им тоже пора ехать, так как его еще ждет дома работа.
Джен не хотелось оставлять мать в таком состоянии, но было уже поздно, и она знала, что рано или поздно им все равно придется уехать. А может, так было даже лучше. Аманда должна была привыкать к тому, что отныне ей придется решать большинство проблем самой.
В присутствии зятя Аманда старалась держаться, но прощание все равно вышло долгим и мучительным. Когда Джен и Пол уезжали, она вышла проводить их, но в ее высокой и тонкой фигуре, по-прежнему затянутой в траурное черное платье, было что-то до того трогательное и жалкое, что Джен разрыдалась, едва только их машина выехала за ворота.
– Боже мой, Пол! Она же просто погибнет без папы!.. – безутешно всхлипывала Джен, вспоминая отца, которого она никогда больше не увидит; мать, которая осталась одна в пустом и холодном доме; сестру, которая ее ненавидела; и даже ребенка, своего будущего ребенка, который, как она боялась, никогда не родится. Пол взял ее за руку.
– Вот увидишь, пройдет совсем немного времени, и Аманда придет в себя, – сказал он. – Все будет нормально. Ведь твоя мать еще молода, да и выглядит так, что ей могут позавидовать многие двадцатилетние девчонки. Да через полгода половина мужчин Лос-Анджелеса будет распевать серенады у нее под балконом и умолять о свидании! Может быть, она даже решит вернуться в кино, – в конце концов, наша Аманда не какой-нибудь новичок, которому надо начинать с чистого листа. У нее есть опыт и репутация звезды, а в киномире это значит очень много.
– Она никогда не вернется в кино, даже если бы хотела, – срывающимся голосом возразила Джен. – Папа всегда был против того, чтобы мама снималась в кино, и она не нарушит его воли даже теперь, когда он... когда его нет. Он хотел, чтобы мама принадлежала ему одному, и она пошла на это, потому что любила его.
«Если это правда, – подумал Пол, – то Мэттью Кингстон был самым большим эгоистом на свете». Вслух он, однако, этого не сказал, потому что знал – Джен прибьет его на месте. Она и так была на взводе.
– И потом, – продолжала Джен, пылая праведным гневом, – как у тебя только язык повернулся сказать, что мама начнет с кем-то встречаться?! Это... это отвратительно!
– В этом нет ничего отвратительного, подлого или бесчестного, – твердо возразил Пол. – Это жизнь, реальная жизнь. Подумай сама, Джен: Аманде – пятьдесят. Всего пятьдесят! Да, твой отец умер, но ведь она-то жива! Неужели тебе хочется, чтобы твоя мать оставалась одна до конца своих дней? Господи, у нее впереди еще целая жизнь, ведь кто знает свой срок? Разве ты хочешь, чтобы твоя мать похоронила себя заживо?
Он сказал это с легкой улыбкой, которая взбесила Джен еще больше, чем сами слова.
– Жить – это не значит встречаться с кем попало. Моя мать, Пол, это не твой отец, и, пожалуйста, не надо их сравнивать. Мама вышла замуж за папу по любви, они прожили вместе двадцать пять лет и были счастливы.
– Тогда, – заупрямился Пол, – она скорее всего снова захочет выйти замуж, чтобы прожить счастливо те два или три десятка лет, которые ей предстоит прожить. С ее стороны было бы просто преступлением запереться в четырех стенах.
– Я просто не верю, что это говоришь ты! – задыхаясь от ярости, проговорила Джен и вырвала у него руку. – Ты что, действительно считаешь, что моя мать будет встречаться с мужчинами после... после того, как... Да ты просто больной! Псих!! Извращенец!!! У тебя нет ни малейшего понятия о порядочности, никакого уважения к памяти моего отца! Кроме того, ты просто не знаешь мою мать.
– Возможно, я действительно ее не знаю, – миролюбиво согласился Пол. – Зато я знаю людей.
Но Джен, сердито отвернувшись от него, стала смотреть в окно. Слова Пола оскорбили ее до глубины души, и весь остаток пути до дома они больше не разговаривали. Джен готова была присягнуть на Библии... нет, на стопке из десяти Библий, что Аманда останется верна памяти Мэттью до конца своих дней.
Глава 2
– Мама в ужасном состоянии. Такой я ее еще никогда не видела, – сказала она, садясь напротив него и наливая себе кофе из стоящего подле кофейника. – В последнее время она зависела от отца на все сто процентов. Он говорил ей, когда вставать и во сколько ложиться, что делать и чего не делать, с кем общаться, а кого не пускать на порог. По-моему, это чудовищно. Я просто не понимаю, как она могла такое допустить! Неудивительно, что теперь она так растерялась...
– Быть может, именно этого она всегда хотела. Разные люди – разные характеры. Один сам ведет кого-то по жизни, другому нужно, чтобы вели его, – заметил Пол, с интересом поглядев на свояченицу. В Луизе всегда было столько горькой иронии и затаенного гнева, что он не раз задумывался, насколько она счастлива со своим мужем. Как и во всех семьях, в семействе Кингстон были свои подводные течения, свои рифы и отмели, лавировать между которыми человеку со стороны бывало подчас очень трудно, и, чтобы правильно ориентироваться, Пол всегда прислушивался к тому, что Джен и Лу говорят о своей матери. Они, разумеется, видели ее по-разному, однако главное заключалось в том, что на самом деле Аманда Кингстон была совсем не такой, какой ее видели посторонние. Для всего мира она была сильной, уверенной в себе, даже чуточку холодноватой женщиной, но дочери знали ее совсем другой. Для них она была робкой, неуверенной, полностью подчиненной мужу женщиной, которой нравилось, когда ей указывали, что надо делать, и принимали за нее все важные решения.
Иногда Полу даже казалось, что в этом-то и заключена главная причина того, что Аманда отказалась от продолжения кинокарьеры. Может быть, размышлял он, дело вовсе не в том, что Мэттью не разрешил ей сниматься. Может быть, она сама боялась возвращаться в реальную жизнь, где надо было принимать решения и самой отвечать за них.
– Ничего... Я думаю, она скоро успокоится, – сказал Пол Луизе. Ничего другого ему просто не приходило в голову. Да и что тут можно было сказать?
Луиза отпила глоток кофе, поморщилась и отодвинула чашку. Подойдя к буфету, она налила себе вина, но пить не стала и только нервно вертела в руках бокал. Пол сразу понял, что видит перед собой еще одну не очень-то счастливую женщину, но, как ее утешить, он не знал.
– Джен о ней позаботится, – добавил он, но эти слова, казалось, разозлили Луизу еще больше.
– Разумеется, позаботится! Да она от нее теперь ни на шаг не отойдет! – Луиза так резко опустила бокал на стол, что Пол невольно вздрогнул. – Джен всегда обожала лизаться со своей любимой мамочкой! Удивляюсь, как она до сих пор не предложила тебе переехать сюда, тогда бы они могли видеться друг с другом каждый день. Да и мама была бы счастлива. Если вы поселитесь здесь, ей не придется заботиться о доме. Джен была бы только рада взвалить это на себя.
– Послушай, Лу, возьми себя в руки! – воскликнул Пол, назвав свояченицу именем, которым называла сестру Джен, но Луиза смерила его таким взглядом, что ему стало не по себе. В это мгновение она была удивительно похожа на свою мать. И на отца тоже, но это сходство было сходством характеров, а не внешности. Из двух сестер именно Джен унаследовала красоту матери и аристократическое благородство Мэттью. – По-моему, ты зря кипятишься, – добавил Пол. – Поверь, никто не хочет обидеть тебя или причинить тебе боль.
– Черта с два! – воскликнула Луиза и, залпом осушив бокал вина, тут же налила себе еще. – Да они всю свою жизнь только тем и занимались, что старались унизить меня. Быть может, теперь, когда отец умер, Аманда сумеет стать нормальным, зрелым человеком. И она, и все мы...
И, не дав Полу ответить, Луиза вышла, громко хлопнув дверью, а Пол остался сидеть за столом над чашкой остывшего кофе.
Джен увидела Луизу в окно кабинета.
– Лу снова злится на меня, – вздохнула она, провожая взглядом сестру, которая медленно шла по дорожке с бокалом вина в руке. – Она все время на меня за что-нибудь злится.
– Как бы мне хотелось, чтобы вы перестали ссориться друг с другом, – печально ответила Аманда. – Я надеялась, что, когда вы вырастете, все будет по-другому. Я думала, вы подружитесь, особенно после того, как выйдете замуж и у вас будут свои дети...
Она действительно надеялась на это еще с тех пор, когда ее девочки были детьми. Никакого другого будущего Аманда для них не желала, но Джен, услышав ее слова, погрустнела еще больше.
– Ты же знаешь, мама, я... Я не...
– Что?! – На лице Аманды отразилась такая тревога, что сердце Джен болезненно сжалось.
– У меня нет детей, – тихо ответила она, но в ее голосе прозвучала такая грусть, что Аманда насторожилась.
– Ты не хочешь иметь детей?! – осторожно спросила она. Ее дочь не хочет детей? Если это так, это же настоящее предательство!
Другого слова она подобрать просто не могла.
– Дело не в этом... – Джен снова посмотрела в сад, на сестру, которая уселась на скамейку перед клумбой с мелкими желтыми розами и поднесла к губам бокал с вином. У Луизы было трое детей, которых она родила одного за другим в первые пять лет брака. Она сама так хотела и, выйдя замуж, осуществила свою мечту. Теперь у нее было два сына и дочь, и Джен оставалось только завидовать сестре. Зачатие, беременность, роды – все далось Луизе просто и естественно, а у Джен с Полом, увы, ничего не получалось...
– Разумеется, я хочу детей, – сказала Джен. – Но... Мы очень стараемся, но ничего пока не случилось. А ведь прошел уже почти целый год, как мы отказались от контрацепции.
– Это ничего не значит. – Аманда невольно улыбнулась. – Подчас на это требуется время. Будь терпеливой. Во всяком случае, отчаиваться еще рано.
– Почему-то вам с папой никакого времени не потребовалось, – упрямо возразила Джен. – Лу родилась ровно через десять месяцев после того, как вы поженились. А еще через год родилась я.
Она тяжело вздохнула, и Аманда ласково погладила дочь по голове. У Джен было такое выражение лица, что у Аманды буквально сжалось сердце. В глазах Джен отразились не только досада или сожаление; в них были горечь и разочарование, и Аманде снова захотелось заплакать, на этот раз – от бессилия.
– Я хочу, чтобы Пол сходил со мной к врачу, а он не хочет. Он считает, что я напрасно беспокоюсь и что все образуется само собой.
– А сама-то ты была у врача? – осторожно поинтересовалась Аманда. – Что он сказал?
– Мой доктор не нашел никаких отклонений, но он считает, что, раз у нас ничего не получается, значит, я должна подвергнуться более серьезному обследованию. И я, и Пол тоже. Доктор дал мне адрес одного известного специалиста в этой области, но Пол ужасно разозлился, когда я ему сказала... Он был просто вне себя и заявил, что раз дети есть у его сестры и у Лу, значит, и мне нечего беспокоиться. Но ведь все это не так просто... во всяком случае – не всегда.
Джен говорила что-то еще, а Аманда неожиданно задумалась, не могло ли здесь быть чего-то такого, о чем она забыла или не знала. Быть может, когда Джен была маленькой, она проглядела у нее какую-нибудь скрытую патологию или пропустила болезнь, которая могла бы повлиять на ее возможность иметь детей. А может, Джен втайне от нее сделала аборт и вот теперь... Спросить об этом у дочери Аманда не решилась. Все равно помочь она ничем не могла, так что самым разумным было оставить проблему врачам.
– А тебе не кажется, что в словах Пола есть здравый смысл? – спросила она мягко. – Может, тебе стоит прислушаться к ним и перестать волноваться? Мне кажется, что ничего страшного пока не случилось. Во всяком случае, время у вас есть.
– Но я ни о чем другом просто не могу думать! – призналась Джен, и на глазах у нее снова показались слезы. Они стекали по щекам на подбородок и капали на платье, и Аманда почувствовала, что еще немного, и она тоже расплачется. Ей было отчаянно жаль Джен, но она не знала, как ей помочь, что посоветовать.
– Мне так хочется ребенка, – всхлипнула Джен. – Я хочу, и Пол тоже хочет, но ничего не получается. Я боюсь... боюсь, что не смогу родить. Никогда!..
– Что за глупости, Джен! – воскликнула Аманда. – Ты все сможешь – и зачать, и выносить, и родить. В крайнем случае... в самом крайнем случае вы всегда сможете усыновить ребенка, но я совершенно уверена, что до этого дело не дойдет.
Ей было тяжело думать о том, что ее дочь несчастна. Она только что потеряла отца, а тут еще оказалось, что у нее есть и другие проблемы.
Джен снова всхлипнула:
– Мы говорили об этом с Полом, но он сказал, что никогда на это не пойдет. Он сказал, что хочет воспитывать своих собственных сыновей и что дети чужого дяди ему не нужны.
– Вот как?! – Аманда собиралась сказать, что Пол не только эгоист, но еще и глупец, но вовремя сдержалась. – Я думаю, Джен, он так сказал, потому что верит в тебя, – заявила она решительно. – Этим он хотел сказать тебе, чтобы ты не отчаивалась и что у вас все получится. Ну а если нет, то... Вот увидишь, если лет через двадцать у вас так ничего и не выйдет, он первым предложит тебе взять из приюта какого-нибудь симпатичного мальчика или девочку. Ну а пока... пока я тоже советую тебе не переживать. Вот увидишь, все будет в порядке. Лично я готова спорить на что угодно!
Джен в ответ торопливо кивнула, но Аманда видела, что ей не удалось успокоить дочь. На протяжении целого года она была обеспокоена своей неспособностью зачать, и теперь ее тревога на глазах превращалась в панику. Аманда запоздало корила себя за то, что не обратила на это внимания раньше. Слава богу, Джен наконец-то доверилась ей!
– А ты, мам? Как ты будешь жить одна?.. – спросила Джен.
Это была очень болезненная тема, и Аманда почувствовала, что глаза ее наполняются слезами, а в горле встает комок.
– Не знаю. – Она покачала головой и, не в силах сдерживаться, заплакала снова. – Мэтт был единственным человеком, которого я по-настоящему любила, и вот теперь он ушел... Я твердо знаю только одно, Джен: в моей жизни никогда больше не будет другого мужчины. Никогда. Мы с твоим отцом были женаты двадцать шесть лет – это больше половины того срока, что я прожила на свете, и теперь я просто не представляю, как быть дальше. Ведь моя-то жизнь еще не закончилась! Как я буду просыпаться каждое утро, как буду ложиться спать... Одна... Мне кажется, что я этого не выдержу! Что мне делать, Джен?!
Джен прижала мать к себе и молчала, давая ей выплакаться. Джен очень хотелось сказать матери, что со временем ей станет легче, но она не могла. Джен тоже не представляла себе, как ее мать сможет жить без мужа. Он был и фундаментом, и раствором, скреплявшим собой кирпичики их семейного здания. Он заслонял собой Аманду от внешнего, не всегда доброжелательного мира, подсказывал ей, что и как лучше сделать, и, несмотря на то что он был старше своей жены всего на семь лет, был для Аманды не только мужем, но и в каком-то смысле отцом. «Я не могу без него жить», – сказала Аманда, и Джен знала, что это вовсе не преувеличение.
Когда Аманда успокоилась и перестала плакать, Джен помогла ей привести себя в порядок. Они сидели рядышком на диване и вспоминали Мэттью, когда дверь кабинета открылась и вошел Пол.
Он сказал, что Луиза уехала домой, что она сама была очень расстроена и решила не прощаться, чтобы не расстраивать мать и сестру еще больше. Потом Пол намекнул Джен, что им тоже пора ехать, так как его еще ждет дома работа.
Джен не хотелось оставлять мать в таком состоянии, но было уже поздно, и она знала, что рано или поздно им все равно придется уехать. А может, так было даже лучше. Аманда должна была привыкать к тому, что отныне ей придется решать большинство проблем самой.
В присутствии зятя Аманда старалась держаться, но прощание все равно вышло долгим и мучительным. Когда Джен и Пол уезжали, она вышла проводить их, но в ее высокой и тонкой фигуре, по-прежнему затянутой в траурное черное платье, было что-то до того трогательное и жалкое, что Джен разрыдалась, едва только их машина выехала за ворота.
– Боже мой, Пол! Она же просто погибнет без папы!.. – безутешно всхлипывала Джен, вспоминая отца, которого она никогда больше не увидит; мать, которая осталась одна в пустом и холодном доме; сестру, которая ее ненавидела; и даже ребенка, своего будущего ребенка, который, как она боялась, никогда не родится. Пол взял ее за руку.
– Вот увидишь, пройдет совсем немного времени, и Аманда придет в себя, – сказал он. – Все будет нормально. Ведь твоя мать еще молода, да и выглядит так, что ей могут позавидовать многие двадцатилетние девчонки. Да через полгода половина мужчин Лос-Анджелеса будет распевать серенады у нее под балконом и умолять о свидании! Может быть, она даже решит вернуться в кино, – в конце концов, наша Аманда не какой-нибудь новичок, которому надо начинать с чистого листа. У нее есть опыт и репутация звезды, а в киномире это значит очень много.
– Она никогда не вернется в кино, даже если бы хотела, – срывающимся голосом возразила Джен. – Папа всегда был против того, чтобы мама снималась в кино, и она не нарушит его воли даже теперь, когда он... когда его нет. Он хотел, чтобы мама принадлежала ему одному, и она пошла на это, потому что любила его.
«Если это правда, – подумал Пол, – то Мэттью Кингстон был самым большим эгоистом на свете». Вслух он, однако, этого не сказал, потому что знал – Джен прибьет его на месте. Она и так была на взводе.
– И потом, – продолжала Джен, пылая праведным гневом, – как у тебя только язык повернулся сказать, что мама начнет с кем-то встречаться?! Это... это отвратительно!
– В этом нет ничего отвратительного, подлого или бесчестного, – твердо возразил Пол. – Это жизнь, реальная жизнь. Подумай сама, Джен: Аманде – пятьдесят. Всего пятьдесят! Да, твой отец умер, но ведь она-то жива! Неужели тебе хочется, чтобы твоя мать оставалась одна до конца своих дней? Господи, у нее впереди еще целая жизнь, ведь кто знает свой срок? Разве ты хочешь, чтобы твоя мать похоронила себя заживо?
Он сказал это с легкой улыбкой, которая взбесила Джен еще больше, чем сами слова.
– Жить – это не значит встречаться с кем попало. Моя мать, Пол, это не твой отец, и, пожалуйста, не надо их сравнивать. Мама вышла замуж за папу по любви, они прожили вместе двадцать пять лет и были счастливы.
– Тогда, – заупрямился Пол, – она скорее всего снова захочет выйти замуж, чтобы прожить счастливо те два или три десятка лет, которые ей предстоит прожить. С ее стороны было бы просто преступлением запереться в четырех стенах.
– Я просто не верю, что это говоришь ты! – задыхаясь от ярости, проговорила Джен и вырвала у него руку. – Ты что, действительно считаешь, что моя мать будет встречаться с мужчинами после... после того, как... Да ты просто больной! Псих!! Извращенец!!! У тебя нет ни малейшего понятия о порядочности, никакого уважения к памяти моего отца! Кроме того, ты просто не знаешь мою мать.
– Возможно, я действительно ее не знаю, – миролюбиво согласился Пол. – Зато я знаю людей.
Но Джен, сердито отвернувшись от него, стала смотреть в окно. Слова Пола оскорбили ее до глубины души, и весь остаток пути до дома они больше не разговаривали. Джен готова была присягнуть на Библии... нет, на стопке из десяти Библий, что Аманда останется верна памяти Мэттью до конца своих дней.
Глава 2
В июне, через полгода после смерти Мэтта, Джен и Луиза поехали с Амандой в Санта-Барбару. Пол был в Нью-Йорке, где ему предстояли важные переговоры о съемках нового фильма, а муж Луизы Джерри находился в Денвере на ежегодной конференции юристов. Таким образом это была идеальная возможность провести несколько дней втроем, однако не успели они разместиться в отеле, как сестры поняли, что их мать еще не оправилась от постигшего ее горя. Она продолжала носить только черные или закрытые серые платья, прикрывала волосы шляпкой или косынкой и совсем не пользовалась косметикой. Каждый раз, когда Джен или Луиза спрашивали, как она себя чувствует, Аманда начинала плакать, и встревоженные столь бурной реакцией сестры даже заключили временное перемирие, стараясь сделать хоть что-то, чтобы матери стало лучше, но никакого особенного успеха не достигли. С каждым днем Аманда все больше погружалась в пучину отчаяния, а ее безразличие к окружающему было пугающим.
Ранним воскресным утром, пока Аманда еще спала, сестры спустились в ресторан отеля, чтобы позавтракать и обсудить создавшееся положение.
– По-моему, у мамы настоящая депрессия, – заявила Луиза, жуя ломтик черничного кекса. – Ее надо уговорить сходить к врачу. Может быть, он пропишет ей курс прозака или валиума. Ей бы стоило показаться психоаналитику. Говорят, они делают настоящие чудеса – только нужен хороший аналитик, а не шарлатан.
Джен в ответ только покачала головой:
– Боюсь, это не принесет маме никакой пользы. Я считаю, что ей нужно чаще выходить и встречаться с подругами. На прошлой неделе я случайно встретила миссис Оберман, и она сказала, что не видела маму с того самого дня, как умер отец. А ведь с тех пор прошло уже почти полгода. Не может же мама просто сидеть у себя в доме и плакать. Нам необходимо придумать ей занятие, которое отвлекло бы маму от...
– А ты не подумала о том, что маме, возможно, вовсе не нужно, чтобы что-то отвлекало ее от этих мыслей и переживаний? – ответила Луиза, глядя прямо в глаза сестре и в который уже раз гадая, есть ли у них что-то общее, или они совсем разные люди. – Ты же знаешь, что отец наверняка хотел бы именно этого – чтобы мама сидела в четырех стенах и плакала. Я просто уверена, что, если бы он был заранее осведомлен о дне и часе своей смерти, он оставил бы на этот счет специальное распоряжение. Или завещал бы похоронить маму вместе с собой.
– Прекрати сейчас же говорить гадости о папе! – вспыхнула Джен. – Ты не хуже меня знаешь, что он хотел видеть маму счастливой и терпеть не мог, когда ее что-то огорчало.
– Или, иными словами, он терпеть не мог, когда у мамы появлялась своя собственная жизнь. Он хотел только одного: чтобы Аманда растила нас, следила за нашими успехами в школе, в балетном классе или играла в бридж с женами его деловых партнеров. Я уверена, что подсознательно отец очень хотел, чтобы, когда он умрет, мама была бы несчастна. И, надо сказать, он своего добился. В общем, ей просто необходимо срочно показаться психоаналитику, иначе я просто не знаю, что будет, – закончила Луиза резко.
– Почему бы нам не устроить ей что-то вроде каникул и не свозить ее куда-нибудь на курорт? Перемена обстановки может подействовать на нее так же, как и сеансы психоанализа, – предложила Джен, которой ничего не стоило уйти из галереи, где она работала, но Луиза не могла себе представить, на кого она оставит детей.
– Может, лучше в сентябре, когда они снова пойдут в школу? – спросила она. – Тогда мы могли бы свозить маму в Париж, в Рим, в Венецию...
– Хорошо, – сразу согласилась Джен, которой было, в общем, все равно, но, когда они предложили Аманде этот вариант, она только покачала головой.
– Я не могу уехать сейчас, – твердо сказала она. – Мне нужно еще многое сделать... Вы же знаете, что незадолго до смерти Мэтт задумал привести в порядок наш особняк, но не успел... Я должна довести это дело до конца – хотя бы для того, чтобы оно не тяготило меня. Кроме того, через месяц надо будет официально оформлять все бумаги на наследство. Короче, сейчас ни о какой поездке не может быть и речи.
Но все трое знали, что это обычная отговорка. Аманда упорно не хотела возвращаться в мир, потому что в нем не было Мэтта.
– Пусть этим займутся юристы, мама, – предложила практичная Луиза. – Такие вещи лучше делать через адвокатскую контору. Собственно говоря, иного способа просто не существует, а от того, будешь ты в это время в Лос-Анджелесе или в Париже, ровным счетом ничего не изменится. А уехать тебе будет только полезно. Ты отдохнешь, наберешься сил...
Аманда на некоторое время задумалась, потом снова покачала головой, и на глазах у нее показались слезы.
– Я не хочу никуда ехать, не хочу отдыхать, – сказала она откровенно. – Я буду чувствовать себя виноватой перед ним...
– Виноватой? Да в чем ты можешь быть виновата? В том, что потратишь немного денег? Но ведь Мэтт зарабатывал их для тебя, а не ради собственного удовольствия. К тому же путешествие в Париж обойдется не так уж дорого, и ты вполне можешь себе это позволить...
На самом деле Аманда могла позволить себе не одно, а десять путешествий, и не в Париж, а вокруг всего света – дело тут было не в деньгах. Дело было в том, что она просто не хотела никуда ехать.
– Я... Мне кажется, что я не имею права ехать куда-нибудь без него. Мы всегда и везде ездили вместе, а теперь... Развлекаться, жить в свое удовольствие, когда его нет рядом, – это не для меня. Это будет... эгоистично и нечестно по отношению к нему, к его памяти!
Тут Аманда снова заплакала, но дочери продолжали внимательно смотреть на нее, словно ожидая, что она еще скажет.
– Почему... Почему судьба так несправедливо обошлась со мной? – всхлипнула Аманда. – Почему он умер, а я нет? Это несправедливо, несправедливо!..
Аманда даже ногой топнула, а Луиза и Джен переглянулись в тревоге. Мать впервые говорила с ними о том, что она на самом деле чувствовала. Это был комплекс вины, который часто поражает пережившего супруга или родителей, потерявших своих детей. С этим мало что можно было поделать, однако и Джен, и Луиза хорошо знали, чем чревато подобное состояние.
– Так уж получилось, мам, – негромко сказала Джен. – Так вышло, и ничего тут не поделаешь. В этом никто не виноват – ни ты, ни он, и никакой другой человек. Раз уж судьба так распорядилась, тебе нужно смириться и жить дальше. Жить для себя... для нас, для внуков. Подумай об этом, мама. Если не хочешь в Париж, давай съездим на пару недель в Нью-Йорк, в Майами, в Сан-Франциско, наконец... Куда угодно, лишь бы не сидеть на одном месте. Вот увидишь, ты вернешься совсем другим человеком! Я уверена, что папа сказал бы тебе то же самое, если бы мог. Нельзя отказываться от жизни, пока живешь, – это неправильно.
Но Аманда ничего не сказала и только покачала головой. Сестры еще несколько раз пытались поговорить с ней на эту же тему, но у них так ничего и не вышло. Аманда была еще не готова к тому, чтобы вернуться к нормальной жизни. Скорбь ее оставалась слишком глубока, а рана слишком свежа, чтобы она могла думать о чем-то, кроме своей потери. Мысль о том, чтобы по-прежнему находить в жизни удовольствие, казалась ей кощунственной.
С тем они и вернулись в Лос-Анджелес.
– Как мама? – спросил Пол, прилетевший из Нью-Йорка вечером того же дня. – Как у нее дела? Лучше?
– Хуже, – печально ответила Джен, которая встретила мужа в аэропорту, чтобы отвезти домой. – Откровенно говоря, она совсем расклеилась. Луиза считает, что ей нужно начать принимать прозак, а я... я просто не знаю. У меня такое ощущение, что она твердо решила как можно скорее отправиться вслед за папой.
– Не исключено, что именно этого он и хотел бы, – заметил Пол. – И Аманда это знает.
Они с Джен уже несколько раз ссорились из-за этого, однако Пол продолжал держаться мнения, что Мэттью Кингстон был слишком эгоистичен. И Джен, хотя и не признавала этого открыто, начинала понемногу склоняться к мысли, что влияние ее отца на Аманду было, пожалуй, слишком велико.
– Ты говоришь совсем как моя сестра, – все же огрызнулась она. – Знаешь, я хочу спросить тебя кое о чем...
Она на мгновение отвлеклась от дороги, чтобы посмотреть на него, и Пол улыбнулся в ответ. За время своего пребывания в Нью-Йорке он успел соскучиться по жене и был искренне рад видеть ее.
– Спрашивай, – кивнул он. – Впрочем, я, кажется, уже догадался... Ты хочешь, чтобы я свел Аманду с моим отцом? Нет проблем, дорогая, я все устрою. Джек не будет против, вот увидишь!
Это была настолько дикая идея, что Джен даже не рассердилась. Губы ее дрогнули в улыбке, но взгляд остался серьезным, и Пол понял, что она хочет спросить его о чем-то действительно важном.
– Откровенно говоря, – начала Джен, тщательно подбирая слова, – у меня на уме было кое-что другое...
Она ненадолго замолчала, словно в нерешительности. Джен действительно не знала, как сказать мужу о том, что она задумала, однако ей очень хотелось знать его мнение.
– Выкладывай, Джен, что там у тебя.
– Я хочу, чтобы мы с тобой вместе сходили к врачу, к самому лучшему специалисту... В последний раз мы с тобой говорили об этом полгода назад, но за это время... ничего так и не произошло. Я очень волнуюсь, Пол...
В глазах ее появилось умоляющее выражение, но Пол только раздраженно дернул плечом.
– Опять ты за свое! – в сердцах воскликнул он. – Ну почему ты никак не можешь успокоиться и взглянуть на вещи здраво? Я же сказал тебе, что все будет в порядке. В последние полгода я работал над самым большим контрактом в моей жизни, а для тебя, похоже, все это не имеет значения, ты только и думаешь что о ребенке. Да в том, что, как ты выражаешься, «ничего не случилось», нет ничего странного. Меня и дома-то почти не было – я то сидел в Нью-Йорке, то мотался по всей стране. Как после этого ты можешь утверждать, что у нас есть какие-то проблемы? Это звучит по меньшей мере глупо!
Ранним воскресным утром, пока Аманда еще спала, сестры спустились в ресторан отеля, чтобы позавтракать и обсудить создавшееся положение.
– По-моему, у мамы настоящая депрессия, – заявила Луиза, жуя ломтик черничного кекса. – Ее надо уговорить сходить к врачу. Может быть, он пропишет ей курс прозака или валиума. Ей бы стоило показаться психоаналитику. Говорят, они делают настоящие чудеса – только нужен хороший аналитик, а не шарлатан.
Джен в ответ только покачала головой:
– Боюсь, это не принесет маме никакой пользы. Я считаю, что ей нужно чаще выходить и встречаться с подругами. На прошлой неделе я случайно встретила миссис Оберман, и она сказала, что не видела маму с того самого дня, как умер отец. А ведь с тех пор прошло уже почти полгода. Не может же мама просто сидеть у себя в доме и плакать. Нам необходимо придумать ей занятие, которое отвлекло бы маму от...
– А ты не подумала о том, что маме, возможно, вовсе не нужно, чтобы что-то отвлекало ее от этих мыслей и переживаний? – ответила Луиза, глядя прямо в глаза сестре и в который уже раз гадая, есть ли у них что-то общее, или они совсем разные люди. – Ты же знаешь, что отец наверняка хотел бы именно этого – чтобы мама сидела в четырех стенах и плакала. Я просто уверена, что, если бы он был заранее осведомлен о дне и часе своей смерти, он оставил бы на этот счет специальное распоряжение. Или завещал бы похоронить маму вместе с собой.
– Прекрати сейчас же говорить гадости о папе! – вспыхнула Джен. – Ты не хуже меня знаешь, что он хотел видеть маму счастливой и терпеть не мог, когда ее что-то огорчало.
– Или, иными словами, он терпеть не мог, когда у мамы появлялась своя собственная жизнь. Он хотел только одного: чтобы Аманда растила нас, следила за нашими успехами в школе, в балетном классе или играла в бридж с женами его деловых партнеров. Я уверена, что подсознательно отец очень хотел, чтобы, когда он умрет, мама была бы несчастна. И, надо сказать, он своего добился. В общем, ей просто необходимо срочно показаться психоаналитику, иначе я просто не знаю, что будет, – закончила Луиза резко.
– Почему бы нам не устроить ей что-то вроде каникул и не свозить ее куда-нибудь на курорт? Перемена обстановки может подействовать на нее так же, как и сеансы психоанализа, – предложила Джен, которой ничего не стоило уйти из галереи, где она работала, но Луиза не могла себе представить, на кого она оставит детей.
– Может, лучше в сентябре, когда они снова пойдут в школу? – спросила она. – Тогда мы могли бы свозить маму в Париж, в Рим, в Венецию...
– Хорошо, – сразу согласилась Джен, которой было, в общем, все равно, но, когда они предложили Аманде этот вариант, она только покачала головой.
– Я не могу уехать сейчас, – твердо сказала она. – Мне нужно еще многое сделать... Вы же знаете, что незадолго до смерти Мэтт задумал привести в порядок наш особняк, но не успел... Я должна довести это дело до конца – хотя бы для того, чтобы оно не тяготило меня. Кроме того, через месяц надо будет официально оформлять все бумаги на наследство. Короче, сейчас ни о какой поездке не может быть и речи.
Но все трое знали, что это обычная отговорка. Аманда упорно не хотела возвращаться в мир, потому что в нем не было Мэтта.
– Пусть этим займутся юристы, мама, – предложила практичная Луиза. – Такие вещи лучше делать через адвокатскую контору. Собственно говоря, иного способа просто не существует, а от того, будешь ты в это время в Лос-Анджелесе или в Париже, ровным счетом ничего не изменится. А уехать тебе будет только полезно. Ты отдохнешь, наберешься сил...
Аманда на некоторое время задумалась, потом снова покачала головой, и на глазах у нее показались слезы.
– Я не хочу никуда ехать, не хочу отдыхать, – сказала она откровенно. – Я буду чувствовать себя виноватой перед ним...
– Виноватой? Да в чем ты можешь быть виновата? В том, что потратишь немного денег? Но ведь Мэтт зарабатывал их для тебя, а не ради собственного удовольствия. К тому же путешествие в Париж обойдется не так уж дорого, и ты вполне можешь себе это позволить...
На самом деле Аманда могла позволить себе не одно, а десять путешествий, и не в Париж, а вокруг всего света – дело тут было не в деньгах. Дело было в том, что она просто не хотела никуда ехать.
– Я... Мне кажется, что я не имею права ехать куда-нибудь без него. Мы всегда и везде ездили вместе, а теперь... Развлекаться, жить в свое удовольствие, когда его нет рядом, – это не для меня. Это будет... эгоистично и нечестно по отношению к нему, к его памяти!
Тут Аманда снова заплакала, но дочери продолжали внимательно смотреть на нее, словно ожидая, что она еще скажет.
– Почему... Почему судьба так несправедливо обошлась со мной? – всхлипнула Аманда. – Почему он умер, а я нет? Это несправедливо, несправедливо!..
Аманда даже ногой топнула, а Луиза и Джен переглянулись в тревоге. Мать впервые говорила с ними о том, что она на самом деле чувствовала. Это был комплекс вины, который часто поражает пережившего супруга или родителей, потерявших своих детей. С этим мало что можно было поделать, однако и Джен, и Луиза хорошо знали, чем чревато подобное состояние.
– Так уж получилось, мам, – негромко сказала Джен. – Так вышло, и ничего тут не поделаешь. В этом никто не виноват – ни ты, ни он, и никакой другой человек. Раз уж судьба так распорядилась, тебе нужно смириться и жить дальше. Жить для себя... для нас, для внуков. Подумай об этом, мама. Если не хочешь в Париж, давай съездим на пару недель в Нью-Йорк, в Майами, в Сан-Франциско, наконец... Куда угодно, лишь бы не сидеть на одном месте. Вот увидишь, ты вернешься совсем другим человеком! Я уверена, что папа сказал бы тебе то же самое, если бы мог. Нельзя отказываться от жизни, пока живешь, – это неправильно.
Но Аманда ничего не сказала и только покачала головой. Сестры еще несколько раз пытались поговорить с ней на эту же тему, но у них так ничего и не вышло. Аманда была еще не готова к тому, чтобы вернуться к нормальной жизни. Скорбь ее оставалась слишком глубока, а рана слишком свежа, чтобы она могла думать о чем-то, кроме своей потери. Мысль о том, чтобы по-прежнему находить в жизни удовольствие, казалась ей кощунственной.
С тем они и вернулись в Лос-Анджелес.
– Как мама? – спросил Пол, прилетевший из Нью-Йорка вечером того же дня. – Как у нее дела? Лучше?
– Хуже, – печально ответила Джен, которая встретила мужа в аэропорту, чтобы отвезти домой. – Откровенно говоря, она совсем расклеилась. Луиза считает, что ей нужно начать принимать прозак, а я... я просто не знаю. У меня такое ощущение, что она твердо решила как можно скорее отправиться вслед за папой.
– Не исключено, что именно этого он и хотел бы, – заметил Пол. – И Аманда это знает.
Они с Джен уже несколько раз ссорились из-за этого, однако Пол продолжал держаться мнения, что Мэттью Кингстон был слишком эгоистичен. И Джен, хотя и не признавала этого открыто, начинала понемногу склоняться к мысли, что влияние ее отца на Аманду было, пожалуй, слишком велико.
– Ты говоришь совсем как моя сестра, – все же огрызнулась она. – Знаешь, я хочу спросить тебя кое о чем...
Она на мгновение отвлеклась от дороги, чтобы посмотреть на него, и Пол улыбнулся в ответ. За время своего пребывания в Нью-Йорке он успел соскучиться по жене и был искренне рад видеть ее.
– Спрашивай, – кивнул он. – Впрочем, я, кажется, уже догадался... Ты хочешь, чтобы я свел Аманду с моим отцом? Нет проблем, дорогая, я все устрою. Джек не будет против, вот увидишь!
Это была настолько дикая идея, что Джен даже не рассердилась. Губы ее дрогнули в улыбке, но взгляд остался серьезным, и Пол понял, что она хочет спросить его о чем-то действительно важном.
– Откровенно говоря, – начала Джен, тщательно подбирая слова, – у меня на уме было кое-что другое...
Она ненадолго замолчала, словно в нерешительности. Джен действительно не знала, как сказать мужу о том, что она задумала, однако ей очень хотелось знать его мнение.
– Выкладывай, Джен, что там у тебя.
– Я хочу, чтобы мы с тобой вместе сходили к врачу, к самому лучшему специалисту... В последний раз мы с тобой говорили об этом полгода назад, но за это время... ничего так и не произошло. Я очень волнуюсь, Пол...
В глазах ее появилось умоляющее выражение, но Пол только раздраженно дернул плечом.
– Опять ты за свое! – в сердцах воскликнул он. – Ну почему ты никак не можешь успокоиться и взглянуть на вещи здраво? Я же сказал тебе, что все будет в порядке. В последние полгода я работал над самым большим контрактом в моей жизни, а для тебя, похоже, все это не имеет значения, ты только и думаешь что о ребенке. Да в том, что, как ты выражаешься, «ничего не случилось», нет ничего странного. Меня и дома-то почти не было – я то сидел в Нью-Йорке, то мотался по всей стране. Как после этого ты можешь утверждать, что у нас есть какие-то проблемы? Это звучит по меньшей мере глупо!