Эрик. Изволь! Отныне ты прокуратор!
   Йоран Перссон. Требуется еще утверждение риксдага…
   Эрик. Ни к чему! Я сам себе хозяин!
   Йоран Перссон. Пусть будет так!
   Входит придворный.
   Эрик. Говори!
   Придворный. Корабль герцога отплыл с попутным ветром…
   Эрик. Я погиб!
   Йоран Перссон. Снаряди погоню! Скорее!
   Придворный. Но благородный господин Нильс Юллен-шерна от себя просил сообщить кое-что, касаемое до этого обстоятельства…
   Эрик. Выкладывай, живее!
   Придворный. Дело в том, что герцог Юхан…
   Эрик. Йоран, Йоран!
   Придворный. Герцог Юхан тайно обвенчан с польскою принцессой…
   Эрик садится.
   Йоран Перссон. Тогда мы спасены; уж положись на меня!
   Эрик. Ничего не пойму…
   Йоран Перссон. Своим поступком герцог нарушил Арборгскую конституцию [8] и вступил в союз с чужой державой. Пошли ему вдогонку флот, схвати его, и да свершится суд над ним! Согласен?
   Эрик. Но чего я тем добьюсь?
   Йоран Перссон. Одним врагом у тебя будет меньше, и врагом опасным!
   Эрик. Братоубийственные раздоры, стало быть, не кончены.
   Йоран Перссон. Нет, покуда жив герцог Юхан, наследовавший, благодаря матери, кровь Фолькунгов от короля Вальдемара [9], – не будет мира в этой стране! (Придворному.) Немедля зови к королю адмирала Хорна – и да грянет буря!
   Эрик. Кто король – ты или я?
   Йоран Перссон. Сейчас как будто я!
   Эрик. Уж слишком ты силен, Йоран, Йоран!
   Йоран Перссон. Ничуть. Ты просто слишком слаб!

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

   Комната в доме Йорана Перссона. В правом углу плита и на ней кухонная утварь; возле нее обеденный стол. В левом углу письменный стол Йорана. Йоран Перссон сидит за столом и пишет.
   Мать (у плиты). Ты бы поел, мальчик!
   Йоран Перссон. Не могу, мама!
   Мать. Опять все перестоится!
   Йоран Перссон. Если и перестоится – только вкуснее будет! Будь добра, не мешай. (Пишет.)
   Мать (подходит к Йорану). Йоран, правда ли, что ты опять приближен к королю?
   Йоран Перссон. Да, правда!
   Мать. Отчего же ты мне ничего не сказал?
   Йоран Перссон. Яи вообще-то не словоохотлив, а кое о чем обязан помалкивать…
   Мать. И какое жалованье положил тебе король? Йоран Перссон. Жалованье? Я не спросил, а он позабыл сказать!
   Мать. Для чего же и служить, если не ради жалованья? Йоран Перссон. Да, матушка, таков твой взгляд на вещи, да только у меня-то взгляд совсем другой.
   Мать. Но мне надо трижды в день на стол собирать, какой уж тут другой взгляд! И что тебе делать при дворе, Йоран? Мало ты унижений натерпелся при прежнем-то короле?
   Йоран Перссон. На унижениях я вскормлен, матушка, я к ним сделался нечувствителен. Служить королю – мой долг, мое призванье, ибо он слаб и обладает странным даром всех превращать во врагов.
   Мать. Тебе ли быть ему опорой, сам едва на ногах держишься…
   Йоран Перссон. Нет, мне кажется, я могу его поддержать…
   Мать. Ты часто по доброте своей слишком много на себя берешь, Йоран… Вот, например, пригрел эту брошенную Агду с ребенком.
   Йоран Перссон. Ничего, им от этого не плохо. И все мы еще дождемся лучших времен.
   Мать. Знаешь, какая благодарность ждет тебя за твой благородный поступок?
   Йоран Перссон. И слушать не желаю про благородные поступки, и благодарности не жду никакой. Несчастная нуждалась в моей помощи – вот и все, совершенно просто.
   Мать. А теперь сплетничают, будто она твоя любовница.
   Йоран Перссон. Уж разумеется, но мне-то от этого нет вреда, только ей!
   Мать. Точно ли?
   Йоран Перссон. Точно ли? М-м!
   Мать. Агда вдруг вообразит, будто ты имеешь на нее виды, вот ты и окажешься виноват, что ее пригрел.
   Йоран Перссон. Ах, мать, в чем только я не был виноват? Что бы ни выкинул Эрик – винят меня, даже за эту историю с Карин, которой я изо всех сил препятствовал. Впрочем, теперь я понял, что лишь она одна может утешить и успокоить короля, и потому я стал ей другом…
   Мать. За все ты берешься, Йоран, смотри, как бы тебе не попасть в беду!…
   Йоран Перссон. Ничего!
   Мать. Не верь уж очень-то людям…
   Йоран Перссон. Я верю только себе самому! Я не рожден царить, но – властвовать; а коль скоро могу я властвовать только с помощью моего короля, король – мое солнце! Закатится солнце – и я угасну, вот и все, матушка!
   Мать. Ты любишь Эрика?
   Йоран Перссон. И да и нет! Мы соединены незримыми узами, будто вышли из одного помета, рождены под одной звездой. Его ненависть – моя ненависть, его любовь – моя любовь. И это приковывает нас друг к другу.
   Мать. Да, сынок, у тебя свой путь, я тут тебе не попутчица Агда (входит с трехлетней дочерью). Здравствуйте, тетушка, здравствуй, Йоран!
   Йоран Перссон. Здравствуй, детка; поди ко мне, Мария, скажи «здравствуй»!
   Мария (подходит к письменному столу, перебирает бумаги). Здравствуй, дядюшка!
   Йоран Перссон (ласково). Милый, милый цветик, разве можно трогать мои бумажки? Если б ты только знала, что ты наделала!
   Мария. А зачем ты все пишешь и пишешь? Йоран Перссон. Зачем? Если б я мог сказать! Вы, наверное, проголодались, будем обедать!
   Агда. Спасибо, Йоран, ты переломляешь свой хлеб с голодным, а сам…
   Йоран Перссон. Ух! Зачем ты так… А сколько раз я сиживал за чужим столом!
   Мать. А сам ничего не ест!
   Йоран Перссон. Совершенная неправда, когда я повесничаю по вечерам, я настоящий обжора и кутила не хуже других. Давайте-ка есть!
   Все садятся за стол. В дверь стучат. Йоран встает и заслоняет стол ширмой.
   Мария (закрывает лицо руками). Это Бука стучит? Мама, мне страшно!
   Агда. Не шали, Мария, никакого Буки нет!
   Мария. Нет, есть, мне Анна говорила! Я его боюсь!
   Сванте Стуре (входя, высокомерно). Не удостоит ли меня господин секретарь своим вниманием на минутку?
   Йоран Перссон. Хоть бы и надолго, господин советник…
   Сванте Стуре. Граф, с вашего позволения. Быть может, вы не знаете, – я граф.
   Йоран Перссон. Помилуйте, прекрасно знаю, тем более что я-то вас и пожаловал в графья!
   Сванте Стуре. И вам не совестно?
   Йоран Перссон. К чему этот тон! Я был советником короля во время коронации, и только благодаря моему ходатайству вы стали первым графом Швеции.
   Сванте Стуре. Боже, неужто своим возвышением я обязан какому-то острожнику!
   Йоран Перссон. Спокойней, господин граф! Юным вертопрахом мне случилось как-то раз проспаться в застенке, и я ничего не вижу тут зазорного, вас же следовало бы на весь остаток жизни туда упрятать за смуту и измену!
   Сванте Стуре. Вот как!
   Йоран Перссон (прячет бумаги на столе). Лишь великие заслуги ваши перед покойным королем Густавом спасли вас от заслуженнейшей кары. Теперь же – берегитесь!
   Сванте Стуре. Не тебя ли, поповское отродье?
   Йоран Перссон. Мать моя сидит за ширмой. Прошу не забывать!
   Сванте Стуре. И шлюха там же!
   Йоран Перссон. Стыдитесь, господин Сванте! Недавно я говорил о вас с королем; сказал ему, что Стуре всегда были славные, добрые люди; я и сейчас хочу так думать; но безумным высокомерием своим вы без конца себе вредите. Вы высокого рода, да, но что есть происхождение высокое? Что такое дворянин? Всадник! Управлять страною вы не умеете, знать ничего не желаете, кроме конюшни; презираете книжных червей, а меж тем им-то принадлежит настоящий день, спешащий мимо вас, не узнанный вами! Право и достоинство человека, уважение к чужому горю, снисхождение к греху – вот новые девизы, отнюдь не начертанные на гербах ваших. И я бы мог стать графом, но я не захотел, ибо мне назначено судьбою оставаться среди сирых и убогих, среди которых я рожден…
   Сванте Стуре. Стало быть, батальон писак и полк подьячих пусть стоит между королем и народом?
   Йоран Перссон. Государством должен править один, и никакие господа не должны стоять между королем и народом! Этому учит вся история наша, от Ингьялда, которого вы прозвали Опасным, ибо он сжигал мелких князьков, и Ярла Биргера [10] и Фолькунгов до Кристиана Тирана [11], рубившего князькам головы. «Король и народ» – вот что следует начертать на государственном гербе, и так оно когда-нибудь и будет…
   Сванте Стуре. Герб этот выкуете вы, конечно?
   Йоран Перссон. Как знать.
   Сванте Стуре (орет). Могу я, наконец, сесть? Или прикажете стоять?
   Мария (за ширмой). Мама, почему дяденька так страшно кричит?
   Агда. Тише, тише, детонька!
   Йоран Перссон. Сидите, стойте, как уж вам будет угодно, господин государственный советник, мне дела нет до рангов и отличий, я выше этого…
   Сванте Стуре. Черт возьми!
   Йоран Перссон. Не надо браниться, граф, там за ширмой ребенок и женщина…
   Сванте Стуре. Вы, кажется, вздумали воспитывать меня!
   Йоран Перссон. Да! Отчего бы нет? Как председатель королевского совета, я позволю себе сперва составить о вас понятие; ибо у нас теперь есть управа на непокорных…
   Сванте Стуре. Королевского совета?
   Йоран Перссон. Да, я верховный судия верховного суда…
   Сванте Стуре. Но я государственный советник…
   Йоран Перссон. Вы – советник, которого слушают, но не слушаются, я же королевский прокуратор, который приказывает и сам не слушается никого… если уж у нас пошла похвальба, как на конской ярмарке!
   Сванте Стуре. Прокуратор? Это новость!
   Йоран Перссон. Свежайшая! Вот и приказ лежит! Вместе с другими бумаги чрезвычайной важности!
   Сванте Стуре (несколько вежливей). Однако это целый переворот…
   Йоран Перссон. Да, и самый значительный после краха Карла Кнутсона [12] и церковной реформации…
   Сванте Стуре. И вы полагаете, шведские дворяне и риксдаг подчинятся этому новшеству?
   Йоран Перссон. Я уверен! У короля Эрика – войско, флот и весь народ!
   Сванте Стуре. Нельзя ли отворить окно? Вонь ужасная!
   Йоран Перссон (рассерженно). Да, несколько пахнет кухней, и когда вы уйдете, мы проветрим… после вас! Только вам надо скорей уходить, скорей. Понятно?
   Сванте Стуре уходит и задевает перьями шляпы о дверную притолоку.
   Голову, голову берегите! Господин Сванте!
   Сванте Стуре (возвращаясь). Я забыл перчатки!
   Йоран Перссон (берет перчатки каминными щипцами и таким образом протягивает Сванте Стуре). Прошу вас! (Сванте Стуре осторожно выходит, Йоран Перссон придерживает дверь, а потом плюет ему вслед.) Смотри у меня! Обидел моих – теперь береги своих, как сказала гадюка.
   Мария. Дяденька ужасно рассердился на дядю Йорана, да, мама?
   Йоран Перссон (нежно). Дяденька ушел, детка моя милая, и никогда больше не придет.
   Мать. Йоран, Йоран! А это правда, что ты ему сказал? Что ты прокуратор или как его?
   Йоран Перссон. Конечно правда!
   Мать. Значит, будь великодушен с врагами.
   Йоран Перссон. Уж это от них зависит. Как себя поведут. Их судьба в их руках и вот-вот решится.
   Мать. В их руках?
   Йоран Перссон. Да. Ведь господин Сванте пойдет сейчас болтать о том, что тут произошло; а у меня свои соглядатаи, и каждое злобное словечко этих князьков будет караться законом! А уж если они вступят в заговор – им несдобровать!
   Мать. Будь великодушен, Йоран…
   Йоран Перссон. Если знатные господа сами полезут на рожон, уж за мной дело не станет…
   Макс (входя). Вы звали меня, секретарь?
   Йоран Перссон. Сядь! (Матери.) Оставь нас, будь так добра! (Максу, дружески, но твердо.) Макс! Я слышал твой разговор с фрекен Карин…
   Макс. Я и не сомневался!
   Йоран Перссон. Зачем так резко, мой мальчик? Искренность твоих чувств я ни на секунду не подвергаю сомнению…
   Макс. А вам-то на что мои чувства?
   Йоран Перссон. О, я не хотел бы, чтобы эти чувства вредили тому, чья жизнь драгоценна для всех нас и для государства. Фрекен Карин может стать королевой, если ты оставишь ее в покое, и тебе не стоит печься о восстановлении ее чести, ибо этим займется сам король.
   Макс. Не сделает он ничего такого!
   Йоран Перссон. Выслушай меня, мой мальчик, то, что я сейчас скажу тебе – все равно что королевское слово; и я тебе приказываю – отныне не приближаться к фрекен Карин, ибо малейшее сомнение короля в ее любви сделает его несчастным, ее же – погубит. Ты говоришь, что любишь ее! Прекрасно. Так докажи же, что печешься о ее благе!
   Макс. Нет, не так, как вы его понимаете!
   Йоран Перссон. Хорошо же! Тогда тебя устранят! Смотри – вот приказ о переведении твоем в Эльвсборгскую крепость.
   Макс. Не желаю видеть никакого приказа!
   Йоран Перссон. Не кричи! Тебя заставят умолкнуть!
   Макс. Письмо Урии! Да?
   Йоран Перссон. Но, друг мой, ведь это ты соблазняешь Вирсавию, которая никогда не принадлежала тебе, стремясь разлучить ее с отцом ее детей. Послушайся моего совета – возьми письмо!
   Макс. Нет!
   Йоран Перссон. Тогда иди, ищи духовника, ибо часы твои сочтены!
   Макс. Кто счел их?
   Йоран Перссон. Я! Прощай, прощай навек!
   Макс. Какою властью вы судите меня?
   Йоран Перссон. Силою закона, карающего смертью тех, кто соблазняет чужих невест! Теперь ты знаешь. И довольно.
   Входит Эрик; Макс в страхе, незаметно ускользает за дверь.
   (Йоран Перссон звонит в колокольчик.) Простите, ваше величество!
   Эрик (нежно). Ну что ты! Мы здесь одни?
   Йоран Перссон. Да, почти! Там мать сидит, но пусть ее слушает, у нас ведь нет секретов.
   Эрик (обращаясь за ширму). Добрый день, матушка Перссон. Мы теперь в силе, я да Йоран, так что вы уж ничего не бойтесь!
   Мать. Знаю, ваше величество, я и не боюсь ничего!
   Эрик. Вот хорошо, вот и славно! А у меня новости, Йоран.
   Йоран Перссон. Добрые новости?
   Эрик. Уж от тебя зависит, как их повернуть!
   Йоран Перссон. Порой и скверные годятся!
   Эрик. Скажи, к примеру, – на что годится эта? Юхан, как знаешь ты, уже обвенчан с Катариной…
   Йоран Перссон. Это значит, что Польша с нами заодно против России.
   Эрик. Но значит ли это, что герцог стал выше короля? Йоран Перссон. Это мы еще увидим!
   Эрик. Далее, Юхан схватил моих послов и засел в Або вместе с взбунтовавшимися финнами!
   Йоран Перссон. Это значит, что герцог поднялся против своего короля и, следственно, должен лишиться свободы и жизни! Эрик. Ну, скажем, только свободы…
   Йоран Перссон. И жизни! Судьбу его решит риксдаг! Эрик (взволнованно). Нет, нет, не жизни! Я не хочу крови, с тех пор как у меня дети.
   Йоран Перссон. Соберется риксдаг и рассмотрит дело о государственном преступлении!
   Эрик. Нет, нет, только не жизни! Я спать не буду по ночам!
   Йоран Перссон. Великий твой отец, строитель государства, никогда не смотрел ни на дружбу, ни на родство. Интересы государственные – превыше всего!
   Эрик. Слишком ты силен для меня, Йоран!
   Йоран Перссон. Ничуть. Но пока могу, я буду защищать твою корону от врагов твоих!
   Эрик. А у меня есть враги?
   Йоран Перссон. Да! И злейший враг твой был недавно здесь!
   Эрик. Стуре!
   Йоран Перссон. Он. И боюсь, мы их слишком расхвалили. Граф Сванте, который потрудился нынче навестить меня, с тем чтобы меня оскорблять в своих нападках на твое правление и новшества…
   Эрик. Он оскорблял тебя? Но отчего ты отвергаешь дворянский титул, ты был бы тогда им ровней?
   Йоран Перссон. Нет, не хочу! Не хочу спорить с господами дворянами о знатности, в князьки не мечу. Покуда я с мелким людом – я сам себе хозяин и возвышен либо унижен буду только собственными делами!
   Эрик. Ты вечно прав, как это грустно, Йоран! Йоран Перссон. Вздор!
   Эрик. А подумал ты о том, что Юхан сродни дворянам, что их водой не разольешь?
   Йоран Перссон. Разумеется, я тотчас об этом подумал! Вот мы и сгребем их в один невод!
   Эрик. Подумать! Никогда я не чувствовал себя сродни ни Юхану, ни нашей знати. Оттого, верно, что я из немцев. Верно, оттого и планы женитьбы моей рушатся!
   Йоран Перссон. Но ведь ты женат, Эрик.
   Эрик. И да и нет. А знаешь – порой вдруг подумается – чего же лучше!
   Йоран Перссон. Ну вот! Может быть, и свадьба скоро? Эрик. Что дворяне скажут!
   Йоран Перссон. Не им жениться! Тебе!
   Эрик (ломает руки). О господи, вот бы… Ха-ха! Впрочем, не вмешивайся. Скажи, однако: что твоя-то свадьба?
   Йоран Перссон. Ну и ты не вмешивайся!
   Эрик. Ха-ха-ха! А знаешь, с тех пор как в тебя попала стрела Амура, ты мне стал как-то больше нравиться, я тебе, пожалуй, больше верю. Нельзя ль взглянуть на твой платоновский прообраз?
   Йоран Перссон. Смею ли я просить моего высокочтимого друга не потешаться над тем, что должно быть свято для каждого благородного человека…
   Эрик. А ты негодяй, Йоран!
   Йоран Перссон. Был прежде, теперь не тот; но знаю, если она меня покинет, я стану прежним!
   Эрик. Прежним! Йоран – Дьявол из «Сизой голубки»!… «Под злата звон, под гром булата…»
   Йоран Перссон (показывает на ширму). Ш-ш! Не буди страшного прошлого… я был зол тогда, потому что никто меня не любил…
   Эрик. И что ты мелешь, Йоран! Неужто ты веришь, что она тебя любит?
   Йоран Перссон. Что? Что ты сказал? Кто наговорил тебе? Кто? Кто?
   Эрик. Постой! О чем ты? Я ничего не знаю, сказал наобум, ведь нередко так бывает.
   Йоран Перссон. Не задевай этой струнки, Эрик, не то дьявол снова сойдет в мою душу, где я недавно поставил небольшую капеллу неведомому Богу…
   Эрик. Ха-ха-ха!
   Йоран Перссон. Да, странная вещь – любовь, она будит в нас память о детской вере…
   Эрик. Гм!
   Йоран Перссон. Ну и смейся!
   В дверь стучат.
   Открыть?
   Эрик. Пожалуйста! Есть только один человек на свете, с которым мне бы не хотелось встретиться.
   Йоран Перссон вопросительно смотрит на него.
   Это отец Карин! Солдат Монс!
   Йоран Перссон (отпрянув от двери). Солдат Монс!
   Монс (решительно входит, сперва не узнает короля, подает бумагу Йорану). Прочтите, господин секретарь, сделайте милость. (Узнает Эрика, смущается, потом медленно стягивает каску.) Король! Надо бы на колени пасть, но не могу я, видит бог, хоть вы меня режьте. (Пауза.) Рубите голову с плеч, коли честь отняли!
   Эрик. Твоя честь, Монс, может быть восстановлена…
   Монс. Это если замуж ее за кого выдать? С тем-то я в аккурат и пришел.
   Йоран Перссон. Речь не о том… Что думаете вы о поведении герцога Юхана и о приговоре?
   Нильс Юлленшерна. Герцог Юхан возмутил Финляндию и Польшу против своего отечества и справедливо приговорен риксдагом к смертной казни. Король Эрик его помиловал – и это делает честь сердцу короля.
   Йоран Перссон. Хорошо же! Но что тогда вы скажете о замысле вдовствующей королевы вместе с дворянами, которые хотят торжественно встретить злодея, когда его будут тут провозить?
   Нильс Юлленшерна. А то и скажу, что они делаются приспешниками злодея и должны разделить его участь.
   Йоран Перссон. Особа вдовствующей королевы, разумеется, неприкосновенна, но Стуре и прочие – дело иное. Как только станет ясно, что они хотят чествовать злодея, я прикажу их арестовать тут же, при входе на мост. В рыбачьей хижине засели мои люди. Но нам важно, чтобы вы, один из государственных мужей и родственник Стуре, поддержали наше предприятие.
   Нильс Юлленшерна. Долг свой я исполню, но беззакония не поддержу…
   Йоран Перссон. Все будет по закону, риксдаг осудит Стуре точно так же, как осудил он герцога Юхана.
   Нильс Юлленшерна. Тогда я согласен, но сперва поглядим, посмеют ли эти господа открыто, при мне, переметнуться к предателю. Я жду невдалеке, дайте мне сигнал, выстрелите, и я тотчас же тут буду. Прощайте покамест!
   Йоран Перссон. Постойте. Всего одно слово, Юлленшерна! (Идет за ним следом.)
   Сторож (выходит из сторожевой будки вместе с Педером Веламсоном). А по мне, господин хороший, лучше всего тут подойдет пила!
   Педер Веламсон. Пила?
   Сторож. Она! Подпилить мостовые балки, а при входе на мост часового поставить. Пойдут господа герцога встречать, а часовой им – «не ходите на мост!». Негромко так, и всего-то разок. Они, ясное дело, не послушают, мост рухнет, и всем им конец.
   Педер Веламсон. Так тоже можно, только возни много; да многие и плавают отменно. Вот я на днях одного прапорщика, Монса, топил. Сунули мы его, как котенка, в мешок, ноги ему заковали, груз привесили. И – виданное ли дело! – всплыл не хуже речной выдры, и пришлось глушить его дубьем, как налима к крещенью глушат.
   Сторож. А-а, стало быть, это ты с Монсом-то разделался…
   Педер Веламсон. А то!
   Сторож. Чистая работа! Концы в воду – и поминай как звали. А то ведь от судов этих да следствий – толку мало, правда – она что дышло, любого каналью обелить можно, ежели к делу умеючи подойти. Прокуратор наш – тоже малый не промах, да уж больно охоч он бумагу марать…
   Педер Веламсон. Не всегда, не всегда. Но с герцогом тут и впрямь все должно быть честь по чести…
   Сторож. А герцогиня-то, полька, с ним, что ли?
   Педер Веламсон. Нет, говорят, она после, сама по себе пожалует…
   Сторож. Ну-ну… Грипсхольм – он большой, стены толстые, так что и не услышишь, что внутри деется.
   Йоран Перссон (входит). Педер Веламсон!
   Педер Веламсон. Прокуратор!
   Йоран Перссон. Стань на страже и никого на мост не пускай; герцог с другой стороны едет.
   Педер Веламсон. Будет исполнено!
   Йоран Перссон. Сторож! Гляди во все глаза и все запоминай, будешь свидетелем.
   Сторож. Свидетелем? А кое-кто скажет – это уж верно, – что я все вру!
   Йоран Перссон. Это мое дело. А ты делай свое! Тс-с! Идут! По местам! (Уходит в глубь сцены направо.)
   Сванте Стуре, Нильс Стуре, Эрик Стуре, дворяне, свита, несут венки и букеты. Нильс Стуре несет большой венок, украшенный герцогскими гербами и золочеными сплетенными вензелями Ю и К.
   Сванте Стуре (Нилъсу Стуре). Повесь этот венок на мосту, чтобы путь в тюрьму нашего родича и друга прошел как бы через триумфальную арку (разглядывает венок). Ю – Юхан, К – Катарина!
   Нильс Стуре. Но К может означать и герцога Карла!
   Эрик Стуре. Тише ты!
   Сванте Стуре. Дети, не шумите! Пусть же торжественность минуты взывает к миру, когда бушуют братоубийственные распри и воскресают раздоры Фолькунгов. Не замок ли Нючёпинг видим мы вдали?
   Нильс Стуре. Нет, это Готуна!
   Эрик Стуре (простодушно). Да ведь это же Грипсхольм!
   Нильс Стуре. Он не понял! И он не знает, что герцог Юхан из рода Фолькунгов!
   Сванте Стуре. Тише, тише.
   Нильс Стуре идет с венком на мост.
   ПедерВеламсон (преграждая ему путь алебардой). Назад!
   Нильс Стуре. Ух ты, как расхрабрился, грозный Циклоп!
   Педер Веламсон. Поосторожнее, щенок! Если б твой папаша сызмальства тебя воспитал получше, ты б не стал смеяться над чужим несчастьем!
   Нильс Стуре. Это не несчастье, что ты одну гляделку потерял. Надо бы обе!
   Педер Веламсон. Как бы с тобой несчастья не было, молокосос!
   Сванте Стуре. Что этот солдат себе позволяет?
   Педер Веламсон. Солдат короля позволяет себе исполнять приказ, а кто подойдет – получит по голове алебардой.
   Сванте Стуре. Этого следовало ожидать! Подумать только! Плебей – представитель короля! Хам – выше дворянина, канцелярская крыса – выше воина! Безродный – выше знатного! О страна, страна!
   Лейонхувуд. А знаешь ли ты, что этот малый племянник Йорану Перссону, сын его сестры?
   Сванте Стуре. Не знал. Теперь я понимаю!
   Стенбок. Оказывается, у этого канальи Перссона есть хоть что-то одно хорошее?
   Лейонхувуд. Что? Почему?
   Стенбок. У него есть сестра. Вот не думал.
   Лейонхувуд. Есть у него и второе достоинство. Он чужд кумовства.
   Сванте Стуре. Еще немного – и вы приметесь расхваливать негодяя.
   Стенбок. По местам! Герцог здесь!
   Через мост слева скачут три всадника, потом еще три и еще три. Первые трое – дворяне в полном вооружении, затем герцог Юхан в ручных кандалах и с ним двое солдат, затем трое солдат верхом, за ними идут пешие, Стуре и дворяне бросают в воздух цветы и венки, Нильс вешает свой венок на дорожный столб.
   Сванте Стуре. Слава герцогу Финляндскому! Слава!
   Все. Слава! Слава! Слава!
   Герцог Юхан в знак благодарности поднимает руки. Процессия движется вправо, господа стоят и машут ей вслед. Затем раздается неистовый свист, за ним выстрел. Йоран Перссон и Нильс Юлленшерна выходят из глубины сцены, справа. Из рыбачьей хижины появляются солдаты.
   Нильс Юлленшерна (к Сванте Стуре и дворянам). Именем короля вы арестованы!
   Сванте Стуре. По какому праву?…
   Нильс Юлленшерна. Я облечен этим правом! Те, кто по-прежнему оказывает герцогские почести Юхану, лишенному герцогского достоинства постановлением риксдага, открыто становятся на сторону предателя. Делайте свое дело, солдаты!
   Солдаты хватают дворян.
   Сванте Стуре. И это говорит шведский дворянин?