Стоппард Том. После Магритта

   Телма встает и берет у Фута пулю.
    Телма. Это свинцовая пуля из пистолета двадцать второго калибра. Спасибо. (Она бросает пулю в жестянку; раздается звяканье) Сто пятьдесят.
   Она возвращается на место. Фут подходит к ней и заглядывает в жестянку. Наклонившись, он извлекает оттуда пригоршню пуль и тут же разжимает руку. Он снова нагибается и вытаскивает на сей раз две половинки разбитого фарфорового сосуда, который содержал в себе пули и служил противовесом люстре. Фут разглядывает корзину с фруктами. Потом роняет обломки обратно в жестяное ведерко. Он обращается к Телме
    Фут. Я обязан сказать вам, что ваш ответ меня не удовлетворил.
   Телма. Повторите вопрос.
    Фут. Не в нем суть.
    Телма. Задайте другой.
   Фут. Очень хорошо. Почему вы так долго не открывали дверь?
    Телма. Она была заставлена мебелью.
    Фут (скаля зубы). В самом деле? Ждали гостей, миссис Харрис?
    Телма. Наоборот.
    Фут. Если доверять моему опыту, так обычно поступают, как раз когда ждут посетителя.
   Телма. Не изощряйтесь в логике, меня вы с толку не собьете.
   Фут (рявкает). И часто вы нагромождаете у дверей мебель?
   Телма. Да. Это преступление?
    Фут (яростно). Хватит выуживать у меня мои профессиональные знания! Не для того я двадцать лет грыз гранит науки, чтобы любой невежда, узнав, что я полицейский, обращал мои мозги себе на потребу!
   Его крик заставил очнуться Харриса, который тем временем погрузился в свои мысли. Решив капитулировать, он встает.
   Харрис. Ну хорошо! Сколько можно играть в кошки-мышки?! Нет у меня телевизионной лицензии… я собирался ее приобрести, но как-то…
   Фут оборачивается к нему.
    Фут. Тогда, вероятно, у вас есть диплом Королевского хирургического колледжа?
   Харрис (ошеломленный). Боюсь, что нет. Я не знал, что это обязательно.
   Фут (говорит без пауз). У меня есть основания предполагать, что не более часа назад в этой комнате вы провели незаконную операцию без анестезии лысому негритянскому певцу ростом около пяти футов двух дюймов или пакистанцу — и что это только начало!
   Харрис. Неправда!
   Фут. Кроме того, этот дом — бардак!
   Харрис. А вот это близко к истине… Телма, я говорил тебе раньше и буду повторять снова и снова…
   Телма (сердито кричит). Заткнись, пожалуйста! Танцы, поездки, твои рубашки, массаж твоей матери — и так каждый день, нос утереть некогда!
   Харрис (на взводе). Как раз об этом я и хотел поговорить: нет ничего противней женщины, шмыгающей носом…
   Телма (кричит). Ну вот… стало быть, я подхватила насморк! (Отвернувшись от Харриса, она оказывается лицом к лицу с Футом.) Это преступление?
   Фут (в истерике). Предупреждаю в последний раз! (Яростно расхаживает туда-сюда) Говоря о бардаке, я имел в виду аморальное поведение: разряженные ведьмы шатаются пьяные, голые мужчины в резине свисают с люстры. (Проходя мимо граммофона) Есть у вас лицензия на музыку?
    Харрис. Всему этому имеется самое что ни на есть убедительное объяснение.
   Фут. Имеется, и я намерен извлечь его на свет Божий! Что это была за операция? (Фут вздрагивает, обнаружив перед собой цепочку жирных следов, пересекающих комнату. В радостном возбуждении он прослеживает отпечатки до двери ванной. Там он оборачивается и говорит спокойно.) Если вы по дешевке ампутируете конечности иммигрантам, боюсь, прокурор посмотрит на это косо.
   Входит взволнованный Холмс с гладильной доской.
   Холмс. Сэр!
    Фут. Это гладильная доска.
    Холмс (мгновенно сникнув). Да, сэр.
   Фут. А мы ищем обрубок — или обрубки смуглой ноги.
   Холмс. Верно, сэр.
   Мать. Это ведь ничего, что я практикуюсь?
   Фут. Нет, это очень даже чего! Можете утверждать, что в министерстве невысокие стандарты, но все же домашнюю хирургию мы считаем роскошью.
   Мать. Я практикуюсь только на тубе.
   Фут. Туба, трепан, скальпель… Инструментов и резиновых перчаток мало, чтобы в наши дни получить лицензию.
   Мать. У этого человека не все дома.
    Фут. То же сказали и в участке, когда я послал юного Холмса заглянуть на Мейфкинг-Виллас. Но, услышав, что здесь сегодня происходило, я убедился: вам очень многое известно про фортели Увечного Менестреля!
   Телма. Это такой танец?
   Харрис. Мы с женой без устали охотимся за новинками. И всегда готовы попробовать, если только это не дурной вкус.
    Фут (криком заставляет его замолкнуть). Будьте любезны не перебивать, я едва приступил к объяснениям. (Он делает паузу, чтобы собраться.) История произошла сегодня днем. Факты, похоже, таковы: в начале третьего старейшина труппы «Счастливые Черные Менестрели» — талантливый актер, но калека, вышел из своей уборной, загримированный под негра, и ворвался в помещение, где сидят кассиры. Затем, сломав свой костыль о головы этих достойных дам, неустрашимый одноногий засунул выручку в ботинок крокодиловой кожи, который, само собой, оставался у него лишним от пары, и был таков.
   Харрис. Наверное, в анналах преступлений второго такого случая не зафиксировано.
   Фут. Конечно, я реконструировал эту сцену предположительно, основываясь на показаниях свидетельницы, которая наблюдала его бегство вблизи Понсонби-Плейс. Там, как я убежден, преступника ожидали сообщники на мощном автомобиле. Они бы скрылись незамеченными, если бы не пожилая леди из дома семь, у которой нет других занятий, кроме как сидеть и смотреть в окошко на прохожих. Она увидела, как на улице промелькнула странная, безумная фигура. Будучи давней поклонницей шоу менестрелей, дама тотчас же узнала ее. Она разглядела даже сломанный костыль — деталь, которая бесконечно много говорит опытному детективу. Когда она добралась до входной двери, улица уже была пуста, лишь две монеты предательски сверкали на мостовой. Но, как бы то ни было, на, основе ее рассказа мне удалось восстановить последовательность событий. Правда, сейчас я склоняюсь к тому, чтобы изменить некоторые детали. Преступник, возможно, был подлинным чернокожим, который изображал фальшивого негра-менестреля, чтобы прокрасться через боковую дверь в помещение кассы. Такова картина в самых общих чертах. Мой лучший сотрудник, сержант Поттер, сейчас проверяет версию с другого конца — в театре «Виктория Палас». Не сомневаюсь, что в скором времени он позвонит мне по телефону и подтвердит мою гипотезу. В любом случае, думаю, теперь вы понимаете, зачем я здесь.
    Харрис. Нет, боюсь, все еще не догадываюсь.
    Фут. Тогда, может быть, вы объясните, что делал ваш автомобиль на Понсонби-Плейс сегодня в двадцать пять минут третьего?
    Харрис. Ах, так вот оно что!
   Фут. Именно. Не повезло вам, Харрис, с этим штрафным талоном… Из-за таких поворотов судьбы рухнуло уже не одно алиби. Мы выследили ваш автомобиль и послали констебля Холмса взглянуть на него.
   Харрис. Но мы понятия не имеем об этом преступлении.
    Фут. Что вы делали там, в другом конце Лондона?
    Харрис. Мы были на выставке сюрреалистического искусства в галерее Тейт.
   Фут. Наслушался я импровизированных алиби, но ни разу мне так не хотелось рассмеяться в голос.
   Телма. Возможно, вам полезно будет узнать, что моя свекровь — большая поклонница Мегрэ.
   Мать. Магритта.
    Фут. Боюсь, мне не понять, к чему вы клоните.
   Харрис. Поймете, когда я объясню вам, что она в совершенстве владеет тубой, поклоняется этому инструменту и интересуется всем, что с ним связано.
    Фут. Туба? (Зло.) За кого вы меня держите? Еще немного — и мое терпение лоп… (Бросив взгляд на мать, он видит тубу, которую она положила себе на колени.)
    Мать. А сейчас мне можно сыграть?
   Харрис. Услышав, что на кое-каких из выставленных полотен изображен инструмент, к которому она питает всепоглощающий, поистине маниакальный интерес, свекровь моей жены, а вернее, моя мать настояла на том, чтобы мы повезли ее на выставку. Мы уступили, хотя и не располагали временем: нужно было репетировать перед сегодняшним профессиональным выступлением в «Норт Серкьюлар Дансерама». Кстати, еще немного — и мы туда опоздаем. (Без паузы обращается к Телме) Ты уже подшила подол?
   Телма, всплеснув руками, немедленно стаскивает с себя платье и остается в бюстгальтере и трусиках. В ее движениях нет демонстративности, поэтому никто не обращает на нее особого внимания. Теперь ей нужно найти иголку и нитку, что она тут же и делает, не выходя из комнаты. В дальнейшем, однако, ее работу очень затрудняет отсутствие манекена. Она пытается накинуть платье на различные предметы мебели, но по той или иной причине — то мало света, то стул слишком низок — ни один из них ей не подходит. Наконец, естественным и плавным движением она вешает платье на Харриса, который этого просто не замечает. Зато Телме приходится, делая стежки, следовать за ним на четвереньках и уговаривать его постоять спокойно. Нет нужды говорить, что платье должно быть без рукавов и с пышной юбкой. Диалог тем временем продолжается без остановки.
    Харрис. Глядите на нее! Будь у меня более организованная партнерша, я достиг бы вершин!
    Фут. О вашем алиби…
   Мать. Все это чушь.
   Фут. Ага! (Поворачивается к ней.)
   Мать. Тубы в огне, тубы, приделанные к львам и нагим женщинам; тубы, висящие в небесах. Была даже женщина с тубой и мешком на голове, если я верно разглядела. Не думаю, чтобы он хоть раз брал в руки инструмент. По мне, так у этого человека не все дома.
   Харрис. Как говорит моя мать, выставка ее разочаровала.
   Телма. Должна сказать, меня тоже. Не люблю отзываться пренебрежительно о других творцах, но картины не выглядели живыми. Я не говорю, что они плохие — нарисовано хорошо, но не живые, понимаете?
   Фут. В данном случае это не важно. Встретили вы на выставке кого-нибудь из знакомых?
   Мать. Я видела сэра Адриана Баулта.
   Фут. Он это засвидетельствует?
   Харрис. Вам придется простить пожилую женщину. Сэра Адриана Баулта она видит повсюду.
   Мать. Я видела его в универмаге «Селфриджез».
   Фут. Ну ладно…
    Мать. Он покупал наволочку.
    Фут (громко). Пожалуйста, не будем отвлекаться от дела! Которое оборачивается вот чем: после Магритта вы, по всей видимости, вернулись к своему автомобилю, припаркованному на Понсонби-Плейс, и двинулись в путь ровно в ту минуту, когда там в последний раз видели удирающего менестреля, а соответственно нетрудно предположить, что вы его поджидали и увезли с собой.
   Харрис. Это чудовищное и совершенно голословное предположение, которое оборачивается бредом.
   Фут. Был там какой-нибудь независимый свидетель, который мог бы подтвердить ваши слова?
    Мать. Да… там был мужчина. Он махнул мне рукой, когда мы отъезжали.
   Фут. Можете вы его описать?
   Мать. Да. Он играл в «классы» на углу. На нем была просторная полосатая роба, как на каторжнике. Под мышкой у него была зажата дамская сумка, а другой рукой, с крикетной битой, он махнул мне.
   Фут (пошатнувшись). Вы сможете его узнать?
   Мать. Вряд ли. Он был в темных очках и хирургической маске.
   Харрис выступает вперед, чтобы вернуть разговор на стезю здравомыслия.
   Харрис. Моя мать немного запуталась, инспектор. Он не столько играл в классы, сколько был одноногим, а под мышкой он нес черепаху.
   Фут. Чей череп?
    Телма(ловко надевая на Харриса платье). Черепаху или же футбольный мяч — это был молодой человек в рубашке футболиста…
    Харрис. Если дозволите вас прервать: этот человек едва ли был молод, судя по его седой бороде и — если не ошибаюсь — седым бакам.
   Телма. Не хотелось бы заострять внимание на этом вопросе, но раз уж он поднят… Этот человек ковылял с такой прытью, на какую вряд ли способен дряхлый старик…
   Харрис. Мне было хорошо видно через ветровое стекло.
   Телма. Как раз шел дождь…
    Харрис. Дворники работали исправно…
   Фут. В любом случае этот человек независимо от его возраста, убеждений или пристрастий, видел, как вы отъезжали с Понсонби-Плейс сегодня в два двадцать пять?
    Харрис. Боюсь, что нет, инспектор. Он был слепой и прокладывал себе путь белой тростью…
   Телма. …футболист из «Уэст-Бромуич Альбион»… размахивал тросточкой из слоновой кости… ради Бога, Реджиналд, стой спокойно… и взберись-ка на стол, у меня спина разламывается…
   Харрис, взбирается на низенький стол, позволяя Телме немного распрямиться.
   Харрис. Моя жена немного запуталась…
   Фут. Итак, у вас нет лучшего свидетеля, чем слепой седобородый одноногий футболист с черепахой. А как вы объясните наличие животного? Это была черепаха-поводырь?
   Харрис. А нужны ли тут объяснения? Поскольку он слеп, он мог и не знать, что это черепаха. Он мог взять ее по ошибке — вместо, скажем, лютни.
   Фут. Лютни?
    Харрис. Или мандолины.
    Мать. На самом деле это была сумка из крокодиловой кожи.
   Фут. Боюсь, эти фантазии неприемлемы, несмотря на всю их живописность. У моей жены есть сумка из крокодиловой кожи, и я готов поручиться, что никто не спутает ее с музыкальным инструментом.
   Телма. Стоп! Не двигаться! (Все замирают.) Я уронила иголку.
   Харрис (глядя на часы). Бога ради, Телма…
   Телма. Помогите мне найти ее.
   Мать и Фут послушно опускаются на четвереньки вместе с Телмой. Харрис остается на столе. Мать и Фут оказываются лицом к лицу.
   Мать. Инспектор, если человек, которого мы видели, был слепой, то где другой свидетель?
   Фут. Какой еще другой свидетель?
   Мать. Тот самый, который сказал полиции, что там был наш автомобиль.
   Фут. Сударыня, вы затронули интересный вопрос. По иронии судьбы я сам живу на Понсонби-Плейс в доме четыре, и я видел из верхнего окна, как ваш автомобиль отъезжал от обочины.
   МАТЬ. А менестреля вы, значит, не видели?
   Фут. Нет, о нем я узнал позднее, когда пришел в участок и прочел показания старой леди. Он скрылся, должно" быть, буквально за мгновение до того, как я подошел к окну. Это и навело меня на мысль, что он, наверное, уехал в вашем автомобиле. Мне вспомнился желтый штрафной талон у вас на ветровом стекле, а остальное уже было проще простого. (Звонит телефон. Вставая и направляясь к телефону.) Ага, это сержант Поттер. Скоро мы узнаем, подтверждаются ли мои предположения фактами. (Фут берет трубку. Поиски иголки продолжаются. Харрис, облаченный в платье, терпеливо стоит на столе.)
   Телма. Нельзя ли включить верхний свет?
   Харрис. Лампочки нет.
   Телма. Возьми ту, что в ванной.
   Харрис. Она снова перегорела.
   Телма. Ну найди какую-нибудь! Живее!
   Мать поднимается на здоровую ногу, а Фут, ошеломленный, кладет трубку. Настольная лампа находится рядом с телефоном.
   Мать. Инспектор, не могли бы вы дать нам лампочку? (Фут смотрит сквозь нее) Лампочку. (Фут как завороженный поворачивается к лампочке. Он поглощен своими мыслями.) Вам понадобится носовой платок или перчатка. (Фут беспомощно хлопает себя по карманам.) Шерстяной носок тоже сойдет.
   Фут вяло садится, снимает ботинок и носок.
   Харрис. Что с вами, инспектор? Хотите проинспектировать свою ногу? (Фут надевает на руку шерстяной носок. Другой рукой он извлекает из кармана футляр, вынимает толстые темные очки и водружает их на нос.) Не уроните футляр. Фут!
   Телма. Пожалуйста, дайте же нам свет!
   Фут (спокойно). Да… конечно… извините… У меня ужасно разболелась голова и глаза… этот шок…
    Мать. Что случилось, инспектор?
    Фут. Похоже, такого ограбления, как я думал, в театре «Виктория Палас» не было. Более того, не было даже труппы «Черных Менестрелей», счастливых или несчастных, — ни в этом театре и ни в каком другом. Все мои построения оказались неверными до последней подробности, и в участке, не сомневаюсь, уже повторяют на все лады, что после своих прежних успехов в дедукции я не в меру возомнил о себе и в результате опростоволосился так, что остается только сквозь землю провалиться.
   Все удручены масштабом этого несчастья. Харрис, однако, не склонен к прощению. Он соскакивает со стола.
   Телма. Ох… мне очень жаль. Можем мы чем-нибудь помочь?
   Мать. Я всегда находила, что бананы — прекрасное средство против головной боли.
   Харрис (глумливо). Выходит, преступления, в котором мы, по-вашему, соучаствовали, на самом деле не было!
    Фут. Получается так, но прежде чем поздравлять себя, извольте все же объяснить свое невероятное, подозрительное поведение, которое констебль Холмс наблюдал через окно.
   Харрис. Все, что происходило сегодня в этой комнате, относится, вообще говоря, к разряду самых обыденных житейских обстоятельств. Констебль Холмс обладает, несомненно, таким же живым — и даже чересчур буйным — воображением, как и вы. Если, кроме выдумок, он располагает хоть какими-нибудь фактами, позовите его сюда и посмотрим.
   Фут. Очень хорошо! (Окликает.) Холмс!
   Телма. Инспектор, лампочка. Нам нужна лампочка.
   Мать прыгает на одной ноге к деревянному стулу у стены, чтобы взять его, хотя мы не увидим, как она это сделает. Фут по-прежнему не сводит глаз с Харриса.
   Фут. Имейте в виду, что мой промах связан исключительно с неверным толкованием и, что бы ни случилось сегодня на Понсонби-Плейс, ваша история содержит одну очевидную ошибку, которая выдает вас с головой. Ваше так называемое алиби — это ложь с начала и до конца.
   Харрис. Что вы имеете в виду?
   Фут. Вы заявили, что ваш свидетель — одноногий слепой музыкант.
   Харрис. Примерно так.
   Фут. Судя по всему, вам неизвестно, что слепой не может стоять на одной ноге.
   Харрис. Чушь!
    Фут. Дольше нескольких секунд равновесие сохранять невозможно. Если не верите, попробуйте сами!
   Воцаряется темнота, потому что Фут выкрутил лампочку.
   Харрис. И попробую!
   Мать. Сюда, инспектор.
   В абсолютной темноте, которая длится несколько секунд, Харрис начинает размеренно считать. Но голос Фута слышится отчетливей, чем его счет.
   Фут. Представляю себе — вхожу в столовую на работе и все внезапно замолкают. Нет, я этого просто не выдержу…
   Мать. Ну вот, наконец.
   Фут. Досаднее всего то, что, встань я на несколько минут раньше, мне удалось бы раскрыть дело и арестовать виновного, прежде чем о преступлении услышали бы в участке.
   Мать. Мне понадобится носок.
    Фут. До рассвета я был на деле с парнями из отделения С. Я оставил свою машину у дома, рассчитывая, что успею отогнать ее на платную парковку до того, как появится инспектор дорожного движения, вы ведь понимаете: нам, полицейским, нужно вести себя образцово. Ну вот, проснулся я поздно: голова разрывается от боли, кишечник в таком состоянии, что пришлось прервать бритье на середине. Об инспекторе я и не вспоминал, пока не выглянул в окно и не увидел, как ваш автомобиль отъезжает от единственного на дороге места парковки. Я бросил бритву и рванул на улицу, успев только схватить по дороге сумку жены — там была мелочь — и зонтик, чтобы укрыться от дождя…
    Мать. Вы не станете возражать, если я теперь возьмусь за инструмент?
    Фут. Я вымок до нитки, потому что не сумел раскрыть этот чертов зонтик. Бежать быстро я не мог: когда натягивал впопыхах пижамные штаны, сунул обе ноги в одну штанину. Я попрыгал так немного, несколько раз едва не ронял сумку в лужу и решил, наконец, послать все к черту и вернуться. Жена обвинила меня в том, что я сломал ей зонтик, а когда я снова выбрался на улицу, то получил штрафной талон. Денек выдался, скажу я вам, паршивей некуда.
   Мать. Свет!
   Включается люстра, и в комнате становится намного светлее, чем прежде. На выключатель нажал Холмс. Он все еще не отрывает от него руки, словно прикованный к порогу. Вдоль стола видны слева направо: 1) Мать стоит, поджав больную ногу, на деревянном стуле, который водружен на стол; на руке шерстяной носок; играет на тубе. 2) Люстра медленно опускается на стол. 3) Фут — одна нога босая, солнечные очки; ест банан. 4) Корзина с фруктами медленно поднимается. 5) Харрис — в женском платье, на голову надета наволочка, чтобы ничего не видеть; руки вытянуты, стоит на одной ноге и считает. 6) Телма, в нижнем белье, ползает вокруг стола, осматривая пол и шмыгая носом. Холмс отшатывается и замирает.
   Фут. Ну, констебль, я думаю, вы должны нам всем кое-что объяснить.
   Под звуки тубы люстра безостановочно опускается; когда она касается стола, свет гаснет. Или иначе: люстра скрывается в недрах тубы.

 
   1971