Березы же я встречаю как раз в местах, которые мне совсем не нравятся. Которые никак не являются моей родиной. Например, очень много берез растет вдоль русско-китайской границы.
   Мимо откидного стульчика, на котором я сидел, прошлепала очень самостоятельная рыжая девочка. Годик... может быть, четырнадцать месяцев. Из одежды - только колготки и маечка. На шее - православный крестик.
   Девочка дошлепала до меня, пальчиком потрогала мое лицо и двинулась дальше.
   Родители девочки, очень приличная молодая пара, сидели в соседнем купе. Ехать им предстояло всего несколько часов. Пока что, втиснув между полками деревянный ящик (вместо стола), они с попутчиками-экологами пили водку.
   До меня доносились обрывки их беседы:
   - Мы - экологи. А вы? Отличная у вас девочка! Давайте выпьем?
   - Давайте.
   - Вот сейчас мы здесь едем. А в прошлом году по этим самым рельсам ехал спецпоезд Ким Чен Ира. Я, между прочим, его видел.
   - Неужели? Самого Ким Чен Ира?
   - Ага! Я на вокзале стоял. А этот чудак из вагона вышел рукой помахать. С ним два секьюрити. Один справа, второй слева, а по центру-то я! Понимаешь? Был бы гранатомет, я мог бы его грохнуть, и хрен бы меня поймали!
   4
   В вагоне было тепло. Но стоило выйти в тамбур для курения, как я вспомнил, где нахожусь. По утрам стекло было покрыто трехсантиметровым слоем льда. Я пробовал растопить лед огоньком зажигалки, выглянуть наружу, рассмотреть - что там? Растопить этот лед было невозможно даже автогеном.
   Холодно было так, что ноги замерзали даже сквозь толстые подошвы ботинок. В темпе проглотив никотин, я бежал назад, в теплое купе.
   Накануне вечером я проспал всего час. Проснулся оттого, что едущие за стеной экологи громко включили магнитофон. Может быть, эта фаза их вечеринки подразумевала танцы.
   Я полежал, не открывая глаз. Спать хотелось жутко. Музыка орала так, что вибрировала стена.
   Чтобы отрубиться, я попробовал в уме посчитать, сколько именно денег я уже потратил и сколько осталось. Вместо того чтобы заснуть, расстроился и проснулся окончательно.
   Я слез с верхней полки, натянул брюки и дошел до экологов.
   - Ребята, а вы еще долго планируете веселиться?
   Ребята ответили честно:
   - До утра!
   Я огляделся. Ребята были не просто пьяны. Они были полумертвыми от алкоголя. По моим прикидкам, сидеть им оставалось полчаса. После этого они свалятся на пол и уснут. Пределы возможного есть у любого организма.
   Я решил, что полчаса это ничего. Можно подождать.
   Блин! Я плохо знал сибиряков! Ребята веселились не просто до утра. Их вечеринка продолжалась до обеда следующего дня. На пол падать они не собирались даже после этого.
   5
   Утром мы постояли на станции Архара (населенной, надо думать, архаровцами) и с Дальневосточной выехали на Забайкальскую железную дорогу.
   Местные жители подготовили к нашему приезду столики со своими товарами: пиво, китайская лапша, жаренные куриные ноги. Большие кедровые шишки издалека были неотличимы от ананасов.
   К дверям вагона подбегают барышни. Толстые куртки на меху. Спортивные штаны с полосками. Из-под штанов торчит обувь на шпильке. Барышни торгуют пирожками и связками колбас.
   Пассажиры бродили между столиками без верхней одежды. Одна женщина - в халате и с голыми ногами. Температура вне вагона была ниже -25 °С. Я выкурил сигарету и тоже совершил несколько покупок.
   Цены были смешными. За $1,20 я запасся едой на два дня вперед. Когда продавец отсчитывал мне сдачу, я разглядел, что у него по самую ладонь ампутированы отмороженные пальцы.
   За время стоянки особый железнодорожный сотрудник успевал кувалдой отбить намерзшие под туалетом воду и экскременты. Помимо людей, по платформе бегали грязные мохнатые псы. Они знали: если с поднятой лапой посидеть у дверей вагона или громко подать голос, пассажиры могут кинуть еды.
   Брошенный объедок означал для псов продолжение жизни. Поэтому в горло конкурентам вцеплялись они моментально. Когда им кидали еду (или становилось ясно, что ничего не светит), псы быстро перебегали к соседнему вагону.
   Потом пассажиры попрыгали обратно в тепло. Продавцы завернули пивные бутылки в теплые тряпочки и убрали их в сумки. На таком морозе пиво замерзает и в клочья рвет бутылку уже через десять минут.
   Погрузив товары на санки, аборигены убрели в поселок. До следующего утра бизнеса больше не будет.
   6
   После стоянок на крупных станциях пассажиры брались за еду. Основным блюдом была китайская лапша быстрого приготовления. Такая лапша давно стала русским национальным блюдом.
   В соседнем купе, помимо веселых экологов, ехал молодой китаец. Один раз я спросил у него, нравится ли ему эта лапша?
   - В России китайская лапша плохая. Мяса совсем нет. В Китае вместе с такой лапшей продают два блинчика настоящего мяса. Жирного. Кушать приятно!
   Китаец был совсем молодой. Белый свитер, черные брюки, белые носки, черные ботинки. Черная челка, круглое белое лицо. Сзади из-под брючного ремня у него торчали вязаные рейтузы, надетые под брюки для тепла.
   Китаец был вежливым и покладистым. Когда его соседи-экологи окончательно расходились, он просто отворачивался к стене и накрывал лицо полотенцем.
   С утра в купе с китайцем и экологами подсадили даму. Джентльмены обрели второе дыхание. Сидя в коридоре, я слушал, как они интересуются у попутчицы, чем та будет запивать водку? Минеральной водой?
   Попутчица смущенно улыбалась и говорила, что если можно, то пивом.
   Накануне наш состав полчаса простоял на станции Чернышевск-Забайкальский. За это время проводница успела привести с перрона наряд милиции, а милиционеры составили на экологов рапорт и оштрафовали их на $30.
   Проводница инкриминировала экологам конкурс на самый громкий свист, который проводился у них в купе в полчетвертого утра, и то, что парни всю ночь ходят к ней в купе, чтобы сообщить, что следующий танец - белый. Экологи не отрицали своей вины.
   Когда милиционеры выходили из вагона, я стоял снаружи и курил. Мне было видно, что полученный с дебоширов штраф они по-братски разделили с проводницей: $15 ей, $15 себе.
   Сразу после Чернышевска начались степи. Не ровная поверхность, как в Европейской России, а все те же холмы, но без леса. Сотни голых склонов до самого горизонта. Словно смотришь поверх голов в кинотеатре, а все зрители - лысые.
   7
   Я надеялся обмануть свое тело. Устать, измотать его, сделать так, чтобы хоть одну ночь тело проспало до утра.
   Тело не желало, чтобы его обманывали. К третьему дню езды организм окончательно запутался во временных поясах и перешел на двухразовый режим спанья. Я засыпал в семь вечера, просыпался в два часа ночи, а днем обязательно устраивал себе тихий час.
   Наверное, это возраст. Когда мне было лет двадцать, помню, я летал на Филиппины. Там я акклиматизировался за сутки, а в обратную сторону - за двое. Привыкнуть же к сибирскому времени я не смог даже спустя две недели.
   Недавно по телевизору смотрел ток-шоу с участием знаменитого и очень пожилого актера. Актер жаловался на возраст:
   - В детстве я просыпался, умывался, выбегал на улицу, болтал с друзьями, запускал голубей, бегал на речку, дергал девчонок за косы... каждый день успевал переделать огромное количество важных и интересных вещей.
   - А теперь?
   - А теперь жизнь строится так: Новый год, Новый год, Новый год...
   8
   Просыпаться ночью - неинтересное занятие. Свет не горит во всем составе. Пассажиры спят. Странно, но иногда спали даже веселые экологи.
   За неделю езды единственное, что изменилось в их купе, - вместо осточертевшего допотопного Queen они стали слушать кассету дурной русской поп-музыки.
   Я выбирался в коридор и часами стоял у темного окна. Кроме луны, смотреть в окне было не на что.
   Через приоткрытую дверь мне был виден спящий монголоидный сосед. На теле у него совсем не было волос. Может быть, азиатским мужчинам недостает тестостерона?
   Даже во время сна монгол не снимал носки. Они у него были серые, синтетические. Именно такие, которые начинают жутко пахнуть уже через три минуты ходьбы.
   В коридоре висело расписание прибытия на станции и часы с московским временем. Местное время выставлять бесполезно, потому что меняется оно иногда трижды за сутки.
   В туалете, рядом с купе проводников, я нашел объявление:
   Уважаемые пассажиры!
   Огромная просьба: по большой нужде в этот туалет не какать.
   Стенка не герметичная, и запахи
   идут к нам в служебку.
   В вагоне несли службу две проводницы. Одна работала днем, а вторая ночью. Обе - милые, предупредительные женщины. Ночная, сидя у себя в купе, читала толстую книжку о приключениях Конана-варвара.
   От нечего делать я полночи представлял, как работал бы проводником на таком длинном маршруте. Например, в паре с собственной женой. Решил, что терпения моего хватило бы доехать только отсюда до Москвы, а на обратном пути я, скорее всего, подал бы на развод.
   В полшестого утра поезд встал в поселке Ерофей Павлович. Такое вот странное название, состоящее из имени и отчества покорителя Приморья Хабарова.
   Я вышел из вагона. Проводница громко крикнула:
   - Ссать, что ли? Так ты давай ссы! Отвернусь! Прямо здесь вставай и ссы!
   - Да нет. Я посмотреть. Интересное название.
   Проводница стояла в метре от меня. Но орала так, будто я нахожусь на другом конце платформы.
   - Чего тут интересного-то? Тут даже вокзал на дрова разобрали. Ты лучше греться иди в вагон. А то сейчас внутри будет холоднее, чем на улице.
   Проснувшиеся пассажиры выходили из вагона и ежились. Несколько мужчин отошли чуть в сторону помочиться. Проводница громко кричала им, чтобы следили: то, что из них выливается, может примерзнуть к телу, так и не долетев до земли.
   Я полез обратно в вагон. Через двадцать минут поезд тронулся. Проводница налила мне кофе.
   - А название у Ерофея Павловича действительно интересное. Тут везде интересные. Завтра будем проезжать станцию Яя. Две "я". Во всех энциклопедиях на самом последнем месте стоит. А чуть дальше подряд идут три станции: Зина, Шуба, Зима. Мы их так и называем: "Зина, надевай шубу, скоро зима".
   9
   По утрам я натягивал брюки в одной климатической зоне, а вечером снимал совсем в другой.
   За окном проплывали пихтовые леса, маньчжурские сопки, настоящая тайга, прибайкальские степи и бетонные сибирские города, похожие друг на друга, как близнецы.
   Задолго до самих городов начинались кладбища транспортных средств. От рельсов, по которым мы ехали, и до самых сопок на горизонте - выпотрошенные железные коробки: автобусы, вагоны, легковые автомобили... обгорелые кучи металла.
   Ждать следующий город, следующую остановку пассажиры начинали сразу же, как только мы отъезжали от предыдущей. Они сверялись с расписанием, выглядывали в окно, делали вид, что все еще живы. В поезде, идущем неделю, доходящем с Тихого океана почти до Атлантики, делать больше нечего.
   С тех пор как я сел в вагон, прошло пять дней. За это время я успел: полностью исписать две гелевые авторучки, в клочья изорвать купленные в Хабаровске теплые носки, прочесть пять толстых еженедельных газет (две, правда, не до конца), отломать маленький кусочек коренного зуба, проехать пять тысяч километров, похудеть на дырочку в ремне, по самые глаза зарасти щетиной и выкурить семь пачек "Мальборо" в красной упаковке. А бабушка, едущая подо мной, успела связать два шерстяных носочка.
   Еще я успел много о чем подумать. Например, я много думал о деньгах. Согласитесь: очень приятное занятие - сутками лежать на верхней полке и думать о деньгах.
   Сколько денег нужно человеку для счастья? На самом деле нисколько, потому что счастье не измеряется в деньгах. Банально, но ведь правда!
   Чтобы много заработать, нужно потратить большую часть жизни. То есть теоретически ты можешь оказаться в ситуации, когда в руках у тебя миллион, но тратить его некогда, потому что все - жизнь прожита, пора умирать.
   Ни единому человеку в мире миллион долларов не нужен. Потому что потратить миллион - это за пределами человеческих возможностей. Ну и зачем тогда корячиться в попытках заработать?
   Все хотят больше зарабатывать. И только я хочу меньше тратить. Эффект в обоих случаях один и тот же, но насколько приятнее второй путь!
   Было время и я жил достаточно бедно. Но совершенно не парился по этому поводу. А когда появились деньги, единственное, о чем я смог думать: как бы сделать так, чтобы они никогда не кончались?
   И славы раньше у меня никакой не было. А когда я решил, будто стал знаменитым писателем, то тут же начал бешено ревновать к тем, кто казался мне конкурентом.
   Я спать не мог! Сидел, грыз ногти, злился...
   То есть вы понимаете, да? Это ловушка. Ты отдаешь палец, и эта штука откусывает тебе не руку, а голову.
   Зачем париться из-за того, что ты НИКОГДА не сможешь сохранить? Пришел вечер, когда я просто сел и подумал: а много ли в моей жизни вещей, которые у меня невозможно отнять?
   Насчиталось всего несколько. Зато это ВСЕГДА будет моим. Семья: жена, которую я знаю большую половину жизни, и двое шумных, вечно бегающих детей... Церковь: пусть не очень знакомые, но близкие люди... А главное: Тот, Кто согласился за меня умереть...
   Вот ради таких штук и стоит жить. А остальное - пердула собачья.
   10
   Последнюю ночь пути я, как и все предыдущие ночи, провел на своей верхней полке. Все думы были передуманы. Я просто собирался уснуть. В дверь купе постучали. Местного времени было два часа ночи.
   Я открыл. Снаружи стоял сосед-эколог. Он был налит алкоголем до краев.
   Посмотрев мне в подбородок, он негромко сказал:
   - Командир! Ебтваюмать!
   - Это все?
   - Ебтваюмать!
   - Это я слышал. Это все?
   - Это... ы-ы... Ебтваюмать!
   Я закрыл дверь. Вернулся на полку. Едва я задремал, в дверь постучали снова.
   - Что надо?
   - Ебтваюмать!
   - Что-нибудь кроме этого скажешь?
   - Погоди... Не обижайся... Понимаешь: ебтваюмать!
   Утром за окном показалась Москва. Транссибирский экспресс закончил свой самый длинный на свете рейс.
   Десять
   1
   Отец Войчех, монах-доми
   никанец, служащий в церкви Св. Екатерины на Невском, рассказывал мне, как недавно ездил в Краков на юбилей. Один из краковских доминиканцев отмечал 65 лет священства.
   Я удивился:
   - Шестьдесят пять?
   - Шестьдесят пять. Он стал священником в 1936-м. И с тех пор каждое утро встает, умывается и идет в часовню молиться. Ничего нового: каждый день встает, умывается, идет молиться. Шестьдесят пять лет подряд... Мир несколько раз полностью изменился с тех пор, как он начал ходить в эту часовню... а он и до сих пор туда ходит. Говорят, в том месте, где он молится, в огромных каменных плитах образовалось углубление, протертое человеческими коленями.
   Если подумать над историей жизни этого знакомого отца Войчеха, то многое в Католической церкви станет понятнее. В большой, насчитывающей полтора миллиарда верующих Католической церкви. И в не очень большой католической церкви Св. Екатерины, расположенной на Невском проспекте, в которую хожу я.
   2
   Не знаю как вам, а мне иногда бывает забавно наблюдать, НАСКОЛЬКО окружающие меня люди лишены памяти. Проводя день за бессмысленной болтовней, а вечера у телевизора, мои современники живут так, словно они первое поколение землян... прежнего нет, будущего не будет... они ничего не помнят, потому что им НЕЧЕГО помнить.
   В этом смысле прихожане церкви Св. Екатерины здорово меня удивляют. Вроде бы обычные люди... но - не совсем обычные.
   Кое-кто из приходящих сюда на воскресные мессы бабушек до сих пор помнят, как участвовали в евхаристических процессиях, проходивших до войны. И помнят рассказы своих бабушек. Которые в свою очередь участвовали в точно таких же процессиях... проводившихся тоже до войны... скажем, до какой-нибудь русско-турецкой войны.
   Сегодня в церкви Св. Екатерины служат священники-доминиканцы. А в XVIII столетии здесь служили несколько иезуитов. То столетие для иезуитов складывалось не самым удачным образом. В 1773 году по всему миру орден был запрещен, имущество иезуитов конфисковано, а священникам предложили перейти в иные ордены.
   Знаете, что интересно? Единственные иезуиты, которые не выполнили предписаний, жили у нас, в церкви на Невском проспекте. С той стороны церкви, что выходит к Русскому музею, двести лет назад стоял деревянный домик последнего генерала ордена иезуитов. Как-то во время пожара домик сгорел, а сам генерал задохнулся дымом. Сегодня на этом месте открыт магазинчик по продаже пиратских CD и вечно толпятся панк-девушки в ботинках DrMartens.
   3
   За имуществом в моей церкви следит очень ответственный мужчина по имени Женя. Должность его называется красиво - старший ризничий. Проще говоря, Женя работает церковным завхозом.
   Женя хорошо ко мне относится. Он сам просил называть его просто по имени, и я уже привык так его называть, хотя на самом деле Женя родился в один год с моим отцом и называть бы мне его Евгением плюс отчество, но он возражает.
   Как-то я не рассчитал время и пришел в церковь приблизительно за час до начала вечерней мессы.
   Снаружи была зима. Я просто сидел в церкви и ждал, когда пройдет время. Женя копался в электропроводке. Потом перестал копаться и спросил:
   - Скучно?
   - Да нет.
   - Хочешь посмотреть крипту Понятовского?
   Первые два слова я понимал, а вторую пару нет. Но на всякий случай кивнул:
   - Хочу.
   - Пойдем.
   Женя зашел в служебное помещение, где висел стенд с ключами: "Ризница", "Зал для катехизации", "Библиотека", "Кабинет настоятеля". Над одним ключом висела бирочка: "Крипта Понятовского".
   Он взял ключ со стенда. Мы вышли во двор и обогнули церковь. Церковный двор был покрыт снегом цвета мазута. Мы спустились по небольшой лесенке, и Женя отпер могучую средневековую дверь, ведущую в подвалы храма.
   На самом деле Станиславом-Августом Понятовским звали последнего короля независимой Польши. Русская тиранесса Екатерина Вторая колесовала его страну, но взамен позволила низложенному королю занять место в своей постели. Ходили слухи, что император Павел рожден не от законного Екатерининого мужа, а как раз от Станислава-Августа.
   Понятовский умер в Петербурге. И, как оказалось, был похоронен в подвале моей церкви. Там находится его крипта, в смысле - гробница.
   Я ходил мимо его могилы несколько лет подряд. И даже не подозревал, что под фундаментом церкви расположена чья-то могила. Тем более - могила настоящего короля. А люди, толпами бредущие по Невскому проспекту, не подозревают об этом и до сих пор.
   Подвалы, что расположены под моей церковью, огромны. Помимо короля, здесь похоронен наполеоновский генерал Моро. А столетие назад здесь находилась и гигантская храмовая библиотека, состоявшая из десятков тысяч старинных томов. При Советской власти эти книги были просто выброшены во двор и сгнили от сырости.
   Помещение было низкое, сводчатое, выложенное рыжим кирпичом. Место, где располагалась гробница Понятовского, отгорожено толстой металлической решеткой. На решетке изображен герб польских королей.
   Монарха похоронили в золотой короне, высоких рыцарских перчатках и горностаевой мантии. Через тридцать лет после похорон император Александр Первый зачем-то решил вскрыть гроб своего возможного деда.
   В сопровождении адъютанта и двух дам он ночью прибыл в собор Св. Екатерины. Тогдашний ризничий взял ключ, который теперь хранится у Жени, и царь спустился в церковные подвалы.
   При свете свечей гроб был извлечен из подпола и вскрыт. Как только крышка гроба была приподнята, оттуда вывалилась истлевшая голова в короне и с громким лязгом покатилась по ступеням.
   Обе дамы рухнули в обморок. Мужчины в ужасе упали на колени и начали молиться. Через полчаса царь уехал из церкви и больше никогда не пытался вскрыть гробницу. А потом, я думаю, о ней просто забыли.
   4
   Петербург всегда был самым
   католическим городом страны. В начале ХХ века католиков здесь насчитывалось приблизительно 70 тысяч. Каждый восьмой прохожий на улице.
   Эти люди заботились о своей церкви. Мои современники давно забыли о том, что если они из своего кармана не оплатят ремонт храма, то за них этого не сделает никто. А те люди помнили об этом постоянно.
   Накануне революции дома вокруг церкви составляли своего рода католический городок. Здесь была своя школа. Вернее, даже две - для мальчиков и для девочек. В школах преподавали лучшие профессора города. На органе моей церкви (лучшем органе столицы) играл молодой чиновник Министерства юстиции Петя Чайковский.
   Потом все кончилось. Орган сгорел. Имущество было конфисковано. Последнего настоятеля Св. Екатерины расстреляли на Пасху 1918 года.
   Несколько раз я приходил в огромный церковный двор, гулял по его закоулкам и с тоской рассматривал трескающиеся стены.
   Господи! Сколько всего было! Сколько труда... сколько сил положено на то, чтобы построить все это. Люди отдавали церкви лучшее. Старались. В чем-то себе отказывали... и зачем? Где все это? Что от всего того осталось?
   Только недавно до меня дошло: остался я.
   Ничего не кончилось, потому что есть кому все это продолжать. Те, прежние прихожане, сделали свою часть работы. Я сделаю свою. Потом, когда я умру, придет кто-то еще...
   Это не закончится никогда. Главное, чтобы каждый из нас сделал свою часть работы хорошо.
   5
   В католических церквях всегда много живых цветов. Я давно привык к этому. И все-таки удивился, придя в тот день на службу и увидев, что перед алтарем, перед статуей Девы, по всему храму стоит огромное количество роз.
   Причем не просто роз, а роскошных, длинноногих и большеголовых. Очень дорогих. Не меньше чем на полтысячи долларов. А может быть, и на всю тысячу.
   Я спросил у отца Войчеха, откуда это?
   - Мирей Матье привезла.
   - Певица?
   - Да. После концерта собрала все цветы, которые ей подарили зрители, и привезла сюда. Попросила поставить перед алтарем и статуей Девы Марии.
   - Ничего себе! Все-все цветы?
   - Все. Она сказала, что хочет хоть чем-то отблагодарить Того, Кто дал ей все...
   Прежде чем пройти внутрь любого католического храма в мире, вам нужно будет опустить руку в сосуд со святой водой и перекреститься.
   Прихожане, собирающиеся на вечернюю мессу, делали все как нужно. После того как они осеняли себя крестным знамением, на лбу у них оставались капельки воды. Совсем маленькие.
   В Петербурге сегодня открыто пять католических храмов. Службы проводятся не менее чем на восьми языках. В том числе на корейском - легко ли вам представить церковную службу на корейском языке?
   В отличие от церкви Св. Екатерины, остальные храмы были отремонтированы целиком и быстро. А вот в храме на Невском полностью восстановлена лишь одна часовня.
   Большой парадный вход в храм с Невского до сих пор закрыт. Чтобы попасть на службу, прихожане проходят через двор и маленькую часовню.
   Стены из желтого мрамора. Резные капители колонн. Я вспоминал, что говорил отец Войчех по поводу краковского священника-доминиканца, и соглашался: дело важное... спешить действительно незачем... впереди - вся жизнь... даже больше, чем вся жизнь.
   Народу на вечерней мессе присутствовало совсем немного. Я сосчитал: двадцать три человека. Большинство - женщины. Молодых людей всего несколько. Один - с модной бородкой и в дорогих английских ботинках. Плюс монахини двух конгрегаций: одетые в серое францисканки, родом из Польши и Сирии, сестры-доминиканки из Латинской Америки...
   Человеку, больше привычному к православной службе, трудно поверить, но чин мессы все присутствующие знали наизусть. Встав плечом к плечу, петербургские католики запели древний латинский гимн:
   - Adoramus Te, Christe, bemedicimus Tibi,
   Quia per Crucem Tuam redemisti mundum...
   6
   Потом служба кончилась. Выбравшись из двора, я попал на Невский проспект. Он показался мне странным.
   Мимо церкви брели богатые иностранцы из "Europe-Hotel". Ошалевшие от безденежья бородатые художники пытались втереть им свои мутные полотна. Иностранцы морщились и уходили. Художники возвращались к недопитой водке и недоигранным партиям в шахматы.
   Я задрал голову. Над входом в храм было установлено многометровое, но почти невидное снизу распятие. Распятие поддерживал мраморный ангел. На поперечной перекладине сидел голубь.
   Я опустил голову и зашагал к метро. Больше всего распятие было похоже на надежный гвоздь. Он накрепко... намертво скреплял суетливую землю с низко висящими... со столь недалекими от нас небесами.
   Илья СтогоFF