Стогоff Илья. Революция сейчас !

   Анархисты СССР осознавали: они превратились в реальную политическую силу. Пытаясь закрепить успех, лидеры леваков начинают пробиваться во власть. В 1989 году лидер КАС москвич Андрей Исаев выставляет свою кандидатуру на выборах народных депутатов. Ленинградец Рауш баллотируется в Ленсовет. Власть отказывается регистрировать кандидатуры анархистов.
   Тем не менее в Куйбышеве, Томске-7 (Северске), Хабаровске и Харькове кандидаты от анархистов проходят в местные Советы. Еще и в 1995-м левак с двадцатилетним стажем Владимир Чернолих проводил анархическую линию в органах законодательной власти Иркутска.
   Тогда всем казалось, что все только начинается.

Как я был хунвейбином

   - Анархистом учителя обзывали меня еще в школе. В смысле - раздолбаем, не желающим учиться. Как-то я специально сходил в библиотеку, почитал, кто такие анархисты. Портрет Бакунина мне понравился. Помню, я представлял, как было бы круто носить не пионерский значок с портретом Ленина, а черный анархистский значок с лицом этого бородатого дядьки...
   Уже тогда я понимал, что анархизм для меня - это надолго.
   Склонность к террору для анархистов конца 1980-х - явление не типичное. Исключения, правда, бывали. Например, в Москве действовал ультрарадикальный МСА (Московский Союз Анархистов) во главе с бывшим майором милиции Александром Червяковым. В группе был введен строжайший сухой закон, организована она была, как военизированный отряд. Позже МСА в полном составе трансформируется в охранное агентство.
   Однако самой радикальной анархической группой в СССР конца 1980-х был ленинградский Союз анархистов-максималистов. Лидером Союза был Дмитрий Жвания.
   Сегодня Дмитрий - кандидат исторических наук, обладатель нескольких журналистских премий и отец двоих детей. А пятнадцать лет назад - только случайно он не вошел в историю как петербургский Герострат...
   - В 1987-м я пришел из армии, поступил в Педагогический институт имени Герцена. Еще на экзаменах меня предупредили: никаких молодежных закидонов типа длинных волос и всего такого. Ага! На лекции я ходил с косой ниже плеч, в старинной гимнастерке и рваных джинсах. Для того времени это был эпатаж.
   Едва поступив, я взял в институтской библиотеке классиков анархизма: Кропоткина и Бакунина. Помню, долго удивлялся: почему эти книги не запрещены?! Революция не может быть не мировой!.. На место Бога мы поставим сатану!.. Короче, все, что я хотел услышать, я услышал.
   Подпольщик без организации - плохой подпольщик. Я стал думать, где взять сторонников. Пробовал общаться с футбольными фанатами, хиппи, художниками и поэтами, которые тусовались в Доме культуры пищевиков. Для одной их выставки даже написал стихи:
   У тех, у кого слабые нервы,
   Пускай случится припадок!
   Испугались?
   Жирные стервы!
   Анархия - вот порядок!
   Выставка наделала шуму. Но в организацию никто из приятелей идти не хотел. Только очень постепенно у меня сложился маленький кружок, всего несколько человек. Хоккейный фанат, который начитался статей о "Красных Бригадах", несколько мутных типов в бушлатах, которые тусовались возле станций метро и называли себя анархистами.
   На собраниях я читал им Кропоткина, но было видно, что парням не интересно. Еще позже из армии пришел мой приятель, бывший хиппи, по кличке Макс Пацифик. В Вооруженных силах мозги у него встали на место, и от ненасилия он отказался. Все вместе мы решили, что пора действовать.
   Газеты тогда обсуждали проект нового "Закона о молодежи". Я решил, что раз анархисты против любых законов, значит, мы должны быть и против этого. Никакой организации у меня не было, но я составил листовку, которую подписал "Союз анархистов-максималистов".
   Множительной техники тогда никакой еще не существовало. Часть листовок я отпечатал на машинке сам, часть отдал печатать девушкам, которые были в меня влюблены. Когда набиралось штук тридцать-сорок, мы клеили их возле кафе "Сайгон", раздавали прохожим в метро. Один раз разбросали на концерте группы "Телевизор". Все равно это был мизер.
   Самое интересное, что через неделю я открываю газету "Смена" и обнаруживаю статью на целую полосу: разбирают аргументы "Союза максималистов". Не то чтобы после этого мы попали в политику, но я понял, что все становится серьезнее. Произошло это в самом начале 1988-го.
   Я много читал классиков анархизма, ходил по митингам. А организация не росла. Я успел жениться, потом как-то заболел, попал в больницу. Жена пришла меня навещать и принесла книгу дореволюционного анархиста Новомирского. Открываю, читаю: "Что должны делать русские анархисты? Грабить! Жечь! Убивать! Заниматься систематическим террором!"
   К тому, что я читал, я всегда относился очень серьезно. Прочел? Попробуй воплотить в жизнь! Когда навестить меня пришел Макс Пацифик, я предложил ему устроить взрыв во дворце Белосельских-Белозерских, напротив Аничкова моста. Тогда там располагался Куйбышевский райком комсомола.
   На выходные меня отпускали из больницы. Мы доехали до дворца, полазали внутри. В том месте, где сейчас расположен Музей восковых фигур, тогда находилась комната оперативного отряда. Взрывчатку мы решили заложить туда. И без человеческих жертв обойдется, и шуму наделаем.
   Мы стали готовиться к первому теракту. Как раз тогда от одного моего приятеля ушла очередная жена, перед этим наставив ему рога. Парень был в полном охуении. Из дому не выходил, целыми днями курил марихуану. Я ему говорю: "Кончай! Делом надо заняться! Сразу все забудешь!"
   Еще к нам прибился парень, который был женат на дочери ректора Политехнического института. Та девушка была очень богатой, стажироваться ездила в Алжир. Когда у нас всех начались неприятности, ее не то что в Алжир - на дачу больше никогда не выпустили!
   Сначала мы долго думали, где купить динамит. Связей тогда у нас еще не было. И тут жена приносит мне телефон, просто сорванный с объявления на столбе. Оказывается, в Ленинграде есть кружок по изучению идей Кропоткина и Бакунина. Ничего себе! Я позвонил и встретился с их лидером Петей Раушем. Он вывел меня на своих людей.
   Я думаю - вот оно! Сейчас создадим настоящую организацию! А оказалось... В общем, какие они анархисты! Сидят, болтают о многоукладной экономике. Типичные интеллигентские разговорчики. Сам Рауш выглядел, как карикатура на анархиста из фильма "Свадьба в Малиновке". В жару он мог выйти на улицу в одних желтых застиранных трусах.
   Я все равно выступил у них на собрании, предложил поучаствовать в листовочной кампании. Парни как-то сразу припухли. Начали говорить, что нас всех посадят, это тупик. А после собрания ко мне подошел молодой человек, который сказал, что готов мне помочь, но - тайно.
   Его звали Павел. Он работал освобожденным работником Кировского райкома комсомола. Чуть ли даже не секретарем. Какой-то он был... странный. Сам лимитчик и жена лимитчица, а живут в классной отдельной квартире. Взгляды - сверхрадикальные, а никого из классиков явно не читал. Ни с того ни с сего вдруг стал говорить, что к лету у него, возможно, появится оружие, предлагал организовать регулярные налеты на госучреждения.
   Я решил, что, раз такое дело, нужна конспирация. Система у нас была сложная: говорили, что встретимся у последнего вагона, а встречались у первого, говорили, что встречаемся в шесть, а это значило, что в пять. Путались, искали друг друга... Чаще всего наши встречи проходили на заброшенном стадионе у Нарвских ворот.
   Пока не решился вопрос со взрывчаткой, мы занимались листовками. Тогда за такие дела можно было надолго сесть. Для начала я съездил в Ригу. Остановился в общаге у каких-то русских женщин. Не подумай - никакого секса. Ночью сказал, что пойду позвоню жене.
   Выхожу - стоит на остановке какой-то кекс в кепочке, слушает в магнитофоне панк-рок на латышском языке. Я ему предложил расклеивать листовки, а он говорит: "Пошли!" Отмороженный... За полночи мы обклеили все основные места Риги и даже Дом правительства.
   Следующим этапом было расклеивание листовок в рабочих районах Ленинграда. Вдвоем с одним товарищем мы, сразу как спустились в метро, засунули одну листовку под стекло, к схеме станций. Интересное дело: народ сегодня и народ десять лет назад. Представь: через несколько вагонов от нас ехал какой-то работяга. Так он не поленился, перешел в наш вагон, прочел листовку и позвонил в милицию. Ну, а те связались с КГБ.
   Мы вылезли из метро и шли по Седьмой линии Васильевского острова к Большому проспекту. На каждый дом клеили листовку. Я смотрю: за нами идут. А на Большом уже стоит черная "Волга". Смешно: один из "Волги" выскочил и орет: "Стой! Стрелять буду!" Мой товарищ ему в ответ: "Стреляй из хуя! Сука!" В того, что был ближе, я кинул бутылкой с клеем.
   Мы бежали проходными дворами, и мы бы ушли - мы здорово оторвались. Но я умудрился заблудиться во дворах. Хоп! Тупик! Один к нам выходит и спрашивает: "Что? Сопротивляться будем?" Я еще подумал: цепью его, что ли, долбануть?.. Их было трое. Обычные парни. Если бы мы подрались, еще неизвестно, чья бы взяла. Но мы сдались.
   Нас посадили в "Волгу". Тот, который нас задержал, всю дорогу орал: "Сейчас приедем в отделение, я тебе покажу, как против Родины бороться!" Стриженый такой, в очечках. Сейчас, наверное, где-нибудь в бизнесе. Товарища посадили в камеру к проститутке, которая всю ночь показывала капитану ноги, а меня - к каким-то заблеванным бомжам.
   Под утро к моей камере подошел такой красавчик-мент и говорит: "Вы анархисты? Бляди! Почему вы, анархисты, были против... (Я еще подумал: против чего же анархисты?) ...против электрификации всей страны?!" Честное слово! Пока я сидел, очень мне хотелось этого мудака поймать где-нибудь, когда он будет без формы. Но, конечно, не поймал.
   После такого стресса я здорово разболелся. У меня был жуткий приступ аллергии, я даже у народных знахарей лечился. По тем временам все было действительно серьезно: лет пять строгого режима.
   Какое-то время меня не трогали. А незадолго до тбилисских событий 1990 года вышел Указ об ужесточении ответственности за оскорбление власти. Первым на допрос дернули моего товарища. Увезли на машине прямо с работы. Он мне звонит и орет: "Дима! Им все известно! Надо сдаваться!"
   На следующий день в институте я поговорил с деканом. Она оказалась ничего: сказала, что, когда я отсижу, она похлопочет, чтобы меня восстановили на факультете. Еще через день я прихожу в институт, а меня уже ждут люди.
   Как хочешь маскируйся - ясно, что люди из КГБ. Вышел я из кабинета только через двенадцать часов. Со мной разговаривали полковник, майор и два капитана. То есть к делу они отнеслись ОЧЕНЬ серьезно. Сперва я думал косить под такого дурачка: вот, мол, начитался всякого... Потом гляжу: докоситься можно до сумасшедшего дома.
   Они все говорили, как же так, ведь у вас жена беременная! А потом спрашивают: правда, что летом вы собирались ехать в Тулу покупать оружие? Стоп! - думаю. - Это-то откуда? Об этом я говорил только с Павлом. Но Павла-то они не взяли!
   Очень хорошо! Оказывается, у нас в организации есть стукач! То есть они ждали: сдам я им их собственного человека или нет? Ну, я его, разумеется, и вломил - вот адрес, вот телефон. После этого полковник с майором тут же встали и ушли.
   Тогда для меня было главное, чтобы они не узнали, что к взрыву в Белосельских-Белозерских все готово. Они ничего и не узнали. Скоро I Съезд народных депутатов отменил статью 71-1 (антисоветская агитация и пропаганда). Мое дело закрыли.
   Потом уже было троцкистское движение, поездки к товарищам в Европу. А тогда все мы на какое-то время легли на дно...
   Листовки, которые клеил Дмитрий Жвания в день ареста, сегодня выставлены на стенде в Музее политической истории. Слова "Пуля! Нож! Бомба! Петля!" выделены жирным красным маркером.

Десять лет спустя

   Во время одного из митингов летом 1999 года я спросил Петра Рауша, чего он, собственно, ждет:
   - Произойдет ли ваша революция или анархизм для вас - способ жизни внутри общества, которое вы оказались не способны изменить?
   - Черт его знает... - скривился Петр. - Ждем. Революционную ситуацию можно выжать из чего угодно. Все так нестабильно... может, чего и получится.
   Когда я разговаривал с Раушем, на нем были надеты мешковатые штаны защитного цвета и разношенные тапочки. Как и десять лет назад, Рауш проводит дни и ночи на пятачке возле Гостиного двора. Говорят, он живет на деньги, вырученные от продажи издаваемой им газеты. Торчащие из-под его черной фуражки волосы поседели. По слухам, на макушке у Петра большая лысина.
   ...В конце 1980-х в Конфедерацию анархо-синдикалистов ежедневно вступало до тридцати человек. Однако прошло всего два-три года, и с такой же интенсивностью ряды КАС начали таять.
   Уже в 1990-м происходит первый раскол: группа радикалов выходит из умеренной КАС и основывает АДА (Ассоциацию Движений Анархистов). Спустя еще год обе структуры окончательно разваливаются на множество взаимно враждующих кружков и группок. В 1992-м из АДА вышла группа анархо-коммунистов, создавших марксистско-ленинскую фракцию. На следующий день их противники объявили о создании кулацко-буржуйской фракции. К середине 1990-х исчезают и эти карликовые кружки.
   Численность активистов в выживших группах падает катастрофически. Десять лет назад в единой КАС состояло несколько тысяч человек. Сегодня от Калининграда до Владивостока их то ли двадцать три, то ли двадцать пять. После того как западные товарищи прекратили финансирование, распалось большинство троцкистских групп. Самая массовая анархическая газета страны "Новый Светъ" выходит сейчас раз в год. Ее тираж - около 100 экземпляров. Некогда она была ежемесячной и печаталась чуть ли не тридцатитысячным тиражом.
   Лидеры анарходвижения грызутся между собой, объявляют оппонентов исключенными из организаций и через листовки угрожают побоями при личной встрече. Лишь некоторые оказываются способны уйти в большую политику. Например, бывший лидер КАС Андрей Исаев какое-то время являлся крупным функционером в Федерации Независимых профсоюзов. Сегодня он - депутат Думы. Об анархическом прошлом Исаев больше не вспоминает.
   Последние съезды анархистов прошли в 1994-1995 годах. После этого ни на страницах газет, ни в реальной политике об анархистах ничего не слышно. Даже сами активисты не скрывают, что их основными занятиями в конце 1990-х стали бесконечные игры в преферанс и изредка - проведение не способных никого на свете напугать пикетов под рукописными транспарантами.
   Лидер группы "Рабочая Борьба" Петр Градов писал:
   В этой стране процветают тупость и конформизм. Студенты - аполитичные циники. Рабочие трусливы. Любой протест тонет в обывательском болоте. Неужели в России когда-то была революция?..
   Костяк "Рабочей Борьбы" некогда состоял из пяти активистов. Один из них сегодня целиком сосредоточен на семье, второй сделал неплохую карьеру в области журналистики, двое подсели на героин, а последний, напротив, героином торгует.
   Так - почти везде.
   Еще Владимир Ленин указывал, что "отчаяние, разочарование в идеалах, плюс неспособность проявить себя в политической жизни - первый шаг на пути, ведущем в террор". До последнего времени анархического террора в России видно не было.
   В 1997 году журнал "Мир Петербурга" писал:
   Левые радикалы - явление существующее. С этим необходимо смириться. Однако сегодня радикалы вряд ли способны перейти от лозунгов к конкретной террористической практике. Им элементарно не хватает материальной составляющей.
   Хуан-Карлос Маригелла настаивал: "Герилья невозможна без подготовительного этапа, когда городские партизаны действуют по формуле MGWMS: "Моторизация, Деньги, Оружие, Боеприпасы, Взрывчатка"". Если подготовительный этап у отечественных леваков и начался, то до его завершения пока далеко...
   Журналисты даже не подозревали, как они заблуждаются.

Глава 3
Взрывы на Улице Грез

Бомба для батьки Кондрата

   Вечер 28 ноября 1998 года. Краснодар. Улица Гоголя, неподалеку от железнодорожного вокзала. Милицейский наряд подходит к группе молодежи для плановой проверки документов. Милиционерам не понравился внешний вид и поведение молодых людей. Паспорт двадцатидвухлетнего студента Яна Мусела, гражданина Чехии, не понравился им еще больше: у чеха отсутствовал штамп регистрации. Ему было предложено проехать в отделение.
   В этот момент явно нервничающий юноша, стоящий рядом с Муселом, попытался передать свой рюкзак одному из соседей. По документам юноша оказался Геннадием Непшикуевым, уроженцем города Майкопа, студентом института иностранных языков. Милиционеры заставили Непшикуева развязать рюкзак и застыли с открытыми ртами.
   Внутри рюкзака лежало самодельное взрывное устройство. Взрывчатка была упакована в банку из-под лака, к которой крепились две армейские гранаты Ф-1. В качестве часового механизма был использован будильник. Постовые по рации вызвали подкрепление. Уже через полчаса с устройством работали саперы, а Мусел и Непшикуев разговаривали со следователями.
   Не дожидаясь начала допроса, уже по дороге в отделение, Непшикуев заявил, что "устройство предназначалось для того, чтобы кое-кого подорвать". Из расспросов выяснилось, что "кое-кем" был губернатор Краснодарского края Николай Кондратенко. Молодой человек шокировал следователей заявлением, что его задержали как раз в тот момент, когда он направлялся к зданию краевой администрации. На Мусела он указал как на курьера, привезшего взрывчатку из Москвы.
   Тем временем подружка чеха, российская гражданка Мария Рандина, подъехала к отделению, чтобы помочь Муселу, плохо знающему русский язык. Относительно Рандиной Геннадий заявил, что она также является членом их террористической группы. Все трое задержанных состояли членами анархистских группировок. Следователи разинули рты. Перед ними был настоящий политический терроризм. Предотвратить кровопролитие удалось лишь чудом.
   Милиционеры, задержавшие террористов, были повышены в звании и получили денежные премии в размере $1000. Очень скоро статьи об инциденте появились во всех официальных кубанских газетах. Губернатор края Николай Кондратенко в интервью газете "Кубанские новости" заявил, что неудавшееся покушение - это происки международного сионизма:
   Не любовь к евреям-труженикам объединила троих молодых людей из разных стран и территорий, которые несли заряд 1,7 кг тротила под здание администрации края. Их объединили деньги сионистских центров.
   Губернатор взял расследование дела под личный контроль. Восемнадцатилетнего Непшикуева следователям удалось склонить к сотрудничеству. Ему объяснили: чем больше о своих товарищах по террористической организации он вспомнит, тем легче следствию будет добиться снисхождения на грядущем суде.
   И Непшикуев начал вспоминать.

Это звонкое слово ФАК

   Партий, партийных лидеров, партийных членских взносов, партийной дисциплины - ничего этого у анархистов нет. Анархические группы больше напоминают кружки по интересам. В общенациональные ассоциации и федерации такие группы вступают методом самоприема. Захотел - вступил. Захотел вышел. Так было в дореволюционной России, так остается и сейчас.
   Крупных анархических структур в сегодняшней России несколько. Петербург и средняя полоса России объединены в радикальную АДА (Ассоциация Движений Анархистов). Москва и Урал - в глумливую, злоупотребляющую наркотиками ИРЕАН (Инициатива Революционных Анархистов). Анархисты Украины, Белоруссии и западных областей России входят в ФАРА (Фронт Анархо-Революционного Авангарда). А на юге страны, в Краснодарском и Ставропольском крае, действует структура с названием ФАК - Федерация Анархистов Кубани.
   Первые анархические группы появились на Кубани еще в 1989-м. ФАК была создана в середине 1990-х. В нее вошли несколько музыкантов, художников и просто любителей эпатировать общественность. Активисты клеили листовки, проводили концерты экстремального рока, ходили на демонстрации и издавали самиздатовские журналы.
   Во время выборов президента России в 1996 году анархисты из ФАК сорвали несколько дискотек, проводившихся в поддержку Ельцина. К началу 1997 года ФАК уже мог вывести на демонстрации под черным флагом до 55 человек. Для анархической организации того времени это было даже очень много.
   Главным для активистов Федерации была не столько политика, сколько авангардная культура. Например, анархо-феминистка "товарищ Танчик" выпустила рок-альбом "Двадцать Лет Под Кроватью", пользующийся большой популярностью на юге России.
   Жить анархисты старались вместе. Отделения ФАК появились в курортных городах типа Анапы и Геленджика. При региональном отделении ФАК в поселке Мемзай была создана толстовская коммуна. Ее члены вели совместное хозяйство, покуривали марихуану и ходили на митинги в защиту экологии.
   Кубань была не лучшим местом для подобной развеселой публики. Близость Кавказа и особенно Чечни делала национальный вопрос болезненным. Именно на Кубани действовала наиболее мощная ячейка ультраправого Русского Национального Единства (РНЕ).
   Насколько уверенно чувствуют себя местные националисты, можно судить по тому факту, что в 1995 году бойцы РНЕ провели целую карательную экспедицию против местных турок-месхетинцев. Все мужчины-месхетинцы были подвергнуты публичной порке, одной из женщин выстрелили в лицо из газового пистолета, а пожилую месхетинку правые ультрас до смерти забили ногами.
   Губернатор Краснодарского края Николай Кондратенко - личность тоже колоритная. Он возглавляет блок "Отечество", который объединяет казаков, коммунистов и членов РНЕ. Чуть не в каждом публичном выступлении батька Кондрат касается таких тем, как всемирный сионистский заговор и необходимость изгнания из России понаехавших чернозадых.
   Очень быстро веселые кубанские анархисты начинают конфликтовать с ультраправыми. Избиения краснодарских хиппи и активистов ФАК становятся регулярными. Для участия в побоищах молодые люди съезжаются в столицу края из всех прилегающих городов.
   14 ноября 1995 года около Дома книги в Краснодаре произошла массовая уличная драка. Несколько бойцов с обеих сторон оказываются в реанимации. Буквально на следующий день боевики РНЕ атакуют "Джем-Клуб", где собирались члены ФАК.
   Следующий инцидент произошел 7 ноября 1996 года. Объединенные силы ультраправых атаковали колонну ФАК сразу после митинга. Анархисты пытались укрыться в городском парке культуры. Там чернорубашечники догоняли их, валили на землю и затаптывали ногами. Чтобы остановить беспорядки, парализовавшие целый район Краснодара, к парку были стянуты все наличные силы ОМОНа.
   ФАКовцы пытаются бороться, но сталкиваются с противодействием краевых властей. На ФАК начинается организованное давление сверху. В течение нескольких лет подряд активистов исключали из институтов, выгоняли с работы, забирали в армию и проводили разъяснительные беседы с членами их семей. Чем дальше, тем менее веселыми становятся выступления краснодарских анархистов.
   В одном из своих изданий они писали:
   Террористы - те, кто строит тюрьмы, а не те, кто их взрывает. Террористы - те, кто бомбит городские кварталы и села, развязывает войны и загоняет молодых парней на бойню. Экстремисты не те, кто устраивает акции протеста, а те, кто, пользуясь нашим страхом перед аппаратом подавления, избивает демонстрантов, легализует массовые убийства и сгоняет население в фильтрационные лагеря.
   Государственный террор - основной источник насилия и террора...
   Никакой уход в коммуны и тусовки не спасал анархистов от столкновения с политической реальностью. И вот 28 ноября 1998 года трое анархистов были задержаны с бомбой для батьки Кондрата.

Коммунары на нарах

   Задержанного гражданина Чехии Яна Мусила выпустили на свободу после десяти дней содержания в изоляторе временного содержания. Ни консул, ни переводчик допущены к нему так и не были. Один из журналистов писал, что, выйдя из камеры, Ян несколько дней "пил водку, как истинно русский: на кухне, один, без закуски".
   Еще через четыре дня он был депортирован из страны. Марии Рандиной было предъявлено обвинение по статье 205 УК РФ (терроризм). Ей грозило наказание от 10 до 20 лет тюремного заключения.
   На самом деле в Краснодар Мария переехала всего за год с небольшим до ареста. Родилась она в Сибири. Школьницей входила в сборную команду России по спелеологии. Ездила исследовать пещеры по всей Европе и даже на Тихий океан. Именно эта молодая девушка открыла самую большую пещеру Восточной Сибири.
   В 1997 году Мария переехала к тетке в Краснодарский край и поступила на факультет журналистики Кубанского госуниверситета. Нравы, царившие на Кубани, были ей в диковинку.
   Едва поступив в Университет, Мария столкнулась с активной деятельностью Русского Национального Единства. По корпусам общежития ходили члены Студенческой Полиции, полностью укомплектованной РНЕшниками. Мария попыталась организовать акции протеста. В ответ администрация КубГУ затеяла дело об отчислении ее из вуза.
   Во время зимних каникул 1998 года Мария ездила в Москву на концерт английской панк-группы "The Exploited". Вернувшись в Краснодар, она решает провести студенческий митинг против произвола милиции и ультраправых в Университете. По городу расклеиваются листовки. Однако в назначенный день с раннего утра к месту акции были стянуты подразделения ОМОНа. Всех появляющихся там молодых людей подозрительной внешности задерживают.