Страница:
1. "... Белый июльский зной, небывалый за последние два
столетия, затопил город. Ходили марева над раскаленными
крышами, все окна в городе были распахнуты настеж, в жидкой
тени изнемогающих деревьев потели и плавились старухи на
скамеечках у подьездов.
Солнце перевалило через меридиан и впилось в
многострадальные книжные корешки, ударило в стекла полок, в
полированные дверцы шкафа, и горячие злобные зайчики задрожали
на обоях. Надвигалась послеполуденная маята - недалекий теперь
уже час, когда остервенелое солнце, мертво зависнув над
точечным двенадцатиэтажником напротив, просверливает всю
квартиру навылет.
Малянов закрыл окно - обе рамы - и наглухо задернул
тяжелую желтую штору. Потом, подсмыкнув трусы, прошлепал
босыми ногами на кухню и отворил балконную дверь. Было начало
третьего.
Скрипнув половицей появился откуда-то одуревший от жары
калям, глянул на малянова зелеными глазами, беззвучно разинул
и снова закрыл рот. Затем, подергивая хвостом, проследовал под
плиту, к своей тарелке. Ничего на этой тарелке не было, кроме
сохлых рыбьих костей.
- Жрать хочешь... - Сказал малянов с неудовольствием.
Калям сейчас же откликнулся в том смысле, что да, неплохо
бы наконец.
- Утром же тебе давали, - сказал малянов, опускаясь на
корточки перед холодильником. - Или нет, не давали... Это я
тебе вчера утром давал...
Он вытащил калямову кастрюлю и заглянул в нее - были там
какие-то волокна, немного желе и прилипший к стенке рыбий
плавник. А в холодильнике, можно сказать, и того не было.
Малянов заглянул в морозильник - там, в сугробах инея,
устроился на зимовку крошечный кусочек сала на блюдце. И все.
Калям мурлыкал и терся усами о голое колено. Малянов
захлопнул холодильник и поднялся.
- Ничего, ничего, - сказал он каляму. - Все равно сейчас
везде обеденный перерыв.
Можно было бы, конечно, пойти на московский, но там
всегда очереди, и тащиться туда далеко по жаре... Это надо же
- какой паршивый интеграл оказался! Ну, ладно... Пусть это
будет константа... От омеги не зависит. Ясно ведь, что не
зависит. Из самых общих соображений следует, что не должен
зависеть. Малянов представил себе этот шар и как
интегрирование идет по всей поверхности. Откуда-то вдруг
выплыла формула жуковского. Ни с того ни с сего. Малянов ее
выгнал, но она снова появилась. Конформное изображение
попробовать, - подумал он.
Опять задребезжал телефон, и тут выяснилось, что малянов,
оказывается, уже снова был в комнате. Он чертыхнулся, упал
боком на тахту и дотянулся до трубки.
- Да!
- Витя? - Спросил энергичный женский голос.
- Какой вам телефон нужен?
- Это "интурист"?
- Нет, это квартира...
Малянов бросил трубку и некоторое время полежал
неподвижно. Желтая штора светилась, и комната была наполнена
тяжелым желтым светом. Воздух был, как кисель. В бобкину
комнату надо перебираться, вот что. Баня ведь. Он поглядел на
свой стол, заваленный бумагами и книгами. Одного смирнова
владимира ивановича шесть томов... И вон еще сколько бумаги на
полу разбросано. Страшно подумать - перебираться. Постой, у
меня же какое-то просветление было... Ч-черт... С этим твоим
"интуристом", дура безрукая... Значит, я был на кухне, затем
меня принесло сюда... А! Конформное отображение! Дурацкая
идея. Вообще-то надо посмотреть...
Он кряхтя поднялся с тахты, и телефон сейчас же зазвонил
снова.
- Идиот, - сказал он аппарату и взял трубку. - Да!
- Это база? Кто говорит? Это база?
Малянов положил трубку и набрал номер ремонтной.
- Ремонтная? Я говорю с телефона девяносто три девять
восемь ноль семь... Слушайте, я вам вчера уже звонил один раз.
Невозможно же работать, все время попадают сюда...
- Какой у вас номер? - Прервал его злобный женский голос.
- Девяносто три девять-восемь ноль-семь. Мне все время
звонят то в "интурист", то в гараж, то...
- Положите трубку. Проверим.
- Пожалуйста... - Просительно сказал малянов уже в
короткие гудки.
Потом он прошлепал к столу, уселся и взял ручку. Та -
ак... Где же я все-таки видел этот интеграл? Стройный ведь
такой интеграшка, во все стороны симметричный... Где я его
видел? И даже не константа, а просто-напросто ноль! Ну,
хорошо. Оставим его в тылу. Не люблю я ничего оставлять в
тылу, неприятно это, как дырявый зуб...
Он принялся перебирать листки вчерашних расчетов, и у
него вдруг сладко замлело сердце. Все-таки здорово, ей богу...
Ай да малянов! Ай да молодец! Наконец-то, кажется, что-то у
тебя получилось. Причем это, брат, настоящее. Это, брат, тебе
не "фигура цапф большого пассажного инструмента", этого, брат,
до тебя никто не делал! Тьфу-тьфу, только бы не сглазить...
Интеграл этот... Да пусть он треснет, интеграл этот - дальше
поехали, дальше!
Раздался звонок. В дверь. Калям спрыгнул с тахты и,
задрав хвост, поскакал в прихожую. Малянов аккуратно положил
ручку.
- С цепи сорвались, честное слово, - произнес он.
Он открыл дверь. За дверью оказался плюгавый мужчина в
кургузом пиджачке неопределенного цвета, небритый и потный.
Слегка откинувшись всем корпусом назад, он держал перед собой
большую картонную коробку. Бурча нечленораздельное, он
двинулся прямо на малянова.
- Вы... Э... - Промямлил малянов, отступая.
Плюгавый был уже в прихожей - глянул направо в комнату и
решительно повернул налево в кухню, оставляя за собой на
линолеуме белые пыльные следы.
- Позвольте... Э... - Бормотал малянов, наступая ему на
пятки.
Мужчина уже поставил коробку на табурет и вытащил из
нагрудного кармана пачку каких-то квитанций.
- Вы из "жэка", что ли? - Малянову почему-то пришло в
голову, что это водопроводчик наконец явился - чинить кран в
ванной.
- Из гастронома, - сипло сказал мужчина и протянул две
квитанции, сколотые булавкой. - Распишитесь вот здесь...
- А что это? - Спросил малянов и тут же увидел, что это
бланки стола заказов. Коньяк - две бутылки, водка... -
Подождите, - сказал он. - По-моему, мы ничего...
Он увидел сумму. Он ужаснулся. Таких денег в квартире не
было. Да и вообще, с какой стати? Охваченное паникой
воображение мигом выстроило перед ним удручающую
последовательность всевозможных сложностей, вроде
необходимости оправдываться, отпираться, возмущаться,
призывать к здравому смыслу... Звонить, наверное, куда-нибудь
придется, может быть, даже ехать... Но тут на углу квитанции
он обнаружил фиолетовый штамп "оплачено" и сразу же - имя
заказчика: малянова и. Е. Ирка!.. Ни черта понять невозможно.
- Вот тут расписывайтесь, вот тут... - Бурчал плюгавый,
тыча траурным ногтем. - Вот где птичка стоит...
Малянов принял от него огрызок карандаша и расписался.
- Спасибо... - Сказал он, возвращая карандаш. - Большое
спасибо... - Обалдело повторял он, протискиваясь рядом с
плюгавым через узкую прихожую. Дать ему надо бы что-нибудь, да
мелочи нет... - Огромное вам спасибо, до свидания!.. - Крикнул
он в спину кургузому пиджачку, ожесточенно отпихивая ногой
каляма, который рвался полизать цементный пол на лестничной
площадке.
Потом малянов закрыл дверь и некоторое время постоял в
сумраке.
- Странно... - Сказал он вслух и вернулся на кухню.
Калям уже отирался возле коробки. Малянов поднял крышку и
увидел горлышки бутылок, пакеты, свертки, банки консервов. На
столе лежала копия квитанции. Так. Копирка, как водится,
подгуляла, но почерк разборчивый. Гм... Вроде, все правильно.
Заказчик: малянова и. Е. Ничего себе - привет! Он посмотрел на
сумму. Уму непостижимо. Он перевернул квитанцию. На обратной
стороне ничего интересного не было. Был там расплющенный и
присохший комар. Что это ирка - ошалела совсем, что ли? У нас
долгов пятьсот рублей... Подожди... Может быть, она что-нибудь
говорила перед отьездом? Он стал вспоминать день отьезда,
распахнутые чемоданы, кучи одежды, разбросанные повсюду,
полуодетая ирка орудует утюгом... Не забывай каляма кормить,
травку ему приноси, знаешь, такую острую... За квартиру не
забудь заплатить... Если шеф позвонит, дай ему мой адрес.
Вроде бы все. Что-то она еще говорила, но тут бобка прибежал
со своим пулеметом... Да! Белье надо в стирку отнести... Ни
фига не понимаю.
Малянов опасливо потянул из ящика бутылку. Коньяк. Рублей
пятнадцать, ей-богу! Да что же это такое - день рождения у
меня сегодня, что ли? Ирка уехала когда? Четверг, среда,
вторник... Он принялся загибать пальцы. Сегодня десятый день,
как она уехала. Значит, заказала заранее. Деньги опять у
кого-нибудь заняла и заказала. Сюрприз. Долгов, понимаете,
пятьсот рублей, а она - сюрприз!.. Ясно было только одно: в
магазин можно не ходить. Все остальное представлялось как бы в
тумане. День рождения? Нет. Годовщина свадьбы?? Вроде бы тоже
нет. Точно, нет. День рождения барбоса? Зимой... Он пересчитал
горлышки. Десять штук, как одна копейка. На кого же это она
рассчитывала? Мне столько и за год не выпить. Вечеровский тоже
почти не пьет, а вальку вайнгартена она не любит.
Калям ужасно заорал. Что-то он там учуял, в этой
коробке..."
2. "... Лосося в собственном соку и ломоть ветчины с
лежалой горбушей. Потом он принялся мыть посуду. Было
совершенно ясно, что при таком великолепии в холодильнике
грязь на кухне выглядит особенно неуместно. За это время
телефон звонил дважды, но малянов только челюсть выпячивал. Не
пойду, и все. Провались они все со своими гаражами и базами.
Сковородку тоже придется помыть, это неизбежно. Сковородка
теперь понадобится для более высоких целей, нежели какая-то
там яичница... Тут ведь все дело в чем? Если интеграл на самом
деле ноль, то в правой части остается только первая и вторая
производная... Физический смысл я здесь не совсем понимаю, но
все равно, здорово получаются эти пузыри. А что? Так и назову:
пузыри. Нет, наверное, лучше "полости". Полости малянова.
"М-полости". Гм...
Он расставил по полкам мытую посуду и заглянул в калямову
кастрюлю. Горячо еще слишком, пар идет. Бедный калямушка.
Придется ему потерпеть. Придется калямушке еще немножко
пострадать, пока остынет...
Он вытирал руки, когда его вдруг снова осенило, совсем
как вчера. И так же, как вчера, он сначала не поверил.
- Подожди-ка, подожди... - Лихорадочно бормотал он, а
ноги уже несли его по коридорчику, по проходному, липнущему к
пяткам линолеуму, в густой желтый жар, к столу, к авторучке...
Черт, где она? Чернила кончились. Карандаш здесь где-то
валялся... И в то же время вторым, а вернее первым, основным
планом: функция гартвига... И всей правой части как не
бывало... Полости получаются осесимметричные... А
интегральчик-то не ноль! То есть он до такой степени не ноль,
мой интегральчик, что величина вовсе существенно
положительная... Но картина, ах какая картина получается! Как
это я сразу не допер? Ничего, малянов, ничего, браток, не один
ты не допер. Академик вон тоже не допер... В желтом, слегка
искривленном пространстве медленно поворачивались гигантскими
пузырями осесимметричные полости, материя обтекала их,
пыталась проникнуть внутрь, но не могла, на границе материя
сжималась до неимоверных плотностей, и пузыри начинали
светиться. Бог знает что там начиналось... Ничего, и это
выясним... С волокнистой структурой разберемся - раз. С дугами
рагозинского - два! А потом - планетарные туманности. Вы,
голубчики мои, что себе думали? Что это расширяющиеся
сброшенные оболочки? Вот вам - оболочки! В точности наоборот!
Снова задребезжал проклятый телефон. Малянов зарычал от
ненависти, не переставая писать. Выключить его к чертям сейчас
же. Там есть такой рычажок... Он бросился на тахту и сорвал
трубку.
- Да!
- Митька?
- Да... Это кто?
- Не узнаешь, собака? - Это был вайнгартен.
- А, валька... Чего тебе?
Вайнгартен помедлил.
- Ты почему к телефону не подходишь? - Спросил он.
- Работаю, - сказал малянов злобно. Он был очень
неприветлив. Хотелось вернуться к столу и досмотреть картину с
пузырями.
- Работаешь... - Вайнгартен засопел. - Нетленку, значит,
лепишь...
- Ты что, зайти хотел?
- Зайти? Да нет, не то чтобы зайти...
Малянов окончательно разозлился.
- Так что тебе надо?
- Слушай, отец... А чем ты сейчас занимаешься?
- Работаю! Сказано тебе!
- Да нет... Я хотел спросить: над чем ты работаешь?
Малянов обалдел. Он знал вальку вайнгартена двадцать пять
лет, и сроду вайнгартен никакой маляновской работой не
интересовался, сроду вайнгартена интересовал только сам
вайнгартен лично, а также еще два таинственных предмета его
интересовали: двугривенный 1934 года и так называемый
"консульский полтинник", который, собственно, и полтинником-то
не был, а был какой-то там особенной почтовой маркой... Делать
гаду нечего, решил малянов. Трепло... Или ему крыша
понадобилась, что он так мнется? И тут он вспомнил аверченко.
- Над чем я работаю? - Переспросил он со злорадством. -
Изволь, могу рассказать во всех подробностях. Тебе, как
биологу это будет страшно интересно. Вчера утром я наконец
слез с мертвой точки. Оказывается, при самых общих
предположениях относительно потенциальной функции, мои
уравнения движения имеют еще один интеграл, кроме интеграла
энергии и интегралов моментов. Получается что-то вроде
обобщения ограниченной задачи трех тел. Если уравнения
движения записать в векторной форме и применить преобразования
гартвига, то интегрирование по всему обьему проводится до
конца, и вся проблема сводится к интегро-дифференциальным
уравнениям типа колмогорова-феллера...
К его огромному изумлению, вайнгартен не перебивал. На
секунду малянову даже показалось, что их разьединили.
- Ты меня слушаешь? - Спросил он.
- Да-да, слушаю очень внимательно.
- Может быть, ты даже меня понимаешь?
- Секу помаленьку, - бодро сказал вайнгартен, и тут
малянов в первый раз подумал, какой у него странный голос. Он
даже испугался.
- Валька, случилось что-нибудь?
- Где? - Спросил вайнгартен, помедлив опять.
- Где... У тебя, естественно! Я же слышу, что ты
какой-то... Тебе что, разговаривать неудобно?
- Да нет, отец. Все это чепуха. Ладно. Жара замучила. Про
двух петухов знаешь анекдот?
- Нет. Ну?
Вайнгартен рассказал анекдот про двух петухов - очень
глупый, но довольно смешной, какой-то совсем не
вайнгартеновский анекдот. Малянов, конечно, слушал и, когда
пришло на то время, захихикал, но неясное ощущение, что у
вайнгартена не все ладно, от этого анекдота у него только
усилилось. Опять, наверное, со светкой поцапался, подумал он
неуверенно. Опять ему эпителий попортили. И тут вайнгартен
спросил:
- слушай, митька... Снеговой - такая фамилия тебе ничего
не говорит?
- Снеговой? Арнольд палыч? Ну, сосед у меня есть,
напротив живет, через площадку... А что?
Вайнгартен некоторое время молчал. Даже сопеть перестал.
Слышно было в трубке только негромкое бряканье, - наверное,
подбрасывал он в горсти свои коллекционные двугривенные. Потом
он сказал:
- а чем он занимается, твой снеговой?
- Физик, по-моему. В каком-то ящике работает. Шибко
секретный. А ты откуда его знаешь?
- Да я его не знаю, - с непонятной досадой сказал
вайнгартен, и тут раздался звонок в дверь.
- Нет, явно сорвались с цепи! - Сказал малянов. -
Подожди, валька. В дверь наяривают...
Вайнгартен что-то сказал или даже, кажется, крикнул, но
малянов уже бросил трубку на тахту и выскочил в прихожую.
Калям, конечно, опять запутался у него в ногах, и он чуть не
грохнулся.
Открывая дверь, он сейчас же отступил на шаг. На пороге
стояла молодая женщина в белом мини-сарафане, очень загорелая,
с выгоревшими на солнце короткими волосами. Красивая.
Незнакомая. (Малянов сразу ощутил, что он в одних трусах и
брюхо у него потное. ) У ног ее стоял чемодан, через левую
руку был перекинут пыльник.
- Дмитрий андреевич? - Спросила она стесненно.
- Д-да... - Проговорил малянов. Родственница? Троюродная
зина из омска?
- Вы меня простите, дмитрий алексеевич... Наверное, я
некстати... Вот. - Она протянула конверт. Малянов молча взял
этот конверт и вытащил из него листок бумаги. Страшные чувства
против всех родственников на свете и особенно против этой
троюродной зины... Или зои?.. Угрюмо клокотали у него в душе.
Впрочем это оказалась не троюродная зина. Ирка крупными
буквами, явно второпях, писала вкривь и вкось: "димкин! Это
лидка пономарева, моя любимая школьная подруга. Я тебе про нее
расск. Прими ее хорошенько, она ненадолг. Не хами. У нас все
хор. Она расск. Целую, и."
Малянов издал протяжный, неслышный миру вопль, закрыл и
снова открыл глаза. Однако губы его уже автоматически
складывались в приветливую улыбку.
- Очень приятно... - Заявил он дружески-развязным тоном.
- Заходите, лида, прошу... Извините меня за мой вид. Жара!
Все-таки, видно, не все было в порядке с его радушием,
потому что на лице красивой лиды вдруг появилось выражение
растерянности, и она почему-то оглянулась на пустую, залитую
солнцем лестничную площадку, словно вдруг усомнилась, туда ли
она попала.
- Позвольте, я вам чемодан... - Поспешно сказал малянов.
- Заходите, заходите, не стесняйтесь... Пыльник вешайте
сюда... Здесь у нас большая комната, я там работаю, а здесь -
бобкина... Она и будет ваша... Вы, наверное, душ захотите
принять?
Тут с тахты донеслось до него гнусавое кваканье.
- Пардон! - Воскликнул он. - Вы располагайтесь,
располагайтесь, я сейчас...
Он схватил трубку и услышал, как вайнгартен монотонно, не
своим каким-то голосом повторяет:
- митька... Митька... Отвечай, митька...
- Але! - Заорал малянов. - Валька, слушай...
- Митька! - Заорал вайнгартен. - Это ты?
Малянов даже испугался.
- Чего ты орешь? Тут ко мне приехали, извини. Я тебе
потом позвоню.
- Кто? Кто приехал? - Страшным голосом спросил
вайнгартен.
Малянов ощутил какой-то холодок по всему телу. С ума
сошел валька. Ну, и денек...
- Валька, - сказал он очень спокойно. - Что с тобой
сегодня? Ну, женщина одна приехала... Иркина подруга...
- С-сукин сын! - Сказал вдруг вайнгартен и повесил
трубку..."
3. "... А она сменила свой мини-сарафан на мини-юбочку и
мини-кофточку. О "полостях малянова" он больше не вспоминал.
Впрочем, все было очень прилично, как в лучших домах.
Сидели, трепались, пили чаек. Он был уже димочкой, а она у
него уже стала лидочкой. После третьего стакана димочка
рассказал анекдот о двух петухах - просто к слову пришлось, -
и лидочка очень хохотала и махала на димочку голой рукой. Он
вспомнил (петухи напомнили), что надо бы позвонить
вайнгартену, но звонить не пошел, а вместо этого сказал
лидочке:
- хотите еще стаканчик?
Лидочка не ответила, и он обернулся. Она смотрела на него
широко открытыми светлыми глазами, и на блестящем от загара
лице ее было совершенно неуместное выражение - не то
растерянности, не то испуга, - у нее даже рот приоткрылся.
- Налить? - Неуверенно спросил малянов, качнув чайником.
Лидочка встрепенулась, часто-часто замигала и провела
пальцами по лбу.
- Что?
- Я говорю - чайку налить вам еще?
- Да нет, спасибо... - Она засмеялась как ни в чем не
бывало. - А то я лопну. Надо фигуру беречь.
- О да! - Сказал малянов с повышенной галантностью. -
Такую фигуру, несомненно, надо беречь. Может быть, ее стоит
даже застраховать...
Она мельком улыбнулась и, повернув голову, через плечо
посмотрела во двор. Шея у нее была длинная, гладкая, разве что
несколько худая. У малянова создалось еще одно впечатление, а
именно, что эта шея создана для поцелуев. Равно как и ее
плечи. Цирцея, подумал он. И сразу же добавил: впрочем, я
люблю свою ирку и никогда в жизни ей не изменю...
- Вот странно, - сказала она. - У меня такое ощущение,
будто я все это уже когда-то видела: эту кухню, этот двор...
Только во дворе было большое дерево... У вас так бывает?
- Конечно, - сказал малянов с готовностью. - По-моему,
это у всех бывает. Я где-то читал, это называется "ложная
память"...
- Да, наверное, - проговорила она с сомнением.
Малянов, стараясь не слишком шуметь, осторожно
прихлебывал горячий чай. В легкой трепотне явно возник
какой-то перебой. Словно заело что-то.
Они оба замолчали, да так, что у малянова даже пальцы на
ногах поджались от неловкости. Это было то самое
отвратительное состояние, когда не знаешь, куда глаза девать,
а в голове, как камни в бочке, с грохотом пересыпаются
абсолютно неподходящие и бездарные начала новых разговоров.
И малянов осведомился невыносимо фальшивым голосом:
- ну, а какие же у вас, лидочка, планы в нашем
замечательном городе?
Она не ответила. Она молча уставилась на него круглыми,
словно бы от крайнего изумления глазами. Потом отвела взгляд,
сморщила лоб. Закусила губу. Малянов всегда считал себя
скверным психологом и в чувствах окружающих, как правило,
ничегошеньки не понимал. Но тут он с совершенной ясностью
понял, что его незамысловатый вопрос оказался прекрасной
лидочке решительно не под силу.
- Планы?.. - Пробормотала она наконец. - Н-ну...
Конечно... А как же... - Она вдруг словно бы вспомнила. - Ну,
эрмитаж, конечно... Импрессионисты... Невский... И вообще, я
белых ночей никогда не видела...
- Малый туристский набор, - сказал малянов торопливо,
чтобы ей помочь. Не мог он видеть, когда человеку приходится
врать. - Давайте я вам все-таки чайку налью... - Предложил он.
И снова она засмеялась как ни в чем не бывало.
- Димочка, - сказала она, очень мило надувши губки. - Ну
что вы ко мне пристаете с этим вашим чайком? Если хотите
знать, я этого вашего чая вообще никогда не пью... А тут еще в
такую жару!
- Кофе? - Предложил малянов с готовностью..."
4. "... Потом он налил еще по фужеру. Возникло
предложение выпить на "ты". Без поцелуев. Какие могут быть
поцелуи между интеллигентными людьми? Здесь главное - духовная
общность. Выпили на "ты" и поговорили о духовной общности, о
новых методах родовспоможения, а также о различии между
мужеством, смелостью и отвагой. Рислинг кончился, малянов
выставил пустую бутылку на балкон и сходил в бар за каберне.
Каберне было решено пить из иркиных любимых бокалов дымчатого
стекла, которые они предварительно набили льдом. Под разговор
о женственности, возникшей из разговора о мужестве, ледяное
красное вино шло особенно хорошо. Интересно, какие ослы
установили, будто красное вино не следует охлаждать? Они
обсудили этот вопрос. Не правда ли, ледяное красное особенно
хорошо? Да, это несомненно так. Между прочим, женщины, пьющие
ледяное красное, как-то особенно хорошеют. Они становятся
где-то похожи на ведьм. Где именно? Где-то. Прекрасное слово -
"где-то"... Вы где-то свинья. Обожаю этот оборот. Кстати, о
ведьмах... Что такое по-твоему брак? Настоящий брак.
Интеллигентный брак. Это - договор. Малянов снова наполнил
бокалы и развил эту мысль. В том аспекте, что муж и жена в
первую очередь друзья, для которых главное - дружба.
Искренность и дружба. Брак - это дружба. Договор о дружбе,
понимаешь?.. Ты знаешь мою ирку...
В дверь позвонили.
- Это еще кого бог несет? - Удивился малянов, поглядев на
часы. - По-моему, у нас все дома.
Было без малого десять. Повторяя: "у нас, знаете ли, все
дома...", Он пошел открывать и в прихожей, конечно, наступил
на каляма. Калям вякнул.
- А-а, провались ты, сатана!.. - Сказал ему малянов и
открыл дверь.
Оказалось, что это сосед пожаловал, снеговой арнольд
палыч.
- Не поздно? - Прогудел он из-под потолка. Огромный
мужик, как гора. Седовласый шат.
- Арнольд палыч! - Сказал ему малянов с подьемом. - Какое
может быть "поздно" между друзьями? Пр-рашу!
Снеговой заколебался было, видя этот подьем, но малянов
схватил его за рукав и втащил в прихожую.
- Очень, очень кстати... - Говорил он, таща снегового на
буксире. - Познакомитесь с прекрасной женщиной!.. - Обещал он,
заворачивая снегового в кухню. - Лидочка, это арнольд палыч! -
Обьявил он. - Сейчас я еще один бокал... И бутылочку...
Перед глазами у него, надо сказать, уже немножко плыло. И
если честно, то даже не немножко, а основательно. Пить ему
больше не следовало, он себя знал. Но очень хотелось, чтобы
все было хорошо, дружно, чтобы все всем нравилось. Пусть они
друг другу понравятся, растроганно думал он, покачиваясь перед
открытым баром и таращась в желтоватые сумерки. Ему все равно,
он холостяк. А у меня ирка!.. Он погрозил пальцем в
пространство и полез в бар.
Слава богу, он ничего не разбил. Но когда он приволок
бутылку "бычьей крови" и чистый бокал, обстановка на кухне ему
не понравилась. Оба молчали и курили, не глядя друг на друга.
И почему-то лица их показались малянову зловещими:
зловеще-красивое, яркое лицо лидочки и зловеще-жесткое,
лишайчатое от старых ожогов лицо снегового.
- Что смолкнул веселия глас? - Бодро вопросил малянов. -
Все на свете - вздор! Есть только одна роскошь на свете -
роскошь человеческого общения! Не помню, кто это сказал... -
Он откупорил бутылку. - Давайте пользоваться этой общностью...
Э... Роскошью...
Вино полилось рекой, в том числе и на стол. Снеговой
подскочил, спасая белые брюки. Все-таки он был ненормально
огромен. В наше малогабаритное время не должно быть таких
людей. Рассуждая об этом, малянов кое-как вытер стол, и
снеговой снова опустился на табурет. Табурет хрустнул.
Пока вся роскошь человеческого общения выражалась в
нечленораздельных возгласах. О, эта проклятая интеллигентская
стеснительность! Не могут два прекрасных человека, сразу же,
немедленно раскрыться друг перед другом, принять друг друга в
свои души, стать друзьями с первого взгляда. Малянов встал и,